Аннотация: Порой ночные гости могут привести к самым неожиданным последствиям.
-Обними меня.
Девушка смотрела на ночного гостя прямо и жестко.
Её губы раскраснелись от множества поцелуев, укусов и горячих сигаретных фильтров. Черные волосы, падающие на плечи, были грязными и спутанными, но ничто не делало её образ отталкивающим -- короткая челка прибавляла лицу детской невинности, а высокий недовольный голос звучал скорее мило, нежели пугающе.
Глаза Гостя были устремлены в пустоту. Красная радужка слегка мерцала в тусклом подъездном освещении, седая прядь у лица едва уловимо трепетала под напором сквозняка, ворот рубашки был измят и испачкан, губы дрожали от несказанного.
Эта игра длилась немногим больше месяца.
Гость пришел к Еве тринадцатого октября, просто усталый путник, попросивший укрытия от дождя именно в её квартире. В её квартире, находившейся на десятом этаже дома с кодовым замком. Однажды он просто пришел.
У Евы не хватило духу ему отказать. Она, как и все наивные девочки, с детства мечтала стать героиней сказочной истории с потусторонними существами, мистическими загадками и, конечно же, Прекрасным Принцем. На Принца гость был похож слабо: болезненно худой, ломкий, похожий на белый стебель дивного растения. Его черты лица были тонки и хрупки, словно фарфоровый сервиз, оставшийся Еве от бабушки. Те же белые линии, те же острые кромки, та же заброшенность -- на Гостя, как и на сервиз, редко обращали внимание. Только по праздникам. Только по очень страшным праздникам, как позже поняла Ева.
I. Встреча.
Он пришел, незнакомый, нежданный, абсолютно неуместный.Ещё вчера Ева страдала от одиночества -- и уже сегодня ей в дверь вваливается странная, худая, высокая фигура.
-Тебе грустно?
Пожалуй, если бы жизнь так отчаянно не летела к чертям, Ева бы возмутилась поступком незнакомца, закричала бы, возможно звала бы на помощь соседей -- вот так вломиться в квартиру, в заляпанной рубашке, со своими жуткими глазищами, сползти по стенке, да ещё и это дурацкое "тебе грустно?", какого черта...
Но терять было давно нечего, вино заканчивалось, как и терпение, и силы, и всё. "Вот и всё". Так подумала Ева, стоя в коридоре и глядя на фигуру, отбросившую тень на привычный уклад её жизни. Вот и всё.
Гость уходил по утрам, на ночь оставался у Евы. Иногда целовал её в лоб, порой прикусывал нижнюю губу, целуя на прощание, иногда покрывал поцелуями её ладони. Гладил волосы, сидел у изголовья кровати, пока Ева спала и видела сны о далеких странах, экзотических птицах, тающих облаках. Иногда Гость пытался отстирать от крови белую рубашку, порой старался расчесать ком спутанных волос, но каждый раз его робкая надежда стать нормальным рушилась и с утра подъезд опять выплевывал ту же угловатую, тонкую тень.
Иногда Ева рассказывала ему, что произошло за день. Делилась подробностями, вспоминала, какой кофе пила в обеденный перерыв, описывала цвет неба, увиденного в трамвае по пути домой, подражала голосу сварливой начальницы, пересказывая рабочий день. Показывала фотографии на телефоне -- "Смотри, по дороге в кофейню вот сфотографировала, смешно, правда?". Он никогда не позволял себе подобного. На все вопросы, которые Ева упорно задавала первые несколько дней, Гость хмурил лоб и глядел на Еву с выражением сложным и неразборчивым: жалость? желание защищать, опекать от знаний? недоверие?
Вскоре девушка сдалась. Тогда Гость начал приходить чаще.
Она даже предлагала вызвать ему врача.
-Ты очень бледный. И глаза у тебя страшные, это болезнь? У меня есть знакомый медик, мы жили с ним когда-то, славный парень, гитарист. И врач хороший. -- Ева хихикнула от пришедшей в голову шалости.
Гость испуганно взглянул на Еву.
-Со мной всё в норме. Я... я обследовался недавно, просто так получилось, ничего серьезного.
Ева, уже привыкшая к полному отсутствию логики в поведении друга, пожала плечами.
Через месяц он знал о ней всё. Кого она любила, что ей снилось вчера, по кому она плакала хотя бы раз в своей жизни, как она начала курить, как она недовольна ценами на жилье и прочие мелочи, не имеющие абсолютно никакого значения. Девушка знала о Госте, что у него белые волосы, красные глаза, странный дресс-код на работе (белая рубашка, заляпанная кровью) и легкий тремор, который заметно, когда он держит в руках стакан коньяка с колой. Вся сумма фактов о человеке, который ночевал в её доме практически каждую ночь.
II. Расставание.
Но в эту ночь что-то пошло не так. Было выпито много, очень много, тактильный голод ощущался почти физически, Гость задержался и пришел особо измотанным, будто день просто выжал его, как апельсин, в утренний фрэш для кого-нибудь большого и важного. Звёзды сошлись, чаша была переполнена, состоялись ещё сотни синонимов -- и случился взрыв.
-Обними меня.
Он отшатнулся (или просто пошатнулся от усталости). Нет. Слово повисло в воздухе, не обретя звука.
-Нет.
Обретение оказалось резким и жестким, как первая пощечина, как красный цветок, резко распускающийся посреди черно-белого фильма. Нет. Отказ, отрицание, невозможность. Факт.
-Почему? Ты гладишь, целуешь меня! Ты, черт побери, даже слушаешь меня, что ещё интимнее! Посмотри на меня -- я живу с тобой, ты живёшь у меня, я ничего не требую и не спрашиваю, только одна простая просьба, раз в месяц, разве ты не по...
-Нет. Неужели ты не читала сказок? Это же очевидно, кем я могу быть, глупая девчонка...
И он говорил, говорил много слов и о Смерти, и о работе, и о том, как будет холодно и темно после, и это единственное чего он не может, проси что хочешь, но не это. И он продолжал говорить, а она принесла стаканы с чем-то крепким в коридор, и слушала его, и даже кивала. Абсолютно не слыша и не воспринимая; только ответ "Нет" крутился в её голове и все отговорки и отмазки были пусты и надуманны и звучали набатом в её голове, бесконечным повторением трех ненавистных букв, отчаянием, облеченным в созвучие.
Ничто не оправдывало отказа. Ничто не оправдывало Гостя и Ева, уже смирившаяся давно с пустотой, по кирпичику выстраивала стену между ними -- недоверие, отстраненность. В её голове эта история подходила к финалу, титры дрожали за нижней границей монитора.
Свой, отказавший тебе, становился чужим немедленно.
Всё просто, инстинкты, примитивные реакции.
И он продолжал говорить, и она плакала, а он думал, что плачет от понимания. И она ревела, растиирала слёзы по разукрашенному косметикой лицу и жалела себя, жалела и эта жалость текла по щекам её, и только скорбь по себе, по своей душе, делала её векам горячо и мокро. А он не замечал, не видел, подумать даже не мог и ещё сотня штампов, синонимов и зеркал.
И он, думая, что понят, он, Смерть, настоящая, живая Смерть в теле человека, засыпал, сползая спиной по стене, как тогда, в первый день, просто отключался и начинал даже устраиваться поудобнее.
Она, Ева, названная религиозной мамашей в честь первой женщины, мироточила, подобно иконе в русской старинной церкви. Она расплескала глаза по лицу, и не в силах унять поток боли, уснула.
И случилось объятие. И случилась смерть.
И был Ад.
Послесловие.
-Мне холодно.
Голос Евы разнесся эхом в пустоте огромного помещения.
Эхо ответила словом "Дно" и Ева засмеялась.
И закончилась -- смехом, звенящим в абсолютном холоде.