"Ты должен делать добро из зла, потому что его просто больше не из чего делать"
Над лучшей улицей города невесомая стальная фольга делегирована в макроэкран. Наши глаза широко распахнуты, а губы чуть приоткрыты: идет новая реклама дождя. Лицом дождя в результате безотказного референдума была избрана спина восходящей монгольской модели. Мы с сожалением констатируем, что глицериновые капли лишь подчеркивают совершенство протеиново-стероидной мускулатуры. Каждая капля модельного пота, как и капля натурального дождя, стоит не менее сорока часов жизни среднеслужащего. А дальше идет демо-стриптиз в клетках и интервью с доберманом, победившим в конкурсе "Лучший на этой неделе", это уже не так безжалостно, как элитный дождь.
Мечтательно вздохнув, улица отрывается от экрана и с грохочущей улыбкой врезается прямо в пыльную площадь. В общем, это даже и не площадь, а вершина небольшой горы, на которой разместился ее совет и сломанный фонтан в виде циркуля. Справа от циркуля движется немного нескладных подростков, наспех расфасованных в фиолетовые лосины. А слева - скромная колония кришнаитов, окутанных пестрым ситцем, нестройным пением, улыбками и запахом пряностей, неуловимо напоминающим коноплю.
За фонтаном не видно крыльца под блеклой вывеской "Театр-универсам", но оно там, без сомнения, сохранилось. Это ресторанчик. На центральном подиуме столики, полускрытые сиреневыми бархатными портьерами. Из кухни один за другим вылетают соблазнительные запахи, машут хвостами перед озверевшими посетителями, строят гримасы и даже пародируют их манеру раздражаться вдумчивым обслуживанием. На огромной чугунной сковороде скворчат самые лучшие куски жизни. Присыпанные пряным сарказмом, политые виной они вызывают у любого клиента острое желание попробовать еще раз. Но для этого нужно сначала решительно отделить кусок от туши воспоминаний, а потом тайком принести в ресторан. Да полтора часа ждать, да двадцать пять процентов от стоимости блюда на чай... Нельзя сказать, что заведение бесит горожан своим успехом, но остается на плову, симулируя легкую конкуренцию горсовету.
Возле ворот в кирпичном заборе, скрывающем наиболее ценные советы города, сидит Жозефина-Муа-Пуркуа-Жевупре, старушка, забывшая все, кроме того, что утром нужно принести из дома синюю атласную табуретку, а вечером унести ее обратно. "О, Солнце мое, ты греешь так настойчиво, ты никогда не забудешь лечь спать или пообедать, тебе нечего скрывать...отведи меня уже куда-нибудь..", - шепчет Жозефина-ата на чудом уцелевшем в ее голове европейском наречии, и протягивает прохожим бесплатные оранжевые бахилы для перемещений по огражденной территории.
Над площадью курсирует незатейливый летательный аппарат, к которому прикреплена штатная единица сплетника, соглядатая и мелкого эротомана. Его зовут Адик, три четверти года он проводит в покосившемся драповом пальто. И основная его обязанность перед администрацией - обеспечивать туристов и всех желающих граждан записями их голосов на аудиофоне городского ландшафта. В ушах у него алюминиевые трубки, а в портфеле - воробьиный писк, шум ветра и какофония городских праздников, на случай, если потребуется разнообразить памятную запись.
По периметру обрыва расположены парадные фасады девяти второсортных учреждений. По утрам из немытых окон струится густой чад, несомненно указывающий на то, что люди заняты делом, а не просто скрываются от непогоды в первом попавшемся подъезде. Подъезды действительно замечательные. Лестницы с пятиметровыми пролетами, потолки как в филармонии, в лифте обычно размещается линейный менеджер, а на каждой лестничной площадке - по отделу потайного муниципального планирования. В жилых помещениях содержатся просители с наиболее сложными и запутанными вопросами, нередко забывая, кто они такие и как сюда попали. В этих случаях вопрос автоматически считается решенным в пользу оспариваемой инстанции.
А воон там... видите? За колоннами..Барышня от 20 до 40, в помятом крепдешине, в круглых очках и с воздушным змеем над головой? На змее еще почему-то нарисована гуашью мишень. Это я. Хожу по этому городу и теряю время. За мной всегда тянется прохладный шлейф тающих минут. Иногда он подкрашен занятиями, а иногда - подсвечен забытыми снами. В каплях радужной пыли можно рассмотреть здания, людей, животных и книги, которые я очень любила когда-то.
Знаете ли, кровь при желании можно сдавать в специальные приемные пункты, деньги жертвовать по своему усмотрению. А вот по поводу времени у меня всегда были сомнения. Рано или поздно каждый садится на мель, как перегруженная баржа. Можно было бы подарить несколько лет.. но нужно еще найти того, кто возьмет такой нелепый подарок. Я теряю...ты теряешь...они теряют...За нами стелется свет, вода и песок, из которых потом сделают стекло и кирпичи. Наше молчание прочнее железа. Наш город прекрасен и будет таким всегда.