Капитан Джеймс Юн вышел из здания первого методистского госпиталя в Далласе, штат Техас. Хотя на часах не было еще и 10 утра -- солнце уже начало припекать. Подойдя к припаркованному на стоянке белому Приусу, он с облегчением скинул на заднее сиденье пиджак и толстую папку, снял галстук, и сев в машину, сразу же выкрутил ручку кондиционера в крайнее положение.
Приятные струйки холодного воздуха обдували его лицо. Он на несколько секунд прикрыл глаза. Затем он пристегнулся, и аккуратно выехал с парковки. На заднем пассажирском сиденье лежала увесистая папка -- подшивка результатов медицинских исследований за последние 10 лет его жизни. И последней записью, сделанной пол часа назад было заключение комиссии о его непригодности к полетам в качестве члена экипажа коммерческого самолета.
Сейчас предстояло еще многое обдумать, позвонить друзьям, организовать небольшой прощальный вечер с барбекю. Но что могло бы показаться удивительным постороннему наблюдателю, капитан Юн испытывал небывалое облегчение, почти радость.
Хотя современная медицина достигла огромных успехов, она все еще не в состоянии заглянуть в душу человека, прочитать его мысли. И если тщательно подойти к вопросу -- практически невозможно выявить какие-либо отклонения у человека, даже если эти отклонения очень пугающие. Капитан Юн знал это не по наслышке.
А началось все с одного сна. Ему снилось что они летят из Нью-Йорка в Лондон, он почему-то точно это помнил, помнил даже расчетное время прибытия в столицу Британии, номер рейса и остальные данные. Его коллегой в кресле справа летел Килиан Бессон, опытный пилот, который готовился стать таким же командиром на Боинг-777, как и сам Юн. Он помнил во сне отчетливо, как Бессон сказал что выйдет в салон "проведать девушек" на несколько минут. На самом деле Юн отлично понимал, что Бессону просто нужно в туалет. И как только Бессон вышел и закрыл за собой дверь, Юн переводит ручку в положение "всегда закрыто" - таким образом снаружи попасть в кабину становится невозможно.
Дальше он уже знал что делать -- с его опытом для отключения автопилота не нужно больше 10 секунд. После этого он переводит ручки управления тягой обоих двигателей в положение взлетного режима. Затем резко отдает штурвал вперед, и машина весом больше трехсот тонн устремляется вниз с отрицательным углом тангажа. А внизу простирается бесконечная синяя гладь океана. Вскоре после начала снижения Бессон пытается открыть дверь, введя код. Но дверь не открывается. Он стучится, сначала в голосе его озабоченность, которая быстро переходит в откровенный ужас. Бессон опытный профессионал, он быстро понимает что происходит. А в кабине тем временем включается система предупреждений. Резкий и неприятный электронный голос предупреждает о достижении предельной воздушной скорости. Затем включается еще одно предупреждение о слишком быстрой потере высоты. А водная гладь все ближе и ближе. В самом конце Юн чувствует нарастающую вибрацию -- судно достигает скорости 1 маха и начинает разрушаться. Юн смотрит на наручные часы -- они показывают половину первого по Нью-Йоркскому времени. Последнее что он успевает подумать -- фраза которая почему-то бесконечно-успокаивающе действует на него "Ну вот. Все закончилось".
Он вскакивает в холодном поту в постели. У его ног просыпается ирландский сеттер Майло и смотрит на хозяина умными глазами, будто прочитал мысли хозяина.
А Юн выходит на кухню, набирает из под крана стакан воды и жадно его выпивает. Затем садится за стол и долго смотрит на часы -- просто наблюдая как проделывает свои прерывистые движения по кругу секундная стрелка. Капитан Юн понимает -- сегодня ему больше не уснуть.
Хотя если разобраться, началось все намного раньше. Жизнь стала становиться хуже и гаже три года назад. Капитан Юн всегда вел умеренный образ жизни, и за многие годы им с женой удалось накопить приличную сумму -- они хотели путешествовать на пенсии, как и большинство американского среднего класса. Но к своему несчастью , Юн имел в своей натуре как ему тогда казалось "коммерческую жилку настоящего американца" и буквально чувствовал то должен провести некую операцию, вложить свои сбережения в "большое дело" - иначе не будь он настоящим американцем -- если не может заставить деньги начать работать. Так он считал, когда вложился в новый но перспективный проект по разработке сланцевого газа. Естественно Кэтрин он ничего не сказал. Поначалу дела шли неплохо, за первые пол года акции уже подросли в цене на пятнадцать процентных пунктов.
А после грянул гром -- правительство приостановило финансирование разработок, сочтя это малорентабельным. Экологи и "зеленые" не преминули сразу же высказать свое мнение. Акции стали таять в цене с каждым днем. В итоге к концу первого года состояние Юна уменьшилось вдвое. Когда еще через год ему удалось скинуть наконец акции компании -- из скопленных за долгие годы и вложенных двух миллионов осталось немногим больше четырехсот тысяч. Это было фиаско. Крах американской мечты Джеймса Юна. А самое неприятное то, что Кэтрин ни о чем не подозревала.
Около двух месяцев Джеймс молчал. Но когда жена вскользь упоминала о том что скоро они, наконец, смогут себе позволить первый за много лет совместный отдых где-нибудь в райском уголке планеты, например Мальдивы или Таити -- его так и подмывало взять и признаться во всем.
В один из таких вечеров он так и сделал. Все кончилось быстро и ошеломляюще для Джеймса Юна -- Кэтрин ушла от него. Джеймс понимал ее негодование и расстройство, понимал ее разочарование -- но не ждал что она после этого уйдет. Он заблуждался.
С тех пор жизнь потеряла яркость и смысл. Он был не из того рода людей, кто давал волю чувствам, так что даже близкие друзья не догадывались насколько подкосила его утрата почти всего состояния и распад семьи. А теперь начали сниться такие вот сны.
Здоровье в свои 53 года он имел еще вполне хорошее и мог бы минимум пять лет занимать левое кресло большого самолета, летающего между континентами. Да что говорить -- если прикинуть его расходы и получаемую зарплату -- он мог бы еще успеть скопить не на одну поездку на Таити к своим шестидесяти годам. Но что ему было там делать одному?
Он продолжал летать. И после того сна все шло хорошо, больше кошмары его не мучили. Все изменилось три недели назад, когда он получил расписание на ближайшие рейсы. Предстоял перелет в Лондон и затем на следующий день обратно. Второй пилот -- Килиан Бессон. Юн просмотрел расписание -- и отбросил бредовую мысль о совпадении со сном. Но какой-то тревожный звоночек впервые звякнул в его голове.
Наступил день вылета. Стандартные процедуры в аэропорту, подготовка к вылету, загрузка самолета. Уже после буксировки от терминала началась гроза. В итоге почти час пришлось ждать в растянувшейся очереди на взлет. Наконец дали разрешение на руление и взлет. Когда они взлетели и "взобрались" на эшелон, Бессон включил автопилот. А Юн сам против своей воли проиграл схему его быстрого отключения.
Бессон о чем то разговаривал, но Юну было трудно сконцентрироваться -- отвечал он кратко -- так что вскоре коллега понял что капитан либо не в духе, либо занят какими-то своими соображениями.
После получаса в тишине Бессон отстегнулся со словами:
--
Пойду я проведаю девушек!
После того как он вышел из салона Юн уставился на панель отключения автопилота. То что он ощущал -- было сродни временному помешательству -- он знал что будет дальше -- его преследовало стойкое ощущение дежавю. И еще он время от времени смотрел на стрелку часов -- они показывали двенадцать-двадцать пять. Секундная стрелка медленно но неумолимо ползла. Еще тридцать секунд, может -- минута, и Бессон вернется за штурвал. Капитан Юн внезапно быстро развернулся, встал с кресла и повернул ручку кабины пилотов в положение "всегда закрыто".
Затем вернулся за штурвал и уверенно нажал необходимые кнопки на панели. Электронный голос дежурно произнес "внимание. Ручное управление" - загорелось табло "автопилот отключен".
Юн сидел сжав руку на ручках управления двигателями. Оставалось сделать всего два движения -- перевести двигатели во взлетный режим, и затем -- надавить изо всех сил на штурвал направив самолет вниз. В висках стучало.
Капитан Юн внезапно очень ярко вспомнил один момент из своего детства -- тогда он был еще мальчишкой двенадцати лет. Со сверстниками они носились по улицам на окраине Монтгомери, что в штате Алабама, его родном городе.
Стоял жаркий летний день, такой, в который взрослые прячутся в тени домов, включают вентиляторы, торговцы закрывают магазинчики и лавки, улицы пустеют. И только неугомонные мальчишки остаются на улице в поисках приключений.
В тот день они на велосипедах выехали к заброшенному складу на окраине -- там у них была своя "секретная база" - а неподалеку проходила железная дорога.
Они часто развлекались, подкладывая на пути мелкие монеты, гайки и прочие мелкие предметы -- у Джеймса было полно таких расплющенных артефактов.
Вот и в этот раз они побросали на "базе" свои велосипеды, набрали гаек и шурупов, и быстро положили их на рельсы. Их было четверо. Заводилой в компании был Мейсон -- ему уже было четырнадцать. Он обладал неоспоримым авторитетом, который всегда был готов отстоять кулаками. К тому же все знали, что Мейсон дружит с Мэри-Луизой. И так же все знали что они ходили в кино и как утверждал Мейсон, она разрешила потрогать её "именно там". В то время это казалось пределом крутости. В общем, когда вдали показался дымок поезда-товарняка, который неспешно тащил груженые вагоны, Мейсон вдруг произнес:
-А кому не слабо лечь между рельс? Поезд проходит -- и тот кто пролежит -- получает от меня ровно это! - с этими словами он подбросил в воздух и поймал блестящую монетку в один доллар.
Мальчишки молчали.
-Что насчет тебя, узкоглазый? - обратился Мейсон к Джеймсу.
Джеймса бесило когда к нему так обращались -- не потому что это указывало на его азиатское происхождение -- просто в ту пору шла война во Вьетнаме -- и ни один американский мальчишка не хотел бы хоть как-то ассоциироваться в глазах сверстников с партизанами дядюшки Хо Ши Мина. Что сказать -- двенадцатилетнему мальчишке азиатом тогда было быть не круто.
-Давай! - произнес Джеймс -- я лягу! - он уже дернулся чтобы встать и направиться вверх по насыпи -- но Мейсон схватил его за рукав.
-Ты чего, дурында! Если ляжешь сейчас, так машинист нас заметит -- тогда нам точно всем крышка! Надо когда поезд будет совсем рядом -- чтобы не успел затормозить.
И вот спустя пару минут, которые показались Джеймсу вечностью, поезд отчетливо грохотал менее чем в трёхстах метрах.
-Эй, может не надо -- с некоторой неуверенностью произнес Мейсон. Отдать ему должное, иногда он придумывал опасные и бредовые затеи, но почти всегда мог вовремя оценить ситуацию и отказаться от их осуществления.
-Ну уж фигушку тебе -- доллар зажал? - зло произнес Джеймсон. В его голове все еще звенело обидное определение "узкоглазый". Рывком взлетев вверх на насыпь, Джеймс лег между рельс и замер.
Поезд отчаянно загудел. Гудел он оглушительно, и не так, как обычно показывают в кино. Он будто грузовик, не гудел непрерывно, а давал отрывистые сигналы.
Еще через секунду Джеймсон услышал отчаянный скрип металла об металл -- машинист применил экстренное торможение. Он поднял глаза и увидел как на него надвигается тяжелым утюгом отбойник тепловоза. Джеймс не помня себя от страха вдруг вскочил -- буквально за два метра перед отбойником тепловоза перескочил через рельсу, и кинулся наутек в сторону города. В голове повторялась одна и та же фраза: "Не нужен мне твой сраный бакс"!
В висках стучало, рот пересох, а пот тяжелыми каплями летел с волос и скатывался по потному и пыльному телу -- но он продолжал бежать, пока не добежал до дома. По-кошачьи ловко перелез невысокий забор на заднем дворе, привалился в тени у стены гаража и заплакал.
Сейчас капитан Боинга-777 Джеймс Юн будто снова лежал на путях перед поездом который надвигался на него, как и почти пятьдесят лет тому назад. Он всё так же держал руку на рычагах управления режимом двигателей. Во рту пересохло, а сердце так же как и тогда стучало в висках.
Раздался стук в дверь.
-Капитан! Откройте -- вы похоже случайно повернули ручку!
"Не нужен мне твой сраный бакс!" - подумал про себя Джеймс, и вдруг будто вскочил перед поездом.
Он убрал руку с рычагов управления двигателями, встал и спокойно открыл дверь.
Бессон вернулся в кабину и сел на место.
-Автопилот пришлось отключить -- произнес Юн как можно спокойнее -- что-то начал показывать неправильный курс -- давай попробуем перезапустить!
-Да, конечно, - Бессон посмотрел на капитана. Может Юну и показалось -- но Бессон всё понял. В кабине висело напряжение, воздух будто наэлектризовался.
Они перезагрузили и заново включили автопилот. Капитан Джеймс Юн отстегнулся и пошел в туалет. А вот Киллиан Бессон больше не выходил из кабины, пока самолет не остановился у терминала аэропорта Хитроу -- и капитан Юн не склонен был считать это простым совпадением.
Сразу по прилету он обратился в медицинскую службу аэропорта и пожаловался на сильную головную боль -- приступ которой якобы начался у него незадолго до посадки.
С тех пор больше за штурвалом он не сидел, чему был несказанно рад. А сегодня утром, наконец, путем уговоров и постоянных жалоб на здоровье, пройдя с десяток обследований, он получил полное отстранение от полетов по здоровью -- то чего так боятся почти все возрастные пилоты в мире, и то, к чему так стремился капитан Джеймс Юн.