Аннотация: Можно рассказать жизнь за две минуты. А иногда можно всю жизнь говорить об одном миге.
В середине дня он зашел в кафе. Людей там практически не было и он занял столик у окна. Ему явно было скучно - то он теребил край салфетки, лежащей перед ним, то доставал мобильный телефон и тут же клал его обратно. Его взгляд метался по полупустому кафе. И остановился на девушке, сидящей у стены. Она сидела, отвернувшись к стене, и пила кофе. Она была интересна -относительно строгий костюм довольно резко контрастировал с волосами, завязанными в два хвостика. Девушка достала из строгой сумочки простой карандаш и пододвинула к себе салфетку. Скупыми, четкими движениями она начала что-то набрасывать на бумаге. Не рисуя, не выводя каракули от скуки, а именно деловито набрасывать. Она сменила позу, сев к стене в пол оборота, так что стало видно ее бесстрастное лицо. Но едва карандаш заходил по бумаге, на лице стали оживать эмоции. Она даже едва улыбнулась уголком губ. Потом на место первой, отодвинутой в сторону, легла вторая салфетка. Когда карандаш начал бег по бумаге, на лицо вновь вернулись эмоции. Немного менее ярко выраженные, чем при рисовании ранее. Мелькали и улыбка, и грусть. Карандаш сделал последний штрих и разрисованная салфетка легла поверх первой. Та же судьба постигла и третью - лихорадочное рисование, калейдоскоп эмоций и откладывание в сторону. Парень со все возрастающим интересом смотрел на незнакомку. А ее карандаш замер над четвертой салфеткой, а брови слегка нахмурились, выдавая замешательство. Интерес парня теперь зашкаливал. Он прошел к барной стойке, сказал пару слов бармену. Тот приготовил две большие чашки черного кофе. Парень взял их и направился прямиком к девушке.
- Мне показалось, что тебе нравится черный кофе, - фраза, да и сама ситуация выглядели довольно глупо, но девушка лишь смерила его взглядом, в котором не было ни презрения ни насмешки и ответила:
- Ты угадал, - парень присел рядом.
- Рисуешь? - ничего более умного на ум не приходило.
- Изображаю, - поправила девушка сухим тоном. Но это был не тон 'Проваливай, не твое дело'. Просто лишенный эмоций. Констатация факта.
- А что это? - спросил он, взглядом он указал на салфетки.
- История, - ответила девушка, не вложив в голос ни капли эмоций.
- Сочиняешь?
- Рассказываю, - вновь исправила его девушка.
- О чем она? - ему нужно было как-то оживить ее. Потому как живым ее голос можно было бы назвать с огромным трудом. Она придвинула к себе первую салфетку.
- О девочке, - начала она. И в ее голосе впервые проскользнули теплые нотки. Он взглянул на салфетку - там была карикатурно нарисована маленькая девочка с двумя смешными хвостиками. Она улыбалась. И под негромкий голосок рассказчицы картинка ожила. Девочка весело прищурилась на нарисованное солнце. Попрыгала через скакалку.
- Девочка любила рисовать, - девочка на картинке, высунув от напряжения язык, что-то увлеченно рисовала кисточкой.
- Но родители были строгими. Они все для нее уже спланировали, - к девочке подошла схематическая, безликая фигура. Она отобрала кисточку, вручив вместо нее линейку и карандаш. И нарисованная улыбка девочки превратилась в прямую линию. Девочка взяла в руки карандаш, линейку и принялась чертить на бумаге. А рисунки унесло нарисованным ветром... - Там не было места неточностям. Рисункам. Только чертежи.
Голос девушки утратил свою теплую нотку, которая закралась вначале. Теперь вместо нее была легкая грусть. Едва заметная. А глаза - бесстрастны. Первая салфетка отодвинулась в сторону. А он вздрогнул, выйдя из какого-то транса, в который ввел его голос девушки и магия ее рисунка. На первой салфетке девочка с двумя хвостиками улыбалась нарисованному солнцу. Но взгляд впился во второй рисунок и голос девушки вновь отправил его в полет ее истории.
- Девочка выросла, - уже не девочка, девушка с двумя косичками и прямой линией на месте улыбки сидела за столом. Она что-то писала. Печатала. Чертила. Говорила с безликими личностями. - Превратилась в молодую девушку. Она была послушна - родители радовались. И она... наверное... тоже радовалась. И жила. И любила, - рядом с девушкой появился рисунок парня. Она держала его руку. И улыбка снова вернулась на ее лицо. Они ходили, держась за руки. Целовались. - Он тоже любил. Наверное. Но ушел, со временем, - фигура парня исчезла с бумаги. А улыбка девушки вновь превратилась в прямую линию. Только с обоих концов скрепленную жирными точками.
Когда следующая салфетка заняла свое место перед рассказчицей, он даже не заметил.
- И девушка начала умирать. У нее исчезли друзья, - на картинках люди, смутно виднеющиеся на фоне стоящей девушки, принялись таять. Они исчезали, один за одним, а она озиралась. И вскоре осталась одна. Она не плакала. Но и не смеялась. Она принялась умирать. Она осталась одна.
Третья салфетка легла в сторону. И взгляд снова уперся в четвертую. Пустую салфетку.
- И теперь девушка осталась на пустом листе, - его голос прозвучал немного хрипловато - у него пересохло в горле. - Она не может нарисовать сама себя. Она разучилась рисовать сама. Она может только изображать.
Она слегка удивленно приподняла брови, после чего несмело протянула карандаш ему, глядя с надеждой.
Он взял карандаш.
- Девочка умирает. Она одна. Умирают всегда в одиночестве. Чтобы что-то родилось, нужны как минимум двое, - теперь ее взгляд зачарованно наблюдал за его уверенными движениями. Он нарисовал девушку. С двумя хвостиками. Девушка улыбалась. А потом он протянул карандаш ей. Она несмело взяла его. Не крепким, твердым хватом чертежника. А легким, плавным движением художника, берущего в руки кисть. Потом посмотрела на него. И на ее лице появилась улыбка. А потом она несколькими небрежными штрихами нанесла рисунок на салфетку.
Когда за ними закрылась дверь, официант недоуменно посмотрел на изрисованную салфетку. На ней нарисованные парень и девушка держались за руки. И улыбались. А над ними светило нарисованное солнце...