Annotation
КОГДА И ТОГДА
Когда на особом суде
Зачтутся мои заслуги
И буду я выброшен вон,
Как будто ничтожная тля,
Когда, не тая торжества,
Ворвутся княжии слуги
И, обожжённая адом,
Заплачет росою земля,
Когда в потайном фонаре
Правды погаснет пламя
И лишь ядовитый намёк
Укажет вам правильный путь,
Когда Пожиратель Дерьма
Свирепо закусит вами,
Своей излюбленной пище
Даря всемогущую жуть,
Когда вурдалаки споют:
“In nomine Dei nostri”
И в ржавые когти глубин
Жизнь окажется схвачена,
Когда заболят потроха,
(Кол будет не очень острый),
Тогда я спрошу у тебя:
- Что бы всё это значило?
ВЕЛИКИЙ МАСТУРБАТОР
Возбуждая член эпицентром сна,
Скрытого шеренгами кривых ресниц,
Грязный мастурбатор мирового дна
Двинет в наступленье ото всех границ.
И, кусая пальчики, кастрат-монах
Проследит за этим со святых небес;
Ощутивши сперму на своих губах,
Завизжит в экстазе полудённый бес.
Это наслаждение — сплошной обман
И на твоём месте я не стал бы спать.
Как бы не обхаживал тебя шайтан,
Ежели ты — чмо, то иным не стать.
Трупными болячками засрётся ум
И по твою душу загундосит поп,
А освободишься от паскудных дум
Только лишь, когда заколотят гроб.
ЭВОЛЮЦИЯ
Праотцом считают обезьяну,
А праматерь, видимо, свинья.
Их потомок — у помойной ямы
Корчится, болея и блюя.
Каждый его день — одно и то же,
Слиты и начало, и конец.
Это — царь природы. Образ божий.
Макроэволюции венец.
ПРЕДАТЕЛИ
Дьявол врывается в полночь,
Лихо и ад на земле,
Люди –- последняя сволочь,
По уши тонут во мгле.
Их разговоры — мычание,
Это мычание — ложь.
Лжи этой мера — отчаянье,
Стоимость — ломаный грош.
Непостоянные твари,
Гадкий, кишащий планктон.
Тупы, как овцы в отаре -
Корм для червей и ворон.
Я ж — единица средь множеств,
Светлая я голова,
Этой вот сворой ничтожеств
Предан не раз и не два.
Радует душу и тело,
Что будет так не всегда.
Я завершу своё дело -
То, зачем прибыл сюда.
Я удавлю злое время,
Ночь оторву ото дня,
И рассчитаюсь со всеми
Теми, кто предал меня.
ПОБЕДА
Ни в каком рукаве я, конечно, не прятал свой козырь,
Я шагал стороной, поначалу не знав про игру.
Легионы химер не успели сменить свои позы,
Когда яростный свет выжег им на рогах по тавру.
А затем — темнота и немые вокруг силуэты;
Небогато и скучно, уныло, безумно и зло.
Эти тени во тьме были самым конкретным ответом
На возникший вопрос: с чем на сей раз мне не повезло?
Вот они шевельнулись, потом подступили поближе,
Хлынул звук, отражаясь волнами от радужных стен.
Чтобы не умереть так, как Моррисон умер в Париже,
Я прикинусь столбом, не сгибая спины и колен.
Безволосые лица и лысые головы бесов
Засвистят, захохочут, подарят желание спать.
Я никак не пойму — то ли это лишь чёрная месса,
То ли вскоре на Звере грядёт Вавилонская Блядь?
Но ходы моих снов неподвластны Владыке Иллюзий.
Я могу нападать, я гоню мертвецов из могил!
И за это спасибо моей переменчивой музе;
Может, я не играл, но уверен, что всех победил.
КЛАДБИЩЕНСКАЯ ТИШИНА
Печные трубы устали трубить победу,
Вошь, да фурункулёз тащатся следом.
Утирая слёзы, случайно протёр дыру,
Хотел сделать шаг, но сразу замёрз на ветру.
Эх, поманили перстом, да обманули крестом,
По шею во сне, да по морде снег.
Постучался непрошенным гостем,
Да подавился обглоданной костью.
Не поможет платок, если крови — поток.
Вся жизнь по заветам, да хватит об этом.
Хотите — не верьте, но меня понесло,
И нету сил встать между смертью и злом.
Я выбрал зло и залил свинцом,
А смерть разозлилась и залаяла псом.
Из озёрной осоки, да конопли
Соткали флаг для Хозяев Земли.
Уж больно тяжёл — не поднять никому,
И весь этот гроб — только мне одному.
Я умею плясать в гробу,
И песок хрустит на зубах,
И много простивших судьбу
Лежит в соседних гробах.
КАРАНТИН
С берега крутого до сырых подвалов,
Потерявши всё в погоне за малым;
Вырыта могила, что горбатого исправит,
Поцелует нежно, а потом удавит.
Кочергой крестили, костылём прокляли,
Красным кирпичом всех благословляли;
Умерших помянули кровавой водой,
Ржавой вилкой, да другой ерундой.
Бог вам в помощь, добрые люди,
Живущие в мечтах о чуде,
Забейте окна, заприте хлев, -
Здесь может жить только тот, кто слеп.
Осколки в глаза, да плевок в небеса,
Лишь мрак на пути, начался карантин.
Топором по горбу — очутился в гробу,
Глина в ушах, да одёжа во вшах.
Без шуток, твари, я нынче злой,
А ну поднимайтесь, пошли со мной.
Враг добра, да брат вора,
Того вора, что Солнце украл.
Обглоданные мысли, истоптаны ботинки,
В дырявом подсознаньи - весёлые картинки;
Колёса встряли на пустых холмах,
Осталась безысходность, остался страх
И вокруг шеи на память узелок,
Затянутый так, чтоб я сдохнуть смог.
Но я не помер — так и скажи,
И натюрморт продолжает жить.
Хорошая картина крутого карантина;
На сердце камень — не снять руками.
Чумной барак, его строил враг.
Кругом дурак, и навеки так!
СЫН ПРАХА
Породила меня не утроба,
Я из праха и тлена возник;
И теперь я несчастен до гроба,
Полоумен, потерян и дик.
Нулевое явленье природы,
Воплощенье мирской суеты.
Видно, мне красоты и свободы
Не узреть до могильной плиты.
Под ногами земля, как и прежде,
Над макушкой — небесная твердь.
Я скитаюсь по свету в надежде
Где-нибудь отыскать свою смерть.
Вместо смерти — шестые палаты...
Безуспешен мой тихий парад.
Перекрыл мне архангел рогатый
Все дороги в потерянный ад.
Моё сердце — резная камея,
В моём черепе плещет говно.
Я живу, умереть не умея,
Ну а жить надоело давно.
ВОДА
Нет желаний, вершин и свершений,
Нету счастья, а есть только боль;
И по тухлой, балованной вене
Лезет шняга покоев и воль.
Нету жизней, смертей и рождений;
Есть один серо-нищенский гной.
Нет людей, нет зверей и растений;
Есть бачки с полумёртвой водой.
Полумёртвая вода
Заполняет города
Неустанно, неизменно,
Несомненно навсегда.
Нет нужды в никаких извиненьях,
Ослабел и низвергнут огонь.
Растворяется лик в измененьях...
Опасайся, и воду не тронь.
Нет вселенских и прочих смещений;
Всё на свете накрылось пиздой.
Нет ни сущностей, ни превращений;
Есть бачки с полумёртвой водой.
Полумёртвая вода
Заполняет города
Небывало, неизбывно,
Несомненно навсегда.
* * *
Чуть светятся вдали
Останки Демиурга;
Участниками дикого обряда
Танцуют короли
Москвы и Петербурга,
И ласково гогочет клоун ада.
ПАУК
Плетёт из букв паутину
Орфографический паук,
Свивая в зыбкую картину
Обрывки творческих потуг.
Спелёнут сетью смысл строчек,
И паучишка очень рад,
Мотая кружева из точек
На препинальный аппарат.
Ему подвластная невольно,
Холопствует людская тля
Уханя, Бостона, Стокгольма,
Йоханнесбурга и Кремля.
МЕЖДУРЕЧЬЕ
Новый день над Междуречьем.
Ветер бороды ершит.
Своей гибели навстречу
Царство грешное спешит.
Муравьиным дружным строем
Гильгамешевы сыны
Зиккурат до неба строя,
Роют яму в сердце тьмы.
И всё выше, выше башня -
Будто к богу под крыло.
И всё глубже, глубже шахта,
Дряблое тревожа зло.
Безрассудны их усилья
И постройки на костях:
Весь их мир — щепотка пыли,
Все надежды их — пустяк.
Их стараний кубометры -
Лишь нелепый, тяжкий сон.
Будь свободен, в вальсе ветра
Покидая Вавилон.
ПРОСТРАНСТВО
Призраки прошлого снова
Лезут из склепов своих;
Мёртвый хватает живого,
Мёртвые душат живых.
Прах в погребальном убранстве,
Предки, бубнящие бред...
Но никакого пространства
Им среди нас уже нет.
И без того слишком тесно
Стаям людской саранчи,
Так что покойникам место
Стало быть, только в печи.
Не залежавшись в могиле,
В пекло пойдут мертвецы,
Где в раскалённом горниле
Бесятся их близнецы.
СЖЕЧЬ И РАЗВЕЯТЬ ПО ВЕТРУ
Денно и нощно работают топки,
Воздух горячий дрожит над трубой.
Плавя оковы из плоти и крови,
Градус печей обещает покой.
В небо летят на судилище кармы
Души людей — говорящих скотин,
Псевдоразумных жестоких мутантов
И деревянных тупых буратин.
Сжечь и развеять по ветру
Кости, мясо и сало.
Сжечь и развеять по ветру,
Но добровольцев мало.
Долгая очередь, мрачные стены;
В чёрном астрале рыдает душа.
Ты не использовал шанс свой последний,
Ты потерял свой единственный шанс.
Рвут перепонки слова приговора:
«Аннигиляция, полный распад;
Ты теперь пища для бесов Шеола,
Новый клиент корпорации «Ад».
Сжечь и развеять по ветру
Груз непрожитых лет.
Сжечь и развеять по ветру,
Но добровольцев нет.
АД СВИРЕПЫХ КРАБОВ
Здесь отчаянье — как нефть,
Здесь от счастья плачет смерть
И кружит багровый смерч
В свинцово-сивых тучах.
На коже пена жаб
И каждый — серы раб,
А каждый первый краб
Свиреп и тучен.
Рыгает свинократ,
Сгорает коловрат...
Как бес конечен ад
И так же скучен.
ДОМ БОЛИ
Ты полоумен, но ленив,
И тело, как свинец,
И жизнь не в радость, если жив,
И гибель - не конец.
Конца не будет в свой черёд
(Возможно, что и так)
И после смерти засосёт
Душонку в стылый мрак.
В обитель скорби поскорей,
За болью в должный дом,
И миллионы алтарей
Ждут в доме боли том.
БОЛЬШОЙ ТЕАТР
Жизнь чорта очень тяжела,
И неказиста, и убога.
Ему желают люди зла,
Крестами гонят от порога,
Нагайкой хлещут меж рогов,
Разнообразно унижают,
И очень мало кто его
Лелеет, ценит, обожает...
Да — мало. Но, однако ж, есть.
Есть, кто ему послужит верно,
Есть, кто ему окажет честь
И отведёт в рассадник скверны,
В громадный, старый, чудный храм
Сильномогучего Анала,
А в храме том царит бедлам
И ад всеобщего финала.
Здесь лихо пляшут па-де-катр,
Реальность вынеся за скобки,
Здесь всё — один Большой Театр,
Спектакль с названьем «Письки-попки».
Здесь в сказочно-кошмарных снах
Погрязли пасынки Содома,
Здесь правят бал оргазм и страх.
Доволен чорт. Он снова дома.
ПЕСНЯ-ТАНЕЦ ЧЁРНОЙ ЖОПЫ
Ослоёб и пидарас,
На Восток и на Кавказ
Приезжайте, дорогие,
Там вам будет в самый раз.
Поезжайте налегке,
Лишь сжимайте хуй в руке;
Ну, а я спою вам песню
На чучмекском языке, -
Хачикяну Мизандари
Спину трёт в турецкой бане:
«Слющай, ара, нэ хитри,
Три снаружи и внутри».
Кунаки и полубратья;
Вах, джигиты-молодцы!
Ахти-дахти, к'лезе домахти,
Комар-в-жопу арици!
(Комарик, комарик Гиви,
Он любит жизнь, пьёт вино и ест сациви).
Где грузин, а где армян?
Шени траки, гётфаран!
Могитхани траки к'ле...
Дальше песня об осле, -
Под горой стоит кишлак,
Там живёт один эшак;
Он душистый, будто роза
И кайфовый, словно мак.
Эй, эшак, кель манды,
Мен кутак якши турды!
Узбекча кутак турдым -
Байбача эшак сыктым!
Если ж ослика с восторгом
Или швили не ебал,
То не понял ты Востока
И Кавказа не познал!!!
ЖИДОВСКИЙ ЗУД
Не утих жидовский зуд
В Гоги Имагоге -
Резво сами вскачь несут
Ноги к синагоге.
В синагоге его ждут
И дают местечко -
«Доставай скорей Талмуд,
Полезай за печку!
Яба-ба-ба-бай,
Яба-ба-ба-бой,
Изучай-ка Тору, гой!
Яба-ба-ба-бой,
Яба-ба-ба-бай,
И Талмуд не закрывай.
Днём и в кромешной ночи
Слово Единого чти
И с Сатаной не водись.
К истине, к свету стремись!»
Дыбом пейсы и мозги
В старой синагоге.
Стонет Гоги от тоски...
Отпустите Гоги!
ИВАН-БОЛВАН
Он в одежде — как мишка в мешке,
Без неё — словно Голем из глины,
И к корявой башкирской башке
Присобачена морда мордвина.
Он дурак, а точнее — болван.
Как зовут? Безусловно, Иван!
РУССКИЕ ЗЛОДЕИ
Русские злодеи, тати и воры
Под скулёж тальянки точат топоры,
Тычут всесторонне православный шиш:
Накося, мол, выкусь; ну, а нет — шалишь!
Кулаки пудовы, а глазёнки злы;
В пазухе любого камни тяжелы.
И, чуть что, взовьётся жареный петух,
И потоком вони хлынет русский дух!
Забушует вихрем пьяная резня
(Русскому злодею трезвым быть нельзя).
В ангелочков белых, в бога-душу-мать!
Беспощадно пиздить, гадить и ломать!
По хую морозы, грозы или зной;
Зона или воля — всюду дом родной!
Эдак разудало русский наш злодей
Катится по жизни между двух смертей.
РОЖДЕСТВО
Опять Спаситель народился
И всяк дурак ему взмолился,
И, словно угорь на угольях,
Запрыгал поп на колокольнях,
Поплыл по небу тилибом
И об пол раб ударил лбом.
Пришла пора святой недели,
Все закрестились и запели,
И лишь под сводом старой кельи,
На неразобранной постели
Сидел, ощерившись, монах
И теребил свой хуй в штанах,
Листая стрёмный альманах.
А в нём, на глянцевых страницах,
Скакали бесы вереницей
И дядьки маленьких детей
Сношали в жопы без затей.
О, семинарские забавы...
… Извергнув семя, инок бравый
Ложится дрыхнуть и во сне
Вздевает на нос снов пенсне.
Хорош монашек, молодец -
Пойдёт чертям на холодец.
ВОЙ ВОЛХВОВ
Три волхва тоскливо воют
На погибшую звезду.
Неба тусклые обои;
Я на небо не пойду.
За позёмкой сизой сказки
Буреломы, да пеньки.
Три волхва снимают маски,
Скаля зубы, как волки.
И несётся песня волчья
Про утраченный завет,
Про величье вечной ночи,
Про объятый мраком свет,
Про холодный саван белый,
Что шуршит зимой в глуши,
Про болезнь и слабость тела,
Про отсутствие души:
«Пересохли каналы Его,
Но разбухли анналы Его,
И потухло светило Его,
И протухло кадило Его.
Калом стала плоть Его,
Гноем стала кровь Его,
Нормой стала дрожь,
Верой стала ложь».
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
«Интеллигенция — это не мозг нации, а говно».
В. И. Ленин
Эй, человеческая слякоть,
«Говно», как выразился Ленин,
Не стоит подловато крякать
На политической арене,
А стоит шатко и неловко,
Когда укажет вам хозяйчик,
Идти по зэковской путёвке
В края, где пляшет белый зайчик,
В застенки каторжного ада
По тундре топать смерти в лапы.
Интеллигентов нам не надо:
Нам скоро дьявол будет папой.
ТРУДАРМИЯ
Гаснут звёзд небесных тушки, чорт Луну убрал в мешок
И, воспрянувши в клетушке, красноватый петушок
Криком хриплого кастрата поприветствовал восход,
Чтобы армия субстрата снова двинулась в поход.
Эта армия огромна, это — армия рабов;
За колонною колонна, из бредовых липких снов,
Из пропахнувших постелей, из промежностей квартир,
Чтоб в течение недели чистить массовый сортир.
Чтобы к следущей субботе, как они достигнут дна,
Получить бы при расчёте долю малую говна,
Чтоб в тепле свиного рая им набить голодный рот,
Чтобы срать и снова драить, а потом — наоборот.
СВОБОДА (ПЕСНЬ БОМЖА)
Ночь не так уж и темна;
В щель помойного бачка
Ярко светит мне Луна -
Она свободна.
Я свободен, как она,
Как зловонный Сатана
Я живу в аду, но я
Живу свободно.
Я свободно ем похлёбку из соплей,
Я свободно получаю пиздюлей,
Я свободно, пьяный, дрыхну на земле,
Я свободен, как никто из королей!
Скоро граждане заснут,
Завтра снова их взъебнут,
Завтра снова тяжкий труд
И беспросветный ужас.
Мир расколотых сердец,
Лживый храм, где Бог — мертвец.
Я свободен, наконец,
И никому не нужен.
Я свободен от вины,
От работы и семьи,
От здоровья и мошны...
Да, я свободен!
Изо рта течёт слюна
И разит, как от говна,
Но зато со мной она -
Моя свобода!
ТАНГО
Облака-острова
Розовеют в зените,
Словно царская дочь
Золотится Звезда.
Днём я сплю, как сова,
(Тут уж вы извините),
Но степенно сгущается ночь
И тогда...
И тогда я танцую
В расписном лапсердаке,
И тогда я танцую
С пустотой неспроста
Танго чёрной собаки,
Танго старой собаки,
Танго лысой собаки
Без зубов и хвоста.
* * *
Если ты кому-то нужен,
Жизнь как будто хороша,
Только ломится наружу
Непокорная душа.
Через краткий промежуток
Мчатся бесы суеты
И в любое время суток
Никому не нужен ты.
Безмятежен и спокоен,
Без заёбов в голове,
Ты единственно достоин,
Если нужен сам себе.
* * *
Хоть бога нет почти наверняка,
Но демоны вокруг терзают звуки.
Сжигает сердце смертная тоска.
Кого б убить или обречь на муки?
Дурные думы нагоняют мрак,
Поступки неудачны и бредовы...
Но как же нужно мыслить? - А никак.
Но что же делать? - Ничего плохого.
Не пичкать мозг иллюзий спорыньёй,
Не пачкать дух дерьмом самообмана.
Живя среди свиней — не будь свиньёй,
Живя в аду — не становись шайтаном.
Не напрягайся вовсе. Не тужи
И даже ни на миг не беспокойся.
Не бейся мошкой в паутине лжи,
А будь собой и никого не бойся.
ИШАК - МАТРОС
Меж небом и водой колышется туман,
Плотнеет и сплетается в узоры
На оболочках тусклых инфузорий,
Воспрянувших из глубины нирван.
Ишак-матрос, как будто по стеклу,
Воздушный океан пересекает.
В его груди горит число.
Ах, отчего же так свезло
Ослу,
Что держит и не отпускает?
УГАСАНИЕ
Ясный и чистый свет,
Белый, как первый снег.
Есть только он, а прочее...
Прочего просто нет.
Жёлтый лучистый свет,
Свежий, как первоцвет.
Всё остальное — фикция,
Всё остальное — бред.
Призрачно-синий свет.
Вечности тает след,
Вечность равна мгновению,
Вечности тоже нет.
Тускло-бардовый свет.
Ты не в аду, поэт?
Ад — это гнусный вымысел,
Даже и ада нет.
Страшный кромешный мрак,
Хаоса чёрный флаг...
Хватит строчить припадочно,
Нет ведь тебя, чудак!