Табоякова Ольга : другие произведения.

Все дороги этого мира (гл.21-33)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Глава 21. Научиться отказывать

  
   В каждой избушке свои погремушки.
   Русская народная пословица.
  
   Дорогам надоело заклятие, свершенное три сотни лет тому назад. Обсуждая, они пришли к общему решению, потребовать от Мастеров свободы. Не могут дороги столько лет служить одной маленькой цели. Дороги должны выполнять и свои функции: водить людей по миру. Пожаловаться на судьбу доверили Главной дороге. Она подготовилась и вывалила на Великого Мастера все их проблемы.
   Великий Мастер не ожидал подобной неблагодарности и неповиновения со стороны маленьких глупых дорог.
   - Разве вы не осознаете важность своих обязанностей? - Великий Мастер слегка разъярился от высказанных претензий. - Какое значение могут иметь другие по сравнению со мной?
   Главная дорога поколебалась, но высказалась:
   - Твои проблемы Мастер не слишком нас трогают. Ты много на себя берешь, и живешь ты недолго, а мы вечны. Понимаешь ты? Все дороги этого мира должны выполнять свое предназначение водить путешественников. Мы участвуем в плетении их судеб, а ты со своими планами закрываешь для нас наше предназначение. Вот нас и становится все меньше и меньше. Мы слишком устали от твоих намерений. Сколько людей и нелюдей мы к тебе привели? Но ты так и не выбрал. Ты упиваешься своей властью, а мы должны работать. Не сердись, но если ты не освободишь нас сам, то мы найдем путь, как помешать тебе. Ты нас понима...
   Великий Мастер оборвал на полуслове излияния Главной дороги. Он резко повернулся и ушел. Но идти то, собственно говоря, ему было некуда. Разговор Великого с дорогами слышал и его помощник молодой Мастер. Молодой Мастер пришел обсудить с Великим, что делать с ушедшими членами Совета: Мастером Сычом и Мастером Линчем.
   - Пусть себе ходят, если охота, - Великий сам не подозревал сколько ярости скопилось в его душе за все эти года.
   - Но...
   - Не спорь, мы всегда все делали и без них, обойдемся, - Великий Мастер признался себе, что возможно в словах дороги была доля правды.
   - Но...
   - Иди, мне надо подумать, - Великий чуть покачнул головой, и его помощник исчез.
   Молодому Мастеру тоже было о чем поразмышлять. Он уселся в кресло Великого в совещательной зале и задумался о будущем и о прошлом. Осознание своей старости пришло к молодому Мастеру внезапно, как порыв холодного северного ветра. "Я также стар, как и все остальные", - он смирился с этим. "Если уж Великий не может решиться, то, возможно, это сделаю я. Пора нам на покой. Хочется родиться снова и радостно прожить свою жизнь", - Мастер еще долго предавался раздумьям, а решение уже было принято.
   Проснулся новоиспеченный личный дух, когда солнце ярко светило над головами.
   - Вставай, - Хэсса теребил за плечо повар Грим.
   - Что опять? - Хэсс выполз из-под одеяла, и сонными глазами уставился на несвоевременного будителя.
   - Дело есть, - Грим видел, что Хэсс еще не проснулся окончательно, и подсунул ему под нос чашку кофе. - Пей, из личных запасов донны Илисты.
   - Ммм, никогда не любил эту гадость, - глотая обжигающий кофе, все еще не осмысленно признался Хэсс.
   - Да? - Грим удивился. - А я думал...
   - Пошутил, - Хэсс смог усесться без потерь для собственного чувства равновесия, которое клонило голову на подушку. - Кофе вещь вкусная. Я попробовал его лет в двенадцать в первый раз. Спасибо, Грим. Так что с меня?
   Хэсс включился в собеседника, и подивился его серьезности, смешанной с торжественностью. Обычно люди впадают в такое настроение, чтобы скрепить свою жизнь с кем-то узами брака.
   - Грим? - позвал Хэсс.
   Повар подтянул себе маленькую табуретку, которая жалобно поскрипела под его весом. Вытянул правую руку, а левой почесал подбородок, и вскинул на Хэсса серые глаза.
   - Хэсс, а с кем ты живешь? - осмелился спросить повар Грим.
   - Не понял, - потянул Хэсс. - Это что предложение?
   - Нет, - Грим замотал головой. - Понимаешь, у моих родственников когда-то жил один маленький человечек, который все рассказывал о своих родственниках.
   Повар замолчал, а Хэсс смотрел на него во все глаза.
   - И что?
   - Так этот маленький человечек умер, но весточку оставил своим родным. Всего-то несколько слов. Наша семья из поколения в поколение передает его слова, чтобы, встретив его родственников, передать их.
   - Угу, - Хэсс потрогал ухо, которое неожиданно дернулось. - Погоди.
   Вор поднялся, натянул штаны, сапоги, повязал платок:
   - Слушаю тебя.
   - Ты? - Грим не воспринял предложения Хэсса.
   - Я торжественно оделся, и как личный дух этих, как ты их зовешь маленьких человечков, имею право выслушать тебя, - Хэссу показалось, что он толково все объяснил, но под требованием повара, ему пришлось расширить свои объяснения.
   Повар, выслушав то, что поведал Хэсс, высказался несколько неожиданно:
   - Хэсс, тот маленький человечек, который жил у моего деда, я его помню. Так вот он рассказывал, что человечки живут не одни, а с ними живут птицы-дозорные.
   - Про птиц я ничего не знаю, - в ошеломлении ответил Хэсс.
   - А сколько этих человечков ты знаешь? - повар указал на еще один подводный камень новой миссии Хэсса.
   - Ээээ..., - Хэсс пообещал себе непременно уточнить данные у Вуня. - А про птиц ты еще что-нибудь знаешь?
   - Немного. Я знаю, что они есть. Ну, раз ты их личный дух, то я, пожалуй, тебе скажу то, что просил передать своим родственникам дедушка Мамай.
   Хэсс, устав стоять, плюхнулся на лежак:
   - Говори, обещаю, что все твои слова я передам.
   Повар выпятил губы трубочкой, пожевал их и выговорил:
   - Мгвонни чез ками де стальника и сер риох.
   - Что? - прибалдел Хэсс.
   - Мгвонни чез ками де стальника и сер риох, - старательно повторил повар.
   - И что это значит? - полюбопытствовал Хэсс.
   - Откуда я знаю, ты их личный дух, вот и разбирайся сам, - повар поднялся, и с довольной физиономией отправился готовить ужин. Он смог выполнить волю покойных родственников, что, несомненно, ему зачтется.
   - Нда, - Хэсс посмотрел в окошко. Они ехали по дороге, он помнил это место. Где-то недалеко была тропинка, куда ему пришлось свернуть.
   Долго осмысливать ситуацию Хэссу не пришлось, заявился сияющий ярче солнца Вунь.
   - Мы тут уже собираемся, Хэсс, - сообщил он своему личному духу.
   - Нда? - Хэсса пока занимали не вопросы переезда, а послание из прошлого от какого-то родственника Вуня. - Мгвонни чез ками де стальника и сер риох, - выговорил Хэсс запомнившиеся слова.
   Вунь резко выдохнул:
   - Ты откуда такой брани поднабрался?
   - Повар сообщил, - Хэсс поведал о недавнем визите повара Грима.
   - Тогда ладно, - смилостивился Вунь. - А то не спишь тут, личного духа себе заводишь, а он ТАК ругаться на тебя начинает. У меня, если честно, чуть сердце не остановилось.
   - Так это брань? - Хэсс все еще пытался разобраться в ситуации.
   - Угу, и такая некрасивая, что тучи набегают, - Вунь заинтересовался книжкой о моде, которая лежала на столе.
   - Подожди, Вунь, а про кого мог говорить повар Грим?
   - Наверно, старый Мамай. Он вечно эксперименты устраивал, я знаю, что примерно в тоже время, он сделал себе летучий шар. Представляешь, мало ему птиц было? Так он пропал. Мне про него рассказывали, чтобы не был таким же дураком, как и Мамай, - рассудительно закончил Вунь, и стал перелистывать листочки книги, с непередаваемым восторгом рассматривая картинки.
   Хэсс понял, что родственники повара Грима, и он сам много лет считали своей обязанностью передать ругань выжившего из ума маленького человечка Мамая. Хэсс решил, что никогда не скажет об этом повару Гриму. Если тот спросит, то Хэсс сделает многозначительный вид и что-нибудь соврет.
   - Какие птицы? - вопрос Хэсса заставил Вуня дернуться, и порвать страничку книжки.
   - Птицы? Птицы - дозорные, - Вунь виновато посмотрел на Хэсса. - Ты о чем?
   - Ты о чем? Ты сказал про птиц, когда рассказывал про Мамая, - напомнил ему Хэсс.
   - А те птицы, - Вунь оставил книгу с забавными картинками. - Мы много лет жили с птицами-дозорными, но потом они нас бросили. С тех пор мы ищем себе личного духа.
   - А птицы? - не унимался Хэсс.
   - Ну, ты меня достал, - Вунь упер ручки в боки. - Рассорились мы с ними, слишком много они себе захотели. Живут эти птицы себе без нас, и мы без них.
   - Ааа, даже так, - Хэсс расстроился, что ничего путного про птиц не узнал.
   Вунь решил еще дать пояснений личному духу, чтобы больше не возвращаться к этой теме.
   - Понимаешь, Хэсс, мы все знаем, что надо уходить, но птицы хотели, чтобы они выбрали, куда нам уходить. Они и нашли какие-то крутые скалы. Но разве мы там можем жить? Вот мы с ними и рассорились. Я, знаешь ли, ни разу не катался на птицах. Вся эта война прошла еще до моего рождения, но мои родственники до сих пор, как вспоминают, так плюются. Ты лучше про птиц ни вообще, ни в частности не говори. Хорошо?
   - Хорошо, - пообещал успокоенный личный дух, радуясь, что хоть птицы на нем не повиснут.
   Ни Вунь, ни Хэсс не представляли себе, что птицы тоже искали себе какого-то типа личного духа. Узнав, что маленькие человечки нашли себе защитника, птицы сделали свой выбор. И для кое-кого из труппы впереди на жизненном пути обозначились новые перспективы и неприятности.
   Хэсс Незваный притомившись от собственного безделья, и соскучившись по обществу прекрасных дам, отправился поболтать с Алилой. Он легко преодолел разделявшее повозки расстояние, и забрался внутрь.
   - Приветствую, - Хэсс увидел, что Алила чинно сложив руки на стол, смотрит в пространство, явно погруженная в свои невеселые мысли.
   - Спрашивать тебя не учили? - раздраженно заметила девушка. Она сегодня была не склонна к общению. Хэсс отметил темные круги под глазами, как после бессонной ночи.
   - Прости, просто подумалось, что ты захочешь узнать от меня лично забавные подробности моего недавнего вояжа, - Хэсс сделал вид, что собирается выбираться из повозки.
   Актриса его не остановила, что открыло Хэссу глаза, в какой степени отчаяния пребывает девушка. Он повернулся и подошел к ней. Усесться было негде, и Хэсс опустился на пол повозки у ног Алилы.
   - Ты чего? - она недоуменно смотрела на незваного гостя.
   - Так ты вроде поговорить хотела, - Хэсс хотел растармашить унылую актрису.
   - Я? Я не хотела, - зафыркала девушка. - Ты сам пришел.
   - Да, кто меня сюда притянул? У кого такое кислое лицо, что приправы в суп не надо, - притворно возмутился Хэсс.
   - Правда? - Алила забеспокоилась, что производит такое удручающее впечатление.
   - Почти, - лукаво согласился Хэсс.
   Девушке было тяжело включаться в забавный рассказ Хэсса, который изложил ей кучу небылиц, приправив все пародиями на участвующих в деле лиц.
   - Алила, а что тебя так тревожит? - Хэсс приступил к главному вопросу дня. - Ты не заболела часом? Я ведь штатный лекарь.
   - Нет, не заболела, - девушка опять вернулась к односложным ответам.
   - Испугалась? - Хэсс не желал сдаваться.
   - Нет, - Алила покачала головой. - Все как-то уныло, безнадежно, - призналась в своих тревогах девушка.
   Хэсс, вчера наобщавшийся с Эльнинем, поморщился. Настрой актрисы ему не нравился, при таком настроении немудрено попасть в ловушку, заболеть и даже пропустить свою удачу.
   - А почему?
   - Не знаю, - Алила пожала плечами, и опять замолчала. - Мне кажется, что я никому-никому не нужна.
   - Тебе просто нечем заняться, - высказался Хэсс.
   - Это тебе нечем, стихи и те сочинять не умеешь, - неожиданно огрызнулась Алила.
   Хэсс стойко выдержал ее выпад. Учитель много раз повторял, что плохое настроение людей не имеет отношения к Хэссу. Не надо любую колкость принимать на свой счет.
   - Хмм, а я собирался тебе предложение сделать, - Хэсс потянул Алилу с табуретки на пол.
   - Какое? - промелькнула искра любопытства.
   - Принципиальное. Будешь моей женой?
   - Нет, - быстрый, как молния ответ. - Не буду.
   - Тогда, ладно. Давай жить вместе просто так, - не растерялся Хэсс.
   - Иди ты, - возмутилась Алила. - Мог бы обидеться, как все нормальные люди.
   - Я на отказы не обижаюсь, - Хэсс открыл ей большую тайну.
   - Почему? - девушку поразил подобный феномен.
   - Это невыгодно, - Хэсс, конечно, расстроился ее отказом. - Но если передумаешь, то скажи.
   - Ладно, - Алила согласилась.
   На ее глазах Хэсс сморщился, закрыл лицо ладонями и стал плакать.
   - Ты чего? - испугалась девушка. - Хэсс, ты что? - она суетилась, не зная, что делать, что сказать.
   - Теперь я никому не нужен, даже больше, чем ты, - донеслось глухое из-за ладоней.
   - Ну, тебя, - Алила кулачком треснула по его плечу.
   - Хандра ушла? - Хэсс улыбался.
   Девушка послушала себя:
   - Знаешь, да. Ты - молодец! - признала она.
   - Буду почаще делать тебе предложение, - решил Хэсс, за что еще раз получил кулаком по плечу.
   Орк Страхолюд столкнулся с отцом Логорифмусом в неподходящий момент. Орк прикреплял на шею птицы маленькую сумочку с посланием. Отец Логорифмус наблюдал за его действиями, не собираясь делать вид, что его это не касается.
   - И что в письме было, уважаемый? - очень спокойно поинтересовался ученый-богослов, когда орк уже отпустил птицу. Та взмыла в небо и стремительно исчезла из виду.
   Они стояли друг напротив друга. Отец Логорифмус не уступал орку в мышечной массе, и воинском спокойствии. Страхолюд по привычке обдумал вопрос, не убить ли доставучего человечка, но отказал себе в этом удовольствии.
   - Послание, - коротко информировал орк.
   - Кому?
   - Кому надо, - Страхолюду надоело подобное общение. Угрюмость на его лице была призвана показать это человечку.
   - А может по-хорошему? - Логорифмус прищурился.
   В отличие от отца Григория, который потакал себе в говорильне, отец Логорифмус не позволял своим тайным пристрастиям вырываться наружу. Но сейчас ему хотелось отпустить на свободу воинственный дух, и врезать этому наглому орку.
   Внезапно, по крайне мере для Логорифмуса, орк сменил гнев на милость. Дело в том, что за спиной отца Логорифмуса на ветке дерева возникла матушка Валай, которая покрутила ладонью у виска.
   - Родичам своим весточку отправил, - признался орк.
   Логорифмус затух, его чутье подтверждало правдивость слов орка. Как свести разговор на нет, об этом подумал отец Логорифмус.
   - В гости зову, - орк развернулся и зашагал прочь от любопытного человечка.
   В какой-то мере родственные проблемы волновали и Санвау. Если сесть и разложить свою жизнь по сундучкам, то получается, что она - Санвау - совсем не знает жизни. Этот нехитрый и немного не верный факт, Санвау осознала благодаря признанию в любви.
   - И что же случилось? Как это все произошло? - донна Илиста восседала на табурете, чинно сложив руки на колени.
   Ее искренний интерес и участие взбодрили акробатку Санвау.
   - Я, как обычно, занималась вещами. Вы же знаете, что своими нарядами я занимаюсь сама. Так вот, я сидела и смотрела, что сделать с моим белым костюмом. У него немного вытянулись колени, и еще оторвалась каемочка по горлу. Пришел он.
   - Сайлус? - переспросила Илиста.
   Санвау опустила голову, но потом передумала, стыдиться ей нечего.
   - Нет, сначала пришел мой муж Лахса. Он принес мне один из костюмов Химю.
   - Зачем? - Илиста знала законы разговора, и задавала уточняющие вопросы, как только Санвау замолкала.
   - Ну, как, чтобы я его поправила. Там маленький шовчик мешает, топорщится, - пожимая плечами, пояснила Санвау.
   - И ты взяла? - Илиста скорее не спрашивала, а утверждала.
   - Да, взяла, - Санвау не восприняла скрытого смысла вопроса.
   - И что?
   - Он ушел. Мы с ним почти не говорили, - продолжила Санвау. - А потом пришел Сайлус.
   - Подожди про разговор, - попросила Илиста. - Сначала скажи, как ты его видишь.
   - Вижу? - Санвау задумалась. - Вижу его молодым. Мне кажется, что он моложе моих мужей. Ну, не по возрасту, - поправилась Санвау, - а по жизни.
   - В общем, еще совсем зеленый? - с улыбкой уточнила Илиста.
   - Ну, да. А на внешность, - Санвау продолжила рассказывать свои впечатления. - Он молодой, - беспомощно закончила акробатка.
   Илиста улыбнулась, но на этот раз про себя.
   - Так вот, он пришел, я его пустила. До этого, Илиста, мы с ним немножко болтали, он мне даже помог один раз. Но ничего такого, вы не подумайте. Он сел, я подумала, что что-то мне сказать хочет. Такое важное. Он как-то осветлился.
   - Это как? - стараясь понять впечатления гостьи, расспросила Илиста.
   - Стал как-то спокойнее, постарше.
   - Понятно, - Илиста приготовилась слушать дальше. Из первых объяснений Санвау ничего было не понятно, и актриса попросила акробатку рассказать все очень подробно.
   - Он сел, сначала помолчал. Я тоже молчала, нехорошо прерывать молчание человека. Потом он потянулся вперед и взял меня за руки. Мне было так неудобно. У нас за руки берут только супругов или близких родственников. Понимаете?
   - Конечно, - подтвердила Илиста.
   - И стал мне говорить, что я красивая, такая неземная, воздушная, что эти два человека не понимают меня, что я тянусь к свету, что должна жить с ним, - запыхавшись от воспоминаний изложила Санвау.
   - Да деточка, понимаю. А он не пытался тебя поцеловать? - Илиста внутренне поморщилась, восприняв всю сцену со стороны Санвау. Акробатке явно было неприятно, и, наверное, больше, просто противно.
   - Нет, он не пытался. Видимо, он что-то углядел по моему лицу. Он отпустил мои руки и замолчал.
   - Даже так? - Илиста пожалела, что не видела этого, прекрасный материал для актрисы.
   - Да, - коротко подтвердила Санвау.
   - И ты его выгнала?
   - Нет, он сам ушел, - Санвау почти извинялась.
   - Это нормально, деточка, - Илиста не стала касаться Санвау, помня, как та реагирует на чужие прикосновения.
   - Нормально? - возмутилась Санвау. - Да, меня так никогда не обижали.
   - Тебя обидело его признание в любви? - поразилась Илиста.
   - Да, он не должен был, - категорически высказалась Санвау.
   - Санвау, - Илиста подбирала слова, - я не хочу показаться резкой, но ты мыслишь законами своего мира, а желаешь жить, как мы. Ты, так сказать, сделала заявление, что ты принимаешь все наше, в том числе и отношения. А у нас совсем не зазорно признаться в любви, пусть даже и незнакомке. Но реагируешь ты на все, так будто ты там, а не здесь.
   - Я запуталась? - тоном потерявшегося в лесу ребенка спросила Санвау.
   - Да, деточка. Ты прочно и надолго запуталась, - Илиста была рада, что Санвау поняла, в какой ловушке она оказалась.
   - И что же мне делать? - к растерянности прибавилась паника.
   - Ты можешь все забыть, - принялась перечислять Илиста, отработанным движением Илиста стала загибать пальцы. - Или можешь решить, что ты южная девушка, и ничуть не хочешь знать наших западных парней. Еще ты можешь решить совсем наоборот. Или придумать еще что-нибудь свое.
   Санвау крепко задумалась над столь разнообразными альтернативами, Илиста поспешила добавить:
   - Но я бы на твоем месте работала. Если ты не можешь что-то решить волевым усилием, как с тобой в один день стать не южанкой, а кем-то другим, то сосредоточься на работе. Поверь мне, это принесет пользу прежде всего тебе.
   - Я подумаю, - пообещала Санвау и отправилась размышлять над более чем странными мыслями Илисты.
   Хэсс продолжил изучение занимательного талмуда о моде и внешности, но страницы приходилось перечитывать по два раза. Ему все вспоминался быстрый, как вспышка света отказ прекрасной Алилы. Поняв, что он почти ничего не запомнил в прочитанном, Хэсс отложил книгу.
   Чтобы он не говорил Алиле, принять отказ всегда тяжело. Он сделал предложение всерьез, да и отказ получил серьезный. С другой стороны, девушка слишком быстро ответила. И это было не понятно.
   Хэсс не заметил, как Алила заняла место в его сердце. Красивая, сексуальная, немного беззащитная, и в тоже время боевая. Смешная и серьезная, умная и неопытная, Алила вся состояла из противоречий, которые гармонично складывались в очарование. Хэсс вздохнул еще раз. Для того чтобы не думать об Алиле, Хэсс стал вспоминать своего учителя Шаа. С памятного сна Хэсс не раз возвращался в своих мыслях к словам учителя, но плана действий так и не выработал.
   Самым опасным по представлению Хэсса был наказ разобраться с медальоном, который сыграл роковую роль в судьбе Шаа. Хэсс еще раз перебирал в уме возможности, с которых надо было начинать розыск медальона. Он решил проверить каждого из проявлявших особенное любопытство к Шаа за последние дни его жизни. Таких было трое. Первым, кто вспомнился Хэссу, был молодой человек, имени, которого он не знал. Но этот парень был из разведки. Пересеклись они, когда Хэсс зашел к одному типу, чтобы передать письмо от Шаа. Там во всю шла драка: некрасивая с применением черных проклятий. Хэсс чуть было не попал под горячую руку какому-то типу с жидкой бороденкой. Тот молодой человек, толкнул Хэсса, и проклятие прошло мимо Хэсса, но он заметил, что того человека краем задело. Тогда всех повязали, Хэсс не составил исключения. Как выяснилось, хозяина дома пришли задержать и препроводить для разъяснительной беседы, но хозяина как раз прибил тот самый тип с жиденькой бороденкой. Естественно, что королевские посланцы предъявили претензии к черному убийце. Тот молодой человек, который спас Хэсса, очень заинтересовался Шаа, спрашивал разные вещи, в том числе и про медальон. Правда, молодой человек не уточнил, какой именно медальон он имел в виду, но Хэсс не сомневался в предмете интереса молодого человека.
   Вторым по значимости, кто запомнился Хэссу, был нищий в заляпанном грязью плаще, который шептался с учителем дня за три до роковых событий. Нищий этот слишком прямо держал спину, чтобы можно было сказать, что он настоящий нищий. Хэсс тогда расслышал несколько слов, одно из них было "темный медальон".
   Третьим был веселый мужик, по прозвищу Бармен, из клубного кафе. Хэсс пришел туда, чтобы отдать Бармену шкатулку с документами, которую накануне выкрал из дома одного милого горожанина. Бармен брался возвращать вещи горожанам за определенную цену, конечно же. Так вот, этот горожанин оповестил всех, что отдаст любые деньги, если ему вернуть шкатулку с документами, которая пропала вместе с драгоценностями, картиной и деньгами. Хэсс внял предложению, и договорился с Барменом о передаче шкатулки страждущему горожанину. Тогда Бармен и предложил поискать на заказ одного клиента медальон в специальном таком деревянном обереге. Хэсс обещал поговорить об этом попозже, но обстоятельства не сложились.
   Пока Хэсс вспоминал каждого, ему припомнился еще один странный тип, вернее, женщина. Все что мог сказать Хэсс о женщине, так это то, что она полновата, и моется фиалковым мылом. Да, и еще. Волосы у нее короткие. Такое редко встретишь у столичных женщин. Хэсс видел, как закутанная фигура выбиралась из их дома с учителем за четыре дня до смерти учителя. Женщина споткнулась и ругнулась. Голос был глубокий, грудной, но чуть хрипловатый. Хэсс хорошо рассмотрел ножку женщины в черной туфельке, а вот лица не увидел.
   Кроме того, что надо поискать всех этих людей, Хэсс решил разобраться и узнать все о медальоне. Узнать можно было у какого-нибудь колдуна или в разведке. Разведка отпадала, как трудно выполнимая, а вот колдуну придется заплатить.
   Хэсс подумал об учителе, и опять вспомнился отказ Алилы. До недавнего времени вор не думал о детях, но когда учитель пообещал такой подарок, то Хэссу очень захотелось жениться. Единственной кандидатурой на роль жены и матери была Алила. Надо будет ее уговорить. Например, Хэсс не представлял на месте Алилы свою предыдущую подружку Мирту. Или надо найти другую.
   Но прежде чем заводить семью и детей все равно надо разобраться с медальоном. Этот дурной медальон встревал во все замыслы Хэсса.
   - Вунь? - в повозке зашуршало.
   Никто не отозвался.
   - Вунь? - Хэсс напрягся, вслушался. Шум был такой неестественный, очень осторожный.
   Одним прыжком Хэсс оказался у выхода из повозки. Он увидел, что на подушке появилась огромная змеиная голова, которая с любопытством на него уставилась.
   - Тьфу на тебя, - выругался Хэсс. - Разве можно так пугать?
   Змея раскрыла пасть и законно на это возразила:
   - Если хочется, то можно.
   - И что ты здесь делаешь? Надо что? - Хэсс удивился визиту змея Августо.
   - Позвал бы ты волосатика, - высказал свое пожелание змей. - А я пока тут полежу.
   Августо вытащил свои кольца на Хэссовский лежак, голову уложил на подушку, и прикрыл глаза.
   Ругаться было бесполезно, Хэсс отправился искать орка Страхолюда, который без вопросов заявился в повозку Хэсса, чтобы пообщаться с холоднокровным гигантским змеем.
   - Хорошо, - шипел змей Августо.
   - Отлично, - вторил ему орк Страхолюд. - Мы с вами договоримся.
   Хэсс заседал в уголке, дивясь необычности происходящего. Змей Августо пострадал в результате обрушения Черной скалы. Как она воздействовала на него, он так и не понял, но больше Августо не мог жить под землей. Волей-неволей пришлось ему выбираться на поверхность. Податься он решил к орку Страхолюду, который ему понравился. Оказывается, орк напоминал Августо, толстеньких волосатеньких обезьянов, которых Августо, будучи еще человеком, мечтал изучить и описать в одной из книг об этом мире.
   - Первое мое задание? - уточнил еще раз Августо. Ему нравилось быть занятым после стольких лет беззаботной жизни.
   - Ты отправишься на восточную границу, и будешь ждать моих соплеменников, - повторил орк. - Мы завоюем эту землю.
   - Патетическое высказывание, - одобрил змей. - Я буду их ждать, а потом что?
   - Потом ты их препроводишь ко мне, - решил орк.
   - А я?
   - Мы же договорились, что ты будешь страж границы, - орк восхищенно смотрел на своего нового работника. - Посторожишь на границе, пока мы не решим, кто здесь хозяин.
   - А потом? - допытывался Августо.
   - Потом, если захочешь, будешь правым представителем власти нового вождя орков, - Страхолюд скромно потупил глазки.
   - Новым вождем будешь ты? - напрямую спросил змей.
   - Нет, я буду левым символом, - признался орк.
   - Ты захватишь все земли, и будешь всего-то левым? - возмутился змей.
   - Правым будет мой тесть, потом им стану я, - орк внес ясность в вопрос правления.
   - Хорошо, - зашипел Августо. - Я пополз.
   Шуршащий змей исчез из повозки. Хэсс задумчиво смотрел на орка, думая задать вопрос или нет.
   - Страхолюд, а ты уверен, что захватишь эту землю?
   Орк как-то так улыбнулся, что отвечать не понадобилось.
   - Все-таки необычно, мы уже поделили эту землю, изменили ее жизнь, не спрашивая и не сомневаясь, - философски заметил Хэсс.
   - Почему? Я сомневался, - признался уже на пороге орк. - Я минут десять думал подойдет ли эта земля нам, - орк исчез.
   - Вот какая она жизнь, - Хэссу еще раз уверился, что орку все по плечу.
   Змей Августо радостно шуровал по кустам и траве к восточной границе, на которой должны были появиться родичи Страхолюда.
   Птица с посланием преодолела треть пути до поселений орков.
   Хэсс Незваный взялся за прерванное чтение, Вунь приволок сладких булочек от матушки Валай. Жизнь вдохновляла к новым подвигам.

Глава 22. Очи видят

  
   Глаза - зеркало души, но только не у политиков.
   Современное прочтение старой пословицы.
  
   Два старых хрыча: Мастер Линч и Мастер Сыч с трудом тащились по тропинке.
   - И кто сказал, что дорога там? - ехидно заметил Мастер Линч.
   Мастер Сыч взвизгнул, наступив ногой в топкое место.
   - А кто с этим согласился? - нашел он силы в себе возмутиться.
   Ответная тирада Мастера Сыча являлась настолько нецензурной, что рядом проползающий мимо змей Августо приостановился, послушал, запомнил и пополз дальше.
   - Тихо, там кто-то есть, - предостерег Мастера Сыча его товарищ по путешествию.
   Оба посмотрели вокруг, но никого так и не нашли.
   - Все хватит, - взмолился через час Мастер Сыч.
   - Хватит, - покорно согласился Мастер Линч. - Устроим засаду прямо здесь?
   - Хорошее место.
   Вокруг действительно было хорошее место. Весь в желтых цветочках пригорок с которого прекрасно видно дорогу им и их тоже видно всяк, проходящему по дороге.
   - Давай раскладывай, - велел Мастер Сыч.
   Линч достал походный стол-кормилец, который в обычной жизни сошел бы за табуретку. Линч постучал по столу-кормильцу и потребовал еды.
   - Будет исполнено! - радостно за три сотни лет первый раз провозгласил походный стол-кормилец. На маленькой площади уместились две миски с черной кашей, два куска хлеба, два куска вяленого мяса, один большой зеленый овощ и один маленький красный фрукт.
   - И что это? - Мастер Сыч встал в позу.
   - Хочешь ешь, не хочешь не ешь, - Линч взял свою тарелку и стал жевать кашу, рассматривая свои припасы, и прикидывая, что делать дальше и в каком порядке.
   - Стол подальше убери, - потребовал спустя какое-то время Мастер Сыч. - А то не сильно на бедных путешественников мы будем походить.
   Мастер Линч разражался противоречиями на каждое подобное замечание, вот и сейчас он резонно возразил:
   - А мы будем запасливыми путешественниками. Кто же поверит, что мы такие старые потащились в Темные земли без достаточного пропитания?
   Сыч взвился:
   - Это ты старый, а я молодой!
   Линч логически возразил:
   - Ты на десять лет старше меня, и ты молодой?
   - Тьфу на тебя, старый хрыч, - взревел Сыч. - Давай готовиться к будущему.
   Линч поднял руки, и хлопнул в ладоши:
   - Как хорошо сказано "готовиться к будущему".
   - Я такой, - Сыч был доволен высказанной оценкой.
   Линч продолжил подготовку мизинсцены. Он достал две парадных мантии и меч-защитник.
   - Рубай их, - велел он мечу.
   Меч послушно выполнил приказ. По пригорку рассыпались мелкие куски двух парадных мантий Мастеров.
   - Ты что? - Сыч не ожидал подобной подлости от товарища. - Это же парадные. Мог и бы синие изрубить.
   - Ха! Парадные лучше. Достовернее, - изложил свою точку зрения Линч. - Одевай белые.
   Оба Мастера переоделись. В белых мантиях они выглядели, как пресловутые покойники-вурдалаки. Но Мастера были не в курсе производимого впечатления. Для них белые мантии олицетворяли торжественность момента.
   - Сапоги закинь на дерево, - велел Линч.
   Мастер Сыч, использовав меч-защитник в качестве подсобного средства, забросил сапоги на дерево. Полюбовавшись на результат, он срубил несколько веток, чтобы сапоги было виднее.
   - Что дальше? - потребовал Сыч дальнейших инструкций.
   - Теперь бери эту палку, а я шляпу, - Линч извлекал дорожные запасы.
   - Зачем мне палка? - возмутился Сыч. - Я хочу шляпу.
   - Хорошо, - достаточно поспешно согласился Линч. - Шляпа твоя.
   Они распределили реквизит.
   - Зачем мне шляпа, а тебе палка? - догадался спросить Сыч.
   - Я буду опираться на палку, как пострадавший, а ты будешь в шляпе изображать моего ученика.
   - Я? - от подобного визга посыпались сдохшие на лету насекомые.
   - Ты, конечно. Сам шляпу хотел. Но это еще не все, - коварно добавил Линч.
   - Что еще? - весьма обречено уточнил Сыч.
   - Бери в каждую руку по черной курице, - дал инструкции Линч.
   - Ты в своем уме старый хрыч? - мертвые насекомые продолжали падать.
   - Конечно, в твоем уме мне бывать уже приходилось. Чуть не сдох, - Линч припомнил былые подвиги.
   - Ха!
   - Не копошись, сам сказал, что берешь шляпу, - Линчу доставлял удовольствие перепалка.
   В конце они сошлись, что каждый берет по курице в руки.
   - Объяснять зачем нам нужны курицы будешь сам, - потребовал Сыч.
   Линч невозмутимо кивнул.
   - Что-то еще? - Сыч устал держать в руках свою курицу и помахав перед ней пальцами, засыпил несчастную птичку.
   Линч осмотрел свои запасы:
   - Да, еще вот аквариум ставь его на стол.
   Походный стол забурчал, но стерпел наглую выходку двух Мастеров.
   - А флейта тебе зачем? - Сыч хмурился, глядя на две синих мантии и флейту.
   - Для красоты, отстань. Все пригодиться, - Линч сердился. Он так хорошо подготовился, а этих из труппы никак нет.
   - И ну тебя, - в сердцах плюнул Сыч. - Отдыхаем?
   - Отдыхаем.
   Оба старикана разлеглись на травке, задремав под теплым солнышком.
   Продвижение труппы опять остановилось. Причиной этому послужили двое: Казимир, помешанный на травище, и Маша, увидевшая бегущего маленького Вуня.
   Казимир в чем спал, а спал он в нательных амулетах, рванул с громким криком в кусты. Голый мужик промелькнул перед Илистой и Инрихом, которые спокойно разговаривали о творчестве Одольфо в мировой культуре. Одольфо, подтаивая от удовольствия, все это молча слушал. Ему совсем не понравилось, что ведущая актриса перестала его нахваливать.
   - Вроде как Казимир? - спустя мгновение Илиста спросила у Инриха.
   - Вроде как Казимир, - Инрих тоже так посчитал.
   - Что это он?
   Одольфо было плевать на Казимира, он желал продолжения беседы, но его скромное покашливание никто не заметил.
   - Останови! - Инрих прокричал Богарте.
   Повозки остановились.
   - Проверьте, что там с Казимиром такое, - озабоченно и озадачено велел директор.
   Илиста достала нож, и тоже проявила желание участвовать в проверке. Богарта глазами показала Кхельту присмотреть за актрисой, и двинулась в сторону поспешного бегства Казимира.
   Взгляду любопытствующих предстала странная картина. По большому, можно сказать бескрайнему полю, которое открывалось за поворотом, бегал радостный голый Казимир. Что он орал, было абсолютно неясно, но явно что-то осмысленное. Богарта, Илиста, Кхельт и присоединившийся отец Логорифмус замерли, оценивая ситуацию.
   - Он спятил? - ошеломленно предположил Кхельт.
   - Может травки перекурил, - отозвалась Богарта.
   Отец Логорифмус сплюнул, не высказывая своего мнения по поводу курящих травку.
   - И что теперь? - подал голос Кхельт.
   - Поймать его надо, - решила Богарта.
   - А потом? - Илиста спрятала свой нож.
   - Потом лечить, - жестко высказался Логорифмус.
   - Как его ловить? - Кхельт проявлял гуманность по отношению к Казимиру.
   Отец Логорифмус был не прочь услышать ответ, что ловить надо с помощью грубой силы, так он не любил подобных личностей. Но Богарта велела все делать нежно и деликатно. Илиста одобрила. Однако отличиться Кхельту в ловле чокнутого Казимира не удалось. Все дело выполнил орк Страхолюд. Он появился весьма неожиданно для остальных и большими прыжками приблизился к Казимиру. Тот сгребал руками траву, цветы, орал, смеялся и продолжал носиться по полю огромными кругами.
   Страхолюд неуловимым движением достал маленькую трубку.
   - Что э.. - Логорифмус не успел договорить.
   Орк дунул в трубку, Казимир упал, как подкошенный.
   Тащить в повозку актера доверили отцу Логорифмусу, который отвел душу, и слегка поронял Казимира, взваливая его на плечо.
   Комиссия в составе: Илисты, Саньо, Богарты, Инриха и орка Страхолюда стояла над спящим Казимиром.
   - Сейчас очнется, - предупредил орк.
   Казимир открыл глаза.
   - Где моя травища? - был его первый вопрос.
   Остальные переглянулись, подтверждая первоначальный диагноз.
   - Какая именно? - один орк любил выяснять все до последней буквы.
   Казимир, не пытаясь встать, пустился в объяснения.
   - Если смешать травку с травищей в пропорции три к одному, то получается адская смесь. На ней разбогатеть можно. Но это не важно. Понимаете, сидел я себе, вокруг синие облака плавают и разговаривают. Одно облако и говорит про птиц, а второе понюхало мою травищу, и расспросило меня.
   - И ты? - орк задал своевременный вопрос, возвращая в реальность закатившего глаза Казимира.
   - Я ему рассказал. Мне же не жалко. Эта травища везде здесь растет. А облако мне и говорит, что это еще маленькая травища, а настоящая ТРАВИЩИЩА растет на поле.
   - И ты? - вмешался орк в ход рассказа.
   - Я, конечно, спросил, где это поле, - отозвался Казимир.
   - И облако тебе показало где именно? - Страхолюд хмурился.
   - Конечно, ну, я туда и рванул, - согласился Казимир.
   - Что теперь делать? - Илиста спрашивала Инриха, но ее вопрос воспринял на свой счет Казимир.
   - Я здесь поселиться собираюсь, - сообщил он с гордостью.
   - Прям сейчас, - обиделся орк. - Привяжите его к лежаку и поставьте стражу.
   Богарта согласно кивнула и ударила ногой дернувшегося было актера.
   - А почему так мало народа? - забеспокоилась Илиста.
   - Действительно? - поддержал Инрих.
   Раньше бы такое происшествие собрало всю труппу, а сейчас народа не было видно вообще.
   - Где все? - Логорифмус оглядывал все вокруг.
   - Может им тоже облака, что подобное рассказали? - ехидно предположил орк.
   Его шутку не поддержали.
   - ИиилИИтААА! - донеслось откуда-то.
   Богарта первая углядела орущего отца Григория в противоположной стороне от поля Казимира.
   - Туда? - Илиста не колебалась, а уже неслась, подняв длинную юбку, в которую обрядилась сегодня.
   - Кхельт упакуй клиента, - скомандовала Богарта.
   Она чувствовала, что там впереди случилась настоящая беда.
   Железяка выиграл у Гармаша, но не победил, как решил Хэсс. Гармаш и Железяка договорились, что выигравший - в данном случае Железяка - примет волю проигравшего. Для такого необычного решения была веская причина. Проигравший не будет в обиде, а выигравший принесет ему удачу.
   Они ушли из лагеря, сообщив об этом Боцману. Тот лишь пожал плечами, признавая за Гармашем и Железякой право жить и умирать свободно.
   Это утро Гармаш и Железяка встречали на узкой тропинке. Железяка молчал, надеясь, что его удача их спасет, а Гармаш молчал потому, что боялся. Завтрак прошел в молчании. Они шли по тропе, каждый вспоминал свое, поэтому оба были поражены открывшейся абсурдной картине. Тропинка вывела к большой дороге, а с дороги было видно пригорок на котором стоял аквариум с золотой рыбкой, о которой рассказывал эльф Тори.
   - Не может быть, - Гармаш восторженно замер.
   - Может, - смиренно выдохнул Железяка. Он примерно ожидал подобной гадости.
   Гармаш, не разбирая дороги, рванулся вперед. Железяка шел осторожно, осматривая нет ли ловушек. Гармаш добежал первым, но к аквариуму не подошел. Он уставился на что-то другое.
   - Это что? - шепотом спросил он у подошедшего Железяки.
   Железяка увидел двух стариков в белых одеждах, лежащих на траве. Рядом с каждым лежало по черной птице, в которых Железяка признал куриц. Лицо одно старика прикрывала широкая лиловая шляпа. Под рукой второго лежала дубина и меч с ярким узором по рукояти. На пригорке было много кусков ткани, а на деревце неподалеку болтались два сапога.
   - Откуда я знаю, - также шепотом ответил Железяка. - Они живы?
   - Давай посмотрим, - Гармаш приблизился к старику с надвинутой лиловой шляпой, встал на колени, и чуть сдвинул шляпу.
   Мощный храп подтвердил, что старик жив.
   - Что делать будем? - Гармаш требовал совета Желязяки, как самого везучего.
   Уставший и притомившийся Железяка не нашел ничего лучшего, как пошутить.
   - Укуси его.
   Гармаш же воспринял предложение всерьез, послушался, наклонился и впился зубами в руку. Бывший моряк указания выполняет всегда полностью, от всей души. Смачный закус разбудил и поднял в воздух старика Сыча.
   - ААА! - подскочил Мастер Сыч. - ЙЙиииЁ! - провопил он, подлетая на полметра вверх.
   Принудительно пробуждаться Мастер Сыч не привык, поэтому его реакция может послужить добрым примерам для остальных, пытающихся разбудить спящих колдунов. Мастер Сыч инстинктивно махнул руками, выпуская курицу, которая с перепугу раскудахталась и стала беспорядочно махать крыльями, биться об окружающих.
   Но это были еще не все последствия взмаха руками. Во-первых, прогремел гром, и молния ударила прямо в мирно спящего рядом Мастера Линча. Во-вторых, Мастер Линч проснулся и не поскупился на громкие слова и молнии. В-третьих, от взмаха Мастера Сыча ожил меч-защитник и принялся выполнять предыдущий еще не отмененный приказ - изрубить мантии на кусочки. Печально только, что меч не нашел синих мантий, запрятанных в мешок. Ему приглянулись мантии, одетые на Мастерах. В-четвертых, проснулась золотая рыбка, привилегией которой было превращаться в акулу, защищая себя. В аквариуме плавала маленькая полосатенькая акула. Мастер Сыч опустился на землю, естественно ушибся, и завопил, оглядывая свою руку.
   Гармаш попятился, опасаясь, что возникший бедлам заденет и его. Железяке запомнилась сюрреалистическая картина, когда один старик отбивается курицей и матерными словами от меча. Второй старик тоже держит курицу и пытается напялить шляпу.
   Наконец, Мастер Линч сообразил, что меч его собственный и достаточно гаркнуть условные слова, чтобы меч остановился. Второй старик почти одновременно с первым отпустил курицу и одел шляпу.
   - Что это такое? - прозвучал первый осмысленный вопрос от старика со шляпой.
   - И это ты меня спрашиваешь? - откликнулся второй старик.
   Оба, как по команде уставились на Гармаша и Железяку.
   - Приветствую, - Железяку казалось не задела суматоха и странность происходящего.
   Старик со шляпой повернулся к старику с мечом, взглядом сигнализируя о чем-то. Тот согласно кивнул и поприветствовал гостей.
   - Приносим свои извинения, - еще раз поклонился Железяка. Гармаш молчал. - Мы вам не помешали?
   - Ничуть, - достаточно спокойно для ситуации ответил старик с мечом. - Мы с учеником тут как раз медитировали.
   Комментировать это короткое сообщение ни Гармаш, ни Железяка не осмелились. Представить, что у такого древнего старика может быть такой же древний ученик было тяжеловато. К тому же их медитация больше походила на сладкий послеобеденный сон.
   - Ммм, а рыбк...- Гармаш не успел договорить, повернувшись он увидел, что в аквариуме плавает небольшая полосатая акула.
   Старик с мечом, который по сути представился учителем, тоже посмотрел на рыбку и неодобрительно покачал головой, но рыбка-акула это проигнорировала.
   Гармаш и Железяка обдумывали, что делать дальше, так же как и два старика. Взять разговор в руки решился мастер Линч, он вовремя вспомнил зачем они здесь находятся.
   - Вы добрые путешественники откуда? - любезно поинтересовался он.
   Гармаш и Железяка переглянулись.
   - Мы оттуда, - Железяка не позволил себе улыбки. - С дороги, - уточнил он, поняв, что предыдущий ответ неудовлетворительный.
   - И мы тоже, - подключился старик-ученик.
   Старик-учитель весьма неодобрительно на него покосился, но удержался от рвущегося наружу замечания.
   - Мы пришли в эти Темные земли, чтобы совершить свое предназначение, - сообщил старик с мечом, и при этом ничуть не солгал.
   Гармаш и Железяка синхронно кивнули.
   - Мы тоже, - рискнул заметить Гармаш.
   Старики тоже одновременно кивнули.
   - Простите еще раз, мы вообще здесь просто мимо проходили, но все ли у вас в порядке? - пожалев слегка ненормальных стариков, спросил Железяка.
   - У нас почти все, - откликнулся на его заботу старик с мечом. Он повертелся на месте, оглядывая пригорок. Живописность зрелища опровергала его ответ.
   - Если мы чем-нибудь можем вам помочь, уважаемые... - начал Железяка, но старик с мечом его перебил.
   - Спасибо, мы принимаем вашу помощь. Позвольте представиться Линч, а это мой ученик Сыч, - старик, названный Сычом, поморщился, но поклонился.
   - Я - Железяка, а это мой товарищ - Гармаш. Так что мы можем для вас сделать?
   - Помочь нам просветлиться, а взамен мы даруем вам возможность высказать свое желание рыбке, которая, надеюсь, вернется в свою шкуру, - Линч воткнул свой меч в землю, что еще больше заставил поморщиться его ученика Сыча.
   Железяка его прекрасно понял, подобное обращение с оружием, могло вывести кого угодно из себя. У Гармаша на заявление старика Линча загорелись глаза. Он сосредоточил все свое внимание на аквариуме, в котором названная рыбка била хвостом, постепенно уменьшаясь. Единственное, что обратное превращение рыбки в маленькую золотую взамен большой и полосатой, выявило проблему катастрофической нехватки воды в аквариуме.
   - Как же мы можем помочь вам просветлиться? - быстро спросил Гармаш, настала очередь Железяки морщиться.
   - Мы должны все подготовить, - быстро заговорил старик Сыч, не давая своему учителю раскрыть рот. - Вы бы пока посидели поели. У нас столик есть.
   - Вы что хозяев ограбили? - вырвалось у Гармаша, когда он оценил походный столик в действии. Сыч снял аквариум со столика и поставил его на землю. Железяка дернул его за рукав, и Гармаш стал широко улыбаться, показывая, что он пошутил.
   В противоположных концах пригорка происходили напряженные совещания. Железяка с подозрением осматривал миски с кашей с хлебом, которые предоставил чудо-столик. Гармаш же наворачивал за двоих. С момента предложения, прозвучавшего от старика с мечом, Гармаш впал в эйфорическое состояние.
   - Ты им веришь? - Железяка в упор смотрел на счастливого товарища.
   - А какой им резон лгать? - запальчиво возразил Гармаш. Еще одного замечания он не вынесет, даже тень сомнения не должна омрачить его счастья. Железяка это осознал в один миг, и в последующий миг смог принять важное для себя решение - отделиться от товарища. Гармаш пока этого не ощутил. - Мы поможем этим старикам, и все сокровища этого мира наши.
   Железяка прикрыл глаза, сейчас ему было жаль, что он согласился играть в альданс, что принял условия Гармаша, что выбрал ту тропинку.
   - Ты, что не понял, что это ненормальные старики? Ты видел, что на пригорке? А сапоги? А курицы? А этот его ученик? А меч? Ты спросил, что именно ты должен делать? - Железяка взывал к разуму.
   - Я думаю, что это неважно, - медленно, что-то решив для себя, ответил Гармаш. - Это наш шанс. Ты это понимаешь?
   - Есть такая старая притча, что все бесплатное достается очень дорого, - напомнил Железяка.
   - Чего гадать, давай их спросим, - абсолютно проигнорировав намек, предложил Гармаш. - Ты ешь, чего не ешь?
   Железяка для себя решил, что он не будет загадывать желание, что он не будет помогать старикам, что сейчас он уйдет, и плевал он на этот шанс.
   - Ну, ты нашел, что сказать, - рычал Мастер Сыч.
   - Но они же поверили, - не усомнился Мастер Линч.
   - А дальше что? - Мастер Сыч нахмурил брови.
   - Я уже все решил. Во-первых, мы им предложим нам помочь.
   - Мы уже предложили, - Мастер Сыч постучал пальцем по лбу, показывая, что "учитель" впал в маразм.
   - Не перебивай меня, - рявкнул Мастер Линч. - Я еще в здравом уме. Тебе такой план не придумать.
   - Да уже точно, не придумать, - сквозь зубы согласился Мастер Сыч.
   - Так вот они согласятся. Я преложу им убить наших куриц.
   - Зачем? - не понял Мастер Сыч. - Курицы то тебе, чем не угодили?
   - Да не перебивай, - почти зарычал Мастер Линч. В небе сверкнула молния. - Я им скажу...
   Договорить он не успел, к ним подошли Гармаш и Железяка.
   - Мы уже насытились, и если можно, то хотели бы все подробно услышать, - Железяка настороженно смотрел на Линча, не желая пропустить момент обмана.
   - Дело в том, - обстоятельно начал излагать свою байку старик Линч, - что это не просто птицы. Это плохие, злые колдуны, которые так много плохого совершили в мире.
   Гармаш новым взглядом посмотрел на птичек, Линч продолжил излагать:
   - Мы должны убить этих колдунов, только тогда мы достигнем просветления.
   - Какова же наша роль в этом темном деле? - Железяка не верил хитрому старику.
   - Мы не просим вас убивать, это наше дело. Мы просим вас лишь помочь нам, и подержать этих колдунов, - ласково улыбаясь попросил старик Линч.
   Гармаш брезгливо пожал плечами, неприятно, и только.
   - Простите мою настойчивость, но все же хотелось бы услышать, что здесь случилось? - Железяка не спешил соглашаться.
   - Здесь? - Линч тянул время, чтобы изложить историю потолковее.
   - Мы боролись с колдунами, и превратили их в птиц, - вступил в разговор Сыч.
   - О! - выразил свое восхищение Гармаш.
   - Я вынужден отказаться, - поклонился Железяка.
   - Почему? - у Линча вытянулось лицо.
   Железяка пожал плечами:
   - Это не моя битва.
   - Но это так легко, - попробовал его переубедить Сыч.
   Гармаш пялился на друга, как на потерявшего разум.
   - Но!? - он не знал, чем объяснить отказ товарища.
   - Я сказал, что не буду в этом участвовать, - еще раз повторил Железяка. - Если позволите, то я бы хотел уйти.
   - Но!! - Гармаш готов был удавить друга.
   - Почему? - Линч раскрыл ладони, и заглянул в душу несговорчивого человека. Десяти секунд ему хватило, чтобы прочитать правду. Линч убрал руки, и позволил Железяке уйти.
   Гармаш не верил, что его бросают.
   - Опомнись! - потребовал он у Железяки.
   - Сам опомнись, - спокойно, уверенно предложил Гармаш.
   Гармаш с недоумением смотрел на уходящего человека.
   - А ты? - Линч уже знал ответ. - Тогда держи.
   Гармаш спокойно подержал курицу. Железяка с каждым шагом уходил от прошлого. Он еще видел, как сверкнула молния, но не обернулся.
   Когда Гармаш стоял перед аквариумом, формулируя свое желание, Сыч смог спросить Линча:
   - Почему ты отпустил того человека?
   - Он не стал нам помогать по одной причине, - вздохнул Линч. - Он посчитал, что не хочет вершить судьбу других людей, о которых знает лишь с наших слов. Он не поверил мне, что помогает в правом деле.
   - Да? - Сыч смотрел на Гармаша, не желая пропустить его желание.
   - Да, именно так. Этот парень сам бы убил любого, а тем более, что я предложил убить черных колдунов. Он предпочел нам поверить, а не выяснять ничего.
   - А почему же тот парень не стал выяснять? - требовал ответа Сыч.
   - Потому, что он знал, что с нами справиться не сможет, и еще он вообще мне не поверил, - признался Мастер Линч.
   - И что мы будем делать дальше? - Сыч порядком устал.
   - Подождем желания этого олуха, а потом подумаем, - Линч тоже устал.
   Гармаш наконец смог согласовать с рыбкой свое желание, и ждал, пока она его выполнит.
   - И что же? - с беспокойством спросил он и у рыбки, и у стариков.
   - А что должно быть? - удивился Линч.
   - Но я же загадал желание, - возмутился Гармаш.
   - И что? - в свою очередь спросил Сыч.
   - Почему она не исполняет? - Гармаш никак не мог понять причину задержки.
   - А мы то здесь причем? - Мастер Линч уже все собрал с пригорка. Мастер Сыч подошел к аквариуму и накрыл его силовым полем.
   - Но вы же обещали... - взвыл обиженный Гармаш.
   - Мы обещали, что у вас будет возможность высказать свое желание рыбке, - напомнил их недавний разговор Мастер Линч.
   - То есть ... то есть... - Гармаш осознал в полной мере, что его обманули. Не думая о последствия, а только переживая свою неудачу, Гармаш кинулся с кулаками на Мастера Сыча. Но ударить не успел, в глазах потемнело. Очнулся Гармаш в темноте, он лежал на берегу незнакомой речушки. Рядом пели трехногие животные.
   - И что ты с ним сделал? - полюбопытствовал Линч.
   - Выкинул его куда-то. Пусть учится жить там, если, конечно, выживет, - безразлично к судьбе несчастного сообщил Мастер Сыч.
   Илиста бежала по камням, задыхаясь от напряжения и опасаясь повредить ногу.
   - Да, что там случилось? - приостановившись перед очередным препятствием, выдохнула актриса.
   Прыгающему за ней по камням Инриху нечего было ответить на этот вопрос. Он видел тоже, что и она, их позвал отец Григорий. Судя по тревожным истеричным голосам, они были уже близко. Поцарапав руки, Илиста добралась до актеров, застывших на краю расщелины.
   - Да что случилось? - актриса крепко ухватила за плечо растерянную Вику.
   - Там, там... - Вика огромными глазами смотрела на Илисту, но сообщить о причине криков не сумела.
   Илиста пихнула Риса, Монетку и повара Грима, чтобы пробиться в первые ряды зрителей. Шаг, и она едва сама не свалилась вниз. Узкая, но глубокая расщелина была центром внимания всех в труппе.
   - Да что же это такое? - Актриса посмотрела на Лаврентио.
   Композитор с абсолютно белым лицом придерживал веревку. Ему помогали Боцман и Мореход. Бескровными губами у Лаврентио получилось выговорить:
   - Маша упала в расщелину.
   Илиста ахнула. За ее спиной также вздрогнул директор.
   - Она жива? - Богарта встала на колени, и посмотрела вниз.
   - Мы не знаем, - заплакала Анна.
   - Прекратить, - по привычке подавления паники рявкнул директор.
   - А кто там? - уточнил подоспевший отец Логорифмус.
   - Эльф, - надломленным тоном ответил Хэсс.
   Инрих по опыту знал, что надо немедленно отвлечь людей, пребывающих в состоянии панического ужаса. Лучшим для этого средством является вопрос: "Что здесь случилось?", а также подойдет "Кто в этом виноват?".
   - Что здесь случилось? - негромко спросил Инрих. В волнении директор затеребил заколку на волосах, и не рассчитал силу, заколка треснула под его сильными пальцами. Безразлично глянув на нее, Инрих затеребил волосы.
   Люди загалдели, каждый желал изложить директору все, что знал. Также внезапно, как все заговорили, так все и замолчали.
   - Я слушаю того, кого был здесь, когда девушка упала, - Инрих распускал косу.
   - Я, - вытянулся бледный до синевы Хэсс.
   - И? - подбодрил его Инрих. Неважный вид Хэсса давал директору надежду услышать правду, а не приукрашенную актерами историю.
   - Мы все ехали, я выбрался из повозки, чтобы добраться до повара, - Хэсс повернулся к Гриму, тот кивнул. - И увидел Машу, она бежала по камням вверх. Я еще подумал, что это может быть? Зачем она так быстро бежит, - Хэсс сглотнул, актеры внимательно прислушивались, Лаврентио травил веревку.
   - И? - еще раз подбодрил рассказчика Инрих.
   - Меня что-то испугало, я никогда не думал, что по камням так можно было быстро бегать, - более спокойно продолжил Хэсс. - Меня встревожило, да именно встревожило, - Хэсс не стал сообщать, что задергалось его ухо. - Я сказал повару, что пойду и посмотрю, что там с Машей, - повар опять кивнул, подтверждая его слова. - Я могу быстро бегать, но стал забираться на камни чуть правее того места, где шла Маша, поэтому я увидел ее далеко впереди. Я покричал, но она не слышала. Маша приостановилась, я тогда подумал, что все-таки услышала, но нет, она как-то замахала руками и смотрела в другую сторону.
   - Как будто она что-то увидела? - уточнил подоспевший орк.
   - Наверно, - неуверенно согласился Хэсс.
   - И что? - все слушали, затаив дыхание.
   - Затем она прыгнула, видимо хотела перепрыгнуть расщелину, и упала. Я видел, как она падала.
   - Понятно, - директор оставил свою косу в покое. К нему подошла Анна, которая профессиональным движением зацепила маленькую заколочку на волосы, чтобы коса не расплеталась дальше.
   - Что это было ты не видел? - орк приступил к очередному допросу с пристрастием.
   - Нет, - Хэсс замотал головой.
   - Ну, что там? - встрепенулась Илиста.
   Лаврентио и Боцман тянули веревку. Секунды не желали идти, каждая норовила задержаться не меньше, чем на минуту. Из темного проема показалась голова эльфа. Его кожа приобрела голубовато-бардовый оттенок, в глазах стояли слезы.
   - Нежно, - командовала Богарта. - У нее может быть повреждена спина. Лайм ты принес доску?
   Маша была без сознания, правая рука болталась под неестественным углом, лицо, руки, ноги были ободраны в кровь, на лбу - рваная рана. Ее обычная серая юбка порвана, дыхание неровное, словно она не могла вдохнуть полной грудью. Лаврентио сматывал веревку. Боцман вздыхал, глядя на пострадавшую девушку. Актеры молчали, только Мириам и Анна заливались слезами.
   - Зафиксировали? - Богарта велела нести девушка вчетвером, чтобы не уронить и как можно меньше тревожить, спускаясь по неровному склону.
   - Хэсс, тебе помощники нужны? - уточнил Инрих.
   Вор вздохнул, похоже появился очередной больной.
   - Надо остановиться, - твердо решил Хэсс.
   Инрих с Богартой переглянулись.
   - Хорошо, ты ее осмотри, потом нам скажешь. Если тебе нужны помощники... - предложил Инрих.
   - Да, мне надо согреть воду, а так чтобы не мешали, - Хэсс плотно сжал губы, на его лицо возвращались краски. Он прикидывал, что можно использовать, чтобы помочь несчастной девушке.
   Обморок девушки был настолько глубоким, что в один миг Хэсс испугался, что она уже умерла. Вор совершенно не представлял, что можно сделать в этом случае. Те лекарские навыки, которые он получил, не предусматривали поддержания жизни в столь пограничных условиях. Но отступать было некуда, в ту секунду Хэсс ощутил на своей шкуре поговорку варваров: "За спиной скала, впереди обрыв". Хэсс три раза себе повторил, что пора действовать, унял дрожь в руках и стал срезать с нее одежду. Спустя три часа, трясущийся, мокрый от пота и бледный до синевы Хэсс выполз из повозки. Рядом с повозкой на земле сидели люди: Инрих, Богарта, Анна, Одольфо, Флат, Тьямин, повар Грим, отец Григорий и эльф Торивердиль.
   - А Казимира нет? - первым делом спросил Хэсс.
   - Спит, - коротко ответил Инрих. - А что так?
   - У него вроде травка хорошая есть, - попросил Хэсс. - Сейчас я бы не отказался.
   Богарта оценила его вид и молча отправилась в повозку к Казимиру. Все напряженно ждали, пока Хэсс сделает первую затяжку.
   - Я раза три курил, - признался Хэсс. - Вот и четвертый.
   - Хэсс! - не выдержала Анна.
   - Я не знаю, - вор опустился на колени, ноги его не держали. - Руку и ноги я зафиксировал. Кожу на лбу сшил. Позвоночник у Маши не сломан, и это чудо, но я не знаю, что с головой. На правой стороне все отекло, - Хэсс говорил рваными фразами на выдохе. После пятой затяжки самокрутку отобрал повар Грим.
   - Тебе хватит, Хэсс.
   Тот покорно согласился, спорить с кем-то не было сил.
   - Глаз поврежден, - продолжил Хэсс, в изнеможении закрывая лицо руками.
   - Как? - одними губами спросила Илиста.
   - Роговица, куски породы. Я наложил замораживающий состав, но думаю, что... - договаривать он стал.
   - Что еще? - Инрих дотронулся до Хэсса, тот опустил руки. Перед носом Хэсса была чашка с крепчайшим напитком Морехода. - Пей, - велел Инрих.
   Раньше Хэсс всегда думал, что Мореходский напиток весьма заборист, но сейчас три глотка и не какого эффекта.
   - Плохо все, - признал Хэсс.
   - Не надо, не переживай, - Илиста старалась поддержать вора. - Лучше тебя здесь никто бы ничего не смог сделать, Хэсс. Ты все сделал правильно.
   Вор повернулся к ней. Сухое, безнадежное отчаяние, неуверенность, боль все это разом выплеснулось на Илисту.
   - Я не знаю, выживет ли она, Илиста. Когда Тори или когда Эльнинь были у меня, то там были болезни, но не смерть.
   Илиста промолчала, но высказался Одольфо:
   - А здесь смерть стоит у тебя за спиной?
   Отвечать вору не потребовалось. Еще помолчав, он смог говорить более ровно:
   - Машу надо вывезти отсюда, как можно быстрее, но ее опасно беспокоить, ей нужен покой.
   - Хэсс, я могу помочь, - вызвался эльф.
   Все взгляды обратились к нему.
   - Я умею делать это с вином, но и с ней тоже, наверное, смогу. Надо ее накрыть силовым коконом, тогда поездка ее не будет тревожить. Только постоянно я не смогу его держать.
   - Сколько у тебя сил? - Инрих отличался деловым подходом к таким вопросам.
   - Не больше десяти-двеннадцати часов от рассвета до рассвета, - прикинул эльф.
   - Значит, это время мы будем гнать, а ты ее держать, потом мы стоим, и ты отдыхаешь, - заключила Богарта. - Когда выступаем?
   - Ты сейчас сможешь? - Инрих спрашивал эльфа.
   - Мне надо поесть, и тогда да, - Тори оценил свое физическое состояние.
   Повар Грим мгновенно поднялся, чтобы позаботиться о полноценном обеде. Плачущего Тьямина увела Илиста, Флат увел Анну. Рядом с Хэссом остался директор Инрих и отец Григорий, молчавший до сих пор.
   - Я видел, что там было, - тихо сказал отец Григорий.
   - Ты о чем? - отреагировал Инрих.
   Хэсс молчал. К ним подошел орк Страхолюд, он желал послушать рассказ отца Григория.
   - Над лагерем летали две птицы, знаете на сов похожи, только синие, - начал отец Григорий, орк и Хэсс вздрогнули.
   - Видимо об этих синих облаках говорил Казимир, - вставил директор.
   - Они полетели в сторону, за ними побежал маленький человечек в шароварах. Таких желтых, как весенние цветы, - продолжил отец Григорий, орк и вор опять вздрогнули. - За этим человечком и бежала девушка.
   - Скажите, отец, - орк внимательно смотрел на него, - а что делал человечек?
   - По-моему, - замялся отец Григорий, - он гонял этих птиц. Мне даже послышалось, что он кричал что-то ругательное на их счет.
   Хэсс опять вздрогнул.
   - Что-то тебя колотит, - заботливо накидывая на него свою черную куртку, заметил Инрих.
   - Да, нет, - Хэсса клонило в сон, но глаза не желали закрываться, им все мерещились раны, кости, жилы, осколки, кровь. - Мне надо с ней посидеть сейчас, только потом жить мне будет негде.
   - Ничего, будешь спать в повозке монахов, - решил Инрих. - Я пойду, мне надо собрать остальных. Отец Григорий, присмотрите за мальчиком, - Инрих заколебался, но сказал. - Спасибо тебе, Хэсс, а теперь тебе надо поспать.
   Общий настрой актеров сменился на тревожный. В людских душах поселилась неуверенность в настоящем и будущем.
   Когда Алила стояла и смотрела, как Тори поднимает Машу, ей очень хотелось сказать, что она не виновата. Но тогда Инрих не дал ей открыть рот, он все спрашивал Хэсса. Алила не сумела вклиниться в разговор, ей пришлось помогать удерживать Анну, склонную к истерикам. Сейчас же Алила сидела в своей повозке и думала, что ей делать.
   Тогда все случилось спонтанно. Она валялась на лежаке, представляя себя в главной роли вместо Илисты. Она - Алила - бы немного по другому расставила акценты в некоторых сценах, но с другой стороны, Алила примеряла сцены на себя, на свой возраст, свою комплекцию, свой темперамент. Илиста же выбрала очень динамичный и открытый образ. Ей хорошо удавались напряженные сцены. К тому же она в любом виде, включая полное обнажение или грим нищенки, чувствовала на сцене себя совершенно свободно. Алиле пока было далеко до такого раскрепощения.
   В окошко повозки забилась птица. Окошко было не закрыто, а лишь притворено так, что птица поддела створку лапой и, сложив крылья, буквально вошла в повозку. Алила пялилась на странную синюю птицу, рассматривая желтые круглые глаза, острый изогнутый клюв, толстые лапы, синевато-серые перья. В повозку влетела вторая птица немного поменьше первой. Явная разумность птиц заворожила актрису. Не зная, что можно делать в такой ситуации, Алила замерла на месте, ожидая действий от птиц.
   - Шшшша, - вышипила птица.
   Затем в голове Алилы закрался голос: "Ты будешь нашей?", - спросила птица.
   Алила не испугалась, несмотря на странный вопрос.
   Птица продолжила, не дожидаясь ответа: "Эссспада, говори мне Эспада", - попросила она.
   Алила поняла, что Эспада это имя странной синей птицы.
   - Очень приятно, - по старой привычке знакомиться, сказала актриса. - Меня зовут Алила.
   "Неет", - заворочалось у Алилы в голове, - "Тебя зовут Нейя", - поправила ее птица.
   - Это как? - не поняла девушка. Она все еще стояла в напряженной позе, мышцы шеи и спины затекли. Девушка пошевелилась, что вызвало мгновенную реакцию у второй птицы. Та расправила крылья.
   "Нейя", - еще раз повторила птица.
   Спорить с хищными птицами Алиле не хотелось. Она предпочла согласиться с мнением птицы об ее имени. Последующий разговор происходил в достаточно ультимативной форме. Птица сообщила, что Нейя теперь их новый хранитель. Когда Алила бездумно кивнула на очередные слова птицы, то вторая птица несколько раз взмахнув крыльями, уронила на лежак круглый камень.
   Первая птица пояснила, что это связь с ними. Так и не сказав в чем конкретно заключается миссия Алилы, как хранителя, птицы выпорхнули из повозки. Но сделали они это потому, что в повозке появился маленький человечек в желтых шароварах, который стал махать на птиц маленьким ножичком.
   Алила еще несколько минут оставалась в повозке, выпутываясь из паутины, которую на нее бросил маленький человек в шароварах, желая захватить птиц.
   Когда Алила выбралась, то увидела, что Хэсс, повар Грим и еще несколько человек бегут по каменистому склону. Девушка подумала, что те видели птиц и бегут за ними. Она схватила круглый камень и кинулась за всеми.
   Потом Алила стояла за повозкой Хэсса, и слышала, как тот рассказывал о Маше. Актрису грызло неприятное чувство вины. Что делать она не знала. Все сказать, но Маше ничем не поможешь. К тому же Алила поняла, что должна защищать птиц от маленьких человечков. А как этот человечек оказался в лагере?
   Запутавшись в своих мыслях, Алила решила спросить совета у Хэсса. Она решила пойти в бывшую повозку монахов, и посидеть с Хэссом, ожидая пока он проснется.
   Жанеко и Шевчек шли по Темным землям, им казалось, что они уходят еще глубже. Но вот маленькая тропинка вывела к широкой дороге.
   - Смотри! - от радости Жанеко раскричался. - Здесь указатель: "Темные земли".
   - Точно, - оглядывая покосившийся от времени столб, улыбнулся старший товарищ. - Мы вышли из этих проклятых земель. Видишь, что все силы мира на нашей стороне.
   - Да, - Жанеко тоже был рад, наконец, вернуться в нормальный понятный мир. - И теперь?
   - В ближайший город, деревню, избушку. Мы должны сориентироваться, а там мы пойдем в правильном направлении, - Шевчек долго не раздумывал. - Все-таки не удачно мы пересеклись с этими артистами.
   Жанеко враз помрачнел от этого замечания.
  

Глава 23. О печальной судьбе некоторых темных

  
   - У темных всегда такая печальная судьба, - отметил Антон-светлый:
   - Но зато, жизнь - короткая. А вы светлые живете и мучаетесь, мучаетесь, мучаетесь, - мстительно возразил Завулон-темный.
  
   Великий Мастер был вне себя от гнева. Причиной этого гнева было ожидание, и всяческие несуразицы, которые случились за последние несколько дней. Помимо всего прочего Великий Мастер узнал, что из Темных земель ушли двое странных субъектов, два члена Совета ушли и занимались неизвестно чем и неизвестно где. Помощник Великого сообщил о тех предметах, которые взяли с собой Мастер Сыч и Мастер Линч. Великий еще больше взъярился потому, что не мог понять, зачем им все перечисленное. Вот и сейчас повозки этих актеров стояли и не двигались. Они не доехали до места, назначенного Великим совсем немного. Это ожидание и странные действия людей выводили Великого из себя.
   - Разберись с этим, - мрачно велел Великий своему помощнику. Тот обречено кивнул. Почему то он так и думал, что все свалят на него.
   - Конечно, Великий, - Мастер повернулся, чтобы уйти, но Великий его остановил.
   - Они должны быть на месте до сегодняшнего вечера, - постановил Великий.
   Мастер согласно кивнул, не возражая.
   Повозки тронулись после обеда. Мастер наблюдал за ними в главной зале. Смотреть на мрачные лица людей ему не нравилось. Решив, еще раз поискать пропавших Сыча и Линча, молодой Мастер настроил соответствующий поиск. Но получил неожиданный результат, в поле его зрения попал молодой человек, которого он уже видел раньше.
   Это был один из тех, что пришли в Темные земли. Молодой Мастер даже вспомнил, что пришли двое, долго ходили кругами, не желая идти по назначенному им пути. Потом эти двое что-то сделали, и изменили свой путь. Да, они встретили эльфа. Тогда это дало дорогам возможность решить, что по ним идут не двое, а трое и изменить путь. Чем-то те двое приглянулись дорогам. Молодой Мастер за прошедшее время так и не узнал чем именно.
   Один из тех двоих шел по тропинке, весело насвистывая. Молодой Мастер посмотрел карту Темных земель, и попытался договориться с дорогами, чтобы те вывели этого человека к назначенному Великим Мастером месту. Но дороги нагло и предательски не отвечали на его посылы. Молодой Мастер растревожился, ему стало понятно, что так нервничает Великий. Пришлось подниматься и идти к пересечению двух десятков дорог, на то самое место, где Мастер колдовал лет триста назад по указанию Великого.
   - Почему вы не отвечаете? - Мастер лег на землю, раскинул руки и стал говорить. Дороги лишь молчали в ответ. - Да, почему вы не отвечаете? Я же чувствую, что вы все в моей власти. Вы должны ответить. Вы должны выполнить мою волю.
   Дороги все еще молчали. Мастер решил сменить тактику.
   - Я закрою вам все пути, - Мастер осекся. Последний раз он угрожал кому-то лет двести тому назад, и квалификацию потерял. Угрожать дорогам следовало чем-то совсем другим. Но выдумывать угрозы ему не пришлось, дороги соизволили ответить.
   - Ты не сердись на нас, - с непередаваемой одновременно угрожающей и просящей интонацией попросила Главная дорога. - Мы не хотим тебе помогать.
   - Почему? - слегка опешил Мастер.
   - Мы устали от твоих нелепых требований, - последовал четкий ответ.
   Мастер злился. За последнее время большая часть позабытых эмоций вернулась в его жизнь.
   Жизнь труппы изменилась в одну ночь. В эту самую ночь они все потерялись. Вернее с этого началась та неприятная ночь. Она пришла в лагерь незаметно, но как-то быстро. Огонь не желал гореть ровно, подул холодный порывистый ветер, похолодало. Тучи заволокли небо, и свет звезд и лун не порвал темноту и страх. Именно страх был самым неприятным в этой ночи. Страх напал и крепко вгрызся в души людей. Страх был иррациональным, он топил и пожирал все светлое в душах людей. Не желая сидеть на месте, повинуясь инстинкту животных, люди стали метаться. Причем, что еще было плохо, люди не слышали никого кроме себя.
   Хэсс вляпался в страх во сне, и там он был еще беззащитнее, чем те, кто не спал. Его сморил тяжелый сон с привкусом ужаса. Потом, уже позже, он так и не определился, спал или не спал, когда узрел золотую кучу.
   Гораздо хуже, чем Хэссу пришлось двоим. Один хотел умереть и умер счастливым, а второй ушел в перерождение не по своей воле.
   Осветитель Нигмар плакал. Страх уничтожил в душе свет и накормил своей силой боль. Стоя на коленях у обрыва, Нигмар плакал. Он не осознавал, что слезы текут по лицу. В душе бушевали чудовища. Ему вспоминались разные вещи.
   Вот он стоит один посредине маленькой комнатки, а его друг детства стоит рядом с теми, кто обвиняет его во вранье. Нигмар ярко вспомнил, что действительно солгал тогда по глупости, по мальчишескому хвастовству. Но друг не поддержал его, а рассказал, что Нигмар врун. В детстве все воспринимается острее, жестче. Нигмара тогда не били, никто не ударил, но они ему много чего сказали. Мальчик не знал, что отвечать. Идти против толпы тяжело. После у него больше не было друзей. Он не доверял никому больше, лишь молчаливо наблюдал за всеми. Все ему казалось, что про него все всё помнят. Нигмар сделался букой, как прозвали его мальчишки. Мнение сверстников распространилось и среди взрослых. Никто не желал разбираться, что такое с мальчиком.
   Вот еще одна картинка. Нигмару четырнадцать. Ему сказали, что он никому не нужен. Это девушка, которой он признался в любви, посмеялась над ним. Тоненькая, с длинными волосами Шанни смеялась над его неуклюжестью. Нигмар тогда был полноват, это потом уже детская пухлость ушла. Шанни отнюдь не льстило внимание всеобщего изгоя. Нигмар принял свое положение изгоя и стал им. Тогда у него не хватило сил, чтобы переступить через всеобщее мнение.
   Вот другая картинка. В его жизни был еще один такой, как он. Вернее, это Нигмар думал, что тот парень такой же. Но нет, Юсай смог посмеяться над всеми. Он ходил свободный, хоть за спиной его и осуждали. Юсай не бросил учебу, он много чего сделал, и пусть остальные его так и осуждали, но Юсай вырос сильным. Лет через шесть Нигмар встретил Юсая, тот учился у маэстро Льямы и был, как говорят, любимым учеником. Постановки Юсая гремели на весь континент. Тогда Нигмар попробовал отираться с Юсаем, но тот отказал. И отказал странно. Он встретил Нигмара в темном переулке и сказал, что им не по пути. Одного себя он вытащит из болота, но Нигмар должен все делать сам. Слишком дорого Юсаю достаются усилия, чтобы не утонуть. Нигмар тогда не понял, лишь через полгода до него дошло, что имел в виду Юсай.
   Фигуры переменились. Новая картинка. Нигмар выбирает, что будет делать в своей жизни. Люди стали ему неинтересны. Это он так думал, а сейчас понял, что это он так трансформировал свой страх. Нигмар желал рисовать, но там надо было сдать экзамен. Экзамен был весьма своеобразным. Надо было выставить свои работы и защитить их. Люди их ругали бы, а он Нигмар должен был их защитить, а потом написать еще одну картину. Художники смотрели, что выйдет из него. Нигмар даже не пытался выставить свои картины. Он сразу знал, что у него ничего не получится.
   Потом пришли еще картинки его жизни. Нигмар так и плакал. Он понял, что в его жизни всегда не хватало поддержки. И сейчас ее не было, поэтому он наклонился вперед, и полетел вниз.
   Охрана пыталась вмешаться в ход событий, но толком ничего не сделала. Люди не слушались, они потерялись сами у себя, собрать их вместе было невозможно. Лайм пытался остановить уходящего в подштанниках с закрытыми глазами Хэсса. На секунду Лайм потерял Хэсса из виду. Вот он рядом, раз и нет. Хэсс пропал. Лайм дернулся, в эту секунду он ослабил контроль над своей душой. Страх особенно больно ударил и тогда Лайм погиб при попытке побороть свой страх. Не выдержало его сердце, оно разорвалось.
   Кхельт почувствовал, что его друга и любовника больше нет в живых. Острое чувство потери собственной души оторвало часть сознания Кхельта и сбило дыхание. Тогда ушел его страх. В горе не осталось места страху. Кхельт держал за руку Илисту. Она плакала и молилась, но сейчас он отпустил ее руку. Словно сомнамбула охранник повернулся и пошел в темную ночь. Шаг и вздох, шаг и выдох. По наитию Кхельт дошел до места, где лежал Лайм. Опустившись на колени, Кхельт потерял дыхание, и первая мысль пробилась сквозь сумрак горя. Ему пришло в голову, что он тоже сейчас умрет. Но тонкий браслет с глазом змеи засветил с руки мертвого Лайма. Кхельт смог, наконец, опять вдохнуть. Осторожно, почему-то опасаясь сделать больно другу, Кхельт снял с его руки браслет. Также медленно он одел его на свою руку. Сколько он так просидел рядом с мертвым, Кхельт не знал. Нашли его утром. Богарта увидела, как он сидит у тела Лайма и плачет. Кхельт был закрыт в круге из своих же собственных ножей.
   - Видимо, это его укрыло, - высказал свое мнение Веснушка, Богарта была абсолютно с ним согласна.
   Они осторожно подняли Кхельта, Веснушка собрал его ножи. Потом они отвели оцепеневшего охранника в повозку. Порывшись в запасах Хэсса, они смогли напоить Кхельта сонным отваром. Богарте и Веснушке еще много требовалось сделать, следить за Кхельтом не было возможности.
   Илисте, когда Кхельт отпустил ее руку, стало еще хуже. Так он хоть как-то ограждал ее от тени безумия, устроившейся рядом с женщиной. Та самая тень имела вполне конкретные очертания. Эта самая тень твердила Илисте, что та стара, одинока и обречена. Илиста смотрела на свои руки и видела, что они стары, все в морщинах и высохли, отдав жизненные соки. Частью своего сознания Илиста понимала, что это морок, но зрение твердило об обратном. Безотчетно применив на практике, навыки актерской школы, Илиста глубоко задышала. С каждым вздохом дыхание успокаивалось, внутри скапливалась энергия, как и надо для выступления. Постепенно стали наливаться силой руки, ноги, ладони стали горячими. Потом получилось выкинуть страх из головы. Открыв глаза, Илиста еще раз посмотрела на свои руки. Они были нормальными, привычными, нестарыми. Зато за изгнанием страха стало хуже. Рядом с Илистой возникла ее бабка.
   - Ты скоро станешь такой, - бабка была рядом на расстоянии вытянутой руки, но Илиста не стремилась ее обнять.
   - Гыыы, - у Илисты пропал дар речи. Она попыталась что-то сказать, но горло перехватило.
   - Хочешь быть всегда молодой? - бабка-искусительница прищурила глазки. Ни одного лишнего слова, никаких ненужных, отвлекающих пояснений.
   Когда предлагаешь человеку согласиться получить все и одним махом, никогда не знаешь, что его соблазнит или остановит. Илисту остановило одно маленькое слово "всегда". "Всегда быть кем-то одним не возможно, как не возможно вечно остаться молодым", - была такая присказка у кого-то из знакомых актеров. Грудь у актрисы стала горячей, Илиста мельком подумала, что это сердце выскочило наружу.
   - Неее, - Илиста истово замотала головой.
   Бабка злобно хрюкнула и истаяла в воздухе.
   - Жарко, - Илиста прохрипела и избыла накал эмоций.
   Отцепиться от повозки, в которую оказывается Илиста впилась пальцами, было почти невозможно. Разогнув каждый палец осознанным усилием, Илиста свалилась на землю. Темнота стала рассеиваться вокруг нее, и она увидела, что рядом стоит повар Грим. Он также вцепился в повозку, словно за спасительную веревку на отвесном склоне. Илиста смогла разглядеть, что по его лицу струится пот, словно сейчас самый жаркий день лета. Сама он осознала, что чрезвычайно продрогла. Кое-как поднявшись, Илиста отметила, что юбка у нее порвана, а любимый нож засунут за пазуху. Именно он так согревал, пока Илиста общалась с призраком бабки.
   Повар Грим тоже боролся с демонами. И если Илиста видела свою бабку, и боялась старости, то повару грезилась вечная дорога. Он и сам не понимал, что он устал от этого пути. Ему было ближе сидеть на месте. Повару иногда снилось, что они вечно ходят по этим дурным дорогам. Днем он не давал таким мыслям даже появляться в голове, а ночью они приходили и будоражили его. Вот и сейчас, повар Грим понял, что они так и будут вечно ходить по этим заколдованным дорогам. Волосы стали дыбом, ледяной ужас обреченности заполнил его тело.
   - Дороги, дороги, дороги, - Грим готов был биться об угол повозки. Ему так хотелось, чтобы все закончилось. Если победить страх не удается, то надо посмотреть на него. Грим открыл глаза. За это усилие он отдал лет пять своей жизни.
   - Жарко, - услышал Грим со стороны.
   Действительно жара увязалась в голове повара Грима с решением всех его страхов. Он пришел к выводу, что достаточно спалить все эти повозки, тогда не будет никого пути. Помешанный на идеи все здесь спалить, повар Грим сумел дойти до повозки, где хранились запасы сухого горючего. Запалить огонь удалось с третьей попытки. Но судьбе сгореть некоторым заживо, а остальным потерять все имущество помешал случай в лице маленьких человечков.
   Вунь чувствовал, что его серьга пульсирует. С его личным духом случилась беда. Вунь никак не мог определить направление. Он метался между повозками, как солнечный зайчик. Спрашивать у этих сумасшедших актеров было бесполезно. Все были настолько невменяемы, что Вунь чуть было не заплакал. Удерживало только постоянно повторение, что он поплачет потом, а сейчас надо найти его личного духа. В очередной раз пробегая между повозками Вунь увидел, что повар Грим готовится кинуть в повозку с горючей смесью пылающую палку.
   Достав свой маленький ножик и подпрыгнув, Вунь всадил нож в руку повару. Палка упала на землю. Не обращая внимания на вопли повара, Вунь затаптывал огонь. Пронзительно закричав, Вунь смог дозваться своего сына Говоруна. Короткое приказание, и они смогли обезвредить чокнутого человека, крепко его связав, и пару раз стукнув по голове для надежности.
   Потом Вунь опять кинулся искать Хэсса. На этот раз, то ли он стал поспокойнее, то ли серьга, наконец, нормально сработала. Вунь определил, куда надо бежать.
   По пути он чуть не сбил красавицу Вику. Девушка горько рыдала. Эта ночь стала для нее настоящим кошмаром. Вика шла, не разбирая дороги, закрыв лицо руками. Она выла в голос и кричала непонятные вещи. Эта ночь даровала ей свет. Тот самый свет, который она не получила при рождении. Этот самый свет сделал ее жизнь не выносимой. В секунду она поняла, что ей мало того, что она имеет. Она подумала, что теперь уж точно ничего не изменить, и судьба у нее была другая, но при рождении кто-то ее похитил.
   Вика вспомнила странные косые жалеющие ее взгляды. Она вспомнила, как люди старались ее не слушать, как игнорировали ее слова, они не воспринимают ее всерьез. Вика для них всегда была глупой. Отчаянье, смешанное со злобой, исторгли из Вики вой похлеще волчьего. Вике хотелось всем отомстить, но сначала ей пришло в голову, что надо найти свою судьбу. Она кинулась куда-то, не разбирая дороги.
   Нашли ее утром, она сладко спала под одной из повозок. Потом Богарта разобрала по следам, что Вика раз триста обошла вокруг повозок. Она просто ходила по кругу. Тот самый свет не открыл двери ориентировки на местности. В этом Вика так и осталась глупой.
   Анна тоже рыдала. Ее пугали призраки, которые загнали ее в угол повозки. Женщина сидела, поджав ноги к подбородку, что при ее толщине было слегка проблематично. Анна очень боялась, зубы клацали друг об друга, руки тряслись, а призраки забавно скалились. Им нравилось, что их боятся. Им нравилось вести страшную игру. Один призрак приближался и тянулся к женщине призрачной рукой, другой злобно рычал, а третий чуть отодвигался. Женщина инстинктивно отползала на свободное пространство. Призраки менялись ролями, и уже другой тянул руку. Женщина опять двигалась, и так она напоминала им человеческую игру в мяч, о которой призракам рассказывал кто-то из людей. В один из моментов Анна не успела отпрянуть от холодной руки, и та ее коснулась. Гримерша потеряла сознание.
   - Так совсем не интересно, - обиделся один из призраков.
   - Там есть кто-то, - второй показал рукой вправо.
   - Соседняя повозка, - согласился третий.
   Напрочь игнорируя стены, призраки унеслись в соседнюю повозку. Там их радостно встретил Казимир.
   С Казимиром три ушлых духа обломались.
   Духи было попробовали пугать Казимира, но тот сам начал ловить духов. Все время норовя треснуть кого-нибудь тяжелой серебренной ложкой. Как известно, серебро единственный метал, который имеет влияние на духов. Погоня худощавому Казимиру давалась легко. Он чуть ли не скакал по стенам. Духи как могли увертывались. Минут через пять Казимир притомился, и решил еще немного покурить, чтобы выше залазить на стены.
   Он уселся на пол, поискал под лежаком банку с травищей и стал крутить бумагу. Духи зависли под потолком, рассматривая, что же делает этот человек.
   Он все-таки соблазнил их курнуть. Сначала это было непросто для бесплотных духов, но решение было найдено. Ценой долгих умственных усилий, духи сумели сообразить, что надо уплотнить лёгкие.
   Теперь в повозке сидели четыре обкуренных до розовых слонят субъекта и обсуждали влияние ранней эпохи Каджей на современное искусство.
   Выяснилось, что духи тоже были людьми. Один признался, что всегда мечтал стать актером. Казимир тут же представил ему перспективы. Оказалось, что дух бы получал огромные деньги и был бы нарасхват в любых постановках. Когда Казимир отключился от реальности полностью, духи держали совет.
   Один - тот, который мечтал стать актером, предложил дезертировать. Двое других согласились. Пока ночь еще не ушла, духи поспешили покинуть Темные земли.
   Боцмана ничем земным нельзя было пронять. Подходящий страх нашелся поздно, наступило утро.
   Хэсс поранил ноги. Идти босиком по дороге опасно. В подошвы впивались маленькие остренькие камушки. Но эта боль не останавливала. Хэсс дважды чудом не сломал себе ноги. Первый раз он не заметил камень, и, споткнувшись, упал при этом поранив правую руку, на которую пришелся вес тела. Второй раз Хэсс шел по висячему мосту. Он только ступил, как одна из дощечек подломилась. Босая нога проскользнула, и острые щепки поранили ногу. Ругнувшись, Хэсс вытащил ногу и пошел дальше. Именно по кровавому следу его нашел Вунь.
   Вунь бежал. Бегать для Вуня является естественным состоянием, но тогда бег казался Вуню слишком медленным. В те тяжелые минуты Вунь мечтал о крыльях. С трудом сдерживая истерику, Вунь быстро перебирал ногами. Кровавые следы он увидел на мосту. Вунь побаивался высоты, ступить на шаткий висящий мост над пропастью было почти выше его сил. Но кровь явно указывала, что личный дух прошел. Вунь сжал челюсти и быстро помчался по мосту, стараясь не смотреть вниз и ни о чем не думать.
   Эльниня донимали видения покруче Казимировых. Ему привиделось, что он опять висит в том жутком горячем колодце и кричит. Только сейчас разница с прошлым была разительной. В этот раз никто не пришел к нему на помощь. Эльниню чудилось, что прошлое как-то вернулось, а будущего еще не было. Эльнинь срывался в колодец и там мучительно умирал. Пережив свою смерть в двадцатый раз, Эльнинь почувствовал, что умирать не так уж и страшно.
   Тогда картинка сменилась. Эльнинь опять висел в колодце, его учитель уходил. Эльнинь кричал, а колодец шептал: "Разреши мне тебе помочь. Я его убью сам, а ты останешься жив и властителен". Так просто сказать "да", и, не прикладывая усилий, стать центром мира. Эльнинь уже открыл рот, чтобы согласиться. Колодец предлагал такое хорошее решение. Но благословенные Вунь с сыном задели его повозку. Они перетаскивали повара Грима, чтобы положить тело в безопасном для него и окружающих месте. Вунь что-то сказал про Хэсса. Эльнинь услышал. Согласиться с предложением колодца у него не получилось. Эльнинь опять упал в колодец, но в этот раз он умирал еще медленнее, но это уже стало привычным явлением в его жизни.
   Потом колодец предлагал еще много чего, но Эльнинь из упорства молчал и опять умирал. Очнулся Эльнинь утром. Его постель была мокрой. Юноша долго недоумевал, котелок с водой на него что ли выплеснули. Позже он понял, что это его слезы и пот.
   В зеркале, которое он нашел в одной из повозок, отразился кто-то похожий на него. За эту ночь Эльнинь значительно похудел.
   Валясь с ног от усталости и недостатка сил, Эльнинь добрался до повозки повара Грима и принялся там уничтожать продукты. Он жевал сухие макароны, заедал яблоками с сыром, запивал сладковатой гадостью и был абсолютно счастлив. Пообещав себе, что он выживет всем колодцам на зло, Эльнинь отправился по лагерю, разыскивая остальных. Были у него подозрения, что остальным пришлось не лучше.
   Первой, кого он нашел, была Илиста. Та сидела, прижавшись к теплому боку мохнатого большого зверя. Они о чем-то говорили, но прервались. Эльнинь услышал историю знакомства Илисты с кодрами. После небольших колебаний Эльнинь попросил разрешения тоже погреться у теплого бока пушистого кодра. Тот в качестве благорасположения раскрыл крылья и накрыл своих людей от мелкого моросящего тумана.
   Ночь была в самой своей середине, когда проняло и эльфа Тори. Он попал в мешок. На этот раз мешок был некаменный, а матерчатый. Тори абсолютно не помнил, как очутился в этом мешке. Лихорадочно соображая, что это все значит, Тори сидел смирно.
   Так ничего путного и не решив, эльф попытался вырваться. Разорвать мешок удалось с первой попытки. Но лучше бы он этого не делал. Кто-то невидимый уходил в даль. Слышались лишь его гулкие шаги, а Тори выпал из мешка и остался сидеть на земле. Но здесь он поправился, Тори сидел на кочке. Выходило, что он выбрался из странного плена на болоте. Ходить по болоту особая наука. Тори ей практически не владел.
   Эльф принял мудрое решение. Он остался на месте, не пытаясь действовать наугад. Следующим днем его, свернувшегося калачиком на болотной кочке, нашла Богарта. В ту ночь Тори много чего привиделось во сне, когда он смело улегся спать посредине болота.
   Мухмур Аран слишком стар, чтобы бояться. Страх не стал тратить на него силы, он сразу уступил место своей старшей сестре - бессмысленности. Мухмур Арана затопило глубокое чувство бессмысленности его жизни. Эта самая бессмысленность обессмысливала слова, действия, мысли, намерения, творения.
   Она медленно стирала его душу и прошлую жизнь. Но здесь этой бессмысленности не повезло. Мухмур Аран крепко зацепился за свою семью, за своих детей, внуков и правнуков. Бессмысленности удалось все стереть в жизни Арана, но вот с этим она справиться не смогла и отступила. Правда, чтобы разобраться со всей жизнью постановщика ей понадобилось почти шесть часов.
   Рассвет унес обреченность, Мухмур Аран поклялся себе воплотить в очередной постановке полученный опыт, и возблагодарил небеса за своих любимых. Бессмысленность утащилась, горько усмехаясь и обещая вернуться. Мухмур Аран нашел в себе силы помахать ей в след и пожелать всяких гадостей.
   Джу же пожирал другой демон - демон ревности. Молодая женщина не предполагала, что может ревновать сама себя к самой себе. Рядом с ней стояла она сама и ревновала ее же. Джу сошла с ума на короткий промежуток времени, но и этого хватило, чтобы ревность открыла такие уголки, о которых женщина и не подозревала.
   Ревность довела Джу до убийства самой себя. Подождав, пока вторая Джу начнет говорить особо обидные слова, Джу выхватила нож и попыталась воткнуть его себе же в глотку. Только и другая Джу не спала, она тоже с ножом пыталась убить ее же. Ножи отлетели в стороны, одна Джу ударила другую, они повались на землю. Обе Джу яростно хватали друг друга и пытались вырвать сердце. Потом вторая сменила тактику и ухватила Джу за волосы, а Джу смола расцарапать сопернице лицо. Та, которая вторая, выпустила волосы, и Джу откатилась от себя же.
   Понимая, что та вторая ее убьет, Джу поднялась и побежала. Она бегала от себя же. Смертельно устав за несколько часов пряток от себя же, Джу свалилась под какую-то повозку, и отключалась.
   Утром ее нашел Лаврентио. Джу не рассказала ему про себя ничего. Говорить ей не хотелось. Так и не поняв, что это было, Джу пережила эту ночь.
   Лаврентио же получил в дар свою потерянную вещь. Перед ним неожиданно появился махонький старичок. По одежде Лаврентио признал старьевщика. Таких он встречал в столице. Они собирали за бесценок старые вещи, но и продавали их также дешево. Старичок был сгорбленный, почти склонившийся к земле.
   - Старые потерянные вещи! - заголосил старьевщик.
   Композитора резануло по ухо слово "потерянные". Старьевщики никогда не продавали потерянных вещей, они обычно продавали поношенные вещи.
   - Молодой человек, - старик уже был рядом с Лаврентио. - Не желаете ли найти свою вещь?
   - Какую? - Лаврентио, пока терялся в происходящем.
   - Потерянную, - старичок помахал руками и чуть выпрямился.
   - Мной? - на всякий непонятный случай уточнил Лаврентио.
   - Конечно, других не держим, - старичок посмеивался над ним.
   - А что я за это должен буду заплатить? И что за вещь вы мне предлагаете купить? - композитор проявлял практицизм.
   - Вещь? - старичок сощурился. - Ту, которую действительно потеряли. Поищем?
   - Поищем, - Лаврентио оглядывался в каком сундуке искать потерянную вещь.
   Старичок понял его сомнения и почти уже смеялся в голос.
   - Я же старьевщик, искать надо во мне. Я все вещи в себе ношу, - туманно пояснил он.
   - Это как? - Лаврентио вглядывался в старика, не шутит ли он.
   - Дай руку, - старичок ухватил Лаврентио и потянул к своей груди.
   Рука прошла, как сквозь воздух.
   - Ищи! - велел старичок.
   Лаврентио видел свою руку в груди старика, и пошевелить ею боялся. Старичок еще раз повелел искать.
   Лаврентио разжал пальцы, сведенные в кулак. Какая-то вещь оказалась у него в ладони.
   - Теперь тяни, - разрешил старичок. - Посмотрим, что у тебя там.
   Лаврентио разглядывал на руке маленькую трепещущую, но спящую нимфу.
   - Ух, ты! - восхитился старьевщик. - А я все думал, чье это было. Выходит, что твое.
   - Но я нимф не терял, да еще таких маленьких, - Лаврентио это точно знал.
   - Это же не нимфа, это муза. Как ты творец их не отличаешь? - старичок был поражен безграмотностью гостя.
   - Но моя муза со мной, - Лаврентио и в этом был уверен.
   - С тобой муза новой музыки, а это муза твоей музыки, - старичок совсем впал в патетику.
   - Я что-то не понимаю, - признался композитор, на его ладони так и спала муза. Лаврентио разглядел, что крылышки у нее бирюзовые, а на ножках туфельки из лепестков лилий. Платьице на его музе было из дубовых листочков, и пахла она кофе.
   - Это же муза твоей игры, - старичок тоже смотрел на музу. - Красивая. Ты не помнишь что ли, что ты ее потерял? - старичок выразительно потыкал в музу пальцем, но та не просыпалась.
   - Помню, но это давно было, - Лаврентио вспомнил те времена. - Это моя муза?
   - Твоя, конечно.
   - И что мне теперь делать? - композитор не знал, что с ней делать.
   Старик опять согнулся:
   - Ты можешь ее купить.
   У композитора хватило ума спросить:
   - Чем я должен тебе заплатить?
   Старик был рад не услышать про деньги.
   - Заплати мне чем-то ценным, - прошамкал он.
   - Чем? Что для тебя ценно? - Лаврентио чудилось, будто он сражается со стариком на мечах.
   Старик опять порадовался, что Лаврентио вывернул его вопрос в другую сторону.
   - Заплати мне музыкой. Отдай мне несколько своих ненаписанных еще мелодий, - назначил он свою цену.
   - Это как? Я могу отдать написанные, но они все равно будут мои, - Лаврентио силился понять, о чем толкует странный волшебный старик.
   - Я заберу те мелодии, которых ты не сможешь услышать. Две мелодии, - окончательно определился старик.
   - Хорошо бери, - Лаврентио больше не раздумывал.
   Старик ударил его другой руке, и Лаврентио потерял две своих мелодии, но зато проснулась муза. Она серьезно и основательно разглядывала Лаврентио, а потом словно сердитая баба выкатила ему претензии.
   Композитору удалось успокоить обиженную и разбуженную музу. Он долго и многословно извинялся перед ней.
   - Так, что нам теперь делать? - он спрашивал совета у музы.
   - Ты должен что-то решить на счет меня. Я могу вернуться к тебе, - предложила муза.
   Но Лаврентио насторожил тон ее предложения. Расколов музу, что ей будет неприятно возвращаться в однажды бросившее ее место - в душу Лаврентио, тот отпустил свою музу.
   - Ты сможешь жить где-то, но не у меня? - уточнил он.
   - Смогу, - муза не верила своему счастью.
   - Тогда иди, куда хочешь.
   Дважды повторять не пришлось. Муза полетела.
   - Я буду иногда к тебе наведываться, - пообещала она. - А может быть, когда-нибудь останусь навсегда, - еще больше обнадежила она.
   Лаврентио вздохнул и тогда заметил, что старика рядом нет, и почти наступило утро. Он отправился искать Джу. Ему очень хотелось знать, кто приходил к ней. Джу он нашел под повозкой. Девушка была в грязи и вся растрепанная, говорить она категорически отказывалась.
   Лаврентио утешал, рыдающую женщину.
   В лагерь стали возвращаться люди. Его позвали на поиски. Пропал Тори.
   Лаврентио сдал Джу на руки Негде и отправился искать Тори.
   Негда пережил эту ночь в расстройстве чувств. Ему показалось, что он стал женщиной и теперь может объясниться в любви своему другу Мету. Ощущение Негды, что он стал женщиной, длилось недолго и благополучно схлынуло, но осадок остался. Негда открыл в себе странную тягу к другу. Такого за собой он никогда не замечал, поэтому шок был велик. Справиться с ним помогла вечная формула: "Я подумаю об этом завтра". Негда прекрасно знал, что завтра не бывает никогда, всегда наступает только сегодня. Повторив себе это почти три сотни раз, Негда успокоился. Немного ему было стыдно, что в нем живет сексуальное желание к своему другу, но потом и это прошло. Не то чтобы совсем, но отступило до завтра.
   Метту же тоже привиделась всякая дурь. У него выросли жабры, и он не мог дышать воздухом. Пытаясь найти подходящий водоем, Метт забыл про жабры и стал кроликом. Тогда он принялся искать подходящую нору. Чуть позже он взбирался на дерево, чтобы свить гнездо. Утром его нашли на ветке раскидистого дуба. Что с ним было, Метт поведал со смехом. Свои приключения он пережил без особых эмоций, но опыт ему понравился. Метт понял, что хотел бы жить на дереве.
   Йола грызла боль. Она кусалась, и откусывала по кусочку. К утру от него осталось одно сердце и один глаз. Болевой шок еще держался несколько часов. С этих самых пор Йол стал падать в обморок от вида крови, но играть стал еще более пронзительно.
   Дикаря запутали в загадках гадкие тени. Они смеялись над ним, выдирали по одному волоску из головы за неправильный ответ или промедление. Убежать от этих загадочных теней Дикарь не сумел. В качестве штрафа за попытку тени выдрали у Дикаря ресницы. Утром Дикарь поверил, что это все было правдой, ресниц действительно не было на правом веке.
   Гвенни и Мириам разругались. Девушки не смогли поделить славу и одного мужчину, который вроде, как признавался в любви им обеим. Драка была знатная, маленькие человечки с удовольствием посмотрели на бой двух человеков. Развели подружек по разным углам только, когда одна другой чуть не оторвала голову. Тогда уже маленькие человечки использовали хорошо зарекомендовавший себя прием. Они связали девушек и закатили их под повозки. Троих поставили сторожить. Гвенни и Мириам утром, конечно, просили друг у друга прощение, но крепко запомнили полученный опыт.
   Секач тонул, но тонул он странно. Секач тонул в песке. Утонуть в пустыне ему почти удалось. Положение спас Казимир. Он пришел и разбудил Секача. Казимир вышел из своей повозки по малой нужде и слегка потерялся. Еще он потерял троих новых друзей. Со своими вопросами он залез в ближайшую повозку и разбудил спящего Секача. На радостях, что утонуть в песке ему не удалось, Секач достал свои запасы спиртного.
   Добавивший Казимир нес такую ахинею, что любой автор бы позавидовал. Истории сочинялись трагические и комические одновременно. Секач смеялся. О чем были эти истории утром ни один, ни другой вспомнить не могли. Эти истории слышал Одольфо, но он никому об этом не сказал.
   Железяку опять соблазняла золотая рыбка, но он уже это проходил. Они весело поболтали о жизни, оба приятно проведя время.

Глава 24. Ночь личностей

  
   Личности, как кошки, проявляются по ночам.
   Из кодекса воров.
  
   Испугаться богатства, вот уж чего Хэсс не ожидал сам от себя. Но он испугался до потери сознания, до потери мыслей и надежды выбраться из этого дома, набитого до верху золотом.
   Пройдя по подвесному мосту, Хэсс еще какое-то время шел по тропинке и добрался до земляного дома. У дома он остановился, но почувствовал, что манило его именно сюда. Это и была конечная цель его путешествия. Два шага вперед, толкнуть дверь, еще два шага, и Хэсс в земляном доме. Дверь за ним закрылась с громким лязгом, характерным для железных, а не для деревянных дверей. Хэсс вздрогнул и открыл глаза. Ноги страшно болели. Посмотрев вниз, Хэсс уставился на свои кровавые ступни.
   - Что это такое? - спрашивать самого себя не имело смысла. Ответить себе он никак не мог.
   Груды, а не кучи, здесь Хэсс воспринимал их, как груды, золота. Он на них смотрел и не знал, что делать. Ноги настоятельно требовали внимания.
   Плюхнувшись на пол, Хэсс стал думать. В его полусонном положении это занятие оказалось не очень плодотворным. Единственной здравой мыслью сквозь общий мысленный туман была выбрать отсюда. Встать ему удалось, но ноги было по-прежнему больно. Дверь же не желала отрываться, и вообще она проигнорировала Хэсса. А на его попытки открыть ее силой, дверь слилась со стеной.
   Удачным решением Хэссу показалось сесть на пол опять и подумать еще раз. Следующим логичным местом, чтобы выбраться было окно. Оно в этом земляном доме было единственным. Правда, оставалась еще и труба. Но в трубу он не был уверен, что пройдет. Да и хлипко она выглядела. Окно тоже могло быть с сюрпризом. Лишаться его Хэссу не хотелось. Надо было подумать, что делать дальше.
   Он, к сожалению, вышел почти без одежды и соответственно без своих обычных спасательных принадлежностей. Так бы он мог попытаться вскрыть дверь, а не вышибать ее. Может, дверка тяжело отреагировала на силу?
   Осторожно подойдя к окну, Хэсс выглянул. Вид открывался на ту самую тропку, по которой он пришел к этой избушке. Выбить окно, пока оно не поняло, что Хэсс хочет выбраться через него, показалось вору удачной мыслью. Подумав о себе любимом, Хэсс вспомнил, что он вор, а кругом куча богатства.
   "Посмотреть что ли? Может найдется что-то подходящее?", - закралось в его голову. Хэсс принялся копаться в золоте: золотых монетах, слитках, украшениях, посуде, тряпках. Одна тряпочка показалась ему наиболее подходящей. Ткань была натуральная, некрашеная, но расшитая по канту золотыми нитями. Внутренне попросив прощение у хозяев этих сокровищ, Хэсс взял тряпку, разорвал ее и замотал свои ноги. Лечить их придется серьезно, и передвигаться на лошади.
   Вунь несся по дороге, снося все на своем пути. В частности он чуть не зашиб кабана. Кабан спокойно себе переходил тропку, чтобы поискать себе пропитание у того подающего надежды дерева, как на него налетело и сдвинуло с дороги нечто странное. Это и был Вунь. Сам он не заметил, что сшиб кабанчика. Вунь бежал, он очень боялся опоздать.
   Его дорога кончилась у небольшого земляного дома. Не найдя двери, Вунь нацелился на окно. Чутье твердило ему, что Хэсс там внутри. Вунь разбежался и прыгнул, вынеся своим телом окно. Упал он неудачно на что-то жесткое и колючее - на корону. Осмотреться Вунь не успел, его что-то подхватило и выкинуло в окно. Следом за ним оно тоже выпрыгнуло. Окно схлопывалось. Вунь второй раз упал тоже неудачно. Все кости, спина, все тело было больно.
   - Хэсс? - Вунь поднял голову.
   Рядом лежал Хэсс и радостно смеялся.
   - Ты как здесь? - Хэсс повернул голову к Вуню.
   - За тобой. Ты знаешь ли очень яркие следы оставляешь, - Вунь ворчал, но на самом деле был готов петь от радости.
   - Да, - Хэсс глянул на свои ноги, которые все еще были обмотаны золотой тряпкой.
   Вунь, забыв о своей боли, подскочил и стал разматывать тряпку с правой ступни личного духа. Хэсс с трудом уселся, он тоже отшиб себе все, выпрыгнув из окна. Случайный взгляд на избушку подтвердил, что окна нет. Но зато появилась дверь в уже другом месте. Вунь зацокал языком, выражая крайнюю степень озабоченности. Их глаза встретились.
   - Лежи, - жестко приказал Вунь. Он даже подумал треснуть Хэсса по голове, чтобы обеспечить его повиновение. Но отказался, личный дух и так достаточно натерпелся.
   - Хорошо, - Хэсс и сам чувствовал, что не в состоянии двинутся куда-то без посторонней помощи.
   - Всегда с тобой так, - Вунь ворчал, но сам светился от счастья.
   - Я же не специально, Вунь, - личный дух посчитал необходимым успокоить маленького человечка.
   - Я знаю, - Вунь уже прикинул, что будет делать, но сначала надо провести с Хэссом воспитательную беседу. - Хэсс, ты зачем туда пошел?
   - Я говорю, что меня тянуло, - Хэсс опять улегся на землю. - Я сам не ожидал, что приду в этот домик с золотом.
   - Домик с золотом? - Вунь подозрительно уставился на личного духа, не разыгрывает ли он.
   - Да, а что?
   - Это не домик, это обменник. Ты берешь золото, а оно берет у тебя жизнь. Чем больше золота ты взял, тем больше жизни оставишь обменнику. Ты понимаешь? - Вунь говорил все громче и громче.
   - Это как? - Хэсс посмотрел на тряпку на своих ногах.
   - Да так, - Вунь тоже посмотрел на тряпку. - Оттуда?
   - Да, но я же для ног, - Хэсс напрягся. - Я что удачно выкрутился?
   - Вот именно, - Вунь пожал плечами.
   - А что же все-таки это было? - Хэсс потянулся, ноги все также ныли, но на душе стало светлее.
   Вунь сморщился, но отвечать не стал. Вместо этого он предложил Хэссу чуть отползти от обменника к деревьям. Мотивировал это Вунь тем, что вдруг кто еще пойдет к домику может затоптать Хэсса. Вор предпочел его послушаться. Пока они добирались до деревьев, Вунь уточнил, сколько времени Хэсс пробыл в доме, и не взял ли он что-нибудь еще.
   - Да не брал я ничего, кроме этой тряпочки. Ты думаешь, что я много жизни там оставил?
   Вунь лишь покачал головой, у него внезапно возникли новые мысли по поводу прогулки Хэсса.
   - Я знаю про этот обменник, что обычно оттуда никто не выбирался. Дело в том, что люди отдают вроде что-то возможное будущее за золото. Но там какой-то секрет есть. Короче, никто не выбирался. Жадность весьма сложная вещь.
   - Но я вроде не такой уж и жадный, - Хэсс обиделся.
   Хохот Вуня разбудил с десяток спокойно спящих зверей.
   - Ты что? - Хэсс не вникал в причину его смеха.
   - Хэсс, ты меня прости, но ты такой же жадный, как я злой. Я так понимаю, что ловушки на вас на всех поставили. Это хозяева местные видимо решили сегодня вас всех извести. Тебя заморочили и послали в домик с жадностью. Ты понимаешь? А ты на удивление ничего брать не стал.
   - Да я рылся в этих сокровищах, - признался Хэсс. - Искал, чем окно выбить, да еще нашел эту тряпочку для ног. Но эти все сокровища злые. Я никогда не думал, что можно испугаться чего-то неживого. Мне минуту целую казалось, что дом этот шепчет: "возьми мои сокровища, возьми мои сокровища". Но в ноге так заноза с этого моста ворочалась, да еще ухо горело, что я не вслушивался. Все на себе был сосредоточен. Я вот не пойму, я что так похож на жадного? И кто эти хозяева? И зачем они меня сюда привели?
   Вунь захохотал так, что разбудил семейство белок. Одна ему кинула в лоб шишкой.
   - Да ты такой жадный, как я злой. Душа у тебя светлая, так матушка Валай говорит. Ты вор по призванию, а не по сознанию.
   - Это как? - Хэсс приятно расположился под кроной голубой ели.
   - Ты мне можешь рассказать, что ты уже украл за свою жизнь? - Вунь все еще широко улыбался.
   - Пару раз мы по заказам воровали. Артефакты всякие, оружие. Один раз девушку уворовали для жениха. Еще один раз барана. Кошельки на рынке. Также пару раз книги доставали. Сам понимаешь, что послужной список у меня не большой. Самостоятельно я на дело выходил всего пару раза. Нам было на что жить, и Шаа очень избирательно относился к заказам.
   - Вот видишь? - Вунь успокоился. - Хэсс, ты полежи немножко один. Хорошо?
   - А ты куда?
   - Мне надо, - Вунь неопределенно помахал руками.
   - Хорошо, - Хэсс закрыл глаза. Двигаться не хотелось.
   Маленький человечек сломя голову понесся по тропинке назад, он миновал пугающий мост, и добежал до лагеря. Вуню удалось ухватить за уздечку Хэсссовскую лошадку и довести ее до моста. Также он набил мешок едой и лекарствами. Вунь заботился о личном духе.
   Первые лучи солнца веселили всех живых, когда Хэсс миновал мост и забрался на свою лошадку Ле.
   Лежа в ожидании Вуня под деревом, Хэсс подумал, что с ним кто-то просчитался. Зачем было городить столько чепухи и заманивать человека в обменник. Эта ловушка была не для него. Хэсс также подумал о других безобразиях, которые, по словам Вуня, творились в лагере актеров. Про так называемых хозяев, которых помянул Вунь, Хэсс себе много чего нафантазировал, но по большому счету его это особо не волновало.
   Уже возвращаясь назад в лагерь, Хэсс встревожился по настоящему. Он подумал о Маше, за которой должен присматривать Тори. Одно только предположение, что могло стрястись с девушкой, ввергало Хэсса в дрожь. Но посмотреть на больную девушку Вунь Хэссу не дал.
   Когда Хэсс добрался до повозки, Вунь сыпанул в лицо ему горсточку сонного порошочка, за которым сбегал его сын. Часть народа в лагере крепко спала под действием этого порошка. Маленьким человечкам не нужны были сумасшедшие люди. Вунь разложил Хэсса на лежаке и принялся лечить его ноги. Проснувшийся Хэсс, так и не понял снилось это все ему или нет? Вунь на его вопросы отвечал уклончиво - просто переспрашивал, что Хэсс имеет в виду.
   Недай плакал, он лишился своего тела. Тело валялось внизу, а Недай стал маленьким бестелесным духом. А его тело занял кто-то другой. Это Недай знал совершенно точно. Он буквально почувствовал, как его вытеснили из его же тела. Просто выкинули, как выкидывают мусор.
   Недай попал в духи внезапно, без подготовки и практических навыков. Он не знал, какие ограничения существуют для духов, поэтому смог вернуть свое тело. Попытка украсть тело закончилась для черного духа неудачно потому, что он не думал, что бывший хозяин его тела решиться, так рискнуть телом. Дело в том, что повторная смена души у одного тела возможна в период не ранее, чем через три дня.
   Черный дух был уверен, что бывший хозяин тела убоится и растеряется. Боевой и хозяйственный Недай ринулся в атаку. Он кинулся на свое тело. Тело содрогнулось. Черный дух стал отбиваться от духа Недая. Но телу сложно сражаться с духом.
   Недай не оставил свои попытки. Он кинулся еще раз и еще раз. Черный дух попробовал спрятать свое новое тело, но это не удалось. Настойчивый Недай летел за ним, ему были не почем все препятствия. Тогда черный дух выскользнул из тела. Он решил уничтожить дух прежнего хозяина в схватке духов.
   Недай не видел, как он выглядит сам. Но если судить по духу напротив, то не очень привлекательно. Бесплотная оболочка держала некую мутноватую субстанцию. Вместо рта и глаз светящиеся точки, похожие на звезды. Рук у духа-противника было три. Недай попытался определить, сколько у него рук, но не преуспел в этом занятии.
   Дух-противник явно лучше знал, как драться в призрачном состоянии. Он надулся и стал выдыхать на Недая жуткий вонючий газ. Призрачное тело Недая стало подтаивать в тех местах, на которые попадал этот вонючий газ. Недай отлетел в сторонку. Сообразив, что можно ответить противнику его же оружием, Недай стал всасывать в себя воздух. Потом выдохнул, но у него не вышел такой же едкий газ. Недай не отчаялся и попробовал еще раз. И на этот раз ничего получилось.
   У духа-захватчика появилась новая идея. Он громко и пронзительно завизжал. От этого визга у Недая заложило уши, заломило голову. Он продолжал истаивать. Когда дух чуть ослабил тональность воя, Недай заголосил сам, и это у него получилось. Дух-противник потерял инициативу и сжал всеми тремя руками свою призрачную голову. Недай продолжал самозабвенно выть. В этом вытье умещались все беды, которые когда-либо происходили с ним. Когда Недай умолк и посмотрел вниз, то увидел, что духа нет.
   Все еще не доверяя противнику, Недай облетел все вокруг. Его тело лежало на земле. Недай задумчиво смотрел на себя физического, и такое чувство свободы обуяло его, что не захотелось возвращаться в бренное тело. Минуты три он медлил, а потом все же вернулся. Боль сильная и острая привела его в чувство. Проведя инвентаризацию, Недай обнаружил, что пока пребывал вне тела, его слегка помяли, а, кроме того, положили на мелкие камушки, которые и кололи его нещадно.
   - Хорошо, что решился, - послышался сбоку голос.
   - Кто это? - Недай испуганно оглянулся.
   Любые движения, действия, работа мышц, связок, собственный голос, все ново и необычно. Недай совсем себя не знал, привык, а он, как каждый на этих дорогах, уникален.
   - Я вот тоже подумал, чтобы взять себе это тело, - перед ним материализовался маленькое приведение. - Только стар я для таких боев. А ты его хорошо уделал, и тело получил.
   - Это мое тело, - Недай возмутился наветам нового знакомого.
   - Ну, прости, - привидение исчезло.
   Недай огляделся, пора было искать дорогу в лагерь.
   Инрих ходил по кругу. Открывая каждую новую дверь, он натыкался на следующую. Хождение по кругу сводило с ума поэтапно. Сначала было недоумение, потом надежда, потом раздражение, затем страх и дошло уже до отчаяния. Бесконечно открывать двери - это ужасно.
   Инрих вздохнул и уселся на пол. Ходить туда-сюда, приходя только сюда, ему надоело. Бойкотировать эти бесконечные двери не удалось. Дверь открылась и в комнату вошел еще один Инрих. Они уставились друг на друга.
   - Ты кто? - одновременно спросили они друг у друга.
   - Инрих, - также одновременно ответили друг другу.
   - Что это значит? - два голоса опять заговорили одновременно.
   Инрих положил руку на плечо своему двойнику:
   - Я буду первым, ты вторым. Я имею в виду говорить. Хорошо?
   Двойник кивнул.
   - Что ты здесь делаешь? И как нас получилось двое?
   Двойник не успел ответить, как дверь открылась, и вошел еще один Инрих. Повторился прошедший диалог, но уже в три голоса. Договориться втроем они не успели, вошел четвертый, потом пятый, потом шестой, потом седьмой. Инрих и другие сидели вдоль стены и смотрели на вновь пребывающих. Что было еще более необычно, каждый новый входящий был моложе и моложе.
   - И сколько нас будет? - раздалось в комнате многоголосое Инрихово замечание.
   Пополнение рядов Инрихов остановилось на двадцать третьем.
   - И что дальше? - а вот это стало действительно необычным. Голос прозвучал один - Инриха.
   - А ты можешь все повернуть назад, - в комнату вошел худой до неприличия старик, укутанный в белый плащ.
   - Как это? - говорил один Инрих, остальные Инрихи молчали.
   - Выбирай свое прошлое, - старик приветливо махнул рукой.
   - И что? - Инрих встал и прошелся вдоль всего строя сидящих вдоль стены Инрихов.
   - У тебя будет новое будущее, ты все изменишь, понимаешь какой это подарок? - старик казался мудрым и всезнающим.
   Директор зажмурился и помотал головой.
   - Как можно отсюда выйти? - Инрих не надеялся, что его выпустят из этого сумасшедшего заведения.
   - Иди в свою дверь, - хитрый, но недовольный старик ушел сквозь стену.
   Директор посмотрел на своих двойников разных лет, и, кивнув головой, вышел в дверь.
   Яркое солнышко поприветствовало отказавшегося от редкой возможности человека, Инрих тоже с ним поздоровался. В своем решении он не сомневался.
   Богарта и Саньо целовались уже долго, в крови женщины сначала заискрился, а потом загорелся огонек, переросший в костер. Саньо заявил, что страх и морок уходят, если заняться чем-то до умопомрачения. Богарта себя не узнавала, но победить страх любовью согласилась.
   - Что это со всеми? - Богарта на миг оторвалась от медовых губ актера.
   - Это морок, причем сильный, - Саньо чувствовал, что с ней надо действовать медленно, чтобы не спугнуть.
   - Они не умрут? - Богарта засомневалась в своем решении провести ночь с Саньо.
   - Ты им сможешь помочь, но только когда воздействие на всех пройдет. Ты же сама видела, что с тобой происходит.
   - А с тобой, почему ничего не происходит? На меня так накатило, что я чуть всех не убила, - охранница насторожено смотрела в глаза Саньо, он ее обнимал и гладил шею.
   - Малышка моя, - Саньо старался быть самым убедительным в мире, - я особенный. Я тебе не говорил? Так вот, со мной ничего не может произойти. Я заговоренный. Было у меня такое в жизни. Но это большая тайна.
   - Правда? - Богарта любопытна до чужих тайн. - А кто тебя заговорил? И как?
   - Ох, объяснить это нельзя. Не в смысле, что трудно, такие вещи нельзя рассказывать. Зато ты можешь сама узнать.
   - Как? - широко раскрытые глаза и недоверчивая улыбка.
   - Ммм, надо узнать меня получше, - Саньо прозрачно намекает на новый поцелуй.
   Богарта поддалась обаянию и перестала задавать вопросы. Неизвестно через сколько времени, Богарта заметила, что на ней нет ничего.
   - Ты такая красивая, - Саньо все еще сдерживал себя, слишком по тонкому льду он шел. - Я должен тебе сказать, что ты сейчас можешь все. Я подарил тебе венок. Помнишь? Заговор там был такой, что ты в сокровенный момент сможешь увидеть мою душу, если не испугаешься.
   Богарта растерялась на долю секунду, но к ее чести не отступила.
   В эту ночь курил Казимир, а пил Флат. Он надрался до потери сознания от страха, окутавшего лагерь. Воспользовался он запасами критика Сесуалия. Так вышло, что Флат кинулся искать компании, когда стало совсем страшно, и заскочил в повозку критика.
   Самого критика он не нашел, но заметил на столике фляжку. Флат ее тут же открыл и стал жадно глотать выпивку. Залить свой страх алкоголем ему удалось, но Флат упустил возможность узнать о себе много нового. В ту ночь ему было предназначено встретиться с гадалкой, которая бы смогла предсказать ему что-то важное. Гадалка постояла у изголовья лежака, на котором спал актер, покачала головой и ушла. Их встреча не состоялась. Флату всего то надо было справиться со своими страхами и чуть подождать.
   Альтарен и Сесуалий попались на любви к ближнему. Тьямин сидел в окружении двух десятков огромных кобр с раздутыми капюшонами.
   Альтарен и Сесуалий сидели вместе, когда все это началось. Выходить из повозки мужчины не собирались.
   - Ничего меня туда не выманит, - зарекся Альтарен, но Сесуалий, как более опытный, не согласился.
   - А если пожар?
   - Тогда конечно, но только если пожар, - сделал оговорку в своем зароке Альтарен.
   - Ты не учитываешь все возможности, - настаивал Сесуалий.
   Альтарен наморщил лоб, он сам пожалел, что зарекся. Зароки вещь тяжелая, обычно судьба стремится показать, что она сильнее.
   - Лучше посмотри, как там? - попросил Альтарен.
   Сесуалий выглянул в окошко.
   - Вижу. Так Хэсс идет в штанах, по-моему, босиком, за ним охранник. Не разберу кто. Так они пропали. Вижу, Саньо ведет Богарту. Эти не понятно куда идут. Может он ее, наконец, уговорил?
   - Все? - Альтарен спрашивал надолго замолкшего друга.
   - Нет, - напряженным голосом возразил Сесуалий. - Куда он идет?
   - Да кто? - подскочил Альтарен.
   - Мальчик.
   - Тьямин?
   - Тьямин, - Сесуалий вскрикнул и поднялся с места. - Нам надо его остановить.
   - Там опасно, - Альтарен беспокоился не за себя, а за мальчишку, к которому они привязались.
   Мужчины выскочили из повозки.
   - Где он?
   Темнота скрыла Тьямина.
   - Пошел туда, - уверено указал направление Сесуалий.
   Альтарен и Сесуалий кинулись вместе за мальчишкой.
   - Куда он делся? - Сесуалий озирался по сторонам. От бега он тяжело дышал. Темнота густая и холодная липла к ним со всех сторон.
   - Я не вижу, - Альтарен тоже всматривался, пытаясь заметить белый проблеск. - А может ты не туда показал?
   - Туда, - Сесуалий что-то увидел. - Туда, - закричал он и побежал. Альтарен держался за ним.
   Бег в темноте по пересеченной местности дважды спас им жизнь. Первый раз, когда они выбежали из повозки. В ту ночь к ним собирался неприятный мертвый тип, застать своих испытуемых ему не удалось. Пришлось покойничку поискать себе другую жертву. Во второй раз их решение последовать за мальчишкой определило их благополучное будущее.
   - Стой! - Сесуалий резко затормозил и выставил руки.
   Его товарищ более молодой и легкий на остановки не сшиб Сесуалия только благодаря хорошей физической реакции.
   - Что?
   - Смотри, - Сесуалий уже шептал.
   А посмотреть было на что. В десяти шагах от них сидел Тьямин в окружении двух десятков ядовитых гадов.
   Тьямин боялся до потери пульса, сердце почти перестало биться. Заплакать не удавалось, не удавалось вообще проявить каких-либо эмоций. Страх сковал крепче любых веревок и кандалов. Тьямин пошел потому, что знал, что там его что-то волшебное ждет. Он подслушал разговор двух неизвестных. Они говорил, что если сегодняшней ночью пойти прямо до косого дерева, затем повернуть на право по забытой дороге, сделать пятьдесят шагов, то там будут сокровища.
   В принципе ему были не нужны сокровища такой страшной ночью, но мысль, что с их помощью можно решить все материальные проблемы сподвигла Тьямина на подвиг. Он взял с собой нож, но супротив двух десятков аспидов это было не действенно. Мальчик все выполнил, как услышал, и увидел, что на земле лежат драгоценные светящиеся камни. Здесь он и позабыл об осторожности. Два прыжка и он у камней. Но! Откуда-то одновременно появились все змеи. Тьямину оставалось осторожно опуститься на землю и ждать. Так он сидел уже минут десять, и пропустил появление Сесуалия и Альтарена.
   - Как ты там оказался? - Сесуалий сделал два шага назад.
   Тьямин поднял глаза и не поверил сам себе. С мальчиком случилось второе чудо за эту ночь. Теперь оставалось надеяться на третье - что его вытащат из этого змеиного клубка.
   - Я случайно, - даже в темноте было видно насколько бледен мальчик.
   Альтарен по кругу обошел Тьямина и вернулся к Сесуалию. Змеи были везде, не подобраться.
   - Что делать будем? - здравомыслящий Альтарен видел, что змеи не уступят свою добычу. Вытащить мальчишку нет почти никаких шансов.
   - Не знаю, - Сесуалий был также бледен, как и Тьямин. Театральный критик боялся змей с детства. По его мнению, они были холодными и смертельно опасными.
   - Да, - Альтарен потянул гласную, сказать больше нечего было.
   - Мы должны что-то сделать, - Сесуалий сжал его руку.
   Тьямин слышал их разговор и постепенно терял надежду выбраться живым. С другой стороны, он подумал, что умирать не в одиночестве все равно лучше, чем одному.
   - С земли его не вытащишь, - Альтарен еще раз обкатывал в уме ситуацию и пути спасения.
   - Тогда с воздуха, - продолжил Сесуалий.
   - Как?
   Альтарен сообразил, что надо искать того летучего зверя, за которым он подсматривал не так давно. Альтарен видел, как зверь возил на спине Саньо и Илисту. Тогда он понял, что у некоторых в труппе завелись секреты, но выяснить поподробнее ничего не успел.
   - Ты жди здесь, поговори с ним, - велел Альтарен. - Мне надо назад.
   - Что такое? - Сесуалий трясся всем телом, его, наконец, догнал страх.
   - Мне надо вернуться, кое-кого найти, ты подожди. Тьямин, подожди, я быстро, - не объяснясь дальше, Альтарен повернулся и побежал.
   Альтарен без происшествий вернулся к повозкам. Теперь надо было найти Илисту. В ее повозке актрисы не было. Еще побегав и позаглядывав в повозки, Альтарен убедился, что Илисты нигде нет. Что делать дальше, Альтарен не представлял.
   Хорошая реакция помогла ему поймать пробегающего мимо маленького человечка. Альтарен успел схватить его за косу.
   - Простите, - начал мужчина.
   Маленький человечек огромными глазами пялился на захватчика.
   - Простите, вы большого зверя с крыльями здесь поблизости не видели? Мне очень надо, - Альтарен и сам растерялся, поэтому нес чушь.
   - Косу отпусти, - подал признаки жизни маленький человечек.
   Альтарен разжал руку.
   - Еще раз простите, я не знал, как вас можно остановить.
   - Тебе рот зачем был даден? Сказать можно. Меня зовут Чопа. Ты кодра ищешь?
   - Кодра - это такой зверь? - Альтарен вполне правдоподобно изобразил кодра.
   - Да, - Чопе пора было бежать по поручению Ахрона, но он решил, что это пока подождет.
   - Да, мне очень нужен кодра, - Альтарен подумал, сколько уже прошло времени. На вопрос Чопы, Альтарен рассказал, для чего ему понадобился летучий зверь. Чопа присоветовал взять веревку и предложил пойти туда-туда, а потом вон туда.
   Альтарен с новыми силами кинулся в указанном направлении. Спустя десять минут он добежал до места, где Илиста обнималась с кодром.
   - Илиста, помоги, - Альтарен сильно задыхался от бега с грузом.
   - Что такое? - женщина была явно не в себе.
   Альтарен смог почти связано пояснить, в какой беде оказался Тьямин.
   Затем штатному хвалебщику пришлось пересилить страх и забраться на кодра. Илиста осталась внизу. Когда зверь заговорил с Альтареном, тот не испугался. Все его внимание занимал полет.
   До места заточения Тьямина они добрались меньше, чем за пять минут. К тому же минуты две Альтарен потратил на то, чтобы определить направление, в котором надо двигаться.
   Сесуалий развлекал Тьямина рассказами, но порой им обоим чудилось, что они развлекают змей. Те так и раскачивались рядом с мальчиком, раскрыв свои капюшоны.
   Альтарен стал осторожно опускать веревку вниз. К ней была привязана палка из реквизита акробатов.
   Сесуалий с изумлением смотрел на большого летучего зверя. Он то не подглядывал за Илистой. Но к него чести, Сесуалий не задавал лишних вопросов, не делал лишних движений, а продолжал говорить, не меняя тональности.
   - Тьямин, сейчас, почти сейчас, у тебя над головой будет веревка, - Сесуалий надеялся, что план друга удастся, второй попытки то не будет. - Тьямин, по моей команде, ты поднимешь руки и постараешься подтянуться вверх, не размахивая ногами. Ты меня понимаешь? Не двигайся, Тьямин. Подыши, успокойся, мы рядом. Веревку не выпускай, ты меня понял? Тьямин, держись.
   Альтарен договорился с кодром, что тот максимально быстро рванет вверх. Сам Альтарен собирался еще и потянуть веревку.
   Сесуалий затаил дыхание, вот почти:
   - Тьямин, давай! - скомандовал Сесуалий.
   Одним плавным движением, Тьямин вытянул руки вверх и ухватился за палку. В этот самый миг Альтарен потянул веревку, а кодр стал набирать высоту.
   Тьямин висел, вцепившись в веревку. Одна из змей подпрыгнула, но не зацепилась за ногу юноши. Змеи разочарованно шипели, Тьямин уносился все дальше и выше. Сесуалий опомнился и кинулся подальше от аспидов. Ему не хотелось занять место Тьямина.
   Альтарен напряженно держал веревку обеими руками, не было возможности вытереть пот, который, несмотря на прохладу, лил в глаза.
   Альтарен попросил кодра опуститься, мальчик явно устал, и неизвестно сколько времени сможет еще висеть, не выпуская веревку.
   - Альт, - Сесуалий осматривался, покуда они добирались до лагеря.
   - Да?
   - Ты откуда того зверя взял? - Сесуалий нес на руках мальчишку.
   - Познакомился, - Альтарен поведал, что заметил странности за Илистой, и в одну из ночей понаблюдал за ней.
   - А меня что не позвал?
   - Так ты занят был, - дипломатично сформулировал Альтарен неспособность поддатого Сесуалия к слежке.
   - Угу, - критик не обиделся. - А что это за звери?
   Альтарен пересказал, как искал кодра, и то немного, что успел узнать о кодрах. Сесуалий же больше заинтересовался маленьким человечком. Они остановились, Сесуалий устал нести Тьямина. Альтарен тоже устал, напряжение вымотало его до предела.
   - Так ты никаких вопросов не задал? - Сесуалию не верилось, что Альтарен ничего не спросил.
   - Не задал, знаешь, не время было для вопросов, Сес. Ну, что пошли?
   Тьямин поднялся:
   - Я уже и сам могу идти, - храбро заявил он.
   - Отлично, попробуй, - разрешил Альтарен. - Хорошо, что все закончилось.
   - Да при своих остаться в такой экстремальной ситуации это больше, чем просто хорошо, - поправил Сесуалий.
   Тьямин поднялся и с высоты своего роста смотрел на сидящих мужчин.
   - Почему при своих? - Тьямин достал из карманов два больших светящихся камня.
   Ямина стояла у огней рампы. Ей надо было сделать один маленький шажок, чтобы стать самой великой актрисой в этом мире за всю историю его существования. Ямина была уверена, что достаточно одного маленького шага, но ноги ее не слушались. Ямина готова была заплакать от отчаяния. У нее никак не получалось шагнуть вперед.
   Девушка смотрела прямо перед собой. Ее звали, чтобы стать великой, а она не могла пошевелиться. Ямина закричала от облегчения, когда огни рампы приблизились к ней. Но здесь ее насторожило, что они сами двигаются к ней. Девушка поняла, что она по какой-то причине очень нужна этим огням. Ямина вместо того, чтобы рвануться к огням, нелепо отпрыгнула от них. Ей неведомо от чего стало жутко страшно.
   Уже лежа на земле и прячась от огней под ящиком, Ямина подумала, что ее хотели съесть. Она отдавала себе отчет, что не является настолько умной и талантливой, чтобы за одну минут достигнуть неба на выбранном поприще.
   Воображать Ямине всегда нравилось, и представляла она себя в овациях и восхищении, но фантазии это личное дело каждого.
   "Кто-то подсмотрел мои мысли и хотел меня похитить", - решила Ямина. От этого она решила уберечься, во что бы то ни стало, и пряталась до самого утра под ящиком. Всю остальную жизнь она гордилась собой за этот поступок.
   Алила осталась в стороне от страхов и искушений. Ее охраняли синие птицы. Но грусть и печаль ее тревожили. Безнадежность окружающего мира смогла зацепить девушку, но дальше порога собственной повозки увести не смогла. Алила сидела на ступеньках лестницы в повозку, подперев руками подбородок. Рассмотреть особо ничего было нельзя, слишком темно, но фрагменты событий проносились мимо нее.
   В один миг ей показалось, что рядом с ней прошел Хэсс. За ним бежал охранник.
   Через несколько минут Алила стала свидетелем сосредоточенной ходьбы Тьямина. Минуты через три мимо пробежали Альтарен и Сесуалий. Они ее не заметили.
   Потом Алила видела Джу с совершенно сумасшедшим лицом.
   Чуть позже девушка заметила орка Страхолюда с букетом цветов. Тот вел себя крайне странно, шел и прятался ото всех.
   Пару раз вокруг Алилы пробегали маленькие человечки, но с ней никто разговаривать не хотел, да и она не стремилась к общению.
   Под утро справа от повозки прошел Недай с блаженным лицом.
   Директор просто возник в пяти шагах от ее повозки из ниоткуда, но разговаривать тоже не стал, ушел куда-то дальше.
   Алиле грустилось, апатия стала ее спутницей и лучшей подругой. Дикое депрессивное настроение ушло под утро. Птицы были довольны собой, они уберегли девушку от направленного на нее заклятия самоубийства. Птицам удалось его значительно ослабить. Алила об этом так никогда и не узнала.
   С желанием покончить с собой боролся еще один человек в труппе. Это была Лия. Причин этому было три. Самая главная состояла в том, что Лие казалось, что она потеряла ребенка. Затем выяснилось, что у нее нет и мужа. А уж затем она ощутила, что вокруг нее нет ни души. Одиночество царило в этом мире. Лия завыла от ужаса. Быть совсем одинокой в мире - страшнее ничего придумать нельзя.
   Лия метались по лагерю, никого живого и ничего живого, даже огня. Женщину спасла от полного помешательства музыка. Лия все же решила, что смерть наилучший выход из этого кошмара. Она выбрала, что умрет, воткнув себе нож в сердце. Легкая смерть по ее представлениям, и никто не сможет вернуть ее к жизни и опять так мучить.
   Но напоследок взгляд ее упал на инструменты. Лия взяла в руки гитару Рамона. Она стала перебирать струны, и мир вокруг стал меняться. Первое, что она ощутила это шевеление своего ребенка. Положив руку на живот, Лия поняла, что с ней все в порядке. Потом она услышала голоса вокруг, увидела огоньки. Мир наполнился жизнью. Лия сидела, вцепившись в гитару, боясь, что мир опять сойдет с ума. Морок ушел безвозвратно, но Лия запомнила то щемящее чувство одиночества, которое определило, что в будущем она родит троих и возьмет в семью еще двоих. Лия будет гордиться, что она многодетная мать, и будет мечтать не менее, чем о двадцати внуках. И свои, и приемные дети ее не подведут.
   Лахса, Химю и Санвау втроем попали в одну ловушку. Злой шутник сковал их одной цепью. Втроем они сидели в яме, а сверху на них лил дождь.
   - Это что? - Лахса, насквозь мокрый и покрытый грязной коркой, тряс цепями.
   - Я не знаю, - зашептала испуганная Санвау.
   - Помолчи, - в сердцах велел Химю.
   Санвау испуганно посмотрела на него, а потом вверх. Лахса покачал головой:
   - Малышку не обижай, она же боится, - спокойно попросил он.
   Химю покраснел, давно он уже не проявлял такую несдержанность и неуважение по отношению к женщине, а тем более их общей жене.
   - Санни малышка, прости, - Химю поднял руки и погладил ее по щеке.
   Девушка испуганно кивнула. Ей не на кого было надеяться, только на своих мужей. Химю повернулся к Лахсе:
   - Как нам выбраться из этой ямы?
   - Я тоже пока не представляю. Еще и эти цепи, - Лахса потряс руками. - Кто-нибудь что-нибудь помнит?
   Санвау покачала головой, Химю пожал плечами.
   - На глупую шутку это не похоже, - Лахса поднял руки вверх, вынудив и брата и жену поднять руки. - До края я не дотянусь.
   - Надо тебе встать на меня, или нет, пусть лучше Санвау. Тогда она сможет зацепиться ногами и вылезти.
   - А ты повиснешь посредине? Она твой вес долго не выдержит, - Лахса в принципе одобрял план, но беспокоился о Санвау.
   - Я справлюсь, - пообещала девушка.
   Выбрались они со второй попытки. У Санвау кандалы передавили руки, девушка почти их не чувствовала. И Лахса, и Химю сильно беспокоились за нее. Когда они донесли Санвау до повозки и смогли спилить цепи, пришло утро. Санвау отсыпалась до полудня. Лахса и Химю по очереди охраняли ее сон.
   На семейном совете мужчины решили, что даже если она пока не хочет с ними жить, то они все равно обязаны заботиться о ее безопасности, и будут это делать по очереди.
   Орк Страхолюд видел во сне хороший и добрый сон. Это не вязалось с его представлением о воине. Обычно воины видят во сне битвы и свои победы или поражения. Созерцать, а что еще хуже собирать во сне цветочки на лугу, это - один из самых страшных кошмаров, которые может увидеть в своих снах орк.
   Орк чувствовал, что на лагерь и на людей опустилась какая-то наговоренная муть, но поделать с собой ничего не мог. Ему очень хотелось спать. Все же пробуя пересилить надвигающийся сон, орк сел, потом почти встал, но свалился на пол. Так он и уснул. Если бы орк взял на себя труд подумать, то решил бы, что его хотят вывести из себя. Но Страхолюд был слишком высокого мнения о значении собственной фигуры на дорогах этого мира, так что он решил, что его пытаются вывести из игры. И это выводило флегматичного орка из себя, покруче любой возможной обиды или поражения в битве.
   Во сне орк полностью сознавал себя, как личность и как воина, но ничего не мог поделать с глупой тягой к собиранию цветочков. Ему приглянулись с голубой каемкой по краю лепестков. Их он и выискивал и составлял немыслимый букет из разных цветов и зеленых веток.
   Не смотря на ночь, цветы распустились и светились, будто бы стоял солнечный день. Орку было приятно находиться на огромном бескрайнем лугу с разными цветами. Еще ему иногда казалось, что кто-то наблюдает за ним и слегка посмеивается. Это тоже действовало на нервы. А он то почти забыл, что нервы у него есть.
   "Гербарий какой-то!", - с отвращением думал орк, с любовью глядя на получающийся букет.
   Когда он собрал свой букет, еще раз осмотрел его критическим взглядом, убедился в его совершенстве, орку до зарезу потребовалось отнести букет к себе в повозку.
   Он шел по лагерю, скрываясь от людей между повозками. Перебежками от одной повозки до другой. Уж очень ему было бы стыдно, если бы кто-то заметил его с этим букетом.
   С букетом его видела только Алила, которая уныло сидела на ступеньках собственной повозки, и с жалостью и слезами смотрела на мир. Девушка никак не отреагировала на тягу орка к флористике, но ему все равно стало неудобно.
   Проснулся орк на полу задолго до восхода солнца.
   - Ну и дрянь присниться, - орк с облегчением думал, что это всего лишь сон и поднял руку, чтобы вытереть выступивший от напряжения пот.
   Рука была чем-то замазана. Орк принюхался. Пахло цветами. Резко, одним прыжком орк поднялся на ноги. Оглядываться ему не хотелось, но пришлось.
   На столике лежал собранный им с такой любовью букет полевых цветов. В ужасе, закрыв голову руками, Страхолюд застонал. Такого позора он никогда не простит неизвестным мучителям.
   Теперь то он был полностью уверен, что право собственности на Темные земли он оплатил сполна.
  

Глава 25. Ликование по поводу и без

  
   "Простота хуже воровства".
   Надпись на моей футболке.
  
   Утро люди встретили так, как будто не ожидали, что оно все же придет. Труппа радовалась, что осталась в живых после всех этих ужасов. В каждом что-то неуловимо, но изменилось. День люди потратили на поиски пропавших, и похороны погибших. Прощания, как такового, не было, но все прошло достойно. Актеры еще не забыли ночные испытания, и большая часть держалась крайне напряженно. Шутили двое: Саньо, пребывающий в эйфорическом состоянии, и Маша, фактически восставшая из мертвых.
   Директор ходил мрачный до степени зимней метели, но старался пообщаться с каждым. Ему надо было знать, что с актерами все в порядке или хотя бы ближе к порядку, а не к хаосу.
   Инрих приказал собрать повозки и переехать дальше от этого жуткого места. Второй такой ночи он не желал получить на свою голову. Повозки собирали, заталкивали людей и перегоняли вперед.
   Повар Грим напевал нежную песню о любви и почесывал шишку на голове.
   Хэсс смотрел на свои ноги слегка зудящие, но не с кровавыми ранами, и хмурился.
   В самый разгар Хэссовских раздумий к нему подкатил на лошади директор и стал расспрашивать о прошедшей ночи. Алила поведала директору о том, что видела и запомнила. В частности в ее рассказе фигурировал Хэсс, уходящий в неизвестность. Директор требовал ответа о последних минутах жизни охранника. Хэсс вообще не помнил этого, в чем честно и признался. Инрих похмурился, но оставил расспросы.
   - Помоги повару хорошо? - попросил он попозже.
   - Конечно, - Хэсс и сам чувствовал настоятельную потребность заняться монотонным успокаивающим занятием.
   Повар Грим тоже не распространялся об ужасах прошедшей ночи, но готовил в неком лихорадочном состоянии. Следить за готовкой на огне, впервые он доверил Хэссу.
   - Что это могло быть, Хэсс? - повар стоял над Хэссом.
   Вор сразу понял, что тот говорит о ночи.
   - Не знаю, - пожал Хэсс плечами, высказывать свое мнение он не собирался.
   - Извести они нас хотят, Хэсс, - повар в отличие от Хэсса, не собирался скрывать своих мыслей.
   - Зачем, Грим? - Хэсс еще подсыпал в суп соли, тому не доставало соли для проявления вкуса.
   - Это рассольник, Хэсс, смотри не пересыпь, - повар жестко посмотрел на ложку, которой Хэсс нагреб соли. - Дай, сам попробую, - Грим снял пробу, и все же одобрил количество соли для супа. Отвечать на закономерный вопрос Хэсса, повар не стал, вместо этого он посмотрел на Одольфо. - Что-то не очень он выглядит.
   - Да, - Хэсс согласился, когда посмотрел на драматурга. - Может переутомился.
   - Все мы переутомились, Хэсс. Не расскажешь, куда ночью ходил?
   - Алила? - уточнил Хэсс источник информации.
   - Я слышал твой разговор с директором, Хэсс, - пояснил повар Грим.
   - А остальные, что говорят?
   - Недай поведал загадочную историю про похищение собственного тела, а Ямина вот рассказала, что ее хотели саму похитить, правда не знает зачем. Еще о своем ужасе рассказала Лия. Ты знаешь, что ей казалось, что у нее умер ребенок. Про Машу ты и сам знаешь, девочка восстала к новой жизни.
   - Да, повезло ей, - Хэсс порадовался за Машу.
   - Так расскажешь, что с тобой было? - еще раз переспросил повар.
   - Суп снимать с огня?
   Грим еще раз снял пробу и разрешил его снять:
   - Самое время, - Хэсс подумал, о чем говорить или не говорить. - Со мной у них не очень получилось. Меня пригласили в место, где золото отдают в обмен на жизнь.
   - А ты не пожелал так обмениваться? - повар желал еще вытянуть хоть немножко подробностей, но Хэсс не кололся.
   - А кто ж в своем уме пожелает? - вор закрепил котел с супом на подставке и принялся месить тесто.
   - Да, никто. А тебе страшно не было? - на всякий случай полюбопытствовал повар, вдруг Хэсс еще что скажет.
   - Было, конечно, но нет, чтобы очень. Я ведь многое и не понял. Только потом, когда...
   - Когда, что? - Грим весь светился любопытством.
   - Когда сообразил, что мог бы там умереть, - не очень изящно, но правдоподобно выкрутился Хэсс. Он не собирался объяснять, что об этом ему рассказал Вунь. Тему маленьких человечков, которых некоторые вроде видели этой ночью, он обходил стороной.
   - Ладно, вымешивай, - Грим занялся нарезкой зелени. - Хэсс, там подальше ягодные заросли. Может соберешь? Я булочки сладкие сделаю?
   - Хорошо, - вор согласился без дополнительных уговоров.
   Вручая ему корзинку, Грим спросил:
   - А ты не боишься один?
   Хэсс чуть было опять не болтанул, что он не один, но удержался и пожал плечами.
   - А чего боятся? Вроде все кончилось?
   - Не скажи, это еще колдун на двоих напакостил, - Грим действительно сомневался, что все кончилось.
   В ягодных зарослях Хэсс смог отвести душу и выслушать рассказ Вуня о царивших в лагере актеров беспорядках.
   - Так что было с Машей на самом деле? Ты видел?
   - Я нет, - Вунь собирал ягоды с самого низа и подбрасывал Хэсс в корзинку. - Но видел мой сын.
   - И что?
   - А то, что этот придурок Тори утащился. Про него ничего не знаю. Так вот его кокон действовал недолго. Надо же бросить больного, - повозмущался Вунь. - Ага, и лежит эта Маша медленно или, можно сказать, быстро помирает. В ее повозку засунулась голова и еще больше нарушила этот кокон, он раз и распался. Маша застонала, потом я так понимаю, что кодр заговорил с девушкой по внутреннему. Что-то они там поговорили, а потом, кодр стал ей свои силы перекачивать. В целом и вся история. Все, конечно, взбудоражены кодрами.
   - И не только кодрами, - Хэсс покосился на Вуня, тот скорчил невинную рожицу.
   - Хэсс, не сердись, - Вунь оббежал вокруг Хэсса, чем вызвал у того головокружение.
   - Хорошо, - отказать такому невозможному типу, как Вунь, не представлялось возможным.
   Корзинка заполнилась полностью, когда Вунь нашел еще одни ягодные заросли.
   - А ежевика лучше твоей малины, - агитировал Вунь продолжить собирательство.
   - А куда будем складывать?
   - Я принесу, - Вунь убежал за подходящим хранилищем. Хэсс в задумчивости присел на землю. Было приятно сидеть без дела и без страха, вдыхать теплый сладкий от ягод воздух и мечтать о приятном.
   В одной из повозок проходило тайное совещание. Разговаривали трое: Альтарен, Сесуалий и Тьямин.
   - Тьямин, ты это для нас сделал? - изумлялся Альтарен.
   Сесуалий молчал, он переваривал полученные объяснения.
   - И ты, что хочешь, чтобы мы потратили эти камни на книжную лавку и жилье в столице?
   - Хочу, - Тьямин не понимал, чего эти два мужика так поражены. - Это будет лучшим делом в моей жизни. Понимаете?
   - Но этого будет много, - Сесуалий более или менее освоился с предложением Тьямина.
   - Я хочу учится у мастера Льямы, я хочу всего-всего на свете. Я хочу, чтобы у вас была книжная лавка, чтобы заходили всякие личности и болтали. Я хочу... - Тьямин захлебывался от желания.
   - Понятно, - Альтарен посмотрел на камни еще раз, и накрыл их тряпкой. - Мы спрячем их до поры, когда вернемся в столицу. Один из них мы положим на хранение до твоей самостоятельной жизни, это когда семью соберешься заводить, а второй смогу продать. Есть у меня знакомый хороший. На эти деньги мы откроем лавку и все сделаем. Хорошо? А ты пойдешь в школу к маэстро Льяме.
   - Хорошо, - Тьямин обнял по очереди Сесуалия и Альтарена. - Спасибо, вам, что не оставили меня там.
   - Ну что ты? - Сесуалий прослезился.
   Чуть позже, когда Тьямин выбежал по делам по зову Илисты, Сесуалий посмотрел на Альтарена и задал всего один вопрос:
   - Ты понимаешь, что мы теперь отвечаем за мальчика?
   Альтарен утвердительно сомкнул глаза:
   - А он за нас.
   - Такова жизнь, - Сесуалий улыбнулся.
   - И нам повезло, что это наша жизнь, - Альтарен вернул улыбку.
   Многие заметили, что Одольфо плохо себя чувствует. У него со лба постоянно струился пот, но при этом он был бледен, словно белая лилия-кувшинка. Драматург отнекивался от вопросов о помощи. Недай озабоченно смотрел, как Одольфо залазит в свою повозку. Для себя Недай сделал пометку обязательно поговорить с Хэссом, чтобы тот присмотрел за Одольфо. Двух смертей им было достаточно за столь короткий период.
   Мухмур Аран думал. Думать и представлять это его основное творческое занятие, кроме, конечно, постоянного понукания актеров. Мухмур Аран представлял себе какая могла бы выйти постановка по мотивам их еще не законченного путешествия. За советом он решил обратиться к Одольфо.
   - Можно? - Мухмур Аран забрался в повозку драматурга, тот лежал с закрытыми глазами.
   - Можно, - надтреснутым голосом разрешил Одольфо.
   Все слова и предложения о новой совместной работе вылетели у него из головы, когда он разглядел, как плохо выглядит его друг.
   - Ты как? - Аран осторожно сел рядом.
   - Нормально, Ара, не дергайся. Ты то как пережил эту ночку? - Одольфо слабо улыбнулся.
   Аран чуть приободрился, значит его другу не так плохо.
   - Да попугали меня знатно, но обошлось, - Аран предложил ему воды.
   - Спасибо, - Одольфо пил холодную воду с удовольствием. Он откинулся на подушки. - Так что ты хотел обсудить?
   Аран посмотрел на драматурга и стал рассказывать о своих замыслах.
   - Постой, - прервал его Одольфо. - Я такую историю ночью слышал. Тебе бы хорошо подошла.
   - Да?
   Одольфо принялся рассказывать:
   - Слушай, жил был дух, который всегда мечтал стать актером. Но сначала это был не дух, а живой человек, но кто-то его убил. И вот тот воплотился в духа. И этот самый дух всегда мечтал играть на сцене. По совету нашего доброго Казимира, тот дух бросил свою обычную службу пугать добрых людей и отправился поступать на сцену. Представь, какую историю можно написать?
   - Да, хорошо, - оценил творческий замысел Мухмур Аран. - А причем здесь Казимир?
   - Так это он и посоветовал духу осуществить свою мечту, - Одольфо веселился от души.
   - Ты хочешь сказать, что это вчера было? И что дух действительно отправился в столицу искать себя на сцене? - Аран вытаращил глаза.
   - А что я тебе толкую вот уже десять минут? - драматург почти смеялся.
   - Я хочу найти этого духа. - Мгновенно решил Аран. - Он будет играть у меня в твоей постановке. Это будет нечто.
   - Точно, - Одольфо опять побледнел.
   Они еще поговорили, обсудили, но Аран засомневался, что Одольфо - его друг - в будущем напишет все то, о чем они говорили.
   Вопросы сокровенного обсуждали еще двое: Богарта и Саньо. Актер принес ей цветы.
   Женщина целый день изобретала предлоги, чтобы не оставаться с любовником наедине. Сейчас она была занята упаковкой распотрошенных кем-то сундуков с обувью. Не смотря на то, что директор сказал ей, что это не ее прямые обязанности, Богарта предложила помогать Секачу в разборе и упаковке декораций.
   Саньо же буквально светился изнутри, в порыве светлых чувств актер напевал. Он улыбался, и люди улыбались ему в ответ, пару раз за его спиной раздавался завистливый шепоток.
   - Я к тебе, моя красавица, - Саньо подошел незаметно. Он протягивал Богарте цветы.
   Охранница хмурилась, ей не хотелось с ним общаться.
   - Я занята, - сухо сообщила она актеру.
   - А я тебя несильно и отвлеку. Хочешь, я помогу со сборами. Что делать?
   - Не надо, - Богарта стала раскладывать декорацию. Саньо видел, что она делает это неправильно, но не вмешивался.
   - Тебе было плохо со мной этой ночью? - На какой-то миг Солнечный забеспокоился, что вчера не доставил Богарте удовольствия. Такие вещи всегда следует уточнять, чтобы не было проблем в будущем.
   - Нет, нормально, - Богарта покосилась на Секача.
   Рабочий сцены вынужден был проявить тактичность. Что-то невнятно пробурчав, он отошел в сторону. Богарта облегченно вздохнула.
   - Я не пойму, тебе не понравилось то, что ты увидела? - Саньо встревожился. О такой перспективе он не думал.
   - Ты о своем цветочном заклятии? Не волнуйся, оно не сработало, - убедительно солгала Богарта. Обсуждать то, что она увидела, охранница не собиралась. Она вообще отрицала факт своего видения.
   Актер взял ее за плечи и повернул к себе:
   - Я тебе не верю тебе, мое солнышко, - прямо заявил он.
   - Твои проблемы, - огрызнулась охранница.
   Саньо взял ее за плечи и развернул к себе.
   - Воительница, - проникновенно начал актер. Богарта покраснела, так он стал ее называть вчера ночью. - Что случилось?
   - Ничего не случилось, - она вырвалась из его рук. - Не мешай мне.
   - Богарта!
   - Ты мне можешь не мешать? Кто тебе дал право ко мне приставать?
   Саньо оценил обстановку и предпочел не спорить.
   - Мы можем поговорить вечером? - тихо спросил он.
   Богарта расслабилась, разговор отодвинулся.
   - Попозже, не сейчас, - она постаралась улыбнуться, но ничего хорошего из нервной улыбки не вышло. - Много работы.
   - Ты неправильно сложила декорации. Давай я, а тебя директор зовет, - Саньо ничего не понимал, но понадеялся, что это просто плохое настроение. Хотя нутром знал, что здесь что-то более сильное и глубокое.
   Богарта растерянно глянула на кучу, которую уже уложила.
   - Ты сложила их вверх ногами, - пояснил Саньо. - Давай я, - еще раз предложил он, - тебе Инрих машет.
   - Хорошо, - Богарта оставила декорации в покое и побежала к директору.
   Мухмур Аран после беседы с драматургом Одольфо расстроился и решил обсудить состояние драматурга с директором. Инрих закрылся в повозке с Араном. Их разговор не был предназначен для посторонних ушей.
   - Он болен и серьезно, а что хуже всего говорить ничего не хочет, - Аран сгорбился, сидя за столиком.
   Инрих же наоборот выпрямился, но на плечи ему давил груз прошедших испытаний и страхов за своих актеров.
   - А Хэсс?
   - А что Хэсс? Он с Одольфо не встречался. Ты, что полагаешь, что твой Хэсс волшебник? Да и ты, что веришь, что наш Одольфо скажет мальчику Хэссу больше, чем нам?
   - Нет, конечно, - Инрих отвернулся от Арана и уставился в окошко. - Что делать будем?
   - Хмм, это я тебя хотел спросить, что делать? - глухо сообщил Аран.
   - Надо с ним поговорить, но уже нам вдвоем, - решился директор. - Пойдем.
   - С Хэссом? - не понял Аран.
   - С Одольфо, - поправил директор.
   Илиста критически обозревала себя в зеркальце, которое взяла у Анны. Красивая длинная шея, безукоризненная линия подбородка, глубокие карие глаза, выразительные губу. Что еще надо для актрисы? Она обольстительно улыбнулась своему отражению, потом нахмурилась, затем изобразила крайнюю растерянность, чуть позже примешала к растерянности изумления. После этого выражение лица и поза тела выдали страсть, безумную и огромную. Страсть сменилась старостью, трясущейся и болезненной. Старость уступила место материнской заботе и гордости за ребенка.
   Смену настроений и выражений Илисты наблюдал директор, который только вернулся после безрезультатного разговора с драматургом Одольфо.
   - Что это тебя обуяло пообщаться с отражением? - Инрих намеревался получить от актрисы разъяснения по поводу некоторых событий ночи.
   Она повернулась, на лице отразилось сочувствие:
   - К Одольфо ходил?
   - Ходил, - директор позволил себе расслабится. Сесть, подогнув одну ногу под себя.
   - И что выходил?
   - Ничего он не сказал, но читать по нему можно, как по твоим обличиям.
   - И что ты там прочитал? - Илиста также свободно уселась рядом.
   - Умирает он, - отчеканил Инрих. Выговорить это оказалось не так уж и трудно, как думал директор.
   - Я знаю, - Илиста пододвинулась к нему поближе. - Не печалься. Время его пришло.
   - Оно бы не пришло, если бы не все это, - директор злился на всё на свете.
   - Оно бы пришло по-другому, не сердись, - актриса излучала настолько мощную волну сочувствия, что Инриху показалось, что часть его боли ушла к ней, и стало полегче жить.
   - Я не об этом хотел бы от тебя услышать, - Инрих вернулся к своим заботам. - Что здесь болтают про зверей и прочие радости?
   Позже, выслушав весь рассказ, директор лишь глубоко вздохнул, покачал головой, и решил, что кодры не его проблемы. Спустя два часа это утверждение опровергла встреча Инриха с Великим Мастером. Но в эти два часа произошло еще несколько встреч и разговоров.
   Вунь сбегал к матушке Валай, чтобы получить ценные указания. Она срочно вызвала маленького человечка к себе. Они тоже говорили за закрытыми дверями. Вунь поклялся никому не рассказывать о том, что она сообщила.
   - Так ты должен уговорить Хэсса, ты это понял? - Матушка Валай буквально гипнотизировала Вуня.
   - Понял, конечно, - послушно повторил он. - Во-первых, мы собираемся и надо, чтобы Хэсс решил вопросы нашей перевозки. Во-вторых, надо Хэссу повысить статус в будущем мире и не потерять наше шерстяное дело по выческе кодров. Так надо помнить об отшельниках. Правильно?
   Матушка Валай одобрительно почмокала губами:
   - Но это не все, еще давай повторяй, - велела она.
   Вунь послушно повторил, что надо делать, когда они переедут в столицу. Матушка Валай испытывала странные противоречивые чувства, но главным было предвкушение. Столько забавного ждало их и их личного духа впереди, что она собралась прожить еще несколько десятков лет, чтобы ничего не пропустить.
   Вунь тоже еле сдерживался от переполнявших его знаний, но тайны не выдал никому. Он предпочел эмоции истратить в быстром беге. К счастью, его невнимательность не привела к губительным последствиям, лишь повар уронил котелок, но тот уже был пуст. Да хитрая синяя птица проворонила мышь, увлекшись наблюдением за бегущим галопом Вунем.
   Еще двое тоже видели мельтешащего Вуня: отец Логорифмус и отец Григорий. Им двоим пришлось ночью тяжко. Сейчас они обсуждали, что случилось, и как к этому относиться, да и еще, что сообщать в свои ордена. Закрыв двери, и, на всякий случай, подперев их палкой, Логорифмус разделся.
   - Смотри, что они на мне нарисовали, - дрожащим голосом предложил он.
   Отец Григорий наклонился поближе и стал водить пальцем по спине. Узоры, нанесенные на спину его товарищу, впечатляли. У самых лопаток были нарисованы дракон и два кота. Чуть пониже что-то похожее на буквы, но неизвестные им обоим. В районе поясницы было еще два десятка маленьких рисунков, которые сейчас и рассматривал отец Григорий.
   - Ух, ты! - восхищался он мастерству нарисовавшей руки. - А ты не мылся?
   - Они не стираются, не бойся, - Логорифмусу надоело стоять неподвижно, но Григорий не разрешил ему садиться.
   - Я не все досмотрел, - гаркнул он.
   - Так ты не смотри, - вспылил Логорифмус. Стоять с голым торсом было прохладно. Да еще сильно мучило любопытство. - Ты рисуй, а пока говори.
   - Так мне рисовать или говорить? - запутался отец Григорий.
   - Сначала расскажи, что там изображено в подробностях, а потом давай рисуй, - Логорифмус подпитался спокойствием и терпением по известной ему дыхательной методике.
   За спиной он только и слышал охи и ахи. Григорий рассматривал каждую картинку, но ничего толком не рассказывал.
   - Я, между прочим, на тебя рассчитывал, - упрекнул его отец Логорифмус.
   - Я тебе все расскажу, нарисую, дай досмотреть! - взмолился отец Григорий.
   Еще с полчаса он рассматривал картинки, потом удовлетворенно выдохнул, распрямился и уселся.
   Отец Логорифмус оделся и расположился напротив Григория.
   - Теперь то я могу услышать связную речь? - вопросил он с особой надеждой.
   Григорий сиял, словно начищенные сапоги.
   - Слушай, что там за закорючки я не понял, но где-то и когда-то подобное я уже видел, - Григорий экспрессивно махал руками. - Наверху у тебя дракон и два кота. Морды у них наглые такие.
   - У кого? - уточнил Логорифмус.
   - У котов, - Григорий подумал и добавил, - да и дракона тоже.
   - Дальше что? - продолжил расспросы Логорифмус.
   - Внизу у тебя картинки. И знаешь, что мне кажется? - торжественно вопросил Григорий.
   - Что?
   - Мне кажется, что это вся история этих кодров, с которыми мы ночью познакомились.
   - Что там такое в деталях, - Логорифмус стал терять свое пресловутое терпение.
   - Значит так, - Григорий со вкусом стал описывать то, что увидел, иногда сверяясь с первоисточником на спине отца Логорифмуса.
   Они потратили больше часа на обсуждение подробностей и предположений о смысле каждой картинки. Григорий обещал начать работу по зарисовке каждой картинки в укрупненном варианте.
   - Так ты никому не хочешь сообщать? - вернулся к практическим делам отец Григорий.
   - Пока никому. Не очень то меня тянет быть мишенью.
   - Почему мишенью? - дернул головой Григорий.
   - А как я, по-твоему, могу себя чувствовать, если каждый будет меня разглядывать и изучать.
   - И что ты совсем не покажешь это все? - махнул Григорий руками.
   - Покажу, за этим мне и нужны твои рисунки. Мы сообщим, что скопировали их со старого фолианта. Как думаешь, я сойду за старый фолиант? - пошутил Логорифмус.
   - За искусственно состаренный, - отшутился Григорий.
   - А что было с тобой, когда тебя увели? - Логорифмус счел возможным приступить к расспросам о прошедшей ночи. - Со мной то все понятно, а на тебе рисунков, я так понимаю, не делали?
   - Рисунков не делали, - завистливо вздохнул Григорий. - Но ты почтил меня таким доверием, что я тоже хочу рассказать все, что со мной случилось.
   К ним вломился охранник, который по приказанию директора периодически проверял душевное состояние и физическое наличие всех членов труппы. Продолжить обсуждения событий прошедшей ночи ученые-богословы смогли после общего обеда. Они опять закрылись в повозке, отец Григорий стал рассказывать:
   - Когда с тобой стал общаться тот странный тип, то ко мне подошел другой, похожий на него. Он сказал, что его зовут Линч, представляешь?
   - Нехорошее имя, - задумчиво прокомментировал Логорифмус. - Такое же было у одного из отступников.
   - Что с них взять, нелюди же они, - Григорий был недоволен, что прервали. - Вот, и этот Линч потащил меня в темное-темное место, но я там видел. И видел все в розовом свете. Все очертания предметов будто бы светились. Это так удивительно, что на какой-то миг я забыл, где нахожусь. Я находился в небольшой удивительной зале, но там было так много книг, что казалось, что они уходят в бесконечность. Что непередаваемо, так это то, что книги там стоят и не в шкафах вовсе, а как бы сами по себе. Представляешь? Я стою, а этот тип мне говорит что-то. Я каюсь, пропустил начало его речи. Но потом вслушался. Линч говорил о мудрости тысяч лет. Но говорил он обо все этом так странно.
   - А что было странно? - Логорифмус живо представил себе книги, уходящие в бесконечность.
   - А то, что он мне предложил там остаться навсегда и узнать все, что я захочу, - признался Григорий. - И стоит бодяжник с такими честными глазами, смотрит и кривит рожу. Все ждет, когда я соглашусь там остаться. Кости бы прибрал.
   - Какие кости? - Логорифус не понял, почему так взвился рассказчик.
   - Человеческие. Лежат себе в уголочке, сжимая какую-то черную книжку. Страшно, жуть полная, - Григорий показал, как кости прижимали к ребрам книгу.
   - И что было дальше? - Логорифмус оценил, что Григорий увидел не меньше, чем он сам.
   - Я осторожно подошел к этим костям, взял книгу и поставил в пустое пространство между двумя книгами. И скелет тот рассыпался, представляешь?
   - Что ж ему не рассыпаться? - Логорифмус представил себе и это. - Они обычно всегда рассыпаются, если, конечно, кто добрый не наколдует чего.
   - Вот, тогда я оборачиваюсь к этому типу и говорю, что предложение, конечно, заманчивое, но сидеть всю жизнь здесь мне совсем не хочется.
   - А он?
   - Он на меня глянул, ну, так только нелюди могут смотреть, и говорит, что здесь я узнаю все истины мира и не одного этого мира. Представляешь?
   - Нет, - честно признался Логорифмус. - И не одного этого, - повторил он.
   - Вот, а я ему говорю, что мне, наверное, будет достаточно тех истин, которые я знаю, пусть их и мало, - сообщил Григорий со значением.
   - А он? - быстро спросил Логорифмус.
   - А он мне ничего больше не сказал, но вцепился в мою руку и вывел из этой залы.
   - И все?
   - Какое все? Это начало было, - возмутился Григорий. - Потащил он меня в другую залу. Но там уже не книги, а двери. И давай мне почти тоже самое излагать, только здесь он говорит, уже не истины, а двери в разные миры. И представляешь, он сказал, что я смогу стать их хозяином.
   - Да?
   - Клянусь орденом, - подтвердил достоверность своих слов отец Григорий.
   - И ты не согласился? - Логорифмус был уверен даже в последующей формулировке отказа, он не ошибся.
   Григорий сказал:
   - Мне с этим миром столько хлопот, а здесь еще другие.
   Мужчины расхохотались.
   - А потом? - взял в себя руки Логорифмус.
   - Потом он повел меня и предлагал еще много чего. Но мне запомнилось, что Линч занервничал, когда заметил пропажу какой-то маленькой вещи. Мне так кажется, что там не хватало чего-то. Но был еще один момент, Линч не поверил самому себе, что в какой-то земляной дыре, похожей на колодец, но странной конструкции, стало меньше крови. Вот, про это ничего не скажу больше, но думается мне, что это большая тайна. Этого Линча, мне так показалось, кто-то надул, ну, знаешь, будто кто-то недавно получил часть того, что он предлагал мне. И при этом этот кто-то ушел живым. Линч с умным видом предрек нашему миру капитальные перемены.
   - Я хочу в деталях знать про эту земляную дыру и про пропажу. Расскажи мне все, что ты видел. Каждую деталь, пожалуйста, напрягись, - попросил Логорифмус. У него возникли свои предположения про колодец. Эти предположения увязывались с их попутчиком, пропавшим или погибшим учителем Линаем. Логорифмус сделал себе заметку на будущее подобраться к Эльниню и Хэссу с расспросами, но так, чтобы ни один из них не понял, к чему ведет ученый. А пока надо наблюдать и еще раз наблюдать за ними.
   Григорий почувствовал, что его товарищ может что-то знать или угадать. Он закрыл глаза и принялся сосредоточено пересказывать все, что запомнил: детали, запахи, оттенки, интонации, взгляды.
   Явление Великого Мастера народу, в лице директора труппы Инриха, произошло внезапно, по крайне мере для самого Инриха.
   Великий приманил директора к месту встречи. При небольшом напряжении Великий смог бы взять под контроль разум Инриха, но не стал этого делать. Великий уже чувствовал себя не хозяином, а гостем в Темных землях. Великий просто постучал в мысли Инриха, представился, и сообщил, что ждет его на площадке. Мысленная проекция местности помогла директору сориентироваться на местности, и добраться до места встречи.
   Директор уехал никому ничего не сказав о своих намерениях. Ему и самому не все было ясно. Он приказал Богарте стеречь актеров, заявив, что пусть хоть свяжет их, лишь бы ничего плохого не случилось этой ночью. Женщина кивнула и обещала, что уж сегодня с людьми все будет в порядке.
   Актеры и сами боялись наступления темноты. У Вики сдали нервы, и она устроила истерику, которую успешно удалось подавить Илисте. Женщины собрались вместе и разговаривали. Мужчины за ними присматривали. Спать почти все, за исключением Казимира, не собирались.
   Инрих доехал до места встречи меньше, чем за три часа. Сумерки скрасили путь веселыми и немного страшными тенями. Директор ехал спокойно, ему казалось, что все плохое кончилось.
   - Все плохое действительно кончилось, - услышал Инрих в своей голове. - Но это не значит, что не будет тяжело, - добавил голос.
   - Я вроде как еще не доехал? - директор сказал это вслух.
   - Я слышу тебя, пока веду, - сообщил Великий.
   - Тогда бы мы могли и так поговорить. Зачем мне ехать? - подумал мужчина.
   - Я хочу тебе показать, - мотивировал свое приглашение Мастер. - Здесь поверни направо и посмотри вверх.
   Инрих задрал голову. В последних лучах уходящего солнца шагах в ста от него на возвышении - ровной широкой площадке - стояла фигура. Издалека ее можно было принять за человеческую. Инрих потратил еще десять минут, чтобы добраться до площадки. С нее открывается панорама окрестностей. Петляющая дорога, темные деревья и кусты, скалы и вдалеке река.
   - Приветствую тебя, - Великий Мастер чуть поклонился.
   - Приветствую тебя, - откликнулся Инрих.
   - Я долго ждал тебя, - Мастер еще раз поклонился. Говорил он несколько обезличенным голосом, но директору все равно чудилось волнение.
   Инрих подумал, будет ли разумным спросить, зачем его ждали, или лучше подождать объяснений. Не спросил.
   - Все вы в равной степени выдержали проверку, но не это главное, и поэтому мы отдаем вам на воспитание кодров.
   - Кто такие кодры? - хоть директор и знал, но решил все же спросить. Последующие объяснения он выслушал и отметил, что кодры сами о себе говорят по-другому. Инрих продолжил задавать вопросы. - То, что происходило ночью с актерами это ваша проверка?
   - Да, - коротко сообщил Мастер.
   - А почему вы сказали, что не это главное?
   - Мы долго не могли выбрать, кому оставить наших любимцев. Они сами сделали свой выбор. Пойдем, посмотришь на них, - позвал Мастер. По пути они рассказал о последних трех сотнях лет поиска.
   Директор пошел вслед за Великим, и еще долго они ходили между спящими кодрами. Потом последовала лекция Великого о жизни и уходе за кодрами, их кормлении, вычесывании, физических и умственных возможностях и потребностях. Директор старательно запоминал. Больше вопросы он задавать не стал, не было подходящих в голове, а тот который был задавать не следовало. Инриха подмывало сказать, что разве они сами не понимали того, что, заманивая в Темные земли искателей приключений, глупо было среди них искать любящих родителей для своих кодров. Искать надо было совсем не так, но свои мысли директор оставил при себе.

Глава 26. Внутри и снаружи

  
   Парадокс: интересный человек внутри больше, чем снаружи.
  
   С ними пока еще не поговорили, ничего не объяснили, но сейчас им просто нравилось жить без кошмаров. Недолгий путь в пол дня, и они расположились лагерем возле входа в Главную залу Великих Мастеров.
   Казалось бы людям надо впасть в экстаз или наоборот в гнев, но на то они и актеры, что б перемены воспринимать спокойно. Кто-то заглядывал в Главную залу, кто-то ходил смотреть на спящих и проснувшихся кодров, кто-то думал, о том, что будет дальше, а кто-то не думал. Но почти все приняли новости, которые привез и осторожно изложил директор о кодрах, как данность. Отказаться никому не пришло в голову.
   Но были в лагере и другие события, которые влияли на общую атмосферу. Сейчас люди грустили из-за болезни драматурга Одольфо.
   В ту самую ночь Одольфо слишком испугался, что он не будет больше писать. Конечно, он сказал себе, что плевал на это все, но сердце выдержало большую нагрузку. Последствия были неминуемы.
   В ту самую ночь Одольфо подвергся достаточно жестокому испытанию для писателя. К нему пришли герои его постановок. Бред общения с ними отбил у драматурга желание писать, и тогда же очень сильно заболело сердце. Одольфо чувствовал, как оно буквально рвется изнутри, но молчал. Лекарства не помогали, вот тогда он и понял, что его конец близок.
   Когда людям приходит время уходить, то это бывает всегда по-разному. Но счастливы те люди, которым дано уйти мгновенно, то есть переход между жизнью и новой жизнью незаметен и неожиданен для них. Но счастливы и те люди, которым дано закончить свои дела в тот короткий промежуток ожидания при переходе в новую жизнь.
   Одольфо чувствовал, что у него есть день или два, чтобы все закончить.
   Почти забыв про боль, которая удовлетворилась тем, что донесла до своей жертвы мысль о скорой смерти, Одольфо думал, решал, прикидывал и надеялся.
   Вставать ему было тяжело, но он заставил себя выбраться из повозки и усесться на траве, прислонившись к колесу своего последнего дома на колесах.
   За ним ненавязчиво, но присматривали, в труппе беспокоились о его состоянии. Сразу же рядом появился повар Грим.
   - Я вот сладкие булочки сделал с ягодой и чай тебе травяной заварил. Ты же ничего не ел и вчера. Покушаешь? Или у тебя в повозке своя пекарня?
   - Покушаю, - Одольфо с нескрываемым удовольствием уплел все, что принес повар Грим. - Вкусно. Хотел бы я так научиться готовить.
   - У тебя другой талант, - Грим отметил, что Одольфо стало получше, вернулись краски на лицо, но общий фон был болезненным.
   - В этой жизни, а кто знает про следующую, - задумчиво заметил драматург.
   Повар Грим вздрогнул.
   - Да, никто не знает про будущую, но я бы хотел попробовать себя и на другом поприще. Я иногда думаю, что в следующем перерождении хотел бы стать ювелирным мастером. У них такие волшебные вещи получаются, что я всю жизнь восхищаюсь их работой, - разоткровенничался повар.
   - А я вот, - Одольфо задрал голову вверх и стал смотреть на кодра, парящего в воздухе, - я вот в следующем перерождении не хотел бы далеко уходить от театра, но писать бы больше не хотел. Я мечтаю стать актером, чтобы люди смотрели на меня и плакали и смеялись, чтобы души их открывались светлым чувствам. Я всегда переживал, что не играю на сцене то, что пишу. Я пишу, а актеры это видят по-другому, да и постановщики тоже вносят свои оттенки в восприятие. Автора, я думаю любого автора, это тревожит.
   - Это всегда так, - Грим тоже запрокинул голову, но солнце слишком ярко сияло, он опустил голову и стал смотреть на взлетную площадку. По ней бегали актеры, которые что-то репетировали. Так показалось повару Гриму.
   - Как?
   - Да, так, что любой читатель читает не все то, что ты написал, а что-то свое, - Грима заинтересовало, что такое опять происходит между Джу и Лаврентио. Отсюда было не слышно, но они экспрессивно махали руками.
   - Возможно, знаешь, я никогда не был читателем. Я всегда был автором. Хотя нет, я был читателем до того, как стал автором.
   - Хмм, - Грим повернулся к нему. Одольфо так и смотрел вверх на парящего в потоках воздуха кодра. - А в чем была твоя точка перехода?
   - Моя? - Одольфо понял, что и это надо рассказать, ему станет легче. - Я читать начал довольно таки рано. Читал вообще все, от научных книг до эротических, правда, стихи мне особо не нравились. В один такой прекрасный или не прекрасный момент мне стало скучно. Говорят же, что человек садится писать тогда, когда не может найти той книги, которую хочет прочитать. Со мной так и было. Я устал от всех этих обычных фабул и героев. Я даже могу сказать, что они достали меня по большей части своей однотипностью. Где-то так: я его любила, он меня любила, но в конце все померли.
   - И что из этого получилось? - Грим попытался примерить эту логику на приготовление блюд. С одной стороны, она подходила, а с другой - полный бред.
   - Я пишу тоже самое, - признался Одольфо. На этом месте оба мужчины захохотали. - Вот такая она жизнь, - отсмеявшись, смог добавить он.
   - Точно, - согласился Грим. - Но молодым об этом знать не надо.
   - Не надо, может быть у них получится что-то совсем иное, - принял его точку зрения драматург. - Грим, я хочу попросить тебя, позови сюда Инриха и Арана, пожалуйста. Я хочу с ними поговорить.
   - Конечно, - Грим поднялся. После этого разговора он знал, что Одольфо умирает. Сейчас он простился с ним - поваром Гримом.
   Весть разнеслась по лагерю мгновенно. Когда Инрих шел к Одольфо, все уже знали. Актеры сожалели, что пришел момент расставания, но пока слез не было.
   Инрих уселся на место, на котором сидел повар Грим.
   - Как ты? - нейтрально спросил он драматурга.
   - Хорошо, когда уходишь, то это не имеет особого значения, - Одольфо смог улыбнуться через боль. Сердце опять заняло, хозяйка боль напоминала, что человек еще жив.
   - Ты хотел что-то оставить? - директор старался говорить спокойно, но к горлу подступил холодный ком.
   - Это не тебе. С тобой я хочу поговорить, вернее, я буду говорить, и просить тебя о помощи. У меня есть одна незаконченная вещь, и я собираюсь отдать ее Хэссу, чтобы он закончил. Но это мои с ним заморочки. Тебя же я хотел попросить о другой вещи. Инрих, пожалуйста, присмотри за ним.
   - За кем?
   - За Хэссом, - Одольфо стал говорить тише, в горле пересохло от боли.
   - Ты изрядно меня удивил, друг, - отозвался Инрих. - Ты, что выбираешь последний разговор с Хэссом? Уж, этого я от тебя не ожидал. Ты и незнаком почти с мальчиком, - поделился директор своими сомнениями.
   - Это он со мной почти незнаком, а я его знаю. Он очень похож на одного моего старого знакомого. И я думаю, что Хэсс меня точно не подведет.
   - Старого знакомого? - переспросил Инрих.
   - Очень старого, - подтвердил Одольфо, но рассказывать не стал. - Я тебя прошу присмотреть за мальчиком. Если, что случится, помочь ему ненавязчиво. Понимаешь?
   - Почему меня?
   - Ты единственный здравомыслящий из всей этой толпы, - Одольфо раскрыл причину своего решения.
   Солнечные зайчики запрыгали вокруг говорящих, мимо проходил Казимир с большим зеркалом под мышкой. На миг один такой зайчик почти ослепил Одольфо.
   - Я бы и сам за ним присмотрел, - продолжил Одольфо. - Думаю, что это тебе надо знать. Я кое-что умею видеть в людях. Так вот, на этом мальчике столько оберегов, причем от разных людей, да и от нелюдей тоже есть, что я до стольких считать не умею.
   Инрих покачал головой, нечто подобное он и предполагал.
   - Значит, этот мальчик сможет сделать все, что ты его попросишь?
   - Да, он закончит рукопись, издаст, в целом не даст ей погибнуть. Но дело не только в этом, просто присмотри за ним, пожалуйста.
   - Хорошо, - взвесив "за" и "против", согласился Инрих.
   - Спасибо, - Одольфо помолчал, вдыхая и выдыхая, чтобы сладить с болью. - Еще я хотел бы попросить в нужный момент сказать Илисте, что я получал массу удовольствия от наших скандалов. Хорошо?
   - Она и сама знает, - отмахнулся директор.
   - Она то знает, но иногда приходит печаль, и такие вещи надо услышать от посторонних. Хорошо?
   - Конечно, - пообещал Инрих. - Что-нибудь еще?
   - Да, найди мне хорошее место, чтобы уйти по-хорошему, пожалуйста, - попросил Одольфо. - Да и еще скажи Илисте, что мне не нравилось, как она трактовала Мальджорну в "Черничном пироге", но я в восторге от ее Паулиты в "Черной ненависти". Хорошо?
   - Да без проблем, как только будет случай, так и скажу, - ухмыльнулся Инрих. - Ты о чем-нибудь жалеешь? - директор знал, что сейчас надо спросить об этом.
   - Да, о том, как много еще не сделал.
   - Ну, об этом почти все жалеют. Это свойство нашей натуры. Я спрашиваю о том, что уже прошло.
   - Абсолютно ни о чем, - признался Одольфо, - поэтому я и уйду легко. Хотя, порой мне кажется, что Илиста права в трактовке Мальджорну из "Черничного пирога". Подкрадываются мысли, что она ее более тонко чувствует, не то что я. А ты как думаешь?
   - Это спорный вопрос, - увильнул от прямого ответа директор. - Но я ей обязательно скажу о твоих сомнениях, - слегка поддел его Инрих.
   - Нет, об этом не говори. Сильно зазнается, - отбил подачу драматург.
   - Илиста? Это невозможно, - притворно оскорбился директор за свою лучшую актрису.
   - Точно, - серьезно согласился Одольфо. - Она уже до предела зазналась.
   - С чего ты взял? - сурово нахмурился Инрих.
   - Кто еще может гонять лучшего драматурга всех времен и народов под повозками? - не выдержал серьезного тона, и улыбнулся Одольфо.
   - Если ты так ставишь вопрос, - пришлось согласиться директору, он тоже улыбался.
   Инриху было ясно, что это последний такой разговор с его другом. У директора будут еще такие разговоры с другими его друзьями, но не с Одольфо. От этого повеяло печалью.
   В ту ночь был еще один человек, который наплевал на не осуществившиеся возможности. Это была Маша, получившая вторую жизнь в подарок. Гипс с нее еще не сняли, но девушка уже передвигалась, правда с чужой помощью, но умирать она точно не собиралась. Об Одольфо ей рассказал Тори. Тогда Маша попросила помочь ей добраться до драматурга. Актрисе хотелось поговорить с ним.
   - Простите, Одольфо, - обратилась Маша.
   Драматург лежал в своей повозки, рядом с ним сидел с озабоченным лицом Альтарен.
   - Иди, - попросил Одольфо Альтарена. - Маша посидит со мной.
   Тори тоже ушел.
   Минут пять они молчали. Маша очень жалела драматурга, тот же боролся с очередным приступом рвущейся боли.
   - Достала она меня, - смог сообщить драматург. Маша поняла, что он говорит о боли. - Так о чем ты хотела поговорить девочка?
   - О смерти, - призналась Маша.
   - Тебе еще рано говорить о смерти, девочка, - слабо прохрипел Одольфо. Потом собрался и продолжил более нормальным голосом. - Твоя еще не пришла.
   - Понимаете, меня мучает, что это моя смерть ушла к вам, - кусая губы, призналась Маша.
   Как бы не было плохо драматургу, и резкие движения ухудшали положение, но он расхохотался.
   - Девочка, смерть у каждого своя. Это настолько точно, что я даже не знаю с чем сравнить. К тебе она приходила попугать, скажем так, и если бы не счастливый случай, то она и забрала бы тебя с собой. А со мной она шутить не будет, и отсрочки у меня нет. Так что из-за этого брось кукситься, это моя и только моя смертушка.
   - Правда? - Маше с одной стороны хотелось верить, а с другой было страшно.
   - Правда, - Одольфо успокоился, смех пока отдавался в спине и затылке. - Ты больше не дергайся, хорошо?
   - Хорошо, - смогла улыбнуться Маша. - А для вас ничего нельзя сделать?
   - Ты имеешь в виду, как для тебя?
   - Да, кодры... Они...
   - Маша, послушай, я давно болен, и знал, что когда-нибудь такой момента наступит. Твои кодры, я видел их, они красивые. В постановках они шикарно будут смотреться, если кто-нибудь напишет действие с их участием. Так вот, они могут полностью меня излечить?
   - Не знаю, но я спрошу, - забеспокоилась Маша. Ей казалось преступлением сидеть и разговаривать, если надо бежать и быстрее спросить.
   - Не надо спрашивать, директор уже спросил, - погасил ее порыв Одольфо.
   - Инрих?
   - Инрих. Вроде он у нас директором, если, конечно, я не путаю.
   - И что они сказали? - Маша понимала, что ничего хорошего они не сказали, раз Одольфо лежит здесь, но надеялась услышать о чуде.
   - Тебе повезло, в отличие от меня, Маша, - Одольфо попросил воды, а потом смог продолжить. - О чем я? Да, в ту ночь, ты уже была на грани, и тогда можно было почти все. Как объяснили директору, мы были в неком поле, которое позволяет нарушать кое-какие законы природы и бытия. Понимаешь? Да, ладно. А сейчас, чтобы меня вылечить, надо смерти отдать кого-то другого. Если бы у меня был кодр, то, скорее всего, он, во-первых, не допустил бы такого моего состояния, а, во-вторых, сам бы ушел, отдав мне всю свою жизненную силу. И то не факт, что я бы смог выжить. Понимаешь?
   Маша кивнула. Части сказанного она не понимала, но и не стремилась это обсуждать.
   - Простите, Одольфо, - Маше было важно извиниться за такое положение перед ним.
   - Не печалься, девочка, - драматурга же это все нисколько не расстраивало. - Ты что-то еще хочешь спросить?
   Маша кивнула.
   - Да, я понимаю, что вам не до меня, но я думаю, что вы долго жили и можете подсказать мне, что делать дальше.
   - Ты о чем?
   - Явно я не смогу больше играть. На лице останутся шрамы, да еще нога и рука, да и, наверное, я больше сама не захочу.
   - Это эффект второй жизни. Понимаешь?
   - Одольфо, - Маша постаралась еще раз объяснить свои затруднения. - Я не знаю, что мне делать дальше. В этом моя главная проблема.
   - Ты какая быстрая, - восхитился драматург. - Вчера только встала, а уже думаешь о завтра.
   - Конечно, обо мне просто некому больше думать, - призналась Маша.
   - Есть, девочка, или будет, - драматург на секунду пожалел, что не встретил такую Машу в свое время.
   - Но до этого надо дожить, правильно, Одольфо? - Маша почувствовала его печаль. Для девушки он стал кем-то вроде доброго дяди или деда.
   - Ты спрашиваешь меня потому, что я много в жизни видел актеров?
   - Да.
   - Были разные истории, - потянулся Одольфо. За разговором боль опять отступила. Наслаждением двигаться без боли Одольфо пользовался осторожно, не то она быстро прибежит назад. - Был я знаком с одной актрисой. Молодая, красивая, яркая, как солнце. Успеха она добилась немыслимого, но для нее все оборвалось в один день, - пустился в воспоминания Одольфо.
   - А что случилось?
   - Покалечилась она страшно. Одна половина лица красивая, а другая обожжена.
   - Ужас какой? - Маша закрыла рот ладошкой.
   - Ужас да, ужас, - Одольфо еще раз вспомнил лицо женщины.
   - И что она сделала?
   - Она стала жить по-новому. Сначала она попробовала остаться в театре. Но от этого было только хуже. Многие ее жалели, а жалость для сильных личностей почти всегда неприемлема. Ты и сама знаешь.
   - Так она не осталась в театре?
   - Нет, тоже плакала, но решила оставить театр.
   - И как она жила дальше?
   - Спилась и умерла. Очень быстро умерла, - досказал историю драматург. Маша притихла. История ей явно не понравилась. - Но была в моей жизни и другая история. Тоже актриса, красивая, на самом взлете она покалечилась, выполняя сложный трюк. Плохо сросся перелом, - продолжил рассказывать истории Одольфо.
   - А она тоже умерла? - Маша поняла, что в театре все плохо заканчивают, если калечатся.
   - Нет, почему же сразу и умерла. Жива еще Ганьида.
   - Ганьида? - Не поверила Маша словам драматурга. - Но Ганьида же ...
   - Вот именно, и сможешь стать, как Ганьида богатой и знаменитой, или как Лоурес спиться и умереть. В этой жизни твой выбор определяет, кем ты станешь завтра. Не можешь быть актрисой, стань кем-то другим.
   - Это я уже и сама поняла, - Маша поджала губы.
   - Не кривись, - попросил Одольфо. - Тебе не идет. Раз просишь совета, я тебе его дам, - здесь драматурга осенила прямо таки гениальная идея. - Ты пока не мечись, не суетись, все само придет. В голову твою точно придет, чем тебе заняться в будущем. А сейчас я бы тебе посоветовал держаться рядом с кем-то из труппы, но не с актером.
   - С кем? - простодушная Маша открыла рот.
   - С тем, кто тебе помог, отцом вторым стал. С Хэссом, девочка. Кабы не он, ты бы не дотянула до своей второй жизни.
   - Правда?
   - Клянусь своими лучшими произведениями, - лукаво глядя на девушку, подтвердил свои слова Одольфо. - Слушай его, поговори с ним, может, луч в твой жизни и блеснет. И еще дам тебе один совет, не бойся перемен в своей жизни.
   - А к чему вы об этом заговорили? - Маша помахала в окно Тори, чтобы тот ее забрал.
   - К тому, девочка, что ты больше всего на свете боишься перемен, и так сказать им пришлось к тебе прийти в достаточно жесткой форме. Я почти уверен, что когда с людьми случается, то что случилось с тобой, то это расплата за невнимательность к знакам жизни, которые так упорно стучались в твою дверь, - нравоучительно закончил Одольфо.
   Маша после этого разговора и уныла, и воспряла духом. Ее порадовало то, что Одольфо убедил, что она ни в чем не виновата. Но огорчили его рассказы о подобных случаях. По всему выходило, что работать в этой новой жизни придется еще больше, чем в актерской.
   К Маше зашел Хэсс, чтобы проверить, как она себя чувствует. И он ощутил произошедшие в ней перемены.
   - Хэсс, а Одольфо сказал, что это ты меня спас?
   - Почему я? Ты бы еще лежала, если бы не звери. А, кроме того, тебя Тори держал, - отказался от чести спасителя Хэсс. Он обдумывал как можно снять воспаление с рубцов на лице.
   - Нет, - упрямо замотала головой девушка, - Одольфо прав, если бы ты меня не вытянул, то я бы умерла. Значит, это ты.
   - Во всем виноват, - с ухмылкой добавил Хэсс. Он решил, что надо сделать для девушки сбор с живицой и медом.
   - Почему виноват? - довольно серьезно возмутилась Маша. - Ты не виноват. Ты виновен.
   - Это разные вещи? - уточнил Хэсс.
   - Абсолютно разные, - Маша расслабилась.
   - Так а теперь ногу, - скомандовал Хэсс.
   - А мне с тобой легко, очень легко, - Маша замурлыкала от наполнившего ее чувства свободы.
   - Мгм, - Хэсс покраснел. - Наверное, я для тебя, как родитель?
   - Наверное, - согласилась девушка. - Ты мне дал вторую жизнь, значит, как родитель.
   Вор успокоился, на его свободу никто не покушался.
   - Значит, будешь меня слушаться, - решил он.
   - Буду, - Маша пошевелила пальцами ноги, когда Хэсс их пощекотал. - Мне это и Одольфо советовал.
   - Одольфо? А причем здесь он? - Хэсс разогнулся, поднялся с колен. - Я думаю, что жить будешь, но даже если у тебя и все в порядке с костями, а я так почти в этом уверен, но пока все это хозяйство на тебе оставляем. Кости все равно еще слабые, как бы на них там не воздействовали. Приедем домой, пусть тебя и маг, и лекарь осмотрят. Ты же не хочешь опять слечь? - закончил свое лекарское заключение Хэсс, рассматривая разом поскучневшее лицо девушки.
   - Не хочу, - истово замотала она головой.
   - Осторожнее, оторвется, - встревожился тот.
   - Пришьешь, - парировала Маша.
   - Устала?
   - Ага, хочу полежать, - девушка перебралась на лежак.
   Хэсс пообещал принести ей еду и ушел, так и не спросив об Одольфо и его советах.
   Актеры были заняты новыми знакомыми. Подходить и смотреть на кодров, слушать объяснения Инриха, изредка видеть странные тощие фигуры - все это стало их жизнью за несколько прошедших дней. Столь быстрая смена обстановки и обстоятельств сплотила коллектив. Люди стали бережнее относиться друг к другу. Каждый старался присматривать за остальными, не надо ли им чего, не страшно ли, не заболели ли.
   Орк Страхолюд ходил по земле. Ходить по своей новой земли - особое удовольствие и доселе неизведанное ощущение. Орк подслушал болтовню двух ученых-богословов о книгах, и подумал, что сам на старости лет тоже напишет книгу о том, как нашел новую землю своему народу.
   Орку повезло, он нашел карту всего мира. С удивлением он узнал о некоторых подробностях, в том числе и о замечательном проливе, но да это было не главное. Орк смог оценить свою новую землю.
   - Придется мне освоить агроводство, - вслух высказался орк.
   - А еще нимфоводство, котоводство, крысоводство, тигроводство и лесоводство, - послышалось ехидное замечание со стороны.
   Орк оглянулся, как он и предполагал, это была матушка Валай.
   - За свою землю я и не такое освою, - пробухтел он.
   - Молодец, волосатик, - сразу же одобрила маленькая женщина.
   - Вы по делу?
   - По делу, конечно, - матушка потребовала, чтобы орк уселся. - Мы уходим, но ты это знаешь. А на прощание я хочу кое-что тебе оставить.
   - Что? - все-таки орк, как и люди, обожает подарки.
   - Советы. Сам знаешь, что полезными вещами не разбрасываются.
   - Коли советы полезные, то они и поценнее вещей будут, - согласился Страхолюд. - Я внимательно слушаю.
   - Во-первых, ты орк того несчастного из-под скалы не вытаскивай. Пусть там доживает свои тысячелетия, - матушка чинно загибала пальцы при перечислении советов.
   - Это я сам сообразить могу, - фыркнул орк.
   - Во-вторых, - Валай его проигнорировала, - ты живность местную береги. Здесь много интересных экземпляров встречается.
   - Кто, например?
   - Нимфы, цукине, мородохвостики, змеюки, шайманы, чукмедалы и еще много кого. Теперь не перебивай, - рыкнула матушка Валай. - В-третьих, готовься, что сюда могут пожаловать незваные гости. Слишком уж лакомый кусочек эти земли. Понял?
   - Понял, - кивнул орк.
   - В-четвертых, наши будут сюда возвращаться. Травы здесь хорошие. Ты уж позаботься, мы в долгу не останемся.
   - Хорошо, - орк был доволен.
   - В-пятых, с нынешними хозяевами особо не общайся. Сходи и поговори один раз, но без надрыва. И в последних, береги себя, волосатик, - матушка Валай на этот раз проявила тактичность и не стала внезапно исчезать. Матушка медленно растворилась в воздухе.
   - Дожил, уже маленькие старушки мной командуют, - попенял себе орк.
   Ему надо было встретиться с нынешними хозяевами Темных земель. Страхолюд разумно рассудил, что лучше проявить инициативу, и отправился к входу в большую залу. Он беспрепятственно прошел по коридору и открыл двери.
   - Заходи, - без приветствий велел Великий Мастер.
   - Я поговорить, - предупредил Страхолюд.
   - О чем?
   - О Темных землях, конечно. Меня только они и интересуют, - пожал плечами орк. Устроиться на стуле было невозможно, орк уселся на стол без малейшего чувства неловкости.
   - Нам все безразлично, - Великий не проявлял лишних эмоций.
   - Мы будем жить на этой земле, - Страхолюд подумал, что еще можно сказать, но не нашелся в присутствии этого холодного типа.
   - Подарков от нас вы не получите, - сообщил Великий Мастер. - Свое мы заберем. Вам ничего не оставим.
   - Да во имя всех богов, забирайте. Нам нужна земля, - Страхолюд подумал, как попрощаться.
   - Иди, человек, - разрешил Великий.
   Страхолюд сначала не понял, что худосочный говорит ему, затем не поверил, что тот может спутать орка и человека, а потом флегматично пожал плечами, не ему пререкаться в этом случае.
   Грустить было не в привычках Великого, он отправился посмотреть на кодров. Пушистые и сонные они радовали Великого своим теплом.
   - Глупые люди, как мы вас оставим? - Великий спрашивал сам себя.
   - Они нам нравятся, - кодр Мудр ответил ему мысленно. - Они нам действительно нравятся. Нам будет неплохо с ними, а возможно, будет и очень хорошо. Не печалься о нас.
   - Не буду, - Великий почти не помнил, как надо правильно печалится, и за оставшееся время вспоминать не собирался.
   - Правильно это будет, - ступил в разговор кодр Мрым.
   - И все-таки пока не поздно передумать. Свободные же не выбрали своего вожака? - все же высказал свое предложение Великий.
   - Почему не выбрали? Они выбрали, - Мрым не придержал мысль.
   Мудр влепил ему лапой приличную затрещину.
   - Человека? - уточнил Великий.
   - Человека, - подтвердил Мудр.
   - Но они же никого не знают, - усомнился Великий.
   - А они по протекции, так сказать, - мысленно улыбнулся Мудр, Мрым также мысленно посмеялся.
   - Тогда действительно поздно, - Великому было безразлично кого выбрали, важен был сам факт.
   - Тогда иди, тебе пора, - повелел Мудр.
   Когда в пещере стало тихо, Мрым и Мудр наклонились друг к другу и повели мысленный разговор.
   "Мне понравилось, как поет девушка", - поведал Мрым.
   "Какая девушка?", - в ответ на вопрос Мудра, Мрым показал мысленный образ Маши.
   "Она все время поет, даже, когда молчит", - Мрым зажмурился от удовольствия.
   "Но там еще немало забавных личностей", - добавил Мудр.
   "Это да, я чувствую, что для нас начнется жизнь", - Мрым радовался будущему.
   "Нас и войны ждут, и сцена, и много еще чего", - согласился его отец и глава клана.
   "Войны я понимаю, а вот про сцену?", - недопонял Мрым.
   "Ты пропустил, но мы будем выступать перед людьми, как актеры. Поверь, уж если кому из людей такое в голову пришло, то они это непременно реализуют", - Мудр авторитетно мыслил.
   "Мы попробуем", - предвкушающе согласился его сын и развернул крылья. "Полетаем, отец?", - сделал он предложение.
   "Выбираемся отсюда и давай полетаем", - Мудру тоже хотелось поиграть в воздушные салочки, хоть он и был главой клана и довольно таки в приличном возрасте.
   "Вот жизнь начинается", - оставил за собой последнее слово Мрым.
  

Глава 27. Нельзя пройти мимо

  
  -- Мне очень жаль, что в уголовном кодексе не предусмотрено жестокое наказание за преступление, когда люди проходят мимо своих шансов.
  -- Ты думаешь, что это возможно?
  -- По крайне мере, было бы больше счастливых и смелых людей.
  -- С какой-то стороны ты прав, счастливые преступлений не совершают, снизилась бы кривая преступности. Давай за это выпьем.
   Из умного-преумного разговора милиционера и психолога.
  
   Получить послание от давно забытого орка стало для Маришки настоящим потрясением. Птица постучала в ее окно почти перед самым рассветом. Маришка проснулась от странных тревожащих звуков, но с постели подниматься не торопилась. Как всякая оркская женщина Маришка достала из-под подушки нож, которым смогла бы себя защитить. Стук продолжался, пришлось вылезать из теплой кровати. Ступив ногами на холодный пол, Маришка поежилась. Подойдя к окну, она рассмотрела огромную темную птицу. На шее у птицы что-то болталось.
   При всей своей медлительности, свойственной оркским женщинам, Маришка быстро приняла решение. Она вернулась к камину, нашарила на полочке лампу. Разгорелся огонек, и только тогда Маришка вернулась к окну, и открыла его. Птица покружила по комнате, выбирая удобное место для себя. Ей приглянулось высокое кресло. Птица выпустила когти в мягкую обивку кресла. Маришка поставила лампу на стол, и осторожно подошла к птице. Ей были известны истории, когда маги маскировались под больших птиц, проникали в дома, а затем расправлялись с их обитателями. Птица спокойно ждала. В свете лампы Маришка отметила, что птица кажется синей. Она удивилась, про синих птиц ничего не известно. Вернее, существовали легенды о таких птицах, приносящих удачу, но никто их не видел.
   Маришка протянула руку, и потрогала веревку на шее птицы.
   - Уфф-фуу, - внезапно профукала птица.
   Маришка инстинктивно отдернула руку. Повторить свою попытку, она не успела. В ее комнату, срывая двери с петель, влетело четверо.
   - Маришка! - завопил отец, оценивая ее положение.
   - Все в порядке, - поспешила она успокоить папочку.
   - Что это? - почти одновременно спросили два ее брата.
   - Злыдень, - плюнула на пол ее нянька.
   - Нет, она синяя. Смотрите, - Маришка забеспокоилась, что сейчас сделают что-то плохое.
   - На шее что? - практичный отец тоже осознал необычность птицы.
   - Мне кажется послание, - нетерпеливая Маришка протянула руку к птице.
   Ее прервал брат Алибо:
   - Не надо!
   - Я возьму сама, она же ко мне прилетела, - Маришка отказалась от его помощи.
   Развернув плотную незнакомую бумагу, Маришка трижды перечитывала послание, пока не поверила сама себе.
   - Папа, - она протянула отцу лист.
   Орк - могучий Грандиеза - в тапочках на босу волосату ногу с топором в руках смотрелся устрашающе. Маленький лист почти потерялся в его руке. Оба его сына ждали, когда отец прочтет послание, но им очень хотелось знать, что так поразило их сестру. Грандиеза уронил топор. Такого с ним не случалось с младенчества.
   - Что там, отец? - не выдержал Алибо.
   Грандиеза засопел от напряжения. Он и сам не знал, сколь сильно живущее в нем напряжение и тревога. Сейчас его стало отпускать. Маришка чувствовала себя аналогично.
   - Папа, это значит, что мы нашли себе новый дом? - Маришка вцепилась в отцовскую руку, желая еще раз прочитать письмо.
   - Он мог и ошибиться, - не желая спугнуть надежду, Грандиеза все же сомневался в Страхолюде.
   - Не мог, - запальчиво возразила Маришка.
   - Отец! - Спай и Алибо выступили одновременно, что было не удивительно, так как они были близнецами.
   - Читайте, - Грандиеза протянул им изрядно смятый листок.
   - "Жду Вас с восточной стороны. Надо не упустить наши новые земли. Страхолюд", - громко прочитал Алибо.
   - Здесь больше ничего нет, только карта какая-то, - обиженно заметил Спай.
   Оба брата не понимали, чему так обрадовались отец с сестрой.
   - Он же ушел тогда! - Маришка сама не знала, о чем она вспомнила.
   Грандиеза недовольно взглянул на дочь.
   - Девочка, его выгнали! - напомнил он.
   - Кто? - опять одновременно спросили братья.
   - Страхолюд, вернее, это его в изгнании так стали звать, чтобы люди его боялись, - Маришка в припадке волнения стала гладить птицу. Та не сопротивлялась, и даже затихла под ее руками.
   - Это ты ему такое имя придумала? - что-то вспомнив, уточнил Спай.
   - Да! - Маришка ухватилась за няньку, которая набросила девочке на плечи плед.
   - Так он что нашел? - Старая нянька тоже нуждалась в пояснениях.
   - Он обещал, что найдет нам новый дом, - Грандиеза уже представлял будущие трудности, но сразу же ему примерещилась слава спасителя орков.
   - Папа! - Маришка умоляюще смотрела на отца.
   - Тебе тогда было десять лет, - вздохнул отец. - Ты что не избавилась от своих бредней?
   - Каких? - Алибо и Спай потребовали ответа.
   - Не ваши проблемы, - Маришка не собиралась что-то пояснять братьям.
   - Что ты будешь делать, отец? - Спай плюнул на объяснения Маришки. Завтра он все сам узнает. Сейчас следовало выяснить более неотложные вопросы.
   Грандиеза поднял топор, отвечать сыну не хотелось, но было надо.
   - Завтра туда должна отправиться разведка, мы подождем подтверждения, а пока все обсудим. Переселение весьма сложная и дорогостоящая процедура.
   - Папа, ты все надеешься продать нашу землю этим узколицым придуркам? - всплеснула руками Маришка.
   Грандиеза твердо посмотрел на нее. Дочь свою он любил, но ради ее глупых представлений о честности, Грандиеза не собирался лишаться удовольствия надуть узкоглазых на крупную сумму.
   - Папа! - Маришкины вопли ничуть не впечатлили отца.
   Пока они выясняли отношения, птица незаметно исчезла. Она услышала достаточно, чтобы передать орку, с которым они сторговались на доставку послания оркам и ответа от них.
   Утром, еще до восхода солнца, отряд из двух десятков орков покинул пределы поселения. За воротами орки разделились. Половина направилась в разные стороны, чтобы сообщить новости другим оркам, а десяток отправился в направлении, указанном Страхолюдом. Возглавлял отряд Спай. Алибо остался помогать отцу.
   Хэсс Незваный сидел рядом с умирающим Одольфо. Его лекарства ничего не могли сделать для драматурга. Те хозяева, у которых оказалась в гостях труппа, отказались помогать Одольфо. Они даже не восприняли просьбу Илисты и Инриха помочь Одольфо. Один из старых мастеров, которых Хэсс все также не отличал, лишь заметил, что это естественных ход жизни, и если не можешь сам его изменить, то нечего просить других.
   Одольфо по обычаям его родины попросил все устроить именно так. Он лежал на старых тряпках посреди полянки, смотрел на солнце, траву, людей, летающих животных и разговаривал. Последним к себе он попросил позвать Хэсса. Сказать, что его просьба удивила других, это ничего не сказать. Не смотря на новый мир, в который попала труппа, удивляться она еще не разучилась. Хэсс сам не знал, зачем его позвали, да еще и последним. Дело в том, что последним зовут самого близкого человека, которому доверяют самое главное.
   Актеры попрощались со своим драматургом. Илиста плакала, Инрих подозрительно часто моргал глазами. Одольфо попросил его сжечь на ритуальном костре, и развеять его прах в этом чудном месте. Инрих и Недай обещали выполнить все в точности. Девочки-актрисы тоже плакали, Мореход предлагал всем желающим выпить из его фляги. Один Хэсс сидел, как неприкаянный. Люди его не беспокоили, все знали, что этого делать нельзя.
   Когда все разошлись, не стоит никому слушать их последний разговор, Одольфо его позвал. Хэсс подошел и уселся рядом, как это положено по обычаю. Вор смотрел на Одольфо. Драматург сильно похудел за последние несколько дней. По цвету лица он приблизился к белому снегу, резко выделялись умоляющие глаза.
   - Хэсс! - позвал Одольфо.
   - Я здесь, Одольфо, - Хэсс взял его руку. Она была ледяной.
   - Я умираю, - Одольфо улыбнулся. - Ты не спрашивай почему, но я точно знаю.
   Хэсс сглотнул, все потери в его жизни случались мгновенно, а здесь была совсем другая ситуация. За поездку Хэсс и сам привязался к чудаковатому драматургу. Вор впервые за все время подумал, что Одольфо это часть живого организма труппы, и без него они лишатся руки или ноги, или сердца.
   - Да?
   - Я позвал тебя последним, ты не удивляйся, - Одольфо говорил спокойно, если бы не его непередаваемая уверенность, что он умирает, то Хэсс бы никогда этого не подумал.
   - Я удивился, Одольфо. Я думал, что вы последним позовете Илисту или Мухмура Арана, - признался Хэсс, чтобы хоть что-то сказать. Слушать тишину было еще хуже.
   Одольфо слабо улыбнулся, жизненная сила уходила из него.
   - Хэсс, последними часто зовут не тех, кого не хотят оставлять. Последними зовут тех, от кого еще чего хотят. Я хочу тебя попросить и выполнить то, что я не успел. Это довольно таки жестоко, принуждать кого-то, пользуясь своим тяжелым состоянием, - Одольфо говорил медленно, Хэсс слушал и сжимал его руку. За эти минуты она стала еще холоднее, если это возможно.
   - Одольфо, говорите, что я могу для вас сделать.
   - Это все очень сложно, но сначала я хочу объяснить, почему я выбрал тебя, Хэсс. Это надо, чтобы ты понял, как все важно для меня, - Одольфо повернул голову.
   - Хорошо, говорите, Одольфо, - Хэсс почувствовал слабость.
   - Я выбрал тебя из-за надежды. Я долго колебался, но ты, пожалуй, единственный, кто выполнит мою волю. Мои колебания изменил разговор Морехода и Боцмана. Они говорили, что ты сможешь вернуть им море. Я тогда подумал, что если ты можешь вернуть море, то и с моим делом справишься.
   Одольфо замолк, а Хэсс не нашелся, что сказать. Он переваривал сообщение о планах Боцмана и Морехода.
   - Так вот, - Одольфо продолжил свою речь, - а выбрал я тебя, когда познакомился. В тебе есть творческий дар, но ты его не туда используешь. Ты понимаешь?
   Хэсс кивнул, хотя не очень то и понимал.
   - Отлично! - обрадовался Одольфо. - Ты идеален, чтобы закончить мою главную рукопись.
   - Про того Судзуками? - взволновался Хэсс.
   - Да, - Одольфо гордился делом своей жизни даже стоя на пороге смерти.
   - Но я не могу, - Хэсс убрал руку, но цепкий взгляд драматурга его крепко держал на месте.
   - Это неважно, - опротестовал его возмущение Одольфо.
   - Как это неважно? - еще больше опешил Хэсс.
   - Такие вечные вещи пишут не самые высокие таланты, Хэсс, - усмехнулся Одольфо.
   - Я уже ничего не понимаю, - застонал Хэсс.
   - Да это и неважно, - опять на своем стоял Одольфо.
   - Но, Одольфо...
   - Послушай, Хэсс, - Одольфо протянул свою руку, но говорить стал гораздо тише. Последняя вспышка Хэсса и противостояние Одольфо отняли у него много сил. - Наклонись ко мне, - попросил драматург.
   Хэсс послушно наклонился.
   В это самое время на краю полянке Вунь обсуждал сложившуюся ситуацию с матушкой Валай.
   - Вот он точно, что-нибудь ему припашет, - возмущался Вунь.
   Матушка Валай кивнула:
   - Конечно, но что ты так злишься?
   - Он не его личный дух, а мой. Пусть находит себе личного духа, и дает ему поручения, - пыхтел Вунь.
   Матушка Валай загадочно улыбнулась, не споря с ним.
   Одольфо продолжал убеждать Хэсса. Вор никак не соглашался. Он приводил аргументы, что это он не сможет сделать. Наконец, Одольфо разъярился:
   - Не перечь мне! Ты, что думаешь, приятно сознавать, что я такой дурак, но переигрывать уже поздно, - засипел Одольфо.
   - Но...
   - Хэсс, просто согласись, - попросил Одольфо, сжимая ладонь Хэсса. Второй рукой он сгребал землю, сердце прошивала страшная ломающая боль.
   - Хорошо, я согласен, - выдохнул Хэсс.
   - Отлично, повтори, как положено, - у Одольфо от облегчения отпустило сердце.
   - Я обещаю, что ваша рукопись будет закончена и издана, что одним из имен на ней будет стоять ваше имя, Одольфо. Я обещаю выполнить свое обещание, не откладывая и не обманывая, - поклялся Хэсс.
   - Хорошо, Хэсс. Ты не представляешь, как мне стало спокойно, - Одольфо опять почувствовал боль, в горле пересохло. - Хэсс, - после минутного молчания позвал Одольфо.
   - Да, - у Хэсса затекли ноги, но он терпел ради Одольфо.
   - Хэсс, я хочу умереть один, иди, и никого не пускай сюда, - попросил драматург. - У тебя все получится, Хэсс, - напутствовал он. - Моя рукопись и все материалы у Инриха, он все тебе отдаст после моей смерти. Иди!
   Хэсс поднялся, расправил ноги.
   - И еще, - Одольфо стал говорить неожиданно громко, - Хэсс, не трусь, начинай делать что-то, тогда же когда задумал, не тяни время. Оно оказывается не вечно, по крайне мере для людей.
   Хэсс уходил, по обычаю не оглядываясь назад. В такие тяжелые минуты на нас наваливаются печальные воспоминания, Хэсс не стал исключением. Сердце защемило по Шаа, по другим любимым им людям. Переступив черту, за которой уже можно было говорить, Хэсс остановился. Все разошлись, кроме директора труппы.
   Инрих стоял, держа в руках завернутые в ткань бумаги Одольфо.
   - Он тебе сказал? - Инрих говорил довольно ровно, не скажешь, что его грызет боль потери.
   - Сказал, - Хэсс же напротив не мог справиться со своим голосом.
   - Вот бумаги, - Инрих положил их на землю между ними.
   - Он сказал взять их после его смерти, - вспомнил Хэсс.
   - Так и возьмешь, - директор сел на землю, и приглашающе хлопнул рукой рядом с собой. - Садись, тебе надо успокоиться, парень. Ты пока не сможешь общаться с другими.
   Хэсс покорно сел. Со своего места им было видно, как Одольфо поворачивает голову, чтобы видеть веселые облака, летящие по небу.
   - Он всегда такой был, - Инриху захотелось выговориться.
   - Вы давно знакомы? - в свою очередь Хэссу хотелось слушать. Молчать было невыносимо.
   - Давно, - директор улыбнулся своим воспоминаниям.
   - Давно-давно?
   - Ну, не так давно-давно, но давно, - Инрих немножко расслабился. - Сейчас самое время тебе рассказать, раз ты будешь выполнять его последнюю волю.
   - Самое, - согласился Хэсс.
   - Но я расскажу тебе не о знакомстве, я хочу тебе рассказать о нашей первой постановке, - Инрих посмотрел на сверток, он светился ровным светом, это означало, что Одольфо еще жив.
   - Расскажите, - Хэсс тоже посмотрел на сверток.
   - Он тогда уже был знаменит. Многие его постановки шли с большим успехом, но он написал весьма странную вещь, и пришел с ней к нам в театр.
   - У вас тогда был театр?
   - Был, он и сейчас есть, - Инрих еще раз посмотрел на сверток. - Я тогда был помощником директора театра. Я учился у самого Кобвздоха. Очень нетрадиционный был тип, но в своем деле понимал побольше других. Так вот, Кобвздох посмотрел на творение мастера Одольфо. Он тогда уже был мастером, и говорит, что эта вещь слишком-слишком необычная. И что если ее ставить, то Одольфо может в раз растерять все свои лавры мастера, и что взбираться на творческую вершину ему придется еще дольше, чем в тот раз. Одольфо не дрогнул, он бровью не повел на слова Кобвздоха. Он лишь спросил, есть ли у его вещи реальный шанс потрясти мир.
   - И что ему сказали? - Хэсса зачаровал рассказ Инриха.
   - Кобвздоха ему присоветовал отдавать ставить свой текст в постановку, но пойти и обо всем договориться с Арой.
   - Они были знакомы?
   - Конечно, но тогда между ними существовали творческие противоречия, - Инрих подумал, что Илиста именно от Арана взяла привычку гоняться за драматургом с ножом.
   - А как называлась постановка? - Хэсс не мог вспомнить, что же могло настолько опередить свое время, чтобы были сделаны подобные прогнозы.
   - Постановка называлась: "Ливень", - сообщил Инрих.
   - Но в "Ливне" ничего такого нет, - запротестовал Хэсс.
   - А ты вдумайся, - директор усмехнулся, как оказывается пропаганда затмевает восприятие.
   - Но, Инрих, там ничего такого нет. Я же помню сюжет "Ливня", - Хэсс недоумевал.
   - Ну-ка перескажи.
   - Там три действия, все как обычно, - начал Хэсс. - Там две сюжетные линии. Первая про гильдию нищих. Там бедный нищий все мечтает стать королем. А вторая линия про короля, которому все настолько надоело, что он бы с удовольствием смылся.
   - Правильно, Хэсс, - Инрих улыбался.
   - Так там каждый осуществляет свою мечту. Нищий становится королем нищих, а король жениться и все хлопоты скидывает на супругу, которой и воевать приходиться и торговать, и с соседями договариваться.
   - Молодец, Хэсс, - похвалил директор его довольно точный пересказ.
   - Так что там такого, Инрих? - все еще недоумевал Хэсс.
   - Это ты привык сейчас, а для того времени полной крамолой было желание кого стать королем, а желание короля все на фиг бросить тоже из ряда вон.
   - Правда? - не поверил Хэсс.
   - Конечно, правда. Это потом кучу постановок написали про королей и нищих, а до этого времени главными героями были бароны, войны, маги и их дети. Кроме того, там в "Ливне", если ты видел, довольно много рассуждений, и они откровенны, что говорится без прикрас. Понимаешь?
   - Наверно, - Хэссу было трудно уместить в голове, что такая обыденная для него вещь, когда-то была взрывной. - Инрих, скажите, я все думал, но так и не понял, почему в труппе спокойно. У вас не было серьезных скандалов. Это тоже заслуга хорошего директора?
   Директору польстила скрытая похвала, но он развеял заблуждения Хэсса.
   - Я понимаю, о чем ты говоришь. Во многих театрах постоянные склоки, своры и интриги. У нас не так не потому, что я такой умный, или люди такие святые. Нет, Хэсс, все не так, как тебе представляется.
   - А как? - Хэсс посмотрел на сверток, он мигал неровным мерцающим светом. Это означало, что Одольфо уже почти ушел от них в другой мир.
   - Дело в том, что бродячая жизнь не терпит склок. Мы все умрем, если в труппе будет разлад. Как умирает на воле раненное или больное животное, - Инрих привел удачное образное сравнение.
   - Но как вы этого добились?
   - Все очень просто, Хэсс, - Инрих посмотрел на сверток. Свет ушел. Одольфо умер, но Инрих предпочитал думать, что тот переродился. - Дело в людях, Хэсс. Если человек с гнильцой, то это известно в наших узких театральных кругах. Сам понимаешь, репутация и личные впечатления. Илиста в этом плане подобрала хороший состав.
   - Но не без вашего совета? - Хэсс зажмурился, он тоже увидел, что света от свертка больше нет.
   - Не без моего, Хэсс.
   Над полянкой закружил кодр, жалобно запела какая-то птица.
   - Ты возьмешь сверток?
   Хэсс поднялся, нагнулся за свертком и, не оглядываясь, ушел. Инрих еще долго сидел, ожидая пока стемнеет. Тогда надо будет провести церемонию прощания.
   Тем временем его племянник и помощник Недай занимался подготовкой к сжиганию тела. В самых сумерках тело Одольфо положили на деревянный помост. Девочки подходили по одной, и клали на помост в голову и в ноги Одольфо цветы. Илиста подошла последней. Она положила охапку больших красных маков.
   На церемонию прощания пришел один из мастеров, но кто это был, Хэсс не разглядел. Тот был плаще с капюшоном, стоял в стороне от всех.
   Затем к деревянному помосту стали подходить мужчины. Первым подошел Тьямин. Ради прощания с драматургом из повозки вытащили Эльниня, который все также пребывал в глубокой прострации. Вряд ли он осознавал, что происходило вокруг, но указания директора выполнил в точности.
   После стали подходить актеры, акробаты, рабочие сцены.
   Одним из последних подошел Мухмур Аран. Он не стал класть цветы, а положил под руку Одольфо камень - янтарь. Существовало поверье, что сожженный янтарь помогает душе легче уйти в новую жизнь.
   Потом к телу подошел Инрих, он под другую руку положил янтарь.
   Последним, чтобы попрощаться, должен был подойти Хэсс, как выполняющий смертную волю Одольфо. Хэсс встал у изголовья, и постоял несколько минут. Затем принял у Илисты факел и запалил. Благодаря волшебному зелью, пламя занялось, и окутало тело Одольфо равномерным синим сиянием. В воздухе запахло солью. Люди постепенно отступали, шаг назад, еще один, еще один, еще один. Когда пламя погасло, и ничего не осталось, то все ушли.
   - А теперь что? - В отличие от того времени, когда Хэсс сидел и разговаривал с Инрихом, сейчас ему не хотелось плакать. В душе лишь пылала глубокая печаль.
   - Теперь самое важное, - шепотом ответила Илиста. Она тоже не плакала.
   Хэсс подумал, что она отплакала свои слезы, когда прощалась с Одольфо и слушала от него анекдоты про них. Одольфо просил ее где-нибудь среди творческих личностей рассказать о нем, чтобы кто-нибудь использовал это в своих постановках.
   - Что?
   - Надо помянуть нашего драматурга. Каждый расскажет об Одольфо хорошую историю. Чем лучше будут истории, тем легче мы с ним попрощаемся.
   Труппа собралась у большого стола с напитками и легкой закуской, которую сделал повар Грим. Чашки были наполнены. По обычаю, первой пили чашку крепкого несладкого красного чая, а дальше каждый мог выбирать, что больше по вкусу. Первую чашку выпили в молчании, каждый восстанавливал силы, вспоминал, прощался.
   Хэсс налил себе красного вина. Сухое терпкое вино с послевкусеем полыни ложилось на его тяжелое настроение. Хэсс взял себе сладкую печенюшку, подходить к кому-то и разговаривать не хотелось. Но Илиста не оставила его своими заботами. Она подошла и обняла Хэсса:
   - Я знаю, что тебе плохо, но пойдем со мной, - позвала она.
   Подчиняясь ее просьбе, Хэсс пошел рядом. Илиста привела его маленькой группке. Боцман, Мореход, Санвау и Альтарен стояли рядом. Мореход что-то рассказывал, а остальные улыбались. Хэсс прислушался. Это, похоже, было окончание истории.
   - И тогда Одольфо выиграл. Он указал источники всех цитат, которые приводил сердитый Льяма.
   - И что получил заклад? - Санвау широко открыла рот.
   - Конечно, маэстро Льяма вынужден был плясать в одних сапогах и рубашке на празднике, устроенном в его честь, - Альтарен улыбнулся воспоминанию.
   - Фу, - Санвау скривила губы.
   - Нет, нет, это было весело, - уверил Альтарен. - Маэстро Льяма совершенно не умеет танцевать. К тому же он танцевал эротический восточный танец, когда надо вращать живот и задницу. Так что одежда, вернее ее отсутствие, была как раз в тему.
   Альтарен опять захихикал, Санвау еще больше насупилась. Она не находила историю забавной. Альтарен счел необходимым добавить:
   - Одольфо не угадал только одной цитаты. Это были слова из его произведения. Маэстро Льяма еще долго шутил по этому поводу.
   Потом Санвау рассказала о странных взглядах драматурга на акробатические трюки в постановках. Она сказала, что долго привыкала к мнению Одольфо, что трюки надо использовать только в двух случаях в занятиях любовью и занятиях войной. Илиста пересказала сколько раз она гонялась за Одольфо с ножом, и что он сам ей говорил, как его это развлекает, это дает ему почувствовать, что он тоже на сцене. Настала очередь Хэсса что-нибудь рассказать. Но в его голове было абсолютно пусто. Он ничего не мог вспомнить. Свое вино он выпил, печенюшку съел. Рассказы послушал. Хэсс был совсем не готов говорить.
   - Хэсс, расскажи о своей печали, тогда она уйдет, - Илиста его жалела.
   Вор несколько раз вздохнул, стараясь сконцентрироваться. Он начал говорить, чтобы что-то сказать.
   - Меня в Одольфо поразила его неуемная жажда жизни, да и умер он хорошо, спокойно. Но лучше я его понял, когда он читал нам с Альтареном и Сесуалием выдержки из своего нового произведения про странного парня Судзуками.
   Альтарен одобрительно прикрыл глаза. Санвау с любопытством уставилась на Хэсса, Илиста плеснула вина из своего стакана в его. Хэсс сделал глоток.
   - Спасибо, донна Илиста, - поблагодарил он. Илиста кивнула. - Так вот, это совершенно необычная история, про которую он нам читал. Я тогда ничего не понял, да и сейчас понимаю слабо. Единственное, что я считаю, что каждая история имеет право на существование. И это я понял только тогда.
   - У тебя душа поэта, - Альтарен высказал свое мнение. - Тебе бы писать стихи, Хэсс.
   - Нет уже, благодарю, - в свою очередь покривился Хэсс. - Мне достаточно, что Одольфо поручил мне закончить свое произведение.
   - Да? - Альтарен совсем не удивился. - Это он сделал удачный выбор.
   - Да я писать не умею, - по привычке воспротивился Хэсс.
   - Это неважно, - словами Одольфо ответил Альтарен. - Тебе надо ее закончить.
   Санвау незаметно ушла, к ним присоединился Инрих:
   - Ты пойди, там Анна плачет, - попросил он Илисту.
   Актриса наклонила голову, и без вопросов ушла успокаивать расстроенную гримершу.
   - Хэсс, ты не очень занят? - Инрих отвел его в сторону.
   - Что-то еще? - вор был уверен, что опять грядут неприятности и просьбы.
   - Можно сказать и так, Хэсс, - Инрих не знал, как подступиться к разговору. - Там со мной случилась история, и такой небольшой лысый человек говорит, что это ты во всем виноват.
   - Вунь? - поразился Хэсс.
   - Вунь, - облегчено выдохнул Инрих.
   Хэсс встревожился:
   - Инрих, что могло случиться?
   Директор не отвечал, а тянул Хэсса дальше, но перед своей повозкой остановился.
   - Хэсс, - Инрих испытывал смешанные чувства, и по его лицу Хэсс никак не мог догадаться, что последует дальше. - Хэсс, я пришел к себе, а там такой человечек.
   - И? - Хэсс замер.
   - Но не один, - выдавил из себя директор.
   - И?
   - Они сидят и играют в какую-то сложную игру, - объяснил Инрих.
   - А почему они сидят у Вас? - в свою очередь озадачился Хэсс.
   Директор глянул на вора своими выразительными серыми глазами:
   - Потому, что они играют на мои вещи, Хэсс.
   - Это как? - личный дух не ожидал от Вуня подобного коварства.
   - Я тоже спросил также, Хэсс, - Инрих высказал наболевшее и успокоился. - А тот, который представился Вунем, заявил, что я должен заплатить за то, что нагрузил тебя.
   - Это как? - заклинило Хэсса.
   - Я не знаю, - директор все еще топтался у своей повозки. - А он мне сказал, что ты их личный дух, и нагружать тебя имеют право только они.
   - Это как? - Хэссу тоже передалось замешательство директора. Он сам не знал сердиться или смеяться. - Они, что решили, что я их личная собственность?
   - Насчет этого не знаю, Хэсс, - директор сделал паузу. - Но мои вещи они хорошо разыграли.
   - О? И что у вас вещей не осталось?
   - Почти нет, - директор пожал плечами.
   - Что делать будем?
   Инрих уставился на собеседника, недоумевая, как тот может задавать подобные вопросы.
   - Хэсс, я это у тебя хотел спросить, - мягко сообщил директор.
   - А где они? - Хэсс решил сначала получить разъяснения от Вуня.
   - Когда я уходил, то они разыгрывали мое нижнее белье, Хэсс, - шепотом сообщил Инрих. - И, по-моему, еще не закончили.
   - Здорово, - Хэсс встал на ступеньку, и распахнул дверь.
   На лежаке Инриха сидело трое. Лицом к Хэссу оказался Вунь. Справа от Вуня расположился на куче тряпок директора и на его новой шляпе с длинным черным пером ранее знакомый Хэссу маленький человечек со сломанной ногой. Хэсс вспомнил его имя - Нинихмай, а Вунь его обозвал костяножкой. Третий тип был, вернее была, женщина. Хэсс раньше не задумывался, как выглядят маленькие человечки женского рода. Но эта превзошла все его ожидания. По возрасту Хэсс бы сравнил ее с девочкой лет тринадцати-четырнадцати. Кукольные черты лица, длинные черные волосы, яркая улыбка.
   - Мы уже все поделили, - радостно поприветствовал Хэсса Вунь. - Все что досталось мне твое, - продолжил Вунь.
   Это хозяйственность слегка сбила Хэсса с мысли.
   - Знаешь, Вунь, я, как личный дух, вообще то сержусь, - но выговориться он не успел.
   Вунь виновато опустил глаза, а затем цокнул на девочку:
   - Говорил я, что Хэсс строже матушки Валай.
   Девчоночка опустила глаза.
   - Ты о чем? - сбился Хэсс.
   Инрих хмыкнул, он где-то так и предполагал, что разговор собьется в другое облако.
   - Простите, личный дух, - тоненьким голоском попросила девочка.
   - Да ладно, но о чем речь? - отмахнулся Хэсс. - Вунь, ты мне объясни... - договорить он опять не успел, маленькие человечки затараторили.
   - Тиха! - рыкнул Хэсс.
   Вунь круглыми глазами смотрел на личного духа.
   - Какое новое заклинание! - восторженно выговорился Вунь.
   - Я еще раз спрашиваю за что вы отнимаете у Инриха вещи? И второй вопрос, что это за девочка?
   - Девочка это племянница Нинихмая, - Вунь показал на каждого пальцами. - Просто за ней ухлестывает один не подходящий тип. Да еще ее мамаша вещи собирает. Нинихмай присматривает за девочкой. Ей, конечно, еще рано играть, но она же под нашим присмотром.
   Вор замахал руками:
   - Про девочку я понял, теперь все-таки про вещи.
   - А что? - Нинихмай покрутил головой. - Мы вправе!
   - Мы вправе! - Вунь выпятил подбородок.
   - А я не понял! - Хэсс требовал разумных объяснений.
   - Он на тебя навесил этого помертвого, мы это скомпенсировали, - Вунь замахал руками перед глазами Хэсса.
   - Я что без вещей останусь? - влез в разговор Инрих. - А они что все время с тобой ехали?
   Хэсс вынужден был рассказать о его встрече с маленькими человечками. Инрих спокойно кивал. В итоге этого разговора он задал единственный вопрос, который так и не задал Хэсс. Директор спросил какому количеству маленьких человечков Хэсс является личным духом. Ответ подкосил Хэссу колени. Инрих оценил состояние личного духа, но вопрос о своих вещах не закрыл. В итоге долгих препирательств директор вернул себе вещи, но расплатился с Хэссом обещанием помочь ему в случае острой необходимости. Вунь вел девочку, а Хэсс нес на руках Нинихмая. В повозке они втроем спели личному духу колыбельную, тот успокоился и смирился с многочисленностью рода Вуня.
   Отец Григорий решился поговорить с Най о ее матери. Вечер после прощания с Одольфо ему показался походящим. Григорий поправил свой черный балахон.
   - Най, прости, что отрываю тебя, но удели мне немного времени, - отец Григорий смотрел так просительно, что Най не сочла возможным отказать. Она беспомощно посмотрела на Крысеныша.
   - Иди, - разрешил он.
   Отец Григорий и девушка остановились у большого дерева. Най ожидала, пока ученый сформулирует свою просьбу. Григорий выдерживал время, что бы Най прочувствовала важность их разговора.
   - Най, я не хочу вмешиваться не в свое дело, прости, - сразу попросил он. - Но я не могу все оставить так.
   - Вы о матери? - догадалась Най.
   - Да, Най, - Григорий убедился, что девушку тоже тревожит эта тема.
   - Говорите, - она напряглась. Най показалось, что отец Григорий ее будет ругать.
   - Най, ты бы поговорила со своей матерью, - осторожно предложил Григорий.
   - О чем? - ощетинилась девушка.
   - О себе, Най.
   - Мы уже говорили, - возразила она, как о давно решенном.
   - Тогда ты могла бы поговорить не о тебе, а о ней самой, - отступил Григорий.
   - О чем вы? - не поняла Най.
   - О том, что твоя мать живет не настоящим, а только прошлым. Ты привыкла, что это всегда так, и никак иначе, но я же вижу, что твоя мать уходит, так ничего и, не сделав в жизни. Ты бы ей об этом сказала. Она же даже не может встретить мужчину потому, что видит только свое прошлое с Лаврентио. Ты извини, Най, но об этой истории мне рассказал сам Лаврентио.
   Най молчала.
   Отец Григорий попробовал подступиться по-другому:
   - Най, пойми, пока твоя мать не изменится, то вы не найдете общего языка.
   - И как бы вы это ей сказали на моем месте?
   - Я бы сказал, что я люблю ее, - не растерялся отец Григорий, - а потом бы попытался объяснить, что она себя закапывает в землю, так и не прожив свою жизнь.
   - Может быть я и попробую, - Най не стала продолжать разговор. - Я так думаю, что на вас навеяла смерть Одольфо. Вы тоже подумали, что мать уходит?
   Отец Григорий кивнул, он не стал пояснять девушке, что подумал, что тогда и она и Анна будут более восприимчивы к его словам.
   - Я воспользуюсь вашим советом, отец Григорий, - Най не испытывала благодарности к нему, но признала его правоту. - Но, что я хочу попросить вас. Пожалуйста, больше не вмешивайтесь в мою жизнь.
   Отец Григорий склонил голову.
  
  
  

Глава 28. Мост на гнилых опорах

  
   Обида - мост на гнилых опорах.
   Лучше упасть в воду, чем стоять на том берегу.
   Народная мудрость.
  
   Следующий день пребывания труппы в гостях у Мастеров ознаменовался общим собранием труппы. Инициатором сбора выступил директор. Он уже простил Хэсса, Вуня и Нинихмая и рассказал о них Илисте. Новости, благодаря легкому языку примы, распространились среди актеров, но особого волнения не вызвали. Это стало еще одним ярким штрихом к чудесам Темной земли.
   Все собрались на площадке перед входом в главную залу мастеров. Илиста вышла вперед. Сегодня она закрутила волосы в замысловатую прическу с торчащими локонами, чувствовалась, что Анна долго трудилась над прической. Прима надела облегающее трико и куртку Инриха. Хэссу даже показалось, что Илиста забрала себе на хранение вещи директора, мало ли что еще придет в голову Вуню.
   Актриса подняла руку, призывая к вниманию:
   - Сегодня новый день, и мы должны решить, что делать дальше, - начала Илиста свою речь.
   Люди одобрительно закивали.
   - Как вы уже все понимаете на фестиваль мы опоздали, - Илиста вздохнула, многие лица омрачились. - К тому же нас постигли потери. Умер Одольфо, Лайм и Нигмар, серьезно пострадала Маша. Но сейчас ее состояние приемлемое. Шрамы останутся, но калекой она не будет. К сожалению, больше мы ничего не можем сделать. Я еще хочу вспомнить Линая, который так много сделал для нас, но видимо его путь закончился. Но в этом пути у нас были не только потери, но приобретения. Мы повстречались с удивительными созданиями, с кодрами. Не мне объяснять вам, что за счастье мы получили. Я знаю, что почти все нашли с ними общий язык. - На этом месте на лицах появились улыбки. Илиста сделала паузу прежде, чем продолжить. - Как первоначально нам объяснили Великие Мастера кодры уйдут с нами. И это тема нашего разговора. Но пока вы не высказывались, я хочу попросить у всех прощение за то, что случилось пусть и не по моей вине, но при моем участии. Простите меня, но если бы мы не пришли сюда, то многое не потеряли, но многое и не получили.
   Актеры проводили Илисту в молчании, она встала в первый ряд. На импровизированную трибуну, сделанную из пары ящиков, вышел директор. Он лукаво улыбался какой-то известной только ему шутке. Хэсс подозревал, что предметом его улыбок служил он сам и маленькие человечки.
   - Илиста говорила перед вами первая, как человек, собравший вас всех в этот путь. Теперь надо высказаться мне, как главному в пути. Мы не приедем на фестиваль, но я не оставляю надежды, что когда-нибудь... Но сейчас не об этом, сейчас главное, что мы будем делать дальше. Я хочу всем сказать, что Великие мастера пригласили меня на разговор сегодня, и после нашего собрания, я отправлюсь к ним. Пока же надо выработать единое мнение. Мы забираем кодров?
   Стройный хор голосов взорвал воздух:
   - Да!
   - Отлично, это главное решение поэтому, придется решать основные проблемы. Куда мы можем пойти? Здесь же мы не останемся?
   Вперед выступил орк Страхолюд:
   - Если позволите, уважаемый Инрих, эта земля теперь будет нашей орковской, - он высказал это так уверенно, весомо, что дополнительных вопросов не возникло.
   - Значит, мы должны уйти. Да и жить здесь не очень то, - директор вел общее настроение в труппе к единственному возможному решению.
   - Тогда мы должны вернуться, - послышался голос отца Логорифмуса.
   - Куда?
   - В Эвари, - молниеносный ответ.
   - Отлично, я тоже придерживаюсь подобного мнения, но будут ли нам там рады? - директор развел руки.
   - Рады? - люди не смотрели на возвращение с такой точки зрения.
   - Вы знаете сколько всего кодров? Их несколько тысяч, и это не все, - директор опять будто бы извинялся.
   Отец Логорифмус пожал плечами, по его мнению, нет таких трудностей, которые нельзя было бы преодолеть.
   - Кстати, отец Логорифмус вы оставите свою миссию? - полюбопытствовал Мухмур Аран.
   - Я нашел то, что искал, - просто ответил Логорифмус.
   В это мгновение Хэсс подумал, что Логорифмус похож на того могучего зверя, с которым подружился. Тот зверюга тоже так корчил рожи, и морщил нос.
   - Мы возвращаемся? Но как мы пройдем по этим землям до Эвари? И главное, примут ли нас? - Инрих вернулся к теме дискуссии.
   - Нам больше некуда идти, - Саньо подал голос. - Мы не дадим кодров в обиду.
   - Уж скорее они не дадут нас, - пробормотал директор. - Отлично с этим предложением согласны.
   Общее голосование прошло успешно.
   - Итак, у нас еще как вам известно, есть три стада больших мясных животных, которых нам придется разводить. Пока они спят, но кто их погонит?
   - Здесь я скажу, - Илиста опять вышла вперед. - Этим всегда занимался клан мудрости, то есть я и мои кодры.
   - Отлично! - директор знал заранее, что она скажет. Ночью они уже это обсуждали. - Мы будем их гнать, но по идее должны справится. Я бы предложил этим заняться уважаемому Логорифмусу и Григорию, а также всем свободным от присмотра за кодрами. Кстати, повозки придется оставить здесь. Я предварительно договорился со Страхолюдом. Они останутся здесь, а личные вещи сгрузим на кодров. Они тоже согласны. Передвигаться мы будем быстрее, все будет зависить от этих мясных животных, которых придется гнать по земле.
   - Да, летать они в отличие от кодров не смогут, - подал голос Боцман.
   - Полеты придется освоить всем, даже тем немногим, кто не сговорился с кодрами, - продолжил директор. - Вопросы есть?
   - Есть, - к директору протиснулся Лаврентио.
   - Говори, - разрешил Инрих.
   - Первый, когда мы выходим назад? Второй, мы как труппа распались? И третий, когда будут объяснения? И еще один, про этих маленьких везде шныряющих человеков, да и еще синих птиц?
   - Правильно, - согласился Негда. Его поддержали остальные музыканты. - И как лететь беременной?
   - Уф, - директор помахал руками, успокаивая гомон. - Для объяснений и даты выходы давайте соберемся завтра утром, после моей сегодняшней встречи с Мастерами.
   - Хорошо, - Лаврентио согласился, - а остальное?
   - Подождите, - директор думал, как ответить. - Про труппу вы можете решить только сами. Не перебивайте, - остановил он остальных. - Про птиц пусть объясняет девушка, наша Алила, а про человеков все вопросы к Хэссу. Это он их личный дух. Хэсс!
   Вору пришлось выйти вперед, под общим любопытством Хэсс поведал весьма скорректированную историю своего обличивания в духи. Закончил свою речь он следующими словами:
   - И, насколько мне известно, маленькие человечки уже кое-кого из вас выбрали в своих. Вунь еще не объяснял мне как, но потом надо будет провести ритуал, тогда и у вас будут жить маленькие человечки. По себе могу сказать, что это помощники, опекуны и друзья. Бросить их я не могу, и уж коли мы берем таких больших кодров, то надо взять и маленьких человечков.
   - Алила! - вызвал Инрих.
   Сегодня девушка была не такая растерянная, как в ту памятную ночь. Она явственно волновалась:
   - Птицы, они тоже уходят, улетают из Темных земель, - начала она. - И они выбрали меня, как человеки Хэсса. Они волшебные, сами знаете про синих птиц. Я предлагаю принять то, что случилось, ведь птицы это тоже дар Темных земель. Птицы многие годы являлись стражами Темных земель, возможно, что и в Эвари, они будут. Хэсс уже говорил, что человечки выбирают и общаются с кем-то из вас. Так вот птицы тоже смотрят, вы их не бойтесь, они тоже говорят.
   Люди молчали. Вроде бы разъяснения и получили, а все равно чего-то не хватает.
   - Давайте, эти вопросы оставим на потом, - директор опять взял обсуждение в свои руки. - Кто-то еще хочет высказаться?
   Лаврентио запротестовал:
   - Подождите, мы еще не все обсудили.
   - Хорошо, - Инрих покорно согласился. - Говори.
   - Я о нас, - Лаврентио смотрел по очереди на каждого. - Мы есть или нас нет?
   - Я поддерживаю, - послышалось от Мухмура Арана. - Мы столько труда вложили в постановку.
   Флат глубокомысленно кивнул, Вика стукнула кулаком по руке, Саньо пробормотал что-то утвердительное. Лаврентио вызвал к обсуждению волнующую всех тему.
   - Что мы будем делать? - актеры бормотали, но никто не хотел выступать первым.
   Мухмур Аран напрягся, он считал, что он и Одольфо родители постановки, и это невнятное бормотание убивает его творческого ребенка. Ситуацию спасла Илиста:
   - Мы можем представить нашу постановку в столице. Мы должны ее сделать вечером памяти Одольфо. Если уж мы не попадаем на фестиваль, то давайте хотя бы почтим память драматурга таким образом.
   - Правильно, - выкрикнула Вика, но сразу же смутилась.
   Дикарь поднял руку:
   - Я бы согласился с предложение благородной Илисты, это было бы достойно.
   - Но если мы представим постановку в столице, то не сможем ее представить на фестивале, - робко возмутилась Мириам. Гвенни взяла ее за руку и продолжила речь подруги:
   - Тогда постановка Одольфо никогда больше не попадет на фестиваль.
   - С фестивалем дело темное, простите уж мое вмешательство, - инициативу разговора взял в свои руки отец Григорий. - Когда вы на него попадете еще? Да и поедете ли в таком составе, а вот помянуть Одольфо это правильно.
   - Хорошо, - Саньо принял решение. - Я согласен с Илистой. Фестиваль дело десятое, а вот человек и его память...
   - Инрих? - Илиста повернулась к директору.
   - Я согласен с любым решением, дорогая. В этом случае решить надо именно вам - актерам, а не нам работникам, - директор отстранился от высказывания собственного мнения.
   Илиста потребовала голосования. В итоге актеры согласились, что она предложила наилучший вариант.
   - Еще вопросы будут? - Инрих был уверен, что нет, но ошибся.
   Общим вниманием завладела Най. Эта девчонка затронула финансовый вопрос.
   - Я хочу знать, что будет с оплатой? - Най выставила грудь вперед, характерным движением своего отца.
   - Ну, как ты можешь, доченька, - забормотала ее мать.
   - Это важно для меня, важно для остальных, - Най еще громче заговорила, боясь, что ее могут прервать.
   Альтарен и Сесуалий пожали плечами, они решили свои денежные затруднения. Остальным же вопрос вознаграждения, обещанного при их согласии отправиться на фестиваль, показался весьма своевременно поднятым. Илиста и Инрих переглянулись.
   - Я понимаю, что это надо обсудить, - Инрих понадеялся, что выразился достаточно дипломатично.
   - И обсудить сейчас же, - поддакнула Вика.
   - Хорошо сейчас же, - директор приготовился к обороне.
   Тишина.
   - Я жду, - послышалось от директора.
   - То есть как? - изумилась Най. - Это мы ждем.
   Инрих подумал еще поиграть в слова, что могло дать ему дополнительные моральные преимущества в будущей торговле, но сделать это ему не дала Илиста.
   - Мы оплатим половину обещанной суммы, - актриса сделала свое предложение.
   - Донна Илиста, - Флат покачал головой. - Но денежными вопросами занимается Инрих.
   - Я придерживаюсь этого же мнения, - быстро выговорил директор, не желая развивать тему "кто хозяин в труппе?".
   - Половину? - потянула Най.
   - Мы не дошли до Фестивального, - директор обрел почву под ногами и не собирался отступать.
   - Так давайте дойдем, - Най упрямилась.
   - Доча! - ее мать Анна прикрикнула на девушку.
   - Мама! Это ведь и твои деньги!
   Хэсс впервые узнал, что оказывается, творческие люди умеют торговаться не хуже самых прожженных торговцев. Почти полутора часовые дебаты привели к тому, что труппа согласилась на условия половинной оплаты с выплатой в течение двух дней по возвращению в столицу.
   - Ну, вы и поторговались! - Хэсс стоял рядом с Инрихом.
   Труппа разошлась, но директор попросил Хэсса остаться.
   - Это еще ничего. Я представляю какие бы дебаты были, если бы они все-таки заполучили свои сундуки с золотом на фестивале, - директор взмок от напряжения. А что тебя удивило?
   - Никак я не думал, что артисты так любят деньги, - честно признался Хэсс.
   - Фррр, - директор взялся было за косу, но передумал. С жалостью посмотрев на очередную заколку, он убрал руки. - Хэсс, деньги и овации для артистов это есть две главные составляющие их успеха. Если овации они зарабатывают свои трудом, яркостью, талантом, то уж деньги они могут истребовать только своей настойчивостью. Я тебе расскажу, что во многих актерских школах есть даже специальный предмет, суть которого состоит в том, чтобы получить как можно больше за свой труд. И там главная заповедь такая, что если ты беден, то играешь плохо. Понимаешь?
   Хэсс подумал над сказанным и кивнул, находя все эти соображения очень разумными.
   - Видно, Най этот курс хорошо освоила, хотя вы, Инрих, его раза три проходили. У девушки пока не тот уровень. Ладно, Инрих, что от меня надо?
   - Что? - директор дернул говой.
   - Я остался, вы же мне сказали, чтобы я подождал, - напомнил Хэсс.
   - А! Точно. Ты далеко не уходи, сейчас поедим, и пойдем в главный зал, - объявил Инрих.
   - Погодите! - Хэсс поправил платок. - Вы пойдете в главный зал? А я?
   - И ты тоже, - Инрих обошел Хэсса вокруг. - Вполне прилично. Мы, как представители, должны хорошо выглядеть.
   - А я то зачем? - Хэсс все еще не понимал.
   - Так когда, тот совсем худой назначил нам встречу, он так и сказал, чтобы ты тоже был. Он на тебя рукой указал.
   - Не может быть, - вор не верил услышанному. - Откуда они меня знают?
   - Может быть дело в твоих маленьких человечках? - логично предположил директор.
   - Может, - сдался Хэсс.
   - Проведай больных, поешь, а потом пойдем. Кстати, как там больные?
   - Казимир ничего очухался, но стонет о своей травке. Сильно она его воображение поразила. А вот Маше лучше. Глаз остался цел, только она не видит им отчетливо. Ноги, руки заживают, - отрапортовал юноша.
   - Кто с ними сидит?
   - С Машей то я, то Нинихмай, - заметив недоумение на лице директора, Хэсс поторопился пояснить. - Это родственник Вуня. А за Казимиром кто-то из охраны присматривает. Я ему успокаивающий отвар сделал, ребята его поят.
   Директор кивнул и ушел командовать, предлагать, обсуждать, подслушивать, договариваться, то есть осуществлять свои прямые рабочие обязанности.
   - Какой хороший курс, надо бы и мне его пройти, - улыбнулся вор, оставшись в одиночестве на площадке.
   Трапеза подходила к концу, когда Хэсс услышал прелюбопытнейший разговор двух ученых-богословов. Оба они уже поели, а теперь сидели и обсуждали свои планы. Ни Логорифмус, ни Григорий не видели Хэсса, который сидел в тени большого дерева.
   - Так что у нас получается? - Григорий завел этот разговор. Он знал, что от Логорифмуса можно получить что-то, лишь прямо это попросив.
   - Да у нас что-то получается, - Логорифмус в этот раз не спешил. Григорий уже делал намеки, так что Логорифмус знал, о чем пойдет речь, и время принять решение у него было.
   - Я вот решил остаться, и из ордена уйти, - выпалил Григорий.
   - Зачем? - Логорифмус глянул на него искоса.
   - Ну, звери же, да и людей этих как оставить? - обосновал свою точку зрения Григорий.
   Логорифмус подвигал губами:
   - Я бы на твоем месте не спешил, но решать не буду. Я вот думаю остаться, миссия у нас другая.
   - Это ты что-то говоришь такое? - заволновался Григорий. По его мнению, было два выхода: или уйти из ордена и остаться с кодрами, или остаться в ордене и уйти от кодров, а его собеседник говорил о чем-то другом.
   - Я вот думаю, что наша миссия заключается в другом, - спокойно продолжил пояснения отец Логорифмус. - Мы должны написать такие книги, чтобы практика не расходилась с теорией. Понимаешь? Написать про Темные земли, про истину, про этих Великих, про людей.
   - Ах, - отец Григорий буквально задохнулся от открывавшейся ему дороги.
   - Именно, - Логорифмус дернул кончиками губ. - Истина Темных земель, не истина всего мира, но она есть. И нам надо об этом написать. Понимаешь?
   - Так ты видишь истину? - Григорий еле выдавил из себя вопрос.
   - Конечно, - уверенно кивнул Логорифмус. - Вся истина этих земель в двух вещах: нам не стать такими, как эти несчастные, но главное...
   - Главное? - Григорий затаил дыхание.
   Хэсс уже дожевал свою порцию, но сидел тихо, желая услышать, в чем же истина по мнению отца Логорифмуса.
   - Главное это кодры. Ты подумай, они же позаботились о кодрах, как о своих детях. Много ли мы заботимся даже о своих детях? А?
   Григорий ахнул.
   - Кодры выходят будут частью нашего мира, и надо об этом написать, - после длительной паузы добавил отец Логорифмус.
   - И сделать это можно только рядом с ними, - Григорий стиснул руки.
   - Мы напишем обо всем так, чтобы не было противоречий, тогда это ляжет в души людей, - Логорифмус был уверен, что у них получится.
   - Так у нас все впереди? - переспросил Григорий.
   Хэсс его не видел, но был уверен, что тот несказанно рад.
   - Конечно, ведь найти истину это весьма мало. А ты не знал? - Логорифмус жил по какой-то понятной ему логике, но когда ее обнародовал выходило, что она самая верная.
   Хэсс поразился, он тоже этого не знал.
   Не только ученые-богословы обсуждали свое будущее. К вопросу о завтрашнем дне серьезно подошли Недай и Ямина. Помощник и племянник директора Недай немного разволновался предстоящим трудностям. Он знал, что с девушкой надо говорить очень мягко, Ямина не самая умная, но тонко чувствующая натура. Недай все это знал, но снисходительно относился к ее недостаткам. Если бы кто его спросил, то Недай, пожалуй, сформулировал, что излишний ум женщины не нужен для совместной жизни, по крайне мере, с ним.
   Ямина сегодня принарядилась специально для Недая. Она одела максимально короткую юбку, и открывающую прекрасные перспективы блузу. Но на поднявшемся ветру ей стало зябко. Недай заметил, что руки Ямины покрылись гусиной кожей. Он скинул куртку и укутал Ямину. Смущенно поулыбавшись, Ямина сочла, что это очень интимно и мило.
   - Ямина! - Недай взял ее за руку. - Мы скоро возвращаемся в столицу.
   - Да, твой дядя сказал, - согласно кивнула актриса. - Жаль, конечно, что мы так и не попали на фестиваль, но зато у меня теперь такой замечательный кодр. Только, Недай, я на нем летать боюсь, а он меня уговаривает, что это нестрашно.
   - Это действительно нестрашно, - заверил Недай, хотя сам еще не летал.
   - Тогда я попробую, - подавив свои страхи, решилась девушка.
   - Ямина! Ты мне очень нравишься, - Недай вспомнил, как репетировал свою речь. Девушка покраснела, но глаза не отвела.
   - Ты мне тоже, - еле слышно прошептала она.
   Недай еще ближе пододвинулся к девушке и обнял ее.
   - Только ни на что такое я не согласна, - поспешно затараторила Ямина.
   - Ни на что такое? Ты бы сначала меня выслушала, - Недай укорил ее за поспешность суждения.
   - Говори, но я девушка приличная, не то что эта Най, - язвительно заметила Ямина.
   Недай поморщился, но свое мнение по поводу Най приводить не стал.
   - Ямина, ты бы могла стать моей женой?
   - Но мы так мало знаем друг друга, - слабо возразила Ямина.
   - Ямина! Мы много времени провели друг с другом, - Недай поразился каким-то возражениям.
   - Нет, это в труппе, а я говорю о нас, - поспешила она объяснить. - Влюбленные должны вместе провести много времени, понимаешь? Даже до первого поцелуя должно прийти время. Иначе как влюбленные узнают, что смогут много времени прожить вместе?
   Недай засомневался в малом уме Ямины, но потом успокоил себя, что она практична.
   - Хорошо, Ямина, но у нас нет условий встречаться.
   - Здесь нет, но мы же вернемся в столицу, - Ямина очаровательно улыбнулась.
   Пока практичная Ямина рассказывала Недаю, как должны влюбляться и жениться честные люди, Богарта и Саньо выяснили свои личные отношения в совсем другом аспекте.
   Актер стоял в один подштаниках, уперев руки в боки.
   - Ты, что переспала со мной и все? - неверяще кричал он.
   - Ну, что? Что и переспала? Имею право, - запальчиво отвечала Богарта.
   Она стояла напротив любовника, одетая в черные облегающие штаны и закрытую кофту с высоким воротом. В руках у нее был нож с тонкой серебренной гравировкой на ручке. Надпись гласила: "Любимой верной супруге. Да уйдут соблазны с твоего пути".
   - Так я тебе на одну ночь, что ли? - Саньо поджал губы.
   - А для тебя новость, что и ты можешь быть на одну ночь? - отреагировала воительница.
   - Да, - коротко признался Саньо.
   - Это все? Тогда убирайся из моей повозки, - рявкнула Богарта. Ей захотелось заплакать.
   - А я тебя люблю, - Солнечный не желал просто так отступать. Он знал, что это магические слова для женщин, которые меняют ход скандалов, разговоров и жизней.
   - Убирайся! - Богарта рассердилась.
   - А я надеялся, что мы будем вместе, - Саньо успокоился. Свои страсти он держал под контролем. Он видел, что его любимая растеряна, зла, но причин этого не понимал.
   - А я нет! - Богарта опять перешла на крик.
   В повозку заглянул повар.
   - Вы бы так не орали, ребята, а то уже вся труппа у ваших дверей, - повар Грим быстро скрылся.
   Его кратковременное вмешательство сбило их с высоких тонов скандала. Богарта не рискнула подойти к Саньо, ей казалось, что тогда он поймает ее и вся злость пройдет. Актер молча одевался, говорить не хотелось.
   - Вот уж не думал, что ты такая трусиха, - Саньо застал ее врасплох.
   Уже одетый по всей форме, он встал рядом с ней, сделав вид, что собирается входить. Но коварно обманув ее бдительность, обнял и крепко поцеловал. От этот нежного и в тоже время дикого поцелуя Богарта растерялась, потеряла секунды. Саньо вынул нож из ее рук, и забрал себе.
   - Это тебе не поможет, - авторитетно изрек он, посмотрев на надпись.
   - Что? - воительница растерялась.
   - Мне повторить? - Богарта поняла, что это он поцелуе.
   - Нет, - отступила женщина.
   - Я же говорю, не думал, что ты струсишь, - Саньо пожал плечами и вышел.
   Народ, будто бы случайно оказавшийся рядом с повозкой, расходился. Актер лишь усмехнулся. Если бы это помогло вернуть Богарте решительность и разумность, то он бы на глазах у всех занялся бы любовью с ней.
   Оказаться в Главной зале было приятно. Хэсс оценил прохладу и какое-то мирское спокойствие, которое царило в Главной зале. Когда они шли по коридору, то Хэсс любовался странными неясными картинами. Для себя он определил, что эти картины созданы необычным художником. Все фигуры на них, будь то люди, или кодры, или деревья, или водопады, все было слегка размытым. Не имея четких контуров, водопад плавно переходил в человека, человек в кодра, а тот в дерево. И все это сливалось вместе с небом чуть желтоватого оттенка. Хэсс подумал, что было бы хорошо украсть такую картину, чтобы показать ее другим. Он подумал, что художники уцепятся за возможность скопировать концепцию живописи.
   В Главной зале, куда они наконец пришли, Хэсса поразили высокие колоны, странно изъеденные жуками. Колонны были какие-то кособокие, неровные, но при этом весьма органично дополняли залу.
   Сам зал был выдержан в голубовато-серых тонах. Два больших окна из непонятного материала, открывали прекрасные виды на Темную землю. А третье окно было странным, каким-то матовым, и ничего не открывало.
   Посредине залы стоял стол, вполне земной и привычный. Однажды Хэсс уже видел подобный стол со странной резьбой, только меньших размеров.
   Стулья или кресла поразили Хэсса своей высотой и несоразмерностью для людей, но он сумел втиснуться в одно из них. Сидеть оказалось сильно не удобно.
   Тот Мастер, как Инрих говорил Великий, привел их и оставил в зале.
   Директор молчал, Хэсс тоже, но головой усиленно вертел.
   Решив еще раз предположить зачем позвали именно его, Хэсса, вор погрузился в свои мысли. Легкий толчок под ребра вывел его из задумчивости в самый интересный момент.
   Великий Мастер вернулся, держа в руках что-то сильно напоминающее книгу.
   - Это Вам прочитать, - сообщил Великий.
   Чувствовалось, что Великий скован с людьми. Но возможно такое ощущение возникало потому, что он не привык говорить с людьми, как с гостями.
   Хэсс потянулся к книге, разложив ее на столе, он и директор погрузились в чтение.
   Это была история создания кодров. При этом долго рассказывались какие-то тонкие подробности анализов и синтезов, которые Хэсс, да и Инрих не поняли. Но они добросовестно прочитали все, что велел Великий.
   Когда Хэсс поднял на него взгляд, то Великий скривился, и было неясно улыбка это или гримаса.
   - Теперь вы понимаете, что это наши дети? Мы за них отвечаем.
   - Конечно, - директор и вор кивнули.
   - Мы должны были выбрать достойных, чтобы те могли взять наших детей и растить их дальше. Они еще не достигли своего рассвета, а мы уже спустились в закат, - скорбно продолжил Великий.
   Его монотонная речь резала Хэсса по ушам.
   - Так это значит поэтому, вы отдаете их нам? - рискнул спросить Инрих.
   - Пойдем, - Великий протянул Инриху руку.
   Хэсс тоже поднялся, но хозяин повелел остаться на месте. Инрих и Мастер ушли. За последующие два часа Хэссу надоело сидеть одному в Главной зале. Решив, что ничего плохого не будет, он поднялся и отправился рассматривать саму залу, картины и что еще попадется на пути.
   В самой зале его внимание привлек синий сосуд, в котором что-то клубилось. Вынимать пробку из бутылки, частично вмурованной в одну из изъеденных колон, Хэссу не захотелось. Но внимательно посмотреть, он себе разрешил.
   Виды из окон Хэсс изучил во время своего вынужденного ожидания поэтому, отвлекаться на них он не стал.
   За одной из колон Хэсс заприметил маленький сундочок. Размер хранилища был примерно с треть обычного, используемого для белья. Подойдя к сундучку, Хэсс осторожно приоткрыл крышку, его челюсть отвалилась в прямом смысле этого слова. В сундучке сидели две бесшерстные собаки, играющие в кости. Странный гибрид рук и лап бросал кости, особо удачные ходы, собаки отмечали поскуливанием. Еще более осторожно закрыв сундук, Хэсс отправился дальше.
   У того матового окна, которое ничего не показывало, Хэсса заворожили сваленные в кучу вещи. Одной рукой он выудил из тряпичной кучи сначала синюю мантию, затем какую-то тряпку неясного назначения, еще половину шляпы, потом меч, который, как показалось Хэссу, ему подмигнул. Обворовывать хозяев, Хэсс вовсе не собирался, но меч и тряпка решили по своему. Тряпка внезапно, как живая набросилась на вора, а меч пребольно уколол в бок. Хэсс уронил меч, и стал отбиваться от тряпки. Когда вор избавился от удушливой тряпки, то меча на полу не было. Тряпка тоже представляла собой нечто уже не целое. В середке тряпки появилась дыра.
   Не желая больше испытывать потрясения, Хэсс отошел от этой кучи барахла.
   В коридоре было все также прохладно. Картины светились и завораживали цветом и плавными неуловимыми переходами. Чуть дальше по переходу были еще одни двери, и эти двери были открыты.
   Сделав шаг, Хэсс ступил в черную дыру. Следующий шаг ему сделать не дали, кто-то пребольно толкнул его в грудь и выставил за дверь.
   - Я, между прочим, еще родиться хочу, а ты помирать собрался, - заворчал знакомый голос из темноты.
   Двери черной комнаты захлопнулись.
   Отдышавшись, вор решил продолжить ревизию. За поворотом были еще одни двери. Помня прошлый опыт, Хэсс решил сменить тактику. Он постучал в двери, они открылись. С порога было видно, что это обычная комната, забитая книгами. На одном из столов, заваленных книгами, нашлось место аквариуму.
   - Заходи, гостем будешь, - поприветствовала рыбка из аквариума.
   Наслышанный о чудесах с рыбкой от эльфа, Хэсс быстро сориентировался.
   - Спасибо, - вежливо поблагодарил вор.
   Рыбка плавала справа налево, а потом обратно, но слегка перебарщивала в движениях, и периодически вода выплескивалась из аквариума.
   - Здесь знание-хранилище, - сообщила рыбка.
   - Понятно, - Хэсс наклонил голову, рассматривая корешки книг.
   - Скоро нас все того, - жалостливо поныла рыбка.
   - Как того? - удивился вор, он продолжал читать названия книг.
   - Ну, как-как? Просто, эти старики уходят, и нас с собой забирают. Вам же ничего не оставят, - рыбка зафырчала, как это делают только кошки.
   - И тебя? Но ты же живая?
   - Я живая, - судя по голосу, рыбка совсем уныла.
   - Но как же так? - Хэсс еще мог понять гибель книг, хотя и их было жалко, но рыбку то зачем?
   - А вот так! Попользовались и выкинули, - еще более жалостливо заныла рыбка.
   - А нельзя ли тебе как-нибудь помочь? - зная, что лезет не в свое дело, все-таки спросил Хэсс.
   Рыбка словно зависла в аквариуме.
   - Значит, так давай мне тут желай покушать фугу.
   - Чего?
   - Скажи, рыбка сделай мне фугу, но только я сам ее сготовлю, - рыбка бешено молотила хвостом.
   - И этим я тебе помогу?
   - Поможешь, давай времени-то мало.
   После странного желания Хэсса, в аквариуме появилась похожая на рыбку рыбка. Только она была неразумной.
   - И что?
   - Теперь скажи, рыбка сделайся колечком.
   Без вопросов Хэсс произнес и это.
   На дне аквариума появилось колечко.
   - Надевай меня, идиот! - завопило колечко, голосом рыбки. - И шастай на место.
   Пришлось все проделать быстро.
   Когда в Главную залу вернулись Инрих и Великий Мастер, Хэсс чинно смотрел в окно, и прятал руку с кольцом в кармане. Напоследок рыбка сообщила, что вернется в свое прежнее обличие, если опустить кольцо в воду.
   Хэсс Незваному было не привыкать к новым странным знакомым.
  

Глава 29. Не хлебом единым

  
   И из исключений создаются правила.
   Пэрис Хилтон.
  
   - Погоди, Инрих, тебе, что сказал этот важный тип? - Хэсс не верил своим ушам в третий раз переспрашивая директора.
   Они сидели в главной зале Великого Мастера, который ушел прощаться с кодрами.
   - Он мне сказал, что это испытания, - терпеливо повторил Инрих, и еще раз пересказал то, что говорил Великий.
   - Выходит, что нам зачлось то, что мы пережили той ночью? - Хэсс не знал смеяться или плакать. - А все, что было до этого? Наш путь по Темной земле?
   - А это всегда так бывает, Хэсс, - довольно мудро заметил Инрих. - Все люди ждут испытаний, и думают, что вот случиться что-то одно, и оно изменит жизнь. А на самом деле важно то, как живешь все это время. Конечно, не спасовать в тяжелый момент важно, но ведь жизнь не состоит из одних тяжелых моментов.
   - Да уж, - в сердцах Хэсс решил, что тот самый Великий тип ничего не понимает в жизни, и вообще он из другого мира. Таких надо прощать. Хэсс еще помолчал, думая говорить или не говорить. - Знаешь, Инрих, я от денег тех отказался со спокойной душой. Понимаешь? Для меня они ничего не стоили. Просто груда денег.
   - Да? - Инрих недоверчиво поднял брови.
   - Это правда. Я бы понял, если бы тот тип нас облагодетельствовать решил совсем по другому поводу. Для меня, например, самым страшным был случай с Машей. Я тогда столько сделал, сколько никогда до этого не делал, - откровенно признался Хэсс. - Но это не все. Еще мне было страшно осторожно, мне подсказали, что так боятся умные люди. Так вот, мне было страшно принимать Вуня. Я же его личный дух.
   - Я знаю, осторожность может сильно помешать в жизни, - поморщился Инрих, вспоминая маленького наглого человечка.
   Они еще помолчали, Великий Мастер не возвращался.
   - Хэсс, - Инрих тоже решил выговориться. - Мне тоже не было так уж трудно отказаться от прошлого. Я на минуту представил себе, что никогда не увижу тех, кого люблю, такими какие они сейчас.
   - Да? - в свою очередь поднял брови Хэсс.
   - Это правда, - вернул его слова директор. - Новую жизнь можно прожить, только снова родившись. В любом другом случае, мы все равно живем с грузом старой жизни. И это надо уметь принимать.
   Хэсс постарался удобнее разместить свой зад в кресле Великого, но сидеть было тяжело.
   - Какие они худые, - вздохнул Хэсс.
   - Ты о креслах? - ухмыльнулся Инрих.
   - Конечно, - Хэсс осознал, что вздохнул о своем неудобстве вслух. - Интересно, а у остальных было также?
   - У Илисты, Лаврентио, Богарты, Алилы, Логорифмуса и других? - Инрих тоже думал об этом.
   - Да, у них.
   - Не знаю, если они тебе ответят, то ты узнаешь, - обтекаемо ответил директор.
   - Да, я спрашивать не буду, - возразил Хэсс.
   - Почему? Не хочешь к ним лезть в душу?
   - Где-то так. Залезть к другому в душу, это испытание прежде всего для себя. Некоторые души уж очень неприглядны, - мрачно сообщил Хэсс, продолжать разговор на эту тему ему не хотелось, но еще один вопрос следовало задать. - А этот Великий тип так и не понял про свои испытания?
   Инрих лишь покачал головой.
   - Значит, на фестиваль мы не успеем, - заметил спустя минут десять Хэсс.
   - Какой нам фестиваль? У нас куча, или стая? Или как это будет правильно кодров. Еще Великий Мастер обещал нам, так сказать, кормовых животных. У Алилы пять сотен птиц. А у тебя толпа маленьких человечков.
   - Да, - Хэсс вспомнил, как он узнал о количестве родственников Вуня. - Мы возвращаемся назад?
   - Мы возвращаемся назад, - повторил Инрих. - Вперед пути нет.
   - И что будет дальше?
   - Откуда я знаю, я всего лишь директор труппы, а не колдун из Белой башни, - фыркнул директор.
   - Илиста знает?
   - Конечно, она же не дура, - Инрих взял себя в руки.
   - Простите, Инрих, - извинился Хэсс.
   В главный зал вернулся Великий Мастер. Он пришел с помощником. Хэсс внимательно рассматривал новое действующее лицо. Мастер был еще худее Великого Мастера. Очень похоже на человека после нескольких лет голодания, но для них худоба была вполне естественна и гармонично подходила к вытянутому лицу, раза в полтора длиннее человеческого, тонким малоизогнутым бровям, тонким губам, и неожиданно массивному широкому носу. В первого взгляда Хэсс угадал, что этот новый мастер сильно нервничает. Так обычно дергался сам Хэсс перед трудными заданиями.
   - Наши кодры, - начал новый мастер и сбился, поправился, - ваши кодры выбрали себе глав. Клан Тишины, которую олицетворяет мудрость, во главе с Мрымом выбрал Илисту. Клан Волнения, который основывается на поиске, выбрал своим главой Логорфимуса.
   На это сообщение и Хэсс и Инрих кивнули, Мастер продолжил свою речь.
   - Клан Легкости, который кружит в воздухе, не выбрал себе главу, хотя в его ряды влились несколько ваших человек. Также как и Клан Изменчивости, который связан с водой, остался пока без главы.
   Хэсс и Инрих опять кивнули. Мастер замолчал.
   - Но ведь всего кланов пять? - решился уточнить Инрих, оба мастера на него странно поглядели. Инрих, оправдываясь, добавил: - Вы же говорили об этом.
   - Да, - согласился Великий Мастер. Ему было явно тяжело говорить.
   - Клан Свободы, который не нуждается в поводырях, тоже выбрал своего главу, - смог выговорить, наконец, молодой Мастер. Хэсс и Инрих замерли, что-то было не то в этих словах. - Им стал Хэсс Незваный.
   - Но я в глаза не видел ваших кодров, - вырвалось нечаянное у вора.
   - Мы знаем, - почти спокойно ответил Великий Мастер.
   - Но тогда как же? - Хэсс понадеялся, что это пустая шутка.
   - С ними договорился один маленький пронырливый человечек, - послышалось из-за дверей.
   - Вунь? - опешил Хэсс, Инрих опять поморщился от воспоминаний.
   Вунь деловито зашагал к столу, запрыгнуть в кресло одного из Мастеров, ему труда не составило. Садиться он не стал, так как его бы не было видно остальным. Вунь остался стоять за импровизированной трибуной.
   - Нам, понимаешь, так передвигаться будет удобнее, - шокирующее признание Вуня повергло Инриха в истерическое состояние. Хэсс все еще молчал.
   - Ты, что так им и сказал? - не веря в услышанное, спросил Хэсс.
   - Почти, - признался Вунь. - Мы уже давно с ними знакомы, личный дух нашего рода. Мы у них шерсть вычесываем, понимаешь? Они - Свободные - лежали в той пещере в самом конце. Ну, наши там ход пробили. Это было совершенно случайно, - сразу добавил Вунь. - И вот, мы с ними познакомились. Они нас в семью приняли, и ты тоже получаешься в семье. Род все-таки. Так что сам понимаешь, что договориться труда не составило.
   Хэсс закрыл глаза, Инрих сдерживал громкий смех, но хихиканье прорывалось. Оба мастера торжественно молчали. В эти минуты Хэсс вспомнил молитвы, которые когда-либо он слышал в своей жизни. Это была мешанина слов из молитв отца Григория и монаха Шевчека, из причитаний нищих в столице и хвалеб короля Главрика IХ. Но одна мысль во всем этом была главной: "Что уже больше Хэсс не вынесет, хватит с него подобных новостей". Почему-то тогда же Хэссу вспомнилось, что в детстве, еще до встречи с Шаа, он мечтал о большой семье, и даже молился об исполнении желания. Похоже, что кто-то там услышал его молитвы и поспешил их исполнить в такой огромной форме.
   - Хорошо, ты просто молодец, Вунь! - пересилив себя, смог произнести Хэсс.
   Инрих одобрительно причмокнул губами.
   Много позже, спустя несколько лет, Инрих спросил Хэсса, почему тот тогда так ответил. Хэсс признается:
   - В первый же день мой учитель Шаа, рассказал мне длинную историю, из которой я понял одну вещь. Если ты любишь кого-то, скажем, вы связаны сильными узами, то изволь уж принимать и то, что любит он. Если ты откажешься принять, то потеряешь того, кого любишь. Это похоже на то, как юноша приводит девушку в дом. Его родители должны полюбить невестку больше собственного сына, тогда и внуки у них будут, и сын, и еще и дочь. Любить кого-то на половину, или на треть или на четверть нельзя.
   Инрих тогда выразит сожаление, что так и не познакомился с этим чудесным человеком Шаа. Хэсс расхохочется в ответ, но причину своего смеха пояснять откажется. К ним выйдет второй сын Хэсса - Авехо, который потащит Инриха в театр. Авехо с малолетства будет вить веревки из всех окружающих, а в особенности из Инриха, который назовет его первое имя, и будет опекать всю жизнь.
   Сентенус лихорадочно собирался. Последний день и ночь он провел не лучшим образом для своей печени, но весьма плодотворно для короля и разведчика. Сентенус пил по черному до розовых нимф в компании с колдуном из Белой Башни. В один час из этого дня колдун спросил, что хочет увидеть Сентенус, так сильно наливаясь настойкой из черного дуба. Сентенус сболтнул про розовых нимф, и они оказались прямо перед ним. Одна особо соблазнительная стала танцевать, но Сентенус лишь разочаровано вздохнул.
   - Не забирают меня твои нимфы, - пьяно пожаловался он колдуну.
   - Странно, а меня забирают, - также по дурному отозвался колдун. - Не дорос ты еще, - сделал правильный вывод колдун.
   - Может быть ты не дорос? - воспротивился Сентенус.
   - Я? - Визгливое покрикивание колдуна, абсолютно убедило Сентенуса в своей мысли, но через миг он это все забыл.
   - А ты уверен, что именно такая пьянка, устроит твою линию для моей встречи с актерами, геомант хренов? - Сентенусу пришло в голову, что колдун смог его просто разыграть, сказав, что надо пить целый день, сидя в подвале Белой Башни.
   - Уврн, - пропуская гласные, забулькал колдун, выпивая полбутылки настойки из черного дуба.
   - Ну, ладно, а то что-то мне плохо стало, - признался Сентенус.
   - Держи еще, - колдун протянул очередную бутылку.
   - Хорошо, - Сентенус сделал добрый глоток, действительно стало полегче. - Значит, ты думаешь, что у нас все получиться?
   - Что значит у нас? - колдуну не понравилось обобщение. - У меня всегда все получается, Ик! - заикал колдул.
   - И у меня тоже, - не остался в долгу Сентенус.
   - Ты так думаешь? - вкрадчиво уточнил колдун, и опять забулькал из бутылки.
   - Раз живой, то всегда, - непререкаемым тоном изрек Сентенус.
   - В принципе прав, - согласился колдун.
   - Я вот, что хотел спросить, а почему меня твои нимфы не забирают? Может быть они не настоящие?
   - Может быть, - колдун решил, что пить из бутылок нерентабельно, и открыл бочку. Сейчас он раздумывал, как устроиться под бочкой, чтобы настойка текла к нему в рот сама собой.
   Когда Сентенус дотащился до своей постели то, как раз первые лучи солнца пробились сквозь занавеси. К нему в опочивальню сунулся кто-то из слуг:
   - К Вам первый министр Язон!
   Сентенус устало свалился в кровать, не желая ничего выслушивать.
   - Пошли его! - велел он слуге, но дед уже вперся в комнату.
   - Я вот подумал, Сентенус. Мы несправедливо взвалили на тебя такую тяжелую ношу, - проникновенно начал дед, чувствовалось, что он долго готовился к этой речи.
   - Хрр, - высказался Сентенус.
   - Я придумал другой выход из ситуации, - быстренько сообщил дед.
   - Какой? - выдавил из себя валяющийся на кровати внук.
   - А почему ты лежишь? - заметил дед.
   - Тренируюсь быть королем, - Сентенусу хотелось остаться одному, чтобы выспаться. Настойка из черного дуба заполнила его полностью, и требовала улечься в постель.
   - Это хорошо, пригодится, если ты не одобришь мой план, - рационально решил дед.
   - Давай свой план, - поторопил Сентенус.
   - У тебя единственный шанс. Прибьем короля, продадим землю, Льяму в охапку, кота в подземелья, а сами к соседям за перевал, - выдал дед.
   - Странно, - поднимая голову от подушки, изрек Сентенус, - Я пил, а ты чушь несешь. Похоже колдун перегеомантил. Иди-ка ты, дедушка, поспи, и кота не трогай.
   - Почему? - дед был крайне раздосадован таким несерьезным отношением к его предложению
   - Сильно он у вас гадкий, во-первых, а во-вторых, ему теперь с кошками трахаться приходится, если, конечно, он не воздерживается, - Сентенус опять уронил голову на подушки, стаскивать сапоги не было сил.
   Дед застыл:
   - Причем здесь кошки?
   - Ни причем, но нимфы не лучше, - уже довольно сонно пробормотал Сентенус.
   - О чем ты? - дед стал трясти внука за плечо, но Сентенус наплевательски спал, не отвечая деду.
   - И я воспитал такого внука! - дед патетически поднял руки, но потом опустил. - Но внук вышел вроде лучше сына. Может с правнуком повезет? Надо его срочно женить.
   В голове у деда засела новая мысль, опасная для королевства в целом и для Сентенуса в частности.
   Боцман учился летать. За его подвигом наблюдал Мореход, Секач, Плинт и Железяка. Осторожно забравшись на спину большого седого кодра, Боцман крепко вцепился в холку. Кодр повернул голову, и проверил, как устроился человек. Большие желтые глаза зверя светились ехидством. Он-то знал, что летать не страшно. Затем кодр расправил свои крылья. Без разбега, с силой оттолкнувшись от земли, кодр взмыл вверх. Боцман судорожно вздохнул. Совершая круги над площадкой, где стояли люди, кодр поднимался все выше и выше. Боцман крепко держался. Ему даже пришлось закрыть глаза, чтобы голова перестала кружиться.
   - Эгей! - донеслось снизу.
   - Охх, - прошептал Боцман.
   Внизу его явно не услышали.
   - Эгей! - донеслось еще более мощное с земли.
   Внезапно Боцман вспомнил, как плавал на своей старой посудине. Как-то они попали в страшный шторм. Там было примерно также страшно, беззащитность всегда пугает. Но тогда, когда они все поняли, что не ступят на твердую землю, у Боцмана пропал страх. Он себя не помнил, но ребята рассказывали, что он дико кричал, в ярости ругая шторм.
   - Эгегей! - Во всю мощь легких закричал Боцман.
   Внизу Мореход сделал глоток из свой фляги:
   - Как хорошо! У меня аж уши заложило, - пояснил он окружающим ковыряние в ушах.
   - Смотрите, - указывая пальцем на Боцмана, заверещал Плинт.
   Могучий кодр стал совершать резкие развороты, снижения, затем опять набирать высоту. Боцман держался одной рукой, а второй махал ребятам на земле. Еще Боцман не забывал голосить, счастливый от открывающейся перспективы полетов в небе.
   Стоя на твердой каменной площадке, Боцман восторженно вздыхал об ощущении воли, которое он вновь испытал. Следующим на полет решился Мореход, который никогда не желал уступать Боцману.
   Когда в небо поднялся Железяка, Мореход рискнул спросить Боцмана.
   - Так море для нас закрыто?
   - Если уж я поднялся в небо, то и в море мы выйдем, - неожиданно уверенно откликнулся Боцман. Он приложил руку к глазам, солнце слепило, и не давало хорошенько рассмотреть кульбиты, которые выделывал кодр с Железякой.
   - Ты думаешь? - еще раз желая убедиться, что все в этом мире возможно, переспросил Мореход.
   - Абсолютно и безоговорочно. Теперь это не обсуждается, Мореход, - последовал правильный ответ.
   За полетами кодра и рабочих сцены наблюдали еще двое: Богарта и повар Грим. Повар сидел на некотором возвышении от взлетной площадке. Охранница сама подошла к повару, который уселся на странном шатком сооружении, похожем на самодельный табурет, но почему-то на двух ножках. Грим внимательно посмотрел на женщину. Во владениях Мастеров она расслабилась, все напряжение, скопившееся в пути, ее отпустило. Сегодня повар видел ее первый раз не в штанах и куртке, а в короткой черной юбке с кофтой с высоким воротом.
   После традиционных приветствий Богарта осмелилась спросить о назначении необычного табурета.
   - Да просто ножка отвалилась, а больше у них ничего нет. Не вытаскивать же на воздух резное кресло? - отмахнулся повар.
   - Я бы тоже хотела посидеть, - женщина решительно вернулась в пещеру. Там она взялась за огромное резное кресло. Не в силах его поднять Богарта поволокла кресло.
   Грим встал и помог женщине. Когда они установили кресло рядом с ломанной табуреткой повара Грима, Богарта заметила:
   - Если бы я сегодня не была в юбке, то должна была бы тебя убить за помощь.
   Грим усмехнулся:
   - Если бы ты не была в юбке, то я бы не стал помогать, кодекс я еще знаю.
   Усевшись и вытянув ноги, Богарта стала осматриваться по сторонам. Виражи кодра с Мореходом на спине ее не впечатлили. Нечто подобное она уже испытывала сама.
   - Так ты специально надела юбку? - догадался повар.
   - По особому случаю, - согласилась Богарта. Сегодня она не только надела юбку, но и украсила свои короткие волосы двумя яркими заколками.
   - Хорошо выглядишь, - сделал комплимент повар.
   - Спасибо.
   - Так, что тебе от меня надо? - Грим прикидывал затянется ли разговор, он хотел попробовать полетать на кодре.
   - Я вернусь к пройденному, Грим, - Богарта сцепила руки, Грим слегка покачал головой. Так он и думал.
   - Ты о Саньо?
   - Да.
   - Спрашивай, - покорно согласился повар.
   - Ты сказал, что мне надо разобраться с собой, и не мучить его, - напомнила Богарта.
   - Я так сказал? - повар переспрашивал потому, что не желал сам говорить ничего нового.
   - Ты так сказал, - женщина расцепила руки и поправила юбку. Привлекательные коленки рассмотрел с высоты Мореход. Его громкое уханье было результатом одобрительного мнения. Как назло, кодр повернул в другую сторону и лишил его возможности еще полюбоваться на коленки охраницы.
   - И что? - Грим начал раскачиваться на табуретке.
   - В какой-то мере ты прав, - откровенно призналась Богарта. - И вообще это все мое дело, но я прошу тебя мне помочь.
   - Как?
   - Помоги мне найти ошибку. Понимаешь, где-то я точно ошибаюсь, но где именно понять не могу, - Богарта опять сцепила руки.
   - Тогда рассказывай, - Грим впервые за время разговора повернулся к ней лицом, и посмотрел в глаза.
   - Я не ничего не понимаю. И самое главное чего я не понимаю, так это зачем я Саньо? - Богарта впервые позволила своим страхам выплеснуться наружу.
   - Это все? - Грим желал услышать все вопросы и страхи.
   - Нет, - помедлив с ответом, призналась Богарта. - Есть еще один момент. Я привыкла на всех смотреть, как на врагов.
   - Издержки работы, - ухмыльнулся повар.
   - А ты тоже на всех смотришь, как на составляющие для супа? - ехидно полюбопытствовала Богарта.
   - Иногда и такое бывает, - не отступил от своих слов повар. - Это все?
   - Все, - покорно признала женщина.
   - А в чем же ты ошибаешься?
   - В том, что мне делать дальше, - Богарта непроизвольным движением достала нож. Посмотрела на него и убрала.
   - На все это я тебе могу сказать две вещи, - Грим поднялся и подхватил свой хромоногий табурет. - Первая - это то, что я бы спросил кого-то о его намерениях, причинах и желаниях, тогда и гадать не придется. И уж, наверное, постарался бы поверить. Второе - это то, что в твоей жизни явно что-то не то, раз уж ты на всех смотришь, как на врагов. Кто же тогда ты, если все остальные враги. И последнее, что делать дальше думай сама, пусть это будут твои ошибки, а не мои. И не смотри на меня так, если бы Солнечный мне сделал подобное предложение, то тогда бы я и думал, а так расхлебывай сама. Но позволь тебе привести один маленький пример, наш мальчик Хэсс не побоялся взять на себя ответственность за уйму маленьких людей, а они словно дети, а ты на себя не берешь ответственность даже за себя.
   Отповедь получилась несколько суровой, но повар не сожалел. Ему порядком надоела нерешительность и переливание из пустого в порожнее. Грим еще бы понял подобное поведение у кого-то из молоденьких девочек, но не у взрослой самостоятельной воительницы. Но, с другой стороны, Богарта в вопросах любви понимала еще меньше, чем та же Алила или Маша. Вот уж кто поумнее ее будет.
   Грим подостыл от эмоций, вызванных разговором, и решительно зашагал на взлетную площадку. Он уверился, что хочет попробовать полеты на кодре. Может это не так страшно, как кажется снизу.
   Отец Логорифмус и отец Григорий взялись за выполнение своей священной миссии. Они уговаривали и увещевали любовную пару Джу и Лаврентио. Отец Григорий взял на себя красавицу Джу, Лаврентио же достался отец Логорифмусу. Проводить обработку ученые-богословы решили одновременно, чтобы эффект воздействия был сильнее.
   - Джу, ты соображаешь, что делаешь? - Григорий все настойчивей требовал ответа. - Ты же фактически унизила своей ревностью Лаврентио. Ты его так обидела, что он писать перестал. Мы все видим, что он мучается, а ты?
   - А я? - Джу итак была в состоянии истерики, а тут еще причитания отца Григория.
   - А ты сама во всем виновата, - безапелляционно вынес суждение отец Григорий. - Тебе же достаточно просто пойти к Лаврентио и попросить прощения. Ты же его любишь, и он тебя любит. Джу, пожалуйста, подумай немного. - Отец Григорий приостановился, ему пришло в голову, что эта красотка думать особо не умеет, а живет на чистых инстинктах. - Джу, ты представь, - отец Григорий сменил тактику, перейдя на эмоции. - Ты всю жизнь себя корить будешь, если не пойдешь и не помиришься с Лаврентио. Он же такой мужчина, что любая бы за ним побежала. Джу!
   Девушка дернулась, ей и самой хотелось, чтобы все вернулось на круги своя. Она ужасно сожалела о своей выходке, ну, зачем было устраивать такой скандал. Ну, кто ее дергал за язык. Лаврентио же, как обычно, предлагал перестать орать, потом выяснить отношения. Мало того, что она его обидела, так и показала себя на всю труппу несдержанной маленькой девчонкой, а отнюдь не взрослой умной женщиной. А уж, если Лаврентио писать не может, то она точно жить спокойно не сможет, она его произведения играть не сможет, а люди и слушать не будут. Она же убила Лаврентио!
   Столь жуткий вывод из всего случившегося вверг красавицу в очередной истерический приступ, уже по отношению к самой себе. Не в силах думать рационально, Джу и сама решила умереть.
   К сожалению, отец Григорий не предполагал, как творческая натура южной красавицы может истолковать его призывы, и что она захочет с собой сделать.
   Обдумывать долго свои решения Джу не привыкла. Решила и сделала. Она подумала, что достойна смерти, и бросилась бежать к площадке для взлетов, чтобы броситься с нее вниз. Отец Григорий промедлил, он то посчитал, что девушке надо побыть одной, и выплакаться.
   Джу, так и не остановившись, бросилась с площадки. Она даже не увидела края. Миг она на чувствует опору под ногами, еще миг и не чувствует. Дикий крик полетел по склону. Отец Григорий дернулся, ему показалось, что девушка поскользнулась и упала, но потом он сообразил, что она специально бросилась вниз. Еще секунда и по спине отца Григория потек холодный пот. Подбежать к краю площадки, и посмотреть вниз у него не было сил. На площадке появились люди, среди них был и Лаврентио. Не зная, что ему сказать, отец Григорий взялся за сердце.
   Первым вниз посмотрел отец Логорифмус:
   - Что она там делает? - оторвавшись от созерцания зрелища, Логорифмус спросил у Лаврентио.
   Лаврентио тоже посмотрел вниз:
   - Откуда я знаю? - затем покричал вниз. - Джу, ты что там делаешь?
   Отец Григорий осознал, что с мертвыми так не разговаривают, нет, конечно, разговаривают, но только в редких случаях. А этот случай явно не походил на редкий. Он отважился заглянуть вниз.
   На половине пути до холодной земли висела Джу. Она болталась, как-то неестественно размахивая руками и ногами. Сверху было не особо видно, но отцу Григорию показалось, что вид у нее ошеломлено виноватый.
   - Джу! - позвал Григорий, но вышло слишком тихо. - Джу!
   Вместо осмысленного ответа Джу принялась петь старую песню моряков, которую отец Григорий часто слышал от рабочих сцены. Он испугался, что девушка сошла с ума.
   - Дело совсем плохо, - озабоченно помялся на краю пропасти Лаврентио. - Она песню эту поет только в самых крайних случаях, знаете, как Инрих берется за свою косу.
   Кто-то, кто именно, отец Григорий не запомнил поддакнул:
   - Инрих за косу взялся только с Машей, уж тогда она совсем плоха была.
   Вопрос "что случилось?" и "как ее снять?" звучал со всех сторон. Первым выход из ситуации нашел Лаврентио. Он позвал кодра, одного из летавших неподалеку. Приблизиться к Джу с правильного бока, чтобы кодр мог держаться в воздухе, а Лаврентио ухватить девушку удалось с третьей попытки.
   Пока актеры наблюдала за спасательной операцией, отец Григорий каялся своему товарищу. Он подробно изложил его разговор с Джу. Никакого злого умысла Логорифмус в разговоре не нашел, лишь высказался, что возможно Григорий слишком давил на девушку.
   Джу уцепилась за Лаврентио, как за последний шанс в ее жизни. Когда кодр устремился прочь от скалы, то Джу расплакалась.
   - Как ты там оказалась? - утирая слезы возлюбленной, Лаврентио с беспокойством ее оглядывал.
   - Я упала, - всхлипывая и заикаясь, сообщила Джу.
   - Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты не заглядывала за край, - попенял Лаврентио.
   - Да, я не случайно, - пуще прежнего заревела Джу.
   Лаврентио мучительно соображал, о чем говорит девушка. Когда он это осмыслил, то лицо композитора вытянулось, руки опустились.
   - Поздравляю, - это все что он смог из себя выдавить.
   Неожиданно для него Джу заинтересовалась столь странной реакцией.
   - С чем?
   - Почти половина творческих личностей рано или поздно пытаются покончить с собой. У тебя причина была хоть достойная?
   - Да, ты, - Джу почти успокоилась. Ее привлекли рассуждения любовника о творческих личностях.
   Кодр мягко приземлился. Разговор пришлось продолжать на земле.
   - Весомая, - согласился Лаврентио. Он все еще держал девушку в объятиях. Лаврентио попросту боялся ее отпустить, чтобы опять чего не натворила.
   - А ты пытался? - не унималась Джу.
   - Было и со мной, - не стал скрывать Лаврентио.
   - А почему? - возмутилась Джу.
   - Дело было очень давно, моя красавица, - на Лаврентио ее вопросы навеяли плохие воспоминания. - Я тогда потерял Огонь. Больше играть не мог, музыку не слышал.
   - Я знаю, мне кто-то говорил, - Джу хотела узнать подробности.
   - И тогда я попытался, но у меня ничего не вышло. Повезло. Это я сейчас понимаю, что повезло, но тогда...
   - А потом?
   - Потом больше не пытался.
   - Это потому, что ты стал писать музыку?
   - Нет, Джу, я тогда еще не писал, - Лаврентио поежился холодному ветру.
   - Тогда почему? - Для Джу творческая смерть была равнозначна физической.
   - Я тогда подумал, что меня никто не сломит, Джу. Я решил, что найду себе другое занятие, и никому не дам себя обмануть.
   - Как это обмануть? - Джу тоже подзамерзла под холодным ветром. Лицом, мокрым от слез, актриса уткнулась в грудь любовника.
   - Если ты отдаешь свою жизнь за просто так, то тебя обманывают, - пояснил Лаврентио.
   - Это как? - Джу совершенно не понимала. - Я не знаю, что ты такое говоришь.
   Лаврентио погладил девушку.
   - И не надо. Все будет хорошо.
   На верху Вунь пояснял присутствующим, что девчонка эта золотоволосая порвала их сети для сушки шерсти на холодном ветру.
   - Так вы там шерсть сушите? - пустился в зоологические расспросы Мухмур Аран.
   - Конечно, а где ее еще сушить? - Вунь обладал и во всю пользовался способностью задавать логически необоснованные, но такие сложные вопросы.
   Хэсс понаблюдал за всем и предпочел вернуться в Главную залу. Им еще много предстояло обсудить с Инрихом и Мастерами. В один миг Хэссу почудился Одольфо, он то бы запомнил все-все вокруг, чтобы написать что-то подобное в своих постановках. По ассоциации Хэссу вспомнился и их последний разговор. На Хэсса так много свалилось в последнее время, что просьба Одольфо закончить его рукопись про ненормального, или как выразился Одольфо восприимчивого, парня Судзуками показалась Хэссу прекрасным дополнение ко всем переменам в жизни. Хэсс тогда поклялся, что выполнит и эту просьбу. Он был уверен, что призрак Одольфо будет его преследовать, пока Хэсс не выполнит свое обещание.
   Разговор шел о дорогах этого мира, когда Хэсс вернулся в Главную залу. Молодой Мастер, который сообщил о новой должности Хэсса в роду Свободных кодров, рассказывал, что и как он сделал с дорогами, чтобы те помогли им.
   - А теперь их надо окончательно освободить, - продолжил Мастер, и с ожиданием глянул на Хэсса. Здесь вор затылком ощутил, что наступают времена очередных неприятностей. - И сделать это надо быстро, пока можно. Хэсс, вы готовы?
   Инрих судорожно улыбнулся, он похоже тоже ожидал чего-то подобного.
   - А почему я? - вор все же задал этот вопрос. Ему надоело мириться, что все решают за него.
   - Как же вы же глава Свободных, - залепетал мастер. - Это само собой разумеется.
   - Кому как, - пробурчал Хэсс. - Я, например, не ожидал.
   Мастер молчал.
   - Излагайте, что конкретно от меня требуется, - предложил Хэсс.
   Мастер неуловимым движением развернул панораму Темных земель.
   - Вот смотрите, здесь, здесь и здесь, - Мастер стал показывать пальцем, где именно. - Вы должны будете разомкнуть сплетенные мною цепи.
   - И как это сделать? - терпеливо спросил Хэсс. Он прикинул расстояния, и задумался, как можно побывать в этих трех местах до заката.
   Его затруднения угадал Инрих. Одними губами он прошептал:
   - Кодры.
   Хэсс покорно кивнул:
   - Так как это делать?
   Молодой Мастер, также как и старый взирали на него в глубоком изумлении.
   - Вы что этого не знаете? - рискнул спросить Хэсс.
   - Так это должны вы знать, - откликнулся молодой Мастер.
   - Но я то откуда могу знать? - в свою очередь изумился Хэсс. - Я здесь первый раз.
   - Но вы же теперь глава Свободных кодров, - привел убедительный контраргумент молодой Мастер.
   Инрих закашлялся, но Хэсс подозревал, что эти переговоры его сильно развлекали. Ему еще раз вспомнился Одольфо, тому тоже понравились бы диалоги.
   - Хорошо, я что-нибудь придумаю, - вымучено улыбаясь, пообещал Хэсс.
   Его слова удовлетворили всех, кроме него самого.

Глава 30. В сердце этого мира

  
   Делай, что хочешь, и будь, что будет.
   Девиз темных рыцарей.
  
   До осуществления новой идеи Мастеров по расколдовыванию дорог надо было дождаться утра. Вечер Хэсс решил посвятить благому делу. На полпути к повозке Эльниня, Хэсс остановился. Ему в голову пришла неожиданная мысль о том, что Темные земли сделали из него какого-то слишком уж благообразного человека. Он сделал то, на что бы никогда не согласился при других обстоятельствах. По всему выходило, что надо бежать из Темных земель как можно скорее, пока судьба не выкинула очередной фортель.
   Директор отправился общаться с актерами, и учиться летать на кодре, а Хэсс пошел вправлять мозги ученику Эльниню. Хотя какой он ученик без учителя то?
   Свет в повозке не горел.
   - Ты здесь? - на всякий случай спросил Хэсс.
   Ответа не последовало, но дыхание человека Хэсс уловил.
   - Значит, здесь, - удовлетворенно сообщил он сам себе. - Если на полу, то лучше поднимись, я все равно к тебе заберусь.
   Хэсс хотел заставить Эльниня пошевелиться, но тот не отреагировал.
   - Фу-ты! - пробираясь по скользким доскам к столу, запричитал Хэсс. - Ты что масло здесь разлил? Между прочим, имущество то не твое, мог бы убрать.
   - Это не я, - соизволил сообщить Эльнинь.
   Голос был слабый, без каких-либо интонаций.
   - Да мне то по фигу, - Хэсс гнул свою линию. - Но повозка числиться за тобой.
   - Хорошо, завтра уберу, - все также без выражения пообещал Эльнинь.
   - А до этого мне на полу валяться? - довольно сердито уточнил Хэсс.
   Эльнинь молчал.
   На столе Хэсс нашарил лампу и зажег свет. Приятный свет открыл захламленность повозки.
   - Прибрался бы бездельник, - вор не жаловал беспорядка.
   - Хорошо, - покорно согласился Эльнинь.
   - Сейчас же! - по слогам выговорил ему вор.
   - Но!
   - Что тебе мешает сделать это сейчас? - схватив Эльниня за руку, потребовал он ответа.
   Тот растерялся.
   - Ничего, - смог пролепетать Эльнинь.
   - Вот и прибирайся, - Хэсс уселся на стол, а ноги поставил на табуретку. - Говорить в мусорной куче мне не хочется.
   Эльнинь вяло взялся наводить порядок. За последующие сорок минут он управился с этим занятием.
   - Теперь ты сам, - Хэсс одобрил результаты уборки.
   - Я? - Эльнинь не видел, что сам он был подобен той мусорной куче.
   - Пойдем умываться, одеваться, - Хэсс выбрался из повозки.
   Всю свою одежду Эльнинь постирал, Хэссу пришлось поделиться своими тряпками.
   - Теперь есть, - Хэсс выдвинул новое условие, а у Эльниня аж забурчало в животе от голода.
   Накормить страждущего вызвался повар Грим, но приготовить сам не успел. Его позвали на общее собрание. Еду пришлось готовить Хэссу. Эльнинь покорно сидел рядом, и молча смотрел за действиями вора.
   - Ешь, - ставя перед ним и перед собой тарелки, велел Хэсс.
   - Спасибо, - Эльнинь за три минуты расправился со своей порцией.
   - Там вино, налей нам, - Хэсс только принялся за свою еду.
   Эльнинь уже более живо двигался и смотрел.
   - Зачем ты это делаешь? - спросил он, глядя на Хэсса поверх стакана с вином.
   - День у меня такой, - туманно пояснил вор. - С тобой надо закончить, пока не начался новый.
   - Да? - Эльнинь сделал еще один глоток вина.
   - Именно, - отрезал Хэсс. - Посуду мыть тебе, я готовил.
   - Конечно, - Эльнинь ждал, что скажет его спаситель.
   - Чего напрягся? - вор же наоборот расслабился.
   - Не знаю, - Эльнинь передернул плечами.
   - Все плохое с тобой уже случилось, Эльнинь. Я с тобой поговорить хотел не по поводу Линая, а совсем по другому вопросу. Ты ничего в себе нового не чувствуешь?
   - Нет, - Эльнинь не понимал, с чего вдруг кого-то заинтересовало его самочувствие.
   - Странно, и я тоже не чувствую, - внимательно глядя на него, сообщил Хэсс.
   - А с чего мы должны что-то чувствовать? - Эльнинь не понимал разговора.
   - Ты там подышал побольше, а я поменьше, тем же, что пил твой бывший учитель, - Хэсс лучезарно улыбнулся.
   - Ох, - Эльниня затошнило от упоминания о Линае, а от осознания слов Хэсса его бросило в жар.
   - Да уж, ох!
   - А может это не подействовало? - предположил Эльнинь.
   - Какой ты оптимистичный, прям вылитый Альтарен, - Хэссу не нравилось, когда закрывают глаза на действительность. Вранье самому себе он не признавал.
   - Хэсс, но тогда мы умрем? - Эльниню стало холодно.
   - Когда-нибудь все умирают, даже бессмертные не являются исключением, - повторяя слова своего учителя Шаа, огласил Хэсс прописную истину.
   Эльнинь молчал. Пришлось Хэссу дальше вести разговор самому.
   - Что ты будешь делать дальше? - Хэсс налил себе вина.
   - Я не знаю, - Эльнинь пожал плечами. Свое вино он выпил.
   - Знаешь, Эльнинь, в этом мире можно не знать много всяких вещей, но вот про это надо хотя бы предполагать, - Хэсса начала злить пассивность юноши. - Я бы понял, что ты так убиваешься, если бы ты умер, но ты то жив. Жить надо дальше, это Линай помер, а ты сидишь и мэкаешь. Ты понимаешь, что тобой все еще управляет Линай?
   Эльнинь вздрогнул на отповедь, но отвечать опять отказался.
   - Ты меня достал, - Хэссу сильно захотелось потрясти ученичка за шиворот.
   Эльнинь смущенно улыбнулся.
   - Ты меня действительно достал, - Хэсс плеснул себе еще вина. - Разбирайся с собой сам, кто я тебе? Не учитель же, чтобы нянькаться?
   Зря Хэсс Незваный не закончил разговор на прошлой фразе. Что-то щелкнуло в голове у Эльниня, и будущее стало ему гораздо яснее. Но сегодняшний день был милостив к Хэссу, узнать об озарении Эльниня ему не довелось. Разговор прервал Вунь.
   - Хэсс! Хэсс! Хэсс! - Вунь метался по лагерю, размахивая руками.
   - Вунь? - Хэсс повернулся.
   Маленький человечек, запыхавшись от усилий и волнения, подбежал к нему.
   - Хэсс! Ты уже ел? - Вунь смотрел на стакан в его руке.
   - Ел, а что? - личный дух слегка перепугался.
   - Хорошо, - Вунь опять стал степенным и важным.
   - Так что? - Хэсс настаивал на ответе.
   - Я просто подумал, что тебя забыли покормить, - признался Вунь. - Завтра работа сложная, я вот тебе десерт принес.
   - Где? - Хэссу было приятно, что о нем помнят. Да и от десертов он не отказывался.
   - Там, - Вунь показал пальцем. - Наши положили на краю лагеря под присмотром орка. Ему одному верить можно.
   - Пойдем, десерт заберем, - вор простил Вуню завтрашнюю работу. - Прости, Эльнинь. Это Вунь.
   - Мы знакомы, - Вунь озлоблено глянул на мальчика.
   Эльнинь кивнул.
   - За что ты его так не любишь? - захотел узнать Хэсс, когда они отошли на приличное расстояние.
   - Он тебе норовит на шею повеситься, неблагодарный мальчишка, - Вунь заворчал.
   - Не ревнуй, не тебе одному вешаться на мою шею, - утешил его Хэсс. - У него неприятности.
   - Какие? - Вунь мгновенно преобразился в любопытную кумушку.
   - Не знает, как жить дальше, - раскрыл затруднения Эльниня Хэсс.
   - Ну, у меня тоже такое было, - Вунь остановился.
   - И как ты из этого выпутался? - Хэсс тоже остановился.
   Орк сидел на пне и слушал их разговор.
   - Перво-наперво я нашел себе лично духа, - признался Вунь. - И тогда все устроилось.
   - Только ему этого не подскажи, - весьма серьезным тоном предостерег Хэсс.
   Орк захохотал, как ненормальный.
   Утро нового дня началось для Хэсса Незваного очень рано. В четыре утра он был на ногах. Вунь и повар Грим, который просто балдел от маленьких человечков, поили Хэсса кофеем и кормили сладкими булочками.
   Великий Мастер со своим помощником ждали их в Главной зале. Сопровождать Хэсса вызвался Вунь. Он мотивировал свои требования соображениями безопасности его рода. Личный дух не должен пострадать ни морально, ни физически.
   - Так может все-таки расскажете, как вы заколдовали эти дороги? - Хэсс не выспался, и пребывал не в лучшем настроении.
   Молодой Мастер отстранено смотрел на Хэсса. В его голове не укладывалось, что этот мальчишка получил все то, что так долго было их.
   - Я провел обряд на послушание и смешал его с обрядом на затворение, но до этого я добавил обряд на привлечение, - Мастер перечислял и загибал пальцы.
   - Понятно, понятно, - забормотал Хэсс. - Но все эти сведения для меня абсолютно бесполезны. Я не представляю, что из себя представляют все эти обряды, а уж что выходит из их смешения тем более.
   Молодой Мастер замолчал, Хэсс тоже молчал, не зная, что спросить еще.
   - Я пошел? - Хэсс уже был в дверях.
   Полет не впечатлил Хэсса, слишком он был занят собственными переживаниями. Вунь же визжал от восторга, периодически слишком сильно дергая Хэсса за рубашку и штаны.
   Первая точка, куда принес их старый седой кодр, была развилкой трех дорог. Кодр уселся на дорогу и принялся вылизываться. Привычным движением Вунь стал вычесывать ему шерсть неизвестно откуда взявшимся гребешком.
   "Замшелая дорога", - подумалось Хэссу. Он стоял на развилке и ждал. Так вор, называемый освободителем дорог, стоял минут сорок. Ничего не происходило. Услышать дороги, как рассказывал о них Мастер, Хэссу не удалось.
   - Что-то они со мной разговаривать не хотят, - Хэсс устал стоять и сел на дорогу.
   - Чтобы начать говорить, хорошо бы поприветствовать друг друга, - донеслось призрачное ветреное и обиженное.
   Такие голоса Хэсс уже слышал. В этот раз воспринять, что говорят дороги было легче.
   - Приветствую, уважаемые, - Хэсс думал встать и поклониться или достаточно кивнуть головой.
   - И мы тебя приветствуем, - более милостиво заговорили дороги.
   - Я, видите ли, здесь, чтобы помочь вам расколодоваться, - Хэсс старался говорить обтекаемо, но это не очень то получалось.
   - Мы знаем. Мы все слышали.
   - Вы все слышите? - мгновенно созрели вопросы, которые захотелось задать.
   - Да, ведь весь мир состоит из дорог, - бесхитростные дороги открыли тайну, которую Хэсс пока не мог оценить по достоинству. Но запомнил.
   - Только проблема одна есть, я не знаю, что надо делать, чтобы снять заклятие полоум.. в смысле этого Мастера, - Хэсс развел руки в стороны.
   - Это очень просто, странник. Ты не бойся, - сразу заговорили несколько похожих голосов.
   - Что мне делать? - Хэсс желал побыстрее справиться со своей частью работы
   - Развяжи, - односложно велели дороги.
   - Хэсс! Хэсс! Хэсс! - вор открыл глаза, над ним стоял озабоченный кодр. Но кричал не кодр, а вездесущий Вунь, который еще и топтался по его животу.
   - Больно же, - спихивая Вуня, захрипел Хэсс. - Что это ты?
   - А ты что? Сидел себе спокойно, а потом, как повалился на бок, и белый весь, аж синий. Я уж думал, что ты помер! - по озабоченному лицу Вуня, Хэсс представил себе свое бело-синее существование.
   - Я с дорогами разговаривал, - Хэсс уселся с большим трудом. Все силы из него высосал предыдущий разговор.
   - И что они сказали? - Вуню было тревожно за Хэсса.
   - Они сказали, что мне надо что-то развязать, - резко вспомнилось вору.
   - И ты развязал?
   - Не помню, ты вроде меня раньше разбудил, - личный дух даже смог пожать плечами.
   - Такого больше я не позволю. Ты наш личный дух, и так рисковать не должен, - Вунь действительно сильно перетрясся за Хэсса.
   - Но развязать я должен, тогда дороги будут свободными, - разумно возразил Хэсса. Говорить ему было тяжело, язык распух.
   - Я сам все развяжу, - великодушно предложил Вунь. - Только ты покажи, что именно надо развязывать.
   - Я не помню, Вунь, - Хэссу сильно хотелось помолчать, но беспокойство Вуня не давало этого сделать.
   - Тогда надо подумать, что здесь можно развязать, - Вунь и Хэсс огляделись. - Может быть вот это?
   Оба взглядом уперлись в странное дерево, все искореженное и перекрученное.
   - И как мы это сделаем? У меня нет таланта с деревьями общаться, - Хэсс всерьез сомневался, что надо развязывать ветки дерева.
   - У вашего курильщика есть, отец Гмыкл уверен. Так надо его суда приволочь, пусть трудится на благо нас, - деловитый Вунь собирался в путь.
   - Вунь я пока здесь посижу, ладно? - Хэсс не представлял, что сможет перенести полет туда обратно.
   - Хорошо, полежи, - быстро согласился Вунь. - Я сейчас, а пока на пожуй корешки.
   Хэсс улегся прямо на дорогу и задремал. Никакие сны и голоса его не тревожили. Проснулся он к самому заходу солнца. Вуня и Казимира рядом не было. Хэсс встал. Что-либо предпринять он не успел, на горизонте показался знакомый седой кодр.
   Зверь совершил посадку, пыль поднялась от сильных махов его крыльев. Хэсс закашлялся.
   - Где вы так долго? - вместо приветствия потребовал он ответа.
   Казимир в состоянии глубокой невменяемости съехал с кодра вниз. Хэсс рассматривал усталого до синих кругов актера.
   - Меня твой глюк протаскал и везде требовал всякую муть, - весьма нелюбезно информировал Казимир. - Пить дай!
   - Там, - Хэсс показал на свою сумку. Казимир вытряс флягу и стал жадно глотать воду. - Вунь, ты мне объяснишь?
   - Да, конечно, но только я не Глюк, а Вунь, - в отличие от Казимира Вунь был свеж и доволен собой. Казимир поперхнулся. - Мы слегка покатались. Я решил, что надо посмотреть в двух других местах, что там такое. И все подтвердилось, там тоже такие закрюченные деревья. Казимиру я приказал, он молодец, заклинания шептал, но все распутал.
   - Заклинания? - подивился Хэсс.
   - Ругался я на всех известных мне языках, Хэсс, - с полуулыбкой полугримассой сообщил Казимир, оторвавшись от фляги.
   - Отдохнул? - Вунь оббежал вокруг Казимира.
   - Давай свое дерево, - смирившись с будущим и настоящим, разрешил актер.
   Хэсс сидел и смотрел, как актер залез на дерево. Под длинными вытянутыми листьями его почти не было видно. То здесь, то там появлялась рука, тянула на себя ветку, с дерева доносилось почти беспрерывное бормотание, Хэсс значительно пополнил свой словарный запас.
   - Это у меня талант с растениями общаться, но вот откуда вы об этом узнали? - в один из моментов, выглянув из густой листвы, спросил Казимир.
   - Казимир, мой глюк знает все на свете, - Хэсс пожалел бедолагу актера, но зато становилась ясна его тяга к травищище и растительным экспериментам.
   - Я не Глюк, я Вунь, - маленький человечек обеспокоено глядел на личного духа. - Глюк мой сводный брат. И раз он тебе, - Вунь поднял голову вверх, - нравится, то будет жить у тебя.
   - Я лучше курить брошу, - страшной клятвой поклялся Казимир.
   - Одно другому не мешает, - забормотал Вунь. Настала очередь поперхнуться Хэссу.
   Распутанное дерево необычно быстро расправило ветки. Дерево стало напоминать пушистый зеленый шарик. На ветку уселась синяя птица. Внимательно поглазев на всех, она улетела.
   - Понеслась докладывать, - тоном смертельно оскорбленного прокомментировал Вунь.
   - Да забудь ты, - Хэсс сидел, прислонившись к дереву, солнце скрылось, но еще царствовал нежный солнечный сумрак.
   - Никогда, - маленький человечек замотал головой.
   Лаврентио влюбился, влюбился в эти неспокойные Темные земли, в тайны Мастеров, но больше всего композитор влюбился в кодров. Смотреть, как они летят, Лаврентио мог часами, сутками, тысячелетиями. Если люди искали совершенство, то Лаврентио его нашел. Кодры значительно превосходили все понятия о совершенстве. Лаврентио настолько влюбился, и так много писал, что у него не осталось времени на занятия любовью с Джу. Девушка, по совету отца Логорифмуса, терпела, стиснув зубы. Ей и так было сильно стыдно за свое недавнее поведение, еще раз отколоть что-то подобное ей не хотелось.
   Логорифмус проводил спасительную терапию, которой, к сожалению, хватало на день. На завтра все начиналось сначала. Ученый-богослов приводил цитаты, рассказывал истории, но Джу ревновала. Логорифмус же открыл для себя, что оказывается можно ревновать и к вдохновению.
   Почти в полночь Лаврентио ворвался к повозку к Негде.
   - Вставай бездельник! - Лаврентио тряс сонного музыканта.
   Негда флегматичный и привычный ко всему тип, открыл глаза, уселся на лежаке и взял в руки листы с музыкой Лаврентио.
   - Ты в себе? Как это можно сочетать? - наконец, изрек Негда.
   - Балбес, это же и есть все новое, - Лаврентио был не готов к тому, что его новую музыку не поймут. - Нам нужен третий.
   Поднять Рамона и притащить его в повозку к возмущенному Негде было делом техники. Босиком в длинной ночной рубашке Рамон читал ноты.
   - Что скажешь? - нетерпеливый Лаврентио теребил Рамона.
   Негда тоже ждал вердикта.
   - Не спорю необычно, все основывается на ударных. Годами все держится на струнных, но возможно это даст новый толчок.
   Лаврентио шумно выдохнул. В повозку к мужчинам зашла Джу:
   - И что это значит? Нет струнным?
   Лагерь был разбужен новым громким скандалом в стане музыкантов. Джу была в одном шаге от убийства любовника. Она сочла новую манеру музыки Лаврентио унижением. Объяснить разъяренной девчонке, что для Лаврентио ударные олицетворяли махи крыльев кодров, не удалось. Девушка не желала ничего слушать. Рамон убедился в гениальности композитора, и улизнул от скандала. Его жена должна, проснувшись, найти мужа рядом.
   Успокоить девушку удалось сильным рукам Логорифмуса и причитаниям Григория. Сквозь пелену гнева в душу к девушке пробились воспоминания о ее глупом решении спрыгнуть вниз. Теперь же она подумала, что не сама бы спрыгнула, а столкнула Лаврентио.
   Лаврентио изложил причину скандала, Инрих заинтересовался музыкой. Негда и Метт озвучили основную тему. К ним присоединилась проснувшаяся Лия, которая привела своего супруга Рамона.
   В целом ночной концерт получился качественно новым. Илиста предложила вставить эту тему в уже готовую постановку покойного Одольфо. Мухмур Аран согласился. Уснуть удалось под утро поэтому, завтрак совместили с обедом.
   Великий Мастер получил свое утро полного одиночества. Сегодня, он уже решил, что именно сегодня, он станет свободным. В таких делах торопиться не стоило. Великий не спал всю ночь, он не думал впервые за всю свою жизнь. Попрощаться надо было душой, а не разумом. Великий вышел из Главной залы, чтобы встретить утро нового дня на самом краю.
   Великий уже поговорил с остальными. Мастера Линч и Сыч ушли еще вчера, незаметно для остальных. Эти два старых хрыча ушли, как вспышка света, ни о чем не позаботившись. Все они свалили на Великого и его помощника.
   Молодой Мастер занимался подготовкой их ухода. Нельзя было оставлять на этой земле ничего своего, кроме кодров. Хотя по большому счету Кодры уже были не их. Люди, эти сумасшедшие актеры, в которых Великому было не понятно все, нравились кодрам. Великий все же задал вопрос главе клана Свободных, о причинах их взаимной симпатии.
   "Они такие, как мы, все эмоциональные, именно это нам и надо", - объяснил Свободный.
   Великий не мог оценить, но смог понять.
   Великий не видел, но знал, что его заместитель уничтожает все лишнее. Первыми сгорели книги, потом рассеялись артефакты, потом схлопнулись ловушки, за ними исчезли сокровища, следом рассеялись чары, закрылись тайные ходы, и почти все закончилось.
   Великий стоял на краю площадки и ждал своего помощника.
   - Все закончил?
   - Да, Великий, - Мастер устал. Он потратил много сил на работу. - Я много раз представлял себе все это, но сейчас...
   - Я тоже много раз представлял, - Великому почудилось, что вот сейчас можно уйти, но кодры внесли свои коррективы во время ухода.
   - Сегодня они все проснулись, - молодой Мастер грустил, ему захотелось заплакать. Такие желания были из этого мира, а не из его.
   Небо заполнялось кодрами. Разных цветов и размеров они поднимались в небо. Первыми взмыли кодры из клана Свободных. Они парили выше, чем остальные. Радость исходила от них, и затмевала солнце.
   - Они счастливы, - заметил Великий.
   Молодой Мастер кивнул, но Великий на него не смотрел.
   - Теперь поднимутся в воздух остальные. Подождем? - спросил Молодой.
   - Подождем, - Великий запоминал каждый взмах крыльев, каждую улыбку, каждый поворот. - Хотя мне пора.
   Великий сделал два шага в пустоту, но не упал. Он рассыпался на миллионы искрящихся лучиков. Наконец, ему стало доступно перерождение. Прощальный, но нежалостливый крик раздался в мире. Молодой Мастер на секунду подумал, будут ли так же провожать его, и тоже сделал шаг вперед.
   - Они ушли, - Илиста и Инрих видели сияние. Все, кто был связан с кодрами, почувствовали уход Мастеров.
   - Красиво, - Инрих повернулся к Илисте. - Не плачь, это был их путь.
   - Просто кодрам печально, - Илиста утерла появившиеся слезы. - А тех мы все равно не понимали. Они чужие для нас.
   - Нам пора собираться, Илиста, - директор обнял актрису, чтобы поддержать в трудный момент.
   Собирались и маленькие человечки. Если вдуматься, то переезд хлопотное дело, особенно когда переезжают далеко и навсегда.
   Вунь единственный, кто не участвовал в сборах. Свою часть работы он перепоручил супруге Лунь. Жена была рада, что столь активный муж занят делами где-то далеко.
   Собираться, прощаясь со своим домом, маленьким человечкам было легко. Дело в том, что Темные земли не были родиной этих маленьких сокровищ. Они пришли в Темные земли далеко с севера, и хоть это и было почти восемьсот лет назад, но Темные земли не стали для них родными. Поколения маленьких человечков рождались и умирали в Темных землях, но всегда помнили, что не это их родина. Найти новую родину дело не шуточное и хлопотное. При этом следует помнить, что искать надо с умом. Переезд маленькими человечками планировался давно, но лишь сейчас они нашли себе личного духа, чтобы быть спокойными за свою судьбу. Вунь в связи с этим стал национальным героем, о чем он знал, и краснел от удовольствия, когда слышал похвалы.
   Собираться, уезжая навсегда, еще и страшно. В головах у многих вертелась настойчивая мысль: "А кому мы там нужны?". Да и как собрать все, что есть в доме? Что оставить, а что взять с собой?
   Кроме того, Вунь сообщил, что все они полетят на кодрах. По шесть человечков на одного кодра, а другие звери понесут на себе их имущество. Все это слишком внезапно, несмотря на то, что все человечки знали о переезде.
   Изрядно устав от общения с людьми, и устроив Хэсса беседовать с орком Страхолюдом, Вунь отправился домой, чтобы проконтролировать сборы.
   Лунь, его супруга, в длинном синем платье носилась по кухне, проверяя все ли в порядке. Вунь замер в дверях, чтобы услышать разговор Лунь с соседкой Каисой. Каиса в два раза толще Лунь оделась во все обтягивающее, и сидеть ей было неудобно. Лунь же не замечала этого, она выставляла на стол предметы с верней полки кухонного шкафа.
   - Твой уж совсем обалдел, - плакалась Каиса, пытаясь подтянуть платье то вверх, то вниз. Вверх, чтобы оно не разошлось по шву, а вниз, когда ей казалось, что слишком сильно натянула вверх.
   - Вунь просто душка, да еще такой умный, - Лунь бормотала из шкафа. - Я вот тоже думаю, что путешествие с личным духом, да еще по воздуху, это его высшее достижение.
   Сам Вунь опять покраснел от счастья.
   Каиса растянула губы в улыбке:
   - А ты сама пробовала летать на звере?
   - А чего их бояться? - Лунь высунулась из шкафа. - Мы их сколько лет чешем, и ничего страшного. Они мягкие, нежные, говорящие. К нам хорошо относятся.
   Каиса настаивала на ответе.
   - Да нет, пока не пробовала, - Лунь не стала говорить неправду, даже в целях утверждения престижа мужа. - Зато он сам летал и неоднократно.
   - Когда? - соседка потребовала подробного ответа.
   Лунь прикусила язычок, о делах ей муж не велел никому говорить, но заткнуть рот этой балаболке соседке сильно хотелось.
   - Он управлял кодром, когда помогал личному духу, - обтекаемо сообщила Лунь, - это с день назад.
   - Правда? - Каиса знала, что Лунь не врет никогда, но другое дело может чего-то не сказать.
   Вунь одновременно обиделся на болтушку жену, но и загордился ее дипломатичностью.
   - Правда, - Лунь опять уткнулась в шкаф. - Мой Вунь такой!
   - А как же мы все без подготовки на этих зверей сядем? - для Каисы это было главным предстоящим ужасом переезда. - А еще лимит не больше пяти коробок на одного.
   - Про лимит это Вунь правильно решил, только его размер в пять коробок установил личный дух, - Лунь, наконец, нашла то, что не хотела оставлять здесь ни за что. Это была маленькая серебренная ступка. Еще от прабабки.
   - Да что этот личный дух понимает? - Каиса совершила стратегическую ошибку, высказав свое негативное личное мнение о личном духе.
   Вунь ей этого не простил. Он сделал два шага вперед и оказался прямо перед соседкой.
   - Ой! - всплеснула та руками.
   - Значит, мой личный дух тебе не подходит? - Вунь навис над Каисой.
   Его обида за лучшего личного духа в мире придала голосу Вуня какую-то злобность.
   - Ой! - Каиса не знала что еще можно сказать. Быть уличенной в плохом отношении к личному духу, хуже не придумаешь.
   - Похоже, что ты предпочитаешь оставаться здесь? - Вунь наклонился к соседке, и почти столкнулся нос к носу.
   Вмешалась Лунь:
   - Дорогой!
   - Да? - мгновенно Вунь преобразился, стал мягким и добрым.
   - Дорогой, - Лунь тоже не находила подходящих случаю слов.
   - Да, дорогая. Тебе помочь? - Лунь неопределенно подняла руки. Вунь продолжил, рассматривая Каису пристальным жестким взором. - Я так понимаю, что надо поставить вопрос о том, что некоторые остаются здесь?
   - Нет, - замотала головой Каиса, при этом затряслись все ее четыре подбородка. - Это я не подумав, - оправдалась она.
   - Видишь, дорогой? - Лунь слезла с табуретки, держа в руках прабабушкину ступку.
   - Что я должен еще видеть? Мне хватило того, что я уже услышал, - Вунь навоображал себе, что уйдет с личным духом один, раз все такие неблагодарные.
   - Дорогой, - Лунь знала, что ее муж воспринимает иногда все слишком трагично, этот момент надо просто пережить. - Дорогой, я что хотела спросить. Все наши коробки наш личный дух так сказал, будут сложены в еще большие коробки его. Но нести до места столько коробок так тяжело. Ты уже думал над этим? И еще хорошо бы всем нашим приспособиться к полетам. Каиса в этом права. Да и кто будет отвечать за то, что мы никого не потеряем? И как потом разберемся где чьи коробки? И еще, дорогой. Как нам жить в городе? Мы привыкли за столько лет жить в лесу.
   Практичный женский ум поставил перед Вунем столько важных вопросов, что соседка с ее недоброжелательством забылась. Ей удалось потихоньку уйти, без объяснений. Вунь же сосредоточенно думал. Лунь продолжила сборы. Она смогла навестить своего дядю-ювелира.
   - Дядечка, а что с камнями? Вы их все берете?
   - Да, детка, - дядя пытался решить не решаемую в этом пространстве задачу запихать в пять коробок вещей объемом на десять коробок.
   - Дядя, давайте часть ваших вещей я возьму. Ну, на одну коробку я смогу, - предложила любящая племянница.
   - Ты сможешь? - дядя значительно повеселел.
   - Конечно, дядя. Одежду можно сшить новую, утварь купить, а вот ваши ювелирные принадлежности слишком дороги и уникальны.
   - Спасибо, детка, - дядя сразу принялся прикидывать, кто из родственников еще сможет ему помочь. - Да, малышка, а что с Люанем, и остальными дальними?
   - Люань - это который за мостами смотрит? - Лунь наморщила лоб, вспоминая.
   - Да.
   - Я напомню мужу, дядя, - пообещала женщина.
   Вунь же дома репетировал перед сыновьями свою будущую речь на завтрашнем собрании общины:
   - Прошлое в нашей жизни подходит к концу, и наступает будущее. Мы сейчас на пороге перемен. Переезд, нет, это даже не переезд, а возвращение на нашу родину, хоть она и будет новой для нас. Переезд занимает все наши мысли и чувства. Но глобальные вопросы состоят из маленьких. И сегодня я хочу поставить на обсуждение следующие вещи. - Вунь остановился и посмотрел, как его слушают. Глубокий вдох, и он продолжил. - Во-первых, о коробках. Мы естественно не сможем тащить столько коробок на себе, и наш личный дух упакует все наши коробки в его большие коробки. Но! Я попрошу, чтобы упаковка производилась здесь. Предлагаю все складывать на большой поляне, куда смогут приземляться кодры, и развернуться люди. - Другим тоном Вунь прокомментировал. - Теперь у нас обсуждение, но лучше идею вряд ли кто предложит. - Затем продолжил громко и официально. - Так это еще не все! У нас есть родственники, живущие далеко. Я предлагаю одному из нас, а конкретно моему сыну Ахрону объехать на кодре всех отшельников. Это не займет у него больше двух дней. - Ахрон кивнул на слова отца. Кататься на звере было интереснее, чем собирать коробки. - Для того, чтобы коробки не потерялись, каждый должен их надписать. Это всем ясно?
   Вунь остановился, почесал свою лысую башку, а затем только продолжил:
   - Считать мужчин мы поручим Нинихмаю, а женщин моей Лунь. Они лучшие в счете. Так мы никого не забудем, и все будет хорошо.
   - А мама согласиться? - встрял сын Вуня Говорун.
   - Надо ее спросить, - Вунь пожал плечами. - Итак, вот именно сейчас о самом главном. Куда мы переезжаем? Куда? В город, но город, это не лес. Да, возможно, нам будет трудно. Но вспомните, что много лет мы жили в городе, и только потом переселились в лес. Мы сможем жить в городе, и это будет не рутинная, а новая полная смысла жизнь. Сейчас мы все живем в лесу, и заняты только собой. Да и то, часто не знаем, что сделать с собой. Наше время не особо занято. Но в городе живут люди, с которыми мы и должны жить. Испокон веков было так. Это сейчас мы нарушаем наше предназначение, а после переезда вернемся к истокам. Мы всему научимся. Торговать мы умеем, травы мы себе купим, или будем отправлять караваны. Наш личный дух для этого достаточно могущественен. Да и люди, с которыми мы будем жить, нас не оставят. Наша сила в переезде!
   - Хороший девиз, - одобрил Ахрон.
   - Тогда с этого я и начну, - Вунь был доволен собой. - И как я вам, мои дети?
   Одобрительные возгласы, еще больше подняли самооценку Вуня.
   Подумать о будущем переезде пришлось и орку Страхолюду. Он знал, что скоро в Темные земли прибудет небольшой отряд орков, которым синяя птица принесла добрую весть. Сосредоточенность орка нарушил Хэсс, который пришел поговорить.
   - Ты извини, что я лезу не в свое дело, но здесь Вунь попросил.
   - Говори, - орк знал о силе маленьких человечков, и к их словам воспринимает серьезно.
   - Вунь считает, что вступать в права владения Темными землями можно только чистым, - не совсем так, как планировал, начал Хэсс.
   - Да я вроде моюсь, - орк усмехнулся. Мылся он недавно дней пять назад, да и особо не пачкался.
   - Речь не об этом, - Хэсс подосадовал сам на себя.
   - А о чем?
   - Понимаешь, надо закончить все свои прошлые дела, - Хэсс нашел нужную формулировку. - Вунь считает, что над тобой что-то висит.
   Страхолюд вздохнул, отчетливо подтверждая правильность утверждения Вуня.
   - Есть немного. Заказ один.
   - Хмм, - Хэссу не хотелось знать о заказе, но орк вознамерился рассказать.
   - Барон один потомка своего ищет. Были сведения, что он в труппе.
   - А ты нашел? - Хэссу стало интересно узнать, кто у них в труппе может быть потомком барона. На вскидку он предположил бы Саньо.
   - Возраст до тридцати, есть клок волос для выявления родства, - орк достал маленький мешочек.
   - Так ты нашел? - Хэсс расстроился потому, что Саньо не подходил. Кто бы мог это быть? Теперь Хэсс ставил на Казимира.
   - Я не знаю, но предполагаю, что ты, - скромно сообщил орк.
   - Я? Да не может этого быть, - Хэсс был уверен, что уж баронами в его роду и не пахнет.
   - Можно бы проверить, но ты у нас лысым заделался, - орк убрал мешочек.
   - Если ты проверил остальных, кроме меня, то видимо я. А если не проверил, то кто-то другой, - Хэсс высчитывал варианты. - И что делать будешь?
   - Собираюсь все на тебя навесить, - орк понял, что эта идея ему очень нравится. - Деньжат подзаработаешь, если не ты, да и если ты в накладе не останешься.
   - По-моему, ты спятил, - отмахнулся Хэсс. Сидеть на бревне было сыро. По штанам поползли букашки. На орка же насекомые не покушались.
   - А, по-моему, это в самый раз, - орк опять достал мешочек. - Барону я весточку отправлю, в столицу прикатит. А там уж разберетесь.
   - Нет, - сухо возразил Хэсс, собираясь уйти и забыть про этот разговор.
   - Да, я почти уверен, что ты и есть тот самый потомок, Хэсс. В твоей жизни многое бы изменилось. Подумай! А вдруг это кто-то кого ты любишь? Алила? - орк, как опытный искуситель бил без промаха. - Не лишай и ее надежды.
   - Почему?
   - Да потому, что мне без разницы, кто окажется потомком барона. Я отсюда не сдвинусь. Мне нужны Темные земли. И на этом разговор закончен, - орк вложил в руку Хэсса мешочек с образцом волос.
   - Погоди, кого ты проверил? А, если это погибший охранник? - Хэсс смотрел на мешочек, и страшно не хотел взваливать на себя еще и это дело.
   - Наряду с тобой остались Алила, Вика, Йол и Мириам. Я почти уверен, что это ты, Хэсс. Барон Д'Оро старый пес, но платит вдвое. Разбирайся сам, или забудь про это, но что я хочу сказать. Не думаю, что барон оставит свои попытки. Жди в гости следующего искателя потомка барона. Уж не лучше ли все узнать сейчас. А, Хэсс?
   Орк довольно улыбнулся, и скрылся в лесу. Ему нравилось обходить свои земли. Он уже видел, как они будут жить здесь. Скоро уйдут актеры, но ему не будет одиноко в Темных землях. Да и название у земли орков должно быть другое. Придется крепко подумать, прежде чем дать этой земле новое имя.
   Орк сделал еще несколько шагов и почувствовал, что камень обязательства упал с его души. Он ловко переложил свое дело на Хэсса.
   Мальчишка узнает, кто все-таки наследник барона. Да еще и птичку старикану надо послать. Мысленно орк составил текст послания. Надо договориться с птичками, пока они не улетели с Алилой и всей бродячей компанией. Вечер вступал в свои права. Орк старался запомнить каждую секунду этого дня, первого дня, когда Темная земля стала землей орков. "Главное оказаться в нужном месте в нужное время", - подумалось ему. Он действительно не столько сделал, чтобы заполучить свою землю. Но он долго-долго к ней шел.
   Хэсс сомневался минут десять, но мешочек взял с собой. Проверить на родство и он сумеет. Волшебное блюдечко ему поможет. Но это он отложит до возвращения в столицу. Сейчас надо собираться самому и собирать своих маленьких человечков. Рабочие сцены обещали помочь. Пора бы с ними поговорить, чтобы с завтрашнего дня начать паковать вещи. Но ночь Хэсс собирался провести в дружественной компании. Ему надо поговорить с кодрами, главой которых он так неожиданно стал. Представитель рода Свободных нежился на теплом ветру, и ждал Хэсса. Им предстояло стать друзьями.

Глава 31. Назвался груздем...

  
   "Жизнь самая короткая штука на свете.
   Оглянуться не успеваешь, фьють и нету".
   Дункан Маклауд.
  
   Слухи в этом мире распространяются быстрее эпидемий. Освобождение дорог от мощного заклятия, заметили многие, но вот правильно оценить удалось не всем.
   В подземной комнате штатный ясновидящий докладывал о своих новых сомнениях и видениях. В темном балахоне, с косматой головой он напоминал нищего с площади у Белой Башни, но отнюдь таковым не являлся. В банках у него было столько денег, что сам Шляссер мог бы позавидовать. Нудно завывая о тяжелых предчувствиях, ясновидящий перешел к делу.
   - Недавно, а конкретно вчера, было у меня, и не только у меня, предчувствие, а потом и видение. Странное и непонятное. Будто бы двое распутали три дерева. Один в черном платке, похож на выходцев с моря, а второй худощавый слегка не в себе. С ними был кто-то похожий на гнома, но не он. И еще за ними стояла такая сила, которой нет больше в нашем мире.
   - И что это значит? Даже примерно? - доклад слушал Шлассер, потея с каждым словом кадрового ясновидящего.
   - Оооо! - ясновидящий жил на окладе, и умел отразить степень своей работы. - Ооо! Это слишком сложно для многих, но не для меня. Предположения высказываются разные, дело в том, что многие видели нечто подобное. А это значит, и в самом деле было.
   - Погоди, сначала, кто еще видел? - начальник разведки Эвари делал пометки. Все сведения предстояло многократно проверить.
   - Касавур, Марципан, Лихое ухо, Чвашка и Яйя, - добросовестно перечислил штатный ясновидящий.
   - Отлично, их видения сильно отличаются от твоего? - Шляссер уловил небольшие колебания при ответе на вопрос, и сделал себе соответствующую пометку.
   - Лихое ухо будто что-то слышал. Чвашка и Яйя видели меньше моего. Касавур много сочиняет, Марципан вроде видел столько же.
   - Что слышал Лихое ухо? - Шляссеру хотелось узнать о чем говорили те типы, которые распутывали деревья.
   - Он слышал про Темные земли и какие-то глюки. Но я сам думаю, что это у него глюки, - запальчиво сообщил ясновидящий.
   - Ладно тебе десять процентов премиальных за полноту сведений, - Шляссер поставил плюсик в бумагах, глаза ясновидящего засияли.
   - Итак, что значит распутывать деревья? - они вернулись к деловому разговору.
   - Похоже на разъединение веток, но подробнее я не объясню, я и сам не очень понял, - ясновидящий не считал эту деталь видения особенно важной.
   Далее последовало часовое описание внешности видимых субъектов, и по детальное описание их действий.
   - А теперь четко и ясно мне о том, что ты думаешь? - Шляссер исписал два листа. Появилось много материала для аналитического отдела разведки.
   - Кажется мне, - ясновидящий подбирал слова осторожно, - что они что-то наколдовали или наоборот расколдовали.
   - Если распутывали, то расколдовали, - Шляссер умел делать верные выводы. Ясновидящий воззрился на него, как на чудо. Сам он такое не удумал. - А что именно они могли сделать?
   - Возможно, даже и так. А вот что именно не знаю, мне кажется, что что-то глобально изменилось в мире.
   - Что именно ты не знаешь?
   - Жить легче стало, - в порыве усталости признался ясновидящий. - Не знаю, как это высказать, но будто сняли с нас камень, о котором мы не подозревали. Понимаете?
   - Понимаю, отчего же не понять, если я и сам чувствую, - Шляссер вверг своего штатного ясновидящего в шок. Его слова означали, что сам начальник разведки обладает немалым талантом.
   Когда ясновидящий был отправлен получить вознаграждение из причитающего фонда, то верный помощник стоял у стола Шляссера.
   - Пусть твои мальчики найдут этих по списку и вежливо пригласят их побеседовать со мной. Выполняй и позови Сентенуса.
   Другой подчиненный получил приказ слушать о новых веяниях и слухах, а сам Шляссер обдумывал, как переложить на Сентенуса общение с полоумным колдуном из Белой Башни.
   - По вашему приказанию явился, - Сентенус стоял на вытяжку.
   - Пойдем-ка в наш кабинетик, - Шляссер поднялся.
   В тишине тайной резиденции Шляссер смог стать Мортироссом, для его плана требовалось стать добрым. Сентенус так и не научился отказывать казначею, хотя своего начальника мог послать по матери и по отцу так далеко, как позволяло воображение.
   - Ты все решил? - Мортирос говорил мягко, почти по детски.
   - Почти, я хочу договорить с колдуном, чтобы он меня переместил на место встречи. Он сказал, что они мимо не пройдут.
   Сентенус развалился в новом кресле, которое подарил дед любимому внуку. К интерьеру его официальной комнаты во дворце оно не подходило, зато здесь было просто идеально.
   - Ты когда выходишь?
   - Через три дня, - Сентенус посмотрел на календарь. - А что проблемы?
   - Ты тогда к колдуну пораньше бы сходил, дело есть.
   - Какое? - Сентенуса еще тошнило от упоминания о колдуне.
   - Важное. - Мортирос поделился догадками. - Поговорил бы. Этот старый хрен может что полезное сказать.
   - Хорошо, - Сентенус вздохнул. - Зайду к отцу в клубное кафе и к колдуну.
   Белая Башня, как обычно впечатляла своей значимостью и массивностью. Сентенус вынужден был прибыть к Башне в сопровождении охраны. Новый статус наследника обязывал таскаться с телохранителями.
   - Дальше я один, - Сентенус велел своим стражам дожидаться его возвращения. Пришлось ребятам задержаться у Башни на ближайшие два десятка дней.
   Проходить через ворота Сентенусу не нравилось потому, что начиналась головная боль. И в этот раз она его не миновала. Топать вверх по лестнице, сегодня он не смог найти самодвижущейся площадки, еще то удовольствие, особенно с головной болью. Миновав пятьсот девяносто две ступеньки, Сентенус уперся в стену, которой раньше здесь не было. Он решил воспринять стену за дверь и постучал.
   - Можно?
   Стена расплылась в ехидной ухмылке:
   - Заходи, - разрешила она и раскрыла пасть, полную острых зубов.
   - А пошире?
   - Штаны боишься порвать? - парировала стена.
   - Конечно, с голым задом я не привык ходить, - Сентенус терпеливо ждал, пасть открылась пошире.
   - Спасибо, - поблагодарил он. В отличие от колдуна Сентенус не позволял себе быть невежливым. Грубость могла дорого обойтись.
   За стеной опять начиналась лестница, но вела она вниз. Спустившись на шесть сотен ступенек вниз, Сентенус оказался там же откуда и начинал путь.
   - И что бы это значило? - ровно спросил он.
   - Сам не знаю, - из стены вышел колдун. - Скучно мне.
   - А я значит тебя развлекаю?
   - Ага, - колдун гнусно хихикнул, - король вместо белочки.
   - Какой такой белочки? - юмор колдуна был абсолютно не ясен.
   - Не парься, парень. Раз пришел, давай я тебя отправлю на место рандеву, - колдун радостно потер руки, похоже, что его скука мгновенно прошла.
   - Погоди, еще через три дня, - запротестовал Сентенус.
   - Нет, в прошлый раз я что сказал. Сказал, что при следующей встрече отправлю тебя, - колдуну нравилась ситуация. Поколдовать было самое время. - Так что сам виноват. Ничего дня три вперед потопаешь, и встретишь своих чокнутых.
   Зная, что спорить с колдуном нельзя, Сентенус коротко вздохнул.
   - Мне бы своих предупредить, чтобы не волновались. Да и тебя вопросами не донимали.
   Судя по загоревшимся глазам колдуна, эта перспектива ожидалась им с большим нетерпением. Сентенус представил, что будет дальше, и расстроился, поняв какого дурака он свалял.
   - Погоди минуту. Раз надо, то отправляй. Но сначала может подскажешь, что там такое в мире творится, что все наши местные чувствуют.
   Колдун вытащил из воздуха кресло и уселся. Сентенус так и стоял.
   - Мда, мда, мммддддаа, - колдун зажмурил глаза и двигал руками перед собой. - Как однако интересно! Вот жизнь пошла. Так, парень, - колдун открыл глаза, - ищи все, что у тебя есть по архитектуре. Башню не я строил, а... неважно. В общем переделке все это потом подлежать не будет. Так, что погоди, я тебе достану для начала одну книжку.
   Колдун помахал руками, и книга в твердом переплете упала на пол прямо перед Сентенусом.
   "Королевская архитектура и городское строительство" - прочитал Сентенус, подняв книгу.
   - Жизнь то какая веселая будет, - колдун аж приплясывал в своем кресле от нетерпения.
   - Ты о чем? - Сентенус не понимал, как архитектура связывается с его вопросом.
   - Не сейчас, - колдун внезапно успокоился. - Жрать будешь?
   - Хотелось бы, - юноша пропустил подряд завтрак и обед, и намеривался поужинать.
   - На, - в руки к Сентенусу попала корзина. - Я очень добрый за то, что ты меня развлекаешь. Надо и мне что-то почитать, - последнее, что слышал от колдуна Сентенус, смещаясь далеко в пространстве.
   Почему-то он оказался на дороге. В руках корзина и книга. Сзади раздалось ржание, его конь оторопело вращал мордой, высказывая свое критическое неодобрение такого способа перемещения.
   - И куда нам теперь? - Сентенус слегка растерялся. В обе стороны уходила широкая дорога.
   Лошадка дернулась, как будто ее пнули в круп, и резво затрусила на юг.
   - Значит, туда.
   Сентенус осознал прелесть своего положения в первые же десять минут своей дороги. Побыть одному оказывается это большая роскошь. Быть одному, когда ты никому ничего не должен, когда над тобой не стоят разные люди, когда даже будучи один в комнате, за дверью тебя ждут дела.
   - Вот удружил! - Сентенус радовался, что колдун сделал ему такой роскошный подарок.
   Пришло время подумать. С тех самых пор, как Сентенус получил титул наследника, он всецело был занят решением государственных проблем. Скажем, через три дня он встретится с людьми, имеющими какое-то средство для решения этих самых проблем. А потом что? Так далеко он до сих пор не заглядывал в своих мыслях. Да еще эта книжка странная про архитектуру. Что этим хотел сказать колдун? Видимо придется что-то строить? Но если, колдун дал книгу, то это связано с ним, а уж он то строить точно не будет. Тогда к чему все это? Сентенус решил не пренебрегать полученным советом, а изучить сей талмуд от корки до корки.
   Раздел "королевская архитектура" был посвящен описанию больших и малых форм. К малым автором относилось и строительство башен. Сентенусу захотелось прочитать про башни, может быть найдется такая же, как у колдуна.
   "Впервые башни стали относить к малым формам, когда выяснилось, что в них не могут жить короли", - начинался сей раздел. Сентенус согласился, теперь становилось понятно кое-что в существующих законах правления Эвари. Там был один замечательный по архаичности пункт, где может жить и не может жить король, его наследники, их наследники и прочее. "Башни подразделяются на три вида и двадцать шесть подвидов (смотри рисунок на следующей странице)". Сентенус перевернул лист. Там были маленькие схематично прорисованные башенки. Под номером девятым башня сильно походила на известную ему Белую Башню. Пролистнув несколько листов, Сентенус стал читать о Белой Башне. "Белая Башня называется Белой потому, что в ее основе лежит тяга магов подвида геомантов к изменению прошлого настоящего и будущего. Белая Башня остается неизменяемой в этом случае, и всякий, кто в ней находится не изменится, и не утратит памяти о прошлом и настоящем, даже если его существенно изменили. Фундамент Белой Башни надлежит закладывать не магу, а простому человеку, тем самым Башня будет неприступна для магов. Человек же, закладывающий фундамент Белой Башни, должен любить и почитать мага подвида геомантов, чтобы Башня стояла на веки вечные. Платить в таком случае магу подвида геомантов за работу человеку нельзя, что обеспечит его (мага) должность (обязанность) перед человеком. Если же маг подвида геомантов задумает изменить свою Башню, то сделать он это сможет, но существует определенная последовательность действий. Во-первых, маг должен оплатить свои долги перед человеком тем, или его потомками. Во-вторых, с магом случатся неприятности (неприятные, но не фатальные вещи), и следует всем к этому быть готовыми. К тому же маг подвида геомантов, меняющий свою Башню, должен направить на какие-либо геомантные изменения всю высвобожденную силу. Это следует сделать обязательно, так как иначе возможен конец большому количеству людей. Предупреждение! Маг подвида геомантов имеет право изменять свою Белую Башню только в случае конкретной обоснованной просьбы со стороны. Если это правило будет нарушено, изменение либо не произойдет, либо будет фатальным для мага, башни или кого-то еще". Дальше шли технические подробности, как и что именно следует сделать, чтобы изменить Башню на другую архитектурную форму, и прилагались формулы по расчеты высвобождаемой силы в зависимости от срока службы башни и ее размеров.
   Сентенус перевернул лист. "Башни подвида городских жилых", - прочитал он. Ни о чем подобном он никогда не слышал и заинтересовался. "Башни подвида городских жилых возводились в городских поселениях с .... по ... годы. Башня является жилым домом и укреплением одновременно. На первом этаже башни находятся бытовые помещения. Водоотводы делаются по специальной системе (смотри раздел водоотведение). Кухня и подобные помещения располагаются на средних помещениях, спальные и караульные помещения на верхних этажах. Также рекомендуется делать башни с плоскими крышами для возможности организации смотровых площадок. В башне рекомендуется делать лестницу наряду с площадкой для подъема и спуска (смотри механизм подъема и спуска в разделе подъем и спуск в башнях всех видов). Существует возможность соединения нескольких, рядом стоящих башен с друг другом, по подвесным мостам (смотри раздел лестницы). Технические чертежи по устройству городских жилых башен смотри в томе десятом "Королевской архитектуры и городского строительства".
   Сентенус глянул на обложку, точно первый вводный том.
   Устав от башен, он посмотрел в оглавление, что еще там интересное. "Королевский дворец, общее описание", - прочитал он. "Размещение покоев, залов и других помещений в королевском дворце имеет несколько десятков вариантов. Но не это является главным в королевском дворце". Последний пассаж несказанно удивил Сентенуса, что же главное тогда во дворце? "Во дворце основополагающими являются три вещи: сеть подземных ходов, сокровищница и отсутствие ненужных свидетелей о том и о другом. Я, как автор, позволю себе отступить от описания архитектурных форм, и позволю дать совет. Всех лишних, что-либо знающих, или догадывающихся о пути в сокровищницу и, особенно о системе подземных ходов, следует казнить немедленно. При этом прах и души следует заточить в специальные сосуды, чтобы невозможно было допросить. От этого зависит жизнь и благосостояние. Позволю себе настойчивое предложение, читателю сего труда обратить внимание на мой другой труд о казнях и пытка. Там указаны способы казни, заточения, пыток и изготовления тех самых специальных сосудов для праха и душ нужных людей. Итак, возвращаясь к архитектуре дворца, подземные ходы должны возводиться трех видов: маленькие (спасительные), отводящие (для части любопытствующих), функциональные (часто используемые). Первый вид, при наличии соответствующего допуска, описан подробно в приложении 5 тома 12. Второй вид смотри на схеме 65 на следующем листе. Функциональные ходы строятся для текущего использования: по ним водятся люди и нелюди, выносятся тайные вещи, вносятся тайные вещи, совершаются всяческие тайные и полутайные дела. Следует помнить и оборудовать эти ходы ловушками для возможных врагов и лазутчиков. Перечень ловушек смотри в приложении 6 том 12 (при наличии соответствующего допуска)".
   Столь познавательное творение даже одним абзацем дало Сентенусу столько информации к размышлению, что он поклялся себе изучить этот том, а также найти остальные книги этого автора. Ну, и конечно, по всем тематикам, может, что еще полезное узнается.
   Пора было снова собираться в дорогу, ему предстояло еще два дня пути.
   Праздничное утро, так называл это утро Вунь. Он бегал вокруг большого кодра и орал для своих родственников "А я не боюсь! А я все могу!". Вунь решил показать примером, как надо летать на большом звере.
   - Первый полет будет ритуальным. Я полетаю вместе с нашим личным духом, чтобы все было хорошо! - сообщил присутствующим Вунь.
   Сегодняшним утром Вунь собрал около полутора тысяч маленьких человечков на площадке для полетов. Актеры тоже собрались, чтобы познакомиться и посмотреть на них. Маленькие люди были разными. Кто-то, как Вунь наглым и красивым, кто-то, как его брат Глюк спокойным и задумчивым. Женщины были тоже разные и толстые и худые, и красивые и просто обычные.
   Хэсса привел Вунь.
   - Покланяйся, что приветствуешь, - затараторил с плеча Вунь.
   Хэсс наклонился. Он слегка оторопел перед таким количеством маленьких людей.
   - А теперь?
   - Я буду выступать с тебя, - зашептал ему в ухо Вунь.
   Личный дух подумал, что видимо это такая традиция - использовать личного духа в качестве трибуны.
   - Ты сядь, меня так будет виднее, - стал командовать Вунь.
   Хэсс сел. Вдалеке стояла Алила с синей птицей на плече. Вблизи расположились члены труппы. Кто-то уже активно знакомился с маленькими человечками, кто-то просто присматривался.
   Хэсс услышал обрывок разговора.
   Хвалился маленький человечек чрезвычайно худощавого телосложения:
   - Мы и чесать умеем, кодра всегда довольна. А еще моя специализация охранять дома. В такой дом не заберется вор, ни болезнь, ни горе.
   Тьямин с расширенными до предела глазами осматривал человечка:
   - О! А книжные лавки ты охранять умеешь?
   - Еще бы! Я и читать умею на трех языках, - похвалился человечек, но тут раздалось мощное вуневское "Тиха!".
   - Мои родственники! Я первым освящу наш путь личным духом. Вот Он! - Все зааплодировали. - Наш личный дух самый личный! - Опять общие аплодисменты. - Коробки будем паковать завтра. Все запомнили? А теперь учимся летать. Хэсс, давай!
   Хэсс поднялся, придерживая Вуня рукой, хотя тот и вцепился ему в шею.
   - Давай того кодра попросим? - Вунь показал рукой, какой именно кодр ему нравится.
   - Это Васагир, - определил Хэсс. Уговорить Васагира покатать важных гостей удалось довольно таки быстро. Кодр взмыл в небо.
   - Уяа! Уйяа! - счастливо вопил Вунь, а его родственники пялились снизу. Вунь вспомнил, что когда подобное он уже видел.
   В этот славный день Хэссу удалось налетаться до тошноты. Маленькие человечки под руководством Вуня забирались на кодров вшестером. Но были и такие, кто категорически отказывался летать, даже с товарищами. Пришлось Хэссу катать их, так как и Вуня. Деловой Вунь поручил вести списки шестерок кодров проявившему недюжинный энтузиазм Эльниню. Тот лихорадочно все записывал в бывшую стихотворную книгу Хэсса. Вунь иногда подбегал, смотрел и тыкал куда-то пальцем, мычал и убегал снова. Эльнинь вынужден был перезнакомиться со всеми пришедшими маленькими человечками. Кодрам понравилось катать этих симпатяг поэтому, на площадке для полетов царило радостное возбуждение.
   - Хэсс! - Эльнинь привлек его внимание диким криком через всю площадку.
   - Что? - Хэсс разогнулся. На его руках висело шестеро маленьких человечков.
   - А что делать с этим? - Эльнинь на что-то показывал, что Хэсс не мог разобрать.
   - Погоди! - Усадив очередную шестерку на кодра, Хэсс по краю площадки обошел еще двух кодров, на которых усаживали маленьких человечков Боцман и Логорифмус.
   - Что там? - Хэсс уже стоял за спиной Эльниня.
   - Вот, я записывал одного человечка, Хэсс, - Эльнинь разжал ладонь. Хэсс испытал душевный шок, на ладони лежала серьга.
   - Что это? - хрипло спросил вор.
   - Я тебе говорю, что был маленький человечек, погоди, - Эльнинь смотрел в записи. - Гмыкл.
   Хэсс кивнул, имя было знакомое.
   - Так он дал мне эту серьгу. Она похожа на твою.
   - Я сам вижу, - Хэсс осторожно взял ее в руки. - Почти. Плетение такое же, а камень то у тебя серый.
   - Да? - Эльнинь всмотрелся. - И что?
   - Он что сказал?
   - Сказал, что это мне, - Эльнинь повторял слова человечка.
   - Тебе, вот и разбирайся, - успокоено рявкнул Хэсс.
   - Хорошо, а не мог бы ты мне ее вдеть? - попросил Эльнинь.
   По старому забытому обычаю вдевать в ухо серьгу могли только мастера ее изготовившие, любимые и учителя и близкие родственники по духу или по крови.
   - Спасибо, - Эльнинь потрогал ухо. - Что теперь?
   - Работай! Тебе, что мало? - Хэсс обдумывал, зачем Гмыкл подарил серьгу Эльниню. Единственная подходящая версия была связана с колодцами силы. Решив, что это его не касается, Хэсс постарался забыть о серьге. Пусть мальчишка разбирается сам. Эльнинь же отчетливо знал о старом обычае, он слышал старые легенды в исполнении труппы. Хэсс, как раз пропустил эту часть, тогда он лечил Машу.
   Маша ходила с трудом, нога и рука были в твердой повязке. Ей помогал передвигаться эльф Тори. Глаз был в повязке, и она им ничего не видела. На лице еще оставались шрамы. Маше хотелось общаться с кодрами. Ее тянуло сидеть с ними до бесконечности. Благодаря той страшной ночи, Маша все же осталась на земле, а не умерла. Но эта была всецело заслуга пушистых крылатых созданий.
   - Маша! - Тори беспокойно на нее смотрел.
   - А я летать хочу! - Маша мечтательно щурила свой здоровый глаз. - Плевать, что я не буду больше актрисой, - внезапно заявила она Тори.
   - Это правильно, девочка, - послышалось у них за спиной. Рядом стоял Мухмур Аран. - Видимо, тебе суждено не быть актрисой, а быть кем-то другим.
   - Да, дядя Ара, - Маша постаралась ласково улыбнуться, но ей было больно.
   - Ты эльф иди погуляй, нам поговорить надо, - попросил Мухмур Аран.
   Маша разглядывала, как внизу перемещается масса кодров, маленьких человечков и актеров. Ей нравилось ее сегодняшнее время препровождение. Аран сел рядом.
   - Хорошо, девочка, что ты все понимаешь, - Аран говорил спокойно, ни извиняющихся, ни обвиняющих ноток не было слышно.
   - Я ничего не понимаю, Ара, - Маша дотронулась до повязки. - А чешется как!
   - Не понимаешь, детка? Ты вышла из повозки, значит, все понимаешь, - Аран повернул голову.
   - Спасибо вам, Ара, - Маша протянула здоровую руку.
   - За что? - Аран не понял, но руку принял.
   - Тори, да и остальные меня жалеют, это не то что бы что, но неприятно. Понимаете? - Маша все же улыбнулась сквозь боль. - Хэсс меня не жалеет, он странно иногда на меня смотрит. Очень-очень, - на распев произнесла она, - странно. А еще кодры не жалеют. Если бы не их сила, я бы умерла. И еще вы не жалеете.
   - Только Хэсс? - Аран расправил плечи. - Умный мальчик, не ожидал от него. А тебе неприятна жалость?
   - В какой-то мере, да, Ара.
   - Маша, дай руку, - попросил Мухмур Аран.
   - Зачем?
   - Посмотреть хочу, - девушка без дополнительных вопросов протянула свою руку.
   Аран долго в нее вглядывался, хмурил брови, бормотал, водил своим пальцем по ее ладони.
   - Я хочу тебя попросить, Маша, - отпустил ее руку, попросил Аран.
   - Просите, - разрешила девушка.
   - Когда ты выйдешь замуж, пожалуйста, оставайся такой же, - Аран улыбнулся.
   - Я выйду замуж? - не поверила Маша. - Не надо меня утешать.
   - Я не утешаю, девочка. У тебя на руке написано, что любовь ты совместишь с работой. В этом твое предназначение, - Аран рассказал ей лишь часть того, что увидел.
   - Это кем же я буду, если любовь совмещать с работой? - Маша запуталась. Никак не могла представить себе за кого же надо выходить замуж.
   - Это неважно все пока, девочка. Ты не думай, твои кости срастутся, твои шрамы заживут. У тебя все еще впереди, - Аран был почти за нее спокоен. - Я сначала тоже пожалел тебя, а теперь вижу, что твое актерство просто этап в жизни.
   - Жаль, а мне нравится играть, - пожалела Маша.
   - Наиграешься еще, девочка, - Аран раздумывал сказать ли ей еще кое-что, а потом решил, что не надо. - На руке никому не давай гадать, чтобы не сглазили и не помешали, а то отобьют твою судьбу. Завистников в этом мире превеликое множество.
   - Спасибо, что посидели со мной, Ара, - Маша устала, но в повозку не желала возвращаться.
   - Не за что, детка. Только я еще тебе скажу, ты, пожалуйста, не спорь с судьбой. Хоть и говорят, что она дура, но в твоем случае она добрая подруга.
   - Странная просьба, Ара, - Маша откинулась назад, ее спине нужна была опора.
   - Да, детка. Был у меня один знакомый, который поспорил с судьбой.
   - И как это было? - Маше хотелось послушать что-то новое интересное.
   - Это печальная история, но ты пожалуй поймешь. Молодая девушка приехала в столицу. Ей было семнадцать. Девушка была красивая, уверенная в своей исключительности, в отличие от тебя. Так вот, она мечтала стать по меньшей мере королевой. Дар у нее был хороший, явно не средний. Она могла бы блистать на сцене, но девушка уверилась, что хочет блистать при дворе. На сцену она пробилась, роли выгодные получала. Своей игрой она стремилась привлечь некоторых конкретных личностей. У нее и деньги завелись, и поклонники были. Были и влюбленные в нее, но не подходящие, как она считала. Десять лет она потратила на то, чтобы пробиться в королевскую свиту. Король наш Главрик был порядком в возрасте, но такую не пропустил. Две недели она побыла фавориткой, и все.
   - И вся история? - Маше казалось, что Аран лишь начал рассказывать.
   - Все дело в этих двух неделях. Она успела рассориться со всеми и в театре, и при дворе. Ей даже лавочники отказали в продаже товаров. Никто не хотел иметь с ней дело.
   - И что было дальше?
   - Дальше она уехала, тяжело терпеть всеобщую неприязнь. Дом продала, уехала в провинцию, слава за ней шла нехорошая. На сцену ее не брали, никто с ней играть не хотел. Тогда до нее и дошло, что ей нужны софиты и поклонники. Дошло, что и нужен ей был один человек, но теперь он с другой. Так вышло, что он пережил свою влюбленность.
   - Ара, так она поспорила с судьбой?
   - Конечно, поспорила. Ей не была положена корона королевства и власть над ним, ей было положена корона сцены и любовь окружающих. Девочка в тридцать стала развалиной, так она поспорила. Судьба дала ей короткий миг власти и звание фаворитки, но при этом забрала то, что действительно было положено несчастной.
   - И все?
   - И все. Знаешь сколько таких историй. Это весьма обычный случай. Просто у нее это было ярко, - Аран поднялся, и поискал взглядом Тори.
   - Поэтому вы и говорите, что мне надо это просто пережить, и не плакать, что актрисой я больше не буду?
   - Тебе, как я думаю, надо жить, как воде. Она всегда пробивает себе дорогу, она не течет в гору, а обходит ее. И всегда добирается до моря, девочка. Ты именно такая река. А историю мою запомни, чтобы не возноситься сильно, да и не спорить.
   - Ара, а есть такие люди, которые должны спорить? - Маша удержала его за подол красной хламиды.
   - Есть, конечно, но это люди совсем другого склада, чем ты. Только они все равно не спорят. Ты принимаешь, что тебе дается, а они вынуждены добывать это когтями и зубами, - Аран помахал рукой эльфу, тот заспешил к ним.
   - Ух, ты, выходит я везучая? - Маша удивилась собственной судьбе.
   - Кто бы сомневался, только не ты, девочка, - с этим Аран отправился по своим делам.
   Тори поставил над Машей самодельный тент, чтобы девушка сидела в тени.
   - Вы скоро полетите?
   - Ты же знаешь, Тори, а ты тоже собираешься? - Маше взгрустнулось, но не до печали.
   - Да, Маша. Я вернусь домой, и разберусь со своими проблемами. Надоело мне от них бегать, чувствую себя виноватым, - Тори упрямо сжал челюсти.
   - Ты же эльф, Тори, не вини себя, - от такой точки зрения человека на эльфа Тори опешил. Он то предполагал, что это эльфы высшее существа.
   Следующим утром эльфа доставил кодр до границы Темных земель. Идти ему предстояло долго, но с каждым шагом в нем крепла решимость, выяснить, что собственно такое он совершил в глазах Совета, и как с этим бороться. Тори тоже изменился с той самой ночи, и плевать ему было на проблемы Совета с высокого моста. Это выражение он подцепил у актеров. Поплевав на свои проблемы с моста, пусть и не с высокого один раз, Тори убедился, что это действенный метод. Тори не знал, но эльфовский Совет, потерявший его из виду, приступил к его тщательным поискам.
   Если Хэсс был занят с маленькими человечками, то Алила выбивалась из сил и терпения, чтобы совладать с птицами. Она везде таскала их с собой
   - Нейя! - Алила уже привыкла откликаться на свое новое имя. Рядом уселась птица. - Нейя!
   - Да? - Алила сосредоточилась на разговоре с синей птичкой.
   - Мы готовы, звери летуны не против нас, - слова медленно возникали у Алилы в голове.
   - Отлично, что надо делать? - одна из последних просьб птиц, поставила ее в тупик. Птички притащили ей пару еще живых мышей, и просили продегустировать, чтобы выяснить такие ли мыши живут в городах.
   - Надо наловить мышей. Мы привыкли к ним. Потом разведем, - птицы были сильно озабочены вопросами пропитания. Алила не нашла в себе силы духа, возразить, что в столице есть и куда более вкусные вещи, чем мыши. Она не знала, что можно сравнить с этими самыми мышами.
   - Зачем? - Алила полагала, что ловить придется ей. Как объяснить свое занятие остальным, она не представляла.
   - Наловим мы, а ты дай хранилище, - птица все еще кружила над девушкой.
   - Отлично, но мне надо немножко времени, - Алила бегом бросилась к повозке рабочих сцены, у них то должна найтись емкость для перевозки мышей.
   - Нейя! - остановила ее птица. - Мы тебя зовем сначала со мной.
   Девушка пошла за птицей. Пару раз приходилось карабкаться по камням. Вскоре она пришла к старому разлапистому дереву.
   - Там дупле все тебе, - заявила птица, и уселась на ветку.
   Алиле пришлось осваивать лазанье по деревьям. В дупле, куда она сунула руку с некоторой опаской, было что-то твердое. На солнце самоцветы заиграли всеми оттенками и полутонами.
   - Что это?
   Птица молчала.
   Засунув камни в карман, она еще раз засунула руку в дупло. И вытащила еще два больших камня невероятных красных оттенков.
   После опустошения дупла в активе Алилы оказалось девять редких драгоценных камней, два из которых пришлось засунуть в корсаж, в карманах они уже не помешались. Также ей досталась массивная золотая цепочка. На подобной король Эвари Главрик IX носил золотой диск власти. И еще в дупле лежал мешочек со старыми монетами неизвестного королевства, и хороший гномовский нож.
   Алила пребывала в замешательстве от свалившегося на ее голову богатства, а птицы были чрезвычайно довольны.
   Нож, который получила Алила, был орковский. Им Страхолюд расплатился за услуги.
   Девушке же прибавилось хлопот. Пришлось решать, как упаковать камни, чтобы другие их не увидели, да и сама не потеряла.

Глава 32. Достучаться до души

  
   Прописывая диалоги героев, по сути, автор разговаривает сам с собой.
   В психиатрии это можно было бы называть размножение личности.
  
   "Исключи невозможное и получишь то самое возможное". Кто-то когда-то говорил Хэссу Незваному что-то подобное или точно такое же. Но мотивировать свои действия подобным образом он не догадался. Хэсс, в сущности, предпочитал проживать каждый день своей жизни без особых заумствований. Жить в гармонии с окружающим миром - один из талантов, которыми щедро наделила его природа при рождении.
   Эльнинь же был сложен из другого материала. Ему требовалось всегда что-то рационально измыслить. Линай тем самым и держал своего ученика. С момента, когда Хэсс спас юношу из колодца, и до момента, когда Хэсс вытащил его из глубокой депрессии, Эльнинь это сумел понять. Чему еще научил его бывший учитель, так это дважды не совершать одну и ту же ошибку, если остался жив.
   - Именно поэтому, я и думаю, что я теперь твой ученик, - Эльнинь смотрел невозможными уверенными в своей правоте глазами на Хэсса.
   Новоиспеченный учитель сделал два глубоких вдоха, чуть не забыв при этом выдохнуть. Затем переступил с ноги на ногу, подергал себя за ухо и переспросил:
   - Ты что сейчас сказал?
   Эльнинь дословно повторил вывод из всей своей предыдущей речи.
   - Нет, это уже ни в какие ворота не лезет, - за Хэсса ответил Вунь.
   - Э... - Хэсс закрыл рот.
   Эльнинь держался спокойно. Его не задел резкий протест маленького человечка.
   - Я что твой учитель?
   К разговору присоединился повар Грим, подошедший обсудить, кто из кодров понесет его поварской сундук:
   - Ты удивляешь меня, Хэсс. Ты же поэт, по крайне мере в душе, послушай он сказал совсем другое.
   Все молчали. Хэсс еще раз повторил про себя, что услышал от Эльниня.
   - Он сказал, что он мой ученик. Значит, что я его учитель?
   - Хэсс, ты уже сделал вывод, который тебя к чему-то обязывает, - Грим не собирался уходить. Этой историей он собирался поделиться в Клубном Кафе, чтобы кто-то из литераторов воплотил на сцене.
   - Он решает, что он мой ученик, и это его дело. Правильно?
   - Правильно, - повар согласно махнул рукой.
   - Ты не обязан решать, что ты его учитель, - Вунь стоял на камне, и усиленно дергал Хэсса за рубашку.
   - Я готов признать, что я твой ученик, - Эльнинь неосознанным движение потеребил серьгу.
   - Отлично, - Хэсс понадеялся, что его обошел очередной кувырок судьбы.
   - Да, - Эльнинь будто не заметил радости нового учителя. - Теперь надо подождать, когда ты признаешь, что ты мой учитель.
   Дыхательные упражнения пришлось проделывать уже в двойном размере, и тогда Хэсс сумел продолжить разговор.
   - Я вот думаю, надо мне к хорошему колдуну сходить.
   Его несвязанное ни с чем желание сходить к хорошему колдуну, внесла замешательство в разговор.
   - Зачем? - рискнул спросить Вунь. Он нахмурился, такие идеи ему чрезвычайно не нравились.
   - Слишком много на меня свалилось, - Хэсс постарался, щадя чувства Вуня, помягче сформулировать свои претензии к жизни.
   - Давай к матери Валай, - расцвел Вунь. - Она должна быть где-то здесь.
   - Найди ее, пожалуйста, Вунь.
   Вунь привел матушку Валай, когда удалился повар Грим и ушел Эльнинь. Маленькая женщина произвела на Хэсса приятное впечатление. Они поприветствовали друг друга. Пока Хэсс садился на камень, на котором раньше стоял Вунь, матушка Валай очутилась на ветке, рядом растущего дерева.
   - Вунь, малыш, погуляй, - попросила матушка.
   - Я что? Я пойду, ты его береги, - Вуню хотелось остаться, но такие разговоры следовало вести с глазу на глаз.
   - Ты хотел поговорить? - матушка Валай лукаво улыбалась. Улыбка отражалась в ее глазах.
   - Я хотел, чтобы меня посмотрели. Знаете, колдуны же умеют, - отчего Хэссу было легко рассказывать ей о своих проблемах. - Я не понимаю, за короткое время на меня свалилось столько, что это похоже на колдовство.
   - Что с тобой случилось? - Хэсс услышал такое сочувствие и дружественный интерес, что стал рассказывать о своих делах свободно и легко.
   - Я попал в труппу к актерам случайно. Мне надо было уехать из города. Но до этого погиб мой самый близкий человек, при этом пропали опасные ценности. Потом я не умею писать стихи, но в труппе мне пришлось быть лекарем. Я познакомился с Вунем, и стал личным духом. Мне снился учитель, тот самый погибший. Иногда я его физически чувствую за спиной. Еще орк огорошил, что может я наследник какого-то страшного барона из диких. Но до этого серьга, которую принес Вунь меня завела в странное место, и там была история с Эльнинем, который теперь решил, что он мой ученик. Нашел себе учителя, бодяжник. Неожиданно выяснилось, что я глава кодров, и меня отправляли распутывать дороги. Еще рыбка эта странная мне досталась, или я ей. Обычно люди ей желания для себя загадывают, а я для нее. Алила не хочет со мной встречаться. Одольфо заставил поклясться, что я закончу его ненормальную рукопись. Что с мной такое твориться и кто это творит?
   Хэсс остановился, ему стало неудобно перечислять странности своей жизни.
   - Обо всем этом я знаю, или почти обо всем, Хэсс, - матушка выбирала слова. - Такие вещи иногда случаются.
   - Просто так? - Хэсс не верил в совпадение такого количества случайностей. - И никто этому не способствует? Мне что-то слабо в это верится.
   - Посмотри на результат, - подсказала матушка.
   - Результат? - он все еще не понимал ничего.
   - Что с тобой такое сейчас? Скажи мне, что у тебя появилось такого, что тебе не нравится? - матушка варьировала слова, чтобы Хэсс сам догадался.
   - Мне не нравится в себе? - собеседник дергал себя за ухо. - Не понимаю, матушка Валай.
   - Совсем для непонятливых. Что тебя тяготит?
   - Все эти обязанности, обязательства и вещи, - Хэсс выпалил скороговоркой.
   - Ты будто связан? - матушка спрыгнула с ветки. Хэсс отметил, что прыгала она легко, примерно так, как он видел это у акробатов.
   - Да я связан, привязан по рукам и ногам, - согласился он. Не видя на себе этих пут, вор их чувствовал.
   - Вот и ответ на твой вопрос, Хэсс.
   - Я глупый, но не понимаю зачем?
   Матушка загадочно посмотрела по сторонам и наклонилась вперед. Хэсс придвинулся.
   - Тебя привязали, чтобы ветер не унес тебя в ненужную опасную даль, - шепотом сообщила она. Хэсс отпрянул.
   - Ненужную? - но матушки Валай не было рядом. Хэсс не увидел, как она пропала. - Ненужную опасную даль. Все эти проблемы это как оберег что ли? Ну, вы даете.
   Рядом послышался смешок и голос:
   - Где-то так, Хэсс.
   Хэсс мог поклясться, что это его любимый учитель Шаа веселится.
   Вунь появился через секунду.
   - Опять твой призрак? Он плохого не посоветует. Что она сказала? - Вунь лопался от любопытства.
   Благодаря реплике учителя, Хэсс принял все, что сказала маленькая женщина. Теперь он учился не воспринимать свои обязательства, обязанности и вещи, как тяготы.
   - Она сказала, что все у меня хорошо, - личный дух стал спокойнее, Вунь был рад, что догадался привести матушку Валай.
   - А ты сомневался? - маленький человечек Вунь сделал круглые глаза.
   Их радостный смех прозвенел над лагерем и лесом.
   Мать и дочь молчали после тихого разговора. Анна и Най после разговора стали где-то ближе друг к другу, а где-то разошлись навсегда. Представить себе последствия, к которым приведет состоявшийся разговор, не одна из них была не в силах. В голове у Анны было пусто, будто сильный ветер ураганом вынес все мысли оттуда. Уходить не хотелось, думать и говорить тоже. Слезы перестали литься. Анна смотрела на дочку.
   Удивительное дело Най расхорошелась. Профиль, похожий на отцовский, делал Най немного экзотичной и чуть загадочной. В длинной черной юбке с вышитыми крупными красными и серыми розами Най смотрелась восхитительно. На руке дочери мать заметила новый браслет, явно подарок того самого. Мать покривилась.
   Дочка тоже разглядывала маму. Най, конечно, корила себя за то, что так резко выпалила все матери, но сказать надо было. При разговорах с чужими почти всегда обретаешь спокойствие и уверенность. Со своими же говоришь все, как складывается в голове, и часто это весьма чревато обидами и недовольством. Най пока не научилась без крика разговаривать с матерью. Сама себя она считала себя умной и продвинутой в отношениях, но с матерью все ее знания сходили на нет.
   Анна смогла подняться, решив, пока не думать об упреках дочери.
   - Най, ты бы пошла, прости, - Анна не могла найти верный тон для своей новой дочери. - Я хотела сказать, Най ты бы привела своего охранника. Мы бы познакомились, поговорили. И еще дочка, я попробую хоть что-то сделать с собой, но ...
   - Хорошо, что ты мне это сказала, мама, - девушка поднялась с колен. - Мамочка, я пойду? Крысу я скажу, мы тоже поговорим. Ладно, мам?
   - Конечно, доченька, - Анна прятала под ресницами слезы, так не вовремя вернувшиеся.
   Илиста случайно слышала разговор гримеров. Ей понравилось, что Най не спасовала под некрасивой истерикой матери. Актрисе захотелось подбодрить, но кого она пока не решила. Най вылезла из повозки, оглядевшись вокруг, она увидела любовника. Крысеныш пошел к ней.
   Илиста поняла, что в утешении больше нуждается мать.
   - Анна? - Илиста предупреждала о своем приходе.
   Анна вытирала глаза. Платок она не нашла, пришлось воспользоваться рукавом своей кофты. Илиста нарочно кряхтела на лесенке, чтобы дать подруге секунды привести себя в порядок.
   - Анна?
   - Заходи, - разрешила Анна. Голос все еще дрожал. - Ты слышала?
   - Слышала, - не стала отрицать Илиста. - Орали вы не тише, чем в прошлый раз Джу с Лаврентио.
   - Не ожидала от нас такого? - Анне удалось улыбнуться.
   - Не ожидала, но у каждого бывают разные состояния, дорогая, - актриса заняла место Най. - Чаю что ли налей. Поговорим?
   - О чем здесь говорить? - Анне было стыдно за свое и дочкино поведение.
   - Здесь есть много о чем поговорить, дорогая, - актриса попробовала вытянуть ноги, но мешали ящики и сундуки.
   Анна хлопотала, наливая чай, ставя на стол заначенные ранее сладкие орехи. Илиста погрузилась в дремоту.
   - Меня всегда так успокаивает совместное наше чаепитие, - призналась Илиста.
   Анне было очень приятно услышать подобное признание, она порозовела.
   - Спасибо за доброе отношение.
   - За такие вещи не благодарят, дорогая, - Илиста попробовала орех. - Вкусный.
   - Ты хотела мне что-то сказать по поводу моей дочки? - Анна верила, что Илиста не будет говорить гадости, не будет ее стыдить и указывать на промахи. Илиста в таких случаях делала вид, что ничего особенно не произошло, чем смягчала самолюбие Анны.
   - Да, Анна, хотела. Давай допьем чай и пойдем ко мне.
   - Зачем? - гримерша не понимала, почему нельзя поговорить здесь.
   - Посмотришь, тебе должно пойти мое красное платье, - невозмутимо объяснила Илиста.
   - Зачем мне твое красное платье? - Анна испугалась, сама не понимая чего. - Оно мне мало будет.
   - Во-первых, оно было для роли, и как раз будет на тебя. Это на первое время. У тебя может вечером общение с будущим сыном, и дочка должна видеть, что ты меняешься. Прическу я помогу тебе сделать, грим наложишь. Туфли можно посмотреть подходящие у костюмеров. Потом закажешь себе с десяток нарядов, а старые выкинешь, или нет, лучше отдай их Рис с Монеткой в счет пошива новых.
   - Зачем? - Анна поставила чашку, чуть плеснув на руку. Горячий чай обжег руку, но она не заметила.
   - Чтобы жизнь начать сначала, дорогая моя, - актриса допила свой чай, и сейчас увлеченно нацелилась съесть все орехи.
   - Но я...
   Все сомнения были отодвинуты на потом, Илиста убедила Анну измениться на сегодняшний вечер, а там пусть смотрит сама. Красное платье удивительно пошло Анне. Она создало иллюзию пухлости, скрыв излишнюю толщину. Грим убрал унылость с губ, глаз и скул. Прической удалось добиться пропорциональности фигуры. Туфли, как предсказывала Илиста, нашлись у Риса. Анна посмотрела на себя в зеркало и расправила плечи, выставив вперед грудь, а не живот.
   - А теперь улыбнись, - посоветовала Илиста.
   - Зачем? - Анна постоянно боялась подвоха.
   - Будешь неотразимой, - актриса знала, о чем говорила. - Лишний вес можно скинуть с помощью правильного питания, одежда тоже успешно помогает маскировать проблемные места. Кожа достойна кремов и масок, сама разберешься, волосы тоже подкорми.
   - А мне это надо? - в Анну вселялся ужас от слов подруги.
   - Это надо твоей дочери, твоему будущему сыну Крысенышу, их детям и твоим внукам. Ты же не хочешь, чтобы внуки стыдились бабушки? Да и дети тоже? Ты можешь стать другой, совсем другой. Попробуй.
   - Ты думаешь у меня получится? - Анна отчаянно трусила. - Разве в сорок лет можно измениться?
   - Можно, конечно. Я вот каждый день новая. Знаешь, дорогая моя, я бы посоветовала тебе сменить деятельность. Не бросать грим, конечно, а, скажем, пойти учить, или стать личной гримершей знатной дамы или ее супруга. А актерами заниматься время от времени. Я думаю, это будет сменой привычек, и не даст тебе закиснуть.
   - И все? - Анна прекрасно понимала, что это все невыполнимо для нее.
   - Ты сама не знаешь на что способна, - Илиста то уже видела другую женщину в своей старой знакомой. - Спину прямо, грудь у тебя выдающаяся. Главное никого и ничего не бойся. Будут у тебя любовники, будут мужья, будет работа, семья, деньги, здоровье. Не бойся ничего, тогда у тебя все это будет, Анна.
   Анна не верила ни одному слову, но так хотелось, чтобы хоть на один миг это все стало правдой. Ошеломленные и одобряющие глаза дочери, когда она вечером пришла с женихом, заставили ее почувствовать, что Илиста возможно и права.
   - Ты все такая же добрая, - Инрих сидел с Илистой, и слушал ее рассказ о превращениях Анны.
   - Я недобрая, ты не понимаешь, я счастливая, поэтому не вижу в других себе соперниц. А так мне нравится быть в окружении красивых и довольных собой, - поправила его Илиста.
   - Все равно ты добрая, - держался своей точки зрения директор.
   - Лучше скажи, как Недай и Саньо, - Илиста не хотела обсуждать это дальше.
   - Недай в порядке, вроде жениться задумал. Но я не лезу. Пусть выбирает сам. Мой племянник толковый парень.
   - Ямина?
   - Ямина вроде, но кто его знает, - пожал плечами директор. - А с Саньо проблемы.
   - Это видно, но со мной он разговаривать не хочет, - Илиста предполагала, что у ее партнера по сцене серьезные проблемы.
   - У него неразрешимые противоречия с моральными устоями Богарты, - изящно оформил суть проблемы директор.
   - Что все так плохо? Рассорились на смерть?
   Инрих же наоборот радовался, что с Солнечным пока тихо.
   Директор не сомневался, что в лагере могут закипеть страсти посильнее музыкальных. И это будут настоящие страсти с убийствами, похищениями и подвигами.
   - Она с ним переспала и бросила.
   - Это я знаю, - отмахнулась Илиста. - А чем она объяснила свой поступок?
   - Я так понял, что сказала, что это ошибка.
   - Заявлять мужчине, что переспала с ним по ошибке - это никуда не годится. Так начинаются войны и создаются злодеи. - Актриса удивлялась, что охранница могла оказаться такой глупой. - Теперь ясно, за что ее муж бросил.
   - А ведь Саньо предстоит иметь с ним дело, если они только окончательно не расстались, - Инрих представил себе эту возможность и посочувствовал актеру. - А на это совсем не похоже. Там такой огонь бушует, что железо плавить можно.
   - Не хотела бы я присутствовать при их встрече. К тому же этот муж сильно загадил девочке голову. Такие вещи творят от глупости или неуверенности.
   - А ты сама? - полюбопытствовал директор.
   - Я всегда была не настолько глупой, а уверенности в себе хоть отбавляй, - отмахнулась Илиста.
   - Муж то маг, и может повредить Саньо, - директор вернулся к гипотетической опасности в будущем актера и охранницы.
   - Может, но я бы посоветовала кому-то, кому не безразлична судьба его ведущего актера, слегка опередить этого мужа-мага, - невинно предложила Илиста.
   - Хмм, - директор уже обдумывал план действий. - Кто бы это мог быть? А муж, говоришь, маг? Нельзя полагаться на случай, правильно? С магом лучше разбираться немагическими способами. Тогда он не знает, как правильно действовать, да и велика вероятность, что вообще до самого конца не разберет, что против него что-то затевается.
   Актриса была удивлена столь нетрадиционным подходом к обузданию магов.
   - Ты где этого нахватался?
   - Я то, - Инрих подмигнул ей, - в своей длинной жизни с магами уже сталкивался.
   - О, Инрих, и как? - актриса хотела знать все подробности, старый друг приоткрылся ей с новой стороны.
   - Хм, не начинай скандал, ничего тебе я не скажу. Сама знаешь, о таких вещах не говорят, даже не думают, чтобы никто даже случайно не узнал. Но не так давно мне уже приходилось кое-что для кое-кого делать. Если соберешься мне помогать, то естественно будешь в курсе. А так, извини, - Инрих старался говорить не обидно, но Илиста все равно надулась.
   - А если я..?
   - Я уже сказал, - директор вспоминал, как ему дорого обошлась прошлая операция, но дело того стоило. - Лучше расскажи мне про твоего сумасшедшего друга.
   - Какого?
   - Я имел в виду, Хэсса, - директору хотелось узнать мнение Илисты по одному щекотливому вопросу.
   Хэсс Незваный трудился в поте лица, упаковывая и складывая, распаковывая и опять упаковывая. В помощниках у него были Эльнинь, Боцман, Мореход, Железяка и Плинт. Казимир тоже, правда неясно почему, вызвался помогать. Толку от него было немного, но он стал развлекать всех работающих интересными историями в жанре страшного ужаса. Вунь тоже занимался командованием, и постоянно мельтешил у Хэсса под ногами.
   - Эту, эту коробку бери!
   - Ту, ту неси сюда!
   - Надпись где? Мы как это потом делить будем? Надпишете, кто писать умеет!
   - Не умеете? Рисуйте!
   - Хэсс!
   - Эльнинь!
   Утихомирить метавшегося командира Вуня смогла супруга, которая отозвала его в сторонку и принялась что-то толковать.
   - Хэсс! - оглушительно завопил Вунь.
   - Сейчас! - не менее громко ответил личный дух. - Сам иди!
   Хэсс старался аккуратно передвигаться по поляне, чтобы не покалечить ни одного маленького человечка, ни раздавить ни одной коробки.
   Вунь ловко лавируя между людьми, маленькими человечками и коробками добежал до Хэсса.
   - Нагнись, - велел он личному духу.
   Хэсс подумал и уселся на землю. Вунь дернул его, чтобы и голову он наклонил, и стал шептать на ухо.
   - Надо поговорить с отшельниками, - попросил Вунь.
   - С кем?
   - Тиха! - Вунь опять зашептал в ухо. - С отшельниками, Хэсс.
   Не желая получить в ухо еще один крик "Тиха!", Хэсс зашептал:
   - Кто такие отшельники? Что мне надо сказать?
   Вунь оглянулся, не подслушивает ли кто, но всем было не до них. Конечно, кое-кто видел, что эти двое шепчутся, но не слышал о чем.
   - Отшельники это отшельники, их надо уговорить поехать с нами. Мы не можем же их бросить здесь, Хэсс.
   - Угу, пойдем?
   Вунь довольный, что все так быстро разрешилось, побежал впереди, показывая дорогу. Идти пришлось долго, не меньше получаса.
   - Вунь, еще долго идти?
   - Нет, в ту нору, - Вунь показал рукой.
   То, что Вунь именовал норой, было больше похоже на берлогу. Хэсс же не отличил бы одно от другого и поэтому спорить не стал. Вползать в берлогу пришлось на коленках, пригнув голову, и опасаясь, как бы все это не осыпалось за спиной.
   - За мной, - Вуню же идти было вольготно.
   Хэсс терпеливо полз. Через две минуты они добрались до тех самых отшельников. Их было трое. Три маленьких человечка в белом болтались между полом и потолком норы. У всех были закрытые глаза, сложенные на груди руки.
   - Мы пришли! - Вунь слегка бесцеремонно дернул одного из висящих за одежду.
   - Вижу, - открыл тот глаза. Голос отшельника был похож на скрипучую дверь.
   У личного духа опять встал вопрос с чего начинать разговор.
   - Приветствую, вас! - Хэсс стоял на карачках, поклониться не получалось, но головой он мотнул.
   Три тела синхронно наклонились. Те в свою очередь вернули приветствие.
   - Позвольте спросить вы поедете с нами? - Хэссу интуитивно казалось, что этими человечками надо общаться очень уважительно, ни в коем случае не давить на них.
   Тот, которого Вунь дергал за одежду, опять открыл глаза.
   - Нет, - сухо ответил он за всех.
   - А почему, скажите, пожалуйста?
   Вунь не вмешивался в разговор. По его мнению, надо было всех трех отшельников упаковать в коробки, с чем личный дух вполне бы справился. Но если он хочет, то пусть поведет разговоры.
   На этот раз ответил другой, зависший посредине.
   - Нам там нечего делать.
   - А что вы делаете здесь? - Хэсс старался найти решение проблемы.
   - Мы ищем свет, - соизволил сообщить ранее молчавший отшельник.
   Хэсс совсем не понимал, как можно искать свет в такой норе. Переговоры зашли в тупик. Хэсс сам не понял, что случилось, но вокруг все засветилось. Он закрыл глаза, так ярок был свет. Еще больше бы он удивился, если бы узнал, что это светился он сам. Пары колодца решили выпендриться. Свет ушел, оставив в норе больше вопросов, чем ответов.
   - Э, куда мы все переезжаем? - уточнил один из отшельников, который именно Хэсс не понял. Он запутался в них. Теперь они рядком сидели на земле.
   - В Эвари, - коротко информировал личный дух. Стоять на карачках и вести беседы ему надоело.
   - Давай двигай назад, - велел отшельник. Хэссу пришлось ползти назад задом, что не добавило ему хорошего настроения. Отшельники выбрались из норы, постояли с минуту, затем растворились в воздухе, быстро выпалив Вуню что-то неразборчивое на прощание.
   - Я ничего не понимаю, - отряхиваясь от комьев земли, заявил Хэсс.
   Вунь сложил руки на груди, и в упоении невнятно пел.
   - Ты молодец! Я молодец! - соизволил он оторваться от сладостного пения.
   - Я то молодец, я понимаю. А ты то чего? - Хэссу захотелось поворчать, а кто лучше поймет ворчание, как не Вунь.
   - Я тебя нашел, - маленький человечек не обижался на ворчащего личного духа. Личный дух по определению должен иногда ворчать, чтобы жизнь медом не казалась.
   - А они что ли вышли и отправятся с нами?
   - Они уже там, - Вунь опять прикрыл глаза. - Это так важно, почти как ты.
   - Кто такие отшельники? - Хэссу все же хотелось услышать историю отшельников.
   - Они копят силу и наделяют каждого из нас разными талантами, - Вунь раскрыл важный секрет их общественно-личной жизни.
   - О!
   - Они смотрят, к чему у ребенка есть талант, и что может ему пригодиться в дальнейшей жизни, и открывают его дар. Понимаешь? - Вунь лопотал, но лопотал он от счастья.
   - А что они тебе сказали в конце? - Хэсс понял, что эти отшельники важные персоны для маленьких человечков и для него тоже.
   - А? А сказали, что отправились посмотреть твою Эвари. Они приищут себе новое место жительства и встретят нас. Надо возвращаться скорее и всем сказать, - Вунь почти внесся назад.
   Обратный путь Вунь проделал в два раза быстрее, чем они шли туда. Вуня распирала радость, и по его лицу и тихому шепоту жене на ухо, новости разошлись с огромной скоростью. Маленькие человеки улыбались, смеялись, кричали "Вау!" личному духу, а Вунь в сто пятидесятый раз в тайне пересказывал всю историю.
   Хэсс вернулся к своим ящикам. Эльнинь поглядывал на него с любопытством, но с вопросами не лез. Разогнуть свою спину личный дух смог уже в сумерках. Повар Грим переслал с кодром обед-ужин на всю честную компанию.
   Подопечные Хэсса разожгли на полянке костер, и приготовились радовать своего личного духа веселым представлением.
   Приглашенные на это представление остальные актеры удивлялись маленьким актерам. Акробатка Санвау поразилась выкрутасам, которые могли делать маленькие акробаты. Мухмур Аран удивленно пялился на представление, осмысливая, что бывает и такое.
   - Как тебе? - повернувшись, спросил Вунь у личного духа. Но личный дух не ответил, он заснул под сладкие песни маленьких певцов.
   Вот только стихи собрались почитать, - огорчился Вунь. - Ну, да ладно, я потом ему сам почитаю.
   Хэсс сладко спал, как научился спать дома у своего учителя Шаа. Дней через десять после того, как Хэсс поселился у Шаа, учитель сказал, что сегодня Хэсс получит большой подарок. Весь день Хэсс предвкушал подарок. В его до нынешней жизни само слово "подарок" являлось редкостью. За всю свою последующую жизнь Хэсс так и не научился спокойно воспринимать подарки.
   Шаа попросил разрешения войти в комнату Хэсса уже ближе к появлению первых звезд. Хэсс сидел на своем лежаке.
   - Ложись, Незваный, - Шаа сел рядом. - Я заметил, что ты беспокойно спишь, для улицы это нормально, но ты живешь дома.
   Хэсс хотел было возразить, но повиновался знаку Шаа молчать.
   - Я заметил, что ты плохо спишь. Для улицы это нормально, а вот для дома нет. Сон вещь ценная. Ты не бойся, спи спокойно, помни, что я тебя стерегу, - Шаа поводил руками перед лицом Хэсса, тот мгновенно заснул. Сны стали сниться ему цветные и теплые.
   Утром Хэсс улучил минутку среди будничных хлопот спросить учителя:
   - Шаа, а если ты вдруг меня перестанешь стеречь, как мне тогда спать?
   - Все бывает, - рот Шаа сложился в упрямую складку. - Тогда придет твое время учиться стеречь чей-то сон. Но для этого нужна привычка и силы, ни того, ни другого у тебя пока нет.
   Свои плохие сны за все время жизни с Шаа, Хэсс мог сосчитать по пальцам одной руки. Когда вор остался один, он не спал спокойно. Все время снилась всякая муть, сны не запоминались, но оставляли тягостное впечатление почти всегда.
   Шаа так и не вернулся к разговору о снах, ничему такому он не учил Хэсса. Сегодня же Незваный сладко заснул под чтение стихов, похоже, нашелся тот, кто будет отныне стеречь его сон.
   Актеры с удовольствием посмотрели представление маленьких человечков. Однако само представление имело и второе предназначение, кроме всеобщего развлечения. Кое-кто из маленьких человечков присматривался к присутствующим. Все понимали, что жить этим маленьким людям придется с людьми, в их домах, в их семьях, поэтому малыши смотрели вдруг некто им сейчас подойдет.
   Уже ночью к Вуню пришли пятеро.
   - Поговорить надо, - открывая дверь его дома, было ему ультимативно заявлено.
   - Вы в себе? Мы же завтра уходим? - Вунь стоял на пороге в тапочках, головном платке и серьге, которую он не снимал никогда.
   - Куда твоя жена смотрит? - несколько неучтиво потребовала ответа старенькая женщина.
   - Бабуля, ты же сама меня женила! - Вунь возмутился, но не всерьез. - Куда вы ей указали, туда она и смотрит.
   - Ну да ладно, пусти нас бездельник, - бабуля взяла переговоры в свои руки.
   Вунь посторонился, делегация проследовала в дом.
   - Значит, сначала Глюк. Твой брат, хоть и не совсем родный, ты должен все объяснить про этого его курильщика.
   - Казимир, - покорно вздохнул Вунь и выдал всю известную информацию.
   - Ничего подходит, - одобрила бабуля. - Глюк тоже всякие опыты ставит, этот мальчик станет для него подходящим материалом. - Старушка потребовала воды, Вуню пришлось распаковывать собственный рюкзачок, и доставать бабушке чашку. - Теперь к тому мальчику, которого звали смешно так. Дикарь! - продолжила допрос бабуля.
   Вунь кивнул и сообщил, что знал о Дикаре.
   - Милый, очень рассудительный, увлекается спорами, то есть отстаивает свое мнение. Больше ничего не скажу. Так я с ним не сильно знаком.
   Его бабушка вздохнула:
   - Небось своим только занят был.
   - Ба, но зато какой у меня! - Вунь светился от упоминания о Хэссе.
   - Но и о семье надо было думать, - бабушка, конечно, упрекала, но не сердилась. - Хорошо, Шара, ты сам разбирайся.
   С Шарой Вунь не общался, так только здоровались. Вунь не мог предположить уживутся ли Шара и Дикарь.
   - Кто еще, бабушка?
   - Моя девочка Лайза, - вот с Лайзой Вунь был прекрасно знаком. Эта вертихвостка собиралась выйти замуж за его младшего сына. Значит, и сын будет жить в той семье, где будет жить Лайза. Вунь напрягся, бабушка продолжила. - Лайзе приглянулась девушка с птицами, - бабушку аж скривило от упоминания об этом.
   - Алила? - Вунь тоже не был особо рад. - В нее вл.. - Вунь умолк, разглашать в кого влюблен их личный дух не хотелось. Все дело было в этих синих птицах.
   - Алила, - пролепетала Лайза. Молоденькая, хорошенькая с длинной косой, в короткой юбке, и с очаровательной улыбкой она магнетически действовала на сына Вуня. Ахрон выполз на кухню в один штанах. Под взглядом Лайзы Ахрон покраснел, побледнел, позеленел, потом поприветствовал всех, и ушел в спальню.
   - Алила, но это потом, - бабушка все еще думала.
   - А для Грена кто? - Вунь покосился на своего ровесника. Грен входил в малый совет маленьких человечков и занимался производством одежды. Особенно хорошо у него выходили женские юбки и платья.
   - Грен более основательный. Ему приглянулся одноглазый.
   - А, бывший моряк? - Вунь поведал, что знал обо всех нынешних рабочих сцены, в том числе и об одноглазом Боцмане.
   - Все? - Вунь собрался отправиться досыпать.
   - А я? Ты меня, что не считаешь? - уже по настоящему вспылила бабушка.
   Вунь застыл в позе полуподъема. Его настолько поразила бабушка, что язык временно отнялся. Остальные молчали, опасаясь попасть бабушке под горячую руку.
   - Бабушка, а ты собственно хорошо поду... - Вунь оборвал свою фразе, недоговорив. За такое ему могло попасть по полной программе. - Бабушка, а кого ты выбрала? - совладав с собой, рискнул спросить внук.
   - Много хочешь знать, - заворчала старушка.
   - Бабушка... - Вунь обдумывал, что делать дальше. Уйти спать - еще не отпускали, продолжить расспросы - отгребешь неприятностей.
   - Я еще не такая старая, чтоб не иметь право выбрать себе человека, - бабушка разом отметала любые возражения.
   - Бабушка... - Вунь не знал, что говорить. - Бабушка, а кого ты выбрала?
   - Много хочешь знать, - заворчала бабушка на внука. Остальные сидели тихо, тише воды, ниже травы.
   - Но все-таки? - Вунь смирился, что его бабушка уже сделала свой выбор.
   - Я уже сама договорилась, внучок, - смилостивилась бабуля.
   - Бабушка! - Вунь был чрезвычайно заинтригован.
   - Хорошо, внучок. Я буду жить с красавцем мужчиной, - мечтательно сообщила бабушка
   - Что? А дедушка знает? - не успев обуздать свой быстрый язык, выпалил Вунь.
   - Фрррю, - бабушка весьма своеобразно отвечала на вопросы, на которые не хотела давать положительных или отрицательных ответов. Из этого фррю становилось понятно, что дедушка пока не знает, но непременно согласиться.
   - Бабуля, а кого ты собственно имела в виду? - Вунь пока так и не понял. Для него самым красивым являлся их личный дух - Хэсс.
   - Актера этого, - бабуля пространно мотнула головой и закатила глаза. - Мне он твоего деда напоминает, когда тот только ухаживать за мной начал. Солнечный он.
   Вунь быстро перебирал в уме всех актеров:
   - Саньо? - не поверил он.
   - Саньо, - бабуля улыбнулась.
   - Но он на деда не похож, - опять не подумав, ляпнул Вунь.
   - Как не похож? - бабушка поднялась и нависла над внуком.
   - Действительно не очень похож, - почти шепотом подтвердила Лайза.
   - Ты его молодым что ли видела? - бабушка прекрасно слышала. Теперь под волну ее гнева угодила еще и молоденькая Лайза.
   - Бабушка! - Вунь решил замять назревающий скандал по поводу сходства деда с актером. - У них одно лицо.
   - Ты мне не перечь! - чуть смягчившись, повелела бабушка. - Они не лицом, они силой похожи. Глаза закрою и такое ощущение, что рядом со мной твой молодой дед.
   - Ох! - Вунь лишь вздохнул, больше перечить бабушке он не стал. Остальные же тоже вздохнули с облегчением, но Грен был слегка разочарован. Вопли старушки Ники доставляли ему большое удовольствие, напоминая, что он еще достаточно молод и возвращали в детство.
   Когда уставший от ночного визита Вунь отправился спать, а незваные гости разошлись, то синяя птица, подслушавшая их разговор, улетела.
   - И что мне с бабушкой делать? - Вунь ворочался в постели.
   Жена подала голос:
   - Плюнь на бабку. Она уже достаточно стара, чтобы мы перестали вмешиваться в ее жизнь.
   - Что? - Вунь поднялся с лежанки.
   Жена улыбнулась, ей захотелось любви, а чуть поперечить Вуню - отличный способ его завести.
   - Я говорю, что твоя бабушка сама знает, как ей жить. Ей никто не укажет. Даже твой дед так напрасно не рискует жизнью.
   - Но она должна... - Вунь кипятился.
   Лунь улыбнулась его горячности:
   - Она то уж точно никому ничего не должна.
   - Но семья? - Вунь стоял над женой и успокаиваться не думал.
   - Муж мой, ты бы лучше о сыне подумал, - Лунь подумала, что с бабушкой достаточно подогрела супруга, пора переводить в режим постоянного кипения. Сегодня ей хотелось жарких страстей.
   - Что с сыном? С которым? - Вунь затрепетал.
   - С Ахроном, дорогой. Ты видел, что творится с ним при Лайзе? - Лунь нагнетала обстановку.
   - Эта девочка совершенно не подходит ему, - возмутился Вунь.
   - Правда? - Лицо Лунь сморщилось, вот-вот заплачет.
   - А что? - Вунь уселся на лежаке и протянул к жене руки.
   - Да, просто я сказала ему, что ты будешь рад такой невестке, - тон супруги не соответствовал плаксивому выражению ее лица.
   - Ну, да, буду рад, - тупо повторил любящий отец и супруг.
   - Правда? Она такая хорошая девочка, и сила характера есть, и внешность замечательная, и готовит хорошо, и сына нашего любит, - Лунь перечисляла достоинства будущей невестки.
   Муж и отец боролся со своими демонами, а коварная жена продолжала:
   - Твоя бабушка ее любит, знания свои ей передает. Ты же знаешь, какой у них талант. С Ахроном девочка ведет себя достойно. Видно, что влюблена, но без дурости этой. О доме мечтает, сам знаешь, как это важно для счастливой семейной жизни. По крайне мере для Ахрона, он домашний мальчик. Это твой старший искатель приключений, а младший спокойный домовитый.
   - Теперь я точно не засну, - Вунь ворочался в постели. - Кто тебя просил затевать этот разговор ночью?
   - Я знаю отличное средство успокоиться, - коварная супруга поближе придвинулась к Вуню.
   - Будто я не знаю, - разулыбался Вунь. - Но бабуле Нике до тебя ох как далеко, моя красавица.
  

Глава 33. Невозможное возможно

  
   Невозможное - возможно, и это делает жизнь прекрасной.
   Высказывание одного типа, получившего волшебную рыбку в вечное пользование.
  
   Пришло утро того дня, когда Темные земли попрощались с актерами и с кодрами. Утро выдалось солнечным, на удивление ни одного облачка, даже дымки не было. Темные земли проснулись чуть раньше уходящих сегодня. Несколько секунд полюбовались на своих старых жильцов, а потом принялись их будить. Сегодня они прощались со старым, а завтрашний день решили посветить всему новому.
   Первыми проснулись кодры, они раскрывали свои многоцветные глаза, смотрели на мир, и мурлыкали. Затем проснулись маленькие человечки и синие птицы. Птицы махали крыльями, а маленькие человечки в срочном порядке проверяли, не забыли ли они что, а еще старались потянуть время, чтобы попрощаться с оставляемыми жилищами.
   Самыми последними проснулись люди.
   - Какой лазурный день! - повар Грим выбрался из своей повозки, потянулся и посмотрел в небо. Там кружили кодры и птицы. Кодры были заняты перевозкой маленьких человечков. Несколько десятков кодров уже летали с шестерками малышей.
   - Какой теплый день! - Илиста смотрела на дорогу. Она знала, что они полетят, но кое-кому придется гнать этих странных животных, которых им отдали Мастера.
   - Какой долгожданный день! - директор понимал, что часть багажа они, несомненно, потеряют, но главное самим добраться до места в целости и сохранности, а потом уж думать дальше.
   - Какой день? - Казимир с трудом разлепил глаза. Он с трудом отличал время суток.
   - Опять день, - Саньо задумчиво смотрел на Богарту, та спиной чувствовала его взгляд, но не оборачивалась.
   - Ммм, как все хорошо начинается! - Лаврентио кинулся записывать, в его ушах зазвучали странные волшебные мелодии.
   - День? Это утро! - поправил всех остальных педантичный Мухмур Аран. Он долго пережевал, как бросить своего ослика, но потом выяснилось, что этих мясных зверей будут перегонять по земле. Его ослик, да и часть лошадей актеров присоединят к стаду мленков.
   - Какой день! Вставайте скорее! - щебетали девушки: Алила, Мириам, Гвенни, Маша.
   - Какой, какой день? Наш, конечно, - ворчал Вунь. Он не понимал, почему эти глупые люди не понимают, что это их день.
   Хэсс проснулся в окружении сундуков, но рядом с теплым кодром. Седой зверь улегся рядом и грел его своим телом.
   - Доброе утро! - Хэсс потянулся, кодр покосился на него глазом, а потом поднялся, расправил крылья и взмыл в небо. Хэссу надо было ждать остальных, чтобы помочь распределить сундуки.
   С земли поднялся Боцман:
   - Йохо! Малыш! Как вчера было хорошо!
   - Да, хорошо пели, - согласился Хэсс. На камне он увидел мешочек, которого вчера там не было. Развязав тесемки, Хэсс получил завтрак.
   - Что песни! Конечно, хороши, но стихи были... - с земли поднялся Железяка. - Про воду и огонь мне понравились.
   - Стихи? - Хэсс не помнил, чтобы читали стихи.
   - Да ты уснул, малыш, - Боцман распаковал второй мешочек. Там тоже была еда.
   - Жаль, - Хэсс огорчился, но думать об этом было некогда. Подлетали кодры, надо было рассаживать малышей, привязывать к кодрам сундуки, проверять все ли в порядке.
   Передовой отряд разведки уже вылетел вперед. Им предстояло найти подходящее место для стоянки, чтобы все и всех перевезти и дождаться перегонки животных.
   На полянке появился орк. Он сегодня сиял, словно звезда.
   - Теперь это будут не Темные земли, - без приветствий и прощаний сообщил орк, а затем также ушел.
   - Правильный тип, - похвалил Боцман. - Понимает толк в жизни, - и вернулся к работе.
   Когда мобильная группа закончила упаковку багажа, рассадила всех малышей и проверила все, была вторая половина дня.
   - Уфф, - Хэсс смог напиться. За этот день он изрядно устал.
   - Теперь мы, - Боцман забрался на своего зверя.
   Все последовали его примеру. Лететь им пришлось чуть меньше двух часов. Временная стоянка показалась далеко внизу. Стаду животных, которых, как посчитали оказалось восемь сотен голов, и почти все один молодняк, требовалось еще не меньше трех часов, чтобы добраться до места стоянки. Сегодня в перегонке были заняты: Железяка, Инрих, Недай, Химю, Лахса, Дикарь, Логорифмус и Григорий.
   - Сюда! - скорее угадал Хэсс, чем услышал. Внизу махал руками Рис.
   В голове у Хэсса сначала появилась улыбка кодра, а затем его голос: "Не привыкли еще к нам. Мы же слышим друг друга на любом расстоянии".
   "Что он машет?", - Хэсс и сам понимал, что машет, но ему захотелось поговорить.
   "Показывает куда снижаться", - кодр дернул хвостом и пошел на снижение.
   "Значит, отдыхаем. Подожди, но это вроде уже не Темные земли?", - Хэсс заметил, что эти места отличаются от уже привычных Темных земель.
   "Темных земель больше нет, но это еще Темные земли. Нам понадобится еще один переход, чтобы уйти отсюда", - пояснил кодр.
   За поздним ужином Хэсс согласился с предложением директора. Инрих высказался, что актерам надо меняться. Следующим утром собирать в дорогу маленьких человечков и багаж будут Боцман, Плинт, Хима, Лахса и Недай. Перегонять животных предстояло директору, Хэссу, Железяке, Дикарю, Логорифмусу и Григорию.
   - Как вы сегодня то справились? - полюбопытствовал Хэсс.
   - Да методом проб и ошибок, - Инрих пожал плечами, не желая вспоминать их многотрудный переход.
   Поделиться подробностями пробило отца Григория.
   - Я смотрю, из этого странного загона стали выбегать ошалевшие животные. Это сейчас я к ним привык, а утром, мягко говоря, они такие необычные. Хорошо, что не очень поворотливые. Мленки имеют впечатляющие жировые запасы, даже молодняк, а у нас почти один молодняк. Но управлять ими тяжело, хотя, если организовать их и погнать в одну сторону, то они идут без понуждений.
   - Как люди, - вставил свое слово Дикарь.
   Отец Григорий недовольно взглянул, что его перебили, и продолжил:
   - Так вот совладать с ними удалось Недаю и Логорифмусу. Те волшебные палки, которые оставили директору эти покойные Мастера, весьма помогают в обращении с мленками. Все же мне кажется, что эти самые мленки помесь быков с бегемотами, как кодры похожи на котов и драконов. Может у них мир такой странный был? Да, ладно, это все уже неважно. Я вот все собирался спросить, а кодры, что едят этих мленков?
   Инрих вспомнил все, что узнал от старого Мастера, и стал рассказывать:
   - Про их мир я ничего не знаю. Но кодрам необходим жир и мясо мленков. Правда, может их называют и не мленки, просто я так расслышал, а переспрашивать не стал. Не до того было. Так вот кодры всеядны, сами выбирают, что есть. Зелень потребляют с удовольствием. Но также и охотятся, и рыбку ловят. Только мне, почему-то все время рассказа про кодров, представлялось, что они ловят большую морскую рыбу. Я так предполагаю, что им будет в самый раз. Что про этих мленков? А жир и мясо мленка необходимы взрослому кодру раз в двадцать-двадцать пять дней. Я так предполагаю, что этих мленков надо разводить, растут они быстро. Животные наедают жир и мясо. Может для людей они тоже подойдут? Мастер говорил, что они плодовитые животные. Да! Мастер сказал, что наши кодры, пока сыты. Они что-то там делали, пока те спали, что кодры с голоду не померли. Внутреннего запаса кодрам должно хватить еще дней на пятьдесят, а потом все. Они перейдут на обычный режим питания.
   - Понятно, - отец Логорифмус записал все, что сообщил директор.
   - А эти мленки как? - Хэсс подумал, что кодры то вроде не просят еды, а вот сами мленки на чем-то наедают жир.
   - Эти мленки тоже пока не едят, а так они травоядные. Но у них ресурс дней двадцать, потом они тоже, как выйдут из спячки, - директор перебирал в памяти то, что запомнил. - Вроде все.
   - Не густо, да ничего, - отец Логорифмус заметил, что сегодня некоторые мленки рвались щипать траву. С одним он особо намучился, постоянно загоняя его назад в общую массу.
   - Надо серьезно подумать над разведением этих самых мленков, - отец Григорий внезапно озаботился будущим мира и хозяйственными перспективами.
   - Надо вообще подумать, как будут жить кодры и мы с ними, - подал голос повар Грим.
   - Это не нам решать, - Недай высказал свою точку зрения.
   - Стыдись, племянник, - Инрих повернулся к нему. - Ты что такое говоришь? Мы, считай, в этой истории уже потонули, а ты "не нам решать".
   - Но, дядя...
   - А как же мы придем в столицу с таким хозяйством? - отец Григорий впервые зрительно представил себе эту картину.
   Огонь съел почти все ветки, темнота почти скрыла растерянное выражение лиц, сидящих вокруг костра.
   - К королю придется идти, - Альтарен предлагал вполне здравую вещь, которая не вселила в остальных надежды на хороший конец.
   - А если он откажет? - возразил Сесуалий.
   - Тогда придется искать другое место жительства, - влез в разговор Тьямин.
   - С королем мы проблемы решим или по хорошему или.... - это уже Вунь попытался всех успокоить.
   - Или как? - дотошный директор желал услышать альтернативный вариант.
   - Если не возможно по-хорошему договориться с один королем, то договариваются с другим, - от крамольных речей Вуня повеяло государственным переворотом.
   - Вунь, ты, пожалуйста, такого в столице не говори, - повинуясь молчаливой просьбе директора, попросил Хэсс.
   - Я знаю Главрика IX, - Альтарен не был уверен, что объясняться придется с королем. - Он достаточно стар. Делами заправляет Шляссер. Это потный боров, весьма неприятный тип, но в свою сторону не копает. Он ни разу еще не проштрафился. Налаживает жизнь, как умеет, конечно, да и все не исправить сразу. Казначей его беспрекословно слушается, а за ним и король и первый министр. Двое последних больше похожи на маленьких детей, а правит фактически Шляссер.
   - А Шляссер? - директор не сомневался, что первым лицом предоставят быть ему.
   - С ним я, слава всем богам, не сталкивался, - Альтарен смущенно улыбнулся. Рассказывать, что Шляссер фигурировал в деле с его не сложившейся любовью, он не собирался.
   - Так что будет дальше? - неугомонный Тьямин за короткий срок ожил в труппе и совсем не напоминал больше забитого ребенка, которого Недай и Хэсс встретили на базаре.
   - Тьямин! - одернул его Сесуалий.
   - Просто я, что хотел сказать, - Тьямин решил, что подходящее время, чтобы сообщить новость. - С нами будет жить маленькая семья Хэссовых человечков.
   - Хэссовых? - отец Григорий заценил новое название, решил использовать в своих рукописях, как синоним. - А как они правильно называются? - Григорий повернулся к Хэссу.
   - Кто? - тот не понял.
   - Мы, - Вунь обиделся, что обратились не к нему. По мнению Вуня, некоторые люди отличались чрезвычайной бестактностью.
   - Не знаю, - Хэсс действительно был не в курсе. Сначала он считал, что это личные духи, а потом забыл выяснить этот вопрос. - Вунь, а как вы все называетесь?
   Вунь посопел, в темноте это заменило ему гримасу недовольства.
   - Какие вы люди бестолковые, - посетовал он остальным, но с оговоркой. - К личному духу это не относится. Это даже достоинство. Сколько знакомы, а вы так и не догадались.
   - Нет, - одновременно несколько человек покачали головами. Вунь достаточно заинтриговал всех.
   - Вунь, не тяни, - попросил Хэсс.
   - Одно из наших названий хранители. Раньше были хранители и дозорные. Долгое время дозорными были синие птицы, а до них были другие дозорные, но они умерли. А теперь дозорными будете вы люди.
   Сообщение Вуня о новом качестве людей требовалось обдумать.
   - Вунь, - Хэсс привыкал ко всему новому быстрее остальных. Видимо образовалась привычка. - А что вы храните?
   - Жизнь, конечно, - Вунь старался быть терпеливым, тем более спрашивал его личный дух.
   - Ага, а получится, что вы будете хранить жизнь, а дозорные, что...?
   - Мы раньше тоже хранили жизнь людей. Хэсс, нельзя хранить абстрактную жизнь. Мы храним жизнь людей. Так вот были и дозорные тогда, но они были не люди. Они успели нас предупредить, что люди все умрут. Мы говорили с людьми, но те нам не верили. Когда все пошло совсем плохо, мы ушли в Темные земли. А потом многие наши думали, и решили, что теперь надо, чтобы люди и дозорные были одним и тем же. Понимаете?
   - Примерно, - Хэсс слегка запутался во всех этих конструкциях. - Теперь вы людей охраняете, и они же охраняют себя и вас. Так?
   - Так, - Вунь вскочил и в избытке чувств пробежался вокруг костра. По пути он подбросил веточек в огонь. - Мы больше не хотим терять своих людей. Мы же не простых людей храним.
   - А каких? - Тьямин лопался от любопытства.
   - Особенных, - Вунь добежал до него, постоял рядом и побежал обратно к Хэссу.
   - Ммм, Вунь, а кого же вы хранили в Темных землях? - Недай пошевелился, и на него отлетела искра.
   - Мы хранили сами себя. Мы долго очень долго разбирались, как же все так было. А потом наши мудрецы решили, что надо вырастить новых хранителей, которые не будут сожалеть об уже утраченном, и примут все новое.
   - И это правильно, - послышался старческий голос.
   - Бабушка! - Вунь всматривался в темноту.
   Его бабушка Ника резво проковыляла к костру.
   - Остальные спят, наши стерегут этих ваших мленков, и все можете поспать, - сообщила старушка.
   Вунь представил свою бабушку людям. Хэсс восхищенно пялился на Нику. Она напоминала ему Шаа по легкому ворчанию и бесконечной любви к жизни.
   - Скажите, уважаемая Ника, - отец Григорий приступил к столь важным для него вопросам. - А хранители это единственное название вашего народа? Ведь если вы так долго жили с людьми должны остаться сведения о трагедии, да и о вашем народе.
   - Нет, - старушка говорила медленно, сделав еще несколько шагов, она остановилась рядом с внуком. - Раньше люди нас звали полуросликами. Это потом уже полуросликами стали звать кого угодно. Мы селились с людьми, это был своего рода союз, содружество. А потом у людей стала селиться всякая нечисть. Мы полурослики, настоящие и потомственные полурослики и единственные реальные. Чтобы не пятнать нас тем, что вместо нас стали звать полуросликами, мы стали хранителями. Мы храним дом, людей, жизнь.
   Старушка повернулась, чтобы уйти. Отец Григорий лихорадочно писал. Люди молчали, про полуросликов ходили старые легенды, да и теперь иногда встречались полурослики. Страшно узнать, что они не настоящие.
   Вунь решил развеять поселившееся вокруг них молчание.
   - Да не дергайтесь, мы же живые.
   - Какие же вы древние, - выдохнул образованный Мухмур Аран.
   - Да, наверно, мы одни из самых древних, но вроде бы еще живут на земле нимфы, кицунэ, эльфы и черные маги, - посмеялся Вунь.
   Его бабушка неодобрительно крякнула.
   - А причем здесь черные маги? - подивился отец Логорифмус.
   Отец Григорий строчил свои записи с такой скоростью, что на вопросы не оставалось сил. Он получал сведения о первых существах на земле.
   - Так черные маги и создали этот мир, - чуть недоуменно подсказал Вунь.
   - Да? - единовременный всеобщий выдох.
   - Конечно, а почему тогда все здесь так несовершенно? Если бы мир делали белые маги, то мы бы жили совсем по-другому.
   Разговор затих на этой ноте. Хэсс вспомнил давний разговор об устройстве мира. Этот не шел ни в какое сравнение с тем.
   Утром первыми отправилась группа на кодрах, чтобы найти место следующей стоянки. Хэсс получил свой завтрак, на этот раз не сильно вкусный, но питательный. Повар Грим с многочисленными маленькими помощниками вынужден был готовить много еды.
   "Это все дороги", - прозвучал в голове у Хэсса знакомый голос.
   "О чем это ты?", - не понял он.
   "Ты все думаешь, почему мы за два дня уходим из Темных земель, когда вы столько дней ходили по ним", - благозвучно утренней прохладе пояснил кодр.
   "Извини, не думал, что это так глубоко засело в голове, что тебя стало беспокоить", - покаялся Хэсс.
   "Этот тот вопрос, на который я могу ответить", - кодру нравилось общаться с Хэссом.
   "Это ты к тому, что есть вопросы, на которые ты не можешь ответить?", - за вчерашний день Хэсс больше освоился в общении с мохнатыми зверями, чем за все предыдущее время.
   "Уйма", - кодр кого-то спародировал своим ответом, но Хэсс так и не понял кого именно, хотя знакомые нотки послышались.
   Хэсс на своей лошадке Ле с Вунем за спиной ехал вдоль обочины дороги. Ему надо было следить, чтобы никакое глупое животное не вздумало свернуть с пути. В случае, если подобное случалось, Инрих научил Хэсса, как действовать палкой, чтобы загнать животное обратно в общий поток.
   Ехать по дороге пришлось необычным способом все время, мотаясь взад-вперед. Хэсс подумал о собаках, которые бы могли прекрасно стеречь этих животных. Подумав о собаках, по ассоциации пришла в голову мысль о золотой рыбке. Покричав отцу Логорифмусу, что ему надо срочно отлучиться, Хэсс свернул с дороги. Ему довольно быстро удалось найти ручей между редкими деревьями.
   Вунь остался в седле, но вопросами донимал своего личного духа:
   - А что ты будешь делать?
   Хэсс пребывал в сомнении. С одной стороны, золотая рыбка - это все, с другой стороны, сейчас она нужнее. Использовать шанс сейчас на не слишком значительное для него дело и попросить сторожевых собак, или оставить все как есть, и с рыбки возможно попросить что-то потом.
   - Хэсс! А что ты молчишь? - Вунь наклонился вперед и стал съезжать с седла. - Хэсс! - это уже маленький человечек завопил, чтобы удержаться на месте.
   Хэсс повернулся и подхватил Вуня.
   - Ты чего? - Хэсс все же решился и снял с пальца кольцо.
   - Я тебя зову! А ты все молчишь! - Вунь пялился на колечко в руке Хэсса. До этого он не замечал кольца. - А колечко то самое волшебное. Как глаза отводит.
   - Это не колечко, это рыбка, - Хэсс кинул кольцо в воду и стал ждать.
   - Рыбка? Та самая? Так их же всех того! Хэсс! Я хочу все знать! - Вунь уже голосил.
   Пришлось Хэссу частично рассказать о его встрече с рыбкой. От Вуня он получил только один комментарий, да и то не понял, к кому конкретно он относился.
   - Разводила, разводила, разводила, - недовольно буркал Вунь. Успокоившись после рассказа Хэсса, Вунь полюбопытствовал, что делать Хэсс.
   - Я бросил ее в воду, но что-то кольцо так и лежит, - Хэсс видел на дне колечко.
   - А ты бы что сказал, - Вунь понимал, что без желания Хэсса рыбка не обернется.
   - Пусть колечко снова станет рыбкой, - покорно согласился Хэсс.
   Своим золотым хвостом рыбка подняла столько брызг, что и Вунь, и Хэсс и лошадка Ле промокли.
   - Спасибо, - рыбка плавала кругами.
   - Не за что. Я вообще собирался тебя озеро выпустить, но...
   - Понятно, - рыбка вроде как посочувствовала. - Приспичило. Ну, выкладывай.
   - Собачек бы нам сторожевых. Мы перегоняем этих мленков и трудно нам все это дается. Я вот и подумал, что возможно ты бы могла помочь.
   Рыбка опять забила хвостом. Сквозь поднявшийся шум, они услышали:
   - За ручей спасибо, а в озеро я не хотела.
   Когда шум закончился, Хэсс и Вунь смотрели друг на друга.
   - И что? - Вунь потребовал ответа у личного духа.
   - Откуда я знаю. Собак нет.
   - Может они скоро будут? - понадеялся Хэсс. Ему не казалось, что рыбка его могла обмануть.
   - Поехали-ка назад, - Вунь, ставший не в меру рассудительным, жаждал вернуться. Было у него предположение, собаки уже есть и есть они у стада.
   - А что она про ручей и озеро сказала? - спросил Хэсс у Вуня, когда они двигались назад.
   - Так реки, как дороги, постоянно переплетаются. Она и до моря доберется, а в озере ей тяжело было бы выжить. Пришлось бы стать каким-нибудь чудовищем озера, чтобы отвадить жадных.
   - Ага, любопытные бы их забили в очереди к озеру, - Хэсс ответил в тон Вуню.
   Зря, конечно, Хэсс не уточнил свои требования к рыбке. Она все сделала, как он попросил, не предположив, что этим может сильно напугать людей.
   Отец Логорифмус не из пугливых, но волосы у него встали дыбом, а сердце замерло, когда впереди на дороге он увидел два десятка больших собак.
   Стая стояла молча, ожидая подхода стада. Логорифмус не встречался со специальными пастушьими собаками. В долю секунды он представил, что собаки кинутся на него и животных, будет бойня, в которой уцелеть будет весьма проблематично. Остановить сейчас движение стада в восемь сотен голов практически нереально, да и особо это ничего не даст. Логорифмус приближался к собакам и напряженно думал, что делать. Он разглядел вытянутые собачьи морды, умные глаза, поднятые загривки, раскрытые пасти.
   Положение спас отец Григорий. Он делал объезд, и решил добраться до своего товарища, чтобы поведать новую мысль, пришедшую в голову. Незаметно он материализовался рядом с Логорифмусом.
   - Тебе, что небо благоволит? - Григорий был до потери пульса рад, что увидел впереди собак.
   - Ты о чем? - Логорифмус из-за своего напряжения не понимал, что говорят. - Собаки смотри.
   - Да, их только приспособить и дело пойдет быстрее, - Григорию хотелось кричать от радости. Не смотря на то, что животных они гнали только второй день, но он уже сильно вымотался.
   - Что? - зашептал Логорифмус, так и не отведя взгляда от собак.
   - Это же пастушьи. Откуда они здесь взялись? - Отец Григорий пришпорил свою лошадку, чтобы первым подъехать к стае.
   Что-то гортанно затянув, отец Григорий приблизился вплотную к собакам. Вожак подпрыгнул, Логорифмус понял, что сейчас Григорию перегрызут горло. Но нет, вожак буквально выбил ученого из седла, и стал облизывать.
   Плюнув на стадо, Логорифмус рванулся вперед. Животные тупо шли за ним, но скорости не прибавили.
   - Григорий! - Логорифмус уже был рядом.
   Григорий поднялся с земли, его лицо было заплаканным.
   - Это же Хандро! Он у нас вожак! В моей деревеньке.
   - Ага, - ничего не понимая, но, соображая, что стадо вот-вот будет рядом и просто затопчет Григория, согласился Логорифмус.
   Григорий тоже уловил, что к нему приближаются мленки, подергал собаку за уши, и замахал руками. Вожак, повернулся, видимо провел короткое совещание с остальными членами стаи, и собаки разделилась. Они волной разбились в разные стороны. С Логорифмусом и Григорием остались две собаки. Один из них был вожак - Хандро.
   Григорий ушел с пути мленков, одна собака побежала перед стадом, вожак отирался рядом с Григорием.
   Для остальных вынужденных пастухов появление собак произошло менее драматично, но не менее впечатляюще. Они просто появились рядом, и стали оббегать опекаемых мленков.
   Логорифмус сообщил по цепочке остальным, что теперь с ними собаки, людям стало значительно легче.
   К обеду прилетел кодр с питанием от повара Грима и сообщил сколько еще надо будет гнать стадо. Выходило, что гнать придется почти до глубокой ночи.
   Вунь и Хэсс вернулись на место, и полюбовались на результаты своего желания. Обед им привез Недай и рассказал, что переброску багажа и малышей они закончили. Девушки под руководством Илисты занимаются их устройством на ночь. Повар Грим кашеварит, как заведенный. Так же он пересказал новости, которые пропустил Хэсс, о первой встрече с собаками на дороге.
   Когда уехал Недай размеренный ход беседы Хэсса и Вуня нарушил директор. Он долго ничего не говорил, просто ехал рядом и слушал, как Хэсс и Вунь обсуждают влияние маленьких человечков на людей. Когда Вунь в своих аргументах стал повторяться, Инрих внезапно спросил:
   - Собаки твоих рук дело?
   Хэсс виновато опустил глаза. Он уже знал, как передергался отец Логорифмус.
   - Э...
   - Ясно, - директор действительно все понял. - Мог бы предупредить.
   - Да я не знал, получится ли это, - Хэсс все еще чувствовал себя неудобно.
   - А что могло получиться что-то другое? - директор слегка ужаснулся.
   - Э...
   - Понятно, - Инрих в который раз подумал, что непредсказуемей типа он еще не встречал. - Расскажешь что да как?
   Хэсс был рад, что все обошлось, и поэтому все же поведал директору свои похождения по покоям Мастеров и про общение с золотой рыбкой.
   - Да, Хэсс, ты полон сюрпризов и сравнить не с кем, - директор получил массу удовольствия от рассказа. Ему было приятно, что в чем-то они обошли этих самых Мастеров.
   - Так уж и не с кем? - Хэсс попытался пошутить, но Инрих воспринял его вопрос серьезно.
   - Не с кем это точно. А вот с чем тебя сравнить я, пожалуй, понял. В тебе больше секретов, чем в нашем законодательстве.
   - Да не может быть, - вот в такое Хэсс решительно не мог поверить.
   - Я много законов изучал Хэсс, мне по занятию положено. Грамоту гильдейскую я не получил, там чтобы это все знать надо лет тридцать учиться. Но и то, что я знаю, лишь подтверждает мое мнение о тебе, - директор был все еще предельно серьезен.
   Вунь с какого-то места разговора директора и личного духа упустил нить беседы, говорили о непонятных ему вещах. Но сейчас он загордился, так как понял, что Хэсса сравнили с чем-то исключительным.
   Инриху хотелось побольше пообщаться с Хэссом. Он решил, что вполне может ехать рядом и разговаривать, благо собаки гораздо лучше справлялись с перегонкой стада мленков. Хэсс тоже был рад возможности пообщаться. Оба понимали, что это лишь временное затишье, дальше предстоят битвы и волнения. Они везут такие перемены, что предположить, как развернутся события дальше просто невозможно.
   - Хэсс, а случаем ничего больше ты не спе... взял там? - директор старался быть предельно корректным.
   - Нет, - Хэсс был уверен в своих словах. О мече и скатерке он пока был не в курсе.
   - Жаль, хотя и это хорошо. И как тебе нравится быть создателем чуда?
   - Какого? - юноша не понял, что директор говорит о рыбке.
   - Так ведь твоя спасенная рыбка еще много дел натворит. Не думаю, что будет сидеть тихо. Сначала разговоры пойдут, потом легенды.
   - Надеюсь, что про меня не узнают, - весьма легкомысленно отмахнулся Хэсс.
   - А ты не жалеешь, что отпустил ее за собак? - Инриху было действительно важно узнать ответ на этот вопрос.
   Хэсс подумал минуты две, послушал себя:
   - Нет, в моих делах она мне не помощник, - решил он.
   - А почему?
   Объяснять директору, что воровать с золотой рыбкой будет явно не правильно, Хэсс не стал. Он нашел другой приемлемый аргумент.
   - Вы посмотрите, что она сделала с собаками? Она виновата, что ученые были напуганы. Еще не известно, как бы все сложилось, если бы не коротышка Григорий.
   - Так ты думаешь, что она больше бы навредила, чем помогла? - таких пояснений своим поступкам Инрих от Хэсса не ждал.
   - Где-то так, Инрих. Людские дела лучше делать людям. Насколько я помню, эльф тоже отказался от рыбкиных желаний.
   - Да, - директор все сильнее проникался внутренним убеждением, что этот парень преподнесет еще много сюрпризов себе и окружающим.
   Они продолжили свой познавательный разговор, неспешно двигаясь по обочине. Вунь, навострив уши, слушал и тоже делал свои, пусть весьма не однозначные выводы.
   Добраться до места, указанного дотошным и слегка нудным колдуном из Белой Башни, Сентенус успел вовремя. Колдун заверил его в своей обычной хамской манере, что на этом месте растут две косых ивы, в окружении черных дубов. Дорога там делает поворот на восток, а по ее обочине растут маленькие беленькие цветочки, которые раскрывают свои бутоны по ночам. Сентенусу однажды показалось, что он добрался до указанного места, но цветочки там не росли, и поэтому, он поехал дальше. До того самого места, он добрался точно через три дня пути. Радость ожидания и почти близкой победы заполнила его до краев, но макушку все же не захлестнула. Сентенус достал из дорожных припасов сыр и сладкие ватрушки, оставшиеся на дне корзинки от колдуна. Запивая все водой из фляги, Сентенус размечтался, что впереди его ждет беззаботная жизнь. Одновременно ему в сердце закралась мысль о том, что кто-то наслал на него порчу. Ну, не может он такой удачливый во всех смыслах этого слова человек, вдруг оттяпать на свою голову - в прямом и переносном смыслах этого слова - мешок неприятностей. "Найду кто, запытаю в подвале", - измыслил будущий король Эвари.
   Вечер скрашивался сиянием странных белых цветочков. "Что-то надо делать, чтобы не замерзнуть", - решил Сентенус. Он разжег костер посреди дороги, хотя еще не было темно. Ему надо было дождаться своего шанса. И, как это часто бывает, к людям, которые уверены в себе, приходит удача.
   Сентенус услышал знакомый голос. Так говорил один парень с черными глазами, с которым Сентенус познакомился в одной милой заварушке. Тогда он явился, чтобы прихватить гадкого торговца чужими сновидениями, но его уже успел прибить один из обманутых клиентов. Голоса Сентенус различал безошибочно и узнал однажды услышанный голос. Сентенусу был симпатичен чернявый парень, но тогда судьба не дала им встретиться еще раз. Зато здесь на краю мира, она задумала пошутить. С другой стороны, Сентенус приободрился, один союзник в предстоящем общении с театральной труппой у него будет. Сейчас Сентенусу следовало подождать еще несколько минут. И, как всегда, это были очень-очень длинные минуты.
   Посмотрев на огромных зверей с крыльями в неимоверном количестве круживших на горизонте и на остальное, что открылось его взгляду, Сентенуса озарило, зачем собственно последние три дня он изучал архитектуру больших и малых форм. "Ублюдочный колдун", - промелькнуло в его голове. "На что пойдет колдун, желая удовлетворить свою прихоть, даже оракул не отгадает. Верная пословица". Сентенус улыбнулся, разговор надо было начать с улыбки.
   - Видишь костер впереди? - Инрих толкнул Хэсса в бок. - Парень какой-то.
   - Ну, сидит кто-то, нет встал. На нас смотрит. Зрелище то невероятное, да и костер прямо на дороге разжег. Ненормальный какой-то, - Хэсс всмотрелся вдаль.
   - Вот я и говорю, это очередные наши неприятности, - высказал свое пророческое мнение Инрих.
   Хэсс не стал возражать, что еще больших неприятностей, чем несколько тысяч летучих кодров, почти столько же маленьких человечков, пять сотен больших сов, розыски наследника старого барона, наследство от Одольфо, предстоящие разборки с медальоном, абсолютно придурочный ученичок на шее и пропущенный фестиваль, просто не может быть никогда.
   Но он так подумал и был не прав.
  

Конец половины истории.

  
  
  
   405
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"