Аннотация: Ей не было дано ни красоты, ни счастья - только талант. Побег из дома, любимая и проклинаемая свобода, долгая дорога... Встреча со слепым менестрелем покажет ей, что судьба умее шутить...
Никто не знает, какой сюрприз преподнесёт ему судьба - через год, завтра или даже в следующую секунду. Сегодня ты счастливец, а завтра - несчастнейший из людей. Сегодня ты властелин, имя которого гремит на весь свет, а завтра - безымянный раб.
К счастью, я не была ни тем, ни другим. Тем не менее, от этого моя участь более завидной не становилась.
Закутавшись в дырявую шаль, я брела по раскисшей дороге, по щиколотку в грязи. Успею ли дойти до города, покуда ещё не стемнело? И пустят ли меня в трактир в таком потрёпанном виде?
А если быть уж совсем честной (себя не обманешь, как ни старайся), то я даже не знала, туда ли иду. Я спросила у первого встречного, где ближайшее поселение, и он указал мне на запад - туда, где лениво стекало за горизонт раскрасневшееся от дневных забот солнце.
Дождь почти прекратился - лишь била в лицо противная колючая морось, - но ветер пробирал до костей. Великое Небо, пусть мне повезёт сегодня вечером! Может, я заработаю немного денег и куплю себе плащ... Любой: дырявый, поношенный, грязный - лишь бы он мог укрыть меня от холода.
Я брела по дороге, спотыкаясь, поскальзываясь и до крови раня ноги об острые камешки. По обе стороны от неё тянулись длинные изгороди из прогнившего дерева. Остановившись, я уселась на одну из них, чтобы передохнуть, но та едва не развалилась подо мной, и я поспешила встать.
Прошло где-то около двух часов, прежде чем далеко впереди показались огни, такие тусклые, словно селение было погружено в густой вязкий туман. Дорога стала чуть лучше - похоже, её ровняли самое большее несколько месяцев назад. Я немного приободрилась, и мои босые ноги теперь шлёпали по грязи почти весело.
Дорога вывела меня к низкой стене, сложенной из крупного, неровного камня, и ушла под неряшливую полуразрушенную арку. Прищурившись, я прочитала на покосившемся указателе название городка: "Моросень". Смахнув с лица мелкие капельки в очередной раз припустившего дождя, я мысленно согласилась, что название вполне подходящее. По крайней мере, для сегодняшнего дня.
Городок оказался грязным и неряшливым, но меня это мало беспокоило: мне доводилось ночевать и в местечках похуже. Окликнув какого-то праздношатающегося рослого детину (и что он делает на улице в такую погоду?), я спросила, где тут трактир.
Он заинтересованно прищурился, силясь разглядеть меня в темноте, и, похоже, это ему удалось, потому что его интерес волшебным образом угас. Парень махнул рукой влево и что-то буркнул, а затем отвернулся.
Произойди это год назад, я бы уже глотала горькие слёзы несправедливой обиды, но теперь я относилась к таким вещам довольно спокойно, почти равнодушно. Когда Небо распределяло красоту между готовящимися к рождению девочками, я явно оказалась последней в очереди. В моём лице не найдётся ничего, что хотя бы с натяжкой можно назвать милым или приятным. Резкие, грубые черты, словно высеченные из камня неумелой рукой, причём скульптор явно работал под девизом "Чем больше, тем лучше". Иначе откуда бы взяться слишком раскосым и слишком выпуклым глазам, слишком узкому и длинному носу, несоразмерно большому рту?..
Доплетясь до двери трактира, я остановилась, кое-как отряхнулась, намотала на руку длинные чёрные волосы и как следует их выжала. И только после этого вошла.
Трактир был копией городка в уменьшенном варианте: грязь и гниль.
В общем, сойдёт.
Пол был шершавым, и я, ступая со всей осторожностью, чтобы не нахватать заноз, двинулась вдоль стены, оглядывая зал в поисках музыкантов. Не увидев ни одного, я сразу сникла: кто будет смотреть на танец без музыки?
- Эй, девка, что ты делаешь в таком месте? - грубо окликнул меня кто-то.
Я оглянулась. Похоже, это был один из завсегдатаев, причём крепко подвыпивший. О возрасте говорить было трудно: мохнатая чёрная бородища скрывала почти всё лицо.
- Иду себе вдоль стеночки, или ты слепой? - огрызнулась я.
Кое-кто из посетителей тут же загоготал, отпуская похабные шуточки.
- Ищешь кого, красавица? - долетел до меня чей-то оклик, снова встреченный дружным гоготом.
Я рассерженно обернулась, выискивая глазами остряка. Да, я некрасива, но и он небось не прекрасный принц на белом коне! Я приучила себя не обращать внимания на обидные шутки, но когда над тобой смеётся весь трактир, это всё же немного напрягает.
Кто говорил, я так и не поняла, поэтому с вызовом ответила всем сразу:
- Да вот, хотела порадовать вас танцем, да вижу, что с лютней здесь никто не знаком - только с кружкой.
На меня уставились, как на диковинку. Я гордо выпрямилась, поправляя сползшую шаль, и тут до меня снова долетел тот же негромкий голос.
- Хочешь станцевать? Я сыграю.
Говоривший сидел почти у противоположной стены, за одним из дальних столов. По виду ему было около сорока или, может, чуть меньше. Причёска не слишком аккуратная: короткие светлые волосы топорщатся во все стороны, но лицо приятное. Только взгляд... странный, какой-то неживой, и смотрел незнакомец не на меня, а на стену у моего правого плеча.
Он сунул руку за спину и вытащил оттуда никем не замеченную потрёпанную лютню.
- Весёлую или грустную?
- Весёлую. Нужно же чем-то согреваться, если денег отродясь не водилось...
Несколько человек засмеялись, и это вселило мне уверенности. Я знала, что сейчас все они удивятся ещё больше.
Обделив меня внешностью, Великое Небо, похоже, смилостивилось и отсыпало мне немного таланта. Танцевать я умела и любила, и мне не раз говорили, что в танце моё лицо преображается и становится почти красивым.
Я вышла на середину зала. Посетители столпились вокруг меня широким полукругом, бросая заинтересованные взгляды: видимо, их редко баловали подобными представлениями. Дерзким взмахом плеч я сбросила шаль. Менестрель ударил по струнам, и мир для меня перестал существовать.
Вся моя жизнь теперь была в одном этом танце. В движении - то плавном и текучем, то вдруг стремительном и резком - можно рассказать целую историю. Вряд ли кто-нибудь поймёт её, но зрелище это воистину завораживает.
Менестрель играл превосходно, и танцевать под такую музыку было истинным удовольствием. Лютня неожиданно заплакала, и я, не растерявшись, словно прочувствовав музыку заранее, грациозно покачиваясь, прошла по кругу, а затем вновь закружилась в безумном танце.
Последний удар по струнам - и лютня умолкла. Я застыла посреди зала, ловя восхищённые взгляды.
- Станцуй нам ещё, красавица! - попросил кто-то.
И на этот раз никто не засмеялся.
- Медленную, - попросила я, оборачиваясь к менестрелю. Тот безразлично кивнул, всё ещё глядя куда-то в сторону, и его чуткие пальцы осторожно тронули струны, пройдясь по ним невероятно нежно, словно поглаживая.
Такой прекрасной, возвышенной мелодии я ещё не слышала. Под неё хотелось не просто танцевать, но лететь в небо, к звёздам, и неожиданно, ощутив необъяснимую тоску, я запела. Слова рождались в моей душе и водопадом выливались наружу; я не то пела, не то плакала, кружась по залу, и ко мне были прикованы десятки взглядов, неотрывно следивших за каждым моим движением.
А потом я замолчала, и запел он. Голос менестреля был чистым и глубоким, а слова - такими же печальными, как и мои. Потом снова пела я, затем - он, но сплести голоса мы не могли, ведь он не знал моей песни (да я и сама её не знала), а я - его. Но когда я повторила несколько почему-то запомнившихся мне строк из своего первого куплета, он подхватил их, и наши голоса, сплетаясь, как две лозы, разлетелись по залу.
А слушатели, похоже, даже дыхание затаили, чтобы не пропустить ни звука...
Лютня смолкла. Схватив кружку и мило улыбаясь, я пробежалась по кругу, и в неё с весёлым звоном посыпались монеты. Мои глаза засияли от счастья: столько я обычно не зарабатывала и за пять раз, не то что за один.
Но - нужно быть честной.
Я подошла к менестрелю и протянула ему кружку.
- Бери свою половину.
Он словно не слышал. Даже у пьянчуг, бандитов и всего остального здешнего сброда всё ещё сияли глаза, однако его взгляд по-прежнему оставался бесстрастным.
Я нетерпеливо тряхнула кружкой, чтобы весёлый звон медяков хоть немного его расшевелил. Менестрель протянул руку и взял одну единственную монету.
- Что же ты? - искренне удивилась я. - Бери ещё!
- Мне хватит, - покачал головой он. - Ты честно заслужила вознаграждение, а мою музыку, если бы не ты, никто бы и слушать не стал.
- Ладно...
Я села рядом с ним - это было ближнее ко мне свободное место - и высыпала деньги на стол, собираясь оплатить ужин и ночлег, а остальное ссыпать в пустой тряпичный мешочек на поясе.
- Ты очень красиво поёшь, - тихо заметил менестрель.
- Вот как? Я думала, ты похвалишь танец. Или тебе не понравилось? С таким каменным лицом сидел... - я смотрела на него с обидой, а он - и как ему не стыдно! - глядел теперь сквозь меня.
Менестрель пожал плечами.
- Мне трудно ответить на твой вопрос.
- Что, не разбираешься в танцах? - не поняла я.
- Как и все слепые, - спокойно подтвердил он.
- Ты слеп?! - я сначала даже не поверила. - Как же ты тогда играл на лютне?
- Для настоящего музыканта его лютня - как сестра. Я знаю на ней каждую трещинку, и мне нет нужды смотреть на струны во время игры.
- Прости, если я тебя обидела, - покаялась я.
Он впервые улыбнулся.
- Ничего страшного.
И повторил:
- Ты очень красиво поёшь.
Мы ещё немного поболтали, прежде чем я отправилась спать. Я узнала, что бродячего музыканта зовут Эфейн и что он слеп с детства. Ещё он дал мне рассмотреть свою лютню. Я несколько раз тронула струны. Разнёсшиеся по залу звуки можно было назвать как угодно, но только не мелодичными.
Я заснула в холодной постели, сжавшись в комочек под дырявым одеялом, и впервые подумала о том, что могла бы разделить её с кем-то... Если бы год назад не сбежала из-под венца.
Но нет, делить постель следует лишь с тем, кого по-настоящему любишь, а своего жениха я даже ни разу не видела. За двадцать два года моей жизни ни один мужчина даже не посмотрел в мою сторону, и тогда родители, с ужасом осознав, что я так и умру старой девой, решили выдать меня замуж по расчёту.
...А мне даже не назвали его имени. Из обрывков разговоров мне удалось узнать, что род его беднее, чем наш, но более знатен. Я просила родных хотя бы познакомить нас, но меня никто не желал слушать.
Знать не женится по любви, уж это правило-то я должна была усвоить с детства.
Накануне свадьбы я стояла перед зеркалом в длинном белоснежном платье с пышной юбкой, уродовавшем меня ещё больше. Старшая сестрица с издёвкой заметила, что в нём я похожа на побеленное от вредителей дерево.
А ночью я не выдержала - сбежала.
Не знаю, возможно, я оскорбила своего жениха этим поступком. Он вполне мог оказаться хорошим человеком и - кто знает?.. - даже полюбить меня. Но я никогда не смогла бы заставить себя полюбить человека, к которому меня привязали насильно.
И я ушла вникуда. В ту ночь мне хотелось идти вперёд, не останавливаясь, пока ноги не подкосятся сами. Тогда я упаду в высокую траву и умру - свободной...
Я уснула в поле незадолго до рассвета, и над моей головой шелестело пшеничное море. Было холодно и колко, но ветер в лабиринте колосьев пел мне колыбельные, которых я за всё детство так ни разу и не услышала от матери, и мои глаза закрылись сами. Я заснула с уверенностью, что больше уже не проснусь.
И всё же наутро я открыла глаза - замёрзшая, голодная, совершенно не выспавшаяся... но живая. Моя дорога стала бесконечной, я жила, как получится, заботясь лишь о том, где найти еду и кров и как дожить до следующего дня. Я всегда помнила о том, что моя жизнь могла бы сложиться и по-другому: роскошь, титул, муж...
И никогда ни о чём не жалела.
Утерев дорожку, прочерченную на щеке невольно скатившейся слезой, я повыше натянула плед и закрыла глаза. Завтра будет новый день, который принесёт новые заботы, но сегодня я сыта и в тепле. Не это ли главное?
Утром я разыскала лавку, купила там плащ, о котором мечтала весь сентябрь, и уже собралась отправляться дальше, но трактирщик начал уговаривать меня остаться.
- Послушай, а что, если я втрое снижу для тебя плату за ночлег? А ты станцуешь и сегодня вечером... О тебе говорит весь город, и сегодня, если ты останешься, у меня не будет отбоя от посетителей!
- Даже не знаю... - нерешительно протянула я.
- Глупая, что ли? - искренне удивился трактирщик. - Только подумай, сколько ты заработаешь! Туфли себе купишь да ещё недели две сможешь есть вдоволь!
- А ведь он прав, - послышался сзади тихий голос.
Эфейн стоял позади нас, прислонившись плечом к балке. При дневном свете его незрячий взгляд казался немного жутковатым, и я поспешно отвела глаза.
- А ты, значит, остаёшься?
- А куда мне идти? К вечеру погода совсем испортится, и я не завидую путникам, которым выпадет встретить непогоду в дороге.
- Слушай, давай тогда сегодня поработаем вместе! - предложила я. - А деньги - пополам.
- Идёт, - неожиданно легко согласился Эфейн.
А я почему-то была уверена, что его придётся уговаривать...
- Так вы остаётесь? - просиял трактирщик. - Пойду расскажу Карле, это жёнушка моя ненаглядная... К вечеру она растреплет об этом всему городу, будьте спокойны!
Мы с Эфейном сели рядом за стол. Я заметила, что для слепого он передвигается довольно свободно и лишь иногда нащупывает путь коротким деревянным посохом.
- Давай подберём музыку для выступления. Танец смотрится гораздо лучше, если он хоть чуть-чуть продуман.
- Жаль, что я не смогу увидеть, как ты танцуешь, Нуали. Впрочем, я должен радоваться...
- Чему? - изумилась я.
Эфейн криво усмехнулся.
- Что я ещё и не глух. Иначе не смог бы услышать и твоего пения тоже.
- У нас обоих хорошо получается, особенно не по отдельности, а дуэтом. Давай сочиним такую песню, чтобы можно было спеть её вместе.
Мы продумывали наше выступление до самого вечера. Трактирщик на радостях дважды угощал нас брусничным морсом (он и вовсе хотел принести вина, да мы отказались, прекрасно понимая, что сегодня вечером голова у каждого из нас должна оставаться трезвой).
К закату в трактире действительно собрался весь городок. Все места были заняты, многим пришлось стоять вдоль стен или сидеть на полу. Никогда ещё мне не приходилось выступать перед столькими людьми сразу, я даже немного волновалась. Но мы с Эфейном снова были на высоте, и когда я высыпала на стол ту гору монет, что мы заработали, у меня на глаза даже навернулись слёзы радости, а менестрель улыбнулся.
Я попыталась поделить деньги поровну, но Эфейн взял только четверть, повторив свои вчерашние слова: горожане приходили посмотреть на меня, а не на него.
Утром я уже собиралась тепло распрощаться с ним, когда к нам подбежал трактирщик, глаза которого лихорадочно блестели...
В общем, мы с Эфейном совершенно бесплатно прожили в трактире ещё четыре дня.
На большее меня просто не хватило бы: слишком трудно каждый вечер придумывать что-то новенькое, да и людям приедается. В шестой день нашего выступления людей пришло значительно меньше, чем в пятый, и мы поняли, что пора поискать счастья где-нибудь в другом месте.
Я заработала столько денег, что пришлось менять их в лавке на более крупную монету, иначе я бы их просто не донесла, да и слишком много внимания привлекает увесистый мешок, звенящий при ходьбе.
Я купила себе туфли, новое платье, фляжку для воды, плед и прочную заплечную сумку. Спустившись на первый этаж трактира, я обнаружила, что Эфейн уже собрался и стоит у выхода. Когда я подошла, он обернулся и на этот раз безошибочно определил, где я стою. Его взгляд больше не казался мне таким уж жутким, скорее - печальным.
- Что ж, давай прощаться, - улыбнулась я. - Мне было приятно с тобой работать.
Его улыбка, всегда такая тёплая, вдруг дрогнула и на миг стала гримасой боли. Я почувствовала, как у меня мучительно защемило сердце, но в следующий миг он уже снова улыбался.
- Что такое? Я тебя обидела? - испуганно спросила я.
- Нет, нет, просто... Просто я привык к тебе, - смущённо и как-то неловко развёл руками Эфейн.
- Так, может, ты хочешь...
- Нет, что ты, я не хочу тебя стеснять...
- Но ты вовсе не стеснишь меня! Я и сама хотела попросить тебя пойти вместе, да боялась, что ты откажешь...
- Ты действительно хочешь этого? - теперь его улыбка была неестественно робкой.
- Мы оба одиноки, - сказала я. - Вместе в дороге веселее.
Какая же тёплая, какая же родная у него улыбка... И как же он красив, когда улыбается... И глаза у него вовсе не страшные, просто незрячие и потому - холодные.
Его пальцы коснулись моих, и я почувствовала, как переплетаются наши судьбы.
...Эфейн уверенно шёл по дороге, выставив перед собой посох и быстро ощупывая землю.
- Куда пойдём? - поинтересовалась я и поспешно добавила: - Мне разницы нет.
- Тогда - вперёд.
А впереди был весь мир: тысячи неизведанных дорог, сотни городков и деревень, бескрайние поля и непроглядные лесные чащи. Когда ты одинок, всё это пугает тебя, мир кажется слишком большим, и ты теряешься в нём, как песчинка в бурной реке. Но когда у тебя есть кто-то, на чьё плечо можно опереться, то любая дорога становится короче, любой привал - веселее, и ты уже никогда не затеряешься в этом мире, который в конце концов окажется далеко не таким огромным, каким он тебе представлялся...
Мы устроились на ночлег на опушке леса. Я принесла хвороста, и Эфейн разжёг костёр, а затем достал из сумки купленную в трактире еду, и мы поужинали. Потом он играл на лютне, а я пела и была абсолютно счастлива.
Мы расстелили пледы и устроились поудобнее, но спать не хотелось.
- Сколько тебе лет, Эфейн? - спросила я.
- Двадцать семь. Я выгляжу старше?
- Да. - Я решила сказать ему правду.
- И намного?
- Я думала, тебе около сорока.
- Жизнь с людьми и не такое делает, - печально сказал Эфейн. - Мне ещё повезло... А сколько тебе?
- Двадцать три. И, кажется, я тоже выгляжу старше.
- Какая ты? Прошу тебя, расскажи мне.
- А разве ты сможешь это представить? - удивилась я. - Я думала... ну, просто...
Совершенно смутившись, я замолчала, но Эфейн не обиделся, а только ободряюще улыбнулся.
- Я потерял зрение, когда мне было лет восемь, и ещё помню, что такое - видеть.
- Я... у меня... В общем, у меня чёрные волосы до лопаток и тёмно-карие глаза, - сказала я, не желая вдаваться в подробности. Ему совсем необязательно знать, насколько я некрасива.
- Наверное, ты очень красива.
И снова - словно пощёчину дали. А ведь столько раз обещала себе не обижаться, не обращать внимания...
Я отвернулась и тихо-тихо заплакала.
- Что с тобой? Ты плачешь? - обеспокоено спросил он, приподнимаясь на локте.
Утром я совершенно позабыла про свою обиду. В конце концов, он не специально. Не мог же он знать...
Мы шли молча, сонно потягиваясь и поёживаясь от холода. Дорога вывела нас к лесу. Довольно широкая, она делила его на две части, а над ней с двух сторон неприветливо нависали почти чёрные деревья.
- Что ты видишь? - спросил Эфейн, почувствовав, что я невольно остановилась.
- Лес. Дорога, кажется, насквозь проходит. Пойдём туда? - спросила я с опаской.
- Можем повернуть, если ты не хочешь.
- Н-нет, зачем. Пойдём, куда шли.
Идти оказалось по-настоящему страшно - словно мы вошли не в лес, а в какую-то зловещую пещеру. Я с удивлением обнаружила, что мёртвой хваткой вцепилась в руку Эфейна.
- Не бойся, - покровительственно улыбнулся он. - Я сумею тебя защитить, если понадобится.
"Как же ты сумеешь?" - едва не вырвалось у меня, но я вовремя заставила себя проглотить эти слова. Уж кому, как не мне, знать, как горька бывает невольная обида!
Я шла, беспокойно озираясь по сторонам. Мне казалось, что ещё шаг - и из-за деревьев выскочат волки или медведь, а может, какие-нибудь сказочные тролли или гоблины...
Эх, не того я боялась!..
Их было четверо. Грязные, небритые, со злобными рожами...
- Вот вы и попались, пташки, - проворковал главарь. - Дорожка-то наша... Как же вы так - без приглашения...
- Так может, вы нам его сейчас дадите? - без намёка на испуг поинтересовался Эфейн.
- Раньше нужно было думать, раньше, - продолжил насмешничать главарь. - Впрочем, приглашение и купить можно. Как насчёт... всех ваших денег? Советую оценить моё великодушие. Я даже девчонку не трону...
- Кто ж на такую польстится? - прыснул один из разбойников, и остальные заржали, оценив шутку.
- Тогда советую оценить моё великодушие, - ледяным тоном отрезал менестрель. - Даю вам минуту на то, чтобы убраться с дороги. Иначе...
- Иначе что? - с презрением поинтересовался главарь. - Поколотишь нас вот этой палочкой? Ужас-то какой...
Он драматично закатил глаза, делая вид, что падает в обморок от страха, и троица его подчинённых услужливо заржала.
В душе я, как ни прискорбно, была с ними согласна, поэтому безропотно протянула руку к поясу, чтобы отвязать кошель.
Наверное, Эфейн услышал звон монет, потому что бросил через плечо:
- Назад, - и зачем-то рванул навершие своего посоха.
Палка слепца оказалась хорошо замаскированным мечом, узким и длинным. От удивления и страха я села на землю, а затем, опомнившись, отползла в сторону, к деревьям.
Эфейн двигался легко и плавно, совсем не как слепец, но я была уверена, что шансов у него нет. Главарь неуверенно хохотнул; троица от удивления даже отступила на шаг.
- Да ты же слепой! - воскликнул вдруг главарь и облегчённо расхохотался. - Только поглядите на него, ребята: железякой нас испугать решил! Глупец! Я спокойно расправлюсь с тобой даже в одиночку, а потом ещё и с девчонкой твоей позабавлюсь, хоть она и неказиста.
Мне бы сбежать, пока никто не смотрит, но ужас пригвоздил меня к месту. Я могла только сидеть и смотреть, как с лязгом врезаются друг в друга клинки.
Я испуганно вжалась спиной в дерево, вздрагивая от каждого громкого звука, а сталь вновь и вновь ударялась о сталь. Каким-то чудом Эфейн умудрялся отражать все удары разбойника, а через какую-то минуту, резко отведя клинок противника в сторону, полоснул ему по шее.
Мне никогда в жизни не доводилось видеть такого фонтана крови. Я согнулась пополам, едва успев перекатиться на колени, и меня вырвало от омерзения и ужаса, а Эфейн тем временем отбивался от троих оставшихся. Я ещё успела подумать о том, как слепец умудряется это делать, прежде чем провалиться в беспамятство.
Очнулась я от того, что кто-то влажной тряпочкой протирал мне лицо. Открыть глаза оказалось очень тяжело, а когда мне это удалось, переплетение ветвей сырой глиной расползлось по серому небу.
Я застонала и села, едва не сбив с ног сидящего на корточках Эфейна.
- Ты жив? - вяло поинтересовалась я. Желудок вдруг сжался до размеров грецкого ореха, и я снова рухнула на спину.
- По крайней мере, живее, чем ты, - горько пошутил слепец. - Что с тобой случилось?
- Я никогда ещё не видела, как убивают.
- Я тоже.
Смысл его слов дошёл до меня не сразу. И впрямь, он не мог видеть, как убивают.
- Так много крови... - простонала я, закрывая глаза.
- Знаю. Я почувствовал.
Он был с ног до головы забрызган чужой кровью. Своей, кажется, нет.
- Они тебя не ранили?
- Нет.
- А как ты это делал?
- Что - это? - не понял Эфейн.
- Сражался, не видя противников.
- О, это просто. По звуку.
- А разве это возможно? - не поверила я.
- Да, если долго учиться. Ты как, в порядке?
- Кажется, - неуверенно протянула я, ощупывая свой многострадальный живот.
- Лицо на месте? Руки?
О Великое Небо, как же я люблю эту ласковую и чуть-чуть печальную улыбку...
- Главное, чтобы на месте были ноги! - убеждённо заявила я, тоже расплываясь в улыбке. - Они, знаешь ли, не только волка кормят...
- Если у тебя хватает сил шутить, значит, ты в порядке. Пойдём, Нуали.
Эфейн протянул мне руку, чтобы я могла на неё опереться, и я медленно поднялась на ноги. Меня всё ещё пошатывало, однако за исключением этого моё состояние было вполне удовлетворительным.
Из леса мы выбрались без приключений. Дорога, по которой мы шли, огибала пологий холм и терялась за ним. До вечера было ещё далеко, и я всерьёз опасалась за самочувствие Эфейна после драки, но он отнюдь не выглядел усталым.
- Ты расскажешь мне о себе? - спросила я. - Про то, как потерял зрение... И как научился так сражаться...
- Ладно. А потом ты тоже расскажешь о себе, идёт?
Я кивнула.
- И про что тебе рассказать?.. - он в раздумье наморщил лоб. - Как я потерял зрение? Признаться, не помню. Я слышал, что память иногда выкидывает с людьми такие штуки. Воспоминания порой бывают такими страшными, что она спешит от них избавиться. Я, правда, пытался узнать об этом от родных, но никто не пожелал мне об этом рассказывать.
Мне тогда было лет... восемь, наверное, а может, и чуть больше. И с тех пор я ничто так не ненавижу, как жалость. Жалость ранит больнее ненависти...
- Я знаю, - грустно подтвердила я.
- Откуда тебе это знать? - искренне удивился Эфейн. - Разве у тебя есть причины чувствовать себя ущербной?
Я промолчала.
- Мои родители любили меня, и любили по-настоящему, но в их голосах, когда они обращались ко мне, звучала жалость, и в такие мгновения я готов был их возненавидеть. Они оберегали меня от всего, что могло меня ранить, но сами ранили ещё страшнее... Однако я не желал быть ущербным. Вскоре я понял, что с лихвой могу заменить зрение слухом, и стал заново учиться жить. Я ходил на прогулки, ездил верхом, фехтовал, плавал, играл на лютне... Они были рады, что я - даже слепой - ухитряюсь получать от жизни все удовольствия.
А потом они умерли, и у меня остался только старший брат. Он не считал меня за человека и обращался, как с грязью, открыто заявляя о том, что я мешаю ему жить. В конце концов он нашёл способ убрать меня с глаз долой. Он нашёл мне невесту, по его словам, богатую и некрасивую. Последнее он подчеркнул особо тщательно, чтобы я понял, что мнение таких, как я, никого не интересует. Мне оставалось только смириться и - подчиниться.
Я так до сих пор и не понял, хотел ли этой свадьбы. Может, моя невеста полюбила бы меня... а может, тоже смотрела бы, как на грязь под ногами. Но мне так и не суждено было узнать этого, потому что за день до свадьбы она сбежала из дома, и её так и не нашли. Мне было очень больно, но на самом деле я прекрасно её понимаю. У неё тоже вряд ли спрашивали согласия. Это была бы клетка для двоих.
Поэтому через неделю я поступил точно так же. И не тешу себя надеждами, что брат потратил на мои поиски хотя бы минуту. Такая вот история.
- Эфейн... - помертвевшим голосом прошептала я. - Как звали твою сбежавшую невесту?..
- Кажется... кажется... Варисса. Да, точно, Варисса.
Земля ушла у меня из-под ног, и я села в дорожную пыль, не зная, смеяться мне или плакать.
- Нуали! Где ты? С тобой всё в порядке? - забеспокоился Эфейн, вытягивая вперёд руки.
- Я... здесь, - с трудом выдавила из себя я.
- Ты сидишь на земле? Почему?
- Эфейн... Не знаю даже, как тебе сказать... В общем, моё настоящее имя - Варисса. Это... это я была твоей сбежавшей невестой.
От неожиданности он тоже сел. Несколько секунд он сидел молча и неподвижно, а затем вдруг расхохотался, как сумасшедший. Я тоже хохотала - нервно, почти захлёбываясь и давясь внезапно нахлынувшими слезами.
- И бывает же такое... - поражённо пробормотал он, качая головой. - И сбежала - и не сбежала!
- Я тебя сильно обидела? Понимаешь, мне даже имени твоего не сказали, не то что...
- Брось, я не в обиде. Нет, бывает же...
Он снова покачал головой и хрипло рассмеялся.
- Тебе тоже не по душе была эта свадьба? - грустно спросила я. - Впрочем, ты хоть что-то обо мне знал...
- Не намного больше, чем ты обо мне. Разве что брат сказал, что ты... подожди...
- Да, я страшно, до ужаса некрасива! - сердито выпалила я. - И больше не собираюсь этого скрывать! Ни один мужчина, если у него всё в порядке с головой, на меня и не посмотрит, так что не удивляйся, что я сбежала!
- Нуали, - тихо сказал Эфейн. - Ты думаешь, мне есть разница, как ты выглядишь? Я ведь слеп, разве ты забыла? Что бы ни говорили люди, что бы ни говорила ты сама, ты для меня - самая красивая на свете, потому что у тебя чудный голос и прекрасная, добрая душа. Я пойму, если ты снова покинешь меня. Я смирюсь, хоть теперь и знаю, что потеряю... Но уйдёшь ли ты, останешься ли - я буду любить тебя, Нуали, любить, ничего не требуя взамен, - печально улыбнулся он. - Тихо и безнадёжно.
Я нежно взяла его за руку, чувствуя, как катятся по щекам горячие слёзы.
- Безнадёжно? - дрожащим голосом прошептала я. - Зачем, если я тоже люблю тебя?..
Его ладонь стиснула мою.
- Если бы мы тогда оставили всё, как есть, то могли бы жить в каком-нибудь особняке в роскоши и богатстве, - продолжала я. - Но разве там наше место? Разве мы были бы счастливы там? Это была бы клетка для нас обоих. А теперь мы вместе не потому, что нас заставили, - мы сами этого хотим! Мы молоды и свободны. Давай вместе бродить по дорогам, зарабатывая на жизнь так, как умеем. Ты будешь играть, я - танцевать...
- ...а петь мы будем вместе, - закончил он и посмотрел на меня.
Знаю, это не очень подходящее слово для слепого, и всё же он именно посмотрел. На самом деле слепцы видят гораздо больше, чем нам кажется.
Внешняя оболочка им недоступна, и они смотрят прямо в душу, а это великое искусство...
...Никто не знает, какой сюрприз преподнесёт ему судьба - через год, завтра или даже в следующую секунду. Сегодня ты богат и знатен, а завтра - нищий, безвестный странник. Но, может, именно это - твоё место в жизни, заняв которое, ты вдруг обнаружишь, что можешь быть счастлив...