Мореман почти взялся за ручку двери, когда его окликнули:
- Валер! Ты давно тут?
Колян. Как всегда - слегла пьян. Волосы из-под шапки торчат грязными клочьями, пальто как на вешалке болтается. Вид совсем несчастный.
- Ну, где-то с часок-полтора. А что?
- Ты Верку не видел? Только что здесь была!
- Видел. Пошла куда-то с Мишкой-пузом и Вовашей.
- Опять?! Я только в магазин зашел, сосиски купить на закусь, а она здесь с двумя флаконами осталась. Прошлый раз тоже - купили, она смылась. Потом около моей двери поставила флакон. А там на дне. Я развел - всего только грамм семьдесят получилось. Я картон, бутылки, металл ищу, сдаю, а она меня обманывает. Я что, из-за ее ссаной дырки больше половины терять должен?! Нет, не пойдет! Со мной девчонки помоложе встречаться хотят. А эта - сегодня со мной, а завтра-послезавтра ее не найдешь! Сегодня с утра пришла пьяная. "Подлечи" - просит. Спрашиваю - с кем пила? Смеется. А я что после кого-то полезу? Где она?
Верка - известная личность. Живет в частном доме вдвоем с братом-инвалидом. Тот против того, чтобы она пила. А для Верки это первое наиважнецкое дело. Даже если атомная война начнется, Верка первым делом накушается где нибудь, а потом пойдет интересоваться: а что это, граждане, случилось не пойму? И кто бы ее ни удерживал от пьянства, все равно выкручивается, и надирается каждый день. Прошлым летом брат додумался дома ее запирать. Ворота - на замок, а сам - на работу. Дня два Верка сидела дома. Ворота высокие, не перелезть, а вокруг забор плотный из колючки. Но она и тут додумалась: подкопала под колючкой лаз, и ушла. Всю спину себе ободрала острой ржавой проволокой. Так и ходила в рваной одежде, и в прорехи хорошо были видны глубокие, покрытые гноем и коростой царапины. Гудела несколько дней, потом вернулась. Уселась на бревна возле дома. Брату на вопрос: "Где была"? - отрезала: "У тебя своя жизнь, у меня - своя. А я и здесь - пощелкала по горлу и здесь - похлопала между ног - довольна и сыта".
Работу она потеряла давно. Недавно Колян уговорил хозяйку принять ее приемщицей посуды. Но держать Верку не стали. Сначала она проштрафилась тем, что не давала никому больше пятидесяти копеек не зависимо от количества посуды. Хозяйка поговорила с ней, Верка плакала, обещала изменить поведение. Хозяйка подумала, и простила. Верка била себя в грудь, и кричала, провожая ее: "Да чтобы я еще хоть раз!" Но учудила другое: в тот же вечер устроила попойку, перебила и растеряла стеклотару, а от денег у нее осталось всего несколько рублей. Ее выгнали. Хозяйка предъявила Коляну счет: ты рекомендовал, ты и плати. Колян, проклиная Верку расплачивался, как мог, но долг несколько сотен - погасил.
Сам Колян работал когда-то слесарем на заводе. Получал хорошую зарплату, его ценили. Но когда от него ушла жена, стал пить. Сначала по выходным. Потом - во время работы. Его задерживала охрана завода, ему снижали премию. Зарплата стала заметно меньше, качество работы - хуже. У Коляна тряслись руки, почти до обеда он ходил как зомби, и работать не мог. Его уволили. Вот тут-то Колян начал встречаться с Веркой и пополнил число старателей.
Старатели с утра собирались возле мусорных контейнеров, каждый находил в них что-то нужное: кто бутылки, кто картон, кто цветмет. Потом все это сдавалось в пунктах приема, а на вырученные деньги в аптеке покупались бутылочки с антисептическим раствором, прозванные в народе "бомжиное счастье".
"Бомжиное счастье" убивало зимой и летом. Летом в жару чрезмерно потребляя спирт разбавленный водой, мужики и бабы сваливались в спячку где-нибуть в укромном месте, частенько захлебывались собственными рвотными массами. Зимой - перебравший от холода бомж просто засыпал и не просыпался. Мореман нашел как-то раз такого бедолагу.
Утром, еще темно было, отправился в сторону магазина, находящегося в одном квартале от вокзала. Там в мусорном бачке всегда можно чем нибудь поживиться. Бычки, остатки пива, пивные банки и бутылки, мелкие монеты. Все попадалось там. Один раз Валерке повезло, и он нашел забытый пакет, в котором было запачканное кровью полотенце, кусок хорошего копченого мяса, и помидоры. Валерка несколько дней ел нежданно свалившиеся на него продукты.
Пошарившись в ящиках, Мореман двинулся к остановке троллейбуса. Собирая окурки возле павильона он решил заглянуть всякий случай и за него. Там нашел вмерзшее в лед тело. Мореман подозвал стоящую тут же молодую девушку, ожидающей троллейбус:
- Телефон у тебя есть? Позвонить надо. Там мертвец лежит.
Девушка с испугом поглядела на него, вскрикнула, и впрыгнула в подъехавший транспорт, только он ее и видел.
Ему бы сразу уйти, но Мореман решил посмотреть, кого он нашел. Знакомых среди бомжей у него появилось немеренно. Он склонился над телом. Темнота мешала рассмотреть лицо лежащего. Наконец Валерка понял что видит его впервые. Он собирался подняться и уйти, но ему помешали. Двое полицейских заломили ему руки, и заставили сесть в припаркованный неподалеку автозак.
- С поличным попался, на зону пойдешь.
- Я..
- Заткнись, зараза! Даже если ты его не трогал, все равно посадим. Город без тебя чище будет! Я бы всех, таких как ты - свез бы куда подальше, чтобы вы вернуться не смогли, а потом живите, как хотите. Или подыхайте.
Говоривший молодой сероглазый парень с ненавистью и брезгливостью смотрел на Моремана. Второй молчал.
- У моей соседки один такой поселился на даче. Она пришла туда, он ее ударил по-голове, засунул в рот тряпку, связал, и несколько дней насиловал. Ее нашли и спасли чудом. Сосед на дачу пришел и заинтересовался, что за мужик у бабы Тани появился. Вот он-то и увидел. А эта сволочь все припасы ее сожрала, да загадила все вокруг. Когда скорая приехала, врач сказал, что у нее обезвоживание сильное. Что еще сутки она умерла бы. А тетя Таня - человек замечательный. Она в войну санитаркой была. Раненых на себе с поля боя выносила. У нее медалей на груди больше чем у этого вшей.- Парень ткнул рукой с сторону Моремана.
- И у наших соседей тоже бомж в сарай залез, все припасы попортил. Картошку всю заморозил, а банки, что не смог унести, перебил.
- Искали?
- Нашли. Да что толку? Что с них возьмешь? Отправили в деревню к одному мужику, вкалывает теперь. Плачет. Со скотом возится - ему не хочется. А желает он жить на вольных хлебах. Всю жизнь сволота не работал, а сейчас скотником ему тяжело. Видишь ли ты!
- А моего еще до окончания следствия в камере забили. Правда, он не сразу умер. Еще на больничной койке помучился недельку. Жаль, мало. Я бы ему муки продлил. Тетя Таня до сих пор лечится. И заметно сдала. До этого бравая, шустрая бабушка была. А сейчас: голова трясется, вздрагивает. В войну ни фашистов, ни пуль, ни снарядов не боялась. А тут - мирное время, и такое.
- Да... Собирать их всех. И на урановые шахты оправлять.
Мореман понял, что если не случится чудо, то его судьба решена.
Автозак остановился возле отделения полиции, Валерку выволокли и посадили в обезьянник. Там, за решеткой, отделяющей камеру от коридора, Мореман впервые почувствовал острое желание свободы. Хоть многие бомжи старались ближе к зиме устроиться ненадолго "на прописку".
Для этого совершали кражи, нападали на прохожих, и попав в места не столь отдаленные жили все-же получше, чем на голодной свободе. А Валерка так не хотел.
В камере обезьянника кроме него находилось еще несколько человек. Молодой парень, его ровесник и девушка. Парень, удобно привалившись к стене, устроился на полке, спал. Капюшон куртки, накинутый на голову, почти закрыл ему лицо, и Мореман видел только тоненькие губы, и небольшую бородку в виде полоски на подбородке. Ровесник - тощий мужичонка в засаленной майке трико и тапочках на босу ногу явно страдал от перепоя. Он прижимался к девушке, а та все старалась отодвинуться от него, и все чаще пересаживалась.
- Да сколько можно уже! Пересадите меня в другое место! Я уже больше тут не могу - меня мужик достал! Лапает все время! - взмолилась она дежурному офицеру.
- А ты, как он тебя насиловать начнет, кричи: "Помогите!" Мы и поможем!
- Что поможете?! Насиловать?!
- Может быть! Смирно сиди! Пока плохо не стало! Не серди дядю дежурного!
Мужик в майке опять присел возле девушки, и Мореман наконец-то разобрал, что он ей бормочет:
- Я ее убил. Своими руками. Спрашиваю ее - "Где шуба?" А она смотрит, и молчит. Хоть бы сказала, что не брала. Шуба-то раньше ее была. A потом она соседке продала. Деньги были нужны. Праздник, все такое ... И - жалела. "Я, - говорит, - все равно эту шубу себе верну". Вчера соседка к нам пришла. Сидели, пили. Она собралась домой - спрашивает: "Где шуба то?" А она - молчит. Я ее ударил - молчит. Так и забил до смерти. Хоть бы сказала, что не брала. Почему не сказала?! А соседка убежала. Я убью ее теперь! Выйду и убью! Я ведь решил, что она ее припрятала. Бью ее, спрашиваю "где шуба?" а она - молчит, и только глазами моргает.. Так и забил. Дай я тебя поцелую! Ты - то за что попала?
- Кражу приписывают. Соседка по этажу башкой больна, куда-то свою шапку засунула, кричит - я стащила. А шапка - мусор ночью вынести и то стыдно. Разберутся, выпустят.
- Выпустят, напишешь мне?
- Зачем?
- Как знаешь. А бы к тебе вернулся.
- Убить?
- Тебя - нет. А вот соседку - убью. Вернусь и убью. Шубу требует. А сама без нее пришла. Менты мне сказали, что у нее в прихожей висит. Эх, что ж она молчала! Я - дурак! Поверил! И кому?
Мужик замолчал, а Мореман задумался. Его теперешняя жизнь вдруг представилась ему совершенно в другом свете. Еще недавно он был предметом обожания соседок, его Надежде откровенно завидовали. Он хорошо зарабытывал, любил семью. А сейчас? Кому он нужен? Так же как и этот бедолага, попадет на зону, никто не вспомнит, что он есть.
Дверь обезъянника открылась, два рослых сержанта вывели соседа Моремана и девушки к большой радости последней.
Валерка наблюдал за тем, как отбирают у того и переписывают разные мелкие вещи, а мужик, с глупо-растерянной улыбкой поворачивается, выворачивает карманы, и готовится к перемене в жизни, явно повторяя ситуацию, которая у него уже была раньше.
Оформление бумаг немного затянулось, и Мореман заметил, что мужик уронил пару мутных слезинок.
- Что, рыдаешь? Думать надо было!- оторвался от бумаг один из сопровождающих. - Пошел! Руки!
Мужик сложил руки за спиной, сжав кулаки, и его увели.
- Интересно. Как он поедет до тюрьмы в одной майке? Зима на улице! - подумал Мореман.
И - удивился. Он уже давно никому не сочувствовал, а тут вдруг...