Как тяжело... Боже, как тяжело... Надо опять вставать... Надо опять собирать себя в единое целое... Не могу!.. Не хочу!.. Нет больше никаких сил.. Зачем?.. Для чего?.. Всё, что я хотела, со мной уже было...
Слезы текли по её лицу, всхлипы прерывали дыхание. Люба лежала с закрытыми глазами и упивалась жалостью к себе. Вот уже месяц, как она вернулась домой. И каждый день этого месяца она с огромным трудом заставляла себя начать двигаться. Тело стало совсем чужим и не слушалось ее.
Если первое время ей придавали сил воспоминания о её прежней, пусть и мнимой, но счастливой жизни, то со временем невеселая реальность вытеснила эти воспоминания.
Каждое утро она просыпалась с мыслью о том, что не сможет встать с постели, что смысла в этом никакого нет и что ждать хорошего от жизни нечего.
Ей совсем перестали сниться сны. Вообще. В той, "прежней", жизни они играли для нее очень важную роль. Заряжали энергией, давали стимул, наполняли эмоциями и чувствами. А в этой, "нынешней", ей казалось, что она совсем не спит. Просто на миг закрывает глаза, и снова наступает утро. Утро, с его жалостью к себе и изматывающими тренировками.
"Ладно, разнылась тут! Нечего амебу из себя изображать! В туалет-то надо сходить? Или уже "под себя" ходить будешь? А ну-ка, быстренько - ножки спустила с кровати, ручками ухватилась и поднялась! Давай-давай, ты уже можешь подняться на ноги! Ты даже можешь пройтись! Разве этого мало за такое короткое время?!"
Вот так - ругая и подбадривая себя, Люба начала свой новый день. Туалет, душ, завтрак- расписание на первый час.
А ведь когда-то, не так давно, эти процедуры занимали не один час. И если смотреть объективно и оценить изменения за этот месяц, то прогресс очень заметен.
Первые дни, когда она только пришла в себя, Люба почти не могла говорить. Мысли разбегались, и она подолгу пыталась сформулировать предложения, в конце-концов забывая, что хотела сказать. Свою подругу называла мамой, пугая её своими провалами в памяти. Подруга!.. Что с ней было бы без Машки!.. Только благодаря ей, Люба не превратилась в "овощ". Первое время она вообще не могла двигаться, даже шевелиться не могла. Машка своей неуемной энергией заставляла ее делать упражнения, кормила, мыла ее и говорила, говорила, говорила... Хвалила, ругала, плакала вместе с ней... Сколько раз замечала Люба, как Машка сидела, бессильно опустив руки, со слезами на глазах тихонько бормотала: "Господи, дай мне сил... Господи, дай ей сил..." И это Машка, которая не верила ни в Бога, ни в черта!
Да... Мысль о Машке придала ей сил. Вернее совесть включилась на полную катушку и не дала возможности и дальше жалеть себя. Люба была уверена, что никогда не сможет расплатиться с Машкой за то, что она для нее сделала. И жалость к себе считала предательством по отношению к подруге.
"Легка на помине!" - улыбнулась Люба, взяв в руки зазвонивший телефон.
- Привет, подружка! - жизнерадостно сказала Люба, как будто ничего до этого и не было. Показывать перед Машкой свою слабость она считала непростительным свинством.
- Привет, подружка! Как настроение? Как самочувствие?
- Все нормально. Вот сижу, чай пью и как раз о тебе думала.
- А что думала? Наверное, ругала меня, что почти неделю у тебя не была?
- Да ты что?!! Выдумаешь тоже! Не была ты у меня - я ведь сама попросила. А думала о тебе только хорошее. Иначе и быть не может. У тебя как дела?
- Ну... Со вчерашнего вечера, когда мы разговаривали, ничего не изменилось. Ночь прошла спокойно, даже можно сказать скучно. Никто бок не грел. Да и остальные места тоже. А это актуально, знаешь ли, пока отопление не включили. Хоть бы трением погреться...
- Ты неисправима! - засмеялась Люба.
- А что мне исправляться? Я про свое здоровье думаю. Вдруг зарастет там все нафиг? Надо хоть профилактические работы провести... Эх... Ремонтников только на горизонте не видно...
- Маш, я тебя не узнаю. У тебя - и нет никого на примете?
- Да вот, знаешь, что-то не хочется мне действовать старыми методами. И старых ремонтников не хочется... Хочется "большой и светлой любви", хотя бы на сеновале, - засмеялась Машка.
- Я верю - будет она у тебя! И не на сеновале, а в довольно комфортных условиях!
- Твои слова - да Богу в уши! Ладно, Любань, я побежала на работу. Сегодня день загруженный. Если что нужно будет - звони. Для тебя я всегда на связи. Целую!
Как всегда, разговор с Машкой придал ей сил. Люба приступила к своим ежедневным тренировкам по восстановлению подвижности и мышечной массы. Два часа тренировок, душ, обед, отдых. Еще два часа тренировок. Душ, еда, отдых. Следующие два часа тренировок. Провалиться в сон и открыть глаза уже утром следующего дня.
Вообще-то ей грех было жаловаться на свою жизнь. Многие после того, что с ней случилось, уже не возвращались в мир живых, или постепенно угасали, увядая как растение. Пролежав столько времени в коме, она была похожа на скелет, обтянутый кожей. Не могла самостоятельно есть, двигаться. Мышцы атрофировались, желудок разучился нормально работать, волосы очень сильно поредели, даже зубы шатались.
Люба до сих пор не знала, сколько Машка потратила на ее восстановление. И это была еще одна причина для того, чтобы она старалась, как можно быстрее, прийти в норму. Ей было очень некомфортно чувствовать себя должницей. И она подозревала, что до конца так и не сможет расплатиться с Машей.
Сама Машка возмущалась, когда она начинала разговор о благодарности.
- Ты, думаю, совсем обарзела! А если бы мне понадобилась такая помощь? Ты что - не сделала бы то же самое? Чтобы я больше не слышала твоего блеяния про "спасибо"! Может это единственная путная вещь, которую я делаю в своей жизни?..
Когда Люба смогла хоть немного самостоятельно придвигаться, она попросила Машку, чтобы та оставила ее одну на неделю. Сначала Машка возражала, говорила, что еще рано. А потом, видя ее настойчивость, согласилась. Предыдущие несколько месяцев переживания за подругу и тяжелый труд по уходу не прошли для Машки бесследно. Она очень похудела и задорный блеск в глазах довольно сильно потускнел. Им обеим нужно было отдохнуть друг от друга. Очень уж тяжело далось им возвращение Любы в "мир живых".
К концу второго месяца Люба уже просыпалась с приподнятым настроением. Сны все так же не снились, но она набиралась сил. И хотя она была еще довольно худа, "ходячим Бухенвальдом" Машка ее уже не назвала. Кстати говоря, тело после тренировок приобрело гибкость, которую она не имела и в юности, а постепенно вырисовывающиеся мышцы - идеальную форму. Со временем ей стало даже нравиться нагружать мышцы работой. Но однотонность дней начинала угнетать. И Люба стала планировать, как ей вернуться к работе. Правда она не была уверена, что ее там примут.
Хотя главврач постоянно интересовался ее здоровьем. Оказывал помощь, которая была необходима. Говорил, что ждет, когда она вернется. Что ее очень не хватает. Конечно она подозревала какой-то корыстный интерес с его стороны, но и такое внимание было приятно.
Чтобы не потерять квалификацию она стала повторять то, чему училась. Узнавала новинки. У нее как будто открылось второе дыхание, ей хотелось чего-то нового. Захотелось систематизировать практический опыт своей работы, а может и переквалифицироваться. К концу третьего месяца она почувствовала, что может попробовать вернуться на работу. Начало года показалось ей символическим и очень подходящим для такого шага.
Когда она впервые после долгого отсутствия появилась в больнице, то от жалостливых взглядов коллег и больных ей стало дурно. А ведь она считала, что вполне уже нормально выглядит! Главврач, Петр Петрович, закаленный богатым опытом общения с разными больными, смог скрыть свои эмоции по поводу ее вида. Но даже в его голосе ей иногда слышались сочувствие и осторожность. При первой встрече они можно сказать ни о чем не договорились. Он посмотрел на нее, а она на него. Особой необходимости в ее возвращении на работу не было, штат был укомплектован. Но по каким-то причинам, из жалости, человечности или еще из-за чего-то Петр Петрович не говорил ей прямо об этом. Только осторожно намекал о том, что может стоить подумать о другой области медицины, заняться научно-исследовательской работой. Это было созвучно ее мыслям и, договорившись о следующей встрече, они расстались довольные друг другом. Он - тем, что Люба не стала давить на жалость и немедля требовать свое законное место на работе. А она - тем, что ей дали хоть какой-то шанс вернуться в профессию.
Следующая их встреча была более конкретной. Петр Петрович предложил ей поработать в экспериментальной группе по обследованию и лечению тяжелобольных людей. Ему предложили возглавить эту группу, прежний руководитель ушел на пенсию. Область для нее совершенно новая, но очень перспективная и в плане карьеры и в плане научных открытий. "Ты девочка способная, тебе надо расти. Много материала из зарубежных исследований и твое знание английского очень пригодится. Еще и заработать сможешь на профессиональном переводе".
Люба с энтузиазмом начала вникать и учиться. Приходилось участвовать в операциях. До своей болезни ей не приходилось этим заниматься. Раньше был какой-то страх резать или видеть как режут живого человека. Но сейчас она удивлялась своему спокойствию. Эмоции отошли в сторону, и она могла сосредоточиться на поставленной задаче.
Далеко не сразу, конечно, вернулась к ней и прежняя работоспособность и навыки, но она, стиснув зубы, никогда себе не позволяла больше плакать и жалеть себя. Она жива, здорова, при деле, которое ей нравится - чего еще желать? Ааа... Мужчину... Ну, с этим проблемы были еще до болезни. А опыт, пусть и мнимый, она уже получила. Да и какой опыт! После него все мужчины были серыми и неинтересными. И вообще - может там заросло все, как Машка говорит.
Кстати, как, только, она смогла что-то делать по дому, сразу же избавилась от всех напоминаний о НЕМ. Выбросила все диски, плакаты, стерла всю информацию из компьютера. Машка ей рассказала, что когда Люба попала в больницу, приезжал Мохиш. Он приезжал на конференцию и, когда было свободное время, приходил в больницу к Любе. Очень помогал Машке по уходу. Переживал очень и, когда уезжал, просил Машку держать его в курсе. Если будет нужна какая-то помощь, обращаться к нему. Машка спрашивала ее: "Может, ты сама хочешь пообщаться с Мохишем? Мы поддерживаем связь, общаемся. Он все время спрашивает про тебя".
Сначала Люба не хотела выдавливать из себя слов благодарности - сил не было, а потом поняла, что хочет закрыть для себя полностью дверь в ту жизнь. Она хотела жить здесь и сейчас, а Мохиш был напоминанием о прошлом. Она другая, жизнь у нее другая, и Мохишу со всеми воспоминаниями и переживаниями, которые ассоциировались с ним, не было в настоящем места. Как могла, она объяснила это Машке. Возможно, Машка и так и не поняла ее до конца, но разговора о Мохише больше никогда не было.
Не только на неё повлияло то, что случилось с Любой. Машка тоже изменилась. Стала намного спокойней. Возможно, сказалось и физическое и психическое напряжение, но она никуда не ходила кроме работы, ни с кем не встречалась. Даже - о, ужас! - ничего себе не покупала! И это тяготило Любу больше всего. Она не могла пока вернуть Машке хотя бы денежный долг. Как ни прикидывала Люба, никак не получалось откладывать хоть чуть-чуть из заработанных денег. Да и платили ей на новой должности пока совсем немного. Как-то Люба завела разговор о том, чтобы продать или обменять квартиру. Но Машка отговорила ее: "Это всегда можно сделать, вернуть назад уже ничего нельзя будет. Квартира - твой капитал. Слава Богу, ты не нищенствуешь, чтобы продавать ее. Не спеши. С нашей-то действительностью лучше иметь что-то про запас".
В основном они проводили вместе вечера в Любиной квартире, а потом Машка возвращалась к себе. Или оставалась ночевать у нее. Машка иногда смеялась: "Слушай, мы с тобой, как две старушки лесбиянки. И делать вместе уже нечего и расстаться не можем".
Работа все больше увлекала ее. Это было что-то новое, и ей нравилось учиться и осваивать перспективную область. А еще ей очень хотелось посмотреть и перенять опыт врачей из других стран. Америка в этом отношении была одной из первых. Но мечтать об этом было глупо - своих денег у нее не было, а других вариантов она не видела. Тем не менее, интерес к работе не ослабевал, она все больше и больше набиралась опыта. Завоевывала авторитет своим упорным трудом и любознательностью. И неудивительно - у коллег были интересы и помимо работы, а у Любы вся нынешняя жизнь сосредоточилась только на ней.
Петр Петрович все время интересовался ее успехами. Хвалил ее очень часто и подбадривал, когда возникали какие-то проблемы. А когда ей пришла в голову одна идея по улучшению и оптимизации обследования, он даже прослезился от гордости за нее. "Я верил в тебя, девочка! Я всегда знал, что ты на многое способна!"
А вот коллеги "по цеху" восприняли ее идею довольно прохладно. Более того, испортились и личностные отношения. Сначала она не поняла в чем дело. А потом Машка доходчиво ей объяснила.
- Ты работаешь там без году неделя. И уже чего-то добилась и что-то новое придумала. А они после института забыли уже как кровь из вены у пациента брать. Конечно! Не барское это дело - медсестринский труд выполнять! Ты как бельмо на глазу постоянно напоминаешь им, что они как механические куклы на работе - от звонка до звонка. Ладно, не переживай. Это только ступенька для тебя. Плюнь на них и делай свое дело. Я верю - ты пойдешь еще дальше, а они так и останутся на своем насесте.