Аннотация: АИ. Не один день, но течение рассказа укладывается в сутки.
26 июня 1941 года, в 15:30, разведкой Люфтваффе на 50-м км автодороги Белосток-Волковыск обнаружена колонна из техники всех родов войск. Колонна подверглась частым атакам пикирующих бомбардировщиков.
1-й батальон 23 мсп ОВ НКВД (командир м-р Бочаров), имея в составе 2 танка, отходил из Белостока на Соколку/Красняны для соединения с батальоном ГУАС НКВД в районе строящегося аэродрома #400. На автодороге Белосток-Гродно действовала вражеская авиация. В Чарна- Белостоцка комбат принял решение свернуть с шоссе вправо, на лесную дорогу, проходящую по Книшенской пуще. В связи с тяжелыми дорожными условиями, вышел из строя и оставлен экипажем танк БТ-7.
"Обнаруженные в лесах неповрежденные танки без экипажей позволяют сделать вывод о том, что экипажи ожидают в надежных укрытиях момента для нападения." (другого объяснения наличию неповрежденных танков, брошенных экипажами, в штабе группы армий Центр не нашли).
26-27 июня 1941 года, по шоссе Белосток-Соколка двинулись части 23 пд Вермахта. Авиаразведкой было сообщено, что низководный деревянный мост ч/р Соколда, метрах в 300-х не доезжая дер.Страж, подожжен отступающими частями РККА. Разведке передового дозора удалось потушить пожар, однако для прохода техники мост стал ограниченно пригоден. Так как р.Соколда при ширине 15-20м, и небольшой глубине имеет обрывистые и местами заболоченные берега, для наведения переправы направлена моторизованная колонна мостоукладчиков саперного батальона.
27 июня 1941 года, в 09:30, передовой дозор 23-ей дивизии подошел к мосту. В то же время, саперы, обходящие сильно загруженное шоссе по лесной дороге (немцы еще были непуганые), наткнулись в лесу, в 2,5 км южнее шоссе, на танковую засаду противника.
- Попаданцы, блинннн! Попадосы... - под ногами хрустели веточки, подошвы оскальзывались на хвое, - Спасибо, под соснами хоть комаров нету.
Битый день я блуждаю в лесу. Есть хочется конкретно. Держу приблизительно на север, иду только на вере - когда-то уж этот бурелом должен закончиться.
Не, ну елы-палы, все попаданцы, как попаданцы! А я? В диком лесу - в трикотажных шортах, безрукавке с надписью "Геленджик" и силиконовых тапках! А как же - я и попал-то в это... ну не знаю... измерение, что ли?... Шел же ж на пляж... Красоты кругом, флора южная. Архитектура курортная, отреставрированная... в подавляющем большинстве. Вдруг, тетка какая-то визжит: "Ой! Балкон!". И ка-а-а-ак!... В общем, очнулся я в лесу. В руке бутылка минералки. В шортах - зажигалка. Ночевать на земле в шестьдесят с лишком - не айс: днем жарища, зато ночью обещает быть колотун. Хотя я и выгляжу чуть больше полтинника, но веткам и хвое этого не объяснишь. Тем более - все время погромыхивает в отдалении. Только грозы мне до полного счастья не хватало!
Блин, ну сколько же можно версты мерять? Я уже и через ручьи переправлялся, и в болоте разок увяз! Комары на болоте жрут так, что впору повеситься! Зажигалка отказала... кремень, что-ли... Без огня, как троглодит! Люди!!! Где я?!
Танк я увидел ближе к вечеру. Похоже, БТ-7.
Увидел просветы, поплелся на опушку. Я уже малость отупел от усталости, опух от комаров, и единственное, о чем мечтал, чтобы за лесом оказался какой-нибудь огород или поле с чем-нибудь съедобным. Но на опушке была дорога. А на дороге стоял танк. Сначала, еще из лесу, я принял его за внедорожник. И обрадовался - может до дому довезут. Но машина перекосилась на дороге, и частично съехала в заросший травой кювет. Уже вылезая на дорогу из кустов, я понял, что внедорожник - танк, что кочковатый проселок не тянет даже на подъезд к селу Слабодрищеву, а кювет - вовсе даже и неглубокий ложок с песчанистыми откосами и родничком, весело журчащим по каменистому дну. А еще я понял, что попал знатно...
Ладно, догадки - на потом. Я спрыгнул на дно ложка и принялся хлебать попахивающую тиной воду. Последний раз удалось попить еще до обеда. И вместо обеда. Отвернул пробку и подставил под струйку опустевшую бутылку из-под минералки. Раздался выстрел, упала тьма.
Глаза открывать не хочется. Башка изрядно болит, макушку щиплет, по лицу, кажется, течет кровь.
- Вставай, однако. Проснулася, вижу. Руки вверх!
Так, глаза придется открыть. Ух, репа стонет! Надо мной возвышается... А как же ж, я же в овражке сижу... Чему там возвышаться-то, блин, метр с кепкой, в смысле - с каской. Стоит передо мной эдакий чукча, ну может, эскимос. Что я чукчей, что ли не видел? А вот то, что он в солдатском ватнике, в ботинках с обмотками и с ружьей, что больше его самого, - это очень даже неприятно...
- Ты че, охренел, чурбаноид! Это - ты меня, что ли?! - я осторожно потрогал макушку, сморщился от боли, - Блин, дебилам оружие выд...
Тут я осекся и метнулся в сторону, потому что чукча, реально так, ткнул в меня штыком. Сколько граней на штыке, я не разглядел, но ежу ясно - попал я на войну. И по лицу этого другана было заметно, что не пришелся я ему, не чувствует он ко мне большой и нежной любви. Еще я догадался, что стрелял он в меня всерьез и то, что я не убит, скорее можно списать на непристрелянную мосинку.
Солдат снова послал штык вперед, но тут я уже был готов. Ушел от в сторону и что было дури дернул за ствол. Чукча порхнул с обрыва. С полминуты мы возились в ручье, потом я уселся парню на грудь, отодвинув вбитую в откос винтовку, и задал конкретный вопрос:
- Ты че, тетерев, своих от чужих отличить не можешь? - солдатик только дико вращал глазами, невнятно хрюкал и ерзал подо мной. А вот хрен ему, попробуй, сдвинь-ка сто десять кило!
Я стер кровь со лба, и вылил набравшуюся в бутылку воду на голову. Изрядно защипало, ничего особенного. Чукча дернулся особенно сильно, и я занес руку, чтобы дать ему леща, но сдержался. Я вдруг отчетливо представил, что думает обо мне мой пленник. Геленджик-то он - Геленджик, только написано-то - латиницей. И - Russia. Не знает чурка страны такой - Руссиа, и триколор с орлами на майке ему ни о чем не говорит. Че теперь, французом представляться? Или голландцем? Да хоть пакистанцем! По барабану ему. Небось, три класса и ударный труд - до войны, а после - курс молодого бойца, марш в составе роты, да пост возле этой рухляди. Эххх...
- У тебя пожевать, ничего нету? - молчит. Как же мне добиться взаимности от тебя, чучело? А, вот, кажется...
"Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним,
Ты увидишь, что напрасно называют Север крайним"
Хриплые рулады над заброшенным проселком явственно отдают идиотизмом. Блин, в лесу прифронтовом... Глаза чукчи чуть не вылезли из орбит. Кажись, достало. Проняло. Или я его чуток лишнего придавил?
- Моя - нивха...
Нивх, нивхи... Это, вроде бы в Приамурье? Что... Какая?... А, вот...
"У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят."
Через полчаса я, обжигаясь, трескаю перловку с мясом. У дороги мирно потрескивает костерок, на рогатке шипит закопченный чайник. На лапнике лежит шоколадка в голубоватой обертке с самолетиком: фабрика Красный Октябрь, ТУ 9120-38. А нивх неторопливо обрисовывает обстановку. Правда, половину из того, что он говорит, я не понимаю из-за акцента и треска за ушами. Но и понятого достаточно.
Зовут моего солдатика Михаилом Руивым, по паспорту. А по-настоящему - Минаторо. Родом он из селения Руи, где-то на Сахалине. А имя такое странное - потому что полжизни прожил под японцем.
- Ну и как, тяжело было в оккупации?
- Да ничего, однако. Рыбку ловила, зверя била, - маленький, сухой, с темным морщинистым лицом и глубокими глазами, совершенно непонятного возраста. Перед войной нивхов паспортизировали, вот и получил он фамилию от названия села, а имя - модификацию от Минаторо. Что, собственно, название того же села, но у японцев. Как нивх попал сюда с Сахалина, черт-те из какой дали?
- Госзаказа сторожила, однако. Рыбку поезд Белосток везла, - морщины расплылись в улыбке, и стал он вроде бы моложе.
ВОХРа, значит. Привез, на свою голову. И сразу - винтовку в зубы. Попал в обоз, выдвигающийся к фронту. Немец прет недуром, обоз поспел аккурат к отступлению, однако. Танк обломался, обозника припрягли часовым, ждем ремонтников. Вот собственно и все, что мне удалось узнать. Топонимики местной Минаторо не запомнил, даже дату на сегодня точную не знает. А что ж? Жил человек у едрени мамы, в стабильном безвременье, и вдруг такие передряги...
Не, ну то, что я - где-то в сорок первом, в самом начале войны - это очевидно. Также очевидно - где-то между границей и Минском. Стало понятно погромыхивание. Но вот то, что гремит и на востоке и на западе - малость смущает. Похоже - слоеный пирог, стабильной линии фронта нет. Вопрос местности волновал меня, главным образом, из расчета - когда сюда доберутся гансы, мать иху арийскую.
- А неплохо в обозе кормят, - отдуваясь, я отвалился на лапник, аккуратно наломанный Мишкой. В руках дымится кружка с крепким чаем. За щекой тает молочный шоколад. Только от махры я отказался, после "Bond" - дерет, а курильщик я не фанатичный.
- Склада жгли, однако. Командира, не наша, просила - возьми тушонка, шоколад. Плакала. Солдаты брала. Все сжигала, - нивх кивнул на пару туго набитых мешков на броне, - Мой взяла, дорога долгий, старшина пропала, кухня нету, однако.
- Знаешь, Мишка, сейчас отдохнем и надо ноги делать отсюда. Скоро тут немцы появятся. Лесом уйдем, проберемся к нашим. Ты лесом хорошо ходишь?
- Минаторо знает. Много леса ходила. Дома. И Токораби - Амур. Белка добывала, орех-ягод собирала. Уходить - нет, однако. Пост поставила. Здесь стоять должна.
- Да ты что, все надеешься, что ремонтники приедут? Немцы уже, небось, под Минском, слышишь - пушки стреляют - указал на восток.
- Ходи нельзя, однако. Командира Минаторо верит, - нивх запыхал тонкой длинной трубочкой. Интересно, как он оживил мою зажигалку, - Машинка - хорош, однако. Кресало правил, - А, это он зажигалку так обозвал...
Вот вам - вера. Без всякой надежды. Просто вера! Есть армия, значит будет порядок, значит - вернутся за ним. Эх, мне бы его веру... А то ведь и особой надежды свалить отсюда нет. Особенно в грязной майке. О! А в танке ничего не завалялось?
- Слушай, а у тебя патронов много?
- Один была.
- Дак, ты что же, меня штыком шпынял, потому что патронов не осталось? А чем же ты с немцем собрался воевать? Вот этим копьем?! - я указал на мосинку, которую Мишка уже аккуратно отер и отчистил от песка, - Убьют же сразу!
- Слушай, а в танк ты не заглядывал? - я похлопал по броне, Мишка дернулся, поднимая винтовку, - Чудак, я только посмотрю, может там патроны остались, - он положил оружие, важно кивнул, пыхнул трубочкой.
Я дернул скобу люка водителя. Смешной такой люк - две дверцы по вертикали открываются. Какой только му*ак додумался их на лобовой броне устроить? Не открывается, заперт изнутри, придется лезть наверх... По пути попалась пушка. Вроде - 45 мм. Ниче так, бэтээр, а то и "двоечку" фрицевскую продырявить - запросто. А вот если "троечка" попадется - большой вопрос...
Верхние люки не заперты. С натугой поднял оба кругляша и заржал. Мишка с осуждающим лицом выбил трубку о каблук. А я вспомнил, что эти танки амеры Микки Маусами называли. Ну ладно, был в кино Рыжий, а ты, брат - будешь у меня Чебурашкой! Влезть в железное нутро было проблемой. Габариты у меня - не танковые. Но влез. А внутри...
Не, особо там ничего не было. Пулемет сняли, боеприпасы почти все вытащили. Как только замок с пушки не "свинтили"? Торопились, наверное. Но зато, на дне, среди уймы стреляных гильз, гранатных сумок и всякого хлама нашелся большой брезент, и умеренно чистый комбез. Маловат, правда, но наконец-то я скрыл идиотические надписи на майке под замасленной тканью. Надо бы выбросить сей артефакт, а то ведь случится футуршок у особистов, когда к нашим выйдем. Но больно уж грубые швы у комбинезона. Да и дойдем ли...
Свои силиконовые тапки я от греха, заткнул в угол, под какой-то щиток.. И там, вдруг, обнаружил полупустой диск от танкового Дегтяря, двухрядный. Мишка, по-хозяйски устроившись на брезенте, одобрительно хмыкал, выковыривая из диска патроны. Штук сорок точно есть.
- Миш, ты серьезно собрался воевать?
- Минаторо - солдат. Солдат - воевать, - лицо нивха ничего особо не выражало, но сам голос звучал торжественно и строго.
Линять отсюда одному? Здравый смысл подсказывал - как можно скорее. Но в жо*е уже играл идиотический романтизм. Дятел - одумайся! Вот как быть, когда разум твердит одно, а сердце - другое? Ведь не верю я, даже не надеюсь. Историю войны я толком не знаю, но то, что скоро здесь будут немцы, это - к бабке не ходи. Не какой-то там гипотетический, книжный враг, а серьезные дядьки, с очень жесткими пулями и снарядами. И никакой победы здесь не будет. Будет гольная попа, секир-башка и полный "absatz" по-немецки! Но перед Мишкой стыдно-то как! Нивх - кремень, пацан сказал - пацан сделал! А я? Что я сделал в свои шестьдесят три? Блин, да что я - не мужчина, что-ли?!
Настраивая себя на решительные действия, снова полез на танк. В башне, в настенных обоймах забыли десять игрушечных таких снарядиков (Стоял у нас на тумбочке, в общаге, в армии, снаряд от Т-72 - вот это снаряд!), полная укладка справа и всего три снаряда - слева, два, почему-то, с яркой желтой головкой. Насколько я понимаю, с серой головой - бронебойные. Остальные - фиг знает? Может - осколочные, или химические? Ладно. Постреляем, увидим.
- Минаторо, ты винтовку бы пристрелял. По мне-то, с десяти-то метров - попасть не смог, - Мишка степенно кивнул, заряжая моську.
Я нашарил в пыли гусеницу и приподнял один конец. Изящная такая, у трактора куда тяжелей, пришлось как-то, в колхозе, надевать. Дернул - не двигается, как прибитая. Прошелся, ногой разгребая пыль. Ай, блин! Как босиком-то чревато шляться. Ага, корень влез в трак! Ну, ни фига себе, корешок еловый, палец расшплинтовал! Ничего, шплинты запасные в надкрыльных бардачках наверняка есть. Приподнял, снял с корешка, стал помаленьку подтаскивать.
- Б_г в помощь! - я аж подпрыгнул от неожиданности. На дороге - трое. Оглянулся в растерянности, Мишки нет. Из лесу, как бы подтверждая его отсутствие, щелкнул выстрел.
Гм. Поп? Первый раз молодого вижу. В распахнутом ватнике, опрятная сутана, крест на груди, смазные сапоги. И чего это они все тут - в телогрейках по жаре ходят? На голове странный колпак - скуфейка, светлые волосы, короткая бородка, голубые глаза. На спине - сидор. Рядом деваха в коротком распердяйчике. Лет двадцать- двадцать два. Крепдешиновое платье, шляпка набекрень, с пером. Чулки в резинку, туфли-румынки. В руке фибровый чемоданчик. Беженцы?
Третий - мент. В годах, но не старый. В белых гимнастерке и фуражке - прямо на парад. Как он их в лесу-то не запачкал? Лошадиное лицо в поту, темный чуб прилип ко лбу. Холщовый мешок на плече. По выпуклостям - папки, документы спасает. Наган в кобуре. Расстегнутой. Не новичок!
На врагов ни в коем случае не похожи. Что ж, будем знакомиться. Отер пот.
- Спасибо...
Че дальше говорить-то? Выручил батюшка.
- Отец Феклист, Православного прихода Святого Николая, в Белостоке мы. А это - Люба Ковальска, она на железной дороге работала. В пуще и встретились. От немаков тикаем.
Ого! Люба-Любовь. А симпотная! Круглое, приятное лицо, карие глаза, каштановые кудряшки. Малышка, но фигуристая.
- Старший милиционер, Шпонько. А ваши документы?
Ага, документы. Мент - это весьма специфическое состояние души. Вон как зыркает, глаз специфически цинковый, губы сжаты, челюсть вперед. Ведь видит - с техникой возимся, значит - при деле. Нет, лезет. О, мешок бросил, к выстрелам в лесу прислушивается, шпалер вынул.
- В лесу наш боец, винтовку пристреливает. Карпич я, мобилизованный, с МТС. Нету у меня документов, вишь - босиком даже. Все на пожаре погибло... И одежда тоже. Спасибо, танкачи выручили. Нас еще третьего дня разбомбили, - врал я напропалую, неприметно застегивая доверху комбез, не дай еще Б_г, майку увидит, - Оставили при танке, вот починить пытаюсь. Через час летучка корпусная придет. Обувку привезти обещали....
Вижу - не верит. Но наган спрятал. Уселся на обочину. Устал видать. Да и седая шевелюра моя особых опасений ему не внушает. Оружия у меня нет. Черт, не знаю местности, в случае вопросов сразу засыплюсь! А, вот и Минаторо идет.
В общем, ломик в проушину, навалились впятером, затащили гусеницу. Палец я забил, зашплинтовал, натяжку подкрутил. Теперь бы завести этот сундук. Ах, как бы с ветерком отсюда, да поскорее!
Народ скучковался у костра. Любка - веселая, то и дело звенит колокольчиком. Батюшка шутит ей в тон. Готовят ужин на всех. Мишка и Шпонько оружие взялись чистить.
На фиг, все ноги оббил! Обул тапки. Сумерки. Может, и не заметят.
В кормовом баке топлива - на донышке, а вот с бортовых - не все слили, ветка сантиметров на десять намокла. Неприятно, но придется подсосать. Не дело, в бою полупустые баки переключать. Ведро есть, шланг тоже, на броне валялся. Итого: литров семьдесят на круг, слил в один бортовой. Не густо, но на час крейсерского хода точно хватит.
От, собаки! Аккумуляторы забрали! Так, заводная ручка нашлась, дырка инерционного стартера где-то в боевом отделении должна быть, я читал. Хоп! Фильтр воздушный посмотри!. Че толку ручку крутить, если фильтр пылью забит? Ага... Промыть бы... Да вот масла нет. Ну, прости, родничок. По течению поплыли, видные даже в свете костра, радужные разводы.. Минаторо косит с укоризной. Ы-ых-х... Берегите природу, мать вашу...
Сумерки густеют. Ну, что, крутанем? Батюшка крестом осенил. С Б_гом! Любопытные головы торчат во всех люках. А в танке и так темень...
- А ну, брысь! Миш, лучину бы организовал?
- Карпич, есть пошли, уже стынет!
- Щас!
Блин, руку зашиб! Ну еще, навались... Еще. Пошла родимая, раскрутил маховик! Муфта. Ура... Мотор пару раз чихнул и заглох. Еще, давай! Затарахтел, но очень неуверенно. Обдирая бока, распугивая сочувствующих, скорее, наружу! Снял фильтр, прижал ладонь к раструбу, Чмок. Еще раз... Карбюратор прочистим... А-а-а, мля! Заревел родимый! Скорее, фильтр на место и на пост мехвода! Народ, поберегись!! Перегазовочку, сцепление, фрикционы... Тихонько, тихонько... А то, как бы гусеница снова... Осторожно... По-о-ехали! Стоп. Проехав пяток метров, глушу мотор. Без фар ни фига не видно.
Громовое "Ур-р-ра-а-а!", наверное, разбудило всех оккупантов, до самого Белостока. Раскланиваюсь у костра. Аплодисменты греют душу.
Да, еж же ж твою...! Обочина подалась, танк, кренясь, съезжает в ложок. От общего разочарованного вздоха, кажется, сосны гнутся.
- Ниче, братцы, машине это - пара пустяков. Завтра, по свету осмотрюсь, выберусь из ямы.
Так вот все и решилось! И зарывать танк не надо. Идеальная позиция. Башня лишь слегка из-за бурьяна высовывается. Пушка всего на метр выше колеи. Жаль, кормой к врагу... Ну дык, вы еще попадите-ка в моторное через бугры.
Поели, осоловели, разговоры разговариваем. Тихонько потрескивает костер. Узкий серп луны, безумное количество звезд. Кажется, никакой войны нет... Вот только погромыхивает на северо-востоке.
Шпонько докопался до батюшки. Насколько слышу, спорят о божественной сущности. А че спорить, если не видели Его, никто и никогда. Нудный тип! Интересно, кем мент был до оккупации нашими западных земель? Небось, каким-нито партрполитпросветом, в Гомеле или Могилеве.? А батюшка-то поумнее, поинтеллигентнее Шпонько будет. Забивает мента логикой наглухо.
Минаторо тоже докопался. Только, молча. Он под кормой танка устроил уже приличный ДЗОТ. Окопчик огородил несколькими пеньками и сейчас маскирует травой. Всю левую сторону от дороги простреливать будет, справа не нужно - болото, прям у обочины. Хе-хе, натуральный барсук. Нет, скорее, сурка напоминает, видал я их в свое время в Хвалынске. Эх, где оно, СВОЕ время?...
Мы сидим поодаль, за кустами не так достает легкий, но студящий, ветерок. Пришло понимание, почему местные летом ходят в ватниках.
- Карпич! А, Карпич? Ты в Б_га веришь? - Люба-Любовь уютненько устроилась на лапнике рядом со мной, и без стеснения прижимается жарким боком к моему не больно греющему комбезу. Невольно пробуждаются лирические чувства.
- Любушка, верю я или не верю, какая разница. Б_г есть, а какой он - кто ж знает?
- Карпич, а тебя как звать?
- Восип я, отца Зеноном кликали, - хорошо, что в темноте не видно, как покраснел.
- Да уж, имечко... Давай, я лучше тебя буду все-таки Карпичем звать.
- Да хоть горшком назови, только в печь не ставь, - развеселилась. Ах, какие ямочки на щеках!
- Карпич, а ты откуда так в машине разбираешься?
Опять врать! Не говорить же девочке, в самом деле, что я окончил технический ВУЗ в далеком 1976-ом...
- Дед кузнецом был, в Граево, и отец - кузнец. А как пошли механизмы, так и я подрос, помогал взрослым. У пана, под Осовцом, работал, механиком. На стройке, когда новую крепость ставили, в двенадцатом, за машинами ходил.
- Карпич, а в той войне ты участвовал? Танки раньше видел?
- И английские, и Пороховщикова, и "Рено-FT-17-ый", - врать мне надоело, все интернетовские знания ушлая девчушка из меня вытянула, - А ты чем до сей поры жила?
- Да что, я? Жили в Хороще. С детства - батрачила. Родаки на заработки подались, да на Волыни в тридцать втором от голода и померли. Догадываешься, чем сиротка могла тогда заработать себе на жизнь? - Люба потупилась, потом дерзко глянула мне в глаза.
- Работала и в Домброве, и в Бельске. Аж до Варшавы добралась, в солидном Доме молотила. Деньги были. Счет в банке. Надоело! В тридцать девятом сбежала от этих сволочей, в Белостоке осела. А тут - Советы пришли. Работа накрылась, сбережения - тоже. Пошла на чугунку, там - паек. На станции Водокачка, что в Чарна-Белостоцкой, стрелочницей. Знакомый один устроил, людей повидала, слава Б_гу, бывали и приличные.
Помолчали глядя на звезды.
- Вы завтра пораньше, с рассветом отправляйтесь. И сразу - на переправу. Немцы до семи не воюют. Посты вряд ли есть. Проскочите. А Шпонько надо бы переодеть. Его ж в лесу за версту видно. Кстати, фрицы милиционеров не жалуют.
- Так он что, с вами не остается? - Люба зло сверкнула глазами, - Вот же сволочь!
- Зря ты так. Человек при должности. Бумаги у него. Непростой, конечно человек, неприятный. Но ведь - должность...
- Гад он... - Люба вдруг заплакала, уткнувшись в мое плечо. Плечи сотрясались от рыданий, нос хлюпал. Я осторожно обнял ее, потом прижал сильнее.
- Ты чего, миленькая? Чего, вдруг, разнюнилась?
- Убьют ведь тебя завтра, Карпи-и-ич, - сквозь слезы и сопли провыла Люба.
- Ну ведь, война, сласть моя, многих убьют за пять-то лет, - я вдруг понял, что сболтнул лишнего.
- Ты - не все, Карпич, ты - особенный. Я тебя люблю, - Люба еще всхлипывала, но уже стала приводить себя в порядок.
- Чего это ты вдруг влюбилась? - сердце у меня екнуло, но было немного смешно.
- Знаешь, Карпич, я много людей знала. И хороших и плохих, и молодых и старых... Но вот ты - к душе пришелся. Хорошо с тобой. Так бы век и сидела рядом, - она уже совсем успокоилась, только глазки оставались припухшими.
- Карпич, а сделай мне ребеночка, а? - я остолбенел.
- Ну вот, смотри - убьют тебя, а твое продолжение на свете останется. Это же - как бессмертие...
- Любушка, так я же... - старик... - я мямлил, не находя слов...
- Ну, не такой, уж. А ты не бойся. Я помогу тебе, я умею. Все будет хорошо. Пойдем... - Люба воровато оглянулась в сторону костра, привстала и с неожиданной силой потянула меня за руку вглубь леса.
...
Получилось, вопреки моим опасениям, достаточно удачно. А ведь я давненько не был с женщинами.
В лесу все свежело, пришлось нагрести большую кучу хвои. Иголки кололись, по голой коже бегали муравьи и мурашки от временами пробивающегося ветерка. Ноги и живот Любочки забавно попахивали бензином. Наверное, мылась из танкового ведра. И все равно, давно не испытывал я таких прекрасных минут.
Мы совершили еще один заход, а потом, одеваясь на ходу, рванули к костру. Хоть и вспотели, а зябко. Да и мужики нас заждались, небось.
Вопреки предположению, никто нас у костра не ждал. Мент и поп, тесно прижавшись друг к другу спинами, дрыхли. Минаторо сидел с закрытыми глазами, изредка пыхал трубочкой, видом своим напоминая статую Будды. Пристроились поближе к затухающему костру и мы.
- Карпич, а ты ведь не местный?
- С чего это ты? - мне стало малость не по себе.
- А говоришь... Не так, как наши. Майка у тебя какая-то... Че-то там написано, не по-польски. Галоши шикарные! И умный очень: вон, машина какая сложная, а ты ее - запросто... - елы-палы, ну все приметила.
- Я ж говорил...
- Врешь ты все. И не Карпич ты! А война, правда, пять лет будет?
- Тише ты... - прошипел я, и обреченно вздохнул. Что уж теперь?
- Ты все равно не поверишь...
- А ты говори, говори, - ее глаза сияли, как звезды.
И я стал тихонько рассказывать. Она слушала не шевелясь, лишь изредка глубоко вздыхая. И глядела на меня так, что я вдруг понял - нет для меня никого дороже этой девочки с поломанной судьбой, и не будет... Изредка вздымалось пламя, когда Мишка подкладывал лапник и сучья. Он хоть и спал, но за костром следил четко. Да и слышал, мне кажется, все, до последнего словечка. Ну, это ладно. Нивх не назойливый, позже объяснимся.
Люба ничему не удивлялась, только шепотом ойкала порой, когда я рассказывал, например, о полетах в космос.
- Так тебе, что - шестьдесят три? - блин, ну женщины! Космосом ее не удивишь, зато она вопросом так озадачит, что очумеваешь.
- Ну дык, в канун дня рождения я и попал сюда, летом 2016-ого. Похоже, ТАМ... гм... падающим балконом меня пришибло.
- А я бы тебе больше пятидесяти не дала, - она оживилась, - А Б_г точно есть! Это он тебя к нам на помощь призвал.
- Ну, какая помощь? Что один танк с десятком снарядов может сделать на этой войне, когда гибнут миллионы, - я заметил, что небо посерело, а восток слегка порозовел, - Так и не вздремнули, а вам уже пора отправляться.
Минаторо крякнул, потянулся. Подбросил дров, подвесил на рогатку чайник. Встал, принялся потрошить мешки с продуктами.
Я толкнул ногой Шпонько, батюшка уже зевал, продирая глаза. Быстро позавтракали. Минаторо щедро поделился с уходящими запасами.
- Карпич, я останусь с тобой! - Люба неожиданно повисла на моих плечах, носик ее покраснел, глаза наливались тяжелыми слезами.
- Нет, милая моя. Воевать - дело мужчин, - я постарался, чтобы голос мой звучал внушительно. Шпонько досадливо поморщился и отвернулся.
Я незаметно погладил Любу по низу животика и добавил вполголоса:
- А вот там, если все получилось, живет второй я. И твоя обязанность, как женщины, донести это до своих, родить и вырастить нового человека... Только отчество дай - Вадимович... - тут я тоже не выдержал... Некоторое время мы хлюпали в плечи друг-друга. Потом я крепко поцеловал мою Любу-Любовь, и решительно отстранился.
- Может?... - отец Феклист сделал шаг в мою сторону...
- Нет, батюшка! Вам туда, - я махнул рукой в сторону переправы.
- Старший милиционер, на вас вся надежда. После моста сразу берите на север, левее Домброва-Белостоцкой. Там сейчас только тыловые части немцев должны быть. Лесом идите, в крупные населенные пункты не заходите, немец уже под Минском, - Шпонько вопросительно изогнул бровь, не дождавшись разъяснений, подбросил на плече мешок. На лошадином лице его мелькнула скупая улыбка. Может, и неплохой он человек, просто работа у него суровая?
- Да, и смените, наконец, гимнастерку. Вы же - мишень. На крайний случай, хоть илом испачкайте...
Немцы добрались до нас, когда солнце стояло уже высоко. Мы успели основательно согреться, еще раз закусить и даже вздремнуть. Чуткий Минаторо заранее услышал шум машин, разбудил меня и невозмутимо залил из пластиковой бутылки угли. Мы заняли боевые посты: нивх залег в своем ДЗОТе, я протиснулся в башню БТ. Вот гадство! Панораму хозяева, я раньше не обратил внимания, сняли, а оптического прицела тут, похоже, и раньше не было. Заглядывая в ствол, что затруднительно при моем гренадерском росте, я с трудом (Ну, хрен поймешь!) навел орудие на поворот дороги, откуда, из-за деревьев, должны прийти фашисты. Рев моторов был уже хорошо слышен даже в башне, значит - скоро появятся.
Разглядел снаряды: четыре, вроде бы, осколочно-фугасные - колпачки предохранителей на носах навернуты, еще четыре - бронебойные. Возможно, с трассерами - это я уже не очень... Один из бронебойных - с "катушкой", это мы прибережем для самых серьезных броненосцев. Желтые? На потом оставлю. Хрен их разберет? Может, химдым?
Подумав, зарядил бронебойный. Какой дальше?... Свинчу-ка я колпачок с одного осколочного. А то после могу и не успеть...
Первыми из-за поворота выкатились два мотоцикла с колясками. Сразу за ними - носатый бронетранспортер, наверху торчит пулемет. За броником показался тент грузовика и что-то уже совсем здоровенное. Н-да, при таком наплыве посетителей, хозяев надолго не хватит. А, нате вам! Двинул ногой по педали спуска. Хлоп! Звон в ушах, я почти оглох! В башне дым, ничего не видно. В дыму страшно лязгнула пушка. По боку долбанула гильза, хорошо - вскользь. Горячая. Надо принять ближе к правой стенке.
Высунулся, глянул в треугольничек, внизу, между люками. Ага, один байкер отъездился, кверху колесами в кювете. Другой продолжает ехать в нашу строну, но колясочник лежит ничком, а за рулем... Гос-споди, какой кошмар! Выше руля - развал внутренностей. Это я его так?
Тр-р-р,! Брынь брынь-брынь! Нырнул в башню. Пулемет бэтра осыпает мою броню, как горохом. И с тем же, ура, эффектом!
В башне развиднелось, но пушка горячая, в ствол не заглянешь. Зато справа от пушки, я увидел, как волокна дыма потянулись, наружу. Дырка! Здесь же раньше пулемет был! А он ведь - спаренный? Возможно, шаровой лючок в нужную сторону смотрит? О! Видно куда лучше, чем через ствол!
Ну, на кого Б_г пошлет... Впихнул осколочный, топнул по педали. Хлоп! Твою мать! Не убьют, так оглохну! И как местные танкисты воюют?! Рывок казенника пушки, звон гильзы, дымище. Глянул в пулеметную дырку. Ну да, с двухсот метров промахнуться сложно. Ствол чуть задрало. Правда, в тему: весь верх бронетранспортера искорежен, пулемета не видно. Кстати и первый, бронебойный, нашелся - проломлены бронежалюзи радиатора и трассер еще брызжет зелеными искрами. Гм, он что, не взорвался, что ли?
А солдатики забегали, как тараканы! Из винтовок хотят достать. Стоя, с колена. Разглядели, гансы, что пулемета у меня нет. Щас я вам, с-с-су*и! Я в темпе поправил вертикальную наводку, чуть довернул башню влево. Туговато, вручную-то. Эх! Один фриц упал, второй! Свинтил колпачок. Иди, маленький, в казенник! Третий оккупант завыл, схватившись за живот! Громко так, аж, перекрыл щелчки Минаторовой винтовки. Молоток, охотник! Целкий! А вон двое с пулеметом! Н-нате, вам!
Твою маму!! Одновременно с хлопком пушки меня оглушил дробный звон и жуткий скрежет по железу. Башня вздрогнула, больно ткнув меня под ребра рамкой стенной обоймы. Это чего - это?! Не хрена не видать, надо довернуть башню вправо. Н-ну, катись, железяка!
Ого! И - ха-ха-ха! "Ого!" - потому, что справа из колонны вылез танк, по всему - "двоечка". Он меня и приголубил очередью из своей автоматической двухсантиметровки. А "ха-ха-ха!" потому, что уже тонет в болоте, задирая беспомощно дергающиеся гусеницы. А ну-ка, испробуем бронебойный! Хлоп! Уже привык. Звон гильзы и лязг отката, правда, слышу, как через вату. Дым уже не успевает выветриться.
Гороха по броне, вроде, нет. Знатно Минаторо старается. Ну-ка высунем нос наружу. Вижу несколько трупов слева от разломанного броника. В тылу большое дымится, так сказать, побочное действие. То ли катер, то ли понтон продырявил. Саперы что ли? А вот по "двойке" промазал, кажется... Нет! Попал. На днище - продольная вмятина, заканчивающаяся дырой. Оттуда слегка дымит. Ну, этому хватит. Щелк! Искры на краю люка, вой рикошета! Прячусь. Башню влево, в болото навряд еще кто полезет.
Шарах!!!! Все, я - сдох! На краю сознания мерещится свет внизу. В глазах темнеет. Стоп... Дышать помедленнее... Кажись, контузия? Какой, на фиг, свет? А! Вон дырища слева, внизу маски пушки. Внутрь драные края загнуты... Ниче себе! Помотал головой, вроде сотрясения нет... Как говорил мой дружок: "Было бы чему сотрясаться". Ух, кажется, очухиваюсь. Ой, и сзади, в основании башни дыра! Была бы броня каленая, уже иссекло бы осколками. Это ж каким же калибром меня приголубили?!
Фырь-рь-бум-бум-бум! Башню обдало комьями грунта. Рикошет от земли. Вон он, падла, "окурком" своим крутит. Повезло же, блин, на "четверку" напороться! 75-мм! Щас он меня, как Б_г черепаху! А башня не крутится, заклинило. Заглянул в ствол. Хоть пушка на "четверку" смотрит. Да что толку, не пробить его в лоб моими "карандашами"...
Ну-ка, подкалиберный, иди сюда, "катушечка". Дай-ка пендаля плохому дяде. Стой, стой! Валится немец с обочины, режут перфорированные траки легкую супесь! Ведет двадцатипятитонную махину на лесной обочине. Поворачивается бортом, супостат! Ну, еще, еще немного... А то - срикошетит. Башня "четверки" разворачивается, почти успевая за заносом корпуса. Погоди, немец, не стреляй! Дай, я, сперва!! На-ка, вот! Хлоп! Попа-а-ал!! Чуть выше катков, в боевое отделение! Не скучайте, парни! Щас еще подкину! В моторное! А че ж, не попасть, когда немец продолжает юзить?!
Ой, и че ж эт с вами! Моторчик горит? Вяловато, правда... Ну ничего, разгорится! Полезли, суслики? Где там Мишка, чего медлит. А, нате-ка вот вам, осколочный! Колпачок - долой, в темпе. Как раз прилетит, между кормой танка и автомашинами. Че там? О! Как метелкой всех смело! Кому еще, добавки?! Ну, где вы, девочки! Идите к папочке!
Никого! Похоже, удрали. Все-таки саперы - не пехота. Вовремя - снаряд всего один остался... Я бесился, сходил с ума в башне. Орал, кривлялся. Руки дрожали, меня трясло. Потом депреснуло. Уселся на водительское место и тупо таращился из люка на ближние кусты. Подташнивало, сердце тукало у горла. Потом вспомнил про Мишку.
Выполз через люк мехвода, полез под танк, в ДЗОТ. Затылок разбит. По тому, как отбросило каску, понятно, пуля попала в лицо. Все еще целится во врага... Рядом, на чистой тряпице - горсть патронов... Ми-и-ишка-а-а! Боец Михаил Руив. Не так... Великий охотник Минаторо! Закончена твоя охота, друг. Ты заслужил - ждут тебя охотничьи угодья Тэнгри. Я тихо заплакал.
На маленькое тело, завернутое в брезент, обрушился подрытый песчаный склон. На холмике я выложил небольшой обо. Не знаю в точности, каковы их обряды, но пирамидка из камней и ленточка с надписью Russia лишней не будет. Прощай, друг... И прости, не успел я тебе о будущем поведать...
Через час-полтора придут разбираться друганы обиженных фрицев. А у меня еще дела. К разбитой колонне идти страшновато, вдруг не все ушли. А вот к половинке байкера, что застрял в кювете метрах в двадцати от нашей позиции, по канаве, в траве, на четвереньках, запросто. Тьфу, бой провел - и ничего, а тут - вывернуло! И второй раз! Черт! Где тут у них фляги? Вау! Шнапс, что ли? Снова вывернуло. А, вот в этой вода. Прилягу на пять минут. Хреново, но надо торопиться.
Две канистры - сорок литров бензина. Живем! И пятилитровая жестянка с маслом. Автомат МП-38, три магазина к нему, карабин, парабеллум, начатые цинки патронов. Эх, жалко пулемета нет! Не взяли еще гансы с наших моду - пулеметы на коляски ставить. Одеяло, карта, бинокль, наручные часы, аптечка с надписью "Verbandkasten". Все сгодится! А в РККА, между прочим, за мародерство - сразу к стенке. Ага! Консервы, галеты, сухари? Жратвы у меня навалом, но как говорится - запас карман не трет. Две гранатных сумки - шесть "колотух". Две утепленных камуфлированных куртки, ремень... Сапоги, вроде, моего размера. Еле стащил. Противно, опять мутит! Портянки бы. А вот и две пары носков, в ранце за сиденьем. О! Очки, очень пригодятся! Интересно, а где голова рулевого? Бэ-э-э! Ну все, все, нечем уже... Попью...
В два приема перетаскал трофеи. Перелил в бак бензин. Купнул в масле фильтр. Когда закидывал в командирский люк Мишкины мешки, из лесу выстрелили. Мимо, но напомнили, что рохли долго не живут. Хотел я им из автомата ответить, но время и патроны дороже. Люки закрывал уже изнутри.
Ну, как твое здоровье, Чебурашка? Кручу ручку, кручу... Муфта... Зафырчал, мой хороший. Осторожно порушив гусеницами откос, выбрался на дорогу. Черт, башня заклинена, стволом почти назад. Урод-уродом. Ладно, понеслись! Прощай, Мишка!
Едем быстро, я как-то не ожидал такой прыти от бронированной машины. Справа начали появляться большие прогалы между деревьями. С видом на реку. Я решил поискать лог, ведущий к берегу, чтоб особо не хвастаться своим редким зверем. Таковое место нашлось примерно за полкилометра до переправы. На малом газу удалось доехать до самого берега. Когда склоны и кустарник закрыли ушастого полностью, я заглушил мотор и отправился осмотреть реку. Надеюсь, враги меня пока не заметили. Да, в общем-то, неглубоко, дно плохо, но видно, должен проскочить.
К моему величайшему удивлению, на берегу я обнаружил свою Любушку. Бледная до синевы, она сидела, прислонившись спиной к стволу ивы. Ладонь зажимает бедро выше колена, нога залита подсохшей кровью! Но в сознании. Не говоря ни слова, рву в танк, за фрицевской аптечкой. Хорошо, что у них и антисептик ("Fissin", читал в Инете), и аспирин, и бинт есть. Ни на что не отвлекаясь, быстро, но аккуратно обрабатываю рану, обмываю ногу вокруг раны, перевязываю. Фигово, ранение глухое. Любушка даже не стонет, только смотрит на меня потухшими глазами и иногда слабо морщится от боли. Измучилась. Пытается что-то сказать. Потом, потом, все рассказы уже в танке!
Сбегал, принес одеяло, завернул мою маленькую, взял на руки и понес к машине. Как же ее внутрь-то поместить? Ах, черт, там же такой бардак! Повыкидывал гильзы, мелкий мусор. Обнаружил еще один осколочно-фугасный. Сунул в обойму. Из мешков с продуктами и курток мотоциклистов соорудил нечто вроде диванчика. Люба героически помогала пропихнуть себя в водительский люк, вскрикнула только раз.
- Карпич, они там... Патруль...
- Кто - они? Вас патруль обстрелял?
- Они меня заметили, хотели... Шпонько их расстрелял из своего... Мог бы в кустах отсидеться, его не видели. А от моста из пулемета... И батюшка...
Вот тебе и мент - цинковая рожа. Геройский человек оказался.
Я попросил Любу еще немного подождать, прихватил бинокль, и побежал наверх, обозреть обстановку.
За мостом немцы, может те же, битые нами с Мишкой, навели понтонную переправу и по ней непрерывным потоком идут грузовики и танки. Видно не очень: обгорелый мост частично закрывает картину, понтоны значительно ниже. А на мосту немцев совсем мало. Видно, что легковушка застряла, проломила горелый настил. Солдаты машину пытаются вытащить, еще один орет на них. Трое в фуражках и кожаных плащах стоят в стороне, любуются картиной переправы.
А вон и наши. Гимнастерку Шпонько все же вымазал грязью, последовал моему совету. Кровь почти не заметна на заскорузлой ткани. А мешка нет, забрали немцы документы. А вот и отец Феклист. Под локтем - гильзы. Заметно, что винтовку уже у мертвого из рук выдернули.
- Вечная память вам, братцы. И спасибо, что отход Любы прикрыли... - я поклонился, пусть и на четвереньках.
- Ну, Люба, держись крепче!
Чебурашка зарычал, набрал скорость по логу и с шумом сиганул в реку. На секунду показалось, что машина поплыла на манер глиссера, однако тут же изо всех щелей хлынула темная вода. Я сбавил обороты, дно рыхлое, как бы не снести ил гусеницами. Боевое отделение быстро наполнилось водой, мне уже по пояс. Оглянулся: Любе, сидящей на полу - по плечи. Трамблер я накрыл от брызгов обрезанной бутылкой из ТОГО времени, оба магнето обернул тряпками, да и высоко они расположены. Компрессии выхлопа должно хватить. Не зальет. А вот и противоположный берег. Обрывчик - метр с лишним. и полметра под водой.
- Ну, вывози милый!
Газую. Машина становится на дыбы, грунт рушится под челюстями гусениц. Буксуем. Еще газу! Ну, давай, зверушка! Ты же можешь, на Ютюбе видал! Ага зацепился! Танк буквально выпрыгивает на берег и тут же глохнет. Блин! На виду у немцев. Журчит, вытекая, вода. Выскакиваю, как ошпаренный, осматриваю машину. Грязь в выхлопных трубах! Скорее! Чем?!.. Вот сучок! Скребу. Деревяшка ломается. Вот еще палка! Ура, выковырнул! Скорее! Снять тряпки с магнето, а то загорятся. Ну и бутылку заодно с трамблера. Да ничего, вроде сухой. Я из последних сил ворочаю тяжеленные жалюзи моторного отделения. И все время посматриваю на тот берег. Там у моста разворачивают пушку. Готовят фрицы гостинец.
Кручу ручку. Муфта... Не заводится, оборотов маловато! Снова кручу, еще немного! Черт, сил уже нет! Муфта... А-а-а, вот хрен вам, а не задницу мою!! Прыгаю за рычаги, стартую. Сейчас главное - за рощицу поскорее завернуть, прицел им сбить. Краем глаза замечаю, как Люба в изнеможении оседает на пол, прямо в грязную лужу. Мчусь, что есть сил у мотора! Километров шестьдесят в час!
Шарах! Догнал-таки гостинец. Болванка рикошетит от задней ниши, башня подпрыгивает, едва не срываясь с погона, разворачивается градусов на пятнадцать! Ого! Не было бы счастья, да несчастье помогло: кусок железа, что клинил башню, от удара вывалился. Заворачиваю за рощицу. У, да тут и склон. Фиг теперь в меня попадешь. Пролетаю большую поляну, и вот - сосняк. Редковат, но для проезда самое то. А вон и просека. Уйдем! Нет у гансов дел других, что ли, чтоб за подранком гоняться?
Стоп. Двигатель урчит на холостых. Я поднимаю Любу. Она нехорошо обвисает у меня на руках. И тяжелая, как камень. Приникаю к губам: дыхания нет. Как же так... Как же та-а-к!! Ведь ушли же уже. Люба, любовь моя. Как же так...
Я опускаю тело. Как во сне, свинчиваю колпачок со снаряда. Второй тоже. Может рвануть, но мне сейчас безразлично.
- С*ки! Гады! Вы мне ответите! - за рычаги! Развернуться. И прямо через рощу. Там деревца то всего ничего. Треск, удары падающих стволов. Я уже на опушке.
- Шустрый ты зверь, Чебурашка! Но если выживу, будешь зваться Любовью!
Башня идет, пусть туго. Орудие вообще не шевелится. Ну, настильной дальности должно хватить. Взгляд в трубу ствола. Нормалек. Снаряд. Педаль. Хлоп! Дым, глухота. Второй снаряд. Педаль. Хлоп. Не знаю, попал - нет?
Рвем отсюда. Я должен выжить. А их должно умереть еще больше. За тебя, Люба!
27 июня в 8.25 генерал Гудериан выехал из штаба 9 армии в направлении Слонима. На участке между Белостоком и Сокулками, на переправе автомобиль застрял на поврежденном мосту. Во время обсуждения обстановки неожиданно вспыхнула оживленная ружейная и пулеметная перестрелка. Машины закрывал обзор и мы не понимали, что происходит, пока из рощи не выехал русский танк. Немецкие "Т-IV", активно стреляя, пошли на сближение. Наша группа офицеров попалась на глаза русским танкистам, и те обрушили на нас оглушающий и ослепляющий град снарядов. Мы, как опытные солдаты, сразу же бросились наземь, лишь бедняга подполковник Феллер, прибывший к нам с задачей от командующего учебной армией, непривычный к действительной службе, замешкался и получил весьма болезненное ранение. Командующий батальоном истребителей танков подполковник Даллмер-Цербе тоже получил тяжелое ранение, от которого через несколько дней скончался. Русскому танку удалось уйти. Позже мы заметили, что генарал Гудериан, лежит и не дышит. Осколком снаряда ему пробило висок, он скончался на месте.
В конце августа группе генералов генштаба, в отсутствии Гудериана, удалось доказать Гитлеру необходимость организации активной обороны под Смоленском с целью упорядочить растянувшиеся, более чем на 500км, коммуникации. Две свежих армии русских были подведены к городу незаметно, что катастрофически осложнило картину ТВД.