Справа и слева, насколько хватало глаз, тянулась пустынная, бесплодная равнина, покрытая колючей щетиной серо-зеленого кустарника. Не было слышно ни пения птиц, ни жужжания насекомых. Только сухо шелестел ветер. Он брёл по ней целую вечность, уже почти не различая дня и ночи, деревьев и камней - безостановочно и бездумно, иногда падая и засыпая. Затем просыпался и шёл дальше, на запад. Чувство голода давно притупилось, а жажды он почти не испытывал - воды здесь хватало, хотя она была солоноватой и горькой. В бесконечно длящейся агонии потерялся миг, когда жесткая, просоленная земля перестала ранить ноги, а солнце - болезненно жечь глаза и кожу. Он успел забыть, и как его зовут, и почему оказался посреди степей Шартанга, смутно помнилось, что позади осталось что-то гораздо более страшное, чем орки, которые могли только убить, и ничего больше. Он не мог вспомнить, но откуда-то знал, что забвение это - благо, иначе не выжить. А он должен жить, и эта мысль гнала его вперёд.
Он не поверил своим глазам, когда на горизонте показалось что-то большое и тёмное, но невольно ускорил шаги, чувствуя какой-то неестественный прилив сил. И постепенно далёкое видение распалось на широкую светлую ленту реки и тёмно-зелёную полосу леса. Эти места не могли быть необитаемыми, но ему повезло, он не встретил ни одного орка. И повезло второй раз, когда река, мягко подхватив его сильным течением, буквально выплеснула на противоположный берег...
Здесь сон обычно обрывался, и Аллен просыпался, чувствуя на губах солоноватый привкус и безмерное облегчение оттого, что остался жив. Странно, но ему никогда не снилось то, что было до бегства в Арденский Лес, словно солнце Шартанга без остатка выжгло прежнюю жизнь и то ужасное, что пытались сделать с ним в Ангионе.
Или всё-таки сделали? Он не помнил почти ничего из того, что было с ним до того, как он попал в Чернолесье. Единственное отчётливое воспоминание - бревенчатый помост на рабском рынке портового города Кэр-Лайон, оценивающие глаза - много глаз, брань и насмешки, бесцеремонные ощупывающие руки. И надо всем этим - мучительно синее небо и белые башни Кэр-Лайона. Его купили маги Эр-Тириона, и вскоре Аллен вместе с полусотней других рабов, оказался в Чернолесье.
Возможно, ему повезло, что кто-то из служителей обнаружил в нём магические способности, по крайней мере, его не искромсали на алтаре и не скормили местной нежити, как многих других, а поселили в Ангионе и начали лечить и откармливать. Каждый вечер к нему приходил маг в тёмной мантии с надвинутым на глаза капюшоном. Он часами рассказывал о могуществе Эр-Тириона, о безграничной власти над жизнью и смертью и о многом другом. Аллен терпел, приняв решение сбежать при первой же возможности. Он даже делал вид, что поддаётся на уговоры и согласен пройти обряд посвящения. Боялся только одного: его могут заставить сделать что-то непоправимое, после чего уже не будет возврата.
Он сумел сбежать во время одного из полнолуний, когда все маги были заняты в каком-то чудовищном - он не хотел знать, что именно и зачем они делали - обряде. Добрался до границы с Шартангом, перешёл её глубокой ночью, и двинулся на запад...
Аллен поднялся с кровати и встал у окна, отодвинув холщовые ставни и вдыхая полной грудью холодный ночной воздух. И вдруг яркая голубая вспышка полоснула по глазам, а в следующий миг он рухнул на пол, пронзённый острой невыносимой болью.
***
В это же время, где-то в Квартале Медников
Единственная масляная лампа над дверью освещала рассохшийся кусок кожи, на котором едва проступало изображение дюжего молодца, высоко поднявшего пивную кружку - портрет хозяина в молодости. Тогда он только открыл своё заведение в Квартале, рассматривая это лишь как временное пристанище, способ пересидеть трудные времена, пока о нём забудут мстительные родственники убитого в пьяной драке парня. К самому убийству Милс никакого отношения не имел, просто это случилось на постоялом дворе, который раньше принадлежал ему. Парень оказался незаконнорожденным отпрыском одного местного рыцаря, славившегося буйным нравом и гонором, многократно превышающим размер его владений. Его люди не стали разбираться, кто и в чём виноват, а попросту сожгли заведение Милса, самого же хозяина, избив до полусмерти, подвесили вниз головой на ближайшем дереве. Милс пытался найти управу на них в суде, в результате чего едва не остался без последних штанов. В конечном счёте, он плюнул на всё и ушёл туда, куда благородным господам ходу не было.
С той поры минуло десятка два лет, но Милс так и остался здесь, прижился. Одетые в холщовые одежды неразговорчивые люд..., впрочем, люди среди них тоже были, обеспечивали верный, хотя и не слишком большой доход.
Его заведение облюбовали орочьи полукровки, нетребовательные к качеству выпивки, лишь бы она была крепкой. Здесь они вели себя очень тихо - спасибо вышибалам, тоже, кстати, полуоркам, драк почти не случалось, разве что забредёт кто-то случайный и будет явно нарываться на приключения.
А сегодня таверну посетила и вовсе редкостная птица - Ханджер, эльфийская полукровка. Пришёл, какой-то смурной, почти сразу же, как ночное небо озарилось яркой голубой вспышкой. И сидел на скамье перед ярко пылающим камином, наигрывая на флейте печальную мелодию. А рядом с Ханджером сидели два орка, опираясь на огромные секиры. Они только что уничтожили по бараньему боку каждый и, сыто жмуря косые глаза, прихлёбывали флокс - ядрёный самогон, настоянный на степных травах. В их широкоскулых лицах было что-то и кошачье, и жабье одновременно.
"Странно", - подумал Милс в небольшом перерыве между наполнением кружек. Он еще раз вслушался в музыку. - "Где он научился так играть? И для чего"? Милс вообще не был склонен к размышлениям, принимая всё происходящее вокруг него как есть. Но Ханджер был загадкой, представляя собой нечто, выходящее далеко за рамки привычного. Нет, целенаправленно сведений о нём он не собирал, хватало ума держаться подальше, но к разговорам прислушивался.
Странно, что Ханджер осел здесь, среди изгоев. По слухам, он чуть ли не состоял в родстве с Морионом, лордом Арденского Леса. Откуда-то было известно, что матерью Ханджера была эльфийка, ушедшая из Леса по зову великой любви вслед за своим избранником-человеком куда-то в Серые Степи, и, в конечном счёте, этот выбор им обоим стоил жизни. Поговаривали также, что избранник был родом из Аластрима, во что Милс не очень верил - это как-то чересчур, проще поверить, что солнце восходит на западе. Хотя... Кто их знает, этих эльфов...
Распахнулась дверь и на пороге возникла высокая тощая фигура, закутанная в тёмный плащ. Пришелец откинул капюшон, и ко всему привычный Милс вздрогнул, увидев бугристое лицо, словно сплетённое из корней деревьев, и чёрные, странно пустые глаза. А тот направился прямиком к Ханджеру и сел за его стол. Ханджер прекратил играть, его орки вскочили, готовые растерзать наглеца. Однако полуэльф едва заметно качнул головой, и они сели, растянув губы в жутковатых ухмылках.
Тот поспешил подойти. Вблизи он рассмотрел странного гостя внимательней и несколько успокоился: похоже, человек, только с сильно изуродованным шрамами и ожогами лицом.
- Что там у тебя осталось на кухне? - распорядился полуэльф. - Неси всё сюда. Мой друг голоден.
Друг издал неразборчивое мычание.
- Чего пить будете? - спросил у него Милс. - Вино, эль, чего покрепче?
- Моего друга излечили от разговорчивости, - хмыкнул Ханджер. - Залив ему глотку кипящим свинцом. А будет он эль.
Кивнув, Милс пошёл на кухню, отдать распоряжения поварам. "Печать молчания" обычно ставили участникам заговоров и мятежей против королевской власти, недостаточно знатным для того, чтобы быть обезглавленными. Чаще всего печать оказывалась вечной, хотя некоторым удавалось выжить. Кем был Бранк, и за что довелось ему выпить этот обжигающий напиток, Милса не интересовало - долгая жизнь в Квартале полностью излечила его от любопытства.
Когда Милс ставил блюдо на стол Ханджера, то успел заметить быстрое движение, которым тот накрыл рукой раскрытый золотой медальон с двумя портретами внутри.
***
Аллен пролежал в беспамятстве не очень долго, несколько минут, не больше. Тело болело, будто по нему проехалась телега, груженная камнями. Следующие несколько дней он будет чувствовать себя как старик при перемене погоды. И не он один, а все, кто наделён магическими способностями. Голубая вспышка - верный признак магической бури, такое случалось время от времени, а в последние десять лет стало почти привычным. И каждый раз после бури чуть-чуть, едва уловимо, смещались магические полюса, ослабляя или усиливая эффект от определённых видов магии. Чаще ослабляя.
Первое, что он сделал, когда перед глазами перестали плясать радужные пятна - попытался мысленно дотянуться до Рэйвен. И поплатился за это ослепляющей вспышкой боли, у него носом пошла кровь. Но отклик - слабый, на грани восприятия, всё-таки пришёл.
Всё хорошо, занимайся своими делами, потом расскажу...
Аллену по-прежнему было не по себе, смутное беспокойство гнало его из башни, неважно куда, лишь бы не быть сейчас одному. Он даже пожалел, что отпустил обоих своих учеников на каникулы.
Замок Грифона мирно спал, грезя о рыцарском турнире, который начнётся через день. У ворот его окликнул один из стражников:
- Не спится, мессир Кенворт? Из-за вспышки, да? Что-то случилось?
Он смутно различал их силуэты, а лиц не видел вовсе, только цветные пятна - ауры. После бури Аллен на короткое время утрачивал способность видеть живых существ обычным зрением, Рэйвен как-то пыталась ему объяснить, почему так происходит, но он мало что понял. А переспрашивать не стал - очень не хотелось видеть в её глазах выражение безграничного терпения, появляющееся, когда кто-то оказывался настолько тупым, что ему повторно приходилось объяснять очевидные для любого эльфа вещи.
Их ауры были тёплыми, ближе к оранжевому - значит, беспокоятся.
- Всё хорошо, - надтреснутым голосом откликнулся Аллен.
Подумав, он направился к харчевне "Лазурный Дракон", которую облюбовали местные маги. Наверняка там сейчас должно быть много народу.
К моменту, когда он добрался до неброского двухэтажного здания с вывеской, на которой красовалось нечто, отдалённо напоминающее крылатую змею, к нему полностью вернулось обычное зрение.
Аллен не ошибся: здесь действительно собрались почти все городские маги. Отвечая кивками и улыбками на приветствия, прошёл к столу, расположенному слева от камина.
- Позволите, мессир Аллен? - и, не дожидаясь разрешения, на соседний стул опустился старый маг с пышной белой бородой. Он был облачён в изрядно поношенную синюю мантию и опирался на резной посох с навершием в виде змеиной головы.
Каждый маг волен в выборе магического проводника, усиливающего и направляющего заклинания, Аллен предпочитал меч, поскольку неплохо владел им. Но в умелых руках и посох - грозное оружие.
- Рад видеть вас, мессир Саграмор, - церемонно кивнул Аллен, приподнимаясь со стула. - Выпьете со мной горячего глинтвейна?
Тот задумчиво пожевал губами, но отнекиваться не стал. Из кухни выплыла полная седая женщина в тёмном платье и ослепительно белом переднике. Она поставила на стол серебряный поставец с двумя дымящимися бокалами глинтвейна и, вежливо улыбнувшись мужчинам, удалилась. Церемония повторялась при каждой встрече Аллена и Саграмора - и хозяйка уже давно сама приносила требуемое, не дожидаясь заказа.
Аллену нравился Саграмор. Старый маг был поистине бесценным кладезем знаний, и не только о делах давно минувших дней. Каким-то непостижимым образом он ухитрялся быть в курсе всего происходящего в Альмерре и даже далеко за её пределами, почти не выходя из своего дома. Возможно, потому что сумел сохранить добрые отношения со всеми своими многочисленными учениками - а среди них были очень могущественные, и безусловно осведомлённые люди.
- Странные дела творятся нынче, - задумчиво сказал Саграмор, отхлебнув немного из кружки. - До Дарианы бури были столь редки, что каждую описали в летописях. А сейчас редкий год обходится без одной-двух вспышек.
- Как вы думаете, мессир Саграмор, - напрягся Аллен в предчувствии того, что старый маг сообщит ему что-то очень важное. - Отчего так происходит?
Тот отхлебнул из кубка и быстро левой рукой воспроизвёл знак Эол - теперь они были отгорожены ото всех невидимым куполом, так что их никто бы не смог подслушать.
- А я, честно говоря, надеялся, что вы мне расскажете, - Саграмор глянул на Аллена внимательно и испытующе. - Обещаю, что всё останется только между нами.
- Я? - Аллен очень удивился. - Нет, у меня есть, конечно, некоторые мысли, но я слишком мало знаю, чтобы быть до конца уверенным.
- Жаль, что вы мне не доверяете, - вздохнул Саграмор.
- Мессир Саграмор, - хмуро ответил Аллен. - Скажите прямо, что вы хотите от меня услышать.
- Так вы не знаете ничего? - взгляд старого мага стал чуть мягче. - Хорошо, я объясню. Сегодня была не просто буря. Вы ещё слишком молоды, а я уже научился чувствовать приближение таких вот бурь. Я узнаю об этом дня за два - за три. Но эта стала для меня полной неожиданностью.
- Вы хотите сказать, - уточнил Аллен. - Что бурю кто-то вызвал?
- Скорее, это был побочный эффект сильного заклятия, - Саграмор дёрнул плечом. - Детали мне неизвестны, а буря уничтожила все следы, так что вряд ли удастся узнать что-то ещё, разве что непосредственные участники расскажут. В чём я очень сомневаюсь.
- Сандар к этому причастен? - Аллен говорил спокойно, чувствуя, как из глубины души поднимается холодная, давняя ненависть.
- Безусловно, - старый маг издал дребезжащий смешок. - Но он не добился того, чего хотел. Более того, Империя получила звонкую пощёчину, которая не скоро забудется.
- Мессир Саграмор, а откуда вам известно, что произошло?
- Месяц назад, - Саграмор улыбнулся печально. - Один из моих бывших учеников пришёл ко мне за советом. Он говорил всё больше иносказаниями, намёками, так что я даже не сразу понял, о чём речь. Совет я ему дал, правда, он им не воспользовался, ну да ладно, это дело его совести.
Саграмор надолго замолчал, перекатывая в ладонях опустевший кубок. Затем продолжил, в его голосе звучала горечь:
- Конклав знал. Но они предпочли на время стать глухими и слепыми, а я... Я - всего лишь старый маг, Сила едва теплится во мне.
- Даже не знаю, что сказать, - Аллен холодно и отстранённо отметил, что руки Саграмора покрыты старческими пигментными пятнами и мелко подрагивают. Раньше он этого не замечал.
- А что тут скажешь, - ответил Саграмор. - Пока они ещё соблюдают приличия, но на совете Конклава, который состоится в конце мая, будет обсуждаться вопрос о снятии запрета на некромантию. И, боюсь, Сандар добьётся-таки своего.
- К этому ведь всё и шло, - пожал плечами Аллен. То, о чём говорил Саграмор, отнюдь не стало для него новостью.
Из двери, ведущей на кухню, появилась хозяйка и принесла на подносе ещё два кубка с глинтвейном. Дождавшись, пока она вновь уйдёт, Саграмор сказал:
- Я знал, что вы придёте сюда, поэтому захватил с собой одну вещицу.
Он извлёк из-под полы мантии небольшой предмет, завёрнутый в полотняную тряпицу. Осторожно, прикрывая его ладонями, развернул. И Аллен замер от восхищения.
Это был синевато-серебристый браслет, украшенный филигранным узором из переплетённых виноградных лоз. Он едва заметно мерцал, а, протянув к браслету руку, Аллен почувствовал исходящее от него тепло.
- У него нет каких-либо особых магических свойств, но он хранился в нашем роду с незапамятных времён и дорог мне, - на мгновение рука старого мага судорожно сжалась на браслете, затем он резко, словно обжёгшись, подтолкнул его к Аллену. - Отдай его Мориону. Для него браслет имеет большую ценность, чем для меня.
- Зачем вы делаете это, мессир Саграмор? - мягко спросил Аллен, пряча браслет во внутренний карман плаща.
- Наступают скверные времена, meldo Earhen, - в тёмных глазах Саграмора светилась тоска. - Не могу сказать, что люблю эльфов. Но раз уж надо выбирать сторону...
***
Утро 12 апреля 1253 года, предместья Альмерры
С самого рассвета тысячи зрителей начали собираться на холмах, господствовавших над ристалищем.
Арена, длиной в триста футов и шириной на четверть меньше, была двойной, внешняя и внутренняя ограды, обе высотой в человеческий рост, отстояли друг от друга на двенадцать футов. С двух противоположных сторон арены имелись ворота, достаточно широкие для того, чтобы через них, не мешая друг другу, могли въехать пять конных рыцарей.
Вокруг арены стояли высокие галереи под навесами из красного сукна с золотой бахромой, с перилами, украшенными флагами и гербами. На верхних ярусах восседали местные и приезжие аристократы, разодетые в бархат и кемперский шелк. Вокруг лож толпились пажи, слуги, вооружённая стража.
На нижних ярусах -- зажиточные горожане и горожанки, в одеждах из дешевого темного сукна, подбитых овчиной, но с золотыми или серебряными цепями. Деревенские жители и мелкий ремесленный люд сидели на дерновых скамьях на склонах холмов, поверх галерей им хорошо была видна арена.
Само ристалище оцепили пехотинцы Ордена Грифона. На одном из холмов, огороженные высоким частоколом, стояли шатры и палатки с развевающимися флюгерами ярких цветов, плюмажами и флагами - они предназначались для отдыха рыцарей между боями. Там же находился походный госпиталь и кузница.
Тейя с матерью - отец остался дома, поскольку ещё не окреп после долгой болезни, сидели в ложе для почетных гостей напротив высокого помоста, задрапированного яркими тканями и украшенного гербами, флагами и цветами. На нём находился дубовый трон. Вокруг стояли одетые в красные, белые и золотые костюмы дети - воспитанники Ордена Грифона. В руках у них были лёгкие детские мечи и маленькие треугольные щиты с изображением вставшего на дыбы Грифона. Чуть поодаль два пажа держали за поводья великолепного вороного коня с позолоченной уздечкой, под длинным бархатным чепраком - приз первого дня.
Надо всем этим стоял немолчный гул, накатывающий волнами, подобно морскому прибою, и криками чаек слышались громкие вопли торговцев-лоточников, резкие окрики ратников из оцепления, пронзительное конское ржание.
Перед началом турнира рыцари, облачённые в доспехи, торжественно прошествовали перед зрителями. Качество и совершенство доспехов напрямую зависело от благосостояния их владельца. Здесь можно было увидеть старомодные кольчуги и современные латы из металлических пластин, нашитых на кожу. Самые богатые рыцари носили стальные доспехи, закрывавшие их с головы до ног, не оставляя ни одного незащищенного участка. Разноцветные плюмажи на шлемах соответствовали родовым цветам.
Когда колокол на городской ратуше отбил девять ударов, на ристалище въехал магистр Ордена Грифона в сопровождении маршала и сенешаля. Все трое были в позолоченных доспехах и пурпурных плащах, отороченных белым мехом. Трижды протрубили герольды.
Рыцари выстроились рядами. Солнечные лучи играли на латах, щитах и шлемах, золотили обнаженные клинки. Магистр выдержал длинную паузу, добиваясь тишины, затем начал приветственную речь. Его звучный голос свободно покрывал всё пространство над холмами.
- Благородные лорды, рыцари и оруженосцы! Не угодно ли каждому из вас поднять правую руку с клинком к небу и всем вместе обещать и присягнуть жизнью и честью, что никто из вас не ударит другого острием меча или кинжалом, или ниже пояса. И конный будет биться с конным, а пеший - с пешим. А если шлем упадет с чьей-нибудь головы, никто до того рыцаря не дотронется, пока он не наденет и не застегнет шлема. Тот же, кто нарушит данное слово, да будет с позором изгнан с Турнира, а его щит растоптан копытами лошадей!
На это рыцари отвечали:
- Да, клянёмся!
Затем он кивнул герольдам, и те стали громко зачитывать правила Турнира и распорядок первого дня.
В этот раз Турнир открывали триста самых знатных рыцарей из числа приехавших на турнир. Первый день посвящался преломлению копий. Сначала рыцари группами по десять будут сшибаться на всём скаку. После этого те из них, кто не вылетит из седла, должны биться между собой на мечах или другом оружии, пока не останется один.
На арену вышел герольдмейстер с золотым жезлом в сопровождении четырёх судей в белых доспехах. Они быстро разбили рыцарей на группы, затем на пары. Особенностью Турниров Грифона было то, что здесь противники избирались строго жребием, невзирая на то, равны ли они по статусу, или нет. Предстояло пятнадцать выездов.
Первые две группы по десять всадников встали в противоположных концах арены, сжимая в руках двадцатифутовые затуплённые ясеневые копья. Публика затихла. В полной тишине послышалась команда:
- Пустите рыцарей в бой!
Две стальные лавы молча помчались навстречу друг другу и встретились примерно на середине. Тейя невольно зажмурилась, вдруг представив себя в пешем строю воинов, в который с размаха врезается этот стальной кулак. Да, такое лучше наблюдать издали.
Гром, лязг, скрежет, жалобное ржание, треск ломающихся копий, восторженный рёв зрителей. В сёдлах усидели трое, но один из них потерял щит, поэтому ему тоже засчитали поражение. На арену выбежали оруженосцы и слуги, двух рыцарей пришлось нести, так они были не в состоянии идти.
Под одобрительный рёв зрителей двое оставшихся спешились и продолжили выяснение отношений, избрав для этого широкие затуплённые мечи. У одного из них на щите красовались соловей и роза - фамильный герб Дерреков, у другого - ястреб на перчатке, его Тейя видела впервые. Тейя болела за незнакомца с ястребом, потому как Дерреки были крайне неприятными и беспокойными соседями.
- Постарайся не так откровенно радоваться, - тихо фыркнула довольно улыбающаяся леди Милена, когда шлем Деррека загудел от мощного удара, а его владелец рухнул, как подкошенный. - Это неприлично.
После пятого или шестого выезда Тейю несколько утомило однообразие происходящего на арене. Искоса глянула на мать, в душе шевельнулось чувство, похожее на зависть: та была полностью поглощена зрелищем, в серых глазах светился неподдельный интерес.
Тейя начала смотреть по сторонам и прислушиваться к разговорам. Мужчины со знанием дела обсуждали действия рыцарей, женщины обмахивались веерами, изредка какая-нибудь из них прикрывала лицо вуалью и принимала опечаленный вид. Надо полагать, имела место любовная история, и ей очень не хотелось, чтобы это осталось без внимания.
Тейя ждала двенадцатого выезда, в нём участвовал её жених, Бертран Деборн. Он получил звание паладина менее года назад, и это был его первый серьёзный турнир. Если он окажется в числе пятнадцати, то ему останется только отправиться в двухлетнее странствие, по возвращении из которого он сможет сменить серебряные шпоры новичка на настоящие золотые рыцарские шпоры. И сразу же после этого состоится их свадьба.
Тейя остереглась бы называть то, что она к нему чувствует, любовью, но была рада, что из множества предложений отец выбрал именно его: с Бертраном они знакомы с детства и неплохо ладят. И он - старший сын, а, значит, они будут жить в собственном замке, отдельно от родителей.
***
Выезды продолжались почти четыре часа. Наконец, был объявлен двухчасовой перерыв, после которого начнутся парные поединки. Тем временем зрителей развлекали "охотой на кольцо" пажи, достигшие пятнадцати лет и добивающиеся перехода в оруженосцы.
На арене установили столб с торчащим примерно на уровне головы всадника круглым стержнем. На стержень повесили позолоченное кольцо диаметром в три четверти фута. Участник состязания должен был на всём скаку сорвать копьём это кольцо. При точном прицеле оно отделялось от стержня и повисало на корончатом наконечнике копья, которое было на треть короче турнирных копий и раза в два легче. На это давалось три попытки.
То ли пажи переволновались, то ли перетренировались, но только пятеро из двух десятков справились с заданием с первой попытки.
Окончательно потеряв интерес к происходящему, Тейя попросила у матери разрешения сходить в палаточный городок, поздравить Бертрана с победой, и та, понимающе улыбнувшись, разрешила, дав ей в сопровождение вооружённого слугу. Собственно, она не столько хотела увидеть Бертрана, сколько не хотела общаться сейчас с его матерью. Леди Айрис была хорошей женщиной, но в ней клокотал такой бурный вулкан энергии, что Тейя в её присутствии как-то терялась, чувствовала себя неловко.
Бертран сидел на деревянном чурбаке возле своего черно-фиолетового шатра. Левый бок его белой рубашки пропитался кровью.
- Ты ранен! - всплеснула руками Тейя, забыв поздороваться.
- Здравствуй, Тейя, - улыбнулся Бертран. В его карих глазах одновременно отразились и радость, и смущение. - Ничего страшного, просто кожа немного содрана.
- Почему ты не обратишься к лекарям?
- Они заняты более серьёзными случаями, - пожал тот плечами и тут же болезненно поморщился.
- Снимай рубашку, - решительно сказала Тейя. - Я посмотрю, что у тебя там.
Обречённо вздохнув, Бертран снял рубашку.
- Что за коновал тебя перевязывал, - хмуро буркнула Тейя, разматывая повязку.
- Мой оруженосец, - хмыкнул Бертран. - Он мнит себя непревзойдённым лекарем. А что ты собираешься делать?
- Помолчи, пожалуйста. Так больно? А вот так? - Тейя легонько ощупывала его бок, чтобы убедиться, что рёбра целы. При одном из нажатий Бертран дёрнулся, закусив губу.
- Ясно, - кивнула она. - Ребро сломано. Не смертельно, но участвовать в боях тебе сегодня не стоит.
- Я должен, - спокойно возразил Бертран. - Наложи мне тугую повязку, этого достаточно.
Поколебавшись с полминуты, Тейя тихо сказала:
- Думаю, я смогу тебе помочь. Давай зайдём в шатёр, чтоб никто не увидел, - и добавила, обращаясь к слуге. - Стой здесь и не пускай к нам посторонних.
- Ты умеешь ворожить? - удивился Бертран.
- Немного. Только не рассказывай никому, а то если мать узнает, устроит скандал.
Осторожно уложив Бертрана набок, Тейя провела рукой над его раной, закрыла глаза и увидела внутренним взором повреждённое ребро. Ей уже доводилось делать подобное раньше, мелкие неприятности вроде сломанных конечностей в их поместье случались достаточно часто. Правда, это приходилось тщательно скрывать от леди Милены, очень болезненно относившейся к наличию магических способностей у дочери. Тейя тихо шепнула тайное слово и почувствовала, как с её ладоней стекает жар. Слово это она узнала от одной местной ведуньи - оно стоило ей трёх золотых монет.
Через несколько минут ошеломлённый Бертран, недоверчиво ощупывая полностью заживший бок, тихо выдохнул:
- Неужели я женюсь на колдунье?
- Тебе это не нравится? - с вызовом посмотрела на него Тейя.
- Почему же? - улыбнулся он. - В этом есть своя прелесть. И очевидная выгода.
- И ты не считаешь, что знатной даме не пристало баловаться магией?
- Я считаю, - серьёзно посмотрел на неё Бертран. - Что если у тебя есть дар, грех не применять его на благо других людей.
- Сэр Бертран, - откинув полог, в шатёр стремительно влетел Ренли, юный паж Бертрана, одетый в чёрно-фиолетовый камзол - фамильные цвета Деборнов, на рукаве блестел вышитый серебряной нитью герб - оскаленный белый волк.
Увидев Тейю, замолчал, явно смутившись, сделал попытку выскользнуть из шатра, но был схвачен Бертраном за рукав.
- В чём дело, Ренли? Уже пора?
- Нет, я просто... - Ренли увидел заживший бок Бертрана и умолк, голубые глаза расширились, он перевёл взгляд со своего хозяина на Тейю и обратно, открыл рот, но задать вопрос не решился.
- Дай мне чистую рубашку, - приказал Бертран. - И, пожалуй, пора одеваться. Где Шин?
- Торгуется до сих пор, - фыркнул Ренли, роясь в сундуке с одеждой. - С Льюком, оруженосцем сэра Перегрина. Этот за медную монетку удавится.
По правилам Турнира, остальные участвовавшие в сшибке рыцари обязаны были выкупить у победителя свои доспехи и лошадей.
- Перегрин? Это тот рыцарь с зелёным яблоком на щите, у которого конь споткнулся? - спросила Тейя. - Откуда он, кстати?
- Откуда-то с севера, у него замок и пара деревень близ Ларны, - ответил Бертран. - Ренли, приведи Шина.
- Я могу помочь, - предложила Тейя. - Мне доводилось облачать отца в доспехи.
Снова затрубили герольды и на арену вышли четырнадцать рыцарей. Их должно было быть пятнадцать, но победитель двенадцатого выезда отказался от дальнейшего участия в Турнире. Судьи жребием разбили их на пары. По правилам Турнира каждый из них мог выбрать любое оружие, но только четверо выбрали бердыши, а остальные предпочли сражаться на мечах.
- Напоминаю правила, - громко сказал судья с золотым жезлом в руке. - Сражаться только парами. Если ваш противник побеждён, отходите в сторону и ждёте исхода других поединков.
Он махнул жезлом и отошёл в сторону. Восемь пар двинулись навстречу друг другу, двигаясь изящно, как танцоры. И танцевали они под музыку особого рода - под звон стали о сталь. Их танец казался смертоносным, несмотря на то, что сражались они специально затуплённым оружием.
Общее внимание теперь было приковано к одному из них, в изумительно красивых доспехах с богатой золотой насечкой. На лазоревом поле его щита красовался горностай, под ним золотом горел девиз: "Лучше смерть, чем бесчестие". Никто не знал, кто он - рыцарь не пожелал назвать своего имени. Такое правилами Турнира допускалось, следовало лишь доказать герольдмейстеру знатность своего происхождения и право носить рыцарские шпоры. Делались даже предположения о том, что это может быть кто-то из королевской семьи, ведь горностая не каждый имел право поместить на свой щит.
Тейя со смешанными чувствами прислушивалась к разговорам. С одной стороны, ей приятно было слышать имя Бертрана в числе возможных победителей, и она искренне желала ему удачи. С другой стороны, если он победит, то ему дадут золотые шпоры и без двухлетнего странствия, а она не была уверена в том, что хочет замуж так скоро.
Большинство поединков заканчивались очень быстро, в десять-пятнадцать минут, и вскоре на арене осталась только одна пара. Сердце Тейи билось сильно и быстро: противником Бертрана оказался тот самый неизвестный рыцарь в светлых доспехах - его зрители называли попросту Горностаем.
Противники начали медленно сходиться, держа обнаженные мечи. Горностай двигался с изящно-усталой сноровкой, словно то, что ему предстояло, было всего лишь нудной, но необходимой работой, которую он намеревался выполнить с наименьшими затратами сил и времени.
Зазвенели, скрестившись, мечи, и во все стороны посыпались искры. Первый выпад Бертрана Горностай отбил без труда. Он использовал яростный натиск рыцаря против него самого, заставив по инерции пробежать несколько шагов. Пока тот разворачивался, возвращаясь в исходную позицию, Горностай успел перевести дыхание и немного отдохнуть.
Бертран был выше ростом и мощнее сложен, но его противник был гибче и подвижнее. Толпа разделилась надвое в своих симпатиях, и приветственные крики смешивались с бранью.
Бертрану потребовалось несколько попыток, прежде чем он понял, что одной грубой силой он ничего не добьётся. Первоначальная горячность боя схлынула, он начал действовать осторожно и хладнокровно, используя малейшую оплошность противника.
Теперь их бой больше походил на танец, от которого оба получали удовольствие. И Бертран, и Горностай владели мечом мастерски, удары наносились с такой быстротой, что зрители замечали их лишь тогда, когда они высекали искры из щита, шлема или кирасы. Трибуны постепенно затихли, все с волнением ожидали исхода поединка. Тишину нарушали лишь звон металла, шаги рыцарей и хриплое дыхание начинавшего уставать Бертрана.
Шлем Бертрана загудел от удара плашмя. Сила его была такова, что лопнул кожаный ремень, застегнутый под подбородком, и шлем отлетел на несколько метров. Горностай, опустив меч, ждал, пока его противнику принесут шлем. Быстро подбежал оруженосец и закрепил на голове Бертрана принесённый шлем. Они опять начали сходиться. Всё же удар не прошел даром Бертрану: движения его стали медленнее и неувереннее. Иногда он дергал головой, словно пытаясь разогнать дымку перед глазами. Развязка не заставила себя ждать: ещё один точный удар и вот уже Бертран лежит на земле, а его меч отлетел далеко в сторону.
Горностай приставил меч ему к горлу. Тот поднял левую руку вверх, затем опустил, несколько раз хлопнув по земле, таким образом, признавая своё поражение.
***
- Сэр Горностай, - сказал сэр Кэдоган. - Раз уж вы не желаете, чтобы ваше имя было названо во всеуслышание, вынужден именовать вас так. Вам дано право вручить этот венец любой из присутствующих здесь дам, дабы избрать Королеву Турнира. Поднимите ваше копье.
Рыцарь молча повиновался, магистр надел на конец копья золотой венец с зубцами в форме мечей и наконечников стрел, украшенный изумрудами и аметистами.
Горностай медленно ехал вдоль трибун, иногда ненадолго останавливаясь и внимательно разглядывая заинтересовавших его женщин. Дамы реагировали по-разному. Те, что сидели на нижних ярусах, вели себя довольно непосредственно: улыбались, бросали на рыцаря многообещающие взгляды, посылали воздушные поцелуи. Дамы с верхних ярусов были гораздо сдержанней: томно опускали глаза, принимались обмахиваться веерами, некоторые смущённо отворачивались и даже прикрывали лицо вуалью.
Наконец, рыцарь остановился перед ложей для почетных гостей. Там он застыл надолго, и трибуны затихли, понимая, что вот-вот будет сделан выбор.
Горностай сделал очень точное движение копьём, ухитрившись никого не задеть, и венец упал на колени Тейи, расстроенной поражением Бертрана. Она была настолько ошеломлена, что герольдам пришлось три раза выкрикнуть её имя, прежде чем девушка поняла, что речь идёт о ней. Поднялась и, избегая смотреть кому-либо в глаза, спустилась на арену.
Рыцарь опустился на одно колено, приветствуя её. Зрители разразились восхищенными возгласами.
- Я не принимаю подарков от незнакомцев, - негромко сказала Тейя, протянув рыцарю венец. - Снимите шлем, или хотя бы назовите своё имя.
- Желание королевы для меня закон, - мелодичным голосом ответил тот. - Боюсь лишь, что когда я сниму шлем, улыбка исчезнет с вашего очаровательного лица.
- Я жду, сударь.
Рыцарь снял шлем. И в этот момент Тейя поняла, что он был прав. Но стоило ей заглянуть в его синие глаза, как всё вокруг потеряло для неё значение. Он был утончённо, дерзко красив, но не от этого у Тейи перехватило дыхание - а оттого, как он улыбнулся ей. Его улыбка была мудрой, циничной и печальной одновременно.
Он произвёл впечатление не только на неё. Сначала раздался дружный вздох на нижнем ярусе трибуны, близ которой они стояли. Затем всё ристалище почти мгновенно облетел потрясённый шепот, и вдруг установилась полная и абсолютная тишина.
Сэр Кэдоган жестом подозвал к себе герольдмейстера.
- Вы знали, что он полуэльф? - поинтересовался он.
Дело не в том, что магистр как-то предвзято относился к полуэльфам и прочим полукровкам. Просто по правилам для участия в Турнире нужно было доказать наличие не менее трех поколений рыцарей в роду по отцовской линии. Полуэльф мог это сделать, только если был рождён в законном браке человека знатного рода и эльфийки. Такое на памяти магистра случилось всего один раз.
- Это не запрещено уставом, - герольдмейстер судорожно сглотнул, но ответ его прозвучал уверенно. - К тому же, он дал мне на хранение свои бумаги. Согласно им он не только может принять участие в любом турнире, но и сам имеет право их устраивать.
- Покажите, - потребовал магистр.
Прочитав то, что было написано в бумагах Ханджера - а они, безусловно, были подлинными, поскольку их скрепляли матово мерцающие королевские печати, все трое несколько секунд в полном ошеломлении смотрели друг на друга. Сэр Кэдоган на всякий случай поднёс бумаги к самым глазам, повернув немного под углом. Нет никаких сомнений - он увидел изображение рычащего льва.
Тейя и Ханджер ничего этого не видели, поскольку, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Их лица стали серьёзными и даже печальными.
Сэр Кэдоган, вздохнув, сказал герольдмейстеру:
- Идите к ним. Не стоит затягивать церемонию. Это становится неприличным.
Тот повиновался, и подошёл к Ханджеру.
- Милорд, - негромко напомнил он ему. - Отведите даму к трону.
Снова затрубили герольды, покрывая взволнованный гул зрителей, оправившихся от шока, и начавших бурно обсуждать произошедшее. Как во сне Тейя оперлась о предложенную ей руку, с которой Ханджер галантно снял кольчужную перчатку, и они медленно направились к помосту.
***
В ночь с14 апреля 1253 года, замок Вейденов
Она чувствовала, как он прикасается к ней. Ладони обняли грудь. Соски напряглись так, что это почти причиняет боль. Губы приникли к шее, тёплое дыхание щекочет кожу, язык прокладывает обжигающую влажную полоску. Руки ласкают живот, опускаются ниже. Его пальцы... на её бедрах...
Она застонала. Вздрогнула. И проснулась...
Комнату наполняли темнота и тишина. Тейя вздохнула, попытавшись выбросить Ханджера из головы, но не смогла. Он заполнял все её существо, и мысли, и сердце. Если она не увидит его хотя бы ещё только раз, то просто не переживет этого. Она размышляла - думает ли он сейчас о ней, и убеждала себя, что да, думает. Не может быть, чтобы мужчина, который избрал женщину королевой турнира, сразу же забыл о ней!
Или забыл? Его не было во второй день...
Девушка была очень разочарована тем, что Ханджер не появился. День казался бесконечным, и её не радовало даже то, что все бои посвящались ей. Шесть рыцарей выступали как её защитники. Другие шестеро из числа желающих вызывали их на бой, но всякий, кто побеждал защитника, становился защитником сам, пока не уступал место другому бойцу. К вечеру их доспехи, гербы и девизы слились для неё в одно большое размытое разноцветное пятно.
Но хуже было другое: её мать и родственники Бертрана решили, что причиной печали Тейи было поражение Бертрана, и опекали девушку с удвоенной заботой. Она же, чувствуя себя виноватой в том, что её мысли заняты отнюдь не Бертраном, старалась вести себя с ним как можно ласковей. И от радости, светившейся в глазах простодушного юноши, ей становилось ещё хуже.
"Откуда ж ты взялся такой"? - мысленно вздохнула Тейя. - "И ведь жила же я спокойно, не подозревая о твоём существовании".
С этой мыслью она вновь уснула, не без надежды...
И оказалась под пронзительно синими небесами, на крепостной стене замка. Замок стоял в окружении домов, казавшихся смутно знакомыми. Она, испытывая странное чувство холодной отстранённости, вдруг поняла, что стоит на крепостной стене замка Грифона, а город вокруг - Альмерра. И поняла, что город обречён. Орки с огромными топорами, обагрёнными кровью, заполонили его улицы. К небу поднимались чёрные дымы. Горели здания, с грохотом рушились их кровли, а в гавани полыхали паруса кораблей.
Она понимала, что это сон, и очень хотела проснуться, но не могла, продолжая чувствовать в своих руках арбалет и вдыхать едкую гарь гибнущего города...
- Проснись же, наконец! - услышала Тейя громкий голос, в котором звенел страх, затем кто-то сильно ударил её по щеке. Она открыла глаза, рывком вынырнув из тяжёлой дремоты. И тут же закашлялась от едкого дыма, серой пеленой наполнившего спальню.
Вокруг неё действительно всё горело и рушилось...
***
Снаружи дом, служивший Ханджеру основным его прибежищем в Квартале, ничем не отличался от других, стоящих вокруг: обшарпанных, потемневших от времени. Но внутри отделка была великолепной: мрамор, стены, обшитые дубовыми панелями, изящная мебель.
В большом зале, служившем трапезной, длинный стол, за которым могло разместиться десятка два гостей, был накрыт на двоих. Две свечи освещали изысканные серебряные кубки и запылённую пузатую бутылку из тёмного стекла.
- Ты полагаешь, я поступил опрометчиво? - отпив немного из кубка, Ханджер задумчиво посмотрел на своего собеседника.
Бранк помотал головой, затем поднёс свой кубок с вином почти к самым глазам и принялся разглядывать чеканку: рыцарь в чешуйчатых доспехах бросает под ноги другому рыцарю латную перчатку. Он протянул кубок Ханджеру, чтобы тот тоже увидел рисунок.
- Ты прав, - уголком рта улыбнулся полуэльф. - Это действительно вызов. Я сделал всё, чтобы меня заметили. Теперь остается только ждать.
Бранка Ханджер встретил несколько лет назад, когда впервые приехал в столицу, наивно полагая, что здесь ему будут рады. К тому же он надеялся найти ответы на некоторые вопросы. Нет, приняли его, конечно, тепло, осыпали почестями и подарками, утвердили титул герцога. В его честь чуть ли не ежедневно устраивали балы и приемы, светские красавицы вешались ему на шею. Легкость придворных нравов ошеломляла. Было от чего пойти кругом голове.
Однако за радушием и любезностью отцовской родни он без труда читал скрытую неприязнь и желание, чтоб его здесь не было. И это желание почти граничило со страхом. Редвин, его отец, был младшим сыном короля от второго брака, так что в списке престолонаследия Ханджер замыкал третий десяток, и только эльфийское долголетие давало призрачный шанс на трон. Ни врагами, ни сторонниками обзавестись он не успел, да и не имел такого желания, так что вряд ли его рассматривали как серьезную фигуру в околопрестольных играх. Разве что боялись, что за ним сила Арденского Леса. Возможно, его венценосный дед мог что-то рассказать, но он болел и под этим предлогом им ни разу не дали возможность побыть наедине, всегда кто-то присутствовал.
В один из дней, во время прогулки по городу, Ханджер наткнулся на Бранка. Сначала он принял его за обычного попрошайку, тем более что на нем был жетон, дающий право собирать милостыню. Однако подаяние было отвергнуто таким полным достоинства жестом, что полуэльф опешил. Жетон, сорванный с груди, полетел в придорожную канаву, а Бранк опустился на колено и прижал край плаща Ханджера к губам. И было в его горящих темным пламенем глазах что-то такое, что Ханджер, не раздумывая, принял служение. И пока ни разу об этом не пожалел: более преданного и самоотверженного слуги ему не доводилось встречать.
Бранк вытянул руку в сторону гобелена, на котором охотники добивали раненого вепря, потом ткнул пальцем в Ханджера.
- Да, - кивнул тот. - Я тоже уверен, что это не несчастный случай. И мы выясним, что же произошло на той охоте.
***
15 апреля 1253 года, замок Вейденов
Было уже далеко за полночь, когда Аллен подъехал к замку Вейденов. Этот замок был едва ли не самым древним в Беотии, он сохранился с тех времён, когда здесь проходила граница с Шартангом.
Несколько часов назад один из слуг сэра Вэйдена встретил Аллена у ворот в замок Грифона и попросил срочно приехать к ним, поскольку произошло несчастье. При этом он отказывался объяснить, в чём дело и только твердил, как заведённый: "Вы сами всё увидите".
Замок стоял на вершине холма, его задний фасад выходил на озеро, и на расстоянии полумили от стен не было ни единого дерева: противнику пришлось бы продвигаться по открытой местности.
Его ждали у главных ворот несколько вооружённых слуг с факелами. Сами ворота были закрыты и мост поднят, ради него одного никто не стал бы приводить в действие тяжелый подъёмный механизм.
- Мессир Аллен, какое счастье, что вы смогли приехать так быстро, - торопливо сказал один из них. - Следуйте за нами, мы проведём вас через калитку.
- Что-то случилось с сэром Вейденом? - спросил у него Аллен. - Ему стало хуже?
- Нет-нет, - замялся тот. - С хозяином всё в порядке. Вы сами всё увидите.
Аллен пожал плечами и направил лошадь вслед за торопливо шагающими слугами, а потом, спешившись, повел ее к калитке в стене. Если не считать главных ворот, это был единственный вход в замок, по крайней мере, из известных. Наверняка имелись и потайные подземные ходы.
Замок был разделен на две части. На внешнем дворе жили слуги, рыцари гарнизона и еще сотни людей и животных, необходимых для поддержания жизнедеятельности замка. Жилище хозяина и его домочадцев находилось во внутреннем дворе.
Войдя во внутренний двор, Аллен остолбенел: в северном крыле на уровне второго этажа зияла дыра. Сильно пахло гарью.
- Что здесь произошло? - присвистнул он. - На вас напали?
- Нет, - вздохнул один из слуг, поёжившись. - Леди Милена сама вам всё расскажет.
***
- Что скажете, мессир Аллен? - встревожено спросила леди Милена.
Они находились в большой комнате с каменным полом, устланным плотными тростниковыми циновками. На стенах висели гобелены со сценами охоты. Потолок образовывали выгнутые дугой балки, с которых свисали флаги с гербами рода Вейденов.
Аллен опустился в кресло возле камина и уставился в пол, чтобы не встретиться случайно взглядом с хозяйкой замка. Он злился и хотел перед началом разговора немного успокоиться. Ему хватило беглого осмотра и короткого разговора с Тейей, чтобы выяснить, что именно произошло. Кроме того, он понял, что Тейя не только не прошла в детстве необходимого обучения, но даже не подозревает о том, кем является на самом деле. А это очень опасно, прежде всего, для неё самой.
Леди Милена осталась стоять. Боковым зрением Аллен видел, как она нервно мнёт батистовый платок.
- Сядьте, сударыня, - тихо сказал он. - Нам предстоит долгий и серьёзный разговор.
Помедлив, она села в соседнее кресло, выжидающе уставившись на него.
- Ваша дочь, леди Милена, - продолжил Аллен. - Потенциально очень сильный маг.
Та протестующе посмотрела на него, открыла рот, чтобы возразить, но Аллен не стал слушать.
- Я знаю, что вы собираетесь мне рассказать. Вы нашли какого-то мошенника, который убедил девочку, что способностей у неё нет. Вы что, думали, что от этого они действительно исчезнут?
- Я всего лишь пыталась защитить свою дочь! - гневно сверкнула глазами Милена. - Какая жизнь ждала бы её? Она стала бы изгоем, и пришлось бы выдать её замуж за какого-нибудь голодранца, потому что приличные люди не хотят иметь дела с магией!
- Вы едва не убили её своей защитой, сударыня, - холодно возразил Аллен. - Тейя владеет силой, но не умеет ею управлять. В следующий раз на месте вашего замка может появиться озеро или действующий вулкан.
Насчёт вулкана Аллен несколько преувеличил, честно говоря, он и такие разрушения, как здесь, видел не часто, но ему очень хотелось сбить спесь с этой надменной женщины, которая не ведала, что творит.
- И что теперь делать? - уже гораздо менее уверенным тоном спросила Милена.
- Нужна помощь сильного мага и, разумеется, обучение. Хотя бы двухлетнее, самым основам.
- А вы не могли бы? - сразу же предложила Милена. - Мы заплатим любую цену.
- Не мог бы, - вежливо улыбнулся Аллен. - Во-первых, у меня нет на это времени. Во-вторых, в данном случае за помощью лучше обратиться к эльфам.
- Нет! - с такой яростью выкрикнула женщина, что маг слегка опешил.
- Почему нет, сударыня? - поинтересовался он.
- Нет, и всё, - уже более спокойно сказала Милена. - Это неприемлемо.
Аллену показалось, что в глубине её серых глаз мелькнул страх. К этому моменту маг полностью успокоился и был полон решимости добиться от хозяйки замка внятных объяснений.
- Как долго вы собирались скрывать от Тейи правду? - прямо спросил он, не желая тратить время на обходные манёвры.