"Сколько помню Владимира - он всегда умел очаровать. Ни какой-нибудь там потрясающей красотой, ни, уж тем более, солидным кошельком. То, что люди находили во Владимире такими очевидными категориями не измерялось. Это было нечто не поддающееся взору или счету. И тем не менее, это что-то имело вполне себе короткое, простое название...
Идея!
Идея тонкими шипами пронизывала каждое, произнесенное Владимиром слово. Идея звучала в его голосе и она же плескалась на дне его усталых глаз.
Я помню эти глаза с тех пор, как был совсем мальчишкой. Я тогда еще не понимал... Понял гораздо позже. Все то, о чем он говорил, все то, что без труда читалось в его взгляде.
Владимир любил жизнь. Каждую ее секунду и каждую зазубрину. Как бы ни складывалась его судьба, я никогда не видел, чтобы этот человек хоть раз позволил себе опустить руки. Он встречал неприятности с гордо поднятой головой. Сколько помню - он вообще всегда ходил на удивление прямо.
За жизнь он объездил весь свет. Он узнал о мире все, что только можно узнать. В арсенале Владимира были тысячи невероятных историй.
Бывало, если посчастливится - расскажет одну. Да так расскажет, что как будто сам там побывал и собственными глазами все увидел.
Рассказчик из Владимира был знатный. Помню, как сейчас - усядется в свое старенькое, потрепанное, но по всем меркам удобнейшее на всей Земле кресло... Закурит папироску и начнет.
"Дело было так...", - обычно говорил Владимир.
И только услышав эту сакраментальную фразу, детвора мигом затихала и усаживалась в круг. Историю пропустить - все равно что от приключения улизнуть. Кто ж такое пропустит?!
Когда Владимир говорил, все лицо его словно в один миг преображалось. Разглаживались морщины - все-все и даже извечная складка меж бровей, сухие губы растягивала добрая широкая улыбка, голос становился бархатистым, чуть шероховатым, и звучал точь в точь как старенький бабушкин граммофон.
История лилась не хуже горной речки - местами медленно, изящно огибая лишние подробности и чуть задерживаясь на особо занятных местах, а порой бурлила, извивалась, словно проходя отвесный порог.
В такие моменты глаза Владимира - обыкновенно серые, будто низкое зимнее небо, озарялись вдруг каким-то удивительным, ни на что не похожим сиянием. Словно краски калейдоскопа в них переливались тысячи и тысячи событий, судеб, людей.
Он раскрывал свою память, словно книгу, и каждого, кто слушал, заставлял почувствовать ее героем.
Вместе с Владимиром мы преодолевали непролазные джунгли, мы забирались в горы и заходили в зловещий лес. Мы встречали самых разных и самых поразительных людей, и от каждого из них мы узнавали что-то новое. Шаманы, гадалки, святые отцы - все они говорили с нами голосом Владимира. Они учили нас смотреть на вещи так, как мы никогда еще не смотрели - под разными углами, снаружи и изнутри.
А когда история подходила к концу, все мы уже были не такими как прежде. Все мы были другими людьми - познавшими нечто ранее неизвестное, научившимися видеть то, чего никто из нас никогда не замечал".
...
Я закончил речь и под тяжелыми взглядами присутствующих положил цветы в общую кучу.
В который за сегодня раз я украдкой взглянул на лицо усопшего.
Владимир был бледен, а глаза его были закрыты.
Странно осознавать, что в глазах этих больше никогда не зажжется то дивное, завораживающее сияние. непривычно понимать, что никто из нас больше не услышит этих удивительных историй.
Движимый неким неясным порывом, я коснулся близкой руки.
Холодная. По-настоящему холодная. Почти что ледяная.
Я растерянно оглядел собравшихся - лица их были мрачны.
Я вернулся на место, устало приобнял свою младшую дочь.
- Расскажешь мне сегодня сказку? - тихо спросила малышка.
Я улыбнулся и согласно кивнул. В запасе у меня было великое множество историй. Про джунгли, горы и леса. Про таинственных шаманов и шумных гадалок... Мои дети любили эти истории, и я часто рассказывал их по вечерам.
Я вновь оглядел присутствующих. Все мои друзья были здесь. Когда-то мальчишки и девчонки, теперь они стали взрослыми людьми. Теперь у них были свои семьи и дети. И теперь они рассказывали те истории, что все мы слышали когда-то давным давно.
Я подумал об этом, и на душе как-то сразу стало светлей.
Все заканчивается. Все уходят. Ушел и Владимир. Но идеи его останутся жить. В наших умах и в наших сердцах. В воображении моей маленькой дочки - калейдоскопом красок, отражая тысячи и тысячи событий, судеб и людей.