Угарит (2)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Угарит, или Правдивое повествование о пророчице Юлийе из Беляева, и о доблестном воине Бен-Ямине Сокольническом. Часть вторая из трех.
|
Часть вторая. Финикия.
21.
Боюсь, тот возглас, который мы, не сговариваясь, издали, едва ли допустим в приличном обществе. Но, с другой стороны, а что еще мы могли сказать? Угодить в какую-то задницу мира, да еще в офигенно доисторические времена, угрохать уйму сил и времени на поиски пещеры перехода, попасться на приманку местных аксакалов, поверить (ну ладно, убедить себя!), что вот сейчас мы с их помощью наконец найдем долгожданный туннель времени, и вместо этого напороться на портрет этого аргентинского маньяка и стеклотару, которой в базарный день цена копейка? А дальше - только междометия!
Похоже, сопровождающие нас лица ожидали какой-то другой реакции. Во всяком случае, на их физиономиях явно отразилось беспокойство, кто-то даже что-то попытался вякнуть, но страж чаши сделал жест и все снова заткнулись, напряженно вглядываясь в нас. А мы стояли как два болвана и тупо пялились на пожелтевшую бумажку с бородатой рожей и граненую бутылку. Стоп! Почему граненую? Кока-кола же давным-давно таких бутылок больше не выпускает. А-а-а, все понятно, я просто брежу... Это все жара, нервы, расстроенное воображение, вот и мерещится невесть что. Скоро тебя, Юленька, под белы рученьки да в рубашечке с длинными рукавами препроводят в соответствующее заведение и определят на продолжительный отдых. И прявильно сделают, между прочим, а то совсем уже несусветная чушь в голову лезет. И вообще, нет никакого Угарита, это все дым, мираж, это мне на пляже голову солнышком напекло. Я в своей эпохе, в нормальном человеческом мире, а бутылка... Ну мало ли какой мусор в этих диких странах заваляться может...
Но почему тогда Венька тоже отреагировал так же, как и я? Ему-то что привиделось? И вообще, бутылок от Кока-Колы мы, что ли, не видели? Чего так волноваться-то? Я потрясла головой и ущипнула себя за руку в надежде, что все эти античные руины развеются, и я увижу нормальный человеческий мир, в котором люди говорят на понятном языке и не приносят жертв диким богам с покореженными детородными органами.
Но увы, окружающий пейзаж ни на йоту не изменился, только Венька с обалделым выражением лица медленно приблизился к святилищу и аккуратно, словно боясь, что он рассыплется, взял в руки портрет. Потом он сделал мне знак приблизиться и, оглядываясь по сторонам, тихо зашептал по-русски:
- Юль, по-моему, я сбрендил окончательно. Но там в подписи французские буквы. И вообще, это журнальная вырезка. Я ни-че-го уже не понимаю, абсолютно ничего.
Ну уж если он ничего не понимал, то я и подавно. Мы пялились на свеженайденные артефакты как бараны на новые ворота, пока к нам не подошел давешний хранитель музея и не обратился к Веньке в самых почтительных выражениях. Их разговор я понимала с пятого на десятое, однако уяснила, что портрет, оказывается, принадлежит мне, и что любезный старец пытается убедить нас, что все святыни были сохранены в максимальной целости и сохранности.
Нет, тут точно кто-то спятил окончательно и бесповоротно. Как это я умудрилась наразбрасывать тут французских журналов за стотыщ лет до Алена Делона? Я почувствовала, что у меня в самом буквальном смысле слова едет крыша. Виски словно обручем стянуло, а стены поплыли перед глазами так, что я была вынуждена быстренько плюхнуться на пол, чтобы банально не грохнуться в обморок он переизбытка невпихуемой в сознание информации.
Я потрясла головой, чтобы обрывки мыслей попытались хоть как-то уложиться в моих несчастных мозгах, и внезапно заметила сбоку в камне какое-то углубление. Стоящим в комнате людям оно не было заметно. И вообще, увидеть его можно было только так, сидя на полу и изрядно изогнувшись. А в углублении что-то явно лежало. И это что-то было подозрительно похоже на замусоленные листки бумаги. Протянув руку, я осторожно вытащила из тайника заначку, но не удержалась и громко чихнула от поднявшейся пыли.
- Юлька, а это что такое? - и не успела я опомниться, как Венькина лапища выхватила у меня новую находку.
- Ну, ты... - попыталась было я отстоять свое право на трофей, но Венька внезапно довольно сильно сжал мое плечо и буквально впился глазами в покрывавшие бумагу строчки.
Мне показалось, или они действительно были написаны шариковой ручкой? Только в темноте было не разобрать этих каракулей. А еще говорят, что с ума вместе не сходят... Еще как сходят. Судя по всему, мы с Венькой точно сошли. Причем уже весьма давно...
- Дай сюда, я английский лучше знаю, - Венька и тут умудрился сыграть любимую роль Главного охотника на мамонтов, - дай, я разберу!
- Какой английский, лингвист хренов? - завопила я, - это что вообще тут такое происходит? Что за библиотека иностранной литературы? Мы в древности или где? Или мы домой уже вернулись, и тут опять верблюды и шаурма, и "гиф ми уан дуляр плиз"?
- О, это хорошо бы, - с энтузиазмом отозвался Венька и немедленно высунулся наружу. Впрочем, торчал он там недолго.
- Иди сюда, Юль. На свету прочитаем. Тут по прежнему до нашей эры. Но, кажется, мы стали ближе к отгадке. Вон, уже третий артефакт...
Ага, на следующий уровень он переходить собрался. Только патронов и апетечек набрать не успели... Вот же пацан!
22.
На самом деле, когда я выглянул тогда на улицу, я даже был рад увидеть всё тот же полуразваленный город и его замурзанных жителей, столпившихся в немом ожидании у входа в свое святилище. Чего они ждали от нас? Решения своей судьбы, судя по всему. И что мы могли им предложить, если и собственной судьбой не распоряжались? И ни-че-гошеньки в ней не понимали?
Вот именно потому и не хотелось так резко возвращаться, ни в чем не разобравшись, ничего не поняв... Ну да, ничего не прихватив с собой для памяти. Домой, конечно, хотелось, но хотелось попасть туда не жертвами обстоятельств, а их победителями.
- Что это такое? - спросил я у местного жреца.
- Письмена Вестников, - важно ответил мне он.
- Ты читал их?
- Кто из смертных читает на языке богов?
- Ну, мы читаем, - буркнул я, - и не такие уж это боги, просто иностранцы...
Оставалось во всем разобраться самим, и на свету было делать это куда удобнее. Написано было, кстати, вовсе не ручкой, а карандашом - это Юльке в темноте и с перепугу показалось, что ручкой. Почерк был уверенный, даже, я бы сказал, напористый, с сильным нажимом. Явно мужчина писал. Кое-что приходилось разбирать по следу на бумаге, где графит стерся. Но на первой странице почти ничего нельзя было прочитать, только обрывки фраз: "...where on earth we were. Pretty strange place, didn't look like anything...". "...где это мы оказались. Что за странное место, не похоже ни на что..." - перевел я, и стал продираться сквозь грязь и потертости дальше, но на этой странице разобрать можно было только отдельные слова: "Syria... back home... any chance at all... kind of no return ... that crazy girl... Ugarit, or what?" Что ж, этот человек знал Сирию и, похоже, не знал Угарита. Значит, мы тут - не первые гости. Уже интересно.
Вторая страница читалась гораздо лучше. Еще бы, первая служила тетрадке обложкой, и было прекрасно видно, что люди, бережно хранившие сей артефакт, о сохранности текста на первой странице ничуть не заботились. Но оборотная ее сторона уцелела куда лучше, запись даже была датирована:
"10th after landing, 1000+ BC, city of Ugarit". Интересный способ датировки... А что ему еще оставалось? Тоже без календаря, видать, жил. "10-е после высадки, 1000+ до Р.Х., город Угарит". И, чуть не вырывая друг у друга тетрадку, мы погрузились в чтение... Юлька не так хорошо знала английский, поэтому мне местами пришлось для нее переводить. Зато она лучше разбирала уже почти совсем стершиеся штрихи карандаша.
"Действительно, город Угарит, будь он неладен. Самое смешное, что девчонка понимает местный язык, хоть и с трудом. В университете она не только на демонстрации, оказывается, еще и учила этот самый угаритский. Прогрессивное направление, как же. Будущее семитологии. Интересно, это ее штудии притянули на наши задницы все эти приключения?
И я тоже хорош, ее слушаться и выходить в море в такую погоду, да еще по тому маршруту... Хотя, если нас выбросило на сирийский берег, может, та пещера и древний Угарит - не такой уж и плохой выход. Не знаю, что сделали бы сирийские красные с таким парнем, как я. А Жюли зато хлебнула бы социализма. Ее бы в самый раз в Ханой, Москву или Гавану - а ее зачем-то в древний Угарит. Ее, а заодно и меня.
Пещера в обратную сторону не работает, мы уже пробовали и не раз. Нас здесь, похоже, принимают за каких-то ангелов. Пока еще не решил, как к этому относиться".
- Ну прям как у нас! - Юлька явно начала приходить в себя, - слушай, давай посмотрим в самом конце, может быть, там написано, как отсюда выбираться?
Но самого конца не было - это были всего лишь несколько первых страниц, вырванных из какого-то блокнота. Так что оставалось читать всё по порядку.
"14-е после высадки, город У. Деваться некуда, учу местный язык. Жюли треплется уже вовсю. Талантов у девчонки не отнимешь. Еще она заявила, что теперь между нами все кончено. Смешно. Стоило попадать сюда, чтобы обнаружить, что я - грязный империалист, шовинист, расист и все такое прочее. В частности, не собираюсь почитать местных обрядов - в языческие капища ходить, то есть.
Я бы много на это сказал, будь мы дома. Но дома еще нет, и говорить нечего, а держаться нам друг друга надо, больше некого. В этом десанте прикрывать спину друг друга мы просто обязаны, так и сказал. Зря только бисер метал, рассказывал ей про ребят, и как мы от Ялу отступали... Только пуще разъярилась: мол, я опять про свои военные подвиги, а прямо сейчас где-то там под Сайгоном детей убивают такие же империалисты. Интересно, а когда мой отец их освобождал в 44-м, ее родители тоже про империализм задвигали? Будто Ким лучше Адольфа.
Смешно: нет ведь ничего этого, ни Сайгона, ни империализма. Нет и не скоро будет. Есть этот гребанный доисторический мир, где они что ни дело молятся идолам, а еще жрут, пьют и трахаются прямо как у нас. Но мне из-за Сайгона в этом простом развлечении отказано, да и не больно-то хотелось.
Уроки, правда, продолжать не отказалась".
- Жюли, - сказала тут Юлька.
- Что?
- Тут была какая-то Жюли.
- Ну да. А что?
- Тёзка моя. Понимаешь?
- И что?
- Хорош уже тупить, Сын Десницы с расцафонистого Цафона! Они меня за нее приняли, понимаешь? Йульяту, вестница богов - это же та самая Жюли! Ну, и я по совместительству. А этот, который писал, империалист который - это ты.
- Я-то тут при чем? И не похож я на него вовсе...
- Ну да, не похож! Ты смотри, тоже герой-завоеватель, одной дубиной семерых побивахом, - смех у Юльки был какой-то ненормальный, истерический.
- Кто это писал? - спросил я тогда жреца, внимательно следившего за нами.
- Вы и писали, Вестники, - ответил он.
- Да не мы это. Просто... просто такие же люди из будущего.
- Такие же люди из такого же места. Бин-Ямин и Йульяту. Я же говорю, Вестники, это написали Вы. Возьмите себе свои писания и верните Угариту его судьбы!
- Мы бы взяли, - сказал я уклончиво, - но тут же не всё. Где остальное?
- Как сокрою правду от тебя, посланник богов, и от твоей светозарной спутницы? Много есть на свете людей, жадных до Писаний Вестников. Долог и сложен был их путь Отец моего отца...
- То есть, - не терпеливо перебил его я, - продолжения у тебя нет?
- Нет у раба твоего продолжения Писаний, - печально согласился он, - и, видимо, нет потому счастья для Угарита.
Я ничего не ответил на это. А что было отвечать? И стал читать дальше.
"16-е. Вроде помирились. Она тоже дневник ведет, оказывается.
Пробовал соорудить перегонный куб, не получилось. Кислятину эту не могу. А морская кухня у них отличная, вчера ели жареных осьминогов.
Расходные к полароиду уже почти закончились. За последнюю бутылку колы получил серебра точно по весу. Что дальше? Бизнес тут организовать - но какой?
Прямо Робинзоны, только яхта осталась в нашем времени, не сплаваешь на нее за магнитофоном, к примеру, или фотоальбомами. Они бы хорошо тут пошли, не говорю уж об инструментах. А у меня только рюкзак с собой с самым необходимым.
Вчера спрашивали про мою Библию. Не знаю даже, как им объяснить. У них тут клинопись на глиняных табличках, или папирус, но ведь не в материале дело. Надо срочно учить язык, уже что-то понимаю, но сказать мало что могу. Очень уж странный, на арабский мало похож. Ладно, я в свое время даже по-корейски что-то сказать мог. Разберемся.
Ну ладно, выучу, а что им скажу?"
- Ну, вот и кола, - удовлетворенно заметил я, - скоро и про Чебурашку будет.
- Че Гевару, - машинально поправила Юля, - он же Шад Гиббару.
- А там, глядишь, и подсказки, как выбраться...
- Ага, и чит-коды с солюшенами. Не наигрался?
- Да отстанешь ты или нет со своими подколками? Кто в пещеру-то полез?
- Ладно, ладно...
"30-е. Давно не писал, много событий. Не ожидал от Жюли, и вообще все переменилось самым неожиданным образом. Попробую описать по порядку. Интересно, хоть кто-нибудь это прочтет? Графит никуда не денется, но вот может ли бумага прожить три тысячи лет? Только в особых условиях, которых здесь ждать не приходится: например, в египетских песках. Осталось попросить египетских купцов увезти мои записи к себе и закопать где-нибудь в Гизе или Оксиринхе. Хорошо заплатить, а еще лучше подарить полароидный портрет - за такое они на все согласятся. Не столько даже портрет ценен, сколько страшно, что себе его оставлю.
Ладно, я отвлекся. Итак, что было..."
На этом тоненький обрывок тетрадки заканчивался - вот тебе, бабушка, и солюшены с читкодами.
23.
Пусть меня разорвут на тысячу маленьких медвежат, если я понимала хоть что-то в этом абсурде. Пока что более-менее внятно у меня оформились только две мысли. Во-первых, эти самые Вестники, или как их там, загремели в авантюру во времена, когда наши родители в детский сад ходили, отсюда и такие экзотические артефакты.
И, во-вторых, судя по всему, Ближний Восток - место странное и подозрительное, в нем и время, и пространство нашпигованы дырками примерно как голандский сыр. Только в отличие от сыра эти все дырки только в одну сторону работают.
Я внезапно почувствовала себя как воздушный шарик, из которого вышел весь воздух, и теперь он никому ненужной тряпочкой валяется в придорожной канаве. Примерно так же валялась и я, не в силах остановиться и прекратить истерику, которая в одночасье накрыла меня, к вящему ужасу и жреца, и, главное, Веньки.
Бедный парень страшно перепугался, уговаривая меня успокоиться и перестать, а меня трясло и колотило так, что в итоге он не нашел ничего лучшего, чем обнять меня и прижать к себе как маленького перепуганного ребенка.
- Кончай уже, - растерянно шептал он, - всю рубашку мне насквозь промочила... ну ты что... хватит уже... ну Юль... Ну что с тобой, в конце концов?! Ну сколько можно реветь?
Как оказалось, реветь можно долго, особенно если это была первая моя истерика с самого начала нашего дурацкого приключения. Наконец кто-то сунул мне к самым губам чашу с водой, я попробовала глотнуть, подавилась, закашлялась и наконец с умела чуть-чуть перевести дух. Венька смотрел непонимающе и трвожно и выпускать меня пока не собирался. А мне после таких слез и не хотелось от него отрываться, наоборот, хотелось еще сильнее согреться и перестать наконец дрожать мелкой противной нервной дрожью.
- Венечка... не будет там никаких подсказок... не надейся, - прошептала я парню в самое ухо и чуть-чуть отстранилась, чтобы увидеть реакцию.
- Почему? - непонимающе нахмурился тот. - С чего ты взяла, Юль? Мы же только самое начало рукописи прочли, сама слышала, у нее и другие части есть, может, в них что-то более толковое написано.
- Ну как ты не понимаешь? - меня охватила досада оттого, что Венька не понимает таких очевидных вещей. - Ну смотри сам. Бутылка шестигранная, Че этот - это какие годы? Ну никак не наша эпоха, а семидесятые. Или даже конец шестидесятых, вот. И что ты думаешь, если они тут и правда побыывали, Вестники эти, а потом к себе домой вернулись, неужели это так бы и осталось незамеченным, да еще на Западе? Да из этого сенсацию бы сделали еще покруче Гагарина с космосом. А теперь подумай, ты хоть что-то слышал про путешествия во времени? Про настоящие, про Угарит этот?
Венька с сомнением покачал головой. Я кивнула в ответ.
- Вот и я не слышала. А это что значит? Что либо они не вернулись вообще, либо вернулись, но им настолько никто не поверил, что их просто-напросто закатали в психушку на опыты, теперь понимаешь?
- Может, просто засекреченная информация была? - задумчиво проговорил Венька. - Знаешь, как всякие космические программы секретили? Дело-то какое неоднозначное...
- Вряд ли, - я вдруг почувствовала себя очень уставшей. - Неужели ты думаешь, что на волне всевозможных сенсаций в восьмидесятые-девяностые эта история хотя бы тенью, намеком не всплыла в прессе? А ведь не было ничего такого, я хорошо помню.
- Значит... - тут я с трудом удержалась, чтобы снова не разреветься, - Значит, никто, Венечка, никуда не вернулся. И мы точно так же в этой заднице загнемся, как и они, весь вопрос только в том - как быстро.
Я с раздражением пнула стену святилища, по толпе пробежал шепот, словно публика пришла в ужас не то от гнева богини, не то от такого вопиющего святотатства.
- Слушай, Юль, - Венька внезапно стал как-то строже и суше, - Кончай свои истерики, ясно? Поревела - и будет, давай бери себя в руки, и давай решать проблемы по-взрослому, а не как девчонка малолетняя. А то ты что-то и так слишком много под мелкую косишь и выделываешься. Это все понемножку хорошо, а в больших количествах утомляет, ясно?
- Ясно, - неожиданно для самой себя ответила я, - Я... я постараюсь...
Почему-то мне совершенно не хотелось больше ни самоутверждаться, ни спорить с Венькой, словно мои слезы и его объятия что-то изменили окончательно и бесповоротно. Я последний раз всхлипнула, восстанавливая дыхание, промокнула Венькиной рубашкой последние слезы и попыталась в шутку взять под несуществующий козырек.
- Что делать будем, господин начальник? - поинтересовалась я, пытаясь взять легкий и непринужденный тон.
- Да ладно тебе, - отмахнулся Венька, -Давай лучше по городу побродим, раз уж нас сюда занесло. Может, еще какие следы предшественников найдем? Судя по всему, они тут не день и не два прожили, наверняка наследить должны были.
- Ну давай, - согласилась я. В конце концов, действительно интересно, что тут могло еще остаться от этих неведомых парня с девицей. И как их сюда занесло, спрашивается? И при чем тут французский журнал, если парень явно англофон?
В общем, вопросы множились как кролики, а вот с ответами было как-то плохо. Мы побрели куда глаза глядят, без особого плана. Просто раз уж оказались в этих руинах, надо было действительно попытаться отыскать хоть какие-то следы пребывания предшественников.
Судя по сохранившимся руинам, город когда-то был и впрямь большим и красивым. Только кто ж его так разнес вдребезги и пополам? И почему, за что? Все-таки никак у меня не укладывается в голове эта древняя жестокость и безумие уничтожения...
Спутники наши держались позади, видимо, почувствовали, что не стоит нам сейчас слишком досаждать своими разговорами. Довольно долго они вели себя весьма деликатно, но в тот момент, когда я, споткнувшись о большой камень, хотела свернуть в некое подобие переулка, жрец кашлянул и осторожно поинтересовался, на что так сильно разгневалась светлейшая Йульяту, что даже не хочет зайти в свой бывший дом, точнее в то, что от него осталось.
Дом? Мы с Венькой переглянулись, ощущая себя порядочными ослами. И правда, как мы не подумали, что предшественники должны были где-то жить? Да, мозги нам крепко поотшибало. Но раз уж мы оказались у жилища этой самой неведомой Жюли, пройти мимо было бы верхом идиотизма.
В итоге Венька ответил что-то типа того, что Госпожа огорчена тем запустением, в который пришел ее дом, и мы, пригнувшись, протиснулись между двумя кучками камней, явно оставшихся от былой передней стены. Внутренняя часть дома, как ни странно, была разрушена не так уж и сильно. Дырки в крыше, конечно, зияли, но было их не слишком много. Более того, кто-то явно пытался поддерживать минимальный порядок.
- А кто здесь сейчас живет? - поинтересовалась я и совершенно обалдела от ответа, что это, оказывается, говоря нашим языком, мой личный дом-музей.
С тех пор, как на Угарит обрушилось величайшее несчастье, в доме этом никто никогда не жил. Но у него всегда была хранительница, следившая за чистотой и порядком, а еще за тем, чтобы на кухне всегда была еда и свежая вода, если хозяйка внезапно вернется. Потом Венька сделал паузу в переводе, что-то уточняя и переспрашивая у аксакалов, а потом поглядел на меня с совершенно одуревшим видом.
- Юлька, прикинь, хранительницами здесь всегда были женщины, у них эта профессия передается от матери к дочери. Но все они б... Ой, ну, то есть, они обязательно должны переспать со всеми мужчинами города, как завещала им ты.
- Венька, ты совсем рехнулся? - не выдержала я. - За кого они меня тут принимают, и ты вместе с ними? Что и кому я могла завещать в этой чертовой дыре, скажи на милость? Ты хоть не поддавайся на весь этот бред, а? А то я с вами всеми спячу окончательно.
- Да не кипятись ты, - отмахнулся Венька, - Ну не ты, не ты, а Жюли. Что ты к словам придираешься? Для них все равно что ты, что она - это один человек.
- Ну и где эта моя персональная музейщица? - полюбопытствовала я, оглядываясь по сторонам.
Из-за спин наших спутников-аксакалов робко выдвинулась худенькая женская фигурка в довольно прилично сохранившихся лохмотьях. Бесконечно кланяясь и что-то лопоча, она первым делом попыталась упасть ниц, но была в последний момент поймана мощной Венькиной лапищей. Возраст дамы определить не представлялось возможным, ей с равным успехом могло быть и двадцать, и пятьдесят лет. Впечатление было такое, что она нас хочет тащить сразу в несколько мест, причем одновременно. При этом тараторила она без умолку, но поднять голову и взглянуть мне в лицо так и не решалась.
В конце концов Венька довольно строго объяснил доисторической даме, что нет, есть мы сейчас ничего не хотим. И пить тоже. Но что светлейшая Йульяту благодарна своей верной ученице за все ее труды по сохранению дома. И что нет, никто не будет ее карать ни за дыры в потолке, ни за местами осыпавшиеся куски стен. Впрочем, водички попить мне бы точно не мешало, но я уж решила потерпеть немного, и без того слишком много было суеты.
Трескотня наконец затихла, и моя личная смотрительница наконец искоса заглянула мне в глаза и поинтересовалась, что мне будет угодно ей приказать. Я впала в окончательное замешательство. Сказать "принесите-ка нам, милочка, все оставшиеся от Жюли артефакты" - так ведь не поймет... А как же сформулировать-то, что мы вообще здесь хотим?
На помощь, как водится, пришел Венька. "Госпожа хочет видеть свои..." - он замялся, но девица (да, пожалуй, она все-таки была достаточно молода) понятливо кивнула и ринулась куда-то в угол, туда, где лично я видела исключительно большую кучу мусора. Порывшись в этих руинах, она вернулась к нам и с поклоном протянула что-то вроде металлической чаши, покрытой металлическим же диском.
- Здесь все, Госпожа, все, что ты оставила, отправляясь в поход. Мы все сохранили в ценности и сохранности.
Час от часу не легче! Куда еще эту Жюли неугомонную понесло? Я невольно почувствовала тревогу за эту неведомую девицу, угодившую в ту же западню, что и мы, хрен знает когда. Ну да ладно, потом разберемся... если сможем, конечно.
Я забрала у девицы чашу, оказавшуюся неожиданно тяжелой. Венька щелкнул по ней ногтем, пробормотал "Бронза однако!", и мы столкнулись лбами, стараясь опередить друг друга и заглянуть внутрь.
Да, денек и впрямь оказался артефактами богат. На скругленном дне чаши покоились бережно уложенные друг на друга несколько пожелтевших и замахрившихся по краям листков, прозрачная ручка Bic с совершенно опустевшим стержнем, пуговица с обрывком нитки в ушке, пустой патрончик из-под аспирина и монетка с петухом и сакраментальным лозунгом Великой Французской Революции про свободу, равенство и братство.
Галантерейную дребедень мы оставили без внимания, а вот в листки вцепились оба, постаравшись вытащить их как можно аккуратнее.
- У, это не по моей части, - разочарованной свистнул Венька, вглядевшись в довольно кривые и неровные строчки. - По-английски я еще куда ни шло, а по французски ни бум-бум совсем.
Пришлось мне собирать в кучку остатки школьных знаний, благо, учила я французский все-таки на совесть. Вот хоть в мелочь, а приятно над нашим всезнайкой-задавакой верх взять, что ни говори! Впрочем, судя по тексту, предшественнице моей со спутнико вообще крепко не повезло. Ну-ка, что там она написала про него?
"О Господи! Ну так я и знала, что эта прогулка ничем хорошим не кончится. Так этот зануда надоел, что проще было ему дать... в смысле, согласиться на яхте покататься. Хотя... ладно, замнем для ясности. Ну мало ли, у кого что было... Главное, что больше не будет, точка. А вообще, надо свой внутренний голос слушать, ой как надо. Сидела бы сейчас у дяди дома, пила дайкири, вместо того, чтобы травиться какой-то местной кислятиной и слушать бесконечную Бенову бубнежку.
А теперь и сбежать-то некуда - из этой задницы мира фиг сбежишь. Хорошо еще если нас самих тут ни в какую жертву не принесут... А тут еще новый семестр на носу. Опоздаю - фиг мне кто оплату за полгода вернет, а это очень даже не маленькая сумма, между прочим. И с работы за опоздание из отпуска уволят как пить дать... Ну вот за что мне счастье такое, спрашивается? Сто лет бы его не видела!"
Да, похоже, влипла француженка крепко. Интересно, как это их с яхты сюда забросило? Не могли поподробнее написать, обормоты? А девушка-то, похоже, студентка. Стало быть, молоденькая совсем. И как она тут управлялась, интересно, а?
"Опа-ля! Вот это сюрприз так сюрприз - мой угаритский, над которым все семейство долго потешалось, пришелся как нельзя более в кассу. Хотя кому бы в голову такое пришло, что язык для меня окажется не мертвым а самым что ни на есть живым. Угадала я со специализацией, ничего не скажешь. Не, конечно, накладки есть, далеко не все мне тут у них понятно, но общаться очень даже можно. Вот кайф! К сожалению, плохо лексику помню. Мне бы сюда учебник Гордона - да кто ж думал, что он на каникулах пригодится!"
Ничего себе, оказывается, угаритский язык в ее времена в университете изучали. А сейчас чего забросили? Неперспективное направление, что ли? Или это просто я не в курсе? Ну да ладно, это не столь существенно сейчас.
"Не знаю, что там Бен химичит, да мне это не особо и интересно. Вчера первый раз собирались в женском клубе... Впрочем, клуб - это громко сказано. Пришли три тетки, принесли с собой какую-то ручную работу, вполуха слушали, что я им там вещаю. Потом долго лопотали, дескать, никак такое невозможно, чтобы женщина была наравне с мужчиной, что такое только у богов бывает, но никак не у земных людей. Нет, ну как можно быть такими глупыми курицами, а? Ну неужели им самим не надоело горбатиться с утра до ночи, когда можно организовать свою жизнь куда разумнее и интереснее? Ну ничего, лиха беда начало, мы еще поборемся!"
Ага, идеи феминизма в одном отдельно взятом доисторическом государстве, ну-ну! Девочка-то, судя по всему, нехилую социальную работу тут развернула, во дает! Только на фига ей это все, спрашивается? Почему нельзя дать людям жить спокойно? Вот не зря я этих идейных феминисток не слишком жалую, вечно они не в свое дело лезут и всех на свой лад построить пытаются. Тоже мне Клара Цеткин угаритского разлива, блин!
"Циничные посягательства международного империализма в лице белобрысого зануды получили твердый отпор со стороны маленькой, но очень гордой республики! Пусть не воображает, что если ему когда-то что-то обломилось, то теперь он имеет право намекать на продолжение. Но пасаран!"
Ага, вот и тема си... в смысле, неинтеллектуальной близости возникла. Только не раскрыта толком, непорядок!
"Похоже, мне здорово повезло, что в сумке завалялась пачка шипучего аспирина. Кто его знает, сколько бы времени ушло на установление нормального контакта с аборигенами, да и удалось бы с ними вообще договорится или нет? Вроде, они слушают, когда им что-то говоришь, а потом чуть не плюются вслед, считают то ли помешанной, то ли еще неизвестно кем. Вот уж действительно не было бы счастья, да несчастье помогло. А ведь от малыша уже все местные шаманы и знахарки отказались, скажали, что не жилец. Никогда не думала, что буду мысленно благодарить концерн УПСА или еще кого из этой толстопузой братии. Поистине, мир наш - место забавное и порой весьма ироничное.
Впрочем, это надо было видеть, конечно, какими глазами на меня смотрели все эти тетки-няньки, когда вместо исчезнувшей таблетки вода пошла бурными пузырьками, и как они боялись поить ребенка этим неведомым снадобьем. Пожалуй, не будь мальчишка столь плох, вряд ли бы мне дали так над ним экспериментировать. Но игра точно стоила свеч - за ночь он сильно пропотел, а к утру явно очухался и есть запросил. А ко мне теперь кроме как Спасительница и Дочь Неба никто и не обращается..
С яслями дело идет ни шатко, ни валко. Нет, ну до чего меня все-таки бесит тупость местных мамаш. Сколько раз я им объясняла и про социализацию, и про необходимость общения в коллективе, но каждый раз, когда речь заходит о яслях, они так вцепляются в своих замурзанных сокровищ, словно думают, что я хочу их отнять на веки вечные. Да, похоже, с замужними тетками каши не сваришь... Зато среди девушек есть несколько весьма прогрессивно настроенных. Да и кое-кто из парней начинает в нашу сторону поглядывать с интересом".
М-да, забавный у них там расклад, судя по всему, с самого начала вырисовался. Только нам это чем все помочь может, спрашивается? Я перевела последнюю строчку и облизнула пересохшие губы.
- И что мы с этими артефактами делать будем, а Вень? Толку от них как от козла молока, честное слово!
24.
На самом деле толк, конечно, был, только совсем небольшой. Может быть, без детсадовского юлькиного концерта и я бы ощущал себя лопнувшим шариком, но теперь мне приходилось играть роль сильного пола. А значит, надо было подвести предварительные итоги.
- Ну что, - сказал я, - кое-что уже ясно. Переходы существуют, они не единичны. Вполне вероятно, что мы найдем и обратный. Куда делись эти двое - не знаю, может быть, стали профессорами по древнему миру? Или романы пишут. Они, чай, не идиоты, чтобы добровольно в психушку соваться. И что мы знаем о переходах, кроме того, что они существуют? Люди перемещаются во времени, но не в пространстве. Время тут идет не так, как там: смотри, между нами и ними разница лет в сорок, а тут пара столетий прошла, не меньше. Город успел разрушиться.
- И чего? - простодушно спросила Юлька.
- Ну и... не знаю! - признался я - А еще похоже, что подобное притягивает подобное. Вон, их было двое, и звали их как нас. Может быть, в этом и есть разгадка? Может быть, в нашем собственном времени где-то парятся какие-нибудь угаритяне с теми же именами, только их принимают за бомжей или гастарбайтеров с большим приветом?
- Ага, - вдохнула Юлька, - на трех вокзалах всё сплошь угаритяне. Их сюда перенеси, они тут не хуже приживутся. Нам-то делать что?
- Ну... продолжать поиски! Ты смотри, какой результативный день. Мы уже знаем, что они - американец и француженка. И кучу всяких подробностей из их жизни.
- Например, что она ему сразу дала, а потом уже не дала, - мрачно отозвалась Юлька, - очень помогает!
- Да ладно тебе, - как-то сразу сник я, невольно ощутив превосходство неведомого Бена, которому, оказывается, сразу дали. Впрочем, я же не затем за ней в пещеру полез, - завтра продолжим поиски. А сегодня... сегодня как-то переночевать бы надо, а сначала - найти мой собственный дом. Может, там покомфортнее будет!
Так и представлял я себе такой же особнячок в другом квартале города... но всё оказалось проще. Местные объяснили, что "дом" у нас был один на двоих, его разделяла примерно пополам стена, от которой осталась едва ли треть. И никакого хранителя на "моей" половине не было - это Юльяту, когда собиралась в поход, завела хранительницу. А Бен не завел. Так что никто и не хранит его половину. Впрочем, от другой половины она, если честно, не сильно отличалась.
А с артефактами там было совсем небогато: на особой полочке лежали сломанная пуговица, грязный носовой платок и... несколько карандашных рисунков на замызганных бумажных листах формата А4, вот так неожиданность! Нет, информационный урожай в один этот день был больше, чем за всё время нашего пребывания на этой земле.
Первый изображал городскую сценку, и трудно было признать в этом городе Угарит. Это была оживленная торговля на рыночной площади: на переднем плане купец разворачивал какую-то ткань, сразу два покупателя в длинных халатах рассматривали и щупали ее, а третий, в набедренной повязке (наверное, раб) смотрел равнодушно на переговоры хозяев. С левой стороны юная девочка несла на голове кувшин, на нее озирался еще один торговец, справа была какая-то толчея, а над рыночной площадью нависали громады домов и зубцы крепостной башни.
- Здорово! - выдохнула Юлька, - это тут так было?
- Ага, - кивнул я, - наверное.
Но на всякий случай спросил у нашего колдуна:
- Что это?
- Это судьбы Угарита, - ответил он, - разве не затем вы пришли, чтобы вернуть их, о вестник?
Я смущенно отложил рисунок в сторону.
Другой рисунок был сделан, похоже, с крепостной стены или башни, во всяком случае, с верхней точки. На нем была изображена закрытая гавань, в ней четверка кораблей, а остальные просто не вместились - и можно было угадать в схематичных штрихах хищные носы военных галер, вместительные трюмы купцов, тюки и бочки на причалах, и повсюду - человеческие фигурки... Да в ней бурлила жизнь, в этой гавани!
А на третьем рисунке не было ничего уж такого угаритского - обнаженная девушка с ленивой и немножко хитрой улыбкой возлежала на каком-то пестром ковре, опершись на локоть, и смотрелась одновременно и приманкой, и жертвой, и хищницей...
- Так вот она какая была, - выдохнула Юлька.
И почему-то у меня совершенно не возникло сомнений в том, кто это был изображен. И на Юльку... да ну, не была она похожа на Юльку. Вот совсем не была! Хотя... я же не видел ее в такой именно позе. В смысле, тогда еще не видел.
- Не забирай у нас этот образ, - попросил меня жрец, - ибо, когда нападет слабость на некоего мужа из нашего города и не может он более ложиться с женщиной, или женщина та стала стара и неугодна своему мужу, но он не хочет ее отсылать - тогда приходит он в жилище вестников и приносит свои дары. И стоит ему только взглянуть на образ, как сила вновь наполняет его.
И, в общем-то, понимаю я того мужа, у них тут подобных картинок еще три тысячи лет не будет. Опережающее развитие. И жреческое сословие понимаю: стабильный доход, виагра всегда пользуется спросом.
Да ну, что-то совсем не о том я говорю. Мы нашли ответ на вопрос, за кого нас тут принимают; оставалось узнать подробности, а для этого - задержаться на несколько дней в Угарите. А может... а может, и перебраться сюда насовсем? Вещи наши у нас были с собой, если не считать подстилок и мисок, оставшихся в деревне, ну так этим разжиться недолго - а комфорта и почета тут было ничуть не меньше, чем там. Во всяком случае, задачи типа "пойди-туда-не-знаю-куда" удобнее всего решать, исходя из некоей центральной точки. Этому меня еще армейская служба научила.
Но сначала надо было устроиться на ночлег, что мы и сделали. Конечно, никакой мебели на самом деле в "жилище вестников" не существовало, хотя пищу им поставляли регулярно (я так понимаю, на самом деле ее на следующий день съедала наша жрица широкого профиля со знанием порнографии). Никто, конечно, не предполагал, что вестники заявятся вот так вот буднично, картинки пересматривать да записи перечитывать - а постоянно в доме никто не жил. Но какие-то очередные циновки нам быстренько притащили, а с ними и плошки-чашки, и тройную порцию продовольствия. Заодно у жилища собрался местный народ, и началось главное действо, без которого в этом мире не происходила в человеческих судьбах никакая перемена - торжественный пир, он же жертвоприношение в честь высших сил.
В нашем мире, на самом деле, всё очень похоже: тоже за стол садятся и на новоселье, и на свадьбу, и даже покупку какого-нибудь дурацкого телевизора, и то принято обмывать. Но у нас эти самые телевизоры есть, а потому сели, выпили да разбежались по своим углам их смотреть, в социальных сетях торчать да по мобильникам трепаться. А тут вместо всего этого - пир. И возможность поесть-попить досыта и сверх того тоже не каждый день перепадает.
Так что пировали мы долго и упорно. Я уже махнул рукой, устал объяснять, кто мы и откуда. Люди вообще мало слушают друг друга, каждый сидит в кругу собственных идей и с ними общается. Другой человек - только активатор для этих самых идей, а что в их число не входит, то просто не воспринимается. Вот точно так же, попади мы сейчас в наш мир, любые разговоры про временные дырки и кока-колу в древнем Угарите и вправду привели бы нас в дурдом. Бен и Жюли тоже, небось, это понимали, так что мемуаров в любом случае не оставили - я так Юльке и сказал.
Ну, а после третьей-четвертой чаши вина (здесь оно было поприличнее, кстати) уже как-то стало все равно, Угарит оно или на этот раз не угорит, и говорили все вокруг какую-то ерунду о вечной дружбе великого угаритского народа и еще более великого народа, живущего на Цафоне, о мире-процветании и мировой торговле, в которой Угариту равных не было и не будет. Пока, правда, есть.
И это пока на подъеме - финикийские города, сумевшие отчего-то переключить на себя основные торговые потоки этого региона, как пояснили местные. Это они теперь отправляли по морю пурпурные ткани (да ведь они, как я помнил, и дали потом название самим финикийцам, слово "финик", кажется, по-гречески и означало "пурпур"). Это на их рынках теперь встречались египтяне и арамеи, хананеи и хетты, амореи и жители Кипра. И наша главная задача была в том, чтобы вернуть всё это в стены Угарита - а ведь и стен уже практически не было.
На финикийцев местные свалили и тот факт, что записи наших предшественников обрывались в самом начале. Письмена вестников были хорошим, очень хорошим товаром, а нужда города Угарита была очень, очень велика. К тому же было подозрение, что письмена приносят несчастье - и если отправить их в Библ и Арад, а то и в Тир и Сидон, то судьбы, возможно, переменятся: разрушены будут именно эти города, а к Угариту вернется процветание. Именно так и объяснили нам свой поступок простодушные угаритяне. Дескать, сжечь Письмена - неблагочестиво, хранить в полном объеме - стрёмно, вот и решили сберечь самое начало, а остальное сплавить конкурентам. Да и то, конкуренты сами не сильно церемонились: нечем заплатить - отбирают, что сами сочтут нужным. Наш краткий опыт общения с Элибаалом вполне подтверждал их слова.
Я попытался разузнать, что всё-таки произошло с Угаритом и как это случилось, но внятного ответа не получил. Мне всё рассказывали про судьбы и про вестников, словно вышло всё как-то само, по щучьему велению, финикийскому хотению: вчера был крупный торговый центр, а сегодня - гора развалин. Враги, что ли, взяли город? - спрашивал я и получал ответ: Угарит был настолько крут, что никаким врагам него было не взять. Или, предлагал я другую версию, землетрясение? Гнев богов был точно, отвечали они, но земля не тряслась, как это порой бывает, а всё вышло гораздо хуже. Ну что там, цунами, потоп с моря? - и опять не то; чумы и морового поветрия тоже у них вроде не было. Описать перемену климата или падение спроса на традиционные угаритские товары я на понятном им языке не смог, так что эти версии остались запасными.
А ответ ужасно прост, и ответ единственный: судьбы переменились, боги пролили свой гнев, вестники об этом сообщили. Так, не добившись особого толка, мы и легли тем вечером спать в якобы своем жилище, разоренном, как весь тот город. Праздник, разумеется, продолжился и на следующий день, да и на третий мы едва отбились от приношений-возлияний, чтобы хоть округу осмотреть. Казалось, стоит тут побродить по окрестностям, и обязательно найдется что-то такое, что подскажет нам, куда идти.
Но вышло так, что за нас всё решили обстоятельства... а по нашему, по-угаритски: судьбы переменились.
25.
Да, судьбы у нас действительно переменились, и самым неожиданным образом.
В тот день, устав от очередных возлияний пополам с неумеренной закуской, я потихоньку удрала из-за стола. Мне просто необходимо было хоть немного побродить в полном одиночестве, чтобы собраться с мыслями и хоть чуточку разобраться, наконец, в своих чувствах.
Мы в этих краях-временах оказались не первыми пришельцами, и всё теперь запуталось окончательно. Что же все-таки приключилось с этими Беном и Жюли? Сумели они в наше время вернуться или так и остались навечно в этих доисторических руинах? И где теперь искать их следы? Да и сохранилось ли от них хоть что-то, кроме тех ветхих страничек, которые мы, кажется, заучили уже наизусть? Я сама не знала, что так беспокоило меня: то ли сочувствие к неведомым предшественникам, то ли какая-то суеверная догадка, что наши с Венькой приключения - на самом деле продолжение того, что случилось с ними, и эпилог у этой истории будет один на всех. Но какой, и как его угадать, если мы начали читать книжку с середины?
Но даже не в этом дело... Никак я не могла понять, что же со мной происходит. Вроде, всё было как всегда, и вокруг всё тот же постылый Угарит. Рядом давно уже надоевший Венька. Впрочем, стоп. Кому я, собственно говоря,, вру? Кажется, что-то все-таки изменилось с того дурацкого дня, когда я так отчаянно рыдала в его объятиях?
По этим мужикам никогда ничего не поймешь - физиономия невозмутимая, разговоры все те же, сугубо мужские, и в мою сторону особо не смотрит... А я.. Да что я? Честно говоря, я совсем не прочь была бы, чтобы он меня еще разок обнял, как тогда. Но разве мужики способны сами такое понять? А инициативу проявлять самой - ну уж нетушки, хватит. Один раз порыдала - и баста! Только мне и не хватало, чтобы Венька решил, что я ему навязываюсь!
А вообще, зачем он мне сдался? Просто потому, что соотечественник, товарищ по несчастью или...? Вот дальше этого "или" мысли упорно не шли, кружась по кругу как козленок, привязанный за веревку к колышку. А вот куда я сама забрела, пытаясь в собственных чувствах разобраться, я так и не поняла. Город остался позади, вокруг потянулись какие-то холмы, порядком заросшие кустарником, сильно пахло морем, пронзительно кричала какая-то птица...
Всё это я запомнила хорошо. А дальше... Вот хоть убей, я не могу сейчас восстановить, как это было. Всё смешалось в какой-то клубок, похожий на моток старых, вонючих, колючих и грубых ниток: гортанная незнакомая речь, тяжелый запах потных тел, чья-то шершавая ладонь, зажавшая мне рот. Даже испугаться я толком не успела, и уж тем более что-то понять. Только стало до омерзения противно, когда меня схватили, зажали рот, куда-то потащили. Я, кажется, лягалась, и даже успешно - во всяком случае, кто-то хрипло вскрикнул, а потом меня схватили еще и за ноги и понесли, как манекен.
Тогда я, пересиливая отвращение, улучила момент, когда зажимавшая мне рот ладонь немного расслабилась, и со всей силы вцепилась зубами в большой палец. Удовольствие, надо сказать, весьма ниже среднего - кусать грязную, окаменевшую от мозолей руку доисторического бандита. Я еще успела мимолетно подумать, что теперь дизентерия мне точно обеспечена. Но на зубы свои мне жаловаться никогда не приходилось, так что укушенный взвыл и затряс рукой, а я воспользовалась моментом и заорала "На помощь!" с такой силой, что, наверное, могла бы перекрыть гудок океанского лайнера. Но кто-то рядом дал команду, и рот мне снова захлопнули, хорошенько прижав нижнюю челюсть.
Ну ладно-ладно, подумала я, вы мне еще отплатите за это, господа похитители. Вовек не забудете, каково оно, похищать цафонских богинь, не будь я пресветлая Йульяту, угаритская Вестница! И тут же сама удивилась, насколько охотно я вписалась во всю эту мифологию.
Но за богиню меня на сей раз, похоже, не держали: сгрузили, как мешок с шерстью, к чьим-то ногам, да еще так сдавили сзади шею, что ни на ноги встать, ни даже голову поднять не могла. Что-то было знакомое в этих волосатых ногах, и этот рваный шрам от лодыжки до колена я уже видела... где, когда? И тут хватка за шею ослабла, и тот, кто был предо мной, ухватил меня за подбородок и задрал мне голову - рассматривал, словно беглую овцу.
- Э, э! - прохрюкал он с явным удовлетворением, и добавил по-финикийски, - вот и увиделись снова!
В первый момент у меня возникла шальная мысль, что меня сюда притащили по ошибке, и что малопочтенный Элибаал (кто, как не он!), узнав меня, распорядится дать мне свободу. Не тут-то было! Судя по оживленной реакции господина негоцианта, заполучить он хотел именно меня.
Вот тут мне по-настоящему стало страшно. Что этому бандиту с большой дороги от меня потребовалось, интересно? Он с Венькой дела вел - вот пусть с ним и разбирается дальше, а я-то тут при чем? Собственно, именно это я и попыталась ему объяснить, как смогла, а он только расхохотался и заявил, что никаких больше дел вести ни с Венькой, ни с нашими аксакалами не намерен, ибо те его бессовестно надули, подсунув негодный товар, а посему он, Элибаал, намерен забрать меня в личное пользование в возмещение понесенных убытков.
Негодяй с наслаждением полюбовался гримасой отвращения, которая сама собой нарисовалась у меня на физиономии, после чего поведал, что планы в отношении меня у него весьма далеко идущие, так что сопротивляться бесполезно.
Чего только я ни пыталась - и взывать к его разуму и остаткам благородства, и угрожать гневом цафонских богов, и пугать венькиной местью, которая будет неотвратимой и очень грозной, но все было без толку. И откуда только слова находились! Вот уж не думала, что изучению иностранных языков способствует такая коленопреклоненная поза перед экзаменатором!
Жирный негодяй только посмеивался и талдычил, что раз его один раз уже надули с Зерцалом, стало быть, веры нам никакой нет, и все слова мои весят ничуть не больше, чем высохший и опавший лепесток осенней розы. Ну, или засохшая коровья лепешка, или что-то еще такое же ненужно, я не всё в его словах поняла.
Меня рывком подняли на ноги, сунули под нос мою некогда любимую игрушку. Но в каком плачевном состоянии она у них была - это же ужас один! И корпус, и линза заляпаны грязными жирными пальцами, к объективу присохли ошметки какой-то еды. А, самое главное, батарейки были растрачены до конца - как, впрочем, и планировалось с самого начала. Спорить тут было бесполезно: ближайшие три тысячи лет в здешних местах подобным товаром торговать точно не будут.
- Гнев богов постиг тебя, недостойный, - гордо заявила я ему, - а если будешь так со мной обращаться, не только Зерцало померкнет, но и... у тебя отсохнет!
Да, прямо так решительно я ему и заявила. А внутри всё тряслось от ужаса, но я вообще такая: чем самой страшнее, тем я нахальнее. Да, похоже, попала я крепко. Объяснить ему ничего нельзя, вырваться из его лап - тем более. Одна оставалась надежда, что Венька обнаружит мое отсутствие и соберет народ на поиски. Но когда это будет? И что со мной за это время успеют сделать?
Элибаал в ответ на мою дерзость уже занес ладонь для оплеухи, но как-то нерешительно, задумчиво занес. Стало быть, хотя бы отчасти верил! А потому обошлось без оплеухи - он сделал вид, что просто хотел почесать свою немытою голову корявой лапищей.
А пока что меня пинками и тычками загнали в какой-то темный вонючий отсек стоявшего в прибрежной бухточке корабля, закрыли щелястую дверцу, и чем-то заперли ее снаружи.
Конурка была настолько крошечной, что стоять в ней было невозможно, только лежать, или сидеть, изрядно ссутулившись. Воняло тут гораздо хуже, чем в остальных местах этого мира, под ногами было какое-то грязное тряпье, в углу лежали смотанные веревки.
Ну ладно, ладно, мы еще посмотрим, кто кого - хорохорилась я. А сама сидела, обхватив руки коленями, и отчаянно пыталась сообразить, как можно выбраться на волю. Но вариантов реалистичнее цафонского огня как-то не было в наличии. Разве что когда есть-пить принесут, да и по нужде, наверное, должны выводить...
Но тут до меня донесся зычный вопль, скрип весел, плеск воды... Корабль развернулся, а потом, набирая скорость, пошел вперед, покачиваясь на волнах, и я с ужасом поняла, что меня везут в качестве груза или трофея в неведомые края. Ой, мамочки! А как же я, где же я, что же это будет?!
И только тут я по-настоящему разревелась.
26.
Как это ни странно, но Юлькин крик и вправду был услышан - только не мной. Какой-то мальчишка пас коз неподалеку, и он поспешил рассказать нам обо всем - ну, как только отогнал свою отару к загону и закончил все свои дневные дела. А как же иначе, у него же козы... Словом, пришел он к нашему шалашу уже хорошо после заката.
Я, в общем-то, не особо и волновался. Ну мало ли, какая шлея девушке под хвост попала, гуляет где-нибудь, проголодается - сама придет. Правда, был шанс, что она решила похудеть, тогда, конечно, прогулка немного затянется. Но не настолько, чтобы всерьез волноваться.
И тут прибежал этот мальчишка - спокойно встал у входа, дожидаясь, пока ему позволят заговорить. Мы уже, собственно, собирались расходиться, так что позволения он мог и не сразу дождаться, но уж слишком многое было написано у него на физиономии, и наш гостеприимный колдун, взглянув на него попристальней, бросил повеление: "говори". Я, помнится, еще подумал, что очень правильно у них тут с подростками обращаются.
И пастушок рассказал, что, хвала богам, козы его целы и овцы тоже, и сам он в добром здравии, и всё его семейство, но вот зато напали злодеи-финикийцы, да накажут их боги, и их родичей, и всю их нечестивую породу, на пресветлую вестницу, да наградят ее боги, и всех ее...
Тут я уже не выдержал и заорал:
- Где она? Где Йульяту?
- Не знаю... - растерянно протянул пастушок, - унесли ее...
- Куда?
- На корабль, да разобьют его чудища морские... то есть пусть не разобьют, а выбросят обратно на наше берег! - тут же поправился он, увидев мою реакцию.
- Та-ак... - только и смог ответить я.
В общем, посылать корабль в погоню было уже поздно. Да и как его пошлешь, если сперва его надо снарядить, и собрать матросов, и принести всяческие жертвы - и на всё это уйдет несколько дней как минимум. За это время Юлька окажется далеко-далеко от дома. А главное, непонятно, куда могли они направиться!
Я психовал, угаритяне казались на удивление спокойными и даже как бы довольными. По-видимому, они считали, что именно так и начинается возвращение судеб - Вестницу всяческих несчастий забрали конкуренты, вот так им и надо. Мало не покажется. У меня даже мелькнула на секунду мысль, что можно в этом с ними согласиться: уж кто-кто, а эта егоза и там наведет свой порядок. Только... не знаю, как в Угарите, а наши своих не бросают, это во всех книжках написано и в кино показано. И кто в данном случае "наши", не так уж и важно. Мы с Юлькой - точно наши, и все, кто с нами, тоже.
Первая половина ночи была потрачена на сбор информации. Сразу же выяснилось, что видели тут неподалеку корабль того самого Элибаала, которому мы так легкомысленно продали электронику, не обеспечив гарантийного сервиса. Элибаал квартировал в городе Арваде, но дела вел по всему побережью. Поэтому трудно было угадать, куда именно отправился он в настоящее время, но в Арваде найти его точно было возможно.
Найти... а дальше? Эти купеческие города-государства выступали по отношению к чужакам как единое целое. Рассчитывать, что нашего негоцианта осудят там за киднеппинг, не приходилось - меня самого скорее продадут там в рабство или просто проткнут копьем, чтобы не надоедал. И против укрепленного города все мои спецназовские навыки - ничто. Вести планомерную осаду каменных стен с помощью первобытного оружия нас в "Голани" не учили. Да и любая спецоперация по проникновению внутрь вражеского поселения и освобождению заложников должна строиться на тщательном сборе разведданных и серьезной подготовке... Кого брать с собой в разведку - Петьку моего непутевого? Мужиков с дрекольем из родной деревни? Мечтателя-шамана из Угарита? А в одиночку много против города не навоюешь. Да и с Петькой тоже.
Эх, Юлька-Юлька, задала ты всем нам задачку. Главное, понимать бы хоть, зачем тебя украли, куда повезли - тогда можно было бы что-то сделать. Даже в нашем мире как украли террористы зевнувшего солдата, так теперь весь Израиль со всей своей боевой мощью который год вернуть его домой не может, и даже не знает, жив ли он. Неужели и мне придется распроститься с этой дурехой?
Да не так ли сгинули и прошлые Вестники? Записи их оборваны на полуслове - а было ли продолжение? Или вот точно так же поставили они точку - и тут кто-то накинулся, заломил руки, потащил в кусты, на корабль, в пещеру, да куда угодно - и остались от Вестников рожки да ножки, плюс едва начатые мемуары? Мало ли на что сгодятся в первобытном мире полцентнера человечины, а если она еще и женского пола, молодого возраста и привлекательного вида, о вариантах вообще не хочется думать...
Угаритяне были спокойны: таковы наши судьбы. Разрушен их собственный город - может быть, он восстановится, а может, и нет. Как бы то ни было, это веление высших сил, и ничего тут не может человек поделать, кроме как оставаться самим собой в предложенных обстоятельствах. И мне на минутку, как и с подростком пастушком, показалось, что в чем-то они правы.
Мне оставалось только одно - чего я давно уже не делал в этом мире, да и в своем собственном. Я вышел из дома наружу... Ночь была безлунной, звездной и прохладной. Ветерок с моря шевелил кроны деревьев, успокаивал разгоряченный лоб, и так легко и просто оказалось опуститься на колени и сказать самое главное Тому, Кто сотворил это море и эту землю, ветер и волны, Кто переменяет на самом деле наши судьбы и держит их на Своей ладони. Все молитвы, которые я знал, были сочинены спустя столетия, кроме, пожалуй, одной - но и она не была молитвой. "Шма, Йисраэль..." - "Слушай, Израиль..." Эти слова обращали люди друг ко другу, и мне некому было их говорить в ту ночь.
Поэтому я просто разговаривал с Отцом. Жаловался, что Он так непонятно поступает с нами: забросил в какой-то совершенно другой мир, ничего не объяснил, окружил загадками, а теперь еще и разделил... Только нет, мне-то на что жаловаться? Это было как-то недостойно. И я начинал просить за Юльку, а потом и за всех наших, кто оставался в нашем мире, и за себя, на самом деле, тоже, потому что встреча с ними была нужна прежде всего мне самому.
Горизонт над горами окрасился розовым, в воздухе веяло уже осенней прохладой (а я и не заметил, что лето прошло!), но все вокруг становилось каким-то совсем иным, чем в начале этой суматошной ночи. Я не узнал ничего нового, я не обрел никаких ответов и подсказок, но я почувствовал себя малышом, которого ведет за руку Отец. Куда ведет, зачем ведет - было непонятно, и малыши, наверное, просто не могут вместить такие вещи. Но ведет, это точно. Можно хныкать, капризничать, а можно просто ухватить эту Руку, ощутить ее твердость и теплоту - и успокоиться хоть немного.
И даже жаль было этих язычников с их бесконечными божествами, вестниками, духами, которых они задабривают, уговаривают и запугивают на все лады - а Руки ощутить не могут. Но как им об этом рассказать?
Утром голова звенела от бессонной ночи и вчерашнего возлияния, но мир вокруг был хрустально прозрачным и спокойным.
- Ты говорил со своим богом? - спросил меня шаман.
- Да, - ответил я, - только Он и твой Бог тоже.
Шаман с сомнением покачал головой:
- Кто я такой, чтобы обращаться к нему без жертвы и приношения? Услышит ли он мой голос с высоты Цафона? Снизойдет ли из златого чертога на помощь мне? Вы, Вестники, иное дело, но мы, земнородные... Чем можем мы помочь тебе, Вестник? Мы дадим тебе, что найдет рука наша, лишь бы боги были к нам благосклонны.
Ответ было дать совсем нетрудно:
- Готовый к плаванию корабль и команду мореходов с оружием. Припасов на десять... пятнадцать дней всей команде и моим людям, которых я заберу из селения, пока вы будете готовить корабль - пять или шесть человек. И главное, одного... лучше двух проводников, которые знают морской путь к Арваду и не раз бывали в самом городе. Сколько понадобиться тебе времени, чтобы дать мне всё это? Есть ли это у тебя?
- Мы принесем жертвы и узнаем, угодно ли...
- Я говорил со своим Богом. Ручаюсь тебе: угодно. И как можно скорее. К нынешнему вечеру управитесь?
- Дня три или четыре потребны...
- Два, дня, жрец. Только два дня. К следующему вечеру всё должно быть готово. Таковы наши судьбы.
- Никто не может знать своих судеб, - мягко возразил он, не оспаривая, впрочем, самого срока.
- Согласен, - ответил я, - но мы можем делать то, что в наших силах. У тебя есть два дня - и проверим, что можешь ты сделать. А чтобы мореходы были расторопнее...
Я достал из кармана мешочек с серебром - ровно половину того, что получил в свое время от Элибаала.
- Скажи городу Угариту, что Вестники благодарят его за помощь и просят принять сие серебро в дар как залог будущего благословения. И да будет милостив ко всем вам Сотворивший небо и землю!
Жрец склонил голову в почтительном поклоне и спешно (нет, действительно спешно!) удалился.
А мне оставалось только разбудить своих верных спутников и сообщить им, что мы немедленно возвращаемся в селение, чтобы выбрать пятерку самых умелых воинов, вооружить их и снарядить в поход, от которого, может быть, и вправду зависят судьбы этого мира.
Видели бы вы, как загорелись Петькины глаза! И я сразу понял, с кем пойду тут в разведку.
27.
Плакала я долго, но, в конце концов, усталость, жара и мерная качка взяли свое, и я сама не заметила, как уснула. Снилось мне что-то на удивление хорошее: дом, наше с Венькой возвращение в Москву, родная и привычная жизнь 21 века. А вот угаритские приключения в это сне мне как раз казались сном. Вот сейчас очнусь, позову Веньку, расскажу ему, какой бред про путешествие в древние времена мне приснился... Буммм! - это я больно треснулась макушкой о низкий потолок и проснулась. Кошмар был самой настоящей явью, а нормальная жизнь - всего лишь сном.
Скорчившись и потирая ушибленную макушку, я прислушивалась к тому, что происходило снаружи, за пределами моей вонючей клетки. Там раздавались гортанные голоса, плеск весел, шлепающие шаги по скрипящему настилу палубы. Кто-то засмеялся, потребовал вина, и в этот момент я осознала, что голодна, и что мне очень хочется пить.
Изо всех сил я забарабанила кулаками в хлипкую переборку, надеясь, что кто-то услышит и явится на мой стук. Но снаужи раздался грубый окрик и удаляющиеся шаги. Эти скоты даже не сочли нужным проверить, что у меня стряслось! От гнева и обиды слезы снова выступили у меня на глазах. Ну попадись ты мне, мысленно пообещала я Элибаалу, ты десять раз пожалеешь о том, что посмел вредить Вестникам, не будь я Пресветлая Йульяту!
Эх, будь у меня на деле хоть десятая часть той мощи, которую мне приписывают! Но увы, полагаться приходилось исключительно на собственные силы, а с ними у меня было как-то негусто.
Устав стучать, я снова уселась в углу, стараясь дышать через щель в стене, иначе от зловония моей конуры можно было задохнуться. В голове бродили только обрывки мыслей, никакой план толком так и не вырисовывался, и постепенно я почувствовала, как меня охватывает совершенно тупое равнодушие и апатия. Да, слабачка я оказалась, что и говорить...
Из оцепенения меня вывели уверенные хозяйские шаги за стенкой и звук отпираемой двери. От неожиданно хлынувшего в мою клетушку солнечного света я невольно отшатнулась и зажмурилась, но боль в руках заставила меня тут же открыть глаза. Судя по теням, день клонился к закату. Грязный, вонючий и еще более пьяный, чем днем, старый пират, покачиваясь с пятки на носок, насмешливо разглядывал меня, а два гнусного вида оборванца тащили меня наружу, крепко ухватив за запястья.
Освободиться от чужих лап мне так и не удалось, но они хотя бы меня избавили от тесноты и вони. С наслаждением выпрямившись на палубе, я встала на цыпочки и попробовала, насколько возможно, потянуться, но тут же чужие бесцеремонные руки по-хозяйски пробежали по всему моему телу, а старый мерзавец одобрительно зацокал языком.
- Да как ты смеешь, дрянь! - заорала я, и хотела влепить негодяю пощечину, но вырвать руку так и не смогла. Судя по всему, мое сопротивление только подзадорило мерзавца, и он предпринял вторую попытку, на сей раз куда более гнусную и продолжительную. Я чувствовала, как к горлу неостановимым клубком подкатывает тошнота... Зато сквозь отвращение и ужас пробилась, наконец, спасительная мысль. Да-да-да, и как же это я раньше о таком не подумала?
- Я смотрю, ты совсем ничего не боишься, - мне даже удалось соорудить насмешливую фразу из обрывков местных слов.
- А чего мне бояться? - презрительно буркнул Элибаал, неспешно продолжая свое гнусное исследование.
- Осквернения, - с самым невинным видом ответила я, уставившись ему прямо в глаза.
В первую минуту на тупом лице старого пирата не отразилось ничего. Потом взгляд его изобразил вопрос, затем недоверие, а еще секунду спустя тяжеленная лапища развернула меня спиной к моему мучителю. Да, я не ошиблась в своих ощущениях... Если в Угарите еще можно было худо-бедно справляться с возникшими сложностями, не привлекая к себе внимания посторонних людей, то в заточении это было совершенно нереально. А доисторические средства гигиены по всем параметрам безнадежно проигрывали продукции фирмы "Котекс".
На физиономии Элибаала отразились разом ужас и отвращение, а державшие меня невольники разом отдернули руки, словно от раскаленной кочерги. Но резкий окрик хозяина заставил их снова схватить меня и втолкнуть в ту же гадкую каморку, где я уже провела столько времени.
- Я хочу есть, пить, и мне нужна чистая ветошь! - успела я крикнуть до того, как дверь снова замкнулась за моей спиной. Вскоре снаружи раздались заунывные вопли - это Элибаал с сообщниками явно пытался выпросить прощения у своих богов за нечаянное осквернение. Через некоторое время дверь приотворилась, чья-то рука просунула кружку со сравнительно свежей водой и выщербленную глиняную миску с месивом из бобов, швырнула в меня комок тряпья, и моя темница снова захлопнулась.
Никогда раньше мне бы в голову не пришло, что в эти антисанитарные времена событие, приближение которого меня заранее пугало, доставит такую радость и облегчение. Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, где потеряешь. По крайней мере, теперь я была на несколько дней защищена от гнусностей Элибаала.
Немного погодя та же рука просунула в дверь некое подобие лохани, служившей верой и правдой уже не один десяток лет. "Ходить - сюда", - скомандовал грубый голос, и я поняла, что на волю меня выпускать никто не намерен. Мысленно пообещав гадкому бандиту еще сто лет расстрела и посмертие во рву с крокодилами и скорпионами, я постаралась расположиться в своем временном убежище с минимально возможным дискомфортом.
Сказать, что плавание вышло неприятным, значит не сказать ничего. Оно было отвратительным, мучительным, гнусным... Но даже такому чудовищному времяпрепровождению рано или поздно приходит конец. Судя по доносившимся до меня звукам и вздрагиваниям корабля, мы наконец, хоть и не с первой попытки, бросили якорь, причем явно не в дикой местности, а у причала. Забегали, затопотали ноги, команда явно покидала корабль. Наконец, когда звуки практически затихли, дверь моей конуры распахнулась, и на пороге в вечернем сумраке возникла сгорбленная, весьма уродливого вида старуха с покрывалом в руках. Речь ее разобрать было трудновато, и я далеко не с первой попытки поняла, что старая карга требует от меня закутаться в принесенную тряпку с головой, и только в таком виде мне будет дозволено выйти на волю.
Тряпка была весьма засаленной, воняла чьим-то застарелым потом, но другого выхода у меня не было. За спиной у горбатой ведьмы маячил Элибаал в сопровождении пары злобного вида головорезов, так что сбежать мне бы все равно не дали. С отвращением исполнив, что было приказано, я ощутила, как мои пальцы стиснула неожиданно крепкая лапка старухи, и я заковыляла за ней, как лодочка, привязанная тросом к корме большого корабля. Судя по звукам шагов, стража сопровождала нас и спереди, и сзади.
Идти, не видя дороги, было трудно, поэтому очень скоро я ободрала ноги о какие-то колючки и больно ушиблась о булыжник, но, к счастью, вскоре мы остановились. Раскрылась невидимая дверь, старуха втянула меня внутрь, и там, во мраке и прохладе массивного каменного здания, я смогла наконец скинуть навязанную мне хламиду и оглядеться по сторонам.
Мы стояли в помещении, показавшемся мне огромным, почти как в нашем мире - особенно по сравнению с той конурой, в которой я была принуждена ютиться последнее время. Старуха что-то невнятно лопотала, я пыталась, правда, без особого успеха, разобрать ее слова. Чаще всего в них повторялись два - Элибаал и деньги. Кто-то из них, похоже, был кому-то должен приличную сумму. Ну а я-то здесь при чем? Пусть сами между собой разбираются, чего меня впутывать в их малопонятные дела?