Тайг сидел в баре. Косуха, чёрная водолазка, рыжие волосы, переплетённые чёрной лентой (сказавший, что эта причёска хоть отдалённо напоминает женскую, рисковал некоторое время носить на себе следы тяжёлых окованных высоких берцев парня, да к тому же был бы ещё и не прав), чёрные кожаные штаны, перчатки-"обрезки" - он напоминал себе героя второсортного американского боевика. Разве что для полноты картины не хватало солнечных очков, но парень не носил их даже летом, что уж говорить о предновогоднем времени.
Тайг пил. Абсент, виски, пиво, снова виски, и снова абсент... Пил, но никак не мог напиться до того состояния, в котором ничего не помнят и не осознают. В котором он забудет, потеряет в обволакивающих тёплых волнах реальности слова, которые так... неосторожно? расчётливо? были сказаны ему днём.
Эти слова... Они могли так больно ранить, а могли дать надежду... Но... Фея надежды умерла. Тайг помнит её последний взгляд, и последний вскрик, он сам нёс её, мертвую, в лес ранним октябрьским утром, сам хоронил её в листопаде... Надежда умерла.
На его плечо легла рука. "Отвалите!" - заорал парень сквозь слёзы. К нему не первый раз подходили официанты, видимо желая спросить, не пора ли ему, но Тайг прогонял их, он был ещё слишком трезв. - "Могу я в этом чёртовом баре надраться без ваших комментариев о том, сколько и чего мне стоит пить? Или вы боитесь, что у меня не хватит денег расплатиться?" - на столик полетели несколько купюр. - "Держите и отвалите от меня - уйду я отсюда не раньше, чем надерусь! Дайте мне, наконец, побыть одному!" Но рука только сильнее сжала его плечо.
"Ты не один" - сказал из-за спины странно знакомый детский голос. Тайг обернулся. Слишком резко - половину стоявших на столе бокалов и рюмок можно теперь было смело вписывать в счёт как бой. Однако парню было не до бара, не до посуды, и вообще почти не до чего - он встретился глазами с той, кого, он был уверен в этом, хоронил ещё в начале октября - своей фее, своей надежде.
"Пойдём отсюда!" - сказала она. - "Пойдём домой. Ждать".