Вторым был Алексей. Он испытал на себе все 'прелести' санитарной процедуры, не выдавив ни звука, хотя - чего тут уж скрывать! - было на самом деле не просто, надел робу и вскоре предстал перед сержантом и двумя его помощниками абсолютно лысый. Он не пытался казаться ошеломленным или униженным. Жизнь в 'свободном' Узбекистане не сломила его, как бы не пытались власти это сделать. Даже во время полета на Нептун он мужественно терпел издевательства охранников, чем вызвал их изумление, переходящее в уважение. Они видели, что Воронович - сильная личность, и только смерть может покончить с его гордостью и независимостью.
- Так-так. Кто перед нами? - с ухмылкой спросил толстый сержант с плоским лицом и узкими глазами, который вместо кепи носил тюбетейку с эмблемой Министерства по демократизации (Алексей чуть не фыркнул от презрения, ибо считал кощунством использовать национальный убор для такой мерзкой профессии). Его помощник - такой же комплекции мужик, у которого на лице со шрамами читались чувства злости, неудовлетворения и какого-то унижения, может, из-за своего социального статуса - сделал знак, чтобы заключенный протянул руку. Под кожу кисти был имплантирован микрочип с полным досье на носителя. Сканер просветил ладонь, и все информация высветилась на мониторе. Прочитав, сержант присвистнул:
- Оп-ля, ни хера себе! К нам пожаловал сам Алексей Воронович, независимый журналист! Вот это сюрприз! Прищучило, значит, тебя, жалаб[1], наше Министерство, поставило на место!
Видимо, его хорошо знали и здесь, в дальнем космосе, ибо охрана умолкла и все повернулись к нему. Во взгляде каждого читались чувства изумления, ненависти и какой-то радости, мол, попался, дружок, теперь мы из тебя мясной фарш скрутим. Один вертухай по-узбекски спросил другого: 'Этот Воронович... еврей что ли? Жид порхатый?' Тот ответил: 'Нет, по-моему, он беларус. У них фамилии заканчиваются на '-ич'... Типа, Шишкович, Машкович и этот... Воронович...' С этих слов Алексею стало ясно, что махровый антисемитизм тут в полном расцвете.
- Читал, читал твои писульки в Interplanet, и признаюсь, мастер ты литературного профиля, хорошо пишешь, - тем временем ехидно произнес сержант, ковыряясь в носу. Достав козявку, он посмотрел на нее и потом проглотил, чем вызвал тошноту у журналиста. - Только плохо, что против нашей демократической власти!
- Это фашистская власть - не демократическая! - ответил Алексей, чем вызвал бурю возмущения среди охраны. Те засвистели и закричали, что повесить подлеца следует на рее, нечего на него еду и тепло тюрьмы тратить, мол, на Земле следовало четвертовать и не тратиться на его транспортировку сюда.
Сержант аж побледнел от таких слов. Скорее всего, он никогда от заключенных не слышал такого прямого заявления. Взмахом руки он прекратил галдеж, и зловеще прошипел:
- Слушай, Воронович, это тебе не Запад, ни Марс и не Луна, это суверенная территория Демократической Республики Узбекистан! - запомни это раз и навсегда! Дружки твои из ООН, ОБСЕ, Нью-Йоркского межпланетного комитета защиты журналистов тебе ничем не помогут! Мы находимся в тридцати астрономических единицах от Солнца, и я могу сделать так, что даже его свет ты больше никогда не увидишь. Поэтому свои антиузбекские лозунги засунь в себе в одно место. Мы живем в условиях великого будущего, которое было построено благодаря политике мудрого и прозорливого президента Ислама Каримова - да будет вечная память его в сердце народа! - но тебе, паскуде, там места нет! Твое место здесь, возле Нептуна. Будешь артачиться или строить из себя черт знает кого - останешься на орбите в голом виде. Ясно?
- Ясно, - буркнул Алексей. - Чего уж тут не понять! Концлагерь есть концлагерь, неважно - в космосе он или на Земле!
Неожиданно у сержанта возникла мысль:
- Слушай, а ты случаем не член бандитского подполья, именуемого как 'Свободный Узбекистан'? Уж больно вольнодумно ты себя ведешь, негодяй!
- Если бы я был членом этой организации, то судья вкатил бы мне это в приговор и сюда направил как минимум на пятьдесят лет, - хмыкнул Алексей. Может, судья и хотел бы подобное сделать, да только не увязывалось ничего у журналиста с подпольем, уж больно свободным и независимым он был, не хотел связывать себя по рукам и ногам какими-то уставными и прочими обязательствами. Он ценил личную свободу, был диссидентом, и больше никак свой статус проявлять не желал. Правда, Воронович слышал, что движение 'Свободный Узбекистан' все больше становится популярным в народе, уставшем от гнета и репрессий, в его членах не только простые люди, но и ученые, инженеры, бизнесмены, врачи, учителя, музыканты и даже военные. За месяц до своего ареста, до Алексея дошли слухи, что была совершена казнь одиннадцати офицеров за участие в 'Свободном Узбекистане', что свидетельствовало и о потери терпения к власти у силовых структур.
- Да раздавить этого западного наймита, - раздались крики недовольных охранников. - Что миндальничаете с ним, Борис-ака? В космос его вышвырнуть! В ядерный реактор посадить! В кислоте утопить!
Предложения так и сыпались со всех сторон. Сержант повернулся к ним и с неохотой признался:
- Да я бы с удовольствием его под пресс-машину пустил, но нельзя... с ним шеф хочет поговорить, - и он указал на сигнал на мониторе, который свидетельствовал о приказе высшего руководства тюрьмы. Горела отметка: 'Доставить к директору!'
- Сегодня тебе повезло, Воронович, - продолжил сержант, поправляя тюбетейку. - Но наш разговор еще не закончен. Возможно, мы с тобой еще встретимся и я научу тебя пониманию наших демократических и либеральных ценностей. Знаешь, скольких я перевоспитал? Не менее сотни. Из них получились человечки, пускай и примитивные, и не достойные все равно жить в Великом будущем, однако им нашлось занятие по уровню их интеллекта. А кто не поддался этому процессу, сейчас кружит на орбите Нептуна... Я тебе как-нибудь в телескоп покажу их... Их прекрасно видно даже с такой орбиты.
Алексею не впервой приходилось слышать угрозы, и он к ним даже привык. Слова сержанта пропустил мимо ушей, как мышиный писк. Конечно, он боялся смерти - это естественная реакция любого, но был готов к ней, ибо знал, что умрет за правое дело, и в памяти соотечественников останется честным человеком. Что нельзя было сказать об тех, кто зверствовал на 'Исламе Каримове', а также в Узбекистане. А что сержант не врал, было итак ясно - процесс воспитания подразумевал физические и психологические пытки с применением всех научных подходов к анатомии человека. После такого мозг просто размягчался и в лучшем случае заключенный по интеллекту становился не выше питекантропа.
Сержант не стал больше ничего говорить, он кивнул одному из помощников:
- Акмаль! Этого типа - быстро к господину Исаеву... Гулямов, смотри у меня, чтобы без ненужного мордобойства!
- Хоп булади![2] - ответил помощник, рядовой, судя по нашивкам, отдав честь в нацистском жесте - вскинув руку вперед, это была утвержденная Министерством по демократизации форма приветствия между его сотрудниками. Гулямов достал электрошокер и жестом показал журналисту, мол, иди вперед, не оборачивайся и не задавай вопросов.
- Не вздумай бежать, Воронович, - отсюда не убежишь. Не вздумай сделать какую-либо глупость - мой помощник просто изрежет тебя на куски, - предупредил его сержант, усмехнувшись. И тут Алексей заметил, что у охранника зеленые зубы - результат чрезмерного употребления 'насвая'[3]. Видимо, такой гадостью Земля снабжала своих сотрудников по полной программе. 'Не удивлюсь, если здесь окажется и опиум с марихуаной', - подумал он, но вслух ничего не сказал. Чтобы снять стресс и напряжение от проживания в космосе, вдали от родины, местную службу обеспечивали психостимулирующими препаратами, в числе которых был и алкоголь, и наркотики.
Помощник - невысокого роста человек с изуродованным от неизвестно чего лицом, приказал журналисту пройти вперед, а сам пошел следом, держа дистанцию в два метра. Так делалось специально, чтобы у заключенного не было искушения напасть на сотрудника тюрьмы, а у того имелся шанс быстро среагировать на угрозу. Вообще-то Алексей почувствовал, что этот Акмаль не всегда был рядовым, возможно, в прошлом имел ранг офицера - уж больно по другому держался он среди надзирателей; былой социальный статус еще не стерся. Они вдвоем вышли из тамбура и очутились в системе коридоров. Каждый отмечал через систему цветных стрелок, куда он ведет: к медицинской части, отсекам проживания обслуживающего персонала, складам с провиантом и одеждой, камерам заключенных, заводу, помещениям отдыха и развлечения, бассейну, аппаратной и реактору, двигательным установкам, центральному посту управления. Алексей стал гадать, куда же следует идти, но помощник ткнул рукой туда, где горел транспарант 'Центральный пост' и желтая стрелка. Скорее всего, кабинет директора располагался рядом с мозгом корабля, откуда осуществлялось управление полетом и контроль над всем, что происходило тут.
Идя по коридору, переходя тамбуры и шлюзы, а также открытые участки, Воронович не переставал изумляться размерами тюрьмы. Действительно, это было техническое чудо, и удивительно, что спустя много лет эксплуатации корабль находился в хорошем состоянии. Сделанный из титанового сплава, он выдержал натиск времени, не говоря уже о радиации, микрометеоритах, магнитных бурь Нептуна и гравитационных тисков его тринадцати спутников. Каждая деталь, каждый поручень или люк сверкал при свете плафонов как надраенный. Впрочем, так оно и было - никому из заключенных отдыхать тут не позволялось, даже больные были привлечены к труду, например, уборке отсеков и коридоров, уборных и общественных помещений. Вот и сейчас человек семь пылесосили пол и протирали стены при помощи примитивных устройств - сложные агрегаты им не давали, считая, что облегчать труд этих людей не следует. Чем больше сложностей для них создаются, тем меньше они будут роптать и думать о сопротивлении. Хотя сами того не понимая, вертухаи создали самые 'благоприятные' условия для социального протеста. Нужна была только искра - и бунт мог охватить всю тюрьму.
Следует заметить, для перемещения между этажами функционировали лифты, однако помощник не думал заводить в них своего ведомого, мол, много ему чести - кататься на этих машинах. Поэтому они поднялись на третий уровень пешком и после пошли по светлым коридорам, выйдя, наконец, к кабинету директора. У входа стояли два солдата с полным вооружением, причем, они держали в руках не простые электрошокеры или ружья с резиновыми пулями, а настоящие автоматы с бронебойными патронами. Наверное, это должно было внушить всем, что безопасность главы 'Ислама Каримова' выше существования самого корабля, и это должен усвоить любой, у кого может возникнуть затаенная мысль негативного характера.
- Этого заключенного вызвал Закир-ака, - произнес Гулямов, указывая на Алексея.
Стоявший справа гаркнул:
- Протяни руку!
Воронович сразу понял, что приказ касается его и понял, какую именно руку. Считав с микрочипа идентификационные данные, солдат сказал:
- Личность подтверждена. Входи!
Он нажал на кнопку, и дверь отъехала наверх, открывая проход. Акмаль хотел было сделать шаг вперед, однако второй охранник остановил его жестом:
- Относительно тебя распоряжений не было! Ожидай его здесь!
На лице того возникла гримаса недовольства, но спорить не стал, хотя его самого за все время службы ни разу не вызывали сюда; скорее всего, чувство зависти охватывало его, мол, приглашают отбросы Земли, а не верных псов режима. А может, он хотел встретиться с директором и о чем-то ему сказать? И все же он знал свое место, и поэтому сделал два шага назад и спиной уперся об стену, смотря наверх. Рядом с ним был иллюминатор, и на нем можно было увидеть два спутника Нептуна - Тритон и Нерида, которые приближались к тюрьме, или, может, наоборот, 'Ислам Каримов' сближался с ними. Огромные шары катились над головой, слегка отражая свет далекого Солнца. Только вертухаю давно надоело созерцать за этими небесными телами, он закинул под язык насвай, закрыл глаза и ушел в свои грёзы. А они были примитивными до безобразия: секс и пытки, жратва и еще раз пытки. А может, он вспоминал прежнюю жизнь на Земле, где был далеко не маленьким человечком, и многие стояли по струнке, когда он проходил мимо, и желали ему здравия и успехов...
Тем временем Алексей прошел внутрь. Правда, у самого входа его обдал какой-то холодный и свежий ветерок, наэлектризовав тело. Журналист почувствовал запах озона, что обычно бывает у моря. 'Ох!' - возбужденно произнес он. Сделав два шага, наконец-таки, попал в сам кабинет, который также поразил его многими деталями.
Это было большое помещение, обставленное удивительными штуками, которых раньше не видел на родине. Прежде всего, стереоскопические картины первого президента Ислама Каримова, смотрящего куда-то вдаль, словно видя горизонты великого будущего - сказки, сочиненной им для оболванивания собственного народа; его дочери Гульнары в ярком наряде, причем именно в сорокалетнем возрасте, а не в нынешнем, где только пластическая операция удерживает дряблую кожу на черепе; а также правнук Абдугани, который ныне является главой Узбекистана, занимая эту должность по установившейся традицией и конституционно закрепленной нормой. Далее были экспонаты музейного характера - электрический стул, гильотина, эшафот с выступом для отрубания головы и виселица, а также настоящие инструменты для пыток, придуманных как средневековой инквизицией, так и последующими 'изобретателями', работавшими в гестапо[4] и НКВД[5]. Отточенный взгляд журналиста сразу отметил, что эти устройства выставлены не для красоты, а активно используются, во всяком случае, кровь еще не высохла на одном из пил с кривыми зубъями.
На потолке горела люстра в тысячу ламп, по стенам были установлены стеллажи с книгами. Настоящими, из бумаги, а не полиэтилена. Обладать такой библиотекой означало быть богатым человеком. Потому что целлюлоза стала дефицитом на Земле, ведь практически деревьев осталось совсем немного из-за массовой вырубки в начале двадцать первого века. И при этом на полках у директора были настоящие раритеты, включая полное собрание сочинений Ислама Каримова и его дочери Гульнары, академика. Кстати, из динамиков лилась песня в ее исполнении:
- Беса ме, беса ме мучо...
Это была старая песня, исполненная ею еще в начале двухтысячных годов. Подпевал известный певец Испании Хулио Иглесиас, донжуан и любитель денег. Но песня звучала фальшиво и грубо, ибо голос у Гульнары оказался совсем не музыкальный, складывалось негативное впечатление, что она через силу выдавливает слова из легких. Выходил какой-то хрип и кваканье, резавшие слух. Алексей подметил, что если кто-то и наступил на уши принцессе, то это сделал по крайней мере слон - слуха у нее абсолютно не было. С таким же успехом так мог петь обычный осел: иа-иа-иа!..
Но это было не все. В кабинете также находился бронзовый памятник - захватчик Амир Темур[6] на коне, практически идентичная копия с того монумента, что по сей поры стоит в центральном сквере Ташкента. Как издевательство сверкали слова на постаменте: 'Вся сила - в справедливости!' Как сотни лет назад этот человек творил справедливость путем меча и огня, так и ныне его потомки устанавливают демократический режим при помощи оружия, репрессий, оболванивания и запугивания. Кроме того, здесь висели макеты различных космических кораблей - в основном полицейских, принадлежавших ДРУ, а также здания Дворца Международных форумов в Ташкенте, построенного еще в 2009 году по личному проекту Ислама Каримова, он же и стал его склепом, ибо после смерти Дворец перестроили в мавзолей для усопшего диктатора. Алексей приметил, что на макете лежали свежие цветы - даже здесь служители его режима продолжали чтить 'боженьку' и проявлять знаки уважения.
В одном из углов стоял стеклянный шкаф, внутри которого висела судейская мантия, увешанная регалиями и бляхами. Подсветка подкрашивала багровые тона этой одежды, а также колпак с офицерскими нашивками полковника юстиции. Известно, сам директор Закир Исаев в прошлом был столичной судьей, по заказу Министерства по демократизации исправно осуждал всех политических и инакомыслящих, пока сам не совершил чего-то такое нехорошее для власти, за что и был сослан сюда. Поговаривали разное, мол, 'левыми' деньгами не поделился, рассорился с замминистра по конфискации, перешел дорогу сыну хокима Самаркандской области, но точно никто не знал причин. Было ясно только одно - этот человек хотел оправдаться и вернуться домой, занять прежнее место и получить свой утерянный социальный статус. Поэтому он усилил режим репрессий на ' Исламе Каримове' и увеличил объем добычи 'гулия', чтобы семья Каримовых осталась довольной и поощрила его своим благосклонным вниманием. Возможно, он достиг бы своего, если продолжал в том же духе и темпе.
Сам хозяин кабинета, как, впрочем, и всей тюрьмы, стоял спиной к вошедшему, не обернулся, хотя знал о его прибытии, скорее всего, желал поразить значимостью своей фигуры. Закир Исаев оказался невысокого роста, полноватым, с седыми висками. На нем был элегантный земной костюм и отлакированные туфли из крокодильей кожи, хотя на корабле практичнее было ходить в комбинезоне с прорезиновыми ботинками. Видимо, бывший судья не хотел отходить от своих привычек и даже здесь хотел показать, что он - аристократ, из рода 'ок суяк'[7], а не просто служитель закона. В руках он держал книгу, и ее название Алексей смог прочитать тогда, когда директор повернулся к нему: 'Человек, его права и свободы, интересы - высшая ценность'. Этот бред журналист читал еще в школе, и уже тогда его тошнило от подобного чтива, хотя учительница Алла Бекмухамедова по предмету 'Идеология национальной независимости и демократия' буквально получала оргазм, произнося каждую цитату. Получившая кличку 'Баба Яга', учительница избивала указкой любого, кто проявлял непочтение к священным писаниям первого президента ДРУ или плохо заучивал тексты. Тогда от нее Алексею попадало не раз, зато он на ее похороны не пришел, не подписал некролог, этим самым проявив полное презрение к этой далеко не педагогичной и бесчеловечной персоне.
Алексей стоял и терпеливо ждал. Он мог ждать вечность, ибо никуда уже не торопился. Суд вкатил ему по полной программе - одну треть века на орбите Нептуна - и поэтому был спокоен. У него появилось ощущение, что хозяин пытался поразить своим величием и значимостью кабинета, и еле уловимые волны неудовлетворения от недостигнутого эффекта проскользнули во взгляде директора. Он негромко произнес, не отрывая взгляда от книги, и читал, скорее всего, не для себя, а для заключенного: 'Сегодня размышляя о Конституции, ее содержании и основных принципах, считаю уместным еще раз обратить внимание на то, что в Основном Законе закреплена приоритетность интересов личности над государственными, что человек, его права и свободы, интересы являются наивысшими ценностями. Чрезвычайно важно не только определение этого принципиального требования в законах и правовых нормах, но и постоянная реализация его на практике. Для этого, на мой взгляд, каждый гражданин должен знать свои права и обязанности, активно заниматься над повышением своей политической культуры. Думаю, что будет правильным, если мы поставим в качестве актуальной задачи сегодняшнего дня неукоснительное соблюдение вышеназванного принципа, прежде всего в повседневной деятельности должностных лиц, сотрудников правоохранительных органов.
При этом мы в ходе государственного строительства, демократического обновления общества, либерализации экономики, духовно-просветительской работы, словом, при решении всех проблем и задач, стоящих перед нами, ни в коем случае не должны забывать принцип 'Реформы - не ради реформ, а прежде всего для человека, для обеспечения его интересов'...
Слушая эту тираду, Алексей не мог понять, к чему это ему рассказывают, чего от него ждут? Однако спрашивать не стал, понимая, что ответ проявится вскоре сам собой. Закончив цитировать книгу, Исаев отложил ее на стол, после подошел к журналисту и, смотря прямо в глаза, поинтересовался:
- Что скажешь?
- А что вы хотите услышать? - вопросом на вопрос ответил журналист, нисколько не пугаясь недобрых и колючих глаз главы летающей тюрьмы. Он видел мясистое, разжиревшее на калорийной космической пище морду бывшего судьи Ташкента, его тройной подбородок, толстую шею, который был опоясан красным галстуком, больше напоминавший петлю веревки (многие из заключенных вздохнули бы при упоминании этого слова, мысленно представив, как петля затягивается и... дальше мечтать нет смысла, ибо это вряд ли произойдет). Зато были видны опухшие глаза - или от бесконечной попойки, или от болезни печени.
- Твое мнение об этой великой книге...
- Вы же знаете мое отношение к этой макулатуре... В этих словах нет ни капли реальности, все это бред диктатора, который сто лет назад захватил власть и правил Узбекистаном, удобряя почву кровью народа. Подобными писульками он хотел усмирить людей, мечтавших о свободе и справедливости. Грош цена всем литературным творениям этого человека, и не ждите от меня уважения к нему. А также к тому памятнику, что стоит позади вас - я ненавижу тех, кто осуществляет насилие и, прикрываясь справедливостью и законом, творит сущий ад. Всем этим тиранам одно место - на свалке истории.
Исаев помрачнел. Потом пальцем поковырялся в носу, уцепив довольно большую козявку и отстрелил ее в урну. Утилизатор мгновенно испепелил эту биологическую субстанцию (Алексей отметил, что это уже второй случай, когда сотрудники тюрьмы бесцеремонно и беззастенчиво копаются в своем носу). После чего с неудовлетворением сказал:
- Да-а, Воронович, о тебе я много слышал. Читал твои статеечки в Interplanet. Возмущен ими, очень причем, аж до ярости порой доводили они меня. Хотя следует отдать должное твоему умению писать, выцеживать факты и анализировать, делать далеко идущие выводы - на это способен не каждый человек... Тебе бы пойти в спецслужбы, там проявить талант... знаю, что профессия эта тебе не по душе... Но мыслишь ты все равно неправильно. А почему? Потому что не вникся в главные идеи 'Человека, определившего эпоху', эпоху нашего Великого будущего, в котором живет счастливый узбекский народ. Если сравнить нашу жизнь с тысяча девятьсот девяностого года, то...
- С этого времени прошло много и много десятилетий, - мрачно прервал его Воронович, с трудом подавляя в себе желание врезать в эту морду - подобные глупости вызывали у него тоску и ненависть, и он понимал, что по отношению к нему сторонники кровавого режима испытывают адекватные чувства. Можно было сказать, что они антагонисты, и ничто не способно сгладить их вражду. - Коммунизм, к сожалению, не был доброй сказкой, однако то, что сделал со страной Ислам Абдуганиевич во много раз хуже, чем творил Сталин, это жуткое преступление перед народом, государством и будущими потомками. Так называемый демократический Узбекистан занимает самые первые места по коррупции и теневой экономике, и самые последние по уровню жизни и благополучия - мы обогнали в этом смысле африканские страны и находимся уже сорок лет на одной позиции с Сомали. Сам покойный диктатор и его семейка, продолжающая гнусные традиции, разворовали и распродали все ресурсы Узбекистана, и поэтому здесь, у орбиты Нептуна вращается эта тюрьма. Тут люди добывают благополучие для оставшихся на Земле кланов и мафии, кучки богатеев и коррупционеров. Узбекистан пуст, ничего нет в его недрах, даже воды нет, ее импортируем с Тихого океана за огромные деньги. Единственный ресурс нынешней власти - это 'гулий', за счет которого и существует еще страна... Рухнет в атмосферу Нептуна 'Ислам Каримов' - кранты экономической мощи паразитирующей клики. И народный гнев сметет все на своем пути - Дворцы, роскошные виллы сатрапов, милицейские кордоны... И вы об этом знаете не хуже меня.
Тут Исаев как-то испуганно заморгал глазами, стал оглядываться, словно его кто-то мог подслушать. И тут Алексей понял, что так оно и есть - даже здесь были электронные 'доносчики', которые фиксировали все происходящее в отсеках, в том числе и в кабинете директора тюрьмы. Семья Каримовых никому никогда не доверяла, шпионаж и стукачество достигли наивысшего расцвета, даже в самых интимных местах были встроены датчики, фиксировавшие каждое слово или жест человека. Это потом ложилось в основу уголовного обвинения для любого гражданина. Видимо, об этом хорошо был осведомлен бывший судья, поэтому кровь отхлынула от его лица. Он схватился за бок - видимо, больная печень давала о себе знать.
Но директор сумел за короткое время совладать собой, он разгладил костюм на том месте, где ладонями массировал больной бок, потом поправил галстук на шее, кашлянул и хрипло сказал:
- Воронович, ты не на митинге - у меня в кабинете. Тут совсем иные порядки, учти это. Те, которые установлены были еще нашим великим человеком для отступившихся, неверующих и диссидентов - врагов нашего, народного благополучия. И у меня есть возможность исправить тебя, перевоспитать, так сказать, поставить на путь истинный... Именно сюда отправляет наше гуманное правосудие на перевоспитание. И мы возвращаем обществу полноценных граждан, патриотов и любящих идеи великого Каримова!
Тут Алексей хитро улыбнулся:
- Вас сюда тоже выслали перевоспитываться?
- Чего-чего? - опять растерялся Исаев. Видимо, он не ожидал, что заключенный окажется не просто с твердым характером, но и достаточно интеллектуальным, чтобы вести дискуссию. А именно к дискуссии ни судьи, ни иные чиновники никогда готовы не были. Они вообще не признавали никакого иного мнения, кроме своего, отталкивающегося от доктрины Ислама Каримова и его царствующих потомков.
- Ведь сюда набирают садистов и генетических убийц, а вы вроде бы аристократ, 'белый воротничок', занимали достаточно высокую должность в столице, и почему вы теперь здесь? Предыдущие директора пребывали здесь не в лучшем настроении. Понятно, это не та среда, не та атмосфера... Здесь не куророт, и даже алкоголь с наркотиками не притупят тоску и страх. А вам хочется почитания, наслаждения, общения с высокородными... Но вас этого лишили... 'Ислам Каримов' - это гигантская, но все же тюрьма, и вы тут как бы с нами на одном положении. И это не то, о чем мечтаете вы. И поэтому налегаете на алкоголь... заглушить боль в душе хотите...
Это был прямой и чувствительный удар. Такое мог сказать только тот, кто знал, что на самом деле творится в душе у Исаева, и кто никого не боится, даже Старухи с косой.
- Я здесь, потому что меня направила сюда родина! - жестко парировал директор, понимая, что поединок он проигрывает. Поэтому решил взять жесткостью своей позиции в этом диалоге. - Я выполняю свой долг перед государством и обществом - воспитывают отступников и предателей. И заодно загружаю работой заключенных, ибо только труд очищает от скверны и не дает человеку впитывать в себя пороки и продукцию массовой культуры.
Однако Алексея этим нельзя было купить. Он запросто сказал:
- Не врите, господин Исаев, мне можете лапшу на уши не вешать. Я прекрасно знаю, что вы не у дел, и вас самого отправили сюда в ссылку - этот способ давно был испробован Исламом Каримовым в отношении чиновников. И вам дали шанс исправиться, вернуться в расположение семьи, если вы интенсифицируете добычу 'гулия'. Лишь только этот минерал спасает Узбекистан от кризиса... А вас водка с текилой от гнусного пребывания здесь...
Бывший судья ошалело молчал. Тем временем Алексей подошел к шкафу и ткнул пальцем в мантию судьи за стеклом:
- Вы мечтаете вернуть эту униформу, вновь носить ее и вершить так называемое правосудие. Вы читали мне текст из книги Каримова, но сами мало верите в его лозунги. Вам нужна власть и материальный достаток. Демократия... реальная демократия - это помеха для ваших целей, ибо для общества в ином случае вы не представляете ни какой цены. Вы бесполезный рудимент... Я знаю, что наш разговор записывается и автоматически транслируется на Землю, прямо в здание Министерства по демократизации и свободе, и вы хотели показать тамошнему руководству, как здорово разделываете меня, и этим самым набрать дополнительные очки. Увы, вы просчитались, и это вам зачтется минусом в личном деле. Министр Рашиджон Кадыров такого не прощает...
- Молчать! Не сметь говорить мне такие гадости! - завизжал Исаев, потеряв терпение. Он был теперь красным от гнева. Его кулаки сжимались. Было понятно, что интеллектуальный бой им проигран, и это сердило директора. И все же... Ведь не Воронович был заключенным и не у него власть в тюрьме.
Вздохнув и успокоившись, Исаев подошел к бару, открыл дверцу. Там стояли бутылки с алкоголем - директор теперь не скрывал своей склонности 'залить глаза горючим'. Он выбрал текилу и налил себе в стакан. После чего повернулся к Алексею. Его глаза прищурились, в них светилось превосходство. Да, это он был вершителем судеб человеческих здесь, на орбите Нептуна, и он мог заставить любого молиться на себя. Нет никому спасения или защиты, ибо здесь он - и бог, и царь, и отец, и палач. Кстати, последним статусом следовало сейчас воспользоваться.
- У нас есть устройства, которые своими возможностями причинять боль и ущерб здоровью человека поразили бы святых инквизиторов, - делая глоток текилы, произнес Закир. - Например, кнохенскоп - это прибор, способный превратить в порошок кости, при этом не затрагивая никакие сосуды, органы, живую мягкую ткань. Представляешь, человек превращается в червяка. Лежит такая образина, извивается, а ни встать, ни пойти не может - нет скелета. Просто разумное мясо - и все! Смотри! - и с этими словами директор нажал на кнопку на столе.
Тотчас вспыхнул экран голографического монитора. О боже, это был документальный фильм. Кричащего и бьющегося в страхе человека в тюремной робе трое охранников в черной униформе совали под огромный стеклянный колпак. Было видно искаженное лицо бедолаги, он знал, что сейчас с ним будет. Зато гоготали охранники, ожидая очередного зрелища. И оно пришло. Один из людей в белом комбинезоне со знаками Красного Креста проделал манипуляции на клавиатуре, и мощные соленоиды под днищем устройства загудели. Заискрились спирали и туманом покрылся колпак. И все же было видно, как человек внутри емкости теряет форму - это измельчались в порошек кости, сначала исчезли контуры груди и ног, потом рук и головы. Через пять минут на дне копошилась какая-то биомасса в одежде. Жуткое зрелище, аж мороз по коже!
- Это бывший поэт Арип Абдуллаев, гадина сочиняла стихи против власти даже здесь, и мне пришлось провести эту экзекуцию в назидание другим, - удовлетворением произнес Исаев, делая глоток текилы. - Теперь это транслируется каждый день по внутреннему телевидению, и каждый обязан смотреть этот момент... Знаешь, Воронович, то что я сделал - это еще не все. Не имея костей, человек испытывает жуткую боль, так как органы давят друг на друга, и жить он может только в условиях невесомости. У нас есть даже свой виварий для таких созданий, гы-гы-гы, - захохотал Закир, хлопая себя по животу от удовольствия. Он нажал на очередной штекер, и экран показал это место. Огромная стеклянная емкость, внутри которой плавали тысячи тел, уже мало напоминающих людей. Какие-то отростки, щупальца, десятки глаз... явно следствие мутации от радиации, исходящей от Нептуна и окружающих спутников.
Алексея аж передернуло от ужаса. Естественно, это не прошло мимо внимания директора тюрьмы. Впрочем, он такой реакции и ожидал. Тем больше страха вогнать в человека, тем быстрее добьешься покорности и подчинения.
- Да, это полулюди... Беспозвоночные, бесхребетные... Безмозглые, ибо уже не мыслят как люди, а как некто иные.. Это почти инопланетяне. Виварий присоединен к станции, и там нет гравитации. И там много других пыточных устройств. Например, мы заменяем кровь на специальную жидкость, которая разъедает плоть медленно, вызывая мучительную боль, превращая в итоге тело в биомассу. Или пришиваем к одному телу сразу три головы - это настоящий цирк! Все мои сотрудники веселятся, наблюдая за этими уродами!.. Или сращиваем людей друг с другом, типа сиамских близнецов... Я же люблю запускать марсианских червяков в кровянные сосуды человека, и наблюдать, как те пьют жидкость, превращая тело в высохшую мумию... Это интересное зрелище, как-нибудь, Алексей, я тебе наглядно это покажу.
- Кошмар! - вырвалось у журналиста.
- Еще бы! Это изобретения моих сотрудников, а на такое горазд многие из них - не зря по тестам отбирали в команду тюрьмы. Кто придумает изощренную пытку, тот зарабатывает баллы, а чем больше баллов, тем скорее возвращение домой и получение хорошей должности и заработка, - пояснил Исаев суть мотивации такого инновационного подхода. - Но эти существа, что получаются в результате наших пыток, не только для подавления всякого желания к сопротивлению...Мои ученые проводят эксперименты с ними, медицинского характера. Но о сути говорить не стану - не для твоих ушей такая информация. То, что ты видишь, это уже мутированные создания. Хотя что говорить, здесь, в тюрьме, ты в обыденных местах встретишь немало тех, кто уже не совсем хомо сапиенс...
- Это?..
- Нет, нет, это не результат моего наказания или опыта над заключенными. Это обычная мутация от излучения руды, которую доставляют с твердой поверхности Нептуна. Там, на уровне мантии плавает остров, который назвали Эдемом Гульнары. В его почве 'гулия' на сотни тысяч тонн, может, и больше, а это - власть. У кого такой минерал, тот диктует условия всему человечеству. 'Гули' имеет один недостаток - он обнаруживается только в такой, радиоактивной среде, хотя сам не радиоактивный. Впрочем, мои ученые говорят о феноменальных возможностях 'гулия'. Это не просто минерал для украшения, но и источник энергии, причем нет равных ему нигде. Сейчас прорабатывается проект создания гигантской электростанции, которая будет снабжать энергией все отдаленные планеты. Межпланетные банки готовы финансировать его, и все ждут итогов последних технических решений. Кроме того, на 'гулии' планируется создать ионный двигатель, который способен доставить человека к Альфе Центавра всего за десять лет.
- Да, я слышал. Только как этот минерал может использоваться в энергетике я не понимаю. Ведь я не физик...
- Я тоже не физик... Но ведь используется золото и серебро в электронной промышленности, а алмазы в качестве обработке сверхтвердых веществ... Так что ты должен понимать, что 'гулий' - минерал, нужный всему человечеству, и находясь здесь, мы отстаиваем интересы всей цивилизации. Поэтому наша модель демократии признается ООН, всеми планетами и государствами, как самая передовая. От 'гулия' зависит их благополучие. Поэтому наша уважаемая Гульнара Исламовна и ее внук Гани Каримов прекрасно играют в политические шахматы. Никто не станет перечить нам, потому что у нас есть то, чего нет ни у кого... 'Гулий' - наивысшая ценность узбекской демократии.
- Минерал, добытый за счет рабства и человеческих жизней, не стоит интереса мирового сообщества. И те, кто делает ставку на него, в итоге проиграют. Прогресс и диктатура несовместимы, все равно противоречия столкнуться и это вызовет социальный взрыв, народный протест. Я повторяю: узбекистанцы не будут молчать и когда-нибудь терпение закончится, тогда...
Тут директор захохотал, причем искренне:
- Ха-ха-ха!.. Ну, насмешил меня, Алексей. Узбеки по ментальности - рабы! Они всегда признавали в качестве хозяев - хокимов, министров, президентов. И за все эти десятилетия никто не пикнул против власти семьи Каримовых! И тут никто не устраивает бунты против администрации тюрьмы! Чем жестче кулак, тем безропотнее черви... ха-ха-ха.
- Были восстания, - пытался возразить журналист. - Андижан, Самарканд, Хива, Коканд, или марсианская Согдиана... Люди выходили и протестовали, даже оружие в руки брали, потому что иного выхода им власти не оставили...
- Были - и что? Все, кто посмел выступить против, давно мертвы! Даже на Марсе от города Согдианы остался пепел, ха-ха!.. Наше славное Министерство со всеми быстро расправилось - на то он орган по защите демократии и прав человека! Ты сам знаешь, как я расправлялся на суде с теми, кто взялся за оружие или устраивал пикеты и стачки! Всех осудил на экзекуцию! В Ташкенте есть секретный музей, где высушенные головы казненных хранятся в качестве экспонатов, и туда часто заходят на экскурсию работники Министерства демократизации, те, кто сам отличился в подобных операциях. Кстати, там есть также препарированные тела так называемых подпольщиков из 'Свободного Узбекистана'!
- Да, слава ваша... кровавая известна всему миру, - с этим Алексей не мог не согласится. - Я не Нострадамус, но предсказываю вам бесславный конец!
Исаев нахмурился. Он показал рукой на галерею портретов, что расположилась у одной из стен. Все в офицерских мундирах, на лицах ни капли доброты и порядочности. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять - они мерзавцы, которых увековечили здесь именно за мерзости и подлости.
- Ты знаешь, кто это за люди? Это предыдущие директора этой тюрьмы! Первым был славный Останакул Мирзаев. Именно он разработал и внедрил здесь порядки, которые позволяют удерживать всех в покорности. И при нем были созданы механизмы подчинения непослушных... Правда, пропал куда-то...
- Как это пропал?
Исаев пожал плечами:
- Не знаю. В один прекрасный день он исчез, и никто не мог его найти. Может, какая-то сволочь его убила и выкинула в космос. На крайний случай новый директор казнил тысячу человек, чтобы у других не было подобного желания. А когда сюда прибыл в качестве третьего директора сын Мирзаева - Феликс, то он превратил 'Ислам Каримов' в сущий ад! И его традиции продолжаются по сей день... Так что только покорность позволяет выживать тут заключенным.
После этой фразы директор подошел к настольному компьютеру, просмотрел текст, и, ухмыляясь, спросил:
- Воронович, почему тебя называют 'Че Геварой'? Ты же не латиноамериканских кровей, и испанского не знаешь...
Алексей пожал плечами. Пояснять не хотелось. Однако директору и без этого было все известно:
- Я знаю твою кличку, что дали тебе друзья. Об этом в картотеке Министерства есть полное досье. Ты - революционер, человек, который, как тебе кажется, борется с несправедливостью, за счастье народа. Твое оружие - не автомат и не базука, а перо и бумага, то есть Всепланетная киберпаутина. Только ты борешься с тенью... с самим собой... Систему тебе не сломать, на ней базируется все наше государство. А государство, милый мой, - это мощная машина, никому ее не одолеть!
- Время покажет, - хмуро ответил журналист. - Государства появлялись и исчезали. Это тоже история и диалектика!
- Эпоха романтиков закончилась со смертью реального Че в конце шестидесятых годов прошлого столетия. Революция - это самообман. Если даже вы свергните одного диктатора, то на смену ему придет другой. Разве Сталин был лучше Ленина? Диктаторы - это естественный этап человеческого развития, наивысшая стадия исторического процесса. Они вели свои народы к процветанию...
- Да, точно. Гитлер привел немецкую нацию к полному краху. Пол Пот уничтожил половину страны. В Северной Корее до сих пор тоталитаризм и у власти династия Ким Чен Ира... Узбекистан недалеко ушел... Такое же мракобесие, прикрытое ширмой псевдодемократии.
Бывший судья уже не имел желания спорить. Он допил текилу и произнес:
- Я прочитал твое досье, Воронович. Ты отслужил в армии, сержант запаса, имеешь хорошую военную подготовку, потом закончил вуз, работал в аналитическом отделе Министерства иностранных дел, летал с делегациями на Луну и Марс... И вдруг сменил политические ориентиры... Почему? У тебя была прекрасная карьера? Что не устраивало тебя - ведь ты был с нами в одной лодке!
Исаев подошел к иллюминатору: между Нептуном и тюрьмой проходили спутники Наяда и Таласса, этакие бильярдные шарики. Любой художник захотел бы отобразить это величественную картину на холсте, однако директора мало интересовала космическая романтика, он был сугубо приземленным человеком и любил обычные радости в виде хорошего жалования, социального статуса и карьеры. Алексей же несколько минут разглядывал пейзаж по ту сторону стекла, и после того, как планеты скрылись из виду, сказал:
- Мне трудно это объяснить. Порой человеку приходит понимание, что не все хорошо в нашем королевстве, что не те ценности защищаются им... Тогда резко меняет он цели и задачи своей жизни. Я тоже прошел эти ступени и понял, что обязан просто победить систему... И начну с летающей тюрьмы! - последнее пришло ему в голову только что и он это сказал, даже не осознав последствий.
Исаев схватился за бок, тяжело задышал. Точно, с печенью были серьезные проблемы. Он сел на кресло, оперевшись о стол, молчал, то ли собираясь мыслями, то ли ожидая, когда полегчает. А журналист и не ждал от него быстрого ответа - продолжал наблюдать за спутниками Нептуна. Тут Закир наконец-таки сказал:
- Значит так, дорогой мой революционер! Ты выброси из дырявой башки всякие идеи бунта или восстания на 'Исламе Каримове'. Я подавлю любой протест с жестокостью - на то мне власть и полномочия даны государством. Тут я вам и бог, и дьявол! Думай, как бы остаться в живых, заработать очки для прощения. Поэтому работай усердно, исполняй все приказы... Я бы пошел тебе навстречу, если бы ты...
- Что именно?
- Скажем так... Стал бы писать хорошие статьи о нашей жизни у орбиты Нептуна. Я бы ставил их на сайты 'Гули.Уз' или 'Пресс-Уз.Инфо'[8], распространял по сети Interplanet... Тебя уважают во многих странах, к мнению прислушиваются. Значит, ты бы повлиял на их мировоззрение и политическую активность, настроил на более дружелюбное отношение к нашей стране, к правлению Каримовых... Уверяю тебя, я бы, в свою очередь, скосил бы тебе треть срока и дал бы самую хорошую характеристику для амнистии.
- Гм...
Но Закир не уловил иронии в этом звуке, и поэтому воспринял, как за раздумие.
- Есть другое предложение. Я нуждаюсь в информаторах. Чувствую, что зреет какой-то бунт, что кто-то что-то готовит на борту 'Ислама Каримова'. Но что? И когда все это произойдет?. Вот если бы ты разузнал все и мне сообщил, то я, даю честное судейское слово, постарался поскорее вызволить тебя с этого места...
Тут Алексей прервал его:
- Извините, но вы не того просите! Подобные предложения просто неприемлемы! Сто раз спросите, столько же раз отвечу: нет!
В этот момент замигал селектор внутренней связи. Позеленевший от злости Исаев подошел к столу и грубо ткнул на клавишу:
- Что надо? - в голосе звучали недовольные нотки.
По ту сторону связи уже привыкли, видимо, к хамству начальства, поэтому мягко и четко ответили (голос причем был женский):
- У нас все готово к операции... Донор на столе...
- Ах, хорошо, сейчас прийду, - тут глаза у директора засияли от радости. Он вызвал охрану. Вошел бронированный солдат:
- Вызывали, ака?
- Кто доставил этого заключенного ко мне?
- Рядовой Гулямов из сектора приема заключенных....
Исаев хмыкнул:
- Как - Гулямов? Акмаль? Он самый?.. Гм... Рядовой?.. Он же был год назад подполковником Отдела въезда-выезда и гражданства Мирзо-Улугбекского районного отделения Министерства... Разжаловали, значит, писульку кто-то накатал, подставили... Ну, поделом ему... Ну-ка, пускай войдет. Хочу посмотреть ему в глаза.
- Хоп булади! - солдат вышел, и через секунду в помещение влетел сопровождавший Алексея вертухай. На его изуродованном шрамами лице было расписано желание угождать высокому начальству - так поступали все, кто сами когда-то получали такие знаки раболепия от подчиненных, однако потом потеряли привилегированный статус, упали на дно.
Исаев подошел к нему и рассматривал с насмешкой. Несколько лет назад они были почти на равном положении, часто встречались в стенах Министерства - на заседаниях, совещаниях и торжественных приемах, а теперь... Это был жалкий и ничтожный человечек, боявший поднять глаза на начальника... Не было той гордости и того самолюбия в позе Гулямова, что ощущалось ранее, когда он руководил карательным органом в одном из районов столицы. Обычный раб системы, с садистскими наклонностями и холуйскими чувствами. Бывший подполковник приложил руку к сердцу и стоял в полупоклоне, ожидая приказа. Если бы Исаев крикнул, то бухнулся бы на колени без промедления и попросил прощения за то, что не совершал, но все равно за что-то, ибо хозяин просто так не ругает. Однако бывший судья где-то в душе пожалел его, ведь и он, Закир, был наказан по доносу и клевете врагов, и тут они были как бы в одной упряжке. Только подавать виду нельзя, иначе этот человек может понять это иначе и начать действовать совсем по-другому, требовать панибратства и дружеского отношения - такова уж восточная психология! - чего допускать никак нельзя. Тюрьма есть тюрьма! И субординация - это не любовь. С другой стороны, таковы правила игры 'курятник'[9], такова жизнь в Узбекистане, ибо сейчас этот Гулямов был просто пешкой на 'Исламе Каримове', мелким человечком, на которого и не стоит обращать внимания. К тому же, Закир начал испытывать наслаждение, что может унизить бывшего офицера, показывать ему на место. Хотя это можно сделать позже, не сейчас, при заключенном, который может понять это иначе.
- Ладно... рядовой. Вот этого типчика, - директор указал на Алексея, который был спокоен, не смотря на увиденное и услышанное, - доставишь в сектор 'Ц'. Пускай поработает на добыче 'гулия', немного поразмыслит над тем, что здесь следует вести себя иначе... У него статус 'П', сам понимаешь, что это значит... - Исаев специально не называл бывшего коллегу по имени-отчеству - это тоже была соответствующая тактика. 'Курятник' и на Нептуне таков.
- Да-да, ака, я все выполню так, как вы скажете, - подобострастно ответил Гулямов, склоняя спину еще ниже, что у директора озникло невольно желание пнуть его по заду. Но сдержался, ведь, кто знает, может и он мог очутиться на его месте, а не в кресле руководителя гигантского корабля. Может случиться и так, что завтра этот вертухай станет директором тюрьмы, а его поставят на место рядового надзирателя. Жизнь в рамках узбекской демократии полна неожиданностей и неприятностей.
Тут Закир повернулся к заключенному, продолжавшему рассматривать помещение:
- А ты, Воронович, не торжествуй, победа пока не за тобой! Не ты систему, а она тебя сломает - я тебе это обещаю, - после чего сделал жест пальцами, типа, Гулямов, выводи его из кабинета.
Алексей вышел из кабинета, но успел увидеть, как кряхтя и охая, держась за больную печень, Исаев поплелся куда-то в сторону, возможно, там был запасной выход. Только журналист насторожился, услышав что-то об операции и доноре, заодно задумался, что означает статус 'П'... Что-то в приговоре суда ему никто такое не вкатывал, кроме срока заключения на 'Исламе Каримове'. Видимо, по дороге на Нептун кто-то дописал ему эту букву.