Едва смена закончилась, как все устремились в отсек, чтобы скинуть с себя тяжелые скафандры. Алексей чувствовал, что за это время потерял не менее десяти килограммов. Его организм был обезвожен, и даже то, что он сосал из трубки, не хватало компенсировать потерю. В итоге он буквально выполз из 'рыцарских одеяний' и рухнул на пол. В глазах было мутно, тошнило, в ушах стоял звон.
Тут над ним склонился, присев на одну ногу, Бронислав. В глазах его горела усмешка.
- Ну, с первым трудовым почином!
- Чтоб пусто было тому, кто изобрел этот труд! - выругался журналист, не имея сил подняться.
- Благодари за это нашего первого президента Ислама Абдуганиевича, который вообще воплотил рабский труд в качестве ведущей силы национального прогресса. Еще в те далекие годы он гонял на хлопковые поля детей и школьников, студентов и всех, кто не имел никакого отношения к сельскому хозяйству. Рабовладельчество вкупе с феодализмом и дали тот строй, который официально именовался 'Великим будущим'. Ну, а дело его дочери Гульнары, ее сына и внука - продолжить эти 'традиции', довести до ужасного совершенства... Теперь мы пашем на рудниках Нептуна, превращаясь в уродов...
- Надо этому положить конец, - тихо произнес Алексей.
- Конечно, надо. И один из таких путей мы тебе сказали...
- Я думаю, что есть другой путь...
- Какой? Вместе со 'Свободным Узбекистаном' устроить революцию? Ты знаешь, скольких членов этого движения сгноили и казнили - десятки тысяч!.. Нет, нужен иной...
- Не знаю... но другой, не тот, что вы предлагаете мне.
- Когда придумаешь, будь добр, поделись с нами...
И Хокайдо отошел. Журналист с трудом встал и вслед за другими двинулся в столовую. Стоявший у входа Ешуа зло сверкнул глазами, когда мимо прошел журналист, - обиду бригадир не прощал и искал повода, чтобы потом как-нибудь отомстить. Однако Воронович не обратил на него никакого внимания. Сегодняшняя выработка была неплохой, и это высвечивалось на табло. Конечно, это еще ничего не означало - капитан демократии Ахмаджанов может найти другую причину, чтобы поиздеваться над человеком, а то и вовсе убить его. В этот момент Алексей вспомнил книгу Леонида Соловьева 'Повесть о Ходже Насреддине', которая была запрещена в Узбекистане, и тому, кто ее имел, грозил в лучшем случае большой штраф, в худшем - десятилетний срок на Нептуне. И все же старая истрепанная книга, изданная в Душанбе в далеком 1969 году издательством 'Ирфон', бережно хранилась в семье Вороновичей. Ее читали по ночам, укрывшись одеялами, и впитывали в себя истории о борьбе весельчака, бродяги и вольнодумца из Бухары за свободу и счастье народа. Читал книгу Алексей еще подростком, но выучил наизусть каждую страницу. И именно сейчас следующие строки всплыли из памяти: 'Кокандская подземная тюрьма, 'зиндан', находилась у главных ворот дворцовой крепости, с наружной стороны, - обстоятельство, указывающее на глубокую мудрость ее создателей. Помести они тюрьму с внутренней стороны - и все заботы о прокормлении многочисленных преступников легли бы на ханскую казну; будучи же удаленной за пределы дворцовой крепости, тюрьма не отягащяла казны, преступники кормились сами, чем бог пошлет: имевшие семью - принесенным из дому, остальные - подаянием сердобольных горожан. Тюрьма представляла собой закрытый ров с тремя отдушинами, из которых всегда восходил теплый смрад; вниз вела крутая лестница в сорок ступеней; наверху перед входом, неизменно бодрствовал тюремщик, либо сам Абдулла Бирярымадам - Абдулла Полуторный, прозванный так за свой великанский рост, - мрачный, жилистый детина, никогда не расстававшийся с тяжелой плетью, либо его помощник, свирепый афганец, губастый и низколобый. Афганец не носил плети, зато все его пальцы на сгибах были покрыты ссадинами от зуботычин. На этих двух и были возложены все заботы о преступниках, включая их прокормление. У входа в тюрьму всегда стояли две корзины для подаяния пищи и маленький узкогорлый кувшин для денег. Собранным подаянием тюремщики распоряжались полновластно: деньги и что лучше из пищи брали себе, а преступников кормили остатками. С утра до вечера из тюремной глубины неслись к прохожим мольбы о хлебе, стоны, рыдания, сменявшиеся криками и воплями, когда Абдулла со своей плетью или его помощник со своими намозоленными кулаками спускались вниз'.
Так уж получалось, что книжная история средневекового Коканда полностью проецировалась на космическую реальность конца двадцать первого века, и Алексей не мог не заметить, что по сути все осталось прежним: и тюрьма, и надзиратели, и пища. В столовой подавали всю ту же бурду, и несмотря на отвращение журналист съел свою порцию. Потому что голод - не тетка, и нужно восстановить утраченные силы. Все молчали, не разговаривали, видимо, не имелось темы для беседы. Академик продолжал о чем-то думать, видимо, проводил расчеты функционирования портала или конвектора времени, остальные тоже размышляли каждый о своем. Алексей все не мог взять в толк, почему эта группа ученых избрали такой радикальный путь? Неужели не могли найти другой, не связанный с жертвами? Или все это связано с тем, что будучи технарями они переносили принцип механики на общественное состояние, мол, убрал ржавое колёсико - и механизм исправно заработал? Скорее всего, это так. ' Тогда им нужны знания в социологии, истории и философии', - подумал Воронович.
- А теперь, бараны, быстро на политинформацию! - закричал, явившись в столовую Файзуллазаде. - Быстро поднимайте зады - и вперед! Кто отлынивает, тот не хочет исправляться. Не хочешь исправляться - останешься до самой смерти на летающей тюрьме. Не будет прощения и пути на родину!
Эркин Баратович, услышав это, крякнул от досады. Он терпеть не мог демагогии. Остальные тоже фыркнули с презрением, а Ахмед Кузиев, человек-рептилия, просто сплюнул на пол, за что получил заметку в личный файл от незримого, но все видящего Эльдара Зуфарова.
Тем временем всех загнали в комнату политического просвещения, которая официально называлась 'Марифат ва манавият'. Это было помещение размером пятьдесят на семьдесят метров, увешанное портретами и статуями 'Человека, определившего эпоху', и здесь сидели тысяч шесть заключенных, смотревшие телепропаганду по огромному плазменному монитору. Само собой разумеется, сюда приходили не по доброй воле. Заключенные рассаживались перед экраном и отсутствующим взглядом смотрели на экран - все что происходило там никого не интересовало, каждый думал о своем, скорее всего, о свободе, родных и близких, оставшихся на родине работе, доме, может, бизнесе. Алексей же слушал от скуки и желания еще раз убедиться, насколько убога отечественная журналистика. Самое интересное, что как раз сегодня была тема, связанная с его профессией. Ведущий программы Гулом-бачча Мирзаев - вот мерзавец! - при встрече с которым Воронович всегда отворачивался и брезгливо кривил губы, слащавым голосом рассказывал: 'Сегодня в Ташкенте состоялась международная конференция 'Вопросы укрепления места и роли СМИ в системе институтов гражданского общества'. Ее организаторами выступили Институт по изучению гражданского общества, Общественный фонд поддержки и развития независимых печатных средств массовой информации и информационных агентств Демократической Республики Узбекистан, Национальная ассоциация электронных средств массовой информации и Германский Фонд имени Конрада Аденауэра. Целью конференции стало обсуждение места и роли средств массовой информации в системе институтов гражданского общества, обмен опытом по вопросам развития правовой и организационной базы их деятельности, взаимодействия с государственными органами в транспарентности проведения демократических реформ, обеспечения свободы слова и выражения, плюрализма мнений, а также эффективного выполнения СМИ функции общественного контроля. Кроме того, в ходе дискуссий участники конференции обменялись опытом в использовании масс-медиа современных информационно-коммуникационных и инновационных технологий, совершенствовании подготовки творческих и технических кадров для СМИ, повышении профессионального мастерства журналистов'.
- Пф-ф-ф, - презрительно произнес Алексей, прекрасно зная цену таким бодягам. Уж он-то протопал немало ковров на таких-то мероприятиях и всегда слышал одно и тоже. Недоумение вызывало то, что иностранцы словно тоже попадали под гипноз местной власти и пели песни во славу так называемых 'успехов демократии' в Узбекистане, нисколько не стыдясь своего вранья. Безусловно, к таким 'гастролерам' жители относились с презрением и отвращением.
Тут Мирзаев дал слово некоторым участникам. Первым высказался китаец Чанг Бин, низкорослый и худющий до ужаса: 'В Узбекистане независимые СМИ вносят определенный вклад в развитие общества и государства. Появление в последнее время новых видов электронных СМИ свидетельствует о том, с какой невероятной быстротой развивается сфера информации. Обеспечение права граждан на получение достоверной информации - это святая обязанность СМИ, а также принцип каждого демократического правительства. СМИ в Узбекистане предоставляют платформу для передачи такой информации и играют важную роль в эффективном взаимодействии правительства и общественности'. Лопотал китаец на своем родном языке, однако на узбекский переводил кто-то за кадром. Хотя в Китае ситуация с правами человека была ничуть не лучше, чем в Узбекистане, и Чанг Бин порол явную чушь.
- О боже, какая глупость! - процедил сквозь зубы Воронович, вертя головой. Он не знал, что в этот момент телеобъективы скрытых камер рассматривают именно его, и некий Эльдар Зуфаров готовит очередной файл на опального журналиста.
Далее на сцену выползла толстая женщина с большими грудями и плоским как сковородка лицом. Это была некая Богдана Бабич, директор украинского Института практической политики, и она тоже пыталась приукрасить действительность: 'В Узбекистане динамично развивается и общество, и медийная сфера. Сегодня на медийном пространстве страны очень широко представлен негосударственный сектор. Это свидетельствует о том, что журналисты становятся все более свободными, а СМИ - независимыми и самостоятельными. Изучение печати Демократической Республики Узбекистан свидетельствует, что журналисты начали затрагивать острые темы, поднимать и помогать решению важных для общества вопросов. В стране принимаются необходимые законы для дальнейшего развития информационной сферы. Кроме того, существующая в стране реальная многопартийная система позитивно влияет на развитие партийной прессы. Узбекистан, таким образом, выходит на высокий уровень обеспечения свободы слова. Все это мне это очень импонирует'. Ее несколько помпезный тон раздражал, а заплывшие неизвестно от чего глаза смотрели в одну точку, не моргая. Это вызывало шокирующее воздействие.
- Ага, конечно, отрабатываешь, сука, поездку в Узбекистан, - продолжал гневаться Воронович, с презрением слушая этот бред. - Халява не бесплатна - нужно подлизнуть одно место правительству Каримова. А так протирала бы юбку в своем Киеве...
Он не замечал, как сидевшие рядом с ним коллеги переглядываются, а чуть далее - из других групп, которые не знали, кто это такой, - встревоженно смотрели на журналиста, опасаясь за его жизнь. И было действительно из-за чего - такие политические диферамбы тут не прощались начальством. Тем временем на экране продолжался 'спектакль': теперь слово взял пакистанец Сажжад Малик, старший редактор газеты 'Дэйли ньюс'. Конечно, тот говорил только о хорошем: 'В Узбекистане уделяется особое внимание развитию законодательства, касающегося деятельности СМИ. Примечательно, что государство поддерживает процессы демократизации и либерализации национальных СМИ. Такое благоприятное отношение официальных властей к масс-медиа наблюдается далеко не везде. Можно смело утверждать, что СМИ в Узбекистане работают эффективно, независимо и свободно, они являются мостом, который соединяет правительство и население страны, что дает положительные результаты в достижении целей проводимых в стране демократических реформ'.
Алексея воротило от этого, и он уже хотел было встать, как увидел среди говоривших свою знакомую. Да, ту самую, что вдруг стала критиковать его на суде. 'Наша республика создала самые благоприятные условия для развития масс-медиа, - торжественно говорила Наталья Девлисяпова, вертя голову в разные стороны, и короткая кучерявая шевелюра колыхалась как на ветру. Длинный шершавый и почти синий язык облизывал тонкие губ и даже кончик носа, видимо, от волнения женщина слюной смазывала подбородок и околоротовую часть лица. - Журналисты нашей страны благодарят президента Абдугани Исламовича и принцессу Гульнару Исламовну за ту заботу, которую они оказывают нам, работникам пера. Однако в нашей среде есть еще некоторые, которые продавшись за западные ценности и валюту, продолжают лить грязь на нашу действительность, и это не может не удручать узбекскую общественность, нашу прогрессивную молодежь. Недавно был осужден один из них, мой бывший коллега, а теперь враг Алексей Воронович. Я и мои товарищи поддержали справедливый приговор предателю родины, очернителю и ваххабиту, и выражаем надежду, что администрация летающей тюрьмы окажет необходимое воздействие, чтобы перевоспитать отступившихся и бредших в темноте неверия и хаоса. И лишь искупив свою вину тяжким трудом на Нептуне, они вправе вернуться в общество и жить в условиях Великого будущего, завещанного нам сто лет назад 'Человеком, определивших эпоху'... Яшасин Каримовнинг оила! Олга, Узбекистон! Гула-яшна Узбекистон!'[1]
- Совсем девка тронулась, - также тихо заметил Ахмедов, смотря на телепередачу. В этот момент находившийся рядом Сигизмунд обратился к Алексею:
- Я почувствовал острую вашу реакцию на эту женщину... Она вас предала?
- Да, - кивнул тот. Рассказывать о многом не хотелось, но квадратному человеку многое и не надо было - он же все понимал через свои экстрасенсорные органы.
- Ну, это понятно... Есть вопрос: она не замужем?
- Нет... старая дева...
- Тогда все это поясняет. Для подавления гормонов, естественного всплеска тестостерона многие женщины принимают специальные препараты. Так они отказываются от половой жизни и всю энергию направляют на общественную деятельность, например, политику. Однако врачи обнаружили, что эти препараты отрицательно влияют на мозг человека...
- Как влияют?
- Они превращают мозг в жидкое состояние. Иначе говоря, у этой дамы в голове - жижа, и поэтому она не мыслит так, как мы можем представить. Нет в ней чувства сострадания, понимания, милосердия... Это просто машина, изрыгающая лозунги, крики и речевку! Властям такие 'патриоты' и нужны! Так что через медицинские кабинеты они стимулируют женщин принимать такие таблетки, естественно, не сообщая правды о последствиях.
- У нее в голове... каша? - ошарашенно спросил Алексей
- Тебе еще многому придется удивляться, мой друг, - улыбнулся Сигизмунд и вновь уставился на экран.
В этот момент кто-то тронул за плечом Алексея. Он обернулся и увидел своего товарища - таксиста Абутова. Тот был одет в тюремную робу, только на груди был знак 'С'.
- О, Шерали-ака! - обрадованно воскликнул Воронович. Ему было приятно видеть человека, с которым пропутешествовал в одной упряжке с Земли до этой дальней тюремной орбите. Нужно отметить, что они за время полета сдружились и доверяли друг другу. - Как вы? Где вы?
- Ох, Алексей-ака, знали бы вы, - покачал головой Абутов. - Я сейчас работаю в столовой, видите знак 'С' у меня на робе? Меня направили помощником повара, готовлю еду для заключенных из секторов 'П', 'Г' и 'М'.
- Ну, всегда считал, что кухня - самое теплое и довольно приятное место... во всяком случае, голодным не останешься, - улыбнулся Воронович, вспоминая армейское прошлое. Его некоторые друзья предпочитали бороться с картошкой и луком, чем овладевать воинской специальностью на полигонах, маршах и учениях, максимально приближенным к боевым. Действующих солдат от 'столовых' отличала комплекция тела: вторые в два-три раза были тяжелее ровестников, к тому же двигались медленно.
Но нельзя сказать, что данная работенка, пускай и сытная и более спокойная, ныне нравилась Абутову. Он, оглядевшись, нагнулся к ухо Алексею и прошептал:
- Ака[2], вы не представляете, что я сегодня видел...
- Что?
- Ох, трудно даже сказать... Помните того парня, несовершеннолетнего, что привезли с нами? Ну, Тахир Раззаков...
- Да, конечно. Его забрали врачи...
У таксиста задрожала губа.
- Сегодня нам доставили его труп...
- Труп? Как? - ахнул Воронович, чувствуя, как сжалось все внутри. Он схватил товарища за руку. - Но почему? Что случилось? Разве он болел?
Абутов опасливо огляделся.
- Нет, ака, он был здоров, и это стало причиной его смерти.
- Не понял... как это?
- Нам доставили его тело, и я увидел, что оно было изрезано скальпелем. У него изъяли внутренние органы. Главный повар Останакул Мирзаев - кстати, отъявленный негодяй! - сказал, что вынули печень и еще что-то, и все для трансплантации. Кому-то на корабле провели операцию по замене неработающего органа. Понимаете, ака? Пацана убили! Нам же его доставили на кухню, чтобы мы разделали труп на мясо и субпродукты. Из него повара сделали фарш и приготовили еду, которую съела группа два часа назад.
Алексей сначала не мог поверить, это казалось не просто невероятным, но и ужасным до омерзения... и вдруг он вспомнил свой визит к директору. Тогда ему показалось немного странным, что Исаев хватался за бок, а ведь именно там располагалась печень. Да, потом какой-то женский голос сообщил, что некий донор готов к операции. 'Боже, так вот кому трансплантировали орган бедного пацана', - вспыхнуло в мозгу у журналиста. И гнев заклокотал в его груди, готовый вырваться наружу в виде яростного крика. И энергию он разрядил только тем, что стукнул по столу кулаком. Удар был силен, и это не прошло мимо стоявшего Ахмаджанова. Его эсэсовская форма резко контрастировала с фоном уныния и беспомощности, безнадежности, что витала по всему кораблю.
Он, постукивая дубинкой по левой руке, подошел к заключенному. В его взгляде было написано удовлетворение, что сейчас он отыграется, ибо за день он не насытился рукоприкладством и оскорблениями. Перед сном требовалось кого-то исполосовать до крови хорошим внушением к покорности и раболепию, и после этого могло прийти спокойствие от хорошо прожитого дня. Но Алексей не боялся капитана демократии, он прошел фронт в Северной Африке и видал многое. Во всяком случае, научился смотреть в лицо врагу. Если бы не десяток других охранников, с интересом ожидавших экзекуции, то ему ничего не стоило продемонстрировать этому старшему надзирателю, что такое боевой офицер и как он дает отпор. Уж раздробить челюсть и сломать кости можно было в течение полуминуты. В рукопашном бою на противника следовало уделять не больше этого времени, и даже по комплекции и физическому состоянию Нодир не был серьезным соперником. Кстати, такие же надменные и погибали в первой же схватке, ибо никогда не воспринимали окружающее как нечто такое, чего следует опасаться.
Взгляд Алексея немного удивил того, капитан не мог понять, почему не трясется от страха этот заключенный, а смело смотрит в глаза, чего не следовало бы делать никому. Все находившиеся на 'Исламе Каримове' всегда заискивали перед ним.
- И кто же это за птичка? - спросил Ахмаджанов, думая, куда бы ударить дубинкой - прямо по лицу или в живот. И туда, и сюда - эффект один. Боль, хруст ломаемых костей или лопающихся внутренних органов, и инвалидность. Учитывая, что врачи редко оказывают помощь пострадавшим заключенным, то этот мучился бы неделю. Академик и остальные с тревогой смотрели за разыгравшейся картиной, сожалекя, что не могут вмешаться и остановить. Они не знали, что Алексей и не хотел этого, наоборот, он желал схватки.
- Это журналист Алексей Воронович, уважаемый капитан демократии! - сообщил, подскакивая Ешуа Коскинович. Ему казалось, что сейчас этот выскочка получит заслуженный урок и впредь не будет выступать против бригадира. - Очень самоуверенный типа. Не уважает законы, не преклоняется перед величием первого президента и не любит Абдугани Каримова и его бабушку Гульнару Исламовну! Вызывающе себя ведет, настраивает толпу на безобразие и, может, к бунту! И меня игнорирует!
Однако имя журналиста для Ахмаджанова что-то значило. Он словно споткнулся, опустив руку с дубинкой, и некая растерянность пробежала по лицу. Видимо, был какой-то указ в отношении Вороновича, и капитан знал об этом. С другой стороны, нужно было продолжать игру, чтобы никто не подумал, что капитан боится чего-то.
- Как сегодня работал этот журналюга? - спросил он, разглядывая Алексея. Тот продолжал молчать и без страха в глазах смотреть на надзирателя, словно тот был пустышкой, абсолютно безавторитетная личность.
- Очень плохо, господин капитан Ахмаджанов, - отвечал Файзуллазаде. - Я постоянно делал ему замечания, потому что отлынивал от работы, сломал инструменты...
Естественно, это было полным враньем, и все это знали. Потому что Ешуа Коскинович никогда не заходил в цеха, опасаясь радиации и что там творилось не знал. Единственное, ему доставались сводки по обьъему выполненных работ, и по ним он мог судить об эффективности труда всей группы. Но для Ахмаджанова и не требовалось правды, он же не для этого был поставлен сюда.
Сотни заключенных, находившихся в кабинете политпросвещения, молча наблюдали за тем, что разворачивалось на их глазах. Естественно, в иг глазах горели чувство ненависти и тоски. Ибо они знал и итог этого разговора. А может, ошибались?
- Как? Он нарушает трудовую дисциплину? Вот негодяй! - вскричал бугай с деланным негодованием. - За это ему карцера мало! Не говоря о физическом внушении!
Неизвестно, дошло ли бы дело до этого, но тут вмешался Бронислав, опасавшийся за жизнь журналиста. Человек-баобаб вскочил и сказал:
- Неправда! Воронович сегодня работал как все. Он не отлынивал и выполнил дневную норму на полтора процента!
Сам того не понимая, он переключил внимание с Алексея на себя, а капитану это и надо было. Он помнил приказ Исаева - не трогать журналиста! - и поэтому плавно перевел стрелки ответственности и, как последствие, наказания на другого. Естественно, капитан увидел синяки на теле Бронислава - результат утреннего внушения, вспомнило об этом и решил продолжить избиение.
- Ты хочешь сказать, что твой бригадир врет? - заорал он, наливаясь кровью. - Этот уважаемый всеми человек говорит неправду? Что он хочет обмануть администрацию? Что нет доверия ему, кому мы назначили за вами, подонками и ахмоками[3], следить?.. Как только твой поганый язык повернулся, гадина такая!
- Он меня оскорбил! - заверещал Файзуллазаде, показывая кривым пальцем на Хокайдо. - Он нанес оскорбление всему экипажу 'Ислама Каримова'! По его мнению, тут не воспитываются те, кто был заслуженно осужден справедливым, беспристрастным и независимым судом Узбекистана! Он подбивал людей к бунту и неповиновению властям. Более того, он - ваххабит, каждый день читает Коран!
Все тут заметили, что грудная клетка у Ешуа сильно стала выпирать. Почему-то появилось мнение, что это есть последствие мутации, а это никого не удивляло.
- За это мы должны его наказать, - сделал выводы Ахмаджанов. И больше не тратил время на разговоры. Он вообще не любил много слов. Просто взял и всадил дубинку прямо в сердце Брониславу. Напряжение в три тысячи вольт прожгло дыру на левой стороне груди. Кровь не брызнула, ибо сразу же запеклась. Раздался только какой-то приглушенный звук, словно мешок с картошкой упал на пол.
Глаза у Бронислава закатились, и он тихо сполз вниз. Человек-баобаб ушел в иной, может, более справедливый мир, так и не дождавшись этой справедливости и реабилитации на этом. Капитан с удовлетворением вернул дубинку за пояс, и хищно огляделся. И он увидел, как мгновенно побледнели все вокруг. Алексея всего трясло. Он не мог поверить, как легко и без зазрения совести этот гад убил профессора, самую спокойную и рассудительную в группе персону. И сам не понимая, что делает, сделал шаг вперед, а из груди вырвался злобный шепот:
- Ах, ты гад. Ты за это поплатишься!..
Нодир с удивлением посмотрел на заключенного - никто на 'Исламе Каримове' никогда не перечил представителю администрации. Это было нечто сверхвозможное. Однако сказать ничего не успел, так как Алексей нанес ему профессиональный 'хук'. Удар в челюсть - и капитан демократии отлетел в сторону. Брызнула кровь. Ошеломленные надзиратели несколько секунд смотрели на лежащего и извивающегося от боли на полу начальника, а потом выхватили из-за поясов дубинки и кинулись унимать журналиста.
Только они не знали, что тот для них - крепкий орешек, не с такими справлялся. Вороновичу показалось, что он снова там, на Ближнем Востоке со спецзаданием и вокруг него сплошные враги. Из подсознания всплыл солдат, который взял на себя управление телом и принятие решений по самозащите. Первого надзирателя, пытавшего ударить его дубинкой, ожидал хитрый прием айки-до, при помощи которого Алексей перехватил руку, скрутил и произвел бросок. Надзиратель грохнулся на пол со сломанной рукой. Тем временем второй промахнулся дубинкой, ибо журналист ловко увернулся, а затем провел подсечку. Взболтнув в воздухе ногами, тот упал прямо на первого нападавшего. Послышался крик обоих.
Тем временем Алексей встречал третьего и четвертого. Их взмахи не приводили ни к какому результату, зато они летели в сторону со сломанными носами и челюстями, при этом отчаянно матерясь:
- Жалаб! Падарингиланат! Бок епсан![4]
Было удивительно то, что час назад у Вороновича не было сил даже передвигаться - настолько он устал от тяжкой работы. А сейчас словно налился энергией. Видимо, включились внутренние резервы, а каковы их размеры никому неведомо. Он чувствовал себя находящимся там, на линии фронта, где полным-полно врагов, готовых перерезать глотку или испепелить огнеметами. Не менее ошеломленными были и заключенные, наблюдавшие за этой схваткой. Ахмедов в отчаянии тряс головой, понимая, что такое журналисту не простят, и, скорее всего, его умертвят, тогда как на журналиста была им сделана большая ставка. Сотоварищи тоже с волнением смотрели, как Алексей умело действует кулаками и ногами, понимая, что это действительно серьезный противник для надзирателей. Тут и гадать долго не стоило, кто окажется победителем. С явным испугом, прижавшись к обшивке, наблюдал за этой сценой Ешуа Коскинович. Его губа дрожала, а пальцы нервно тарабанили дробь по стене - бригадир пытался успокоить себя. Ему казалось, что его заставят драться с этим явно ненормальным и бешеным человеком, для которого охранники были как плюшевые игрушки.
Пятый и шестой из охраны были уже настороже и тоже пытались применить знания рукопашного боя. Привыкшие иметь дело с заключенными, они не знали, что такое солдат, побывавший не раз в реальном бою и умеющего концентрироваться для решения поставленной задачи. В данном случае такой задачей было самооборона. Несколько секунд противники стояли, словно собирались силами, тихо рычали, как тигры, а потом пошли в атаку. Толстый и рябой надзиратель с нашивкой на груди имени 'Матлюбов' махал огромными кулаками, словно пытался пробить железобетонную стену. Наверное, он мог бы это сделать. Да только попадал все время в пустоту. Воронович изгибался как гуттаперчевый мальчик, легко избегая попадания кулака в свое тело, а потом сам врезал ногой в голову и в грудь, от чего Матлюбов охнул и сделал пару шагов назад. Журналист перешел в атаку и, подпрыгнув, с разворота въехал ему прямо в челюсть. Надзиратель согнулся пополам и упал, потеряв сознание. Одновременно Алексей перехватил удар шестого и перебросил через себя. Встававшему третьему охраннику он расквасил нос и уложил 'отдыхать' обратно. Другие, охая, поднялись и опять ринулись усмирять заключенного, правда, без особой охоты и радости. До всех дошло, что взять его не просто, нужно очень постараться. А вот старания и не хватало, точнее, опыта. Ведь им противостоял закаленный боец.
И опять жаркая схватка. Все смотрели уже с удовлетворением, как надзиратели разлетаются в стороны, словно мячом сшибали кегли. Это была зрелищная схватка, достойная кинофильма-боевика. Тут Алексей, у которого глаза пылали ненавистью и каким-то отсчаянием, выхватил у одного из рук дубинку, включил электрошокер и стал жахать всех подряд. Не прошло и десяти секунд, как шестеро надзирателей валяли безпамятства, тихо постанывая. Остальные пять, которые стояли у входа в помещение 'Марифат ва манавият' не решались вступать в бой - они видели, к чему это привело у предшественников. Тут очнулся Ахмаджанов, который, кряхтя, приподнялся на левую локоть и крикнул:
- Чего стоите - утихомирьте этого журналиста!
Окрик подействовал. И скорее всего от отчаяния, чем от храбрости, надзиратели прыгнули на Алексея, стоявшего неподвижно в стойке ожидания. Бах! Хлоп! Хрясь! - слышались глухие звуки столкновения. Воронович парировал удары, легко уходил от захватов и сам переворачивал нападавших, бросал их на пол, бил им в уязвимые точки, от чего те кричали и извивались как змеи. Одному удалось провести контрприем, и журналист оказался сам на спине, да только ловко вывернулся, ударил по колену противнику, сломав кости. Тот, вопя, схватился за ногу и тотчас был оглушен опперкотом в скулу. Последний надзиратель выхватил ультразвуковой нож - грозное оружие, им можно разрезать бронированную обшивку, - и пытался проткнуть тело отчаянного заключенного. Только сделал это напрасно, ибо вывернутая Алексеем его рука пробила ему же самому грудь и вскрыв внутренние органы. Из огромной раны выпали кишки и легкие. Надзиратель дико завопил, пытаясь руками засунуть свое 'хозяйство' обратно, а потом бухнулся на колени. Тело прогнулось, лбом он ударился о пол и замер. Кровь разлила все ближайшее пространство.
Теперь нож оказался у непокорного Вороновича, и капитан оценил опасность. Он, холодея от ужаса, понял, что ему лично не одолеть его и поэтому следовало звать подкрепление. Быстро нажал на кнопку тревоги, которая находилась на приборе его костюма, и резкий сигнал прозвучал по всей тюрьме. Вауууу! Ваууу! Ваууу! - били по ушам динамики. Этот звук заставил очнуться Алексея - солдат ушел обратно, и вернулся журналист, который с некоторым недоумением рассматривал валявших охранников и себя, державшего в руке оружие. Сотня людей уже со страхом смотрела на него, ожидая экзекуции для всех.
Не прошло и минуты как в помещение ворвался спецназ - группа наиболее подготовленных садистов, которые имели большой опыт усмирения взбунтовавшихся на Луне и Земле[5]. Все они были облачены в особые костюмы и вооружены соответствующими инструментами. Их было слишком много, однако и они проявили осторожность, увидев двенадцать неподвижных тел на полу. Сила Алексея ими была оценена правильно. Естественно, уложить столько человек - это требовалось немало умения и навыка, и они заподозрили, что журналист явно из бывших военных. Матерясь, Ахмаджанов приказал одному из спецназовцев подать пистолет, и тот выполнил это с особым удовольствием. Многие заключенные закрыли глаза, не желая видеть убийство того, кто заступился за товарища.
По лицу капитана можно было прочесть, что Алексею осталось жить недолго и он вскоре уйдет догонять Бронислава Хокайдо. Прицелившись, Нодир хотел было нажать на спуск, как снова включился экран общего монитора. На нем появилось изображение директора летающей тюрьмы. Исаев был разъярен:
- Нодир, не смей! Он мне нужен живым! Если убьешь его - выкину самого к кольцам Нептуна!
Приказ директора охладило пыл главы надзирателей. Он с трудом совладел собой, потом переключил оружие с патронов разрывного действия на капсулы сильнодействующего снотворного, после чего выпустил пол обоймы в журналиста. Алексей почувствовал боль, но через секунду она исчезла - наркотик действовал настолько быстро, что вместе с болью ушло и сознание. Воронович тоже свалился на пол, причем прямо на повергнутых им же охранников. Человек-рептилия хотел было броситься к нему, но один из спецназовцев пнул его, и тот отлетел обратно в толпу.
Злясь, что шеф не позволил расправиться с этим негодяем, капитан встал, и ему помог в этом один из его подчиненных. На лицах многих, кстати, было выражение восхищения: им впервые попался достойный противник, и пока мало кто знал, что это не просто журналист, а ветеран многих войн и боевых операций.
- Быстро всех разогнать по камерам! - приказал Закир Исаев, буравя с экрана монитора присутствующих в помещении заключенных и надзирателей. - Вороновича - в его 'номер'. А ты, Нодир, ступай ко мне. Поживее, скотина!
Экран потух. Покрикивая на заключенных, спецназовцы стали выгонять их с помещения. Многим достались подзатыльники и пинки, однако это не могло сбить в них волну изумления и удовлетворения от увиденного. Все были поражены, как один из них легко справился с двенадцатью физически крепкими мужчинами. Тихо шепчась между собой, они последовали под наблюдением своих бригадиров и других охранников в свои камеры. Ахмедов с сотоварищами подняли по указу Файзуллазаде журналиста и понесли в сектор 'Ц' - место своей тюремной 'прописки'.
Капитан, охая, поплелся в другой конец корабля. Челюсть ныла, не доставало трех зубов. Он понимал, что разговор с шефом будет не простым. Тот не простит ему этой ошибки. И действительно, Исаев горел от злости. Едва Ахмаджанов зашел в кабинет, как директор влепил ему оплеуху.
- Ишак! Ты чуть не сорвал мне дело! Я же предупреждал тебя: не трогать его! На этот счет я специально говорил тебе!
- Он оборзел, Закир-ака! Он настраивал заключенных на бунт! - пытался отвертеться капитан. - Я обязан был остановить его! Это не просто журналюга - настоящий зверь!
Исаев не поверил ему:
- На бунт? Тогда на хрен ты мне, идиот, нужен, если боишься бунта?! Ты должен радоваться бунтам, потому что они помогают поддерживать охранникам свои навыки и набирать опыт! Они должны быть убийцами и палачами, а не чревоугодниками и лентяями! Мне нужно держать в страхе всю тюрьму! А для этого иногда полезно провоцировать заключенных к неповиновению, чтобы потом отработать мастерство кровавого подавления! Блин, придется мне учить вас этому! Олухи безмозглые!
- Так я это и делаю, акамилло! Я убью всех, кто захочет поднять бунт.
Тут Исаев стал немного остывать. Слегка придерживаясь бока - места, где была проведена недавно операция по трансплантации органа, - он подошел к бару, достал виски и разлил в два стакана. Одну взял сам, другую протянул капитану, который принял это с особой благодарностью.
- Говоришь, Воронович - зверь? - уже спокойным голосом спросил он, щелкая пальцами. Капитан проглотил всю жидкость и поставил стакан на стол. После чего, трогая челюсть рукой, кивнул:
- Да, акамилло. Не скрою, я хотел бы иметь такого бойца! Он раскидал моих охранников как мячики! Драться он умеет...
- А ты, идиот, не знал, что он - из десантно-штурмовой бригады, участник африканской кампании? Награжден двумя орденами и одной медалью?
- Не-э-эт, - поразился тот. - Я знал только, что он - писака и крючкотвор. А все писаки - слабаки и дохляки...
- Вот теперь знай, что это не всегда так. Хотя нужно было тебе раньше заглянуть в его личное дело, а не трахать Ешуа в своей комнате. Твои обязанности - поддерживать порядок в тюрьме, подавлять в зародыше всякие мысли о сопротивлении. И лишь потом удовлетворять свои извращенные похоти, собака!
Капитан покраснел. Он совсем забыл, что за всеми отсеками ведется наблюдение, и его интимная жизнь тоже известна всевидящему 'оку' Эльдара Зуфарова. 'Блин, наверняка у директора все видеосъемки моей сексуальной активности с бригадиром сектора 'Ц', - мелькнула мысль у Нодира. Он засопел, стал пальцем ковыряться в приборном щитке, грозя проделать дырку.
- А можно узнать, зачем вам этот журналист? - спросил бугай, стараясь отвлечь шефа от мысли о своих гомосексуальных интересах. Впрочем, самому Исаеву было наплевать, как коротает свободное время подчиненный, его заботило иное. Ему нужно было обустроить мсвою жизнь, вернуть прежний статус.
- Это личное внимание самой шахзоды[6]! - поднял палец наверх бывший судья. - Понимаешь?
- Как? Сама Гульнара Исламовна заботиться о судьбе этого журика? - поразился Ахмаджанов, не веря своим ушам. - А почему? Он же - первый ее враг! Таким место в крематории или на орбите Нептуна!
Такие слова вызвали гримасу неудовлетворения у Исаева. Ему претила мысль, что могущественную и самую богатую женщину республики будет беспокоить жизнь какого-то человечишки. Это все равно что слон по пути своего следования к пище или удовольствиям заинтересуется мурашем, бегающим под ногами.
- Что ты, что ты! - замахал руками директор. - Ей наплевать на Вороновича. Все дело в том, что этим гадом интересуются многие международные организации, в том числе из 'Амнести Интернешнл', 'Фридом хауса', 'Репортеров без границ', Межпланетного комитета защиты журналистов, а также правительств Венерианского оборонительного союза. Это уже не шутки. Это глобальная политика! На кону поставлено все!
- И что же?
- А то, что через три дня на 'Ислам Каримов' прибывает международная делегация из различных структур, в том числе и Солнечного Комитета Красного Креста и Полумесяца и спецпредставителя ООН по пыткам. Кроме всего прочего, их интересует и судьба Вороновича - эта сука известна всему миру по статьям в Interplanet. Разрешение на посещение выдал лично президент Абдугани Каримов, который вынужден был пойти на такие уступки. Старший инквизитор Толипов сработал топорно, хреново поработал над материалом обвинения, и вся фальш выплыла наружу, понимаешь? Международное сообщество возмущено до предела!..
- Оп-ля, - выдавил из себя ошарашенный капитан. Он был согласен, что сотрудники Министерства по демократизации и свободе не имеют права на ошибки. Не зря все они носят эсэсовскую форму как символ четкого и беспрекословного исполнения приказов начальства. Этого инквизитора он сам бы лично истязал бы за такой промах!
- Вот именно: оп-ля! - раздраженно ответил Исаев. - Как мне сказали, этого Толипова президент лично кастрировал за такую хреновую работу. Он в ярости, но вынужден считаться с давлением извне. Поручил мне деликатное дело. Думаешь, мне есть дело до этого журика? Сам бы лично распотрошил на мясо. Но нельзя. Он сейчас - разменная монета. Наши враги в различных структурах пытаются продвинуть санкции по отношению к режиму Каримова, наложить арест на счета Гульнары Исламовны. Особенно стоит ребром вопрос добычи 'гулия'. Есть мнения, что добывать вправе и другие государства, и пора лицензию у Узбекистана аннулировать. Одно из причин этого - якобы нечеловеческие условия содержания заключенных, пытки, казни и убийства. Сам понимаешь, что это - наша обычная повседневная работа. Для этого и направили нас всех на Нептун: одних отсиживать сроки и работать на Каримова, других - следить за этим процессом и наказывать нерадивых.
Ахмаджанов был полностью согласен с методами работы на 'Исламе Каримове', и выразил свою ненависть к предстоящему визиту одним выдохом:
- Вот гады! Хотят вмешаться во внутренние дела нашей республики?
На что Исаев кивнул:
- Да, хотят. Поэтому сейчас многое зависит от нас, особенно от тебя. Нужно сделать так, чтобы наши уроды не попали в поле зрения делегации, иначе - это полное доказательство того, что все подозрения обоснованы. Изолируй их всех, лучше спусти мутантов ближе к ядерным двигателям. Им радиация не страшна, а делегация туда не полезет.
- А виварий? - напомнил ему капитан, показывая пальцем на иллюминатор, где на фоне Нептуна светилась желтым шариком огромная стеклянная емкость, внутри которой вне гравитации плавали обезображенные тела живых людей без костей.
- Ах, да, от этого музея придется избавляться, лишняя улика, - вздохнул Исаев, подходя к столу. Он открыл крышку, под которым был пульт управления. Несколькими ударами по клавишам он послал команду на отстыковку отсека. В ту же секунду заработала гидравлика, которая оттолкнула виварий от летающей тюрьмы. Сработала автоматика: включились небольшие ракетные двигатели, которые стали разворачивать емкость на Нептун. Директор с капитаном наблюдали, как все дальше и дальше удаляется то, что приносило им немало удовольствий, пока оно не исчезло среди спутников. Лишь радар фиксировал движение, пока не загорелся сигнал, означавший, что виварий упал на Нептун. Что с ним стало, никого не интересовало. Может, мощные ветры разорвали на части, или давление расплющило все...
- Ах, жаль, такое интересное заведение было, - вздохнул Ахмаджанов. - Ведь какую мощную воспитательную силу она имела! Заключенные буквально дрожали, едва им обещали кнохенскоп! И мы тоже получали полный кайф от лицезрения этого процесса!
Директор был с ним согласен:
- Да, жаль... Хотя это не проблема. После отъезда делегации сотворим новый виварий, благо заполнить его есть кем... ха-ха-ха!
- Ха-ха-ха! - подхватил Нодир, который ужасно любил работать с кнохенскопом и превращать людей в мессиво.
Тут Исаев посерьезнел и сказал:
- Все пыточные устройства - спрятать... Лучше всего, в цеха, куда никто из этих любопытных нос не засунет... Далее: провести среди заключенных беседу на тему того, что они - патриоты Узбекистана, проходят тут перевоспитание и любят наше правительство. Каждый из них надеется трудом доказать свою нужность обществу и прощение. Заставь выучить их какой-нибудь доклад первого президента республики, пускай цитируют только так по поводу и без повода... Особо заключенные должны настаивать на том, что на 'Исламе Каримове' полностью соблюдаются их права и свободы, нет пыток, нечеловеческого обращения; питание здесь чуть ли не курортное... Ах, блин, придется сказать нашим поварам, чтобы для показухи приготовили самые лучшие блюда, мол, это ежедневное меню всех обителей летающей тюрьмы.
- Может, организовать показательные выступления? Ну, типа, что свой драмкружок или клуб художников и поэтов? - предложил Ахмаджанов. - Или секция художественной гимнастики, йоги...
Идея пришлась по вкусу бывшему судье. Он налил еще по стакану коньяка, и оба выпили, не закусив ничем, хотя на столе были шоколадные конфеты.
- Гм, неплохо... А почему бы и нет? Женщины обязаны исполнить танец независимости и свободы, мужчины спеть что-нибудь из репертуара... как там?.. ну, который гимн сочинил...
- Абдулла Арипов! - подсказал Ахмаджанов, который, кстати, ужасно любил этот гимн и всегда его исполнял, даже когда занимался сексом с Ешуа. Точнее, они оба пели во время эрекции. Это их еще сильнее возбуждало. Обязательным атрибутом был развернутый флаг Узбекистана и горящий герб - все это создавало особую патриотическую ауру. Обычный человек посчитал бы это некой формой извращения, однако никто из администрации летающей тюрьмы так не думал. Символы насилия буквально были выжжены в их тела.
Слегка стало темно в иллюминаторе - это проходил спутник неправильной формы - Протей. Чуть следом шли Наяда и Таласса, мрачноватые на вид небесные объекты. Говорят, что на них Гульнара Каримова мечтала открыть космические отели, однако быстро поняла. Что стоимость путевки будет настолько высока, что о загрузке номерного фонда лучше и не мечтать. Затея была похоронена, хотя на спутниках осталось кое-какое оборудования от изыскательских работ. Закир мельком взглянул на эти шарики и пробурчал:
- Точно... Побольше декораций и счастливой жизни на 'Исламе Каримове'. Картины выхода на свободу, трудовые будни, чтение литературы и просмотр кинофильмов, спорт и сауна, здоровье и досуг... Надо замазать глаза делегации так, чтобы они улетели от нас в полной уверенности, что здесь вполне приемлемо и нисколько нет нарушений.