Океан разбушевался не на шутку. Третий день по безбрежной взъерошенной поверхности носило маленький спасательный плотик. Ане посчастливилось забраться сюда в тот момент, когда крохотное судёнышко накрыло особенно мощная волна, и оно моментально развалилось на части. Чудом спасшаяся девушка долго вглядывалась сквозь брызги и водяную взвесь в плавающие вокруг щепки, пытаясь высмотреть ещё кого-нибудь, когда мутные водяные валы вздымали плот вверх, но никого не заметила.
Сначала её мучила тошнота, а потом, когда внутренности опустели, и тошнить стало нечем, навалилась жажда. Вчерашний дождь позволил немного попить, собирая крупные капли в дрожащие ладошки, однако слишком быстро закончился, уступив место неумолимому солнцу. Безжалостное светило мгновенно высушило плот, одежду и принялось вытягивать влагу из внутренностей.
Сегодня ветер почти стих, волны измельчали, но опустившаяся жара лишила последних сил, и Ане осталось лежать, распластавшись на плоту. Однако, когда очередная волна подбросила вверх, желание приподнять голову всё-таки превозмогло немощь и на горизонте удалось увидеть белые шапки гор.
Усталость мгновенно схлынула, Аня вытянула руки, опустила кисти в воду и принялась грести по направлению к берегу. К сожалению, сил хватило ненадолго, волны несли плот мимо и горы вскоре снова скрылись за горизонтом. Пришлось сложить руки и снова погрузиться в вязкую полудрёму.
Когда она следующий раз подняла голову, то увидела скалистый обрывистый берег, а под ним узкую светло-желтую полоску, до которой было всего метров четыреста. Аня снова начала грести и вскоре уже вытаскивала спасительный плот на песок. Снова силы иссякали, но их всё же хватило на то, чтобы заползти в тень скал и там отрубиться.
Когда она опять пришла в себя, солнце ещё и не думало клониться к закату. Во рту всё пересохло - необходимо было найти воду. Аня с трудом поднялась и побрела по берегу вдоль скал. И опять повезло - через сотню метров с обрыва стекал ручеёк. Девушка напилась, посидела немного и снова напилась. Уходить от воды не хотелось, но и сидеть здесь смысла не было. Она встала и побрела дальше.
Через полчаса песчаная полоска сузилась, а потом и вовсе исчезла. Пути вперёд больше не было, но и возвращаться не хотелось. Аня посмотрела на обрыв - скалы выветрились, везде торчали иззубренные камни, и решилась.
Подъём оказался тяжёлым. Когда она, совершенно обессилившая, в ссадинах и потёках пота, вылезла наверх, то не смогла удержать вскрик разочарования - впереди лежала безбрежная пустыня, за которой, на самом горизонте, высовывались седые головы гор. Надо было решить, двигаться ли вдоль берега или переходить пустыню.
Аня осмотрела береговую линию в обе стороны, но ничего нового не увидела - всюду безжизненные скалы, попирающие море, без устали лижущее каменные ноги, и решила, что пустыня будет лучшим выбором, о чём очень скоро пришлось пожалеть.
Горы не торопились приближаться. Песок забирался в кроссовки, сёк лицо, поднимаемый неутомимым ветром. Неимоверно хотелось пить. Вздыбленные ураганами песчаные барханы напоминали об оставшемся позади штормящем океане. Аня хотела опуститься на песок, но тут же подскочила, так как обожгла руки.
Прошло неизвестно сколько времени. Солнце село. Песок начал остывать. Аня без сил опустилась на тёплую податливую поверхность. Сон не шёл - представлялось, как утром снова поднимется безжалостное светило и высушит до косточек. Придётся идти. Тем более, что вышла полная жёлтая луна и под призрачным серебристым светом пустыня приобрела какое-то таинственное очарование.
Она шла и шла, а когда рассвет окрасил в багровые тона восточную половину неба, увидела впереди обрывистый речной берег. Но радость оказалась не долгой. От реки осталось одно занесённое песком русло. Песок на берегу ещё хранил следы недавно прошедшего дождя, песок внизу кое-где отсвечивал не до конца высохшей влагой, но река давно уже утекла в океан.
Аня заглянула под обрывистый берег и увидела прямо под собой большую дыру. Кое-как спустилась туда, залезла в эту непонятно откуда взявшуюся пещеру и уснула.
Свернув за угол, я остолбенела. Вместо знакомого дачного домика чернело пепелище. Гордо торчала устоявшая труба - молчаливый монумент качественной работе безвестного каменщика. Надо было поворачивать назад, но до очередной электрички оставалось ещё слишком много времени, и я решила пройтись разочек по знакомому саду.
Шиповник у входной калитки разросся так, что с трудом удалось прорваться через него, оставив на цепких колючках несколько выдранных ниток. В качестве компенсации у меня в руках застряла пара заноз, но это почему-то не радовало.
Дорожка между смородиновыми кустами совсем заросла травой, также как и грядки, обычно тщательно выполотые и радующие глаз садовода ровными рядами кустиков картошки, кочанов капусты, листьев ревеня и прочей немудрёной зелени. Чёрная смородина созрела, я не удержалась и сорвала несколько кистей крупных антрацитовых ягод.
Цветы на клумбе ещё приятно поражали своим разнообразием и величиной, но прорвавшиеся сорняки грозили скоро положить конец этим важным, но чуждым здесь пришельцам, не имеющим никаких шансов выиграть в свободной борьбе за существование.
Я сделала несколько шагов в сторону дома и замерла. Прямо на дорожке сидела мышь и сосредоточено грызла какую-то бумажку. Почувствовав моё приближение, плутовка замерла, оглянулась и стремглав нырнула в прорытую под соседним кустом нору. Я подошла ближе и увидела, как из норы за мной следят маленькие бусинки глаз.
Подобрала бумажный огрызок. Когда-то это была цветная картинка, но что на ней изображалось, понять было уже невозможно. Надпись тоже почти вся оказалась сгрызена, остались только два последних слова "...долгого счастья". Я мысленно присоединилась к этому пожеланию и подумала - пусть хоть кто-то будет счастлив.
Со стороны пожарища донёсся слабый шорох. Я обернулась. На обгорелых камнях фундамента сидела испачкавшаяся в саже рыжая кошка. Хотела подойти и погладить, но трусиха не подпустила - сначала выгнула спину дугой и зашипела, а потом пробежала по давно прогоревшим и местами поросшим травкой углям и умчалась в заросли черноплодной рябины.
Я немножко постояла, оглядываясь по сторонам. Всё вокруг знакомо и в тоже время изменилось не в лучшую сторону и наводит на грустные мысли. Я решила больше не задерживаться, и потихоньку пошла назад, съев по дороге пару горстей бесхозных теперь ягод ежевики и крыжовника.
Выйдя обратно на дорогу, я сначала не заметила никаких изменений. Всё так же зеленеют сады, садоводы копошатся на своих грядках, над некоторыми домиками из труб поднимается дым. С некоторыми знакомыми я уже здоровалась, пока шла сюда, но сейчас бедняги заняты и совсем меня не замечают.
Потом в глаза бросились некоторые несообразности. Совсем не слышно птиц. Люди не шевелятся, а только слегка колышутся на ветру. Дым тоже не поднимается вверх, а лишь немного покачивается на месте. Я подошла ближе и пришла в ужас.
Забор оказался не настоящим, а нарисованным. Нарисованы были люди, кусты, деревья, птицы, домики и даже блики солнца на оконных стёклах. Это всё оказалось изображённым на громадном холсте, натянутом вдоль улицы. Я посмотрела вверх и не разглядела края полотна. Создавалось ощущение, что оно тянется до самого неба.
Оглянувшись, я увидела на другой стороне дороги то же самое - не живое садоводство, а нарисованную картинку. Но самым жутким оказалось совсем другое. На этом бесконечном полотне виднелось пожарище с нелепо торчащей трубой, калитка, через которую я только что вышла, нехотя пропустившие меня кусты шиповника, чёрная смородина и крыжовник, вкус которых ещё ощущался во рту. Видно было даже норку с выглядывающей мышкой и удирающую рыжую кошку на заднем плане. И напугавшую больше всего деталь - выходящую из калитки свою копию.
Изображено всё было мастерски, выглядело как живое, и я подивилась искусству неизвестного художника, но тут заметила, что полотно выглядит не безупречно. В некоторых местах мыши прогрызли дырки, через которые видно мелькание огоньков и слышны далёкие крики. Я подошла ближе и заглянула в одно такое отверстие.
За полотном сквозь клубы дыма виднелись длинные ряды очагов, на которых попеременно стояли громадные котлы и не меньшие сковородки. Из них высовывались всклокоченные вопящие люди, только из котлов виднелись только головы и руки, а на сковородках несчастные сидели голышом, иногда вскакивая и пускаясь в пляс.
Около котлов дежурили покрытые грязно-бурой шерстью черти с вилами, на головах которых росли небольшие рожки, кстати, весьма им идущие. Черти переступали по земле копытами, помахивали хвостами, волосатыми руками стряхивали пот и запихивали назад особенно высунувшихся из котлов или расплясавшихся на сковородках грешников. Один чертёнок обернулся и подмигнул мне. Я отпрянула и посмотрела на другую сторону улицы.
То полотно тоже было местами прогрызено, и я не удержалась от соблазна подойти поближе и заглянуть за него. Увиденная картина на первый взгляд казалась намного более привлекательной. На зелёной травке, покрывающей невысокие холмы, стояли на коленях небольшие группы людей в белом и пели хоралы. Некоторые из певцов имели совершено бандитские рожи, но и эти старательно тянули нежные рулады.
Перед хористами сидели на высоких стульях ангелы с постными лицами, все покрытые белыми перьями, мощные крылья, сложив за спиной. Один из людей закашлялся, видимо горло устало. Ангел, руководящий данной группой, встал со стула и со всей силы саданул беднягу крылом. Тот покатился кубарем, потом встал, вытирая рукавом кровь из разбитого носа и вернулся на место - продолжать петь.
Внезапно из-за дальнего холма вылетело небольшое облачко. Когда оно подлетело поближе, сверху свесился громадный старик с обширной нечёсаной бородой и заорал на ангела, что мол пение никуда не годится и уши совсем завяли от таких звуков. Внезапно старикан прервал словоизвержение и внимательно посмотрел в мою сторону. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего, и я поспешила отпрыгнуть от дыры.
Дорога между двумя картинами уходила в бесконечность, и мне не оставалось ничего другого, кроме как пойти вперёд в надежде, что железнодорожная станция, виднеющаяся на горизонте, окажется настоящей.
Аня проснулась и выглянула из пещеры. Солнце стояло уже высоко, и от дождя не осталось никаких следов. Вылезать в пустыню бессмысленно, и она решила двинуться вглубь земли.
Ход постепенно сужался. Сначала пришлось встать на четвереньки, потом продвигаться ползком. Один раз стены раздвинулись, и возникла достаточно широкая пещера, но там оказалось неуютно - с потолка свисали сочащиеся водой каменные сосульки, а из пола росли такие же навстречу. Пролезать между ними было неудобно. Аня попила, но вся вымокла и решила не задерживаться, а ползти дальше.
Скоро она заметила, что стены вымазаны какой-то липкой дрянью, а на полу валяются катышки дурно пахнущей грязи. Захотелось вернуться назад, но с той стороны послышался неясный шум и оставалось двигаться только вперёд.
Шум постепенно приближался, Аня оглянулась, и во тьме сзади почудилась нечто живое, заслонившее весь проход. Живая масса приблизилась, Аня очнулась и поползла дальше изо всех сил, тем более, что впереди забрезжил неясный свет.
Девушка постаралась ещё ускорится, хотя казалось - это невозможно. Наконец, она подползла к краю, но выхода не увидела. Нора привела к громадной вертикальной полости, имевшей форму цилиндра, по стенкам которого ползли гигантские черви, а из бездонной глубины лились потоки сиреневого света.
Движение сзади неумолимо приближалось, Аня оглянулась по сторонам ещё раз, вылезла из дыры и полетела вниз, навстречу сиреневым огням.