Это было теплым солнечным псковским сентябрем 1990 г., (вскоре после убийства о. А.Меня) когда я уговорил своего близкого друга Анатолия Нестерова составить мне компанию в поездке на остров Залита, где жил и служил о. Николай.
И хотя я был знаком тогда уже с архимандритом Зиноном, все же сердце мое стремилось вновь увидеть это чудесное создание Божие - о. Николая, от которого я впервые почувствовал присутствия Благодати Духа Святого, с действием которой ничто земное не идет в сравнение.
Имел я целью еще и то, что друг мой старший - Анатолий , которого я любил, увидев старца смягчится сердцем и войдет полнее в церковную жизнь, которой я был тогда очарован, работая смотрителем собора, наблюдая, читая, изучая сокрытый доселе от меня пласт великой христианской культуры.
Итак, мы стоим на пустой почти пристани в самом центре города - ждем "Зарю". Она подходит, садимся, оплачиваем билет, поехали. Народу - единицы. Минут через 40 движения по реке Великой и Псковскому озеру сходим на пристани о. Залита. Шпиль церкви виден отовсюду - остров маленький - и мы идем по грунтовой короткой дороге к храму.
Я знал, что келья старца находится чуть дальше, но сначала захотелось увидеть храм. Двери храма оказались уже закрыты, служба кончилась, было примерно 12 часов дня. У входа в храм чуть сбоку - зеленая сторожка - никого не видно.
По неофитской благословенной привычке я подошел к дверям храма и, перекрестившись, сделал три поясных поклона.
Анатолий стоял чуть сзади и не кланялся.
И только я выпрямился и огляделся, что бы определить куда шагать дальше, как увидел в проеме сторожки о. Николая, который смотрел на нас. А вот он и спрашивает уже: кто это в гости нам пожаловал?... И мы уже идем к нему под благословение.
Тут я должен сделать маленькое отступление и сказать о том, что когда оказываешься рядом с подобными людьми время и пространство начинают как-то иначе восприниматься, сознание начинает более полно жить настоящим моментом и потому, вероятно, трудно восстановить в деталях все что происходило. По крайней мере так бывает со мной.
Тут я думаю важно как ты внутренне себя поставил: как наблюдатель-исследователь-скептик или как доверчивый безоглядный соучастник происходящего. Пожалуй этой внутренней постановкой мы с Анатолией и разнились. Он больше молчал, когда мы разговаривали со старцем.
Сразу предупреждаю, что не могу дословно передать беседу, но за смыл рискну поручиться.
Удивительно и то еще, что буквально никого вокруг кроме нас троих вокруг не было. Мы не спеша двинулись вслед за старцем, который пошел не в сторону кельи и в сторону озера рядом с храмом.
Вот старец смотрит на землю, в траву и что-то не спеша говорит. До меня с некоторым запозданием доходит, что он высказывает сожаление о серых сонных больших мухах, которые ползают в траве. Я не готов вполне разделить это чувство и что-то говорю, что мол ничего тут страшного для мух нет. Святые особо остро воспринимают живые создания и не был готов к подобному восприятию. Да и сейчас...
Наконец, я задаю свои важные, как мне кажется в моем неофитстве, вопросы. Задаю, имея ввиду те темы о которых мы спорили с друзьями и с Анатолием, в том числе. "Батюшка, а правда, как говорят некоторые умные люди, что смотреть в небо надо поверх куполов?" Это было кредо моих друзей, с которым я не мог согласиться. Тут имеется ввиду то, что для того, что бы искать истину и быть духовным человеком вовсе не обязательно ходить в храм и участвовать в Таинствах. Этого я не пояснял, разумеется. Старец ответил просто: "Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец". И вдруг сам заговорил об о Александре Мене, упреждая мой приготовленный вопрос. А спросил он примерно во как по смыслу: правда ли говорят, что о. Александр в чем-то уклонялся от православной веры? Тут друг мой Анатолий стал что-то несколько волнуясь говорить в защиту православности о. Александра.
Батюшка согласно покивал головой и сказал: "Жалко его, родненького, да только он ведь у Господа уже, вот ТЕ, кто убивал его - вот им-то будет ох как тяжко". До сих пор, упираясь в это свидетельство старца, я уверен, что увивал о. Александра не один человек, а 2 или 3.
К сожалению, остальное содержание разговора не удержалось в памяти, потому что когда вдруг начинаешь дышать иным воздухом ставшего вдруг близким инобытия - это настолько заполняет все твое существо, что с непривычки как память отшибает и остается только какое-то долгое сладостное звучание забытой и вдруг затронутой в сердце твоем струны, и ты слушаешь как она звучит и не можешь и не хочешь на иное отвлечься. Этим-то так и важно присутствие святых в Церкви Христовых, что там где святой - там Христос явным образом уже с тобой пребывает.
Нам пора уходить, что бы уехать на той же "Заре"...
Все уже сказано без слов - Царство Божие коснулось твоего сердца, ты словно сделал глоток живой воды и знаешь уже глубоко-глубоко, что никогда не умрешь, что смерти уже нет.
И вот с этим НЗ ты возвращаешься в мир, который во зле лежит, и много будешь страдать и тосковать в серых, а то и чорных буднях существования. Но отчаяться уже не посмеет душа твоя до конца.
Ибо Милость Господа уже знает тебя и больше меры твоей скорби тебе не даст.
....................
......................
Когда-то, еще задолго то того, как я оказался смотрителем собора и встретился со святым старцем, лежа вечером в москве на диване, я вдруг почувствовал Присутствие, о котором и сделал тогда запись.
Почему-то мне хочется поставить ее в этой новелле о святом старце.
*
На исходе дня ты посетил меня, и нашел не запертыми двери мои,
тихо вошел ты и стал за плечом моим, и улыбался ты о чем-то отрешенно.
И сладко мне было присутствие твое, но ни слова не сказал я тебе, что бы не отпугнуть тебя, что бы не потревожить тебя вопросом,
потому что и так был я с избытком счастлив и не мечтал о большем, хоть бы и было оно возможно.
Хватит с меня радости моей тихой:
слышать твое дыханье, и знать, что ты следишь, улыбаясь, за движеньем руки моей.
Ты убрал мою боль, но не этим богат я и счастлив.
Ты принес мне радость, которая больше боли, но не этим богат я и счастлив.
Ты осветил меня светом своим, но не этим богат я и счастлив.
Ты, отрешенный, одарил меня словом своим, но не этим богат я и счастлив.
Чем же - спросят они - чем ты богат и счастлив?
Когда уйдет он - слушайте - отвечаю:
когда унесет он радость, которая больше боли,
когда унесет он свет свой, я же во тьме останусь,
когда унесет он слово и я замолчу навеки, когда он меня забудет,
уже навсегда забудет, -
тогда я, узнавший его, и покинутый им,
затоскую тоскою смертной, и вот этой тоскою - слышите?
буду богат я и счастлив!
дополнительный материал:
Я ПОМОЛЮСЬ ЗА ВАС (о залитском старце о. Николае Гурьянове) Изборцев Игорь
http://www.proza.ru/texts/2003/03/07-70.html
*
Отцеубийцы. Три года прошло со дня кончины старца Николая Гурьянова, а вал сплетен, слухов и клеветы, нахлынувший на его могилу, все никак не спадет
