Аннотация: Вот какой должна быть редакторская политика.
Очкастого вывели, и когда дверь с лязгом захлопнувшейся пасти, затворилась, я перся от радости, как дрожжи от сахара. Хорошо знать, что ты никогда не пойдешь с этим суровым офицером туда, за дверь. Да. Очкастого, значит, можно и не ждать больше. Жаль, конечно, ведь ему приносили сытые передачки. Но раз уж так повернулось, нужно какую то пользу почувствовать. Я встал с отполированного задом стула, и нагло залез в сумку Очкастого, раздвинув ее борта, как хирург брюшную полость.
- Помянем, - чавкнул я Толстому, зажевывая припасенный Очкастым сникерс, - О, да тут чего только нет.
- Ты это, может не надо? - Длинный, тряся патлами, лениво протянул со своей шконки, - А то мало ли, вдруг че..
- Намано, - Я довольно сел на стул, тщательно прожевывая каждый кусочек шоколадки. Всем было пофиг на Очкастого, и Длинный справился только ради порядка. Теперь, если что, спросят с меня - типа, начал первый. Но всегда кто то должен быть первым. А мне калории нужны.
Со шконок потянулись, предвкушая лакомство, пассажиры. Я кликнул черта, приказав взварить чифира. Раньше, шнырь был писателем, клепал книжки про власовцев и гитлера - освободителя. Клепал мастерски, книжки расходились, создавая новые группы бонхедов. После прихода новой власти этот мастер чалится здесь, с нами, и мы его безбожно эксплуатируем. В принципе, он не очень то и виноват, что подписался на заданный издательством формат. Но госбезопасность такие мелочи не колебали. Шнырь только начал сливать чифир, а сумку Очкастого уже поделили, вежливо рассудив по нужде. Толстый забрал себе сало и колбасу, Длинный, который вечно мерз, несмотря на закрывший окно металлический лист, взял себе свитер. Конфеты мы сьели все вместе, а собрание трудов солжыницына заначили. Страна ударно клепала танки, стремясь отвоевать восток у китайцев к поставленной Ханом дате. Тут было не до производства туалетной бумаги. В прежей жизни гламура мы не знали, потому бидэ использовали как умывальник. А солжыницына - как подтирки. За то у нас были компьютеры, правда без интернета, но все же. За дележом хозяйства отстраненно наблюдал Будда, щелкая клавишами. Его ничего не колебало, он даже волосы не резал, и ногти. Ел, нанизывая куски на отросшие резаки, и так же печатал. Мы его не трогали. Избили только раз, когда он пускал газы за едой. Он внял, но при экзекуции даже не пискнул. Будда, че там.
Подкрепившись, пустили крухан чифира по кругу, довольно крякая и отфыркиваясь. Вторяк разрешили выпить чертиле. Закончив, разлеглись по шконарям. Черт вымыл кружку, и принялся мыть пол. Убрав хату, он пнул виднеющуюуся из под своего шконаря спину. Вылез грязный, немытый пидор. Когда узнали, кто он, тут же скрутили и перевели в обиженные. Фэнтэзи из нас никто не любил. Петух попелся драить дючку. Я уже было заснул, как дверь снова лязгнула, и Очкастого втолкнули в хату. На его бледной физиономии уже опухали гематомы, нос был сломан. Мне стало нехорошо, и вовсе не от того, что я только что раздербанил его сумку. Очкастый, глядя ошалелыми глазами, тихо произнес:
- Он сказал, с завтра норму поднимут до листа..