Темно... В глубине мягко, волнующе и так щемяще-грустно, по-зимнему поет Джо Дассен. Отчаянная музыка - она живет здесь. Она раздвигает стены, поднимает потолок, тянет всё время вверх и незаметно пропитывает своими мощными волнами, в которых как орехи перекатываются теплые французские 3r3.
Комната медленно становится пластичной. Её заполняет прохладный хрупкий январский воздух, запах ночного морозного асфальта, потрескивание деревьев и серое с чёрными прожилками рождественское небо. Порыв ветра приносит десяток мелких снежинок, стук дверей далёкого троллейбуса, поспешный топот чьих-то каблуков. Позёмка, гололёд, звёзды...
Снег устало падает на обнажённое нутро солидного бобинника. Джо Дассен мелодично подмигивает обледенелой форточке ярким, крохотным фонариком.
К новогоднему аромату сосновой лапки примешивается библиотечный запах огромных книжных куч; разбросанных всюду исписанных и испечатанных листов, смятых копирок и сигаретных пачек. "Gitanes" бесславно завершают свою парижскую жизнь в старой кофейной банке.
Грациозный дымчатVй бокал до краёв наполнен зелено-перламутровым бальзамом. Вино из ностальгии по лету... Вино из крыжовника... Огонёк музыки мерцает где-то в его глубинах и путается в запахе знойного июля, такого недавнего и такого далёкого...
Тёплый плед на старом диване уютно свернулся клубочком. Он ушел в себя и в музыку. Он растворился в комнате.
Музыка, будь вечной. Музыка, не оставляй. Твои последние ноты пронзят безысходностью зимы...
В полумраке прикрытых век мелькают и проплывают хризантемы сигарет и причудливые кошачьи глаза.
Закроемся на всю зиму, пока нас не разбудит крик вдохновения и капели, радостного солнца.
Новый Год пахнет крыжовником. Выпьем же за весну, крепко обнимемся и уйдем в музыку...
Нас умоет звонкое половодье и всклокоченная кошачья душа...