Зимой мы много гуляли, изучали Город, привыкали. Ты привязывала к ногам высокие ботинки на толстой подошве - как гирьки - и мы шли по узким переулкам, мимо старых достопримечательных домов, пустырей, классических фасадов, через ворота и калитки, под арками и колоннадами, переходили проспекты, выходили к реке, шли дальше, шли мимо новостроек, шли, и шли, и шли.
Меня пугали проспекты, а тебя - переулки. Меня раздражал бесконечный праздник, неоднородный мигающий свет, мешанина прерывистых звуков. Электрические фонари, сияющие витрины, светящаяся реклама, автомобильные фары - все это отражалось в стеклах, в лужах, удваивалось, утраивалось, производило истеричное впечатление.
Стоило свернуть вбок, и праздник сразу заканчивался, мы оказывались в глухом безлюдном переулочке, и крыши смыкались над нашими головами. Акустике таких проклятых местах позавидовал бы любой концертный зал, слова, угрозы, лай, стоны, смех, звон, удары и шаги несколько раз подпрыгивали перед нашими носами и исчезали; переулок опять становился мертвым, и странно было представить, что вообще проходил тут когда-то кто-то живой.
Я сжимал твою руку, и мы бежали домой, останавливаясь только перед самым подъездом, задыхались, смеялись, долго целовались и шли пить чай.