О твоей любви не прошу - она есть у меня, солнце мое в сиянии полдня! Скала нерушимая под моими ногами, воздух в моей груди, живительная влага в средоточии палящего зноя...
От шороха покрывала, колебания постели под тяжестью чужого тела - ладонь сама сомкнулась на надежной рукояти кинжала под подушкой. Однако бережное, нежное прикосновение к плечу, а более его - коснувшийся ноздрей знакомый терпкий запах, впитавший в себя ароматы пустыни, - заставил пальцы так же медленно разжаться, а губы юноши тугим луком изогнулись в слабой, потому как еще сонной, но радостной улыбке:
- Хабиб! - в этот раз Амир вернулся гораздо раньше, чем планировал.
Склонившись над разбуженным его появлением Амани, мужчина бережно собрал этот протяжный выдох своими губами, пропуская сквозь пальцы густые пряди, штормовыми волнами раскинувшиеся по подушкам.
- Хайяти...
- Огнеокая моя звезда! Негасимое пламя... Что может быть дороже, чем слова любви, срывающиеся с твоих уст каплей росы на заре нового дня? Что более ценно, чем первым вздохом твоим по пробуждении - слышать свое имя и видеть, как гибкой лозой тянутся навстречу сильные руки... Пить поцелуями твое дыхание, жар золотистой кожи и мягкое сиянье полночной бездны глаз, щекоча дыханием ресницы...
- Князь мой! господин истинный моей души и единственный возлюбленный мой на все времена... Пала крепость, и твердыня сердца моего в чаше твоих ладоней!
- Желаннее Рая, острей стрелы, крепче вина, слаще меда, драгоценнее любых сокровищ - твоя любовь, кальби! Она - ледяной поток, низвергающийся со скалы, она - огонь, поднимающийся к небесам...
- Кто я? Я струна на ореховом корпусе саза под твоими руками, пересохший колодец - наполни меня собой...
- Познавать тебя - что купаться в бездне ночного неба. Войти в реку, чьи воды ни на миг не замедляют свой бег, и, блуждая среди песков, вдруг открыть кристальный источник... Мой!
- Раб - принадлежит хозяину, жена - мужу, мир же принадлежит Аллаху... Но никто, кроме тебя надо мною не властен!
- От начала времен день и ночь на короткие часы соединяются предрассветной дымкой и багровым кострищем заката, мы же с тобой - едины вовеки!
Нет меня без тебя.
- Амани! - резкий рваный рык.
- Ам-и-и-р! - долгий и сладкий стон.
Два смуглых тела затихли, сплетясь между собой, а за окном уже вставал рассвет нового дня, и оба мужчины думали примерно об одном и том же, наслаждаясь короткой передышкой перед грядущими сражениями.
Амани не торопил возлюбленного расспросами: что нужно, он уже знал сам, относительно позиции Старешин - они тоже не заблуждались, и то, что Амир вернулся так быстро, значило не столько желание к Ас-саталь, но весьма вероятнее, что князь уверился безнадежности словесных убеждений и пока счел нужным отложить решение всех острых вопросов. Позже... Юноша бездумно смаковал тихие мгновения близости, однако первая же фраза мужчины на его ленивый вопрос о результатах отлучки, заставила его буквально подскочить на постели, разом стряхнув с себя блаженную негу восхитительного утра.
Мабрук!
- Это шутка?! - Амани сел, единым движением распрямив плечи и спину.
- Похоже, что я шучу? Почему нет? - Амир смотрел на него более чем серьезно. - Малик уже вполне взрослый для того, чтобы сменить игрушки на книги и саблю, а Имрану тем более давно пора отцепиться от подола.
Аман согласно кивнул, но промолчал, не в силах найти сколько-нибудь подходящих слов, дабы облечь в них всю бурю чувств, что теснилась в груди.
Нет, наличие у Амира детей не явилось для него ни сюрпризом, ни потрясением. Напротив, было бы странно, если бы до сих пор тот не был бы ни разу женат, особенно учитывая, что позаботиться о наследнике - такая же обязанность князя, как и прочие, а то не приведи Аллах, окажется род под кем-то из милой семейки Джавдата, например. Так что, ознакомившись с истинным положением дел, Амани был далек от ревности и рассудил, что женщины это женщины, необходимое зло. Да и повода изводить себя не имелось в принципе: первый брак был политическим, и вообще Латифа давно умерла, чтобы ревновать даже к ее памяти, Захидат занималась исключительно детьми, и если учесть, сколько лет самому младшему из мальчиков - вряд ли сейчас супруги связаны чем-то большим, чем взаимное уважение. Наоборот, Аман от души порадовался, что отношения давно устоялись, а мальчиков даже двое, вполне здоровых и достаточно взрослых, чтобы он мог быть абсолютно спокоен насчет угрозы в лице возможной будущей жены. Не это настолько взбудоражило его.
- Нари, - спокойно продолжил Амир, глядя на напряженного юношу, - и ты, и они - равно моя семья, и мне надоело рваться на два дома.
Аман лишь хмуро покачал головой: объяснять ему недосказанное тоже не было необходимости:
- Я не об этом.
Естественно, что князь Амир желает видеть своих наследников рядом с собой, передать им, что сможет, убедиться, что они достойны своей крови. Не менее естественно, чем в тревожные времена поместить их как можно ближе и туда, где будут окружать только преданные, не раз испытанные люди. Любовь любовью, но впору было по-настоящему гордиться, что князь Мансуры не только причисляет к ним своего любовника, но и оказывает наибольшее доверие... Оставалось одно, самое главное "но", и лучше сказать об этом сейчас, чем попасть впросак и опозориться позже: ни Аленький цветочек, ни Ас-саталь - не проигрывают!
- Чему мне их учить? - Аман резко вскочил с постели, набрасывая на себя халат. - Как соблазнить мужчину и доставить удовольствие на ложе?!
- Ну, этому, я думаю, все-таки не стоит, - Амир лишь улыбнулся в ответ, тоже поднимаясь и обнимая застывшие плечи юноши.
- Всему прочему я еще учусь сам, - сухо признал Амани. - Вот только в товарищи по играм и проказам не гожусь!
- Кальби... - протянул мужчина, разворачивая его к себе лицом и заглядывая в воинственно сверкающие черные очи. - Кто говорит о детских играх? И разве я сказал, что тебе придется круглые сутки возиться с мальчишками? Поверь, им не придется сидеть, сложа руки и без тебя! И по большому счету мне все равно, решишь ли ты, в самом деле, давать им какие-то уроки и как это назовешь. Я лишь хочу, чтобы все знали и поняли, что твое слово по всем вопросам - второе, после моего.
Аман молчал, дергая шелковые нити из рукавов и чувствуя себя уже неловко за неоправданную вспышку.
- Положение наставника же, поможет мальчикам быстрее и ближе узнать тебя, принять, до той поры предупреждая всякое неуважение, - Амир закончил свои слова прикосновением губ к черной змейке, выскользнувшей из бури кудрей к виску.
Единственным ответом - руки юноши обвили его плечи, а губы потянулись к губам.
- Повинуюсь тебе, господин мой, - с лукавой улыбкой заключил разговор Амани, едва отстранился.
Кивком поприветствовав попавшегося по пути Надира, Аман бесшумно проскользнул меж створок и приблизился к постели, желая подробно рассмотреть свое очередное испытание. Он признавал справедливость доводов Амира и без преувеличения чувствовал себя польщенным, как высоко да еще как легко князь его поставил... Тем меньше хотелось бы споткнуться!
Конечно, он еще расспросит о мальчиках Джинана, который к семье Амира был близок, как его друг, Тамида и Гафара, что видели их поведение в дороге, само собой поговорит с Сахаром, и, пожалуй, стоит поинтересоваться у Луджина о его скорой свадьбе: Салха отвечает жениху искренней любовью, секретов друг от друга у них нет, а уж для женщины удержаться и не поделиться новостями - труднее, чем слепому научиться самому читать Коран! Амани не предполагал, он знал, что достаточного одного упоминания в следующем письме, и уже к вечеру по получении ответа, он будет знать о Захидат и ее окружении, в котором росли сыновья его возлюбленного господина больше, чем когда-либо хотелось!
Все это так... И разумеется, Амир самый главный из его союзников. Нет сомнений, что мужчина представит друг другу будущих учеников и их "наставника" как полагается, и так, чтобы исключить возможные недоразумения и конфликты... Амани сам не мог до конца выразить, что привело его в комнату, где отдыхали дети.
Как и не мог сказать определенно, что, собственно, он ожидал увидеть: дети как дети. Опершись плечом о стену, юноша разглядывал двух устало спящих братьев с некоторым недоумением и почти болезненным любопытством: будто ждал чего-то, а оно оказалось все совсем не так, и теперь приходилось выяснять, в чем именно подвох.
Младший его не впечатлил: обычный ребенок лет 7-8ми, то есть как раз по его возрасту. Не очень высокий, не очень крепкий, и, скорее тонкокостный, а по лицу ничего не скажешь, только что о хорошей крови и обращении. Амани улыбнулся своим мыслям: ну, кровь понятно, хотя черт отца в Малике не было заметно, а ресницы совсем девичьи, - длинные, загнутые, угольно черные без всякой краски... Да, в тех местах, где вырос сам Аман, еще по-детски нежную красоту мальчика бы оценили. Однако речь идет не о будущем наложнике, а о княжем сыне!
Что объясняет и второе. Естественно, что нужды и настоящей боли, кроме как разбитой коленки в играх - он никогда не знал. Не ведал страха, и преодолевать ему было нечего. Любимый сын... Старший брат даже во сне его обнимал, оберегая.
Старший. Наследник. К нему Амани присматривался пристальнее: это только кажется, что он тоже лишь дитя. В его лета, Аленький цветочек уже год как всходил на ложе наместника Фоада, вел свою войну и одерживал первые победы. Конечно, разница огромна: наложник, который давно заучил, что надеяться может только на свою изворотливость и ум, и маленький князь, драгоценность рода. Так в том и дело, что Имран наследник, а княжеские дети взрослеют либо рано, либо никогда, и Амани задался главным вопросом - насколько повзрослел именно этот его "ученик".
Увиденное одновременно и настораживало, и обнадеживало. Лицом и сложением Имран пошел в отца, покойница Латифа постаралась с подарком мужу. Приходилось уповать, что и нравом мальчишка тоже схож с Амиром: о брате он, во всяком случае, заботится и, по всей видимости, искренне привязан, хотя мог бы ревновать к той, что заняла место его матери, отвечая злобой и ее ребенку. Возможно, что княжич достаточно умен для подобных глупостей или же просто широк душой, но любое из этих качеств было к лучшему.
С другой стороны, становилось ясно, чем недоволен князь: титул титулом, он тоже не живет аскетом, но для долгой дороги и через пустыню оба парнишки были разряжены, как на праздничный пир во дворце, как еще живы! Скорее всего, это женская причуда и у них нет ничего попроще, однако если Малик еще мал и примет другое отношение и правила естественно, как вступление во взрослую, мужскую жизнь в отличие от нянек и прочего окружения княгини, то Имран иное дело. Что бывает, когда человек привык ни в чем не получать отказа, прекрасно видно на примере того же Масада или его папаши.
Аман нюхом чувствовал, что проблем со старшим ему хватит за глаза, и это еще не беря в расчет их связь с Амиром! Скрыть ее невозможно, а скрывать не нужно. О них с Амиром знает вся крепость, и если кто и осуждает, то уж во всяком случае, молчит. Князь пользуется громадным уважением среди своих людей, никому и в голову не придет вмешаться в то, что, как и с кем, он делает в постели, а самого Амани приняли как равного, того, кто вправе за себя решать. Но вряд ли стоит ожидать, что это мнение разделят и мальчишки, спокойно восприняв тот факт, что на ложе их отца вместо их матери или хотя бы молоденькой жены, - мужчина, да еще не хорошенький наложник для забав, ночной раб и игрушка для определенного рода нужд, а тот, чье слово стоит над ними... Опять же, может, по малолетству Малик не поймет, все же, у горцев действительно не приняты серали, а что поймет - покроет авторитет отца. Зато от Имрана стоит ждать всего, это же не Тарик, в конце концов!
Еще раз окинув придирчивым взглядом свою головную боль, юноша так же бесшумно покинул комнату, где спали мальчики, намереваясь заняться более важными в свете увиденного и услышанного делами. То, что задача трудна, еще не значит, что он ее не выполнит!