Труфанов Василий : другие произведения.

Каменноостровская элегия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Зеленое пространство! Именно пространство, к которому мне трудно привыкнуть. Как оно свежо, нарядно, неброско и весело! Вокруг тихо. Воркует на дубу голубь. Люди ходят словно во сне: говорят во сне, смеются во сне. Можно сказать так: тихая радость царит повсюду...

  
  
  
  
   В.М. Труфанов
  
  
  
  
  
  
  
  
   КАМЕННООСТРОВСКАЯ ЭЛЕГИЯ
  
   /из дневников/
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1995 год.
  
  
   Гале Тулиной
   посвящается.
  
  
   1. НОВИЗНА
  
   С некоторых пор мне стало казаться, что за зиму с ее бесконечными волнениями и заботами я утерял чувство новизны окружающего. В один из выходных дней я отправился в парк на Каменном острове - я люблю этот парк. Но удивительное дело! Дойдя до большой аллеи, впервые не ощутил радости. А ведь она всегда сопутствовала мне в прежних прогулках. Я присел на скамейку в странном душевном смятении. Все вокруг выглядело будничным и самым что ни на есть заурядным. Вскоре подошел мужчина с черным пуделем и сел на скамейку напротив меня. Он был в коричневом костюме и шляпе. Лицо было серым и ничем не выделялось. Под мышкой он держал какой-то бумажный сверток. Потом положил его рядом, достал из кармана пиджака резиновый мяч, старательно зачем-то обтер его платком и, не сказав ни слова, бросил. Пудель стрелой полетел вслед. Схватил мяч и, довольный, примчался к хозяину. Заюлил у ног. Но мяч не отдавал. " А ну-ка, быстренько дай сюда мяч", - ласково приказал мужчина и улыбнулся не то мне, не то пуделю, который так и вертелся возле с мячом в зубах. И было видно, что собаке ужасно не хотелось расставаться с игрушкой. Хозяин заметил, что я смотрю на собаку, и вздумал, вероятно, продемонстрировать мне все проделки пуделя. Просьбы возвратить мяч не помогали. И вот, когда пудель, вскочив на скамейку, положил голову ему на колени, хозяин ловко выхватил мяч и снова энергичным взмахом руки послал его вдоль аллеи. Пудель метнулся вдогонку. Поймал мяч прямо на лету. Но удержать не сумел. Мяч покатился в пыли. В два прыжка пудель настиг его так, словно перед ним была убегающая дичь. И теперь уже благополучно донес. Хозяин ласково пожурил собаку. Потом повторил тоже самое. Я обратил внимание на то, что пудель с огромным усердием и охотой исполнял приказания. Но при этом хозяину всякий раз приходилось отнимать у него мяч силой. Пудель неотрывно следил за движениями хозяина, был всегда начеку, готовый бежать куда угодно, лишь бы тот дал команду. Он прыгал, ходил на задних лапах, кувыркался - и делал все это, не сводя преданных глаз с хозяина. Наконец, мой сосед что-то шепнул собаке. Она поднялась на задние лапы, а передние сложила крест-накрест. Служила. Хозяин развернул сверток. За отличную работу полагалось вознаграждение - ломтики колбасы.
   Пудель был аккуратно подстрижен. Плотная шерсть облегала его тело блестящими кольцами. На лапах красовались нарядные помпоны. Ну, точь-в-точь Артемон из сказки " Золотой ключик". Вдруг хозяин взглянул поверх очков. Лицо его тотчас стало строгим и встревоженным. " Ребенок упал в воду", - произнес он отрывисто. Я оглянулся. Из лягушатника вылезал промокший до нитки мальчонка. К нему со всех сторон бежали люди. Две девушки подхватили малыша за руки, отнесли подальше от пруда и принялись вытирать.
   "Хорошо. Обошлось, - сказал хозяин пуделя. - Вылез сам. Другой бы раз-два и захлебнулся. А этот парнишка молодец. Герой будет. Но погодите, где же его мамаша?!" Из-за деревьев не спеша и вразвалочку выходила полная женщина. Она держала веревку. Через минуту раздался детский плач.
   " Как вам это нравится, а?! - возмутился мой сосед. - Сама не доглядела, а ребенок виноват". Он встал. Зашагал по аллее, то и дело оборачиваясь в сторону пруда. Пудель вприпрыжку бежал впереди и разбрасывал лапами опавшие цветы клена. Наступила тишина. Я взглянул на раскидистое дерево и почему-то подумал, что в глубине его ветвей сидит кто-то маленький и очень хороший. И, верно, - увидел там бельчонка. Он весело метался по стволу. Мелькал рыжеватым хвостом. Затем сбежал вниз. Повернул ко мне свою шуструю мордочку. Посмотрел, не угощу ли чем-нибудь вкусным. Я дал ему орехов и семечек. И в этот миг во мне словно бы пробудилось утраченное чувство. Я огляделся вокруг... Зеленое пространство! Как полнится оно ожиданием счастья! Цветет черемуха и персидская сирень. Листья на деревьях уже распустились. Но еще робко и несмело. Высоко в лазурной глубине смыкаются ветви. Крапивницы с пестрыми крылышками греются на солнце. Зиму они провели на чердаках или в дуплах. И теперь одними из первых устремились к свету и теплу. А радость? Она повсюду: в траве, небе, деревьях, цветах. И, конечно, - в людях. Березка наклонилась к темной липе и что-то доверчиво шепчет ей. Девочки в венках из золотистых одуванчиков обступили деревянную обезьянку, искусно вырезанную из старого пня. А мальчишка-первоклассник держит ее за нос. И все смеются. Мне становится хорошо. Я улыбаюсь.
   Ленинград, 1982 год.
  
   ***
  
   2. РАДОСТЬ
  
   Зеленое пространство! Именно пространство, к которому мне трудно привыкнуть. Как оно свежо, нарядно, неброско и весело! Вокруг тихо. Воркует на дубу голубь. Люди ходят словно во сне: говорят во сне, смеются во сне. Можно сказать так: тихая радость царит повсюду.
   На скамейку садится пожилая женщина. Тотчас закрывает глаза. Улыбается. Ей хорошо.В воздухе запах цветущего клена, листьев и, как мне чудится, - прошлогодних желудей.
   Белка скользит по стволу. "Ах ты, пуська!" Жаль, не захватили мы с собой ни семечек, ни орехов. Я представил, как она начала бы выбирать: те, какие покрупней, отнесла бы в гнездо прозапас, а помельче сгрызла.
   По крошечному островку в большом пруду ходят двое парней в закатанных выше колен брюках. Вот один нагибается, берет из травы консервную банку, потом спускается в пруд. Во мне пробуждается извечная любознательность натуралиста: кого-то он будет ловить? Парень привычно осматривает дно и уверенным движением нет-нет да выловит из воды что-то темное, что именно, - издали не различишь. Похоже, поиски не составляют ему труда. У него верный глаз. По-моему, это ребята-рыболовы собирают наживку. Ею могут быть личинки ручейника.
   На другом берегу расположились в тени деревьев две девушки. Они курят. Дым окружает их лица, словно облако или вуаль. Парень, закончив ловлю, подходит и торжественно вручает своей подруге банку с добычей. Она тычет туда пальцем. И строит брезгливую гримасу, будто говоря: "Какую мерзость ты принес!" И отставляет банку. Парень на мгновение замирает в нерешительности. Он ожидал другой реакции. Его товарищ приходит со скромным букетом одуванчиков и ландышевых листьев. Вторая девушка берет букет и радостно смеется.
   Я еще не теряю надежды узнать об объекте ловли. Но мама торопит: "Пойдем домой, уже поздно, и солнце припекает. Ты без шляпы. Хочешь, чтобы тебя опять скрутило? Кроме того, я не могу смотреть, как м у ж и к и з а к а т ы в а ю т с е б е ш т а н ы". Я понуро уступаю.
   По листьям тополей разлито солнце.
  
   Лето и радость неразделимы.
  
   * * *
  
   3.ЗДЕСЬ И НА ЮГЕ
  
   За несколько дней до нашего отъезда на юг давняя знакомая Марина Петровна предложила нам с мамой снова сходить в Каменноостровский парк. Сегодня тепло. Погода чудесная. На Каменном острове уже распустились пышные соцветия сирени. Замечаю на кусте гнездышко какой-то пичуги. Наверно, зябличье. С клена, крутясь, падает в траву зеленое крылатое семечко. Ветер пробегает по золотистым одуванчикам и наклоняет их. На стволах деревьев розовеет солнце. Я запрокидываю голову - в прозрачно-голубом небе летит чайка...
   "Как я вам завидую,- говорит со слегка грустной улыбкой Марина Петровна. - Вы скоро уедете к морю, в Евпаторию".
   "Просто хочется немножко погреться," - словно бы оправдываясь, отвечает мама.
   На Каменном острове слышишь тишину, а чувствуешь радость и счастье. Они тут везде: в деревьях, в траве, в самих людях, в скачущей по ветвям белке и в скромных цветах ландыша. Ими, как воздухом, заполнен парк - не видно, а дышится.
   В Евпатории шумно. Курортники вырваны из привычной жизни. Торопятся успеть кто на различные процедуры, кто - занять "место под солнцем" на пляже, кто - в очередь, позвонить родным. Суета. Жарко. Народу кругом много. Особенно тяжело детишкам. То и дело какой-нибудь малыш вдруг разревется ни с того, ни с сего или начнет канючить:" Домо-ой хочу-у-у!" И повисает на руках родителей, которые сами с ног валятся от жары и "непосильного отдыха". Очень много детей в инвалидных колясках.
   Блеск морских волн, белизна, пляжи! А за всем этим видишь горе, сумятицу и нечто такое, о чем поначалу даже не догадываешься.
   Но я молчу. Где-то вдалеке шумно перекликаются серые дрозды-дерябы. Еще год назад парк на Каменном острове мог бы стать для меня всего лишь приятной увертюрой к поездке на юг. Теперь я воспринимаю его как что-то свое, близкое, то, в чем нахожу поддержку.
   "А деревья, как люди. Одни вместе, семьей как бы растут. Другие - поодиночке. Вон то, гляди-ка, наклонилось. Хочет быть поближе к остальным, да корни держат", -говорит мне Марина Петровна.
   У дерева есть душа.
  
   * * *
  
      -- ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ
  
   Оставшиеся до отъезда дни проходят быстро и создают ощущение особенного внутреннего беспокойства. Кажется, что ты уже в самолете, стремительно скользящем по взлетной полосе. И есть команда "На взлет!" Теперь только оторвать шасси от земли...
   А у меня перед глазами старые липы на том берегу Малой Невки, из их зелени поднимается шпиль художественной школы. Все воздушно. Деревья погружены в истому. Пахнет трава и сирень. На небе желтыми зигзагами виднеются очертания неразличимых облаков. Ни ветерка...
   Недавно была гроза.
   За окном раскинулся молодой тополь. На листьях замерли все краски дня. Справа - солнце, слева - тень уплывающих туч и земли. Ствол его, точно граница, между погодой и ненастьем.
  
   * * *
  
   5. ЗАБЫТЫЙ
  
   Окно в моей комнате открыто настежь. И я слышу чей-то жалобный плач и повизгивание. В доме напротив кто-то запер на балконе щенка бульдога. Хозяин ушел. Пес скулит и плачет полдня. Голодный, покинутый всеми. С соседнего балкона ему пробовали бросать еду. Но чаще мимо. На всю улицу разносятся его отчаянные крики. Изредка он умолкает и ложится в уголке, чтобы немного отдохнуть. Хорошо еще, что не солнечная сторона. Собаке пришлось бы тогда совсем худо.
   Страшно.
   У прохожих свои дела и хлопоты. Кто-нибудь из любопытства взглянет вверх - и пошел себе дальше, как ни в чем не бывало. Из противоположного окна выглядывает черноволосая девушка и улыбается кому-то. Слышится резкий голос Аллы Пугачевой: "Лето! Ах, лето! Лето звонкое громче пой..."
   Светится небо. Замерли в прозрачном воздухе деревья с золотыми мерцающими листьями. Иногда над домами пролетают чайки. С оглушительным писком проносятся стрижи. На их крыльях вспыхивают красноватые отсветы заката. Шуршат по асфальту машины. И никому нет дела до того, что на балконе плачет забытый щенок...
   Сюня легла поперек подоконника и тоже смотрит на щенка. Вот ведь - вроде кошка, а понимает чужую беду.
   -Что, Сюня, и тебе жалко, да?
   Тут происходит удивительное: Сюня, встав на задние лапы и вытянув вперед голову, вдруг испускает душераздирающее мяру-у-у-у! Оно протяжным воем прокатывается по квартире и затихает где-то на кухне...
  
   * * *
  
  
   6. КАМЕННООСТРОВСКАЯ ЭЛЕГИЯ
  
   Прошла самая короткая белая ночь. Небо было затянуто облаками, наступил неяркий день.
   День в эту пору не отличим от ночи - особенно такой вот пасмурный день. На Каменном острове зелень стоит, не шевелясь, замерев. Сколько трав! Полевой хвощ, ромашка, одуванчик, подорожник, крапива, лебеда, клевер, зонтичные - все не перечислишь. Если бы им позволяли расти, не скашивали бы время от времени, они возвратили бы островам первоначальное своеобразие и вернули бы к жизни множество исчезающих насекомых - например, красивых бабочек-нимфалид. Право, есть смысл подумать о том, чтобы сделать наши острова природным заповедником в черте города. Это вполне реально.
   Небо понемногу яснеет. В голубые просветы проскальзывает солнце. Вот пруд. Его местами окружает пятнистый полумрак. Высокие деревья склоняют над ним ветви-руки. Берега извилисты. Среди скоплений ряски прячутся целые выводки диких уток. Изредка сюда залетает чайка. Одиноко покружит над поверхностью пруда, сложит свои белые крылья, и, упав на воду, поймает рыбешку. Перекликаются в кронах дрозды-дерябы; где-то вдалеке стучит клювом дятел. Передо мной на ветке ивы сидит зяблик в брачном наряде из разноцветных перьев и заливисто выводит трель, которая всегда завершается мелодичным посвистом: "тю-тю-тю-тю - вот тебе!" Кому он угрожает? Наверно, сопернику.
   Возле детской художественной школы сирень...
   День вдруг становится приветливый и ясный. На кустах сирени воробьи ловят мошкару. Большие, дурманящие соцветия раскачиваются под тяжестью птиц, как живые. Очень тепло.
   Во дворе санатория-профилактория, что расположен на Большой аллее Каменноостровского парка, "Ленфильм" проводит съемки музыкального фильма "Марица". Два софита с разных сторон устремлены на веранду. Сейчас будут снимать кадры с участием народной артистки Марии Владимировны Мироновой.
   По двору расхаживают девушки, одетые в старинные длинные платья со сборками; пестрые наряды цыганок мелькают то тут, то там. И словно для контраста со всем этим миром кальмановской оперетты, здесь же, среди героев "Марицы", примостился сотрудник ГАИ со своим неизменным жезлом в руках. Наконец, все в сборе, один кадр пошел за другим. Цыган, которого играет Владимир Зельдин, взял Миронову за руку, чинно ведет ее по открытой веранде. "Часы любви бегут. Они короче минут". Миронова, точнее ее героиня, от избытка нахлынувших воспоминаний и чувств остановилась, припадая к бортику балюстрады, а старый цыган торжественно опустился перед ней на колени.
   Мне дорог Каменный остров. Здесь прошло мое детство. Тихий канал, по которому плывут байдарки, мостик над ним; занятное серое здание, похожее на средневековую крепость и темнеющее в глубине парка, - почему все это до сих пор так притягивает меня и манит? Кругом разлит густой запах сирени Над газонами проносятся блестящие кордулии - первые наши стрекозы. Сверкает и переливается в солнечных лучах мокрая трава. Небо сейчас чистое, прозрачное... "Часы любви бегут, но любовь не ждет. Любовь им счет не ведет", - поют веселые герои "Марицы", и весь парк, кажется, вторит им. А меня в нем ожидают новые впечатления и находки.
   Чайки, неуклюже переставляя перепончатые лапы, разгуливают по свеженасыпанной земле у того самого здания-крепости, которое так красиво вписывается в общий пейзаж. Они прилетели сюда в поисках жуков и личинок. Раньше за жуками охотились одни скворцы и грачи. Теперь какое-то звено экологической цепи сдвинулось, и чайки мало-помалу стали привыкать к жизни насекомоядных птиц.
   Для трясогузок, синичек и скворцов сейчас не найдется лучшей еды, чем гусеницы-озимой пяденицы. Куда ни взглянешь, всюду: на земле, скамейках, древесных стволах, а порой даже на собственной шляпе можно обнаружить этих маленьких зеленоватых гусениц. Нагнешь веточку персидской сирени,- а там их видимо-невидимо. Шагают меж листьев, то вытягиваясь тонким черенком, то сгибаясь петелькой. За такой способ передвижения их еще зовут землемерами. Прожорливость гусениц удивительна. Часто одна гусеница вместе с листком спокойно поедает другую, поменьше. Вот я вижу, как ветром срывает с дерева несколько землемеров и они тут же повисают в воздухе на тоненьких, но прочных нитях. Одного из них ловит и уносит подлетевшая стрекоза-кордулия. В висячем состоянии гусеница вся на виду. Листьев нет. Спрятаться негде. Зеленая окраска делает ее еще заметней. Тогда землемер начинает верткими движениями головы наматывать на себя паутину и поднимается наверх. Там, в кроне дерева, есть и пища и надежное укрытие от врагов. Со стороны может показаться, что гусеница висит просто так и извивается в свое удовольствие. Скворцы набивают полные клювы этой вкусной добычей и уносят в гнезда кормить птенцов. Кормятся землемерами и воробьи.
   На аллее, ведущей к бывшей даче Половцева, стоит высокий, очень древний серебристый тополь. Дерево с мощными ветвями и толстым, заскорузлым от времени стволом, скорее всего, ровесник дуба Петра. Листва на нем кое-где поредела, но сохраняет свежесть. Второго такого зеленого исполина, который был бы так же крепок и статен, пожалуй не сыскать в парке. Если пройти от тополя чуть дальше, а потом свернуть направо, то попадаешь на узкую дорожку-тропинку. Над головой сомкнутые ветки калины и молодых осин. Слышится тоскливый писк комаров. Туда-сюда мечутся длинноногие долгоножки. Летая парами, они напоминают маленькие вертолеты. Вскоре шатер из веток неожиданно расступается, и тропинка разделяется надвое. Впереди лужайка с высокими, белыми цветами. За ними видны величественно спокойные купы кленов. Часть тропинки постепенно сужается в траве, другая поворачивает к кустам сирени Лиловые и розовые цветы при свете предвечернего солнца прямо-таки горят! А внизу, у моих ног, таится на листке лопуха живой кусочек янтаря. Это улитка-янтарка. Она заползла в самую середку листа, где осталось после дождя немного влаги, и сияет оттуда бликом отраженного неба. Вдруг на лужайку выбегает белая смешная собачонка с мохнатыми ушами. Собачонка весело подпрыгивает и несется среди травы, словно торпеда, разметывая по сторонам пух от одуванчиков. "Джончик! Джончик! - кричат ей вслед хозяин с хозяйкой. - Ты куда, маленький, ты что так расшалился, а?" И бегут вдогонку за своим четвероногим воспитанником. Вновь наступает тишина...
   Девушка в желтой блузе и розовых брюках замерла у клумбы. Любуется цветами и долго рассматривает глиняную Гею с кувшином, стоящую посреди клумбы. На лице девушки радостное ожидание. Она в том возрасте, когда детство уже кончилось, а юность еще не пришла. И хочется чуда. Наверное, она счастлива...
  
   * * *
  
   7. ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ
  
   На главной аллее шуршат опавшие листья. Желтые и оранжевые, они кажутся неживыми. Кроны кленов стали прозрачны. И как будто грустят. Им больше н е ч е м радоваться. В холодном воздухе витает аромат осени. Но мне почему-то думается, что там, где на деревьях еще есть зелень листвы, - теплее.
   Среди деревьев с озябшими ветвями виднеется небольшой заброшенный дом. Раньше пустых домов на Каменном острове было много. Один из них, как говорят, в прежнее время принадлежал известной цыганской певице Ляле Черной. Помню, как хотелось однажды тайком пробраться туда и с замиранием сердца пройтись по ветхим половицам. Мысленно я не раз бывал там, находя всевозможные диковинки: старинный, дореволюционный канделябр, цветной веер или забытый миниатюрный портрет Ляли Черной в какой-нибудь необычной рамке. Позднее от былого ощущения тайны остался лишь слабый след, который, наверное, вскоре растворится совсем. Но мне не хочется, чтобы он исчезал. Душа оскудеет...
   Солнце едва проглядывает из-за туч. Над прудом вяло пролетает большая стрекоза-коромысло, доживающая, как видно, последние дни. Две стрекозы поменьше в оцепенении замерли на травинках и потемнели от холода.
   А листья падают и падают. Одни ребром врезаются в траву, другие плавно кружатся и потом осторожно, словно извиняясь перед кем-то, опускаются на аллею. Третьи подолгу задерживаются в воздухе. Цепляются за ветки. Приникают на миг к стволам. Но неудержимо падают вниз. Мне представляется, что они, быть может, родились где-то на самой вершине дерева и прожили жизнь в лучах солнца. А теперь кончили свой недолгий век, но не желают смириться с этим. Вот и пользуются каждым порывом ветра, каждой веточкой или крохотным сучком, чтобы еще, хотя бы на несколько коротких мгновений продлить себе существование. Конечно же, это не так. Просто листья неодинаковы по величине и по форме. Например, листок, скрученный трубочкой, летит с дерева камнем. Широкий лист парит, как птица. Я вижу бордовый листик клена с изогнутыми краями, который так и вертится в воздухе штопором. Ну и лихой молодец! Ветер неудержимо подхватывает его - он вонзается черенком в трещину коры. И остается пламенеть на темном фоне ствола. У каждого из них точно своя лебединая песня...
  
   * * *
  
   8. МНОГОЦВЕТЬЕ
  
   Листья на деревьях, листья в воздухе, листья на скамейках и на земле. Если смотреть на аллею в перспективе, то стволы и ветви видятся неясно. И кажется, будто впереди светлый, оранжево-желтый с красноватыми вкраплениями туннель из множества листьев.
   У черемухи они овальные и висят на ее тоненьких ветках, как прозрачные виноградины. Багровеет лозняк. Над травой, распластав коричневые с алыми полосками и белыми пятнышками крылья, медленно летают бабочки-адмиралы. Парк опустел.
  
   1980 - 1995.
   * * *
  
  
  
   ВСТРЕЧА
  
   М.К.
  
   Заканчивается август. Мы с Тобой идем по главной аллее Каменноостровского парка. Этот парк я знаю с детства. С Тобою мы познакомились гораздо позже. И мне не верится, что Ты рядом. Первые минуты я не отваживаюсь взглянуть на Тебя и даже произнести вслух Твое имя. Мне почему-то кажется, что Ты можешь раствориться в летнем воздухе и исчезнуть, как заколдованная Эвридика. А я подумаю, что все это сон. Мы долго не виделись. Лишь иногда звонили друг другу. Но после наших разговоров по телефону многое оставалось недосказанным. Если Тебя не было дома, то в трубке раздавались гудки, бархатные и вкрадчивые, как Твой голос. Наверное, все сказать вообще невозможно. Вот я оборачиваюсь. Ты - здесь! Я вновь вижу Твои большие, миндалевидные глаза под тонкими бровями, Твое лицо, хранящее обаяние юности.
   Ты родилась в первый день весны, однако Твой образ связывается у меня с летом и непременно с Каменноостровским парком, хотя Ты здесь до сегодняшнего дня еще не была. А теперь Ты, лето и парк - наяву! Какое счастье!
   Мы садимся на одну из скамеек. Тишина. Только ветер шевелит листвой сонных кленов. Липы развесили над нами кружевные мониста. Ты что-то говоришь мне. Я слушаю и смотрю, какие дивные у Тебя волосы. Они длинные, чуть волнистые и мягко завиваются на концах. Солнечный свет попадает через листву Тебе на лицо. И Твои глаза из карих становятся вдруг прозрачно-коричневыми, удивительно глубокими и какими-то совершенно особенными. На правой щеке отдыхает черный пушистый локон. Мне хочется сказать Тебе много-много хороших слов. Ведь я так благодарен Тебе за эту встречу. Но, должно быть, от волнения я не нахожу их. И молча продолжаю невольно любоваться Тобою.
   Сегодня прохладно. Ты в темных вельветовых брюках и свитере, поверх которого надета белая вязаная безрукавка, перехваченная на поясе тонким шнурком. Ты все понимаешь. И слегка наклонив голову, смотришь на меня пристально и немного с усмешкой.
   "Ну что, мечтатель, дальше пойдем или как?"- спрашиваешь Ты.
   Я беру Тебя за руку. И мы, смеясь, бежим по аллее. И кажется, что юность у нас только начинается а лето бесконечно...
  
   30 августа - 12 сентября, 1997 года.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"