Из ста островов, на которых стоит наш Санкт-Петербург, мне ближе всех и родней Каменный остров. Потому что с его парком связаны воспоминания моего детства. Но прежде, чем рассказать о своих впечатлениях от чудесного Каменноостровского парка, я приведу небольшую историческую справку:
"Согласно одной легенде, у южного берега Каменного острова на дне реки Малой Невки лежал огромнейший камень, который возвышался над водой, точно скала. Вот почему остров получил свое название. Но никто не знает определенно, был ли на самом деле этот камень и что с ним стало потом. Другая легенда говорит, что Екатерина Великая брала с проходивших по Неве судов пошлину в виде камней. Их насыпали на дно реки, и так постепенно образовался остров, которому дали имя Каменный.
В начале строительства Санкт-Петербурга Каменный остров представлял собой его дальнюю окраину. Однако десять лет спустя после основания города на Каменном острове поселился канцлер России Гавриил Головкин. Этот человек был крупнейшим дипломатом своего времени и близким соратником Петра Первого.
От Головкина остров перешел к следующему канцлеру - графу Бестужеву-Рюмину, тоже незаурядной личности. Новый владелец серьезно занялся островом: переселил сюда из своих украинских сел сотни крестьян, приказал им вырубить лес и осушить болота, а для постройки дворца на восточном мысу он пригласил самого Бартоломео Растрелли. При дворце был разбит сад на французский манер, для благородной публики устраивались гуляния с маскарадами и фейерверками.
Но уже в тысяча семьсот шестьдесят пятом году Екатерина Великая запретила канцлерам владеть Каменным островом и отдала его в распоряжение царской фамилии, подарив наследнику престола цесаревичу Павлу Петровичу. Петербуржская знать нашла Каменный остров очень удобным для проживания и выстроилась в очередь за высочайшим соизволением на строительство дач в приятном соседстве с резиденцией августейшей персоны. Дворец для Павла был построен Юрием Фельтеном, создавшем решетки Летнего сада. Каменноостровский парк планировал не менее знаменитый Тома де Томон - автор Биржи и Ростральных колонн на Васильевском острове".
Сирень, бронзовки, дача Половцева, сныть-трава
Этот июньский день в парке незабываем. Обыкновенная сирень почти уже отцвела, и теперь настало время цветения сирени персидской. Она цветет также буйно, красиво, душисто, как и первая. Мне кажется странным, что на ароматных ее соцветиях нет ни одной золотистой бронзовки. Между тем личинки этих красивых блестяще-изумрудных жуков встречаются во множестве на Каменном острове, в кучах прелых листьев. Должно быть, на взрослых бронзовок охотятся скворцы и галки. Их здесь тоже видимо-невидимо. Из птиц только они одни поедают закованных в прочный хитиновый панцирь жуков. Те бронзовки, которым удается избежать печальной участи стать их добычей, откладывают яйца и дают потомство. А может быть, в этом году лет бронзовок просто закончился раньше обычного. Должен добавить, что цветы сирени связаны у меня с воспоминаниями детства. В ту пору я впервые заинтересовался собиранием насекомых и, даже когда слышал романс Константина Романова, где есть строки: "В жизни счастье одно мне найти суждено. И то счастье в сирени живет", - мне представлялось, что его герой отправляется в заросли сиреневых кустов, именно для того, чтобы отыскать там зарывшуюся в душистых цветах зеленую, с радужными переливами бронзовку. Фиолетово-розовые цветы сирени, их дивный аромат и изумрудно-золотистые бронзовки с того времени как бы слились для меня воедино.
Принято считать, что бронзовки обладают предупредительной окраской. Отчасти это может быть и так, но скорее всего окраска у них защитная, под цвет молодой, сверкающей листвы.
Мое самое любимое место в парке - это аллея к даче Половцева. Нужно сказать, что Александр Половцев был царским советником и зятем известного русского предпринимателя немецкого происхождения барона Штиглица. На даче его часто бывал скульптор Марк Анненский, изваявший бюст барона.
Сладковатый и усыпляющий запах сирени доносится здесь отовсюду и смешивается с тонким запахом сныти. Ее цветы невесомой белой кружевной пеленой устилают траву вокруг дворца. Название этого растения происходит от слова "снедь", что значит еда, пища. Сныть-трава, вправду, очень целебна и питательна. Она богата белками, клетчаткой, различными микроэлементами. Ею лечат подагру, анемии и некоторые иные недуги. Достоинства ее также и в том, что она хорошо растет круглый год дома в цветочном горшке и не "засыпает" на зиму, как другие травы. Однако нужно уметь отличать сныть от болиголова, чрезвычайно ядовитого растения, яд которого поражает дыхательную и сердечно-сосудистую системы. Листья у сныти трехлопастные, за что по-латыни эта целебная трава называется гусиной лапой, - а у болиголова они немного похожи на вайи комнатного папоротника. Сныть цветет только на открытых и хорошо освещенных солнцем местах. Под деревьями она образует низкую, густую поросль Вот почему некоторые газоны сплошь покрыты снытью, которая не цветет. Тогда как болиголов растет небольшими куртинами. Кое-где поднимаются продолговатые отливающие серебром листья конского щавеля. Он относится к семейству гречишных и тоже обладает лечебными свойствами.
По обеим сторонам аллеи стоят качающиеся на цепях скамейки с пластиковыми навесами. А неподалеку, под сенью калины, словно бы таится от всех фрагмент старинной скамейки дворцового комплекса, отголосок давно минувшей эпохи. Великолепная дача - дворец теперь представляет собою грустное зрелище. Со времени своего создания архитектором Иваном Фоминым, в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, она много раз переходила от одного владельца к другому. А сравнительно недавно была передана одной американской компании и стала полностью неухоженной. Фасад и колонны ее, украшенные листьями аканта, потемнели и до некоторой степени утратили свой прежний нарядный вид. Если в давние времена тут кипела жизнь: подъезжали кареты, устраивались праздники и разнообразные торжества, то сейчас дворец выглядит заброшенным, а его кухонный корпус и вовсе разрушен. Когда-то я читал книгу Перси Гаррисона Фоссета "Неоконченное путешествие", где рассказывалось о покинутых и затерянных в тропических лесах Южной Америки роскошных храмах древних инков. При взгляде на кухонный корпус дачи Половцева у меня невольно возникает ассоциация с этими древними храмами. К сожалению, в настоящее время разрушаются почти все дворцы на Каменном острове, кроме разве что некоторых реставрируемых ныне особняков и дач, в том числе дачи Шварца, дачи графини Кугушевой, в которой теперь находится детская художественная школа, - дома Шустова и еще нескольких имений.
Но об архитектурных и исторических достопримечательностях Каменного острова уже было достаточно сказано другими авторами. Поэтому мне сейчас хотелось бы продолжить тему о маленьких обитателях Каменноостровского парка, а именно о насекомых, что, на мой взгляд, не менее интересно.
Гусеница-великан и лунка серебристая смеринтусы, розовый бражник; гусеницы и куколки; пенница; планета - живой организм; лето в парке; деревья; жуки-олени; приближение поры тополиной метели; восковики; Гея, богиня земли
Гея, богиня земли, на фоне дачи Половцева
Известный историк Санкт-Петербурга М.И.Пыляев назвал наши острова зелеными оазисами в голубом окружении рек. И это, безусловно, так. Пусть природа их неброска, и в ней нет того расточительного богатства видов, которое существует где-нибудь в южных краях, тем не менее, тут всегда отыщется что-то такое, что привлечет внимание пытливого наблюдателя.
Взять хотя бы пространство между дворцом Половцева и его кухонным корпусом. Здесь в изобилии растут клевер, мать-мачеха, одуванчик, крапива и даже высокая дальневосточная гречиха с большими листьями нежно-зеленого цвета. Сейчас я вижу, как дорожку в траве переползает очень большая, прямо-таки огромная, красная гусеница. Несведущие люди называют таких гусениц шелкопрядами. В действительности же это пахучий, или ивовый древоточец. У гусеницы древоточца, можно сказать, нет врагов. Не всякая птица, кроме разве что кукушки, отважится клюнуть ее из-за сильного запаха древесного уксуса, выделяемого особыми железами. Когда я дотрагиваюсь до гусеницы прутом, она изгибается, поднимает черную головку и угрожающе разводит в стороны свои острые челюсти. Дескать, знай наших!. Судя по ее величине, она недавно закончила развитие, - которое у этого вида происходит в древесине ивы или яблони, - и теперь ищет подходящее место для окукливания. Гусеница древоточца - одна из самых больших на всем Европейском континенте, достигающая двенадцати сантиметров длины. Стоит упомянуть и о том, что в течение долгого времени ивового древоточца не удавалось воспитывать в неволе (под воспитанием имеется в виду содержание гусениц). Обычно в садке-инсектарии гусеницы вскоре усыхали, теряли окраску и погибали, но сравнительно недавно отечественными энтомологами-любителями был найден довольно оригинальный способ. Он состоит в том, что подросшая гусеница ивового древоточца помещается внутрь разрезанной пополам буханки черного хлеба, из середины которой удаляется часть мякиша. После чего обе половины складываются и прочно стягиваются бечевкой. Бабочка-древоточец темная. Она совсем не так красива, как можно себе представить, судя по размерам и окраске гусеницы. Таков один из многих парадоксов природы.
В парке изредка можно увидеть необычную по расцветке бабочку, которая называется лунка серебристая. Со сложенными в покое крыльями она удивительно похожа на скрученный в трубочку кусочек березовой коры или сучок. Днем лунка серебристая сидит неподвижно в траве или на стволе дерева и начинает летать только с наступлением сумерек. Нужно сказать и о том, что она не является исконным жителем наших северных широт, но случайно была завезена к нам из Средней Азии и нашла себе здесь подходящие условия.
Зеленые рогатые с косыми белыми полосами на боках гусеницы смеринтусов, ночных бабочек из семейства бражников, не так редки на Каменном острове. Среди них чаще всего тут можно встретить бражника липового и бражника тополевого. В начале июля и в августе они спускаются с деревьев, зарываются в землю или, забравшись под старую доску, сплетают себе рыхлый кокон из паутины и комочков земли, в котором окукливаются. Бабочки-смеринтусы ничем не питаются, а живут за счет тех веществ, которые накопили в стадии гусеницы, поэтому они могут обитать в парках, где очень мало или совсем нет цветов. Покровы у гусениц смеринтусов более плотные, чем у гусеницы древоточца, так как живут они не в древесине, а открыто на листьях и ветвях деревьев. И чтобы спуститься вниз, часто просто падают на землю. Зеленая или бурая в пятнах гусеница другого бражника, винного, или розового, живет на кустах кипрея и маскируется под змейку. Мало того, если ее потревожить, она раздувает переднюю часть тела и начинает мотаться из стороны в сторону. Пятна у нее на боках расширяются и делаются похожими на четыре ярких глаза. Таким образом она отпугивает насекомоядных птиц.
А вот гусеницы бабочек-крапивниц перед тем, как окуклиться, прикрепляются последней парой ложноножек к листу и повисают на нем вниз головой. Потом сбрасывают с себя мохнатую шкурку и становятся зеленоватыми куколками-бочоночками. Другая пушистая и очень яркая гусеница кленовой стрельчатки превращается в куколку и зимует в плотном коконе. Она устраивает его в трещинах коры или дуплах. Кокон бабочки-медведицы- кайя, напротив, состоит из отдельных паутинок, и большая, темная куколка в нем хорошо видна. У близкого к ней вида медведицы внутри кокона находится еще один, более плотный серебристый футляр с куколкой. Кокон предназначен не только для того, чтобы скрыть куколку от птиц и от зимних морозов, но и чтобы зафиксировать ее в подходящем месте для развития будущей бабочки.
На стебельках травы и, особенно, на высоких стеблях сныти, можно увидеть сгустки пены. В народе они называются "кукушкины слюнки". В каждом из таких сгустков сидит крошечная личинка, или нимфа, пенной цикадки, родственницы обыкновенной цикады, живущей на юге. Ее еще нередко называют пенницей или слюнявицей. Личинка цикадки выделяет жидкость, которую взбивает в пену задними ногами. Эта пена полностью защищает ее от прямых солнечных лучей и от врагов. Пенница имеет всего полсантиметра длины. Она бывает зеленого и бурого цвета и питается соком различных трав. Но в отличие от обыкновенной цикады, не стрекочет.
В окраске и повадках насекомых, как и во многом другом в природе, если разобраться, виден определенный Божественный промысел. Никакой эволюции не под силу создать столько разнообразных животных и растений, которые были бы так тесно взаимосвязаны друг с другом, как флора и фауна Земли. По одной из современных научных теорий, наша планета представляет собою живой организм, и поэтому все виды животных и растений, населяющие ее, суть не что иное, как системы и ткани, обеспечивающие нормальную жизнедеятельность планетарного организма. Например, стволы и ветви деревьев - это трахеи Земли, а листва - ее легкие. Годичный оборот нашей планеты вокруг Солнца, цикл метаморфоза насекомых и циклические процессы в организме человека неразрывны. Исчезновение даже одного какого-нибудь вида может привести к серьезной экологической катастрофе или, точнее сказать, к болезни планеты.
Лето тем временем берет свое. Кудрявятся кроны деревьев, все гуще становятся травы. На главной аллее парка тихо покачиваются листья кленов, мерцают среди них солнечные лучи, создавая причудливую игру света и тени. По вечерам видно, как в них клубятся облачка мошек. В облике деревьев теперь уже возникает что -то присущее зрелому лету, какая-то дремотность выросшей листвы, тяжело облегающей ветви. Один из современных историков написал, что, когда идешь по Каменному острову теплым весенним вечером под соловьиные трели, невозможно поверить, что до Невского отсюда - пять минут на авто... Особенно красивыми и величавыми выглядят вековые дубы и липы. Рядом с ними ощущается необыкновенное спокойствие. В южных регионах России и в Белоруссии на таких очень старых дубах в начале лета появляются царственные жуки-олени. Они пьют перебродивший древесный сок, а потом устраивают между собой жестокие поединки. У нас эти жуки, к сожалению, не встречаются, хотя их можно иногда видеть кое-где в Ленинградской области. Но, как правило, это бывают очень мелкие экземпляры, с маленькой головой и недоразвитыми челюстями. В облике жука-оленя, если можно так сказать по отношению к насекомому, помимо красоты, - челюсти самца каштановые или оранжевого цвета, с тремя отростками, надкрылья светло-коричневые, бугристая голова отделена от спинки золотой каймой из мелких ворсинок - видны некая сила и загадочность.
Небывалая глубина и голубизна неба, воздух, напоенный ароматом душистой кашки, окружают все вокруг. Временами раздается тиньканье и заливистая трель соловья. Приближается пора тополиной метели. Желтые цветки ослепительной яркости, напоминающие лютик едкий, появились у основания резных листьев мокрицы. Распускается шиповник. По вечерам над вершинами лиственниц кружатся июньские хрущи. Раньше мне казалось, что именно на вершинах деревьев обитают самые интересные насекомые. И в какой-то мере это действительно так. Существует немало видов шестиногих, живущих только в верхнем ярусе деревьев.
Из бабочек над газонами пока что летают одни белянки. Когда мне было двенадцать лет, мы отдыхали летом в Комарово, на государственной даче, в двух так называемых меблированных комнатах. На самом деле из мебели в них было три кровати, платяной шкаф и пара стульев. Часто мы с папой ходили в лес. И однажды папа сказал мне, указывая на порхающую над травой белянку: "Смотри, она ведь не летит, а бежит на очень длинных и тонких невидимых ногах". И правда, казалось, что так оно и есть. Мой папа был художником и отличался своим особенным видением окружающего.
Сейчас на Каменном острове лишь изредка можно увидеть тополевого ленточника, одну из самых красивых дневных бабочек, встречающуюся в Санкт-Петербурге, ближайшую родственницу адмирала и павлиньего глаза, с яркими полосами на крыльях. Величиной эта бабочка сравнится, пожалуй, только с махаоном.
В голубых пространствах меж ветвями деревьев то и дело замирают прозрачные мухи-журчалки. Интересно, что едва ли не у каждого вида ос, пчел и шмелей существует свой "двойник" - подражающая ему по окраске цветочная муха. Эти мухи так и называются осовидки, пчеловидки и шмелевидки. Личинки некоторых из них паразитируют в гнездах одиночных пчел. Личинки журчалок ползают по листьям и поедают сидящих на них тлей. Подражают шмелям и жуки-восковики, близкие родичи хрущей и бронзовок. У них черные надкрылья, на которых ярко выделяются желтые поперечные полоски, - и белый кончик брюшка. В жаркую погоду восковиков также, как и бронзовок, можно часто встретить на цветах сирени и клевера.
Дикий уголок Каменноостровского Парка
В парке есть немало совершенно диких уголков, например, участок возле теннисных кортов, полностью заросший крапивой и разными другими травами. Тут же стоят три березы, растущие из одного корня. Но таких мест не так много, как на соседнем Елагином острове, где природа более девственна и раньше даже водились медведи, поэтому в прежние времена Елагин остров именовался еще Мишкиным. Там и по сей день попадаются непролазные заросли из кустов и деревьев.
Домик художника
В глубине парка под сенью лип и дубов стоит домик с малиновой крышей. С первого взгляда кажется, что крыша его украшена каким-то узорчатым, причудливым рисунком. Но на самом деле это тени деревьев. Старожилы Каменного острова утверждают, что домик был в свое время подарен В.И.Лениным одному художнику. Раньше во дворе дома был живой ослик, и росло много малины.
Вот я вижу, как какая-то большая птица, похоже, серый дрозд, прогоняет от своего гнезда каркающую неуклюжую ворону. Она так и кружит поблизости, задевая лоскутными крыльями ветви. Жизнь с прежней силой возобновляется после стольких месяцев холода и мрака зимы. Трудно себе представить, что еще совсем недавно здесь лежал снег и не было ни этих трав, ни сочного клевера, ни листьев, а одни лишь голые ветки деревьев трепетали на ветру одиноко и безнадежно. Как не вспомнить слова Тютчева о том, что все преходяще, только природа неизменна. К данному высказыванию поэта можно добавить, что, по сути, неизменным и совершенным является один лишь Бог. Природа и человек как Его творения подвержены разнообразным внешним и внутренним изменениям. Даже глиняная скульптура Геи, богини земли, в центре клумбы, перед дворцом, - кажется теперь живой девушкой, которая может заговорить, если подойти к ней и спросить о чем-нибудь. Наверно, в этом проявляется определенная энергия, вложенная в скульптуру ее создателем.
Водяные синоптики
Тихим вечером я проходил мимо пруда - лягушатника в центре парка и вдруг увидел большую конскую пиявку. Черная и блестящая, она ползла среди травы, оставляя позади себя дорожку, протянувшуюся от самой воды. Неподалеку, словно продолговатая, маслянистая капля, двигалась вторая. Чуть в стороне - третья. Небо было ясным. Но я знал, что если пиявки выползли на берег, то значит, ночью или под утро должна начаться гроза. Эти животные заслуживают того, чтобы рассказать о них более подробно. Почти всегда, как ни странно, люди относятся к конским пиявкам с предубеждением. Здесь же, на Каменном острове, часто видишь примерно такую картину. Несколько ребят, ходя по колено в воде, охотятся за всякой прудовой живностью. А с берега доносится встревоженный голос родителей: "Немедленно выходите обратно! Там полно пиявок!!!" или еще: "Дави ее, поганую, чтоб не присасывалась", - хрипло кричит бородатый мужчина стоящему в нерешительности пареньку. И тот с внезапной ненавистью, достойной разве что смертельного врага, принимается топтать сандалиями безобидную конскую пиявку, кстати, названную так не за особое пристратие к лошадиной крови, а только за свою величину. Многие рыболовы используют этих пиявок как наживку, режут и насаживают их на крючок. Притом они убеждены, что уничтожают очень вредных паразитов. На деле это не так. Большие конские пиявки, несмотря на размеры - некоторые из них достигают пятнадцати сантиметров длины - совершенно безвредные животные. Их челюсти даже не способны проколоть кожу человека. А пищеварительная система устроена таким образом, что пиявки могут усваивать только мягкие ткани личинок, головастиков и улиток, которыми они и питаются.
Сверху большая конская пиявка окрашена в темный цвет, нижняя ее сторона обычно светлее. На дне, среди потемневшей прошлогодней листвы, увидеть неподвижную пиявку бывает трудно. По дну и водным растениям пиявки не ползают, а шагают. Мне нередко удавалось наблюдать, за тем, как, найдя подходящую опору, пиявка вначале прикрепляется к ней своей передней присоской, потом выгибается дугой и подставляет заднюю. Быстро вытягивается, ищет новую опору и движется дальше.
Но самое интересное - это способность больших конских пиявок предсказывать погоду. Примерно за десять часов до дождя они выбираются из воды на сушу. Если же следующий день обещает быть ясным и солнечным, эти живые барометры спокойно лежат на дне и волнообразными движениями пригоняют к себе растворенный в воде кислород. Перед бурей большие конские пиявки оживляются. Красиво извиваясь, они начинают плавать. Их тело тогда сплющивается, словно лента, а круглая задняя присоска превращается в плавник.
Живет большая конская пиявка до двадцати лет. И за это время она много раз линяет. Старая кожа сходит с нее прозрачными лоскутами. Бояться и тем более убивать этих пиявок не нужно. В любом водоеме они играют роль естественных санитаров, поедая мертвых и больных животных.
Как охотятся осы
К концу лета воздух становится свежее. Небольшое похолодание, однако, никак не отразилось на количестве и активности комнатных мух. В августе у них начинаются брачные игры, и мухи становятся особенно назойливыми. Но их век недолог - уже в сентябре на них нападает грибок - эмпуза.
Брюшко их раздувается, и, погибая, они застывают на оконных стеклах в окружении беловатых спор грибка. Сейчас через открытую дверь балкона в комнату залетают осы. И можно видеть, как некоторые мухи тотчас устремляются к осе, принимая всякое летящее насекомое за особь противоположного пола. Коварное перепончатокрылое пользуется этим и в подходящий момент хватает муху, перемалывает ее челюстями и обрабатывает слюной до тех пор, пока та не превращается в своего рода котлетку вполне пригодную в пищу осиному потомству. После чего, держа пойманную муху всеми шестью ногами, оса улетает прочь, чтобы отнести добычу своим личинкам, или с жужжанием ползет вверх по стеклу. Иногда осы садятся на вареную курицу, лежащую в тарелке на кухонном столе, и начинают деловито отгрызать от нее небольшие кусочки мяса, чтобы точно также отнести их в свое гнездо.
К сентябрю осиного племени прибавляется. Можно подумать, что оса называется осой потому, что лет этих перепончатокрылых выпадает на осень. На самом же деле ее русское название происходит от латинского слова vespa, что и значит оса.
Дополнительные цвета лета
В живописи многие цвета взаимодополняют друг друга. Например, к желтому больше всего подходит голубой, к зеленому - красный, а к оранжевому - фиолетовый цвет. Это основные краски лета: золотистое солнце светит в небесной лазури, алые маки ярко смотрятся в зелени травы, закатные оранжевые лучи сочетаются с фиолетовыми облаками. Художники не выдумывают сочетания цветов, а берут их из природы.
Музыка Каменноостровского парка
Набережная Каменного острова
В августе лето стремительно движется к закату. На липах вдоль набережной Каменного острова кое-где уже видны желтые листья. Но небо всё так же глубоко, светло и проникновенно. В глубине парка под деревьями, стволы которых окружены зеленым пространством, синеют колокольчики. Иногда еще поют птицы. Я часто думаю о том, что каждому месту в нашем городе подходит своя музыка. Есть такая музыка и у Каменноостровского парка. Это чудесные вальсы Штрауса, отрывки из оперетт Кальмана и Легара. Однако если слушать их непосредственно в парке, впечатление будет иное, более слабое, чем, если слушать ту же музыку дома и мысленно представлять себе парк. Почему так происходит, мне сказать трудно. Должно быть, для создания целостной картины восприятия нужно суметь абстрагироваться от того, что хочешь воспроизвести в своем сознании. Музыка, звучащая непосредственно в парке, наоборот, налагается на реальные впечатления, привязывает сознание к тем или другим подробностям и мешает творческому процессу. А душа, как известно, обязана трудиться.
Этюды осени
Вот и наступила пора листопада. Лето прошло как-то незаметно.Ива у меня за окошком зацвела и отцвела в считанные дни. Потом стало холодно. В середине июля на две недели установилась жара. И все... кончилось лето. Первыми покраснели клены, затем пожелтели тополя. Ивы приобрели акварельный, оливковый оттенок листвы. Это значит, что они озябли.
Осень в Петербурге - не просто время года с ветрами дождями и листопадом, это еще и особое настроение, когда не хочется выходить на улицу, и даже дома вечерами при свете лампы становится неуютно, сумрачно и неприветливо. Известно, что есть Институт Зимы. Но, по-моему, куда важнее было бы создать Институт Осени. Дело здесь не в том, что в эту пору многие плохо себя чувствуют. В сентябре, по сравнению с летними месяцами, уже начинает рано темнеть. И у людей меняется взгляд на окружающее. Если летом мы стремимся накопить больше разнообразных впечатлений, то сейчас, в период подступающего холода, слякоти и дождя, столь присущего Петербургу, нам так не хватает уюта, понимания и домашнего тепла. У многих дома в это время стоят сухие букеты цветов и опавших листьев как память об ушедшем лете. Тяжелее всего приходится пожилым. Счастье, когда есть хорошая книга, которая возрождает в них угасшие эмоции, дарит надежду, позволяет уйти от своих горьких мыслей. В такое время даже метущиеся под ветром тени от веток деревьев за окном кажутся неприветливыми. Они наподобие летучих мышей, странные и жутковатые, врываются в комнату, вызывая душевную тревогу.
Мне вспоминается, что моя бабушка осенью любила перечитывать роман Мюссе "Исповедь сына века", она говорила, что ей нравятся "старческие"книги. Почему эта вещь попала в разряд "старческих", что такое "старческие книги" и есть ли они вообще, я, откровенно сказать, не знаю.
Когда-то очень давно мы летели в ноябре из Крыма в Ленинград. Родители взяли меня из евпаторийского детского санатория, и я был очень рад, что мы снова вместе. Сквозь желтую занавеску иллюминатора просвечивало солнце. И мы втроем, мама, папа и я, разгадывали кроссворд в журнале "Огонек". По причине внезапно наступившей нелетной погоды наш самолет приземлился в Киеве, где рейс задержали на три дня. Для меня это было замечательно. Ведь там-то, в Киеве, как раз и жила бабушка. Вечером мы приехали к ней из Бориспольского аэропрорта. И я снова, как много лет назад, очутился в ее квартире на улице Льва Толстого, где все было по-прежнему: старинный буфет, красивая ваза на окне, парадная шашка моего деда, польского генерала, большие часы с боем...
После несколько казенной обстановки санатория я чувствовал, кроме нахлынувшей на меня радости, увереность и защищенность, которых мне так не хватало во время долгой разлуки с родителями. С восторгом я играл в оставленнные мною когда-то у бабушки настольные игры. Рядом с окном, на тумбочке, лежали два тома избранных произведний Александра Грина. Эти книги были темно-синего цвета с алыми парусами на обложке. Мама купила их в Евпатории. Бабушка приготовила мне на ужин мою любимую еду - творог с чесноком. А потом мы с папой легли на широком диване в маленькой комнате, где знакомо пахло нафталином, - и еще долго не спали. Я подробно рассказывал папе о ребятах, с которыми мне довелось подружиться в Крыму, - а сам тем временем смотрел на потолок, где в темноте желтели отсветы луны. Один был похож на богомола, причудливое насекомое с треугольной головкой, из тех, что мы с папой ловили на поляне, позади сарайчика, снятого нами все в том же Крыму, другой - на девочку в развевающемся платье. Но мне, когда я смотрел на них, было почему-то немного не по себе. И я теснее прижимался к папе, стараясь успокоиться и заснуть.
Два раза и тоже в осеннее время к нам приезжала из Донецкой области моя другая бабушка, папина мама. В один из своих приездов она привезла мне крестик и маленький овальный медальон с изображением Иисуса Христа. Небольшого роста, сухощавая, кареглазая, в неизменном темном платке, она часто ходила на рынок за овощами и по воскресеньям покупала баранину. "Вот, - говорила бабушка, возвращаясь с рынка домой, - подумать только, за мясо отдала два с полтиной". Я сначала не понимал, что означает два с полтиной. Потом мама объяснила, что это два рубля, пятьдесят копеек.
А однажды к нам из Польши приехал дедушкин военный адъютант, по фамилии Шиллинговский. Он был плотного телосложения, с маленькими усами. На голове у него красовалась круглая серая шляпа-канотье. Этот Шиллинговский оказался отличным фокусником. Так, по крайней мере, мне представлялось в то время. Когда вечером мы собрались за ужином в гостиной, он попросил у меня игрушечный компас и положил себе в рукав, а потом доставал его то из вазы с цветами, то из кармана пиджака у папы. "А ну-ка, папа, отдай компас", - произносил он с комичным видом и демонстрировал нам компас, держа его за ремешок двумя пальцами. При этом он словно бы сам удивлялся своим наивным и немудреным фокусам. Но главное было, конечно, в другом, в чем-то таком, что создавало семейный уют и дарило чувство общей близости.
На исходе лета в Ленинграде меня охватывало какое-то необычное ощущение, не поддающееся словесному выражению. Воздух бывал прозрачен, а пышные кроны лип уже словно подрагивались легким золотистым налетом увядания. Как-то раз на Каменном острове мама показала мне скопление больших, красных божьих коровок. Это было настоящим открытием. Нужно сказать и о том, что после ежегодного летнего пребывания на юге я частенько возвращался домой простуженным. И мама, уложив меня в постель, покупала мне желтовато-зеленые гроздья спелого винограда, богатые витамином "Ц", и очень сладкие груши. Она раскладывала их на большой тарелке, и от них исходил невыразимо тонкий аромат угасшего лета. Когда я выходил в парк, то после крымских акаций с их мелкими листьями наши клены, тополя и липы казались мне очень большими, высокими и кудрявыми. Эти дни были наполнены неповторимым очарованием. Хорошо запомнилась мне с тех пор песня, в которой были такие слова: "Море, море, море Онега. По волнам плыть, будто по небу". Она была ясной и прозрачной, как эти сентябрьские дни. Поздней осенью мне нравилось собирать разноцветные осенние листья.
О том, что дни юности светлы
Если идти по южной набережной Каменного острова, со стороны Малой Невки, а затем повернуть направо, к парку, то скоро впереди покажется красивое деревянное здание детской художественной школы с островерхим флигелем, бывшая дача графини Кугушевой. Здесь когда-то давно училась живописи и рисунку Аля Садыкова. Она жила в нашем доме. Мы дружили. Но вскоре Аля вышла замуж за музыканта и переехала на новую квартиру. С ее отъездом в моей жизни закончился период, связанный с нею, Каменноостровской элегией и другими моими рассказами, написанными в этом парке. Меня привлекало в ней то, что Аля с юных лет была необычайно глубоким человеком и к тому же верующим. Кроме того, она так же, как я, занималась разведением аквариумных рыбок, насекомых и амфибий. Так что наши интересы во многом совпадали. В ее комнате было что-то вроде живого уголка. После каждой встречи с Алей у меня будто бы сам собой сочинялся новый рассказ - то о крохотной бабочке-стрельчатке, нашедшей себе приют в листве могучего клена, то о поединке тритона с коварной конской пиявкой. Дни юности светлы и немного печальны, как эта Петербургская белая ночь, распахнувшаяся над островами.
Вальс больших стрекоз
Середина лета. Над травой в застывшем воздухе парят и кружатся большие стрекозы-коромысла. Они то устремляются ввысь, поблескивая на солнце коричневатыми крыльями, то проносятся у самой земли. Их танец - это погоня за комарами, мухами и мелкими бабочками. Как только добыча оказывается в шипастых ногах хищницы, стрекоза поедает ее прямо на лету и продолжает охоту. Вот я замечаю, как две стрекозы сталкиваются друг с дружкой и трепеща звучно крыльями, падают в искрящуюся серебром траву. Через несколько минут эти две стрекозы уже парой взлетают ввысь и теряются за кронами деревьев.
Яблоки в траве
Солнечный день августа. Девятнадцатое число, яблочный спасс. С реки веет прохладой. Недалеко от меня пожилая женщина в очках и панамке обхватила ствол дуба, приникла к нему - набирает энергию дерева. Под дикой яблоней в траве лежат крупные зеленые плоды. Я смотрю на них, и в первый момент меня почему-то ошеломляет мысль: неужели это действительно яблоки. Наверное, такая мысль приходит мне потому, что мы, горожане, не имеющие дачных участков, привыкли видеть яблоки лишь на прилавках магазинов или в вазах, нарезанными на дольки. А чтобы так, вживую, - это редкость. Вот мы и воспринимаем их только как некий съедобный продукт.
Дорожка вглубь парка
Куст барбариса
Не помню, кто из великих философов сказал, что человеку свойственно растворяться в ландшафте, то есть ощущать свое единение с природой и с Богом. Ведь подобно тому, как, придя на выставку живописи, мы через картины общаемся с художником, так и, находясь в природе, мы в определенной степени постигаем ее Творца. Я с особенной остротой чувствую это состояние, когда иду по дорожке от набережной в глубину Каменноостровского парка. Слева темнеют низкорослые вязы, их ветви касаются земли, - и растет куст барбариса, листья на котором не зеленые, а коричневые. В стороне от него стоят небольшие деревья черемухи. На них привита черная смородина. И в конце лета они дают вкусные, кисловатые ягоды. Вверху, над тропинкой, раскинули ветви дикая яблоня, старинные, высокие дубы и клены. Одна из веток яблони напоминает могучий бицепс великана. Другая - непонятного буку, навсегда замершего среди листвы. Чуть поодаль, возле дома Бехтерева, виднеются зацветающие кусты жасмина и заросли с белыми соцветиями, похожими на метелки, тут же рядом из тонких листьев поднимаются королевские оранжевые лилии, и стоит береза с тонкими ветками, изогнутыми, как струи фонтана. Это все великолепие природы - во мне, а я - в нем и одновременно - в Боге. Божественный промысел состоит и в том, что в природе есть некое равновесие, но это не то биологическое равновесие, о котором говорят экологи. К примеру, на широких листьях дальневосточной гречихи живут улитки-янтарки с вытянутой башенкой раковиной. Улитки-бетины, раковина которых круглая, живут на крапиве и других травянистых растениях и кустах. В пруду водятся улитки, чья раковина по форме почти такая же, как у двух наземных видов. Это прудовик и лужанка. Можно упомянуть еще о ящерице и тритоне. Они обитают в разных средах, но очень схожи по внешнему виду.
Необходимо добавить и то, что человеку свойственно стремиться к познанию тайны бытия. Это стремление приближает его к Богу и одновременно делает человека Человеком. Но никому не дано постичь ее. Можно лишь приближаться к этому познанию.
Уводя в парк и теряясь в траве, дорожка словно обещает мне встречу с чем-то непознанным и загадочным.
Два тополя
Вот и сейчас, во время очередной прогулки, я обратил внимание на два тонких с темно-зеленой листвой молодых тополя у Митрополичьей дачи. Сначала я даже принял их за кипарисы и был очень удивлен. Однако, подойдя ближе, увидел, что ошибся. Да и не могло быть иначе. Кипарисы в нашем северном климате расти не могут. Тем не менее, эти деревца нисколько не похожи на стоящие поблизости раскидистые серебристые тополя. Ветви их начинаются почти у самой земли, они устремлены вверх и прижаты к стволу, что и придает деревьям сходство с южными хвойными великанами. Топольки посажены недавно и принадлежат к какой-то особой разновидности. Но не это привлекло меня в них, и даже не их необычный внешний вид. Меня привлекло нечто гораздо более глубокое, сразу породнившее деревца в моем сознании с Каменным островом, с его высокой травой, со светлыми тропинками среди газонов и лежащими на них фиолетовыми тенями, со скромными полевыми левкоями.
Середина лета. Липы, клены и ясени в парке замерли в овевающем их медовом запахе клевера и трав. По голубому небу неспеша пролетают чайки. Дивны, дивны дела Твои, Господи, подумалось мне.
Когда я бываю здесь, то чувствую себя увереннее. Каменноостровский парк словно придает новые силы. Вместе с тем происходит странная вещь. Тут, на Каменном острове, мне хорошо также от ощущения того, что за рекой находится мой дом где я вырос и прожил столько лет. А дома, когда взгрустнется или найдет какая-то внезапная хворь, то стоит только вызвать в памяти эти два тополя, летающих над блестящей травой больших стрекоз, скульптуру Геи с кувшином в руке перед дворцом Половцева, - сразу становится легче. Помогает мысль о том, что Каменный остров находится не где-то на другом краю Земли, а совсем рядом. Кажется, что комната тотчас наполняется незримым, но таким чудесным отсветом парка. Хотя, если разобраться, ничего странного нет. Ведь в этом проявляется чувство малой Родины.
![Гея, богиня земли, на фоне []](/img/t/irinka/etudy22/pict0430.jpg)
![Дикий уголок Каменноостровского []](/img/t/irinka/etudy22/pict0425.jpg)
![Домик художника []](/img/t/irinka/etudy22/pict0419.jpg)
![Набережная Каменного Острова []](/img/t/irinka/etudy22/pict0433.jpg)
![Куст Барбариса []](/img/t/irinka/etudy22/pict0424.jpg)