- «Бери два градусника. Один под левую подмышку положи, второй под правую. И сиди при мне температуру меряй, что бы никуда не ушёл! А то знаю я вас, косарей1» - грубо и надменно промолвила старшая медсестра.
Что интересно, в госпитале было несколько типов медсестёр. Первый тип можно условно назвать «Совковый» - это толстые, грубые тётки за 40 с задом по ширине как два моих жидкокристаллических телевизора. Второй тип я бы назвал «современный» - на мой вкус ещё более отвратительный, чем первый:
Молодые, самовлюблённые, наглые и, что характерно до безобразия тупые и примитивные. Почти всегда с раздутыми губами, по блядски выкрашенными ресницами и непременно с огромным смартфоном в руках, который обычно упакован в ярко — розовый или цветной чехол. И если в первых остались хотя небольшие, но всё же частицы чего-то человеческого и доброго, то вторые это самые настоящие исчадия ада. Абсолютное зло, которое проникло в них ещё в детстве через всемирную паутину. Через бесконечные, информационные потоки мусорных сериалов про красивую жизнь, пабликов «Вконтакте» и прочих отрыжек продуктов современной массовой культуры. Настоящие, живые биороботы. Меня принимал в данный момент как-раз этот тип.
- «Серьёзно, почему вы такие убогие тут все? Небритые, немытые, жалкие. Настоящие мужчины нормально служат, а у вас вечно, что-то болит. Болезненные вы наши. Как вы за девушку будете заступаться-то? Кому вы нужны потом будете, если вас «спишут» на гражданку по болезни?» - всё не успокаивалась эта сука. Она всё дальше и дальше самоутверждаясь передо мной при помощи вот таких речей.
Я ничего не отвечал ей. Да и не видел особого смысла это делать. Тем более, что в данный момент меня очень сильно волновал вопрос собственного здоровья. Уже который месяц я температурил. Постоянно ходил с 37,5 и при этом было ужасное самочувствие. В организме явно был какой-то неведомый мне воспалительный процесс. Более того, недавно посреди ночи она резко подскочила до 39, после чего меня донимал озноб и постоянный шум в ушах. Мне было не до её примитивных рассуждений уровня инфузории-туфельки.
- «Смотри, если будешь и дальше продолжать в том же духе, тобой могут заинтересоваться компетентные органы. Они очень не любят, когда кто-то уклоняется от службы»
Я в ответ снова промолчал. Доказывать, что-либо было бесполезно. Уже месяц мне никто не верил. Все, поголовно все думали, что я изобрёл какой-то неведомый и хитроумный способ держать температуру 37,5. Даже лежащий в соседней палате офицер подходил ко мне с нравоучениями и угрозами. Я знал, знал, что они меня все ненавидели, но в тоже время у них не было повода меня вытурить. Твари, тварями, а им нужна была бумажка, документальное подтверждение того, что я здоров. Но проклятый градусник всё никак не давал им такого повода, всё время выдавая свои стабильные как наша российская духовность «37,5».
- «Давай сюда» - вымолвила наконец она.
Я отдал ей все два этих ненавистных измерительных прибора. После того как она с разочарованным видом посмотрела на них, эта отрыжка мировой глобализации наконец молвила:
- «Ладно. Иди в палату»
Перед обеденным построением и рядовым замером температуры, зайдя в туалет, я краем глаза заметил как парнишка из соседней палаты резкими и и быстрыми движениями, пыхтя и издавая утробные звуки, натирал свой градусник в надежде на более высокие, чем обычно результаты. Жиденькие, бледные волосы, общее дикое выражение лица и нездоровая худощавость типичного наркомана выдавали в нём обычного молодого жителя российского моногорода. Который в перерывах между редкими походами в местный, никому не нужный техникум катается с друзьями на тонированной девятке, курит гашиш и обязательно ходит в шапке «Адидас» с ближайшего китайского рынка.
- «Интересно, а им тоже могут заинтересоваться компетентные органы? Или персонал госпиталя собственной шкурой чувствует классовую близость данного персонажа и поэтому закрывает глаза на такие выходки?» - вопрос прозвучал в голове сам собой, но так и остался без ответа.
Время шло, а ситуация не менялась. Лишь только окружающие пациенты и персонал смотрели на меня всё более злобно и шум в голове усиливался. Они пытались мне давать температуросбивающие препараты, но толку от них не было. Так, что последние пару дней я их сплёвывал в туалете. Помимо того, что от них не было толку, я ещё и понимал, что мне надо вылечиться, а не просто на пару дней сделать вид, что мне хорошо и вернуться обратно в часть, чтобы там снова захворать. Такой расклад дел был недопустим. Если армейское начальство и сослуживцы увидели бы как я после госпиталя опять болею, меня бы там тут же стёрли бы в порошок. Необходимо было, что-то делать.
Беру в руки телефон и набираю единственного местного, которого я знал в этом городе за пределами всего этого армейского ада, таксиста Сергея, у которого я взял на всякий случай номер телефона.
- «Алло, Сергей добрый день. Это я, да. Помните? Вы меня тогда везли из города в часть и мы с вами разговорились. Мне нужна ваша помощь. Лежу сейчас в госпитале и мне нужны антибиотики, иначе боюсь, что скоро сдохну тут»
Таксист ни слова не спросил в ответ. Он просто всё это молча выслушал, после чего сказал ,словно солдат получивший приказ, короткое:
- «Я тебя понял, жди меня сегодня на проходной в 20.00»
Ровно в 19.50, я под предлогом того, что мне приспичило покурить вышел на улицу и двинулся к проходной. Тогда я этого не понимал, но сейчас осознаю, что это была довольно рисковая затея. Своей просьбой я мало того, что подставлял себя, так ещё и ставил под удар человека который был совершенно не при чём. В военный госпиталь было строго — настрого запрещено проносить любые свои лекарства. Даже самые безобидные. Даже витамины. Для чего была введена такая мера? Почему в гражданских лечебных заведениях нету такого правила и всё хорошо, а в военных есть? Потому, что солдат-срочник это не человек, а зэк? Или потому, что этим чёртовым военным, пузатым чинам с лампасами и погонами не спится по ночам спокойно от собственной паранойи, если они не контролируют даже несчастную мелочь? Или они просто клинические дибилы от рождения потому, что ни один нормальный человек в здравом уме не пойдёт делать карьеру в такую структуру? Вопрос само-собой риторический.
На проходной Сергей стоял ровно в 20.00 как и обещал. Быстро поздоровавшись, он отдал мне упаковку заветных таблеток, после чего так же быстро нырнул в свою машину и уехал.
Шагая обратно к главному корпусу, я подметил, что не испытываю совершенно никаких эмоций. Не знаю почему так происходило. То ли моё состояние отчаяния настолько сильно поглотило меня, что оно отключило любую эмоциональную деятельность, то ли меня так сильно трясло и знобило, что на какую-то высшую нервную деятельность просто не осталось сил.
- «А ну, стоять!»
Во мне всё также ноль эмоций.
Я обернулся. Передо мной стоял какой-то очередной госпитальный начальник. Лица я его не увидел, поскольку было уже темно. Но всё равно, даже сквозь тьму я ощущал всю его грузность, важность и серьёзность.
- «Я видел тебе, что-то передали. Что ты пронёс?»
И тут мой пофигизм сыграл свою положительную роль. Ни на секунду не замешкавшись и тут же сообразив, что сказать, я спокойным тоном ответил:
- «Друг привёз пачку сигарет. Курить нам нечего….»
Конечно, если бы этот неизвестный госпитальный начальник был бы в более дурном расположении духа, такая дешёвая отговорка ни разу не прокатила бы. Но мне везёт. Мистер надутая важность был более чем удовлетворён моим ответом и пошёл дальше по своим делам.
Быстро придя в палату я взял стакан воды и запил ей с таким трудом добытый антибиотик и лёг спать.
Проснувшись, я не спеша поплёлся на утреннее построение на котором нам опять дали градусники. Когда я сообщил старшей медсестре, заветные «36,6» она на секунду удовлетворённо улыбнулась и проговорила:
- «Сегодня же отправляешься обратно в часть»
...Рейсовый автобус неспешно прыгал на ухабах, сопровождающий играл в какую — то игру на телефоне, а я смотрел в окно и был немного расстроен. Я не хотел обратно в часть. Но всё же было в моём положении и, что-то хорошее. Мне удалось вылечиться и выжить. Курс антибиотиков до конца я пропил уже в части...
1«Косарь» - сокращённо от слово «Косящий» т.е тот кто намеренно симулирует болезнь и уклоняется от воинской службы. Армейский, полублатной жаргон.