Ты смотришь на меня. Долго. Внимательно. Неотрывно. Я смущаюсь и краснею. Ничего не могу с собой поделать. Вообще я бойкий, но сейчас почему-то стесняюсь. Наверное, потому что на меня никто никогда так не смотрел. Я отворачиваюсь, но через секунду снова смотрю на тебя. Не могу не смотреть. Твой взгляд завораживает меня, притягивает, заставляет смотреть только на тебя. Неожиданно тебя окликает парень и ты поворачиваешь к нему голову:
- Илюха, чего застрял? Пойдем скорее, фильм через три минуты начинается. Девчонки ждут, да и Ромка с Димкой просили побыстрее! Пошли!
Ты просто киваешь, ничего не говоря. Еще раз бросаешь взгляд на меня и уходишь со своим другом, который нетерпеливо переминается с ноги на ногу и похрустывает поп-корном, который, видимо, только что купил.
Я почему-то чувствую себя донельзя расстроенным, хотя не понимаю, почему. Или нет, понимаю, от этого и расстроился. Мне показалось, что я тебе понравился. Похоже, я ошибся. Опять. Вдруг кто-то хватает меня за плечо, и я вижу перед собой тебя.
- Вот, - говоришь ты и протягиваешь мне листочек.
Я не верю своим глазам и на автомате беру записку. Смотрю на нее. Это номер твоего телефона. И мне становится как-то хорошо, легко, как бывает, когда много выпьешь и тянет на подвиги. Уголки губ ползут сами собой, и вот уже не таясь, я лучезарно улыбаюсь тебе. Ты столбенеешь, а потом неуверенно улыбаешься мне в ответ.
- Ты позвонишь мне?
Я, не в силах вымолвить ни слова, просто киваю, и твоя улыбка становится более уверенной.
- Тогда до встречи!
Я все еще стою, открыв рот, и смотрю, как ты убегаешь вслед за своим приятелем.
Глава1.
Тот день, когда я познакомился с Ильей, был, мягко говоря, не самым удачным в моей недолгой жизни. Читай один из худших. Я в пух и прах разругался со своим лучшим другом Толяном, успел поссориться со своей сестрой, а когда на ее защиту встала мама, и с ней тоже. Для полного комплекта не хватало только отца, но он, к счастью, был в командировке. А если б был дома, то я не сомневаюсь, чью сторону он бы занял. Так уж повелось, что я в нашей семье самый младший, а значит, как у нас полагают, несмышленый и глупый. Ну конечно.
Так вот, поссорился я с домашними, позвонил Тольке и, надеясь на поддержку друга, принялся с негодованием рассказывать о своих злоключениях. Тольку, скотину такую, мои страдания не зацепили, более того, он рассмеялся и сказал, что согласен с моей сестрой, чем привел меня в бешенство, а потом заметил, что имя свое я полностью оправдываю: ни дать ни взять Иванушка-дурачок. Такое я уже стерпеть не мог, послал его далеко и надолго и отключился. Минут через пятнадцать он, правда, пытался мне перезвонить, но я, хотя к тому времени и успел остыть, решил не отвечать и сбросил вызов. Нет, не из вредности, а чисто в воспитательных целях.
Еще через пятнадцать минут он прислал смску со словами "Не злись, чудо. Я пошутил." Ах, пошутил? Ну, я тоже умею шутить. Я выключил телефон и убрал в рюкзак.
Ага, представляете, я хожу с рюкзаком! Итак, блин, не выгляжу на свои восемнадцать, выпивку не могу спокойно купить - продавать отказываются, а с рюкзаком и вовсе за восьмиклассника принимают. Я опять начал злиться. Этот козел Анатоль специально мне его подарил, гад, знал, что я не смогу его расстроить и приму подарок. А кроме этого говна, больше ничего нет, мать отказалась покупать новую сумку, пока я эту не изношу. Так что сейчас я был в активном поиске работы, да. Никогда бы не подумал, что какая-то мелкая вещь может стать мощным стимулом для больших свершений.
Несколько дней до того я увидел объявление о том, что в кинотеатр "Алмаз" (который я тут же окрестил для себя "Камаз") требуется бармен. Может, после ссоры, в плохом настроении и не следовало бы идти насчет работы, но я решил так еще утром, когда небо было голубое, солнце ярким, а меня еще не тыкали носом в дерьмо. Я упрямо решил не менять планы. Типа "не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под вас", и отправился на встречу судьбе.
На работу меня не взяли. Оказалось, что чуть раньше в тот же день они уже нашли кого-то. Я в очередной раз подумал тогда, что день - полный отстой, когда ощутил на себе чей-то взгляд. Это был Илья. То есть, тогда я еще не знал, как его зовут, но буквально утонул в его взгляде и, будь моя воля, смотрел бы на него так вечно. Он уже почти ушел, но все-таки вернулся и всучил мне записку с номером его телефона.
После встречи с ним я был как на крыльях, даже забыл, что поругался с сестрой и матерью. Все мои мысли вертелись только вокруг него. Я видел его впервые, но почувствовал, как будто давно с ним знаком. Может, это и есть то самое, что принято называть родственными душами, которые узнают друг друга в любом воплощении, в любой жизни?
Я даже не заметил, как дошел до дома и позвонил в дверной звонок. Дверь открыла мама с видом солдата, готового умереть за родину, и растерялась, когда я, рассеянно ей улыбнувшись и сняв кроссовки, пошел, не говоря ни слова, в свою комнату.
- Что-то случилось? - донесся до меня ее голос.
- А? Ааа, нет, - протянул я и закрыл за собой дверь.
Только приняв душ и надев пижаму, я позволил себе снова взять в руки драгоценный листочек и мечтательно вздохнул. Я решил, что позвоню ему завтра утром, но пожевав нижнюю губу (плохая привычка, я знаю), нахмурился: а не слишком ли это скоро? Подумает еще, что я ему навязываюсь. Я упал на кровать, схватил подушку и прижал к себе. Потом понял, что веду себя как девчонка. Позвоню ему после занятий.
Раздался стук в дверь, а затем слегка приоткрылась и в проеме появилась Ленкина голова:
- Тебе ничего не нужно?
Я недоуменно посмотрел на нее:
- Нет, ничего.
Она внимательно посмотрела на меня. Так смотрят на бомбу, решая какой проводок перерезать: одно неверное движение, и все взлетит на воздух. Потом облегченно вздохнула, поняв, что сегодня взрыва не будет, и пожелала спокойной ночи.
Я поставил будильник на шесть и лег спать. *** Весь следующий день я не выпускал заветный листок из пальцев. Во время пар я через каждые десять минут лазил в карман джинсов, проверяя, там ли записка, а на перерыве снова и снова перечитывал номер, запоминая его наизусть. Толька заметил, что я ношусь с этой бумажкой, как курица с яйцом, и поинтересовался, что в ней. Естественно я не стал распространяться, что это номер телефона парня, который мне жутко понравился.
Честно говоря, Толька не знал, что я гей. Не знаю, почему, но я не решался ему рассказать. Наверное, я боялся, что он отдалится от меня, и мы постепенно перестанем быть такими близкими друзьями, какими были сейчас. Нет, Толян не был гомофобом и терпимо относился к любым проявлениям нестандартности, но я все равно не мог.
Утром перед парами Толька вел себя точно также, как моя сестра вчера, и, вспомнив об этом, я не мог не рассмеяться.
- Я не сержусь, Толь. - заверил его я. Толька удивился и уже открыл рот, чтобы спросить, что случилось, но промолчал, так как в этот момент в зал вошел препод.
Толька не мог понять причину такой перемены в моем настроении, а в перерыв увидел записку. Естественно, он заинтересовался. Хотя нет. Заинтересовался он еще утром, когда вместо хмурого меня увидел меня улыбающегося. А сейчас он и подавно хотел выяснить, что случилось.
Вообще Толя любит меня подразнить. День не проходит для него хорошо, если он как-нибудь не подшутит надо мной. Его подколки меня иногда доводят просто до белого каления, а он искренне веселится. Вот и сейчас он ухватился за записку, которую я держал, и попытался вырвать ее из моих рук. Признаюсь, я немного запаниковал: он - парень умный, и, наверняка, просек, что мое настроение имеет романтическую причину, а телефон был написан корявым, явно мужским почерком.
Как известно, паника приводит практически всегда к одному единственному результату: плохому. Я не стал исключением. Записка разорвалась на две неровные части, немного по сгибу, разрезав цифры пополам, и вниз, делая невозможным разглядеть последние несколько цифр. Я тихо охнул. Да, я смотрел на эти цифры много раз и почти выучил номер наизусть. Но не до конца.
Я судорожно стал вспоминать их. И вспомнил. Все, кроме двух последних. Дыхание перехватило, а горло сжало. Вот и все, я больше не увижу Илюшку, пронеслась мысль. А потом к глазам подступили слезы. Я толкнул Тольку и, давась слезами, выбежал из столовой.
К сожалению, институт - это не то место, где можно побыть в одиночестве. Здесь можно шумно повеселиться, поспать во время лекции, получить неуд за экзамен, но не как не поплакать наедине с самим собой. Это я понял, когда сидя у расписания нашего факультета (единственное место в нашем крыле, где имеются скамейки) и тихо всхлипывая, услышал гвалт сочувствующих девчачьих голосов.
На самом деле, я люблю, когда девчонки обращают на меня внимание. Из-за внешности или из-за чего другого - не знаю, но когда они видят меня на горизонте, у них просыпается нечто вроде материнского инстинкта: они причитают, какой же я худенький, делятся всякими сладостями, которые я обожаю (ну да, я сладкоежка, а что такого?), всегда дают списывать, подсказывают на экзаменах и любят трогать мои светлые кудряшки (вот это я не очень люблю).
Но сейчас был не тот случай. Вокруг словно загудел улей с пчелами, и со всех сторон послышались вопросы типа "Что случилось?" и "Кто тебя обидел?" Потом подтянулась пара парней, и один из них сказал, что Толька меня ищет по всему институту. На мгновение мелькнула злорадная мысль: пусть побегает. Но потом я вспомнил, из-за чего весь сыр-бор, и решил, что не хочу его видеть. Козел.
Я быстро вытер слезы рукавом свитера и, посмотрев по сторонам, отправился в единственное место, недоступное девчонкам, - мужской туалет. *** Достигнув пункта назначения, я заперся в одной из кабинок и уж здесь, не таясь, зарыдал в голос. Слушать меня было некому: пятью минутами ранее прозвенел звонок и толпа студентов рассосалась буквально в считанные секунды, поскольку в нашем институте опоздание было себе дороже.
Слезы лились и лились, я, честно говоря, уже устал плакать и тяжело дышал. Наконец, я отмотал себе приличную ленту туалетной бумаги, высморкался, кинул в ведро - благо туалет, все под рукой, никуда ходить не надо - и вышел из кабинки.
И наткнулся на Толяна. Однако я не растерялся, быстро отступил обратно и закрыл дверь. И что теперь? Он не уйдет, а я не выйду. Мне что, до вечера теперь здесь сидеть?
- Ванька, - он постучал в дверь, - выходи.
- Как только ты уйдешь - так сразу.
- Ну не упрямся, - устало вздохнул он. - Я за тобой по всему институту бегал.
- Я тебя не просил. И вообще, я с тобой больше не разговариваю.
- Ты прям как ребенок. Детский сад, ей богу.
Я начал тихо закипать: ненавижу, когда меня называют маленьким или ребенком. Отошел от двери и прислонился к стене.
- Я же не специально. Ты сам виноват.
- Я? - у меня аж дыхание перехватило от возмущения.
- Ну не я же. Не надо было тянуть. Я просто хотел посмотреть.
Ну все, сейчас ты у меня получишь по морде, решил я и открыл дверь. С разбегу налетел на него и начал бить, куда мог дотянуться, а дотянуться я мог только до шеи. Знаете, маленький рост для мужика - это проблема. А особенно унизительно, когда даже родная сестра выше тебя на полголовы. Хотя говорят, что человек растет до двадцати лет, так что я пока не теряю надежды.
Тольке мои удары были как комариные укусы. Он только отмахивался и старался ненароком не ударить меня. От этого мне стало совсем плохо, и, поняв, что я ничего ему не смогу сделать, я снова позорно разрыдался. Толя перехватил мои руки одной своей рукой, а другой крепко прижал меня к себе.
- Ну все, все. Перестань плакать, чудо. Прости меня. Я виноват. Мне не следовало вырывать у тебя этот несчастный листок. Прости. Не плачь.
Я слушал его успокаивающий голос и понемногу остывал сам, пока совсем не затих, всхлипнув напоследок пару раз. И только сейчас до меня дошло, что в каком компрометирующем положении мы находимся: два парня обжимаются в туалете во время пары. Даа-а-а-а. Я слабо (сильно просто не получалось) затрепыхался в его объятьях, пока он, наконец, слегка не отстранил меня от себя и не заглянул мне в лицо. Он отпустил мои руки и стер последние капли с моих щек, а затем улыбнулся.
- Успокоился?
Я не знал, что сказать, поэтому просто кивнул. Что-то было во всем этом неправильное. Этот нежный взгляд, заставляющий сердце против воли учащенно биться, мягкие руки, улыбка...
Ну ладно, я гей, но Толян же натурал, так какого лешего он так на меня смотрит? Так, стоп. Он смотрит на мои губы? Я начал медленно краснеть. Ничего не мог с собой поделать. Вообще когда кто-нибудь начинает на меня заинтересованно смотреть, я становлюсь по цвету неотличим от помидора. Какая-то нехорошая черта, но, к сожалению, абсолютно мне неподвластная.
Я, наконец, вырвался из его объятий, и на этот раз он не стал меня удерживать. На мгновение я почувствовал сожаление, но потом вспомнил, что это же Толька, мой друг, почти как брат мне. Молчание затягивалось. А потом Толя что-то достал из кармана. Это оказалась записка.
- Я ее склеил, хотя толку мало, последние две цифры не видно. Но ты не переживай, скажи, чей это номер, и я постараюсь найти его обладателя.
- Я... я не знаю. Это номер парня, с которым я вчера познакомился, - расстроенный и в задумчивости, что теперь делать, я даже не думал, что говорю. - Он мне очень понравился. Да и я ему, по-моему, тоже. Похоже, я влюбился. - И только тут до меня дошло, что и кому я говорю: воцарилась тишина с большой буквы т.
- Что? - переспросил Толька каким-то странным голосом. Если бы я его не знал, я бы подумал, что в нем звучали ревность и злость - Что ты сказал? С кем ты познакомился?
Я нервно сглотнул и, чтобы не смотреть на него, перевел взгляд на его руки. Они были сжаты в кулаки. В одном - та самая записка, которая, похоже, только что лишила меня друга. Мне было нечего ему ответить. Да что там, я боялся даже посмотреть ему в глаза.
Я повернулся и пошел к выходу. А Толька... Толька меня больше не останавливал.