Пол усеян отшелушенными частичками кожи, обрезанными ногтями, заусенцами. Вывернула себя наизнанку, молясь отражению.
Безупречные манеры, кровь с вкраплением дури и ароматом пустот. Иконописные лица с луноликим овалом, напоминающие при расфокусе зрения, восковую маску, вперившись глядят друг на друга, и у обоих влажные ресницы. Разглядеть в зеркале свой провал, чтобы затем отыскать в себе золото.
Мы зацвели слишком рано, мне кажется, под Цветами зла Бодлер подразумевал цветение цинизма, тщеславные корни. Пока мои мысли плескались в зеркале, под играющий в подворотне, джаз, синхронные звуки поглотили остатки скорби. Зарево - холодное, долгожданное, крабовый рассвет. Тени плавятся в стёклах. Эгоистичные мотивы поражают, внедряя в меня всё глубже и глубже свои спелые, налитые ядом, червивые ночными мыслями, плоды.
Она за дверью, караулит меня с топором в руке, она целится в оптический дверной глазок, она в соседней комнате, преисполненная гнева и презрения.
Я боюсь. И кажется, эффекты террора мне ясны. Я подрываю страхи, но не избавляюсь от пепла, а из пепла, как феникс, они возрождаются вновь. Но это неверная тактика. Страхи нужно душить гестаповскими верёвками. Нужно отправлять в казематы, пытать, а затем раскрывать клетки и бросаться им в объятия, принимая, словно младенца к груди и тогда они самовозгорятся до тала, оставляя лишь частичку света.
Кто черпает из душ наши планы и искупает наши грехи, возрождая нас, словно выблевал?
Тепловые электростанции пытались меня согреть, а я сбегала в трущобы, мёрзла добровольно, и покрывала свою наружность слоем хитиновой брони. А там лишь медные трубы, обмотанные рваньём стекловолокна, к ним прижимаешься, и играешь в мученицу. Я ждала случая, когда смогу распуститься, но то, что внутри - страшно было показывать даже себе, слишком слабо и неотесанно.
У вечного огня мы как всегда, уже по традиции, забили ноздри снаффом и признались друг другу в запретных залежах чувств. Ты всегда была рядом. Ты моя опальная пропасть, мои раненые мысли в исступлении. Кажется, ещё один запрет я вскоре нарушу. Знаю, у тебя на меня особая реакция. Единственный человек, которого я читаю насквозь, но почти абсолютно не могу манипулировать.
Наши слабости в чем-то схожи и от этого только слаже. Ты носишь чёрную броню, кольца и мех.
В этом одиноком мареве, стоя на холодной трубе, в бликах тошнотворного заката, я уже не боюсь того, что выплеснусь изнутри под аккомпанемент твоих зрачков. Абсурд - как основное правило всех нарушений. Ты смотришь на меня, не созерцая, лишь внутри что-то яростно шепчет: "выплачь свои сожаления, переступи вместе со мной черту".
И я перестала повиноваться, стёрла все возможные грани. Теперь правил и стандартов не существует! Веселье вгрызается в сотканные алкоголем, часы. Придуманное нами стало антиутопией. Образец развлечений в образце моей крови взят на анализ. Заходящее солнце облепляет душу. Глотаю розовато-пурпурный вечерний воздух и раскинув руки знаменую свой первый полёт в себя. Край бытия, и летящее по трассе, пружинистое облако пыли от промчавшегося авто. Город дышит смогом и смолами. Закат замещает перспективу. Подрагивают вены, подрагивают губы, джаз затекает в лёгкие и я дышу им, обозревая свою тень, наблюдая, как она двоится и сходится, словно я себя поглотила. И мне на смену приходит идеализированный двойник с фирменной ухмылочкой на губах, с налётом давно позабытого запаха никотина и мизантропического ретретизма, во всём своём блеске, тёмный гений, приходящий ко мне во снах, разнаряженный в бархатный пиратский камзол. Он глядит сквозь меня, мудрый, прозорливый, обгоняющий само время, опьяняющий меня своей идеологией, будто она моя. Нервы натянуты, но не лопнут, это момент торжества.
Играя роль, не забывай, какая маска на тебе надета. В случае чего-то непоправимого, просто не останавливайся - ты - нахлынувшее кровавое пятно на стену, но не переусердствуй с данными, чёрт возьми! Каждая выходка - маленькая внутренняя победа.
Сперва тебе дают пригубить глоток вершины, затем опускаю ниже предполагаемого дна, дают немного побалансировать в среде. И снова опускают. Далее лишь твоё намерение подняться будет иметь связь с твоим дальнейшим исходом. Каждый ход - новый выбор. Наступит время, когда любая дверь откроется настежь. Я так пожелаю. Вернёмся к яблокам. Я за тебя стащу этот мир! Поздно переставлять фигуры. Эксперимент начался. Я зашёл со стороны кривого зеркала, встретившись с собой после ссоры. Я всё спланировал. Ворвавшись в тебя спецэффектом, все декорации разорвав в клочья, я лишь тонко намекнул, оставаясь за кадром, но ты чувствуешь. Твоя душа наполнена синим огнём в преддверии жатвы. Ты приняла мои правила, и кажется даже уловила лазейку, но знаешь ли ты мои цели? Знаешь ли цену этому спектаклю? Моя манерность - нечто вроде БДСМ на ментальном уровне. Мои замашки - кинопроба. Кто-то сказал, что у меня много имён, но так же много и грубоватой сложности противоречий. Низкопробно. Слишком кисло. Мои руки - вокруг твоей шеи. Мои пальцы - на твоём горле. Не кажется ли тебе, что я вхожу во вкус? Пренебрежение - это тоже часть моего плана. Здесь всё запланировано. В чистой импровизации, через край улыбки.
Казалось, сперва идея слияния и ближнего прицела чётко сработает, и вот, появляешься ты - глаза цвета крови, чёрные одежды, серебро, сталь. Книга твоей души разорвана внутренним постапокалипсисом. Когда-то ты прочла у Желязны рассказ "Люцифер", и техногенный пейзаж въелся в память, стал отправной точной для того, чтобы я появился, недоступный времени, отталкиваясь от земли, космосом глотая твой страх. Чувствуешь, как тает эпатаж и по швам трещат амбиции? Твоя кровь - наркотическое марево, и мне этот привкус по вкусу, как антиутопия внутреннего сгорания. Ночью я сбрасываю оковы, отождествляя себя с божеством Чёрного Наркобарона. Мой универсальный подход лечит неприкаянных, садизм, как чума, разносится в душах, сомневающихся во мне. Самолюбование входит в норму, постепенно оседая накипью на внутренних стенах. Я наблюдаю, с молчаливой усмешкой в уголке губ, с грациозным движением, циничным смешком, наполняю их жадность, удовлетворяю ментальную похоть, ДАЮ ИМ ПОВЕРИТЬ В СЕБЯ - идея, взращенная на пустующем месте, словно не твоих манипуляций дело. Во мне сотни ИХ. Клеймо каждого. Но раскрытие нагрудного кармана даётся лишь тем, кто нуждается в подаянии.
Мне интересно вогнать вас в краску, чтобы вы задохнулись внутри едкого запаха, а затем просто понаблюдать, до какого момента сохраняется хладнокровие. Как часто менялись мои остросюжетные навыки!
Я превращаю жизнь в театральные подмостки, но сам при этом наблюдаю, удобно расположившись в ложе.
Я, смотрящий на толпу, заведую энергетикой принципов. Я, смотрящий на толпу, представитель слабостей, которыми я торгую, тонко насилуя плёнку. Каждая мелочь - всего лишь очередной перетекающий элемент, из вас в меня, и обратно. Их можно полюбить - но лишь в качестве удовлетворения любопытства, создав удалённый сервер путём раздачи чувств, замещая при этот свои амбиции на предмет вознесения частиц каждой отдельной индивидуальности. Быть частью вас и не являться. Ты спросишь, люблю я вас или ненавижу. Но категории понятий забились по углам. Я предпочитаю гармонизацию стечений обстоятельств, руководствуясь лишь импульсами.
В каждом из вас так отчётливо читаются мои собственные несовершенства, и я был в этом абсолютно уверен раньше, а сейчас попросту перешёл все границы, сломав эти ваши чёртовы стереотипы. Эксперименты - отличное средство развлечения, но так же и отличный способ выяснить неподдельное или выявить подлинное. Контроль - вот основной принцип, вернее, его полное контролирование. Я сканирую взгляды, составляя на каждого досье, картинную галерею типовых человеческих заметок, тут же переключаясь на новый объект дистанционным пультом отбора.
Ваши души поглотил крах чёрной энергии, дабы воплотить себя. Идеальное - в начальном этапе поглощения, не растворения, а накопления. Информация цепляется ободками за липкую сферу. Все частицы совпадут при выбросе анабиоза за борт, на несколько часов взаимообмена кусочками душ. Лишь в тот момент, когда ты будешь готова познать - ты познаешь. Осознание наступит наравне с твоей решимостью осознать.
Готова ли ты стать пустотой? Готова ли ты, отказавшись от образа и разнаряженных в прах, амбиций, перестать отождествлять себя, соизмерять, сравнивать? Готова ли сбросить основную маску, натянув сотни масок на случаи? Что тебе стоит просто нырнуть в отверстие вакуума, познав себя через спелые толщи других, оставаясь при этом пассивным наблюдателем и стратегом?
Влейся в пустоту...
Войди в резонанс...
Я чувствую общие колебания, чужой голос приятно щекочет глотку изнутри, раздаваясь за несколько сотен километров отсюда.
Я надеваю маску. Игра стоит причин и причастностей. Каждый элемент - экспериментальный фермент сущности. В зрачках концентрируется победа.
Прильни чужеродным постулатом, я выпью. Не подавлюсь. Терпкий запах уже ласкает ноздри, а затем что есть сил, впивается в них. Я издаю стон.
Пулей на вылет. Обновить картину. Нанести сюжет на зрачки. Стать единым сгустком с тобою.
Переоформившись на собственных глазах, я затекла в толпу, напролом, по загаженной площади, пробуя на вкус каждого, проталкивая внутрь взгляды, через силу, но с удовольствием. Тонированные стёкла, тонированные лица, в чём их отличие от меня? Физически - это лишь вопрос пристрастий и вкуса, но каждый из них что-то скрывает в своих сжатых от гнева и слабости нервах и кулаках, будто фантомные боли прошедших жизней, я чувствую, что даже самые стойкие духом являются слабыми. Я смотрю им в глаза. Сервер перегружен. И не найден. 404 Not Found.
Изначальная причина укомплектована в меня и впечатана, как манифест.
Оставаясь бесцветной, я обретаю преимущество, которого лишены многие, категорично определившиеся. Это требует маски. Это требует усилий. Но если прижилось - твоё. Гордыня ломает меня, я противлюсь ей. И приемлю её.
Я уповаюсь! Усмехаясь, с ловкостью сверлю их намордники, а они отворачиваются. По расплавленному асфальту я пересекаю улицы, грязно провоцируя. Я спускаюсь в метро, вместе с толпой, выплюнутой из дверей, на которых красным написано "fight" вместо "no exit".
Когда все пассажиры покинули вагон метро, я вскочила, раскрепостившись, и начала танцевать под джаз. И только она наблюдает, как я кружусь, обвевая ладонями поручни, вскруживая ей голову своими движениями в такт отскока колёс, невольно приводящих меня в экстаз. Пьедестал с верой сломлен. Шаг назад - и разгон. Во мне ведётся борьба за первенство. На дверях тоже кто-то написал "Борьба".
Я разгоняюсь и дышу джазом в пустошь, наполняя её не просто очертаниями, а линиями, в которых поблескивает золотая нить связи.
Голограммы скрещиваются. Цвета обретают форму. Каждая нить не случайна. Это холодная война в вагоне метро.
Я облачаюсь в золотое шитье, распрямляя в стороны руки, лишённым формы, белоснежным сиянием, сквозь меня струится свет.
Не страшись утратить контроль, расслабь мышцы, раскрепостись, пусть заполнит безликий свет пустоту. Сейчас ты лишена своих чёрных масок, но истинная срослась с тобою навек. Сбрось её! Терять нечего. Просто следуй за мной. Просто действуй.
Она негодует. Она повержена.
Я следую по оживлённым улицам, облачённая в золото, несущая свет, в сердце играет джаз.
В зеркалах я прозрела и накинула надлежащую себе, истину, возлюбив единственную. Подписали ли мы мирный договор? Или её сжёг мой свет? Я верую лишь единому существу - своему ментальному Люциферу. Моё второе "я" сливается с изначально существующим, улыбаясь своему отражению уголком кроваво алых губ. Она наконец-то довольна.