Annotation
* * *
Души умерших, как бабочки, в небо летят,
И, опалив свои крылышки, падают вниз;
А режиссёр смотрит пристально из-за кулис
В сумрачный зал, где случайные зрители спят.
* * *
Нету дьявола печальней,
Чем уснувший у порога,
Нету дьявола опасней,
Чем трубящий на заре.
Нету дьявола любезней,
Чем прикинувшийся богом -
Он своё проставил имя
В отрывном календаре.
Боги в салочки играют
В небесах воздушно-ватных:
Им плевать на судьбы мира
И вращение планет.
Их наследники танцуют
В одеяниях парадных,
Между небом и землёю
Соблюдён нейтралитет.
ВОРОН
Синий вечер, белый свет.
Жизнь - старуха. Смерти нет.
Пусто небо, даль пуста;
Ворон ходит вкруг куста.
То пойдёт направо он
И увидит сто окон,
То налево побредёт -
К ста затворам попадёт.
Дело - небыль, солнце – пыль.
Ворон знает сон и быль.
Стар и чёрен, быстр и смел;
Долго жил и падаль ел.
Люди мрут. Трава растёт.
Ворон - знает и живёт.
Знает воду, знает тень,
Лёд и пламя, ночь и день.
Место - грустно, месть скучна,
Камень груб, стрела точна.
Сон - загадка. Неспроста
Бродит ворон вкруг куста.
ЛИСИЙ СОН
По ком ты звонишь, чёрный телефон?
Кого вы бьёте, милые часы?
Зачем будильник учинил трезвон?
Он не поднимет дремлющей лисы.
Лиса охрипла лаять по ночам, -
Она свернулась ковриком в углу.
Кому горишь ты, тощая свеча?
Почто вдевают лисий хвост в иглу?
Из разных мест пришедшие сюда
Герои дня ныряют из окон.
Над кем из крана капает вода?
К чему она тревожит лисий сон?
Зимы не видно в пыльных облаках.
Засыпались песочные часы.
Раскрылась дверь. И в крошечных шагах
Спешит растаять синий сон лисы.
МАРГРЕТ МОРГЕНШТЕРН
На дворе уныло воют звери;
Черти тупо бьются о стекло.
Маргрет Моргенштерн открыла двери,
Понеслась, вскочив на помело,
Спрятала Луну в чащобе дикой.
Ворон с неба зарево унёс;
Ночь уснула. Шепчет паучиха.
Головы летят из-под колёс.
Злобный ветер разбросал колоду,
И судьбу свою уж не прочесть…
Ведьмы с головой ныряют в воду -
Им не страшно - их не могут съесть.
* * *
Постаревшая девочка
Плакала тихо
В своем маленьком городе
Сельского типа,
В безымянной стране,
На последнем рассвете
На планете-Земле
В 21-м столетии.
Не колышется веточка,
Псы онемели;
Только серые странники
В чёрной метели, -
По вечерней заре,
В час захлопнутых ставень,
Уходили они
В Серебристую Гавань.
УВЕСЕЛЕНИЯ СТАРОГО ГЕРБЕРТА
Герр Герберт Бергеншпигель
Был выпить не дурак,
Любил помучить кошек
И пострелять в собак.
Когда гулял герр Герберт
Под проливным дождём,
Любил он прыгнуть в лужу
И ощутить подъём.
Герр Герберт был поэтом
И песни сочинял
Про дьявола и море,
И про девятый вал.
Ещё любил он женщин
И страстно их желал.
Бывало, встретит фрау -
Уволочёт в подвал.
Любил он раскуриться,
И всем, кто с ним знаком,
Улётные телеги
Гонял за косяком.
Лихие натюрморты
Герр Герберт рисовал,
И всех врагов мольбертом
Нещадно мордовал.
Герр Герберт Бергеншпигель
Был, несомненно, крут,
Но и крутые тоже,
В конечном счёте, мрут.
И вот, сидят на туче
И пьют горячий грог
Герр Герберт Бергеншпигель,
Архангелы и Бог.
* * *
Когда-нибудь, всерьёз,
Блестя хрустальным глазом,
Жеманно теребя
Свой выходной подол,
Придёт весёлый гость
Вручить письмо с приказом, -
Его он долго нёс,
Заботливый посол!
Дрожащая душа
Неловкими шажками
Проковыляет в лес,
И отставной шаман
Переносной алтарь
С карманными божками
Достанет, не спеша,
И вызовет туман.
АЛИСА
Алиса спит на синем берегу,
Три белых птицы крепость стерегут,
Корона в пыль скатилась на бегу,
В саду газон стригут
Слепые мышки.
Король собрал всю конницу и рать,
И приказал им мусор убирать.
Как жаль, что пешки склонны умирать!
Нельзя собрать
Того, кто прыгнул с вышки.
Приятно жить нелепым дураком -
Палить из пушки, бегать босяком,
И вечер проводить за косяком -
Кто с ним знаком,
Тот прячется в туман.
Полночный Герцог наточил рога,
Бойцы дерутся из-за пирога,
Три белых птицы заклюют врага…
Алиса на лугах
Сошла с ума.
БЕДНАЯ БЕРТА
Бедная Берта! В ней дьявол сидит, -
Мучает с самого детства.
Маленький вредный и злой паразит
Берте оставлен в наследство.
Некуда деться и нечем убить, -
Не солитёр вам, однако!
Рвётся наружу, буянит, грубит
И беспредельствует всяко.
Сто экзорсистов и сто лекарей
В страхе разводят руками…
Дьявол с годами все злей и сильней,
Шерстью оброс и клыками.
Бедная фрёкен ужасна на вид:
Скрючилась и поседела.
Бесится Берта и чорта бранит,
Только ему что за дело?
Он, окаянный, не спит по ночам,
Если найдёт вдохновенье;
Воет, как бешеный, в стены стуча,
Пляшет до изнеможенья.
Правда, когда, перебравши вина,
Демон похмельем страдает,
Берта свободна и чорту она
Грустные песни слагает.
Он захандрит и пускает слезу,
Кисточкой став у мольберта...
Так и живут в своем замке в лесу
Дьявол и бедная Берта.
НА СМЕРТЬ БЕЛОГО КРОЛИКА
Милый Кролик, ты кажется сдох, наконец!
Не потащишь в свой белый ушастый дворец
Этой осенью вслед за собою
В микро-сад под глубокой норою.
Твой предел установлен и шкурка снята.
Королевский кортеж, от вальта до шута,
Прогуляется важно за гробом,
Чтобы снять по кусочку на пробу.
Так припустимся в пляс, обглодав до костей!
Так задушим же всех надоевших гостей!
Сочиним тебе пышную оду,
И рассыплемся ветхой колодой...
ДВА КОРОЛЯ
Король в кроваво-красной
Сверкающей броне,
Великий и ужасный,
На бешеном коне,
В плаще лазурно-звёздном
И ростом до небес,
И с обоюдоострым
Мечом наперевес,
С козлиными ногами
И с мордою в траве,
С ветвистыми рогами
На лысой голове,
Несётся в бездну Ада,
Безумно хохоча…
От собственного брата
Даёт он стрекача.
В краю многострадальном,
Проклятом на века,
Сидит в дворце хрустальном
Ничтожный интриган -
Злой братец королевский,
Последний из червей -
Пирует в лунном блеске
Со свитою своей.
Безжалостен и гадок,
Топочет каблуком
Кривой горбатый карлик
В наряде шутовском.
На море и на суше,
Во сне и наяву
Спешат живые души
Продать себя ему.
И будет так, покуда
Не вспыхнет вновь восток, -
Придёт король оттуда,
Прекрасен и высок;
Полцарства обезглавит
И скормит палачам…
Он днём обычно правит,
А братец - по ночам.
ГИБЕЛЬ БОГОВ
Мы идём по дорогам,
Заваленным хламом,
Чередой позаброшенных
Пыльных шкафов.
Старый дом без дверей
Нам покажется храмом,
Наблюдавшим за гибелью
Древних богов.
Пробираясь в потёмках
Пустым коридором,
Спотыкаясь о странников,
Сложенных в ряд,
По колодцам дворов,
Чердакам и заборам,
Мы спешим в наш уютный,
Приветливый ад.
Сто замков отворя
Без отмычки и лома,
Прыгнем в чашу весов,
Уходя от рапир,
И вернём имена
Тем, кто прячется дома,
Когда новые боги
Поднимутся в мир.
ДОРОГА ДУРАКОВ
Дорога – дар бога – тропа калек.
По жизни, по шагу в год,
Идёт по ней человек без век,
Как зомби вперёд идёт.
Куда – не знает, зачем – забыл,
Но ноги велят идти.
И только камень, земля и пыль,
И бездна в конце пути.
ТАБЛЕТКА
Я мечтаю о райской таблетке,
О билете на аттракцион,
Где печали и горести редки,
Явь прекрасна и радостен сон.
Пусть во всех продаётся аптеках
И затак раздаётся в толпе
Круглый маленький друг человека,
Крепче спирта и слаще конфет.
Уходя в беспредельные дали,
Умирая душой и умом,
Все таблетку с собою бы брали,
Обо всём забывая другом;
И неслись по бескрайним просторам,
Подгоняя друг друга, в края,
Где сияет, как солнце, над бором
Золотая таблетка моя.
ВИДЕНИЕ КАРЛИКА ИЗ МУЗЕЯ ТЮССО
Бал в музее Тюссо: безголосый оркестр,
Канделябры без свеч и бесшумные па;
И, конечно же, карлик-церемониймейстер
Машет жезлом, смеётся и бьёт в барабан.
Бесноватые куклы в фальшивых брильянтах,
Полусгнившей парче и седых париках
Механически прыгают, как на пуантах,
А меж ними снуёт карлик с жезлом в руках.
Подметая полы фалдой длинного фрака,
Парой хлипких ножонок в толпе семеня,
Воплощая собой порождение мрака,
Пляшет карлик, от счастья не помня себя.
Восковые фигуры на солнце растают,
Облетит позолота с их праздничных лиц.
Бал закончен, и карлик музей закрывает –
Вновь, застыв истуканом, встаёт у кулис.
* * *
Когда Луна померкнет навсегда,
А Солнце будет в полдень еле тлеть,
Замёрзнет океанская вода
И жителей Земли настигнет смерть,
Когда леса исчезнут без следа,
И встанут льды на миллионы миль,
А все давно пустые города
Рассыпятся в отравленную пыль,
Согретый тусклым солнечным лучом,
В который раз раскинув свою сеть,
Собой довольный, сможет паучок
На пятнышке лишайника сидеть.
ФИНИТА ЛЯ КОМЕДИЯ
Отыграны все пьесы,
Актёры крепко спят;
Их кукольник развесит
На ржавых крючьях в ряд;
Смахнёт метёлкой длинной
Он пыль с потёртых тел
И сядет у камина,
Устав от этих дел.
Кривляясь на канате,
Забудь тоску и боль,
В комедии дель арте
Свою играя роль.
Пляши на карнавале -
Пусть будет долог сон -
Ведь разум твой украли
И выкинули вон.
В кадушке редька мокнет,
Кисла и холодна;
Подглядывает в окна
Безрогая луна;
И кукольник плешивый,
Разбуженный луной,
Подсчитывает прибыль
За кружкою пивной.
КНИЖНЫЙ ЧЕРВЬ
Я вкушаю по крошке,
Впиваюсь до дна.
Там внутри - это ИН,
Это КУ, это НА,
Это БУ, это ЛА
Изначально была,
Крабьим панцирем стала,
Сгорела, сгнила...
Шелестяще и сыро
В бумажной пыли.
Свален хлам по углам -
Это БИ, это БЛИ -
Паутинчатый мир -
Это О, это ТЕ,
Это КА. И пока
Деградируют те,
Кто в своей слепоте
Не сжевал не листка,
Я вгрызаюсь в хрустящую
Плоть корешка.
НЕКРОПОЛИС
В белом списке иных времён -
Ни своих, ни чужих имён.
В ожидании марш-броска
Труп в засаде: тоска, тоска...
Экскурсанты, профессора
Изучают... Пора, пора!
Скрытой камерой.
Во «вчера»
Превращаются вечера,
Осязание, нюх и слух
Испускают тихонько дух,
И взлетают на мавзолей
Испарения королей,
Жизнь которых - не смерть, не сон.
- Третий сверху, - он кто? Кто он?
- Властелин человечьих душ.
…Цезарь, Цезарь; Рим, Рим; чушь, чушь.
МАТЕМАТИК
У границы с Бенгалией где-то
Запыхалось и спёклось лето.
Забрались в синусоиду два друга,
Два лазутчика - Бета и Дзета...
Не в себе, и уж точно не в духе,
В жирном солнце и липком пухе,
На вершине хрустального плуга
И в тупом вертолётике мухи;
В исступленьи скача по палате
На потеху учёной братии,
Вычислял квадратуру круга
Безнадёжно больной математик.
* * *
Улетая, ты вспомнишь про дым голубой,
Про кошачий концерт под бетонной трубой,
Про ночные кошмары, где ты заключён.
А вернувшись, не вспомнишь уже ни о чём.
Засыпая, увидишь страну дураков,
Где ослы превращаются в стаю волков,
Короля-чародея и свиту его...
А проснувшись, не вспомнишь уже ничего.
Умирая, узнаешь старушку с клюкой,
Копошенье червей под тяжёлой доской,
Воплощение снов в бесконечности. Но
Не поймёшь и не вспомнишь - уж так суждено.
ПОКОЙНИК
Покойник за стенкой воет,
Скрежещет заслонкой печки,
Рисует крест на обоях,
Жарит крысят на свечке…
Прячутся за трубою
Маленькие человечки.
У кошки четыре ножки,
У Жучки четыре ручки.
От кошки с Жучкой остались
Две маленьких смрадных кучки.
Покойник рисует, скалясь,
Новые закорючки.
На кухне распяты куклы,
На бабушку цепь надета,
Залит мочой рукомойник
И слышится рядом где-то:
«Тук-тук», - говорит покойник, -
«Ещё ведь час до рассвета».
ЧОРТОВСКАЯ-ПЛЯСОВАЯ
У чорта на сковородке
Уродцы есть и красотки,
Тихони есть и убийцы,
Арийцы есть и нубийцы.
У чорта на сковородке
Монашек оставил чётки,
Глупец раздавил провидца.
Чертяка учит чертёнка,
Как мясо нарезать тонко,
Как вилами тыкать в рыло,
Чтоб выть неповадно было.
У чорта на сковородке
Для всех разговор короткий,
Там ужас ровняет лица.
Пасть чорта в кривом оскале,
Он весь в человечьем кале,
Мешает его лопатой
И песню поёт, рогатый.
Чорт:
Я хвостом огонь кручу,
Раздуваю до небес.
Скоро крылья получу,
Будут знать, каков я бес!
Хор:
Уга-га, уга-га,
Будут знать, каков он бес!
ЛЕТАЮЩИЙ МЕДВЕДЬ
Столица мается весной,
Бродяги вылезли на свет.
Медведь летает над страной
С колодой в лапах. Он – поэт;
И в первый раз за много лет
Взлетел из леса к облакам.
Рисуют в небе пируэт
Его раздутые бока;
Глядит на город свысока,
Поёт и тренькает на пне.
Его колода нелегка,
Но всем доволен он вполне.
Медведь, бывало, по весне
В своей берлоге пень вертел,
Сосал кулак, кряхтел во сне,
А нынче в небо улетел.
Он станет (только б захотел)
В России больше, чем медведь.
Вот так бы отойти от дел
И тоже, к чорту, улететь.
* * *
В любом нацистском свинолюбе,
Скинхэде, праведном на вид,
Сидит Абрам Мойсеич Плюмбум
И на иврите говорит:
«Хе-хе. Я стар, безумен, страшен,
Мои глаза съедает гной,
Мой нос фурункулом украшен,
А мозг отравлен беленой.
Нет в мире пакостнее скверны,
Чем я, глиста в куске дерьма.
Мой идеал – супец кошерный
И денег полная сума.
Весь свет подарки мне готовит,
Чтоб стал израильским царём,
И служит жёлтый могендовид
Мне путеводным фонарём».
Так монотонно говорит он,
Не умолкая никогда.
Послушай, толстый мальчик бритый,
Послушай старого жида!
РАПСОДИЯ
Рапсодия страха звучит без конца,
Жизнь мельтешит на развалинах,
Корчатся мысли в извилинах,
Мишки дрейфуют на льдине.
Больного спасут два конца, два кольца,
Гвоздик посередине.
Вспухшие вены фарфоровой кожицы
Лижут врачи в предвкушении кайфа.
Взяли бы лучше садовые ножницы,
Может, и вышла бы польза какая-то.
Повесть болезни, увесистый том,
Чёрный диплом в позолоченной раме.
Были как люди, но стали потом
Чёрными докторами.
Видимо, зря торговали умом;
Тянутся руки за валиумом.
Пара монет не спасает от голода
Парня в дубовой постели.
Глупо в гробу прятать золото:
Пусть не украли, но съели.
Рапсодия мёртвых негромко поёт,
Жалобный крестик из тоненьких веточек,
Дождь составляет узоры из точек,
Старые плиты лежат в паутине.
Пишет гравёр без конца два словца,
Гвоздик посередине.
СОЛОМЕННЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК
В чистом поле в лунный вечер,
На шесте распятый клоун,
Пляшет глупый человечек,
Человечек из соломы.
То ли пьян он, то ли бредит,
То ли ветер с ним играет…
Где он? Сам себя не видит.
Что он? Сам себя не знает.
Чёрный пёс уныло воет,
Дед вздыхает за забором:
Он себе могилу роет
Под ветвистым помидором.
Очень стар он, очень бледен,
Землю молча ковыряет…
Кто он? Паспорт молью съеден.
Где он? Сам того не знает.
Я иду - из леса в поле,
Дальше, мимо огородов.
Словно вырвавшись на волю,
Отдыхаю от народа.
Ноги ноют, воздух лечит.
Где я? Мир меня швыряет.
Пляшет глупый человечек…
Кто я? Чорт меня не знает.
ЖЕЛЕЗНЫЕ МАСКИ
Когда наркотик отпустит напрочь
И бред сомнений запустит гонки,
Сомкнутся веки, все лягут навзничь,
Срывая с туловищ кож пелёнки.
Застынут лица железных масок
(Недавно только пылали алым)
И где-то скажут хрипатым басом:
«Вполне готовы для карнавала!»
Уйдут скитальцы в другие страны,
Следы повозок растают в лужах.
Дорогой маски залижут раны…
Да кто их будет смотреть и слушать?
ДЕКАДАНС
Под чёрными пальцами негра грохочет рояль,
Засиженный мухами стол протирает халдей,
Устало хрипит постаревшая блядь, и печаль
Фальшивою брошью у горла сверкает на ней.
Брильянтово-голдно-сапфирно-рубинная смесь
На шеях-руках посетителей данного дна.
Поблёкла-повыцвела-сдохла буржуйская спесь,
В кострах революции совесть и честь сожжена.
Сейчас - кокаин - новый идол и батюшка-царь,
Да морфий уносит на время в изменчивый сон,
А после - рояль, гнусный негр и парижская хмарь,
И полный презрения мальчик - бессонный гарсон.
КНИГА ПЕРЕМЕН
В мире есть юг, а на юге – сады
Стонут под тяжестью тонн винограда.
В мире есть север, на севере – льды,
Белая ночь и оленей стадо.
В мире есть запад и царский венец,
И генерал в золотом мундире.
В мире восток. На востоке мудрец
Пишет трактат о великом мире.
Но не допишет его до конца -
Злые соседи убьют мудреца…
МАЛЕНЬКИЙ ЧОРТИК
Он – Смерть и Доктор, минор и мажор,
В луже горящий, в небе парящий,
Вечно голодный твой дирижер,
Маленький чортик, в каждой бутылке сидящий.
Радуйся, смейся, выпить любя!
Пьёшь из стакана, а он – из тебя.
Маленький чортик стал дьяволом жирным,
Ты - жалкой бочкою, с ним обручённой,
Или бездомным. Злым или смирным,
Но не собой. Его заключённым.
Радуйся, смейся, выпить любя,
Пьёшь из стакана, а он – из тебя.
ПЕСЕНКА
Чёрно-белый аккорд – это песенка-птица
Улетает в безоблачный мир поднебесья;
А в каморке темно, там художник томится,
Тихо стонет его лебединая песня:
- Враг на врага
Точит кинжал,
Раненый зверь
В лес убежал,
Сердце горит
В адском огне,
Душу поэт
Топит в вине…
В хмуром небе сгорает кровавое солнце –
Это тоже картина, пейзаж одиночки.
Спой мне песенку! Может, веселье вернётся,
Может, будут написаны новые строчки:
- Нет никого
В мире пустом,
Суетный поп
Машет крестом,
Смерть далеко,
Жизнь – маята,
Радости в ней
Нет ни черта…
И в подлунном просторе, последнем приходе,
Где сияют наряды прекрасных танцоров
Ни покоя, ни радости вы не найдёте –
Слишком долго идти из страны мухоморов.
Скрипка, скрипи!
Бей, барабан!
Дудка, дуди!
Лейся, орган!
Песенка, пой,
Не умирай,
Рядом с тобой
Ад мой и рай.
САТАНА
Сатана не правит балом,
Он сидит на сизой круче.
На лице его усталом
Чёрный след – мрачнее тучи.
Сатана – не призрак гордый,
Что летает над равниной,
Он сидит с надутой мордой
И не метит в властелины.
К Сатане взывают маги,
Колдуны истошно воют,
Чертят кровью по бумаге,
На погосте ямы роют,
Ведьмы пляшут до упада,
Злые ветры храмы рушат…
Сатане того не надо,
Сатане никто не нужен.
СЕРОСТЬ
Серость, сырость. Сирота
Побирается уныло
По вагонам взад-вперёд.
Суета и маята,
Всюду серости налёт,
Даль скучна и некрасива.
Тихо кладбище гниёт,
Позабытая могила
Серой грязью залита.
Так бесшумно, так лениво
Серой кошкой день идёт.
То, что раньше было мило –
Всё напрасно, всё тщета.
БАБА ЯГА
В заросшей мхом лесной избушке,
Залезши к чорту на рога,
Сожрав всех белок на опушке,
Ютилась старая Яга.
Толкла мышат копытом в ступке,
Летала в ступе лубяной
И жутко клацала по трубке
Железной челюстью вставной.
Людей без счёта поедала:
Клубился дым до облаков,
Когда дитя к ней забредало,
Ища спасенья от волков.
Забравшись в тьму глухого бора,
Творила чёрные дела,
Пила отвар из мухомора
И колдовала, как могла…
Где нынче славная старушка,
Куда каргу запрятал бес?
Покрыта плесенью избушка
И лес вознёсся до небес.
Почила в адовых страданьях,
Своей не чувствуя вины;
Жива лишь в сказках да преданьях
Седой, глубокой старины.
НА СМЕРТЬ ПОЭТОВ
Поэты умирают не всегда,
Заканчивая жизни на дуэлях.
С сиделкою, в 100 лет, в своих постелях
Уходят те, кто в свете признан был;
А кто-то много, беспробудно пил
И смерть к нему пришла в клубах дурмана…
Но хуже чем поэта-кайфомана
Судьба поэта, что свой дар предал
Огню невзгод неласкового мира!
Поэта исписавшегося лира
Пылится в антресолях, далеко…
Поэты умирают нелегко,
Порой агонизируют годами,
А на тот свет чужими городами
И странами идут, толпой, след в след,
В истории оставив зыбкий след.
Поэты до рожденья умирают,
Поскольку Музы в мире больше нет.
ЛИСЁНОК
Трёхлапый лисёнок бежит без оглядки,
А следом лесник наступает на пятки.
Весенняя роща, чириканье птиц…
У этих людей сволочные порядки;
Лесник догоняет – спасибо зарядке!
И лисья душа потекла из глазниц.
Лисёнок подох. Запрокинута морда;
Он призраком станет, прекрасным и гордым.
Готовься лесник, заколачивай дом.
А где-то на небе светящийся дядя
Проворно запишет всё в толстой тетради
И лихо захлопнет увесистый том.
ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ
Человек человеку – гад,
И поэтому нужен Ад,
Где, злорадно, за веком век,
Человека жжёт человек.
Человек человеку – враг,
И поэтому столько драк,
Танец смерти и трупов вонь
В череде человечьих войн.
Человек человеку врёт,
Человек человека жрёт,
Дик оскал человечьих морд.
Человек человеку – чорт.
НОВЫЙ ЛИСТ
Как восхитительно проста
Загадка нового листа!
Его гармония хитра
Без красок, туши и пера.
Он гол, он бел, его формат
Подстать размеру в аккурат,
А гладь поверхности листа
Свежа, невинна и чиста.
Ещё никто не измарал.