Аннотация: Много изб чернеет по дорогам, Впустят и не спросят: "Кто таков?" Каждому поведают о многом Голосом последних стариков. Кто они, хранящие преданья, Вспомни, век мой,- близок их закат! Призраки - без роду, без названья. Всякий, кто не помнит, виноват.
Наше посещение деревни обычно начинается с реки Казыр. Казыр в переводе с тюркского означает сердитая, злая река. Такое название Казыр получил за бурный, порожистый характер. Но здесь, в районе нашей деревни, он вполне безобидный. Подъехав к берегу, мы выходим из машины и спускаемся к воде. Стоит отметить, что берег реки окружён насыпью из скальных грунтов во избежание подтопления деревни во время весеннего паводка. Река шумит и плещется у наших ног, обдавая прохладой и свежестью, и на наших лицах невольно расцветают счастливые улыбки. Мы присаживаемся на корточки и ополаскиваем лицо и руки. Войти в воду я решаюсь не сразу. С непривычки она кажется очень холодной. Мне требуется какое-то время, чтобы привыкнуть к ней. В отличие от меня деревенские ребятишки забегают в воду с ходу и влекомые течением плывут возле берега метров 100 вниз по реке. После чего выбираются из воды и проделывают свой манёвр ещё раз.
Признаться, река имеет способность освобождать меня от негатива, растворяет всё ненужное и уносит прочь. В такие минуты я забываю обо всём: о всех проблемах, неурядицах, заботах, которые волновали меня совсем недавно. Добавьте к этому голубое небо с плывущими по нему белыми облаками, пряно-зелёно-медовый запах трав и цветов, девственный лес, до которого рукой подать, и вы испытаете чувство глубокого наслаждения и радости.
Как известно, жизнь людей, проживающих в сельской местности, подчинена определённому распорядку. Например, чтобы обработать свой немаленький огород, они встают очень рано и работают самое позднее до 10 часов утра, пока воздух не накалился знойными лучами солнца. А продолжают сельчане работу ближе к вечеру, когда спадает дневная жара. К этой работе добавляется другая: заготовка варенья, лесных ягод и грибов, берёзовых веников. А те, кто держит домашний скот, занимаются ещё и заготовкой сена.
Жена Ивана Михайловича, Нина Павловна, частенько угощала нас вот таким блюдом. На двух больших сковородках она с большим мастерством жарила ленков и хариусов. Как правило, на одной сковороде рыба готовилась "насухую", а в другую сковороду непременно добавлялась сметана и лук, что называлось "с юшкой". Это было сделано для того, чтобы удовлетворить разным вкусам. Нина Павловна очень ловко переворачивала рыбу при приготовлении, и кушанье у неё получалось просто отменным.
Особенно я любила посиделки за ужином. Все собирались в летней кухне за столом. Ели в основном то, что оставалось от обеда: щи, тушёную картошку, жареную рыбу, плов, гречку с мясом или же какое-то другое блюда. На аппетит никто не жаловался, наверное, тому способствовала дружная дневная работа и чистейший деревенский воздух. После ужина начинался задушевный разговор. Помню, как Иван Михайлович устраивался возле печурки на полу, открывал поддувало, закуривал папироску и рассказывал какую-нибудь очередную историю.
Однажды он рассказал свой необычный сон, который ему приснился после того, как он вскрыл гроб своего любимого деда. В книге "Дневник михайловский ведьмы" я изменила имена, но суть самой истории изложена так, как поведал мне её Иван Михайлович.
Представляю отрывок. "Со мной произошло вот что. Когда я ещё служил в армии, умер мой родной дед Кирилл, отец матери. На похороны меня не отпустили, о чём я очень сильно жалел, так как безгранично любил деда. Вернулся я из армии в свою деревню и вскоре случилось так, что умер дядя Матвей, наш сосед. Его жена попросила меня помочь выкопать могилу. Я согласился. В помощь мне вызвался другой наш сосед, дядя Андрей. По обычаю, женщины повязали нам на руки полотенца, а мы взяли лопаты, сели на телегу и поехали на кладбище. Приехали, и тут выяснилось, что рыть новую могилу нужно в аккурат возле могилы деда Кирилла. Стали мы копать, когда уже выкопали достаточно, заметил я, что из земли торчит угол гроба деда. Я, грешным делом, подумал: "С дедом я не повидался и не попрощался. Была не была, хоть сейчас на него погляжу". Поддел я крышку лопатой, но поддел неудачно. Повредил деду плечо, так что показалось гнилое мясо. Думаю, что ж теперь, он всё равно мёртвый, хуже ему уже не будет. Короче говоря, посмотрел я на покойника и вынул клин. Крышка встала на место, а я выбрался из ямы. Затем мы, как положено, положили поверх ямы лопаты крест-накрест и отправились домой. К слову сказать, матери я про происшествие на кладбище ничего не рассказал. Знал наверняка, что она не одобрит мой поступок. Вечером легли мы спать: мамка на одной кровати, я на другой. Ночью проснулся я от звуков, которые доносились из подполья. Я со страху стал звать мать, а она спит как убитая. Между тем крышка подполья открылась, и я слышу, как по лестнице кто-то поднимается. И вот из подполья выбирается мой умерший дед. Остановил он на мне невидящий взгляд и грозно так говорит: "Ну что, Никола, поглядел на меня?!" Надо сказать, что дед Кирилл при жизни именно так меня и называл, Никола. У меня душа ушла в пятки, и я слово вымолвить боюсь. Тем временем дедуля вещает: "Пойдём со мной!" Привыкший всегда слушаться деда, я встал с кровати и сделал шаг по направлению к нему. А он мне уже руку протягивает, чтобы помочь спуститься. Тут вдруг я очнулся и испуганно восклицаю: "Куда же я пойду, деда, ты же мёртвый!" В ответ на это покойничек усмехнулся и произнёс: "Впредь будь умнее, Никола!" Вслед за тем он исчез, а крышка подполья захлопнулась. Стою я посереди горницы, не знаю, что и думать. В этот момент мамка проснулась и спрашивает: "Колюшка, ты спишь? Никак крышка подполья хлопнула?" Я ответил, что ей это показалось. А сам быстренько бухнулся в кровать, накрылся с головой одеялом, но так и не смог сомкнуть глаз до самого утра. Может, пригрезилось мне всё это? А, может, и на самом деле дед приходил".
Наши посиделки заканчивались очень поздно. Мы выходили из летней кухни и подолгу с восторгом смотрели на ночное небо...