Здесь царил тихий оазис тишины, все располагалось в другой части парка. Там суета, смех, восторженный визг и плачь малышни, которых невозможно увести от аттракционов. Эта часть парка больше походила на маленькую березовую рощу с аккуратными аллеями и чистыми небольшими скамейками. Теплое начало осени, легко убаюкивало мам, терпеливо покачивающих коляски.
Николай присел на свободную скамейку, напротив молодой пары. Они вполголоса поругивались. До него донеслась перебранка.
- Какого, хрена?
- А, почему я должна делать, как ты хочешь?
- Но, я прав!
- Ты у нас всегда прав!
- Возьми в свою тупую голову, если сама не соображаешь!
- Сам ты тупой!
Судя по всему, дело шло к скандалу.
-Вы не возражаете?
Внимание Николая отвлек необычного вида старик. Он неожиданно появился рядом с ним, словно проявился из воздуха. Узкий взгляд пронзительно угольных глаз, почему-то насторожил. Старик напоминал старого ворона. Худощавое лицо с бакенбардами, подчеркнуто глубокими морщинами. Черные длинные волосы, редко пробитые сединой, немного всколочены, одет во что-то старинное, типа сюртука. Вдобавок немного сутулился, прижимая одной рукой футляр со скрипкой.
Николай так растерялся, что не сразу ответил.
- Да, да. Конечно.
Старик сначала бережно положил скрипку, потом присел сам. Внимательно осмотрелся вокруг. Он явно здесь был впервые. Глаза не просто смотрели, они старались проникнуть во все. Впиваясь во что-то, они осмысливали это и перемещались на другое. Кроме настороженности старик вызывал острое любопытство. Он не походил на тех стариков, что днями сидят в парке, играя в шашки или шахматы. Он какой-то другой.
Молодые продолжали бурчать. Старик задумчиво остановил на них свой взгляд. Стал прислушиваться и впитывать в себя эту перебранку, даже склонил голову набок. Ладонь, лежащая на футляре, ожила нервными подергиваниями пальцев.
Николай не выдержал.
- Вы музыкант?
Он повернул голову, ответ прозвучал, автоматически, не задумываясь.
- Никколо. Ах, да... Музыкант...
Николая обескуражил взгляд, на него смотрели, но не видели. Снаружи была оболочка в виде глаз, взгляд был где-то внутри. Наверное, опавшему листу на дороге, уделялось больше внимания, чем ему.
У Николая все же бесконтрольно вырвалось.
- Паганини?
Старик неожиданно дернулся всем телом, настороженно спросил.
-Вы знаете его?
Николай смутился.
- Извините. Мы тезки, я Николай.
Старик, что-то мучительно соображал. Стало неудобно.
- Простите. Вас зовут Никколо... Скрипка...
Он перебил.
- Похож?
Николай пожал плечами.
- Просто в голову пришло.
- Вам нравится, когда звучит скрипка?
- К своему стыду, ни разу за всю жизнь не был на концерте хорошего скрипача.
Старик опустил голову.
- Хорошим музыкантом трудно стать.
Его взгляд пробежал по скрипке.
- Она не любит никого, кроме себя. Скрипке надо отдать всю жизнь, она выпьет душу, даст бессмертие, но от себя не отпустит. Она заберет все и станет смыслом существования. Когда человек живет ради нее, а не она, только тогда он ее поймет. Когда увидит преданность и поклонение, она понемногу начнет раскрывать свои тайны. Начнет это делать не спеша, захватывая и уводя в свои глубины. Потом вы начинаете осознавать, что не можете без нее жить, понимая все больше, проникая глубже. Никакой жизни не хватит, чтобы постичь полностью все, что она умеет. Видите ветку дерева? Ветвей много и у каждой ветви отростков много. Можно всю жизнь постигать одну только ветвь и не постичь, так много тайн она в себе хранит.
Старик замолк, глядя на дерево.
Николай попробовал возразить.
- Но ведь Паганини понял ее?
Старик усмехнулся.
- Что вы знаете о Паганини? Он отдал всю жизнь скрипке, но до сих пор ей удивляется.
- Как до сих пор?
- Вот так... До сих пор... Говорите, ни разу не были на концерте скрипача?
Он открыл футляр и бережно вынул скрипку. Николай сразу увидел, если что-то дорого этому человеку, так это то, что он сейчас держит в руках. С какой любовью он держал скрипку!
Старик осмотрелся вокруг и начал играть.
Это была не игра, другое. Скрипка издавала звуки, которые были вокруг. Музыки не было, просто что-то непонятное. Легко угадывался шелест листвы, полет бабочки, шум шагов по асфальту. Было до того невероятно! Музыка должна быть другой! Но это тоже была музыка!
Шаги еле слышны, но они выделялись на общем фоне, как бы показывая, человек идет. Мало того понятно было какой человек идет и как идет! Молодые ругались в скрипке! Николай машинально посмотрел на них. Пара уставившись на скрипача, раскрыв рты, слушала самих себя. Растерянно переглянулись. Скрипка делала то, для чего не предназначалась! Она становилась частью окружающего, по-своему копируя и вливаясь в него. Плач ребенка и тихий ласковый голос успокаивающей мамы. Все просто и понятно. Передавалась окружающая жизнь и настолько хорошо, что невольно становилось ближе и понятней. Настал момент, когда ее единение с окружающим достигло того, что она просто по-своему усиливала то, что происходило вокруг.
Казалось она сама осознала и, достигнув своей цели, пошла к новой. Она начала подчинять себе это. Теперь она не копировала шаги, она заставляла этого человека идти медленнее или быстрее. Плач ребенка не просто замолкал. Скрипка, тихий мамин голос делала объемным, он убирал слезы и ласково убаюкивал, мягко успокаивая. Она учила маму, как это делать!
В шелесте листьев появились новые звуки, они рассказывали о них все. Это уже был не просто шелест. Ранней весной родилась сама жизнь и потянулась к солнцу, недосягаемому, но такому манящему. Это настолько сильно, что только корни удерживают. Они сильные и мудрые, знают, что оторвавшись, листья погибнут.
Мелодия перекинулась на молодую пару. Напомнив, как они ссорились, бросила в другой мир. Она показала, насколько мелки их обиды и два уже чуть ли не ставших отдельными человека, стала соединять в одного. Она своей силой объединяла их! Подозвала к себе, чтобы одной мелодией напитать оба тела, сотворить неразрывными, как две половинки одного целого. Молодая пара встала и приблизилась к скрипачу.
Понемногу вокруг стали собираться люди. Скрипка охватывала зону звука и притягивала, звала к себе. Люди невольно шли на ее зов. Николай, не отрываясь, смотрел на скрипача. Он весь был покорен скрипке. Не он ей владел, она. Он стал инструментом в ее руках, а не она. Бледный, взлохмаченный, полностью отдавался ей, закрыв глаза.
Потом произошло то, что передать словами невозможно. Скрипка стала уходить вдаль, преклоняясь перед своим богом - Музыкой. Она и музыкант, только мелкие детали, чего-то большого и величественного. Неважно, какой инструмент, и какой музыкант. Важно, чтобы они вместе могли донести мелодию Музыки. Все, что было до этого, ступени к закрытой двери.
И вот она медленно начинает открываться. За дверью мир Музыки. Даже с порога видна ее бесконечная глубина, окунувшись в нее выплыть невозможно и немыслимо. Ступивший за дверь, сливается с музыкой и в дальнейшем без нее не сможет существовать. В ответ она дарит ему себя.
Скрипка открыла дверь в этот мир и, обняв всех, окунула в него. Обступившие старого скрипача взрослые люди, наслаждаясь, купались в нем, как маленькие дети. Каждый находил в нем то, что искал и не находил в жизни. Сказку наяву. Сказку уносящую далеко. Может в детство, может в неведомый удивительный мир.
Люди рядом со скрипачом, становились сами собой! Они не играли и не лукавили! Они не стыдились своих слез! Они искренне улыбались. Они почувствовали себя такими, какие они и в самом деле есть. Скрипач сорвал с них то, чем они укрылись от жизни, он обнажил и разрешил чувствам, выйти и никого не бояться! Он заставил людей, стать людьми. Музыка не любит фальши.
Потом произошло совсем невероятное. Музыка стала восприниматься не слухом, не разумом, даже не чувствами. Она просто стала жить в теле. Это было настолько необычно. Николай понял, что она в нем, в теле, как еще одно составляющее человека! Она изнутри входила в сознание и расширяла понятие о себе! Звуки начинали окрашиваться в цвета, тона и становиться то легче, то тяжелее. Оказывается музыка, это жизнь другого мира! Это не звуки, это живое.
Он мог поклясться, что видит голубое, невероятно глубокое и бесконечное небо. Голубизна медленно светлеет, переходит в свежесть воды. Бескрайние воды океана опускают в себя в неимоверную глубину. Таинственное и мрачное, тревожное и давящее. Страх закрадывается в душу. Но вот заблестело вверху и, устремившись к нему, молишь только об одном, успеть! Глоток воздуха и счастье, что мир наполнен солнцем и воздухом!
Неожиданно она притихла, словно прислушиваясь. Повторила звук, услышанный ей, откуда-то издалека. Он походил на призыв. Последние ласковые аккорды, прозвучали прощальным извинением.
Старик опустил скрипку, бережно положил ее в футляр. Прижал его к себе и, опустив глаза, ссутулившись, медленно пошел по аллее. Все смотрели вслед уходящему одинокому старику. Люди молчали.