На чердаке старого дома, в самом дальнем углу, в пожелтевшей от времени и сырости коробке лежал потрескавшийся чемодан странной формы. С одной стороны, его крышка, изогнутая буквой "Л", указывала, что в чемодане хранилось что-то очень специальное. Но судя по тому, что он располагался среди заброшенных вещей, содержимое жителя коробки в двадцать первом веке оказалось никому не нужным.
Цвет чемодана невозможно было угадать. То ли он был от рождения чёрным, то ли грязь настолько въелась в кожаные бока, что навсегда изменила его расцветку. Даже потёртая ручка, грустно повисшая на проржавевших петлях, указывала, что она уже несколько десятилетий не ощущала теплоты человеческих ладоней.
Жалость... Жалость - единственное чувство, которое мог вызвать этот дряхлый дед. Чемодан через приоткрытый верх коробки с безнадёгой смотрел в огромную дырищу в крыше, видя там неполную луну. Недоразвитость ночного светила у обитателя картонного гроба вызывала ещё большую тоску о навсегда ушедшем прошлом, одетом в яркий многоцветный карнавальный костюм. Вобрав в свои чемоданьи лёгкие побольше свежего воздуха, проникающего на чердак из множества щелей, он что есть силы выдохнул, сдунув с себя приличный слой пыли.
Постоянный гость дома - Ветер - хотя и вносил некоторое разнообразие в существование таких же, как чемодан, забытых предметов, раскиданных повсюду в доме, но добавить молодую энергию в их жизнь он был не в состоянии. Да и громким словом "жизнь" период доживания этой никому не нужной рухляди назвать не поворачивался язык. В скором времени новые хозяева должны были снести дом, а старьё сжечь или отвезти на свалку.
"Скрип-скрип", - скрипели прогнившие доски. "Бац-бац", - стукала форточка в окне от порывов Ветерка. "Щëлк-щëлк", - вдруг начал раздаваться необычный звук. Живой-преживой звук, не похожий ни на один другой шум в заброшенном жилище. Будто кто-то заново завёл сердце у умирающего дома.
Цепляясь за невидимую нить, поселившееся в доме Привидение медленно поплыло на раздающиеся монотонные щелчки, увеличивая донельзя размеры своего прозрачного уха. Оно поселилось в доме недавно и никому не мешало, не пугало, не причиняло вреда. Потому что и пугать-то в этом пустом жилище было некого. Претензий к своему неправовому заселению оно не принимало, поскольку ни в каком документе не расписывалось.
Привидение пошло на звук чисто из распирающего его любопытства. Лестница - чердак - коробка - чемодан... Именно из последнего раздавались эти непонятные звуки. Сущность не от мира сего решила открыть крышку чемодана... Лунный свет, до этого спокойно расползающийся по всей территории дома, увеличил свою яркость, пытаясь поближе рассмотреть содержимое кожаного хранилища...
О, боги! Там была обычная механическая печатная машинка, которая, заправив самостоятельно чистый лист бумаги в круглый барабан, пришла в действие. Белые буквы на чёрных круглых клавишах прижались друг к другу от страха. С трудом балансируя на длинных металлических ножках, они вдавливались в корпус машинки, словно следуя заданному кем-то правилу. "Щëлк-щëлк", - бросая стройные ряды своих собратьев, железные буковки ныряли в месиво суровой механики и, ударив своим штампиком по бумаге через печатную ленту, возвращались обратно.
На чистом белоснежном поле, состоящем из древесных волокон, они оставляли свои чернильные отпечатки. Отпечатки, которые, отделившись от родителей, сначала вели себя по-скромному. Но буква за буквой они создавали слова, а затем и предложения. Достигнув размера абзацев, из, казалось бы, разрозненной кашицы текста начали выскакивать давно забытые домом эмоции. Стукаясь о грязный пол, они подпрыгивали, словно мячики для пинг-понга, ударяясь друг о друга, закатываясь в тёмные углы. Разрывая десятилетнюю паутину на чердаке, эмоции начали мерцать изнутри, наполняя светом весь дом. Привидение, до этого обладающее аморфной сущностью, поплотнело и материализовалось. Звенящая Тишина постепенно переставала быть единственной хозяйкой в заброшенном жилище. Послышались закатистый детский смех, весёлый лай собаки, голоса взрослых и бренчание гитары.
- Найда, Найда! Перестань лаять на Маиса, - строго произнесла женщина, нёсшая с огорода большое ведёрко со свежесобранной клубникой. Сочные мясистые ягоды насыщенного розового цвета так и просились в рот. Это и произошло. Хозяйка, перед тем как раздать лакомство домочадцам, пересыпала его в тарелки, припорошила сладкими кристалликами белоснежного сахара и обильно залила ароматной сметаной.
Только что забежавший с улицы сиамский кот Маис, с торчащим в небо хвостиком в виде знака Зорро, тоже не был обделён на этом празднике натурального кишкоблудия. Его лоснящаяся гладкая шёрстка оттенка небесно-голубого бриллианта начала от удовольствия игриво переливаться в лучах покровского солнца, заглянувшего на кухню дома.
На деревенской скамейке возле открытого настежь окна расположилось Привидение, очень похожее на хозяина дома. Оно преобразилось в молодого парня, который, прижав к груди гитару, взялся за подбор несложных аккордов к недавно написанной песне. Песне, поднимающейся вверх на чердак дома по железной лестнице, ступенька за ступенькой. Там, найдя старую печатную машинку и потеснив немного буквы и слова, Песня улеглась спать на чистый лист бумаги, зажатый в барабане.
Привидение вздрогнуло, поняв, что оно излишне задержалось в материальном мире, и быстро растворилось, исчезнув в капельках предрассветной росы. С его уходом исчезли и жильцы дома, и многочисленные домашние питомцы, и лучики света, спрятавшиеся за хмурыми облаками.
В скором времени старый дом был разрушен, и на его месте построили большой современный коттедж. И только изредка новым хозяевам слышались по ночам странные звуки, напоминающие щёлканье клавиш печатной машинки. Видимо, она, даже находясь за гранью сущего, ни за что не хотела отпускать время своей молодости и всё печатала и печатала этот рассказ...