Аннотация: Возможно, однажды я эту историю продолжу.
Рину сравнялось пять зим, когда он впервые поднялся на крыло и взлетел над Чагаразом. Этот первый полет он запомнил, как ветер, норовящий запутать слабые пока еще крылья, завертеть и швырнуть на острые пики родных гор, которые с этакой высоты казались вовсе не уютными и надежными, а опасными и хищными. Как папины клыки, рога и когти, когда Серебряный Шуэ злится. И совсем неважно было то, что мама, Меднокрылая Гарру, летит чуть позади и внизу, готовая подхватить, если дитя устанет и потеряет поток под крыльями. Но Рин справился. И с тех пор полет уже не вызывал страха, только радость от того, что можно играть с ветром в догонялки, нырять в грозовые тучи и чувствовать, как молнии щекочут чешую цвета стали, а дождь омывает крылья. И можно ловить сладкие дождевые струи пастью, смеяться с громом и пикировать, обгоняя молнии. Рин очень любил летать в грозу. Настолько, что его прозвали Громом. Это звучало очень внушительно. Печалило Рина только одно: для такого грозного прозвища он выглядел хлипковато. Даже по сравнению со своими сверстниками - слишком мелким. Мама ласково называла "Ящеркой", и приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не обидеться. Это же мама, на нее нельзя обижаться.
В этот раз Рин залетел далековато от родных гор Чагараза, к самому Северному морю, играя с бурей. Он почти не устал - верный друг ветер нес его на своей спине, подставлял под крылья ровные воздушные потоки, а если и взвихрялся неожиданными воздушными ямами и течениями, то сил у Рина хватало выправить полет и продолжить игру.
Но над бурным морем ветер стал совсем другим, незнакомым и остро-ледяным. На крыльях стала оседать и замерзать влага, и даже огненное дыхание не помогало. Рин досадливо фыркнул и принялся поворачивать в сторону берега, где можно было сесть на скалу и переждать бурю. Крохотную лодочку с порванным парусом и без весел он заметил не сразу. Острый слух вдруг вычленил из завывания ветра и грохота волн тоненький писк, словно плакал какой-то зверек. Рин снизился, рискуя быть захлестнутым ледяной водой и утонуть. Прикрыл глаза прозрачной пленкой третьего века от соленых брызг и вгляделся туда, откуда шел звук. На корме лодчонки, цепляясь посиневшими от холода, скрюченными, как птичьи лапки, руками, захлебывалось плачем и морской водой человеческое существо. Рин слышал о них, но еще никогда не видел.
"Утонет" - подумал дракон, - "Жалко". И спикировал вниз, вытягивая задние лапы, примериваясь, как бы не напороться крылом или брюхом на мачту и осторожно подцепить, не поранив острыми, как длинные кривые кинжалы, когтями хрупкую человеческую плоть. О том, что люди очень нежны, рассказывала мама, а уж она-то знала толк в людях. Рин слышал от нее множество историй о том, как в старину было принято похищать принцесс, чтобы потом отдать за выкуп. И не каждое такое похищение удавалось: чуть сильнее сожмешь когти - и прощай, принцесса.
Ему пришлось сделать несколько кругов над лодкой, прежде чем удалось аккуратно подцепить человечка под мышки, зависнув почти на одном месте. Правда, детеныш полузадушенно пискнул и обмяк, кажется, лишившись чувств. Зато, не брыкался, пока Рин нес его к берегу.
Опускаться на мокрые скалы у кромки ревущих волн пришлось тоже так, зависая на одном месте и быстро-быстро взмахивая крыльями. Хотя человечка он, кажется, все-таки уронил, не рассчитав высоту.
"Ой! Не сломался бы!" - испугался Рин, приземлился и быстро нагнулся над детенышем, рассматривая и принюхиваясь. Но от человечка шел незнакомый ему запах, в котором нотка крови тянулась, кажется, только от неопасных на взгляд дракона ссадин на локтях и коленках. На всякий случай, Рин осторожно высунул язык и прошелся самым кончиком по этим алым ниточкам. Мама говорила, что слюна дракона могла исцелить сломанного человека, если он был еще жив. И правда, прямо на глазах ранки на тонюсенькой, тоньше кожицы новорожденного дракончика, шкурке человечка затянулись. Детеныш захныкал и пошевелился. Потом открыл глаза, поморгал и тоненько заверещал, пытаясь отползти от дракона, не поднимаясь на ноги.
- Тише, не бойся... Стой, упа... - договорить Рин не успевал: детеныш был уже на самом краю довольно таки высокой скалы, а внизу все так же бушевало море, облизывая пенными волнами клыки подводных камней, так что Рин сделал то, что мог - ухватил детеныша клыками за одежду.
"Уффф, успел!"
Пришлось ташить его, брыкающегося и вопящего, пятясь задом, пока не отошли подальше от края. Там Рин все-таки выпустил край рубашонки человечка из пасти и сел, облизываясь.
- Ты меня понимаешь? - он подумал и начал повторять эту фразу на всех известных языках, которые за почти двадцать зим своей жизни успел выучить. Мама и папа знали, конечно, куда больше. Но они и жили уже не первую сотню зим.
О, чудо! На десятом повторе детеныш отреагировал, удивленно открыл рот и ответил:
- Да... Понимаю...
Язык оказался северным наречием Дрэйка. Мама рассказывала об этой стране суровых мореплавателей и воинов. Они какое-то время дружили с Крылатыми, как называли драконов. И даже имя своим землям дали в их честь, правда, переиначив на свой манер.
- Ты - дрэйкен? - спросил Рин, наклоняя набок рогатую голову. Рога у него были еще совсем маленькие, всего-то о трех отростках. Вот у папы! Ого-го, а не рога! О десяти ветвях, да еще и с двумя боевыми клинками надглазных отростков.
- Дрэйкини, - ответил детеныш, а Рин понял: это же девчонка! Хотя, как различаются мелкие человеческие существа, он еще не знал. Хорошо хоть, слова для обозначения у дрэйков были разные, и она назвалась.
- А зовут тебя как, дрэйкини?
- А если я скажу тебе мое имя, ты получишь власть над моей душой? - кажется, она, поняв, что Рин - не дикий безмозглый зверь, осмелела. Рин фыркнул, обдав ее теплым паром из ноздрей.
- Да зачем она мне? Меня зовут Рин-Гром.
- А я Трэсса. Очень приятно познакомиться, и спасибо, что спас меня, - девочка церемонно наклонила голову, прижав к груди сжатые кулачки. Вместе с тем, что она сидела, поджав замерзшие ножки под себя, получилось забавно.
- Вот и хорошо, Трэсса. Ты потерялась?
- Сбежала, - она, кажется, опечалилась, по крайней мере, запахло чем-то горьким, как полынь, и ее личико странно скуксилось, так, что кожа пошла тонкими складочками.
- Сбежала? Из дома? - удивился Рин.
- Нет, из плена. Меня и мою семью захватили разбойники, когда мы ловили рыбу далеко в море. Папу... - она скуксилась еще больше и захлюпала носом, а по и без того мокрому личику потекла вода из глаз. Рин изумленно склонился над ней, лизнул: было горько и солоно.
- Ты нахлебалась воды? Она из тебя течет...
- Дурачок, это слезы... - всхлипнула Тэсса. - У меня папу убили, мама в плену осталась... Я плачу!
- Ах, во-о-от оно что, - протянул дракон, - Это плохо. Папу жалко. А где был твой плен?
- Не знаю. Я потеряла направление в бурю, - она успокоилась довольно быстро, как и положено дочери суровых воинов и мореходов. Правда, еще всхлипывала. - А ты можешь отнести меня домой?
Рин стушевался: направление на Дрэйк он не знал.
- Прости, я могу отнести тебя только к себе домой, а там мой папа тебе сможет помочь, наверное.
- Твой папа? - она опасливо окинула взглядом дракона, для чего ей пришлось запрокинуть голову почти к небу. Рин возвышался над ней на добрых четыре метра, одна его лапа была вдвое толще ее тела. - А он большой?
- Ага! Раз в десять больше меня! - не без гордости ответил Рин.
- Ой... Стра-а-ашно!
- Не бойся! У меня очень добрый папа, - сказал дракон, - Он обязательно тебе поможет. Мы быстро долетим. Только, я не знаю, как тебя нести. В когтях - боюсь, еще сломаю нечаянно.
- А можно, я тебе между спинных гребней сяду? Я буду держаться очень крепко, - девочка осмелела и протянула руку, погладив шелковистые мелкие чешуйки на носу дракона. Мелкие для него - для нее каждая была размером с серебряную монету. Рин зажмурился и нежно фыркнул: ласка была приятной.
- Ну, хорошо. Давай. Попробуй влезть, когда я лягу.
Как Трэсса на него забиралась - это была отдельная история. Пришлось поставить ее на огромный валун, а самому лечь под ним. Наконец, девочка угнездилась между спинными гребнями, ухватилась за передний, похожий на остро отточенный водой камень.
- А ты очень теплый!
- Я же дитя горного пламени! - не без пафоса ответил Рин, разворачивая крылья и напрягая задние лапы для прыжка. Визг Трэссы на мгновение едва не оглушил его на взлете.
- Держись крепче! - прокричал он девочке, набирая высоту мощными взмахами и ловя поток попутного ветра.
История эта окончилась хорошо, как и положено оканчиваться добрым историям про Крылатых. Серебряный Шуэ показал сыну дорогу в Дрэйк и полетел вместе с ним. Трэссу отнесли домой, и оказалось, что тан той земли, на которой жила ее семья, победил морских разбойников и освободил маму Трэссы. На прощание Рин подарил девочке одну из своих чешуй, а она ему - янтарное ожерелье, которое он гордо унес, нацепив на основание левого рога.
Через несколько лет юной танне Трэссе понадобится помощь одного дракона, она будет вспоминать его имя и крепко прижимать к груди ромбовидную, как умбон щита, острую по краям чешуйку, порежется ею, испачкав переливчатую сталь кровью. И Рин прилетит, услышав ее зов за сотни и сотни миль. Но это будет уже совсем другая история.