|
|
||
"Э, нет, сестрица. Такие разборки только в городе, при свидетелях", - джип сдал назад, затем его семнадцатидюймовые колеса властно дернули под себя девственночистый снег дороги и автомобиль, радостно урча, понесся по снегу.- А теперьсестричка догоняй. Поиграем в догонялки"... | ||
Татьяна
Сигарета, нацеленная на тонкую иглу Останкинской башни, вертикально
перечеркнувшей утреннее московское небо, жадно, рывком догорела до золотистого
ободка фильтра. Нервные длинные пальцы с безукоризненным маникюром на ногтях
решительно вдавили ее обугленные останки в пепельницу. Хозяйка этих пальцев -
длинноволосая шатенка с серо-стальными глазами последний раз бросив глаз на
пейзаж за окном, резко, рывком придвинула к себе клавиатуру компьютера. По
белому полю монитора побежали черные буквы...
- Так ты серьезно влюблена в Володю? Собралась за него замуж? Сестричка, это же
просто красивый самец. На твоем месте я бы выбрала Евгения, - сидящая за рулем
сероглазая шатенка уверенно вела "Опель" в шуршащем потоке машин.
Её пассажирка, молодая девушка с кукольным личиком Барби, губки бантиком,
откинув голову на подголовник, полуприкрыв глаза, смотрела на несущуюся дорогу.
Длинные белокурые волосы спадали на плечи, красиво контрастируя с черной лисьей
шубкой.
- Самец и к тому же трутень, - продолжала шатенка за рулем.
- Почему это трутень? - блондинка повернула свое хорошее личико в сторону
водителя. - Он учится в университете. И если ему не нужно разгружать по ночам
вагоны, то это еще не значит, что он трутень.
- Ха, учится. Дважды брал академотпуск. Ну, понятно. По состоянию здоровья.
Болезненный он наш. Да если б не деньги его папеньки, давно вылетел бы из
университета.
- Таня, почему ты так не любишь Володю?
- Сестричка, твой Володя мне по фигу. Я о тебе забочусь, дурочка. Первый
серьезный роман с мужчиной должен быть...с серьезным мужчиной! Пойми, мужик для
большинства из нас, баб, это трамплин. Трамплин в ухоженную, налаженную жизнь. И
если трамплин так себе, бугорок, то и прыжок получается так себе. Подскок. А
пока поймешь это, пока начнешь искать новый трамплин... А время то летит,
сестричка. Вот и получается, что жизнь получилась не как мощный прыжок-полет, а
как жалкие детские подскоки. Согласись, в жизни лучше быть попрыгуньей, чем
подпрыгуньей.
Некоторое время в салоне автомобиля повисла тишина.
- А по-моему, ты мне просто завидуешь, - наконец промолвила Оля. - Завидуешь,
что за мной ухаживает такой красивый, интересный, богатый парень. Завидуешь, что
он катает меня на классной тачке, водит в шикарные рестораны и клубы.
- Дурочка. Чему мне завидовать? Все, что ты красиво живописала, у меня есть -
машина, рестораны, клубы, обставленная квартира, - шатенка с кривой усмешкой
глянула на собеседницу.
- Завидуешь, - упрямо повторила та. - Ты мне всю жизнь завидуешь. С самого дня
моего рождения. А я не виновата, что твоя мать умерла, что твой отец женился
вторично, что появилась я наконец. Слышишь, не виновата, - блондинка уже не
сидела отрешено на сидение. Она вся сжалась, полуповернувшись к водителю. Рот
бантиком исчез. Вместо него - тонкий росчерк сжатых губ.
- Что же ты делаешь, коза драная, - шатенка зло ударила по рулю.
"Опель" откликнулся могучим резким сигналом. Обшарпанная зеленая "шестерка",
неосмотрительно вылезшая пред ясны фары "Опеля", испуганно вильнула в сторону.
Женская ножка решительно вдавила педаль газа, и символ буржуазной
респектабельности легко обставил бывшую пролетарскую гордость отечественного
автомобилестроения с итальянскими корнями. После чего шатенка повернула
спокойное лицо к спутнице:
- Успокойся сестричка и не неси чушь. И по меньше пей, собираясь на вечер. Надо
же, я ей завидую!
- Это не чушь. Я же видела, как тебя корежило, когда отец гладил меня по голове,
когда дарил подарки. И ты всегда мной пыталась командовать, старшая сестричка. А
когда я стала постарше, и мальчики стали приглашать меня на свидания, ты всегда
пыталась этому помешать. Ты мне завидовала, что за мной пацаны табунами бегали,
а на тебя никто внимания не обращал. Вернее обращали и сразу же бросали.
Командиры-жены пользуются маленьким спросом!
- Нужны мне были те пацаны.
- Вот. В этом ты вся. Ты как компьютер - все считаешь: выгодно - не выгодно. И
мужчины это чувствуют и убегают от тебя. И я знаю, почему ты завидуешь, что у
меня Володя. Потому что он богат.
- Ага. Папашиными деньгами.
- Ладно, папашиными. И все равно ты завидуешь. Если Женя лучше, так выходи за
него замуж. А мне прекрати указывать - надоело.
- Евгений не в моем вкусе
- Понятно, что не в твоем. Он же не богат, как Володя.
- И это тоже, - спокойно согласилась шатенка
Ольга на секунду замолкла. Её большие, голубые, детски наивные глаза удивлено
смотрели на сестру.
- Я поняла, - наконец медленно сказала она. - Что ты поняла?
- Кто ты.
- И кто же? - шатенка, прищурившись, иронично улыбаясь, смотрела на спутницу
- Ты холодная стерва, - чеканя каждое слово, проговорила девочка Барби. И тут же
испуганно, по-детски, словно нашкодивший ребенок взглянула на сестру.
Татьяна знала этот взгляд. Так Оля всегда смотрела на старшую сестру, если
чувствовала, что сестра сейчас разозлиться за ее какой-нибудь поступок или
слова. Это льстило. И прерывать столь хорошую традицию естественно не следовало.
Взвизгнула резина колес.
- Вон, - спокойно - повелительно раздалось в салоне.
- И отец меня больше любит, - младшая сестра уже стояла на тротуаре, - мне он
купил новенькую "девяносто девятку", а тебе - старый "Опель-кадет", - дверь
хлопнула, отделяя теплый салон от морозной улицы.
"Я тебе еще припомню холодную стерву. Ты еще об этих словах пожалеешь,
сестричка", - "Опель" все также уверенно несся в потоке себе подобных друзей
человека.
Через минуту он остановился около высотного дома. Причудливая, но вместе с тем
гармоничная архитектура выдавала его элитное происхождение с не менее элитным
нутром. Черный "Опель" вздохнул рессорами, словно сожалея, что расстается со
столь прекрасным светловолосым грузом.
- Аллочка, ты сегодня как никогда обворожительна, - высокая стройная, сероглазая
шатенка, литературный редактор модного молодежного журнала "Апофигей"
двадцативосьмилетняя Татьяна Ларичева привычно окунулась в атмосферу светского
раута, правда не совсем обычного. Это был литературный вечер. Их у себя в
квартире устраивала светская львица Аллочка Кедрова, по совместительству дочь
главы издательского дома "Кедр" Павла Кедрова, а также журналистка "Апофигея" и
студентка последнего курса журфака университета.
- Спасибо, Танечка. Если я иногда бываю особенно обворожительна, то ты все
хорошеешь и хорошеешь, - подружки и коллеги по работе расцеловались. - А где
Оленька?
- Если и приедет то попозже. Голова разболелась, - Татьяна Ларичева окинула
взглядом просторную залу - знакомые все лица.
Каждый третий четверг месяца городская богема с вкраплениями городского
истеблишмента собиралась на квартире Аллочки Кедровой, чтобы, как говориться,
вкусить пищи духовной. Не пренебрегая, конечно, при этом и пищей телесной. Пищу
духовную поставляли юные и не очень, начинающие и маститые литературные
дарования, которые словно мотыльки слетались на свет хрустальных люстр
Аллочкиной квартиры. Телесную пищу два двухкамерных холодильника
"Бош", регулярно загружаемых Кедровым-старшим. Попав в Аллочкину квартиру,
дарования пытались блеснуть (ослепить, ошеломить, потрясти) своим творчеством
собравшуюся публику. Увы, как правило, блеснуть - ослепить не получалось. Как
правило, получалось потрясти запасы пищи телесной и ошеломить этим хозяйку.
Сегодня у Кедровой-младшей, очевидно из-за сильных морозов, собралось небольшое
количество публики. А литературные дарования были представлены всего лишь двумя
начинающими поэтессами.
- Друзья, друзья. Минуточку внимания. - Алла Кедрова привычно взяла бразды
правления вечером в свои руки. - Все в сборе. Пора начинать. Сегодня в наш
литературный шалаш любезно согласились зайти две милые девушки, начинающие
поэтессы. Что бы так сказать вручить свою литературную судьбу в ваши чуткие
руки. Помните как у Пушкина:
Меня старик Державин ободрил
И в гроб сходя благословил
Ну или примерно так.
Рассевшиеся на мягких диванах, стульях, креслах, пуфиках "шалаша" "державины"
одобрительно захлопали в ладоши. Литературный редактор еще раз окинула взглядом
двух девушек, робко пристроившихся вместе на диване. Одной, после мысленного
сканирования многочисленных слоев косметики, безжалостный взгляд женщины дал лет
двадцать пять. Девушка была высока, стройна ... и худа. Увы, она перешагнула ту
незримую черту, которая отделяет звонкую стройность от устройства для вешания
одежды.
- Вера, - тихим голоском представилась она, - студентка.
Рядом с ней сидело более юное и более фундаментальное сооружение.
- Катя, - низким грудным голосом проворковало оно, - школьница.
- Ну что, девушки - сначала вкусим духовную пищу, а потом телесную или наоборот?
- Аллочка присела с ними рядом на диван. Вся ее фигура, начиная от серебряной
заколки на макушке до кончиков наманикюренных пальчиков, чуть обремененных
колечками с искорками бриллиантов, выражала живейшую заинтересованность в судьбе
отечественных дарований.
Тощая Верочка, чуть передернула плечами:
- Урчание желудка заглушает шепот души.
- Хорошо сказано, - заместитель мэра по культуре захлопал в ладоши.
Катя, после мгновенного колебания души и груди, согласилась:
- Сначала стихи.
- Ну что ж, девочки, тогда кто первый? - Алла взяла со стола пачку сигарет и
закурила. - Да, кто курит, милости прошу, без церемоний.
Вера вновь передернула плечами:
- Давайте я.
Все молча с ней согласились.
Сцепив руки и чуть подавшись вперед, девушка тихо продекламировала:
Я словно башня одинокая
Стою на жестоком ветру
А вокруг только степь промозглая
И постылый ледок по утру.
Еще раз взглянув на девушку, на ее горяще-воспаленные глаза и сцепленные руки
Татьяна с ней внутренне согласилась: "Да, действительно, она - башня одинокая.
Впрочем, башня - это Оля. Верочка у нас скорее... антенна. И как всякая девушка,
утомленная своей одинокой молодостью, она сейчас попросит у судьбы штурма своей
башни".
...и для рыцаря-копьеносца
Я готова мост опустить надо рвом
Закончив читать, девушка замерла, затем нервным движение вспорхнула с дивана,
схватила пачку чьего то "Честерфилда" со стола и профессионально четким
движением раскурила сигарету. В комнате повисла тишина.
- Проникновенно, - Алла посмотрела на литературного редактора.
- Неплохо, - согласилась та, - одиночеством так и веет. "А вокруг только степь
промозглая и постылый ледок по утру"
- Стоп, стоп, стоп, - вмешалась Алла, стараясь не смотреть на свою
непосредственную начальницу, которая после слова "неплохо" окатила Аллочку
взглядом леди, смотрящую на свою служанку, посмевшую к ней в дом привести
неизвестно кого. - Обсуждение потом. Сейчас слушаем Катеньку.
Юная пышнотелая Катенька, издав всхлипывающий звук, начала:
Теплый ветерок
Приласкал стебелек
Положил его на землю
Никуда не деться стеблю
Девушка чуть качнулась вправо-влево, очевидно для большей наглядности показывая,
как ветерок качает стебелек. Диван недовольно заскрипел, а в комнате, словно
удары стебля об землю, шелестело:
Стебелек трепетал на земле
Извивался словно в огне
"Ну а пышечка - Катенька ничего просить не будет. Это ее какой-нибудь "ветерок"
должен просить, чтоб положить "стебелек" на землю, - Татьяна еще раз посмотрела
на фундаментальную Катеньку, - впрочем, для нее не "ветерок" нужен, а хорошая
молотилка.
... и исторгнул стебель семя
Наконец то наступило это время
Катя замерла, затем приподнялась с дивана и вот уже еще одна сигарета стала
превращаться в дым и пепел.
- А вот теперь можно и обсуждать, - Алла обвела взглядом присутствующих.
Татьянин взгляд шел след в след по Аллочкиному. Пока живейшее участие, судя по
блестевшим глазам, в судьбе юных поэтесс порывались принять Павел Иванович
Кедров, который после слов Кати "школьница" умудрился неуловим движением
остатками волос практически скрыть свою лысину и, положивший пухлые ладошки себе
на живот как на подставку, заместитель мэра по культуре, бегающий глазками по
супер утонченной Вериной фигуре, перескакивая с одной выпирающей косточки
девушки на другую.
Услышав за спиной тихое: "Здравствуйте, Таня" девушка обернулась. Перед ней
стоял Евгений Ладогин и его верный оруженосец Владимир.
- Здравствуйте, мальчики.
Четверка молодых людей - Женя, Володя, Таня и Оля познакомились полгода назад в
ночном клубе "Эльдорадо". Таня и Ольга отмечали начало сессии у младшей
сестрицы, а Евгений и охотно примкнувший к нему Владимир отмечали громкую статью
Евгения в одной из ведущих центральных газет. Четверка сразу разбилась по
возрастному принципу - Володя стал ухаживать за Ольгой, Евгений за Татьяной. У
первой пары - весельчака, плейбоя Владимира и беззаботной хохотушки Ольги
отношения после того вечера стали развиваться стремительно, как эпидемия гриппа.
У второй же пары - серьезного, осмотрительного Евгения и резкой, рассудочной
Татьяны все пробуксовывало. Татьянин мозговой компьютер безжалостно вынес в
отношении Евгения вердикт - не выгоден (перспективный журналист одной из
известных городских газет - слишком мало для амбициозной девушки). Татьяна еще
несколько раз встречалась с Евгением, правда больше по инициативе Ольги, уже с
упоением осваивающей вторую фазу любви - да здравствуют ночи, да сгинут дни. Но
дело так с мертвой точки так и не сдвинулось. При нечастых встречах с сестрой,
Оля с темными от постоянного недосыпа кругами под счастливыми глазами
прощебетала ей все уши про замечательного, щедрого, прекрасного любовника
Володю. И как-то раз попросила Татьяну организовать приглашение Евгения и
Владимира на литературный вечер ("Танюша, милая. Володенька пишет замечательные
стихи, а Евгений написал рассказ, специально, что бы ты посмотрела"). Уже по
пути туда Ольга с восторгом сообщила, что они с Володенькой решили пожениться, и
что папа Володи пообещал им купить четырех комнатную квартиру в центре города и
отправить в свадебное путешествие на Гавайские острова.
-А где Оля? - из-за спины Евгения показался Владимир.
-Голова разболелась. Сказала, что если и приедет, то попозже.
-Жаль, - у Владимира было выражение лица как у ребенка, которому пообещали, но
не принесли заказанную им игрушку.
-Бывает. Ну ничего, справимся и без неё. Незаменимых людей нет. Правильно,
Володя?
-М.мм.. да...да, конечно, - парень на секунду растерялся, - Таня, тут мои стихи
и рассказ Жени, - он вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенные листки
бумаги.
-Мальчики, знаете что, - девушка аккуратно положила листки в свою сумочку. - Я
думаю, что здесь прочесть и обсудить по серьезному не получится. Давайте после
вечера заедем ко мне. Идет?
-Идет, - сразу ответил Евгений. Верный оруженосец послушно кивнул головой.
Поначалу вялое обсуждение кандидаток в светочи русской поэзии, взбодренное
шведским столом и бокалами полусухого "Мартини" для вкраплений истеблишмента и
крепленого портвейна для преобладающей богемы, понеслось, что тот крылатый
Пегас, помчавшийся на призывное ржание молоденькой поэтической кобылки. Когда
крылатый конь уже, наверное, в десятый раз проходил барьеры ямбов и хореев,
опасно спотыкаясь на гекзаметрах, Таня шепнула:
- Ну что мальчики, пошли?
- А как же другие? - Евгений вопросительно посмотрел на нее.
- Здесь принято уходить по-английски.
Выйдя из дому, Евгений и Татьяна сели в ее "Опель", а Владимир в свой шикарный
джип "Гранд Чероки". Ключи зажигания повернулись синхронно... Из-за поворота,
визжа резиной, вылетела темно-красная "девяносто девятка". Мгновение и она
уткнулась в рассерженный бампер джипа. Из автомобиля, пошатываясь, вылезла
Ольга. По исходящему от нее благоуханию сразу становилось понятным, что борьба с
зеленым змием дело тяжелое и ... приятное.
- Оля, ты? Прошла голова?
Блондинка окинула взглядом шатенку, слегка качнулась и чтобы не упасть обняла
Володю.
- Володенька, увези меня куда-нибудь.
- Конечно, конечно, любимая.
- Нет, нет, на моей машине, - закапризничала девушка, увидев, что парень
пытается направить ее к своему "Гранд Чероки".
- А как же мой джип?
- Пусть Женечка его поставит на стоянку. Хорошо, Женя?
Владимир после секундного колебания передал ключи от машины своему другу.
- Пока любимая сестричка. Спокойной тебе ночи, - Ольга захохотала и, повиснув на
руке Владимира, стала выдвигаться в сторону "девяносто девятки"
Когда габаритные огни автомобиля скрылись за поворотом, Евгений вопросительно
посмотрел на Татьяну.
- Извини, Женя. Но теперь у меня разболелась голова. Любимая сестричка передала
мне эту бяку как эстафетную палочку. Еще раз извини.
- Я понимаю.
"Ну ничего, сестричка. Следующий ход за мной. Ты очень сильно пожалеешь о
сегодняшнем вечере. Очень, очень сильно пожалеешь, малявка. Я обещаю", - женские
руки твердо уверенно сжимали руль несущегося черного "Опеля".
"Я люблю тебя, Татьяна. Ты же меня словно не замечаешь. Я сильный - от твоего
равнодушия ко мне я не сломаюсь. Я даже не любовь твою ко мне обращу себе на
пользу. У меня появится мощный дополнительный импульс стать богатым и известным.
И... и как говорится - цыплят по осени считают. И если через какое-то время ты
горько пожалеешь о том, что оттолкнула меня, скажу откровенно - мне это будет
приятно. А сейчас прощай, - Евгений решительно распахнул двери и вышел из
квартиры. Через минуту на улице кашляюще завелся его старый "Москвич".
"Так, так. Современная лав стори, только на месте Золушки выступает мужчина,
этакий Золушек. И в конце, наверняка, мужчина станет богатым, а девушка горько
пожалеет, - длинные холеные пальцы отложили один листок и взяли следующий.
"... Громадный черный "Мерс" остановился прямо напротив окон редакции. Из него
появился молодой парень в безупречном деловом костюме.
- Девочки, смотрите какой красавчик. Вот бы такого захомутать, - несколько
девушек оторвались от своих компьютеров и посмотрели в окно.
Между тем красавчик, внимательно прочитав табличку у входа в редакцию,
решительно открыл дверь.
- Вы не подскажите, где я могу найти Татьяну Логинову?
- Я Татьяна Логинова.
- Господин Евгений Протасов просил Вам передать это, - с этими словами молодой
человек вытащил из кожаной папки, которую держал в руках, открытку и с легким
поклоном передал Татьяне.
На ней, выполненной на пределе типографских возможностей, было напечатано:
"Уважаемая Татьяна. Приглашаем Вас на торжества по случаю нашего бракосочетания,
которые состоятся в ресторане "Подводный мир" 16 июня сего года. Алла и
Евгений".
- А... а кто Вы? - Татьяна, прикусив губу, смотрела на молодого человека.
- Я личный водитель Евгения Александровича.
"Я так и знала, хэппи-энд по-голливудски", - Татьяна Ларичева о чем-то на минуту
задумалась, затем подсев к компьютеру, минут десять колдовала возле него. Завтра
Евгений Ладогин, придя к себе на работу, в своей электронной почте прочтет:
"Женя. Прочла ваш рассказ. Слог хорош. Но сюжет... Сделайте его не таким
прямолинейным и угадываемым. И не нужно такого по-голливудски слащавого конца.
Татьяна Ларичева. Р.S. И измените имя главных героев. Они не сочетаются".
Между тем в женских руках оказался следующий листок бумаги:
Ты как горный ветерок
Летящий с запада на восток
Ласкаешь меня по груди
И я шепчу-кричу6 "Не уходи"
Ты как весенняя березка
С каплями душистого сока
Я пью твои милые слезы
И не пойму это быль или грезы.
"Все ясно. Стихи из серии: "Ты моя банька, я твой тазик. Ты мой замочек, я твой
ключик". У мальчика гормоны бушуют. Вот и пытается полизать у любимой... хоть
слезы", - указательный палец с наманикюренным ноготком решительно несколько раз
надавил на кнопки мобильника.
- Здравствуй, Володя. Это Татьяна. Помнишь еще такую?
- Танечка, ну как можно тебя забыть.
- Володя, ты можешь сейчас встретиться со мной?
- Прямо сейчас?
- Да, - женский голос в телефонной трубке звучал твердо, повелительно.
- Что за спешка? Еще только десять утра. Такая рань.
- Я прочла твои стихи, - голос в трубке стал мягким, - они мне очень
понравились. Прямо проняло всю. Мне очень захотелось встретиться с их
автором-мужчиной, - голос в трубке стал воркующим.
- Ну если женщина просит...
- Очень просит и очень будет благодарна.
- Еду.
- Только Володенька, надо ехать на дачу к моим родителям. Знаешь куда? - голос в
трубке вновь окреп.
- Так сейчас же там, наверное, все снегом занесло.
- Все расчищено. Тем более у тебя джип. Володенька, давай приезжай быстрее.
Огонь в камине горит, вино охлаждается в холодильнике, и хозяйка изнывает от
нетерпения, - трубка вновь сладко заворковала.
- Еду, еду.
"Самец он и есть самец", - женская рука небрежно отбросила мобильник на кровать.
- Ну наконец-то. Проходи быстрее, не напускай холода.
Мужчина и женщина вошли в просторную комнату. Возле одной из стен ярко пылали
дрова в камине, посередине стоял небольшой столик с несколькими бутылками вина,
баночками и коробочками в ярких этикетках с едой.
- О, ты меня прямо по-королевски принимаешь.
- Того заслуживаешь. Я прочла твои стихи и прямо изнываю от нетерпения поближе
познакомиться с мужчиной, написавший такие прекрасные строки:
Я пью твои милые слезы
И не пойму это быль или грезы
- Так мы и так вроде близко знакомы.
- Но можно познакомиться еще ближе. Давай выпьем за это.
Соприкасающиеся бокалы издали чистый, хрустальный звук...
...- Милый, давай выключим наши мобильники, чтобы остаться одним в этом мире...
Олин "Nokia" приятным женским голоском равнодушно бубнил: "Абонент временно не
доступен"... "Абонент временно не доступен"... "Абонент временно не доступен"...
... "И что Олька в этом Володе нашла? Обыкновенный смазливый юнец. И в постели
он так себе... херувимчик. Да если б я захотела, он не то что через полгода, а
уже через месяц бы просил меня выйти за него замуж. Вернее, просил бы разрешения
жениться на мне. Так будет точнее", - Татьяна Ларичева оглядела комнату и
поморщилась. На столе, полу валялись пустые бутылки, пепельница была забита
окурками, вскрытые банки и коробки с остатками еды ассоциировались с тяжелой
работой патологоанатома. "И что теперь делать? Вызвать сестричку сюда и
предъявить ей это тело, накаченное алкоголем... и клофелином", - девушка
презрительно посмотрела на спящего мужчину. - Нет, нельзя. Темпераментная
сестричка еще тут все переколотит. А это все хотя и не мое, но папочка всыпит
нам обоим и мне в первую очередь. Отвезу-ка я этого оконфузившегося Ромео на его
карете в город. Поставлю под окнами Джульетты, вызову ее по мобильнику и пожелаю
обоим прекрасного дня. Пусть потом поют друг другу серенады. Решено".
Через час, тщательно убрав в доме, Татьяна Ларичева перегрузила слабо
шевелящееся тело в джип и выехала из ворот дачи... Темно-красная "девяносто
девятка", как тогда ночью, метнулась наперерез. У выскочившей из машины Ольги в
руках был зажат газовик.
"Э, нет, сестрица. Такие разборки только в городе, при свидетелях", - джип сдал
назад, затем его семнадцатидюймовые колеса властно дернули под себя девственно
чистый снег дороги и автомобиль, радостно урча, понесся по снегу. - А теперь
сестричка догоняй. Поиграем в догонялки", - Татьяна с наслаждением еще глубже
вдавила педаль газа и ткнула рукой кнопку автомагнитолы. Салон наполнился
голосом Кристины Орбакайте:
Зеркальце мое скажи
Да всю правду мне доложи
В зеркале заднего вида было видно как темно-вишневая "девяносто девятка"
отчаянно пытается догнать джип, прыгая по колдобинам проселочной дороги. Татьяна
бросила мимолетный взгляд на спящего Владимира. "Господи, из-за вот этого
гробить свою машину? Сестрица, у тебя точно с головой в непорядке".
Где любимый мой навек родной
Почему сейчас не со мной?
"Ну и что с вами ребята сейчас делать? Отвезти под Олькин дом, а уж там
ненормальная сестричка сама довершит дело? Там кстати постоянно дежурят
гаишники. Вот смеху то будет - повяжут буйную сестрицу с газовиком перед очами
радостных соседей".
Не губи меня, не губи
И прошу тебя, помоги
Не губи меня, не брани
Обмани меня, обмани
"А может оставить все как есть? Остановить сейчас джип, успокоить Ольгу. Пусть
забирает своего ненаглядного. Уж как-нибудь помирятся. Что он, что она далеко
уже не девочки и не мальчики. Володенька купит сестрицы колечко с брюликом, она
и успокоится. Успокоиться? Ну уж нет. Это для тебя жирно, Оленька. Ты еще себе
нервы помотаешь сестричка. За холодную стерву ...и за Гавайские острова вкупе с
четырех комнатной квартирой в центре города Следуй за мной, сестрица!"- женская
нога еще глубже вдавила педаль газа.
Зеркальце мое, скажи, скажи
Где моя любовь, подскажи
Дальше края уеду я
Если там любовь моя
Резкий звук сигнала ворвался в салон.
"Ага, Оленька на связь выходит". Татьяна щелкнула тумблером на панели управления
- джип замигал габаритными огнями.
Между тем обе машины выскочили на трассу. Скорость сразу возросла - стрелка
спидометра чуть подрагивала возле цифры "130"."Еще не хватало разбиться.
Все-таки зима. Не дай бог попадется ледок на дороге".
Шоссе было пустынно. Редко, редко за стеклами джипа мелькали встречные машины.
Впереди показался, удрученный дорогами и бензином, старый четыреста двенадцатый
"Москвич". На грязно-бежевом корпусе автомобильного трудяги щедро были рассыпаны
коричневые заплатки. "Как пигментные пятна старости", - Татьяна показала поворот
и легко обогнала "Москвич". - Вот так и человек, как этот "Москвичек" - сначала,
молодой, сверкающий чистой кожей. И сердечко стучит как новенький мотор.
Проходят года. Кожа темнеет, покрывается пигментными пятнами, и сердечко
начинает давать перебои, и чадить ты начинаешь еще сильнее и зловонней, -
девушка бросила взгляд на зеркало - "девяносто девятка" также спокойно обошла
"Москвич". - А Оленька то твоя не отстает. Видно любит тебя, повесу", - Татьяна
бросила быстрый взгляд на спящего Владимира. Повеса неопределенно замычал.
"Ну-ка сестричка посмотрим, на сколько хватит твоей любви", - старшая сестра еще
сильнее надавила на педаль газа. Стрелка спидометра не раздумывая, оставила
своего фаворита - число "130" и стала строить глазки числу "150". А в салоне
продолжала мурлыкать Кристина:
От еды и сумасбродины
Наклонился куст смородины
Льется, льется с неба родины
Дождик проливной
Неожиданно у Татьяны в сумочке зазвонил мобильник. Девушка вытащил трубку из
сумочки, и нажала кнопку включения:
- Да?
- Татьяна, остановись, - Ольгин голос был холодным и напряженным.
- А зачем? Нам с Володей и вдвоем хорошо.
- Таня, я тебя прошу.
- Не-а. И Володя не хочет. Ему со мной хорошо. Правда, Володенька? - удерживая
руль одной рукой, она мобильником ткнула в лицо парня. Тот неопределенно что-то
пробормотал во сне.
Мерю расстояния сутками
И лечу куда-то с утками
- А теперь более внятно, Володенька, - и вновь мобильником по лицу.
- Та иди ты. Че пристала? - не просыпаясь, парень как мог вжался в дверь джипа.
- Молодец, Володенька. Тебе это зачтется.
Свята была любовь когда-то
Теперь она распята и сочтены все дни
-Ты слышала, Оля? Мужчина не хочет твоего общества. А желание такого мужчины для
меня закон.
-Ты умеешь мстить.
- Умею.
- Я все равно тебя достану, сестрица.
- Попробуй, - Татьяна, отбросив трубку на колени парню, еще сильнее вдавила
педаль газа. И вновь ветреная стрелка спидометра поползла по кругу, выбирая себе
следующего фаворита: "160", "170", "180".Салон наполнился уверенным гулом
двигателя. Впереди капота асфальт шоссе с проплешинами снега
возбуждающе-стремительно нырял под машину. Отстоящие от дороги редкие деревья
еще быстрее побежали назад. "А, отстаешь, сестрица, то-то же". Дорога, пошла
дугой влево. "Гранд Чероки" уверенно заложил вираж.
Мерю расстояния веснами
И когда ж мы стали взрослыми
Разминулись между соснами
Со своей весной
Пройдя поворот, Татьяна вновь взглянула в зеркало заднего вида - "Девяносто
девятка", срезая угол, сойдя с дороги, неслась по целине, поднимая по бокам от
себя снежный бурун и оставляя за собой на снегу две колеи. "Словно торпедный
катер на атаку выходит, - мелькнуло в голове у водителя джипа. - А если яма
какая-нибудь или рытвина? Расшибется же на такой скорости", - Татьяна
безжалостно вдавила педаль тормоза в пол. Жалобно завизжала резина. Она схватил
трубку телефона:
- Оля, сумасшедшая. Сбрось газ. Смотри, я остановилась.
- Да пошла ты.
- Сестра-а-а...!
"Девяносто девятка", очевидно, попав одним колесом в рытвину, рыскнула в
сторону. Как раз туда, где стояла одинокая, припорошенная снегом
сосна...Ретранслятор сотовой связи равнодушно донес до Тани последнее
слово-вскрик своей родной сестры:
- Ой, мамочка!
- Оленька-а-а...! - "У нее же даже подушек безопасности нет", - мелькнуло в
голове у Татьяны. - Н-е-е-т!!!
Распласталось бесконечное
Небо синее, безупречное
На земле мы все не вечные
В небесах покой...
Джип, казалось, бесконечно долго ехал к этому темно-красному пятну на снегу.
Смерть всегда отвратительна, а тем более такая, как эта. Руль "девяносто
девятки" прижал ее хозяйку к спинке сидения, войдя в нее. Лицо было залито
кровью. "Словно жук наколотый", - мелькнула неуместная, отвратительная мысль.
Дверь, на удивление, не заклинило. С трудом, но она открылась. Первое, что
бросилось Татьяне в глаза, когда она распахнула дверь, были ярко-голубые детские
глаза испуганно-удивленно взиравшие на нее. Как в далеком детстве...
Потом она долго возилась со спинкой сидения, на которой сидела мертвая Ольга.
Наконец оно поддалось и опустилось вниз. Мертвый человек послушно и безучастно
опрокинулся на спину, уставившись в крышу машины изувеченным лицом..."Господи,
Оленька, ну зачем же мы это все сотворили? Зачем ты это сделала? Ведь знала, что
расшибешься. Неужели все из-за любви? Но даже если это так, то ты же не зеленая
пацанка. Ты же должна уже была знать, что жизнь длиннее любви", - Татьяна стояла
над телом сестры. В джипе, сгорбившись на сидение, пьяно во сне посапывал
Володя. Уже, слыша вой сирен, вызванной ею милиции, Татьяна увидела в салоне
изувеченной "девяносто девятки", возле педалей управления трубку мобильного
телефона Ольги. Она нагнулась и подняла ее. Телефон был включен. Большой палец
руки надавил на кнопку. Сеанс связи закончен. "На земле мы все не вечны. В
небесах покой"
- Танька ты? Господи откуда? Где так долго пропадала?
- Из Москвы. Там же и пропадала.
- Ну ты даешь. Больше года ни слуху не духу. Как будто тебе и не было. И чем ты
сейчас занимаешься?
- Все тем же. Журналистикой. Про Московский журнал "Рандеву" слыхала?
- Это тот, что недавно появился?
- Да.
- Слыхала и даже читала.
- Так вот там и работаю.
- Кем?
- Работа знакомая. Зам. редактора. Ну а ты как, Алла?
- Закончила университет. Работаю там же, в "Апофигее". На твоей должности.
- А Владимир как?
- Володька? Волгин?
- Да.
- Володька как Володька. Крутит очередной роман.
- А как Евгений, - голос Ларичевой непроизвольно дрогнул.
- Татьяна, новостей для тебя море. Так что пожалей АТС. Завтра четверг, поэтому
милости просим ко мне на литературные посиделки.
- Спасибо, обязательно буду.
- Тань...
- Что?
- А с отцом... ты так и не помирилась...
- Нет...Ну все, Аллочка, до завтра.
- До завтра.
Такси остановилось возле знакомого дома. Знакомая дубовая дверь. Знакомая
мелодия звонка.
- Здравствуй, Алла.
- Ой, здравствуй Таня.
- Ты как всегда обворожительна.
- Спасибо. Проходи.
Будто ничего и не изменилась больше чем за год. Толстые дядьки в костюмах и при
галстуках, бородатые дядьки в джинсах и свитерах и юные дарования,
представленные в основном длинноногими девицами, обтянутых во всю туже джинсу.
Когда ор банальных криков, восклицаний, вопросов смолк, Татьяну кто-то тихо
сзади тронул за локоть:
- Здравствуй, Таня.
- Евгений, ты? Здравствуй.
- А ты Таня все так же прекрасна. А теперь после года неизвестности, еще и
загадочно прекрасна.
- Спасибо за комплимент, - Татьяна еще раз окинула фигуру Евгения. - А ты
похорошел, возмужал.
- А его должность обязывает, - из-за спины Евгения появилась Алла. - Знакомьтесь
Таня, это...
- Алла, мы же знакомы.
- Нет. Нет. Ты еще раз познакомься: Евгений Ладогин, главный редактор "Апофигея"
... и мой муж...
Гелевая ручка нервно скользила по бумаге:
"Евгений, я Вам пишу это письмо, и сама не знаю зачем. Вы состоялись как
журналист, Вы женаты и наверно счастливы. А я..., - долго еще ручка выводила и
зачеркивала слова. Последние звезды растаяли в зимнем утреннем небе, - ... так
что считайте это письмо последним прости. Прости меня, Женя. Прости за все.
Татьяна Ларичева"
Женщина усталыми глазами посмотрела на листок - место, куда она излила свой
запутанный клубок боли, страданий, страсти и любви. Строчки в нем были неровные,
черканные - перечерканные, как жизнь, ее жизнь.
Через час Татьяна Ларичева уже ехала в аэропорт на такси. Возле главпочтамта она
попросила остановиться. Вышла, купила конверт. Еще раз перечитала письмо. "Нет,
это не письмо. Это какой-то стриптиз души. Ларичева, Вы непозволительно
расслабились". Женщина вынула из сумочки ручку и с минуту колдовала с ней над
письмом. Затем вложила письмо в конверт и аккуратно надписала адрес: "Евгению
Ладогину. Редакция журнала "Апофигей". Набережная Ленина, 28". Через минуту
конверт с письмом упал в почтовый ящик. На белом листке бумаги все строчки были
густо зачеркнуты черными чернилами. Белый листок с черными полосами. Как
решетка. Решетка для чувств и эмоций. И только внизу остались два слова:
"Татьяна Ларичева"...
Через два часа самолет уносил женщину с твердо сжатыми узкими губами в Москву.
По непостижимому для человеческого разума закону на фоне черного провала окна
были разбросаны белые холодные точки звезд. И лишь одна точка была другая -
темно-красная, круглая, горячая. Минуту спустя она еще ярче вспыхнула и падающей
звездой устремилась вниз - холодные женские пальцы раздавили жалкое тельце
сигареты о грязное дно пепельницы.
Женщина встала из-за компьютера и направилась в спальню. Там она долго
расчесывала свои длинные красивые волосы, всматривалась в широкое зеркало в
позолоченной оправе. Зеркало отражало красивое, усталое лицо с узкими твердо
очерченными губами. На высоком лбу и возле глаз пролегли первые паутинки морщин.
Женщина подошла к широкой кровати из красного дерева и откинула тонкое пуховое
одеяло. Халат, расшитый драконами из китайского шелка скользнул к ногам. Его
хозяйка о чем-то задумалась. Окинув взглядом уютную спальню, обставленную
арабским гарнитуром, затем как была обнаженной, вновь вернулась в комнату с
компьютером. И вновь на белом фоне монитора стройными рядами выстроились черные
буквы. Курсор призывно мелькал в конце текста. Еще сильнее сжав тонкие губы,
женщина зло ударом указательным пальцем по клавиатуре допечатала: "Холодные
стервы обречены на одиночество.
Конец".
|