Татьмянина Ксения Анатольевна : другие произведения.

Ева. Книга третья "Жизнь и смерть"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Судьба привела меня на край пропасти, любое дуновение могло лишить той грани, на которой стояла. Выдержу! Но кто-то вдруг взял и подтолкнул в спину - будто и ненарочно, мягко... А притяжение - как с ним бороться? Я не боялась смерти, я летела и чувствовала, что внизу есть тот, кто поймает. Моя жизнь, моя любовь, мое... будущее?
  Глава первая
  
  Меня поймали! Все с самого начала было западней, и Артур главный загонщик! Нольд догадается и его на куски порвет, а меня вытащит! Какую бы месть не задумал старший полузверь: расквитаться со мной, снасильничать или искалечить за прошлое унижение - я выживу, и сама его убью!
  Тряхнуло. В темноте оглушающими показались звуки мотора и жутко замутило от движения, будто нетрезвой полезла на карусель. Нет... не от движения, от мерзкой удушающей вони.
  - Ну как, подружка, приходишь в себя?
  Это фургон... а рядом Валери Вальд, - ее голос и ее вонь от убийств! Сектантка аккуратно подпнула тупоносым ботинком в бедро и хмыкнула:
  - Самые умные? Самые хитрые? А кто кого переиграл в итоге, землячка? Фу-у-у...
  Я подавилась и закашлялась. Желчь прыснула в горло, рот, полезла через нос, кислотой обжигая слизистую. Валери пришлось отодрать от губ липкую ленту.
  - Сардины несвежие?
  - Тварь...
  - Повежливее. Ты еще не знаешь, но я для тебя единственный щит от тех, кто хочет по-настоящему сожрать сладкую некромантку. Мы не враги, а подружки. Призовешь отца, даже отпущу на свободу.
  Парис! Едва тревога поднимется, он может почуять меня через "длань смерти"! Не долго мне быть в плену! Куда бы ни спрятали, найдут с точностью до метра!
  Только что значит ее ехидство? Нас всех раскрыли и по одиночке устраняют? Нольда на подземной парковке пытаются убить полузвери? Яна ведут в западню? Новый бункер Вилли штурмуют? Нет! Не могли мужчины так просчитаться! Великий Морс... как же тошнило от запаха!
  - Нольда ты не получишь, он все равно мой. Хоть убей, а он был и будет моим! Я победила, а ты навсегда останешься отвергнутой, Валери.
  Она щелкнула фонариком и навела его на лицо. Свет вспыхнул прямо в глаза, я ослепла на миг, но разглядела и ботинки, и форменные брючины - патрульный помоложе. Хорошая маскировка, не только я в нее играть умею...
  - Фу, какая... ты всерьез сейчас только этому радуешься, дурочка?
  - Сама дура. Он - мой. Нольд самый лучший из мужчин, он победитель, он всю вашу секту вычислил и поймал. И тебя поймает, посадит в тюрьму вместе с этим жалким старикашкой Артуром... уже сегодня! Знаешь, какая за Нольдом сила? А вас - остатки! Недодавленные тараканы, и все...
  - Кого вы поймали, так это как раз тараканов. И столько, сколько отсыпано. Не жалко. - Валери куда-то потянулась, что-то достала, и тут же плесканула мне на лицо водой. - Рвотой воняешь, сил нет.
  Налила струйкой на губы, и я порадовалась, что получила облегчение, а не второй удар шокером.
  - Нравится? Я буду с тобой обращаться еще лучше, если ты, послушная девочка, уже сейчас начнешь звать Морса. К истинной доченьке он не сможет не прийти.
  - С чего ты взяла, что я истинная?
  - Ну-ну. Как еще ты могла так меня обмануть с регенератом? Ты умеешь его тормозить, умеешь обходить неприятие мужчин. У вас просыпаются разные способности, да? Одна - Смерть, делающая из людей зомби, вторая - хамелеон, прикидывающаяся обычным человеком. Никакой тест не страшен, только артефакт не обмануть!
  - Зачем вам папа?
  - Как мило - "папа". Разберемся. Ты о себе думай.
  Я не знала, как еще ее разговорить, чтобы выяснить - что произошло, сколько их осталось, и что они могут? Запах гнили никуда не девался в закрытом фургоне, очень мешал и буквально отравлял миазмами мозг. Сейчас мне показалось, что Валери, зная многое, не знает о моей беременности. "О себе думай" - нет дополнения "и о своем ребенке". А это рычаг самый сильный, сектантка бы не удержалась от того, чтобы не нажать! Не знает она!
  Артур в курсе, и этого не выдал. Когда они спелись? Как нашли друг друга, и ради какой выгоды? И кто такие "те", кто хочет меня по-настоящему сожрать?
  - Я не верю, что ты отпустишь, не верю. Вы сговорились со старикашкой, что как только поймаете Морса, он получит меня. Сальные глазки помню, козла похотливого... урода!
  - Прекрасный мужчина. Оценила бы, если постаралась присмотреться. Но ты, кажется, слишком глупая, чтобы это понять.
  Проклятый магнит. О чем забыла, так о том, что все мужчины полузвери им обладают.
  - Так ты с ним? Отвяла от моего Нольда? Отвяла?
  - Больная на всю голову. Но понять могу. Конкуренция бешеная, и сводить с ума Инквизор умеет.
  - Отдашь Артуру на "сожрать"? Кто еще там жаждет моего мяса, какой из уродов?
  - Скорее уродица. - Откликнулась Валери. - Отвратная мужеподобная баба с кладбища мечтает тебе шейку свернуть.
  Казни Алекс Нольд не будет - палач дал ей свободу и договорился действовать вместе. Обоим терять нечего. Оба не потерпят обеления некромантов в обществе, и принятия в стаю подобной "грязи". Что еще Артур хочет - свергнуть власть Хельги, заодно расквитавшись с некромантом из-за которого прогорел с той несчастной пленницей? Мерзкий живодер! Сектантка не солгала - она на самом деле настоящий щит от них, пока не получила свою выгоду, на растерзание не отдаст.
  - Ты теперь над всеми? Ты решаешь, или твой главный, который уже в тюрьме?
  - Главный не в тюрьме. Там ряженая в богатое куколка, которая погасила ваш боевой пыл и заставила выползти на свет. Вы ведь успокоились победой? Хотели поймать - поймали, расслабились.
  - Пожертвовала адептами? А остальные как на это посмотрят? У нас все друг за друга жизнь отдадут! А тебя предадут свои же, как ты - других, жди удара в спину! Еще ничего не проиграно.
  - Надейся... - А голос у сектантки насторожился. - И кто эти твои "все"? Такие же бойцы, как покойный дурачок из тех.службы? Девочки из офиса? Не смеши меня. Ну, напугай, кто там такой страшный за тобой стоит?
  - Роман! Алент! Эрон! Ты даже представить себе не можешь, что они могут!
  - И все? Тогда зря надеешься, мы их давно вычислили. Первые два уже сегодня умрут, а последнего есть за что ухватить, поверь. Он еще будет на нас работать.
  Я лежала на боку, держала в напряжении голову, а при этих словах уронила ее на пол, чуть запрокинув, чтобы не в натекшую лужу виском.
  - Ты врешь... врешь. Это не может быть правдой...
  - Не отчаивайся. Я не шучу, когда обещаю, что для тебя все еще может кончиться хорошо. Ради главной добычи, Великого Некроса, я и знать забуду про весь ваш калган - делайте, что хотите. Плевать. Кто жив, отпущу, и тебя тоже. Артур со своей боевой подругой не отцепятся, но это уже сами разберетесь.
  Про состав команды секта не знает, пускает пыль в глаза... Даже смешно стало, когда представила, за что они бы схватили Эрона, которого как такового и не существует. И как убивают мальчика Романа с юга, и Алента из клиники - совершенно случайные имена, первые всплывшие в памяти. Аз Кольд подставной. Массу рядовых адептов слили по-настоящему. О том, что Парис, тот самый желанный Морс, с нами в одной связке, - ни сном, ни духом!
  
  Я потеряла счет времени, не уловив - сколько минут прошло с похищения. Поясной сумки с собой не было, а сектантка, обшарив карманы брюк и прощупав ремешок, не поленилась стянуть обувь и осмотреть ее.
  Погони не хотят, маячка спрятанного. А я и есть целиком огромный маяк. Воззвать к Морсу... некроманты молили его и в суе, и в момент настоящей беды, о помощи - будто бога, который над своими детьми может раскрыть длань из прошлого и увести угрозу в сторону. Уберечь.
  Если секта, Артур и Алекс, наемники и помощники, сколько бы их ни было, скрутили всех - есть еще старшие, Парис и Хельга. Некроманты и полузвери - армия с двумя великими Пра во главе.
  Я не знала всего расклада. Могла здесь и сейчас решать только за себя, когда одна. Даром Нольд и Ян тренировали меня? Даром отец учил? Ненависть к врагам я затушила, силой воли абстрагировалась от вони, лежала, дышала и думала...
  Везли недолго. Под колесами почувствовалась неасфальтированная дорога, еще минут через пять погасла скорость и фургон остановился. Когда двери открылись, я оказалась в раю из свежего воздуха и дневного света. Оказывается, машину вело сопровождение из черного внедорожника и еще одного фургона. Людей высыпало много, успела насчитать восьмерых, как меня закинул на плечо водитель-патрульный и понес ко входу в подвал. Большая территория, огороженная бетонным забором, строения однотипные и невысокие с огромными воротами - похоже на склады или разгрузочные центры. Все, что успела рассмотреть.
  В полутьме подвала меня усадили на пол рядом с ящиками и коробками. Эмблема на каждом - плошка и дымок. "Курительные смеси Полуострова".
  - Вам здесь нечего...
  - Мы должны проконтролировать.
  Трое спустились по ступеням, и Валери пришлось замолкнуть сразу - от одного непрошибаемого вида самоуверенных мужчин при оружии в походной, землистого цвета одежде.
  - Пока что это моя добыча.
  - Делайте, что хотите, мадам. Главное - тело и голову не трогайте, не убейте. Договор должен быть выполнен.
  Вот оно - "по-хорошему". Сектантка будет меня пытать в любом случае, не упустит шанса отыграться за все. Нужно выдержать, и сдаться не сразу. Так - она потратит время. Так - она поверит в мою ритуальную речь. Так, - она захлебнется превосходством и обманется, что из нас двоих жертва я.
  Валери, ходя туда и обратно в костюме патрульного, потратила еще несколько слов на уговоры, а на мое "нет" в итоге улыбнулась. С предвкушением и резко прорвавшимся удовольствием:
  - Мерзкая, гадкая, паршивая подружка!
  Боль и огонь заволокли все. Сектантка нашла железный прут и стала бить меня по ногам - сначала не сильно, но на пике истерики посыпались удары не по бедрам и икрам, а по коленям и щиколоткам - по костям. По голеням - до хруста. Все, что я могла, это сжималась верхней частью тела, защищая живот, и кричала. Костер древнего Инквиза пожирал половину меня, заполнив углями внутренности... регенерат работал, но не успевал, - повреждений слишком много, и боль выворачивала сознание до полной слепоты к миру! Я задохнулась и вскоре не смогла кричать. Скрутилась и дергалась судорогами, отдав ноги в жертву и даже не пытаясь шевельнуть ими. За белой пеленой - одна пыль. Ничего вокруг, злорадный визг Валери глох, как в вате.
  Много шагов. На голову вылили воды и я, очнувшись, поняла, что дали передышку. Сектантка устала. Ее полуразмытая фигура снова ходила туда и обратно. Она стянула с себя куртку, смотрела на свои ладони, пила из бутылки и что-то злобно выговаривала мужчинам...
  Нет, бесчеловечным ублюдкам, а не мужчинам. В природе заложено? Такие сильные и высокие, бойцы и защитники - легко смотрели на пытки женщины. Меня, невысокой и слабой, с юным личиком, обездвиженной и избитой... потому что я - некромантка. Для них - не женщина и вообще не человек. И они для меня - не люди! Пусть Нольд убьет каждого, когда доберется! Сожжет заживо!
  - Не надо! - Я взвыла, едва Валери снова подошла и замахнулась. - Умоляю! Я призову отца... призову!
  - Хорошо.
  - Мне нужны... руки свободными. И немного времени... сосредоточиться. Дайте попить... пожалуйста.
  - А вот это...
  Валери замахнулась, но внезапно ее прут перехватил один из наблюдателей:
  - Хватит. Она может умереть от болевого шока. А это господина Одина не устроит. Дай воды и пусть делает то, что нужно, освободи. С такими ногами уже не сбежит.
  Как же противно было слышать фамилию Яна в словах урода. Сектантка фыркнула:
  - Как скажете, милый друг. - Подошла сзади, щелкнула и разрезала липкую ленту на запястьях и на ногах. Двойной удачи и не ждала! - Пять минут хватит?
  - Да... да...
  Я валялась на боку, и застонала, когда меня шевельнули, попытавшись усадить - в ноги, прямо в огонь заживления вонзились новые спицы. Сунули к губам бутылку с водой. Какая полярная разница - как бережно меня поили северяне после аварии, и как это делает человек Артура, едва зубы не выбил, и лил так, что захлебывалась, не успевая глотать все.
  В прошлый раз регенерат справлялся с переломами три дня, а сейчас у меня столько времени не было. Надеялась, что теперь, когда он действует еще быстрее - уйдет три часа. Больно, очень, но кости не в крошку и даже не перебиты с сильным смещением. Мышцы и связки подтянут на место, трещины зарастут. Гематомы - это почти пустяк.
  Я старалась думать рационально и подходить к чувствам как бы со стороны. Терпеть, будто не со мной это все. Не я в огне, не я в боли. Переждать! Только переждать!
  - По зову крови, по праву рода... моля устами покорной дщери, смыкая длани в знак упокрова...
  Я сложила трясущиеся ладони перед собой, заставляя вспомнить то, что придумала еще в фургоне. Прерывалась, проглатывая неподдельные слезы, думала о своей искорке внутри, о том, что сейчас должно твориться с Нольдом, - и из-за этого душевное счастье смешивалось с чувствами физической боли, облегчая ее. Не вера в бога, а вера в своего любимого полузверя и своих друзей, не давали отчаянью и страху места.
  А потом свалилась. Как сидела, так снова упала на бок, сжавшись и закрыв глаза. Ноги, боль, жар... ноги, боль, жар... и где-то в этом подвале незакрытые створки входа. Помещение не замкнуто, иначе бы я давилась от вони сектантки и, наверняка, от вони этих наемников. Руки заново не скрутили. Это хорошо. Это маленькие шансы на попытку.
  - На дороге выставили людей?
  - Ждем три часа, потом надо сниматься.
  - До восьмого склада сколько отсюда?
  Еще разговоры. Валери уходила, возвращалась, соглядатаи оставались на месте, но никто не трогал. Иногда дуло сквозняком по полу, иногда подвал освещался сильнее. Кажется, прошел час, после которого сектантка пришла, подопнула ногой под коленку и довольно хмыкнула от того, как я застонала.
  - Повторный сеанс, подружка.
  - Не отдавай меня... пожалуйста, только не отдавай...
  - Что ты шепчешь?
  - Я верю, что ты отпустишь. Глумись, сколько хочешь, забирай Морса и выпусти... только не отдавай им... я к Нольду хочу, я жизни хочу... я буду во всем тебя слушаться. Сейчас приедут... не отдавай!
  Чем дальше, тем тише я говорила. Той пришлось всерьез наклониться к полу. А я, вся трясясь и обливаясь слезами, с мольбой на нее смотрела - как самая несчастная побитая собака на господина.
  - Что ты несешь?
  - Пожалуйста... - спазм от ужаса, передышка, совсем сиплый шепот: - Охранник звонил... я слышала - едут еще люди. Я слышала, что они собираются со мной сделать - вечная пытка и вечный плен. Ты отпустишь... а Артур - никогда. Я лучше умру...
  - Врешь, сука!
  - Хорошо-хорошо! Не верь... не верь... только... не отдавай. Я сейчас, я еще попробую призвать, я постараюсь... я... по зови крови, по праву рода...
  Зерно упало. Валери, выпрямившись, косо посмотрела на охрану, и задумалась. Казалось, что ей стало даже все равно, что я там нашептываю - молитву или проклятия. Она освободила мне руки и ноги, вода была, регенерат заживлял! Так что в этом настоящая молитва услышана! Великий Морс и великая сила прирожденных некромантов, - еще несколько минут!
  Сектантка не повторила пыток - хоть для удовольствия, хоть для мотивации. Все, что потом сделала, это еще раз пнула. Довольствовалась моим коротким воплем и скручиванием, в которых я уже притворялась, а не испытывала боли по-настоящему. Брючины скрывали. В пыли, в грязи от попавшей на них воды, со следами красной ржавчины с прута - и никто не мог разглядеть - как под тканью растворяются кровоподтеки.
  Еще хоть несколько минут!
  - Пить, пожалуйста... - Оставшись с тремя охранниками наедине, жалобно попросила. - Глоток. Очень больно. Пить...
  - Да хватит с этой нелюдью возиться, Раз. Ля ты чуткий нашелся...
  Один не выдержал, и, взяв бутылку, подошел. Я не верила в сердобольность наемника, - он лишь следил за товарным состоянием вещи, нужной его хозяину. Не больше. Схватил пятерней за челюсть, и влил, а не напоил. Все, что потекло из горлышка, пролилось мне на шею и грудь, потому что я судорожно одеревенела и неестественно дернулась. Выплеснула последнее изо рта с хрипом:
  - Великий Морс... спасибо... смерть это сво... бо... да...
  - Бля!
  Я свалилась мешком на бок и стала дергаться. Застыла глазами, делала короткие выдохи, не делая вдохи.
  - Зови долбанную сектантку! Некромантка сдыхает, сука! Бегом, ля!
  И их осталось в подвале двое... железный прут прислонен к ящику в метре от меня... тот, который чуткий, не ожидает подвоха и приставил пальцы к шее, щупая пульс... предательски-быстрый пульс.
  Противников не побороть до победы, силы один к четырем, если не к шести, но выиграть для себя маневр - надо! Я ударила наемника кулаком в кадык - прицельно и со всей яростью! Извернулась змеей на полу, на полусогнутых скакнула к железному пруту, швырнув тот во второго. Не задела даже, но пока он уворачивался, я уже летела к короткой лестнице и щели света в незапертых створках. Вырвалась - и побежала.
  Сознание сразу вспыхнуло увиденным трехмерным пространством и миновало мысли. Я не думала и не оценивала, не теряла и мига, а просто неслась, куда повело правильно - в сторону меньшего скопления людей, мимо длинной постройки, дальше от фургона, и не туда, где просторнее, а к нескольким разгруженным ящикам у другого спуска в подвал. Складские здания не монолит, старые, блоковые, невысокие! Я скакнула на ящики, извернулась на них и неимоверно сильным рывком отправила тело обратно - к фургону. Бахнула на капот, потом на его крышу, и, зацепившись за козырек, подтянулась уже на железный лист крыши здания.
  Люди мелькали близко - на ящиках почти схватили, на машине тоже - не успели. Пятки жгло от погони и боли, и живые ноги еще горели, но я терпела. Голоса... выстрелы... сознание опять оценило все быстрее, чем я хоть что-то оформила в четкое решение - уже бежала от ворот вглубь территории, догоняя секундами после, что там не выбраться, там все скопление. Я заметила это с высоты, и бежала по крыше здания в сторону маленького пустыря с кучей ржавого лома. Сам по себе он не поможет, но кусок зарос бурьяном и скроет с глаз. Если не скроет, то хоть помешает целиться - на повал не убьют. Я им живая нужна! По ногам - да, но попробуй попади! Соскользнула, перекувыркнулась, не отбив ступни, ринулась в заросли борщевика - к забору.
  Он листовой, высокий, но мое счастье - вся конструкция каркаса изнутри - это снаружи гладко. Три метра! Но я - легкая, быстрая, цепкая и себя поднимать - силы есть. Я даже Нольда на берегу подняла, как домкратом, на адреналине. С металлическим звоном пули пробили рядом, но низко. Не в грудь, не в голову - ниже пояса стучало. Через секунду затишья внизу несколько человек рванули в прыжке за мной, схватить за ступню или штанину, а я уже перекидывалась нырком наружу... группируясь и цепляясь пальцами за край забора, чтобы не загреметь с трех метров, а сохранно спрыгнуть.
  И - бежать! Бежать!
  Мысль, опять запоздав, пробилась - я слышала, как заводили мотор и как суетились от ворот. Пока часть преследовала изнутри, другие превентивно кинулись ловить снаружи. И на колесах, и так. Вокруг - поле, ветрозащитные полосы деревьев - слишком узки и не скроют. Дорога открыта, как на ладони. Все вокруг - как на ладони.
  Я оценивала это на бегу, не останавливаясь на передышку. Все, что есть - в бой! Скорость! Скорость! К далекой темнеющий полосе настоящего леса!
  "Ноль, спорить будем?! Пять минут!"
  "Десять!"
  От внедорожника не убежала. Загонщиков слишком много, обогнали и окружили. Куда бы я не дернулась, в кольце - не прорваться. Это не два полузверя на футбольном поле, это свора! Железный монстр и шесть голодных хищников! Бешеная Валери выскочила из кабины и остервенело заорала:
  - Не стрелять! Не стрелять!
  А я, стоя по середине, по колено в зеленых и таких безмятежных колосках, глубоко дышала. Сбылся кошмар, сбылась погоня из снов. И в реальности никакой громадный зверь не появился, чтобы раскидать жалких человечков с оружием. Сектантка не подходила, - она будто вросла в землю и ее било током от ярости, а трое наемников потихоньку начали приближаться.
  - Далеко упорхнула, птичка? Давай без новых попыток. А то на этот раз мы тебе ноги просто отрубим. Без ступней не побегаешь. Договорились?
  Вежливые какие... а свобода была так близко... Я лишь выдохнула:
  - Ты выиграл, Ян. Пигалица продержалась лишь пять минут, и вот он, край поля...
  
  Глава вторая
  
  Удивительно, но пыток не было. Сектантка не исполосовала меня, наемники не избили и не покалечили, - хотя могли, для верности на самом деле отрубив кисти или ступни, опоив предварительно алкоголем, чтобы от шока не умерла. Нет, стянули щиколотки и запястья пластиковыми стяжками, довезли на заднем сиденье, спустили в подвал, только на этот раз усадив не на полу, а уложив в ящик.
  Никто не мстил! Ни одного удара или пинка!
  Что вдруг стряслось за короткий отрезок моей попытки побега, что я стала внезапно хрупкой и ценной вещью, которую уже нельзя отлупцевать железным прутом?
  Я провалялась скрюченная еще с полчаса, как охранники, получив команду, подняли крышку и закрыли ящик. Забили гвоздями.
  - Учти, будешь брыкаться, - зря. Все люди наши, самолет тоже, ори не ори, только воздух потратишь.
  Какой самолет? Куда? К Аз Кольду? Какое расстояние критическое для "длани смерти" Морса, что он перестанет меня чувствовать? И где оно -спасение? Я не верила, что Нольд до сих пор ничего не предпринял. Не верила, что сам Парис сидел, сложа руки!
  Трясло в темноте. Воздуха хватало, но мучала жажда и голод, обездвиженность и неудобное положение изредка сводили тело судорогой. Куда-то везли, куда-то тащили, потом поставили и очень долго держали в тишине. Ящик не открывали. Разок я попыталась лягнуться в стенку, как тут же услышала:
  - В туалет под себя.
  Нужда не давала о себе знать - завтраком проблевалась, вода ушла в регенерат, да и весь организм в этом плане будто замер. Я сносно терпела спазмы голода и сухость во рту, к счастью, не страдая позывами облегчиться. С телом - ничего страшного не случилось, моя маленькая Яна цела, я здорова. От утренних побоев не осталось и отголоска боли или зуда залечивания.
  Только сердце жгла горечь и разочарование - не вырвалась. Все уроки отца, вся хитрость, все тренировки Нольда и Яна - все впустую. И ничего нового не придумать. Были, есть и будут те, кто сильнее. В одиночку не справиться.
  Еще минуты... еще часы... шаги и иногда гулкие тихие перебросы словами где-то снаружи. Я не могла расслабиться, но и напряжения уже не выдерживала. В какой-то миг стала воспринимать все слабее, и не скатилась в сон, как облегчение, а провалилась так, будто сознание сдалось. И отключилось.
  
  По моему следу шел чужой зверь. Старый и выцветший до седины волк - голодный, злой, не закрывающий пасти от жажды поймать добычу!
  Опять вокруг лес, опять овраги, камни, плотные кустарники, через которых невозможно быстро пробраться - а самое жуткое, это понимание, что даже спрятаться нельзя. Учует.
  Где мой защитник? Тот самый, что всегда приходил, всегда спасал.
  Я быстро бежала. Лавировала между препятствиями, продиралась, ранилась о колючие ветви, не обращая внимание на боль. Искала воду - сбить след, старалась уловить кожей ветерок, чтобы бежать по течение его воздуха, скрадывая хоть так запах. Не помогало - жуткий зверь нагонял. Как волна в спину - громадное, сильное, видящее в темноте необратимое зло!
  - Нет...
  Опять пропасть! Опять ненавистный крутой склон, земля из-под ног осыпалась, лишив опоры, и пришлось падать вниз камнем. Это ловушка. Я пыталась выбраться наверх, подпрыгнуть и зацепиться, но корней не было, а края крошились в кулаке. Кто-то вырыл яму. Кто-то загнал в нее. Опять окружили... опять охотники... близкие тени человеческих силуэтов, как картонные плоские мишени. Нелюди!
  Тень перекрыла небо, и вниз, ко мне спрыгнул зверь. Не свой, не чужой, а третий - волк из родной стаи, с синими светящимися глазами и светлой шерстью. Я вцепилась ему в шкуру, попыталась обнять за крепкую шею, думая, что сейчас он всей своей силой одним рывком вытащит нас! Но зверь вывернулся, подмял на дно, и спрятал под собой. Зарычал так, что задрожал воздух!
  Не бежать - драться! Всех порвать, и седого противника тоже! Волк на волка, и как бы ни был опытен старший из зверей, за моим защитником преимущество - я. Не имеет права погибнуть! Не может!
  Я сжалась клубочком под ним, оберегая свое собственное внутреннее сокровище, и потянулась рукой к мощной лапе.
  - Ян...
  
  - Открывайте. Надо проверить.
  В крышку что-то вонзилось, раздался скрип и появился свет. Валери заглянула внутрь:
  - Не сдохла? Чего не отвечала? Забивайте обратно...
  Забили, и понесли. Куда? Почему сектантка такая добрая? Лучше бы она бесилась, так понятней и предсказуемей. Дальше я могла ориентироваться только по звукам - шагов, механических шумов, голосов на открытом воздухе. Ящик внесли в самолет, долгий и общий гул длился три или четыре часа. И опять - вытаскивали, несли, поставили...
  Когда крышку открыли, я уже не поднимала головы и не смотрела - кто это? Лежала почти в анабиозе в позе зародыша.
  - Не обделалась даже. Как мило... Слушай и вникай, подружка. Сейчас тебя вытащат и отведут в туалет. Стяжки срежут, но не пытайся сбежать, выйдет себе дороже. Через несколько часов ты и так будешь на свободе, в обмен на Морса... умойся, причешись. Будь послушной девочкой и все пройдет как надо.
  Я стала послушной. В туалете оправилась, умылась, напилась воды из-под крана. Расческой, которую мне сунула сектантка, брезгливо не пользовалась. При конвое из трех человек, из которых узнала немолодого псевдопатрульного, залезла в фургон с надписью: "Дорожная служба".
  Мы на юге, - запахи, температура воздуха и синее, наполненное влагой небо, - ни с чем не спутать родную землю! Наемников не было, ни одного. Все, кто поехал - сектанты. Они, при том, что тоже были крепкими и нечеловечно непроницаемыми по лицам, неуловимо отличались от военных службистов.
  Фургон был с окнами и оборудован сиденьями. Техники нет, половина пустая, а вторая - с креслами. Иногда я смотрела в окно, пытаясь понять, где едем и куда - хоть примерно, а иногда на лица. Морщилась от запаха, но переносила его безболезненно, словно некромантское чутье сжалилось надо мной и пригасило остроту. Гниль убийств, тройка духовных призраков на спинах, а я как в респираторе, - воняет, но через фильтр.
  - Ты была в том автобусе, да? Я считала себя полной дурой, подозревая это без возможности найти доказательства. Откуда такое управление регенератом? - Валери достала сигаретницу и решила со мной побеседовать. - Угостить?
  - Не курю.
  - Сколько тебе лет на самом деле?
  - Чего ты хочешь?
  - Узнать настоящую цену. Ты такая хитрая тварь, что при всей ненависти, не могу не уважать. Почти обманула с наемниками... Без маски выглядишь и старше, и умнее, даже про Нольда больше не заламываешься в истерике, что он - твой. Я хочу знать - кто ты, перед тем, как расстанемся навсегда.
  - Зачем?
  Валери закурила сама и улыбнулась снисходительно:
  - Тебе разве не лестно? То, что ты первая из некромантов, на кого я смотрю не как на тухлое мясо, а как на человека. Не думала, что среди вас, жертв по природе, найдется неслабый противник.
  Я не ответила. Сектантка, выждав, продолжила:
  - Ты на самом деле его, или просто работаете в команде? Чисто по-женски любопытно. Или ты любовница дознателя Одина, однофамильца или родственника нашего союзника по делу? Признаюсь, скользкий тип - вычислили быстро, а поймать не смогли. - Я опять не открыла рта, и получила в лицо дымную табачную струйку. - А тех троих выдумала? Я пока вспоминала, чем мне так знакомо имя Эрон, так потом даже смеялась - это же бог искушения из западной мифологии. Достойный розыгрыш. Жалко расставаться. Вот еду и думаю, как же не хочется тебя отдавать, потом все скучно будет... а как Нольд умудрился Морса поймать? Мы за столько лет не смогли, а он - сразу. Это неправдоподобно и подозрительно. Обмен с подвохом?
  - Эрон существует, это прозвище. Мы его по имени и не зовем никогда. Никого не выдумала. Как Морса поймали - не знаю. Призывала по-честному, думала... отец спасет, когда появится. Бессмертный, неуязвимый... любой ценой вытащит. Я не во всем тебе врала, Валери, я на самом деле хочу жить на свободе и забыть о вашей секте, как о кошмаре.
  - А любовник-то кто?
  - Нет у меня любовника. Наркоманками брезгуют...
  Она поверила. Судя по выражению лица, сейчас, на финале и без необходимости притворяться, она верила каждому слову. А мне нужно было увести мысли сектантки от обмена с подвохом. Нольд не мог на самом деле сдать Париса, на подобную подлость он не способен даже ради меня, - так что подвох точно был.
  - Куда мы едем?
  - До Мирта, а потом позвонят.
  Это же мой город - я почти весь последний год прожила в нем. На его окраинах Нольд меня поймал, здесь я познакомилась с обоими северянами.
  - А почему обмен не на севере?
  Удивилась искренне, и не скрыла.
  - Инструкция. Видимо, таковы условия переговоров, в которых я не участвовала. Аз приказал - делаю. Радуйся. Иначе бы я еще вчера не удержалась и хоть кусочек, да срезала с тебя на попробовать. Даже не потому, что очень хочу перенять силу заживления, а потому что вкусить плоть врага для меня своего рода ритуальное удовольствие. Духовная практика древних племен полуострова.
  - Кровожадная ты мразь...
  - Спасибо. Приятный комплимент.
  - А как же Артур с уродицей? Там же тоже договор был - или нет?
  Валери покрутила пальчиком, вытянув потухшую табачную палочку из сигаретницы, и некрасиво сморщилась:
  - Подменили ящики в самолете. Обнаружат, когда обнаружат, что охраняют пустышку. Мне все равно, с ними разбираться не мне.
  К счастью, на этом разговор кончился. Мы ехали еще часа два, пока не показался пригород и Валери не приказала остановиться. Достала телефон, набрала номер и приторно-сладким голосом выдала:
  - Здравствуй, Александр. - Что-то выслушала, чуть развернула в мою сторону трубку. - Скажи неприступному рыцарю что-нибудь ласковое.
  - Я в фургоне "Дорожные службы" с тремя охранниками, водителем и Валери.
  - Слышал? Узнал? Твоя умненькая некромантка ведет себя хорошо. Мы подружились.
  Она хмыкнула, скинула, и, добравшись до перегородки с водителем, стукнула в стекло:
  - На обводную.
  Нольд еще трижды звонил. Вел к какому-то месту по частям, не выдавая адреса сразу. А я уже поняла - куда. На памятный заброшенный завод...
  Что думать? Что делать? Как себя вести?
  Больше суток плена - вечность, и эмоции от одной только мысли, что вот-вот все кончится, начали захватывать волнением. Я забыла про покалеченные побоями ноги, про попытку вырваться, и про ящик-тюрьму. Не злилась, не хотела мстить и убивать за причиненную боль... Давно и не со мной, а уже через несколько минут я буду у Нольда в руках! У Нольда! Спрятанные, сохраненные, две его девочки под защитой!
  Эмоции я придавила - нельзя расклеиваться. Неизвестно, как все случится, и вдруг придется драться или скрываться, - я должна остаться собранной. Должна быть готова ко всему!
  Великий Морс... фургон даже остановился на том самом отрезке дороги напротив сетчатого забора, где я прыгала с убитой лодыжкой и едва не попала под колеса. Сентиментальность Нольду не свойственна - дело в том, что я хорошо знала местность. Знала лазейки на территорию, что и где вокруг, давняя июньская разведка до сих пор в памяти. Он рассчитывал именно на это!
  Охранники взяли под руки и вежливо вывели. Все вышли, даже водитель. Сектантка пошла первой и приветливо помахала Нольду - он стоял в нескольких метрах впереди возле своего южного и грязного внедорожника абсолютно один. В салоне кто-то сидел неразличимым силуэтом.
  - Без сюрпризов, Алекс?
  - Без. Если и ты не подкинешь подарков, разойдемся миром.
  Меня аж дрожь пробрала от голоса. Никогда не думала, что Нольд хоть что-то сможет наследовать от матери, кроме северной крови - но эта манера говорить явственно отдала каменным завалом глыбы. Придавило неживым и холодным. Он оглядел меня с головы до ног, оценивая состояние, и чуть кивнул. Открыл дверь машины, потянул на себя человека и вытащил... Париса... вялого, как сомнамбула, связанного, в измятой и испачканной одежде.
  - Это не Морс...
  Вместо ответа на возглас Валери, Нольд с размаху ударил того в висок, и тут же стряхнул с кулака прах маскировки. Обнажилась незарастающая впадина живой, до мяса, раны - без недостающих костей черепа.
  - Не смотри, что постарел, это его финт с регенератом. Еще доказательства подлинности нужны? - Выждал в тишине без возражений. - Один момент, пока ты не решила все-таки поиграть по своим правилам. Знаешь снайпера-призрака, Валери? Того самого, что я разыскиваю по убийствам некромантов из клиники. Он здесь. И держит всех на прицеле. Сейчас каждый заберет свое, я уеду, а вам придется подождать двадцать минут. Никто не садится в машину, никто не достает телефоны. Это понятно?
  - Ты смеешься надо мной?
  - Хочешь проверить?
  Валери съерничала:
  - Допустим. - Прошла немного вперед и поставила сигаретницу на асфальт. Отошла обратно. - И где он у тебя прячется? На крыше завода? Далековато... Ткни пальчиком, пусть собьет.
  Нольд ткнул, но не в цель, а в Париса - по ребрам, отчего тот скрутился и упал на дорогу - коленями и лбом.
  - Это чтобы не побежал. Через минуту отпустит.
  Сам приблизился, поднял руку и ладонь сложил так, будто она - пистолет. Холодно улыбнулся, словно игра его забавляла, и внезапно сказал:
  - Господин Палл, вам привет от старых друзей - Аарона и Гордона...
  И "выстрелил" из пальца в голову водителю-патрульному. Тот качнулся от удара, его висок и щека разорвались крупными кровавыми брызгами, и тут же упал боком - мертвым и грузным телом.
  - Куда бы яд ни попал - смерть моментальная. Удовлетворена? Скажи спасибо, что почистил ряды - предав один раз, предал бы еще. Зачем тебе мусор.
  Париса Нольд встряхнул за шиворот и заставил встать:
  - Иди. А ты отпускай Еву. Как только трону машину, засекай время. Двадцать минут, и никаких неприятностей ни с кем не случится.
  Я не верила в это. Не верила! Нольд не может на самом деле обменивать меня на прародителя некромантов, даже только потому, что он его друг! Наш друг! Это - Парис! И Ян на это согласился?!
  Я прошла несколько шагов и задержалась, не доходя до Нольда. Посмотрела в глаза Великого Морса. Он блеснул золотыми искрами в темной, до черноты, радужке.
  - Ева не заставляй ждать. Садись назад.
  Я послушалась холодного приказа. Нольд занял место за рулем, завел, и тронулся - сначала не быстро, а потом все больше и больше набирая скорость.
  - Молчи. Не нужно сейчас ни о чем спрашивать и ни о чем говорить.
  Взвыть хотелось! Заскулить и заплакать от отчаянья. Но и этот приказ я исполнила, давилась своими чувствами и сидела на заднем сиденье тихо и неподвижно.
  
  Глава третья
  
  Нольд гнал минут пять, а потом пригасил скорость - все, кто остался позади, давно исчезли из вида. Он повернул налево на первой же развилке, съехав на грунтованную дорогу, а с нее, еще минут через десять, снова налево - въехав прямо в заросли какого-то поля. По бортам зашуршало, внедорожник начал легко "проглатывать" неровности бугров и почти весь утонул в высоте посадок. Но даже с плохой видимостью Нольд уверенно держал направление - обратно к заводу. Мы возвращались!
  В душе полыхнуло надеждой - он вывез меня, но это не значит, что вся история на том и кончилась! Может, там уже всех по рукам и ногам вязала полиция, наша команда или мужчины полузвери захлопнули свой капкан, чтобы поймать оставшихся сектантов и не дать увезти Париса!
  Время шло. Пробирались медленно, и на одном из участков пришлось много проехать в открытую - пересекая поле с низкими посевами, а где-то по голой и взрытой земле. И снова - в море почти по крышу. Где-то здесь были и проселочные дороги, и те, что вели к другим действующим заводам пригорода, к элеваторам и фермерским жилым строениям. Но мы не выезжали ни на одну. Наконец, Нольд остановился, не глуша мотора, и открыл сигаретницу. Поставил значок маяка.
  Меня подмывало спросить - что происходит? Что дальше? Ожидание и неведение становилось почти невыносимым! Я протянула руку, осторожно коснувшись плеча Нольда, но он даже не шевельнулся и не повернул ко мне головы, чтобы успокоить словом или взглядом. Когда рядом щелкнул замок, я вся вздрогнула от неожиданности - Ян открыл дверь, кинул мне под ноги спортивную сумку:
  - Живая, Пигалица? - Тут же тихонько закрыл дверь обратно, сам заняв место впереди. - На обратке чисто. Фургон поехал на юг, а не в город.
  Я не выдержала:
  - Вас двое? Больше никого?
  - На нужных не было времени, а на ненужных - доверия. Каждая минута была на счету, Ева.
  Нольд заговорил по-человечески нормальным голосом и посмотрел на меня через зеркало заднего вида, всего на миг блеснув голубыми искрами, и снова сосредоточенно переключился на дорогу без дороги. Машина поехала вперед, плавно выдерживая направление по диагонали. Выбравшись с поля, набрали скорость, - проскочили завод и помчались в сторону города. Париса никто не спасал...
  - Обмен настоящий?
  - Да.
  - Я не верю, что вы могли...
  - Он пошел на это добровольно. Лучшего плана не было, а с тебя в любой момент могли начать снимать шкуру. И ведь успели сделать что-то? Парис не сказал, но по лицу видно было, что чувствует... пытали?
  Нольд спросил, а Ян полуобернулся на меня. Оба поняли по моему молчанию, что оно означает "да".
  - Поговорим, как доберемся до укрытия. Сейчас главное, тебя спрятать, потом все остальное. Эту тварь я за все заставлю ответить, всех и каждого - тоже. Ни один по земле ходить не будет! И тюрьмой не обойдутся - убью! Пока не сдохнут - нашего будущего нет. - Нольд скривился. - Мир нужно очистить от настоящей скверны, чтобы можно было свободно дышать. И Париса я верну. Второй раз своего отца ты не потеряешь...
  По ментальному обонянию резко ударило морозным воздухом. Нольдовская чистота полыхнула и обожгла восприятие так сильно, что я задохнулась как от реального ожога смертельным холодом - сердце забилось и загорячело в груди. Я откликнулась на вспышку, как на удар, от которого нужно защититься, чтобы не умереть.
  - Нольд...
  Вскинула ладонь - опять коснуться его плеча и успокоить, но не успела. От резкого ускорения качнуло назад, откинув спиной на сиденье, и в салоне полыхнуло второй раз обледеняющим взрывом.
  - Артур! - По встречной мимо нас с визгом пролетели две машины. - Не успели! Ева, ляг, и держись крепче! Дотянем до обводной - прорвемся!
  На дороге мы были не одни. Как отдалились от завода, так снова стали попадаться и попутные грузовые, и южного типа пикапы с длинными кузовами, такие же редкие встречные, - ближе к вечеру тянулись в город, а не из города. Я не успела заметить неладное, как Нольд, да и он спохватился поздно - короткий участок от поворота за холм, и мы не свернули никуда вовремя, чтобы не попасться на глаза погоне. А они, Артур или только его наемники, как-то вычислили... я высунулась лишь раз, и увидела, что темные крупные точки - надолго отстав для разворота, уже нагоняют. И нам никуда в сторону не деться - дорога пошла с ограждениями, справа начинался подъем ландшафта, слева пролески и путь почти по прямой линии - не скрыться.
  - Не дотянем, Ноль. Зажмут. Гнать на пределе нельзя, с нами Ева.
  - Ты прав... придется идти на второй вариант...
  - Нольд, со мной ничего не будет! Езжай так быстро, как нужно!
  - Своему погибшему парню ты тоже так говорила? Мы убьемся - плевать, но если ты хоть от одного удара ребенка потеряешь...
  Он рыкнул зло и тут же замолк, не договорив, пошел на маневр, резко вильнув в правый ряд дорожной полосы и уйдя на развилку уже - не к обводной, а в направлении западней. Меня резануло слезами по глазам - от услышанного. Нольд без жалости ударил в старую рану... мой Толль. Зачем он так? Я все понимаю про страх за ребенка, но эта первая фраза, - зачем? За что?
  - Без возражений, Ева. Ты должна сделать то, что я скажу, поняла?!
  - Ноль, мать твою... - на этот раз рыкнул Ян. - Убавь зверя и смени тон. Рехнулся? Она и без того на грани!
  - Прости, Ева... послушай... Сделай как надо. Обещай мне. Слышишь?
  Я, полулежа на сиденье, кивнула.
  - Скажи.
  - Обещаю.
  - Как будет слепая зона, я высажу вас и уведу погоню за собой. До безопасного места доберетесь. Я не знаю, как дальше будет... если не найду вас завтра или позднее, не переживай, это значит, что наш план просто перескочил пару пунктов - освобождать Париса я и так собирался один. А ты будешь в сохранности, далеко, Ян тебя защитит, это его задача - настолько надолго, насколько понадобится. Я смогу быть уверен и спокоен, и справлюсь без помощи. Со всеми ними справлюсь - и с сектантскими мразями, и с самим Артуром! Веришь мне, Ева?
  - Нольд, пожалуйста... не исчезай сразу, найди нас. Хоть один день... Хоть на один час, что бы я могла обнять тебя. Мне это нужно.
  - Все будет потом. Все года, все месяцы... Буду с тобой каждый день и каждую минуту, а когда родится наша девочка, самым первым возьму ее на руки. Я даю тебе свое обещание. Только сейчас послушайся и не проси большего. Я должен отвоевать этот мир для тебя.
  
  Только потому, что дорога была не слишком прямой, уводя с возвышенности на низину с грабовым лесом, нас не догнали так сразу и не прижали бортом к железному ограждению. Я даже не знала - собирались ли нас останавливать, или сразу могли пытаться сбить с полосы, не заботясь, что внутри должны остаться живые. Откуда Артур знал? Почему преследовал не сектантку, а целенаправленно нас - южный внедорожник, каких полно среди местных?
  Меня сильно трясло - я замерзала изнутри, находя силы удивиться, что регенерат физически реагировал на ментальное, включив дрожь мышц и обогревая все тело сильным разгоном крови. В одном салоне с Нольдом становилось находиться все тяжелее, Ян в сравнении исчез и не чувствовался, настолько поглотила крайняя степень нольдовской чистоты. До боли холодной и пронзительной. Самая вершина снежного пика - разряженный воздух, лютый мороз, ничего живого - настолько высоко и холодно!
  - Кажется, есть, вижу... готовьтесь! Пять секунд это максимум, что будет!
  Мы с Яном выскочили. Перелетели полуметровое ограждение и упали в траву под дикий кустарник. Еще светло, до заката не скоро - но юг, это юг, и там, где человек не вмешивался, все росло бурно. На скорости, не смотря специально, меня с дороги точно не заметить в листве... а с Яном хуже - он светлый и крупный. И одет совсем не для маскировки, а будто прямо с северной столицы прилетел сюда в том, в чем застала тревога, - запыленные служебные брюки и светло-серая рубашка. Мы затаились на обочине, но это не полог - глаз мог зацепить смутно белое на сплошной зеленой стене дороги.
  Я успела об этом подумать позже, после прыжка и визга шин на резкий старт дальше, секунд пять-шесть прошло, как погоня промчала мимо. Не заметили... ни нас, ни следы остановки на дороге. Мимо!
  Хотелось сразу бежать вглубь - подальше, но это оказалось невозможно. Только продираться. Ян проламывался впереди, я держалась за спиной и вскоре мы вышли на относительно открытое место, чтобы дать себе передышку и сориентироваться.
  - Идти можешь? Если трудно, то понесу.
  - Я без обуви, но не настолько беспомощна.
  - Ну, смотри, шанс покататься упущен. Ела давно? Воды давали?
  - Выгляжу плохо?
  Ян не ответил, кивнул в сторону, и мы пошли.
  Было жарко. Одежда летняя, но северная, а на здешний жар слишком плотная. Я взмокла еще больше, чем до этого в фургоне, а потом в машине, хоть день уже сбавил зной и близился вечер. Я с отцом тренировалась на разные условия, но ни разу не приходилось так - с перегревом. После ментального мороза будто в баню сунули - кожа горела, под водолазкой все зудело, и во рту пересыхало быстро. Мы двигались куда-то не в сторону города напрямую. Ян выбирал направление по своему решению, и я не спрашивала - держалась не рядом, а за спиной, иногда поглядывая под ноги, а иногда на его замыленную от пота шею.
  - Что они сделали с Парисом, ты видел? Не стали его бить?
  - Нет. По крайней мере те десять минут, что я еще следил, его просто держали под руки двое сектантов. Третий спихивал пинками труп с дороги, подальше на обочину, а Валери ходила туда и обратно вся на нервах.
  - Песочник же...
  - Да, возможно я и в самом деле его убил - только с отсрочкой. Могут звери найти, могут люди, и тогда его вскроют в морге до того, как действие сыворотки кончится. Очухается после трех суток, тоже не факт, что выживет - он же не некромант. Его рана не затянется, от кровопотери легко загнуться. Как от меня запахнет убийством, скажи - буду знать, что перешел в грязную категорию.
  - Ян, расскажи мне - как вы все это...
  - Тихо. - Он остановился и прислушался. Дорога от нас оставалась по правую сторону, далеко и ниже по склону, и иногда доносился шум. - Не сейчас. Идем молча.
  Мне не понравилось, как Ян вдруг переменился в настороженности. Вокруг ничего опасного не было, но он напрягся больше прежнего и будто бы ждал чего-то. Минуты спустя, едва расслабился, как снова встал на месте как вкопанный и медленно повел головой. С дороги слышался звук машин.
  Я шепнула:
  - Что не так?
  - Слишком медленно. Думал, что показалось, но теперь снова. Затаись, и подожди.
  - Ян...
  - Я на три шага, не бойся. Ты меня даже из вида не потеряешь. И с этой минуты ни звука.
  Что он там различил? Он на самом деле сделал три шага и залег на землю. Надолго. Я тоже вся превратилась в слух, и через какое-то время сквозь звуки ветерка и шелеста травы и листьев сначала уловила дважды обычный звук машины на скорости, а чуть позже другой - потяжелее и помедленней. Он был глуше как раз потому что кто-то ехал не быстро... так не катят из города или в город по делам, так не едут домой, и это не туристы с автобусной экскурсией любуются местными холмами. Ищущий звук. Он будто через уши сигналил о том, что движение колес, как шаги тех, из района "Скалы" - охотников, прочесывающих чащу. В одну сторону, потом обратно.
  Но как? Мы ушли незаметно! Даже от того места, где спрыгнули, успели убраться далеко!
  Тревога чуть взвела нервы, и я прочувствовала ветерок по спине как прохладный бриз. Яна тоже прогладило по затылку, короткие светлые пряди шевельнулись, но это ему не понравилось. Он вдруг так зло полуобернулся на ветер, будто это кто-то живой нагло посмел его по голове потрепать.
  А дальше началось то, что я не могла объяснить - Ян вскочил, вернулся и, схватив меня за руку, побежал в ту сторону, откуда мы пришли. Он удивительно бесшумно двигался, даже в неподходящей городской обуви и брюках, а я, в одних носках, с самым мягким касанием все равно шелестела. Трава о плотную ткань штанин так и билась. Глупо был думать, что с дороги при таком расстоянии будет слышно, но Ян в какие-то моменты останавливал себя и меня, укладывал ладонь мне на шею и придавливал в сигнале "замри", выжидал, и снова бежал. Я за ним. На самом длинном рывке мы вышли к дороге близко и перемахнули на ту сторону. Я так слепо бежала, что даже не повернула головы, чтобы посмотреть - не мчит ли кто, а мы под колеса. Держала дыхание, концентрацию на теле и баланс на том, что раньше бегать сцепленной с кем-то руками тоже не приходилось. Это всегда были одиночные тренировки. Ян меня отпустил только тогда, когда мы врезались в новые заросли, он ломанулся первым, уже не заботясь о шуме, а я пристроилась за спину. Как продрались через полосу в разряженный лес, услышала:
  - Давай, Пигалица, выжимай максимум - нужен отрыв!
  Ян не отстал, а нарочно держался чуть позади, - чтобы я была перед глазами. Направления задано не было, и я на одном предположении бежала по прямой от дороги, но ошиблась. На неприметном участке он скорректировал - в диагональ, лицом к солнцу, на запад. Потом чуть-чуть севернее... а когда в спину ударил ветер, усилившись так, что я его почувствовала, догадалась и ужаснулась - мы бежали по его направлению! Куда дует, туда и мчимся - лишь бы запах не унесло на сторону...
  Это сон! Тот самый сон об охоте чужого зверя, что я видела в ящике, когда отключилась! Нас чуяли не по-человечески, по запаху и звукам, недоступным обычным людям! Не точно, примерно, но достаточно для того, чтобы колесить по отрезку местности, вычисляя участок, где мы скрываемся! Этого быть не может! Это немыслимо!
  - Полузвери?!
  - Артур! Тварь! - Еще пробежав, Ян остановил меня на короткую передышку. - Держишься?
  - Да, силы есть.
  Он хлопнул себя по карманам брюк, неразборчиво и зло ругнулся сквозь зубы:
  - Сигаретница... проклятье. Похоже это другие. Ноль увел за собой две машины, но судя по звуку мотора - это не они вернулись. Это уже Артур с помощниками.
  - Как он может так чуять? Это даже для вас слишком!
  - Он старший среди старших не по возрасту, Ева. Он первый сын Хельги, кровь Великой Праматери в нем не такая сильная, как в ней, но он все равно на голову превосходит каждого в стае. Нюх, слух, сила, свирепость. Артур - вожак не на пустом месте...
  - Без шансов?
  Ян мне улыбнулся - успокаивающе так и уверенно:
  - Перехитрим.
  В отрыв - не удалось. Охотники были на двух машинах и держали связь между собой, - на некоторой местности можно проехать и без дороги, поэтому, куда бы мы ни бежали, рано или поздно, но моторы слышали. Ян окончательно решил - уходить обратно к заводу.
  Проклятое место... судьбоносное, но проклятое!
  Я потеряла счет тому, сколько раз мы то бежали, то прятались - силы и время таяли очень быстро. Нам повезло, что на пути попался ручей, я напилась и немного восстановилась, а солнце у горизонта уже не вытапливало беспощадно все влагу из тела. Выдержу. Все выдержу. Даже страха не было, что на этот раз меня поймают, как поймали наемники при одиночном побеге - только не сейчас. Я не одна. Когда Ян в сотый раз укладывал мне руку на шею и придавливал вниз, заставляя замереть немедленно, или на макушку - чтобы темная голова не задралась над светлыми ковылями, я заражалась от этого уверенного командного жеста спокойствием. Это было даже рутинно, без адреналиновой нервозности и тем более паники.
  В какой-то миг я стала думать, что в нем, самом ущербном для стаи отпрыске, перевертыше человеке, уже просыпается "лютый волчара", как назвала его влюбленная Злата. Ян очень чутко реагировал на все и так хитро выбирал путь и укрытия, что мы раз за разом успешно уходили из одного кольца облавы, прорываясь вперед к цели, выигрывая время, и снова заставляя себя искать.
  Охотники свои кольца все сужали, - особенно, когда начались открытые поля до завода. Мы будто двигались бесконечными "восьмерками", когда машины нарезали круги, оцепляя местность, на которой Артур точно нас чуял, а ветер и открытое пространство помогали ему, а не нам.
  - Ты же была здесь - хорошо помнишь, где выходы с периметра?
  - Да.
  - Тут только в один цех попасть можно, остальные запечатаны наглухо. Вход понизу через ворота, а верхом через крышу. Сейчас наша задача незаметно пробраться туда, побегать внутри по всем закоулкам - Артур быстро сообразит, что мы в укрытии, если сунется сам вынюхивать, где спрятались, ему придется поломать голову. Наследим как следует везде. Пусть думает, что загнал в тупик.
  - И сколько выиграем время, когда улизнем?
  - Не знаю. Даже если - бензин не вечный, накатали они тоже не мало. А ты побежишь без остановок так быстро, как только сможешь, и так далеко, пока не свалишься. - Ян хмыкнул. - Ты выносливая, как скаковая лошадь, до города дотянешь - уверен.
  - Я побегу? А ты что?
  - Цыц, Пигалица.
  Вот тут меня спокойствие оставило, и выдержанный мягкий тон северянина не помог. Теперь Ян собрался "уводить погоню", как Нольд, задержав Артура и его наемников боем один на сотню, а я - спасаться? Сначала Парис собой пожертвовал, - сдавшись связанным в плен, потом Нольд, разгоняя машину до безумной скорости со всеми рисками не попасться, так разбиться... А Ян - верная смерть! У него с собой даже оружия не было!
  
  Глава четвертая
  
  Мы пробрались внутрь. До полного заката оставалось с полчаса, и в заброшенном цехе едва оставался свет из сплошных продольных фрамуг верхнего яруса. В первый раз сюда попав, я даже ночью неплохо ориентировалась, поэтому теперь легко пролетала все сетчатые лестницы, запрыгивала и выпрыгивала из огромных полупустых контейнеров, избегая того, могильного, где лежали уже не тела некромантов, но их одежда. Ян тоже - огромной белой тенью носился то параллельно, то поперек моих пробежек... хорошо, с запахом понятно, а на слух? Он бесшумный, но со способностью Артура это не преимущество. А еще же будут наемники, наверняка с оружием. Яна подстрелят, когда найдут. Может, он планировал нашуметь, что-то на кого-то свалить, переломать кости арматурой - и уйти в последний критический момент?
  Мы оба остановились, когда услышали машины. Но только на миг. Сразу после он подтолкнул меня в сторону самой дальней лестницы:
  - Готовься.
  - Я останусь.
  - И свяжешь меня по рукам и ногам. Сделай лучшее, что умеешь, - беги и выживи. Я защищаю тебя, а ты - ребенка. Включай голову!
  - Включила! Ты здесь погибнешь!
  - Это Артур здесь погибнет. Без его нюха оставшиеся тебя догнать так уже не смогут, а я вывернусь и тебя догоню. Не догоню, так найду позже и буду защищать дальше.
  - Врешь!
  Я ударила его кулаком в грудь, и Ян потерял свое хладнокровие. Препирательство отнимало время, и прорвалась злость - он схватил меня за локоть и рывком потянул за собой. Втиснул в узкий решетчатый коридорчик, протолкнул к первой ступени:
  - Рехнулась, Пигалица?! Не дури! Давай, вперед и наверх! Это приказ!
  - Не заставишь!
  - Упертая некромантка! Вон отсюда!
  И вдруг я будто прозрела! Мысль вспыхнула в голове и раскрылась, как парашют на последних метрах - есть спасение!
  - Ян!
  Он подбросил меня на ступени, а сам резко развернулся - назад, бежать и самому прятаться. Он все сказал и во всем убедил!
  Я запрыгнула ему на спину, обхватив и руками, и ногами, и застопорила. Маленьким весом и тем, что развела колени и локти, только бы стать непомерно громоздкой помехой в узком закутке.
  - Есть другой выход! Я - некромантка!
  Время действительно уходило - мы боролись, он меня скидывал, но я цеплялась, висела уже не на спине, а на шее - и совсем не слышала ничего, кроме тяжелого дыхания и яростного сипения, - прошли охотники внутрь, или еще нет. Не знала! Мне нужно было одно - не дать вырваться Яну прежде, чем он услышит мои слова. Неравный бой, он сильнее раз в пять, но меня нельзя по-настоящему бить...
  Освободиться Ян так и не смог, - даже когда опрокинул на пол, собираясь чуть-чуть оглушить от падения на спину, я сгруппировалась и смогла опрокинуть его вместе с собой, обхватив ногами его ногу. Он в последний момент удержался от того, чтобы не задавить весом, оперся на колени и локти, захрипел и почти заскулил:
  - Дура!
   Я вскинула свободную руку и рванула за волосы на затылке. Помнила про тридцать секунд и заговорила так быстро и так тихо, как могла:
   - Не позволю тебе умереть, ни за что! И не потому, что защитить некому, а потому что ты - Ян! Не отдам, не потеряю, не пожертвую! Убей одного... самого удобного, с минимумом риска. Спрячься и не лезь под огонь, даже когда услышишь, что что-то началось... я - некромантка, я - твое оружие, нужен только один труп! Слышишь? Сделай, как прошу!
  Вжала его голову в себя, боясь потерять контроль, почти придушила второй рукой за шею и ждала ответа, не разжимая пальцев. Ян дышал мне куда-то в ключицу обжигающе горячо, но намного спокойнее прежнего, без ярости, и телом перестал сопротивляться - сдался!
  - На меня материнская хватка не действует... отпусти. Я понял.
  - Поклянись. Ты мне нужен живым и только живым.
  - Клянусь. Отцепись!
  Послушалась. Он приподнял голову и наши лица оказались совсем близко - как у двух любовников, что глубоко дышали не от драки, а от страсти. Ян моргнул и внезапно сверкнул не взглядом, а настоящим синим пламенем из глаз. Сапфировая радужка, со свечением и переливами звериной и подконтрольной сущности. Северянин поднялся на ноги сразу со мной - быстро донес в самый темный угол цеха, задвинул за железный контейнер между его боком и стеной:
  - Сиди здесь.
  Все, тратить драгоценные минуты на бездействия дальше нельзя. Он на полусогнутых шагнул в сторону и пропал - я не услышала ни шороха, ни шелеста, ни одного звука близкого движения. Только далекие - от тех, кто нас пришел ловить и убивать.
  Успокоившись, я сделала несколько глубоких вдохов и устроилась максимально устойчиво, чтобы, потеряв связь с телом, не разбить голову, когда это тело обмякнет. Сколько здесь врагов - шесть? Восемь? Дышала, ждала, думала... Огромное здание, - пусть не замкнутое, но это не помешает мне почувствовать убийство. Моральным выбором не терзалась - смогу! Или мы, или они. Смогу! Они все заплатят только за то, что покушаются на Яна, на меня, и на мою еще не родившуюся дочь! Великий Морс!
  Никогда я не призывала смерть так, как сейчас!
  Укол в сердце... холодные капли поползли по спине от резкой вспышки. Я почувствовала мертвого. И закрыла глаза...
  
  Мясо, кости, застывшая кровь. Легкие не двигались и сердце не билось - никаких запахов и звуков, ощущения тепла или холода. Я поднялась с бетонного крошева у самого входа и сделала первый тяжелый шаг. Мышечная память трупа работала, - самый свежий, еще не остывший, идеальный для того, чтобы продержаться подольше. Руки... руки тоже двигаются.
  Ян свернул наемнику шею, но не обезоружил. Увидела в метре от себя выпавший из ладони пистолет, и подобрала. Есть кобура. Есть запасной магазин. Рукоять легла в ладонь как влитая... личного опыта мне бы не хватило, но это тело все еще помнило, и слилось с сознанием своей памятью почти идеально. Я - боец. Шаг мягкий, уверенный, рука тоже. Как целиться, куда нажимать, как перезарядить - я все могла!
  Завернув за угол ко входу в первый отсек цеха, увидела троих мужчин.
  Они не люди! Они безликие охотники, загнавшие некромантку в ловушку! Они твари, продавшие душу и себя самих в услужение грязному полузверю Артуру! Жалости нет! Сомнений нет!
  В глухоте увидела, как дернулось в руке оружие, и первый, кому я попала в спину, упал. Одна пуля и точно в цель. Второй... ему пришлось отправить две пули, потому что тот успел рвануть с открытого места и ловила я свою мишень уже в движении.
  В мясо будто ударило кувалдами. Пробило ребро и часть скулы со щекой. Никакой боли, только инерция, из-за которой на миг сбился шаг. Куда ты спрятался, третий? От зрения некромантки не уйти! Мерцающие теплом и жизнью - аномальные тела в моем мертвом мире! Моем, где я хозяйка! И убить уже убитое нельзя!
  Кто-то, кто успел уйти дальше в поисках, приближались. А самый близкий, понял, что я иду прямо к нему, и никакие ящики не спрячут, выскочил и спустил все, что оставалось мне в голову. С пяти шагов. Череп разлетелся - височной и затылочной костью. Выбило глаз и часть мозга. А смысл?
  Я как оставалась живым духовным телом в груде мяса, так и осталась. Призрака не ранить. Мужчина открыл рот в немом крике, рванул вдоль стены, и я подстрелила его бегущим. Ранила и добила пять секунд спустя.
  А убивать, оказывается, - легко... В мире мертвых множились мертвые, только и всего. Бумажные мишени... такие же ходячие мешки с костями, уничтожающие беззащитных и слабых по найму и для удовольствия. Сколько на этих убийцах загубленных жизней? Какие кровавые шлейфы тянутся? Море крови. А я - буду жить! И Нольд будет, и Ян, и маленькая полузверь - будет!
  Опять удары... кто-то догадался стрелять по суставам. Это плохо, владеть телом сложнее, но я не развалюсь до тех пор, пока конечность на месте. Еще трое - прячутся. Затихли. Может, переговаривались друг с другом, решая, что делать - в вакууме вне звука это не уловить. А Артура нет. Два мерцающих теплом и светом жизни где-то далеко, а не здесь.
  Затишье? Пока мне не выбили оружие или не отстрелили руку в локте, пока не набросились скопом, я выщелкнула старый магазин в пистолете и зарядила новый. Я не могу пасть до того, как вех не уничтожу! Я не смогу перепрыгнуть в новый труп, чтобы продолжить войну!
  Кто самый близкий? Кто очередной безликий? Шаг, второй, третий... Я успела убить одного, как двое других навалились со спины, заламывая в плечах и поясе. Только сила мертвых не в мышцах. Мертвым не нужен кислород и не нужна энергия. Мясо на мясо, и я, вывернувшись, сжала пальцами левой руки горло. Позвонки как из сахара в соломенном чучеле, а гортань и того слабее... еще один мертвый. Упал на пол, потому что ниточку срезали. Жизнь такая хрупкая вещь. Создавать трудно, поддерживать трудно, отнять - легко. И почему-то до смешного просто!
  Прибило тяжелым. Раздробило ребра и сломало спину. Я скинула что-то железное, поднялась обратно и поняла - сбежал. Последний, наконец-то сообразил, искать источник ходячего зомби - меня. Ту, что лежит в закутке, спрятанную в темноте и за пологом смерти. А Артур уже ищет, с самого начала петляет по следам нашего с Яном нарочного перекрестного бегства.
  Ян... если мой дух тут, значит, и с телом пока все в порядке. Он вернулся и охраняет? Он, проснувшийся полузверь с синими глазами, чье оружие лишь руки и клыки?
  Плохо... я шла в направлении источников света и чувствовала, что время исходит. Вакуум слуха перешел во внутренний, потусторонний звон. Духовное зрение начало размываться, а мертвое тело все больше и больше становилось неуправляемо ватным. Сознание едва справлялось с задачей. А еще не все! Мы еще не спаслись!
  Я впервые подняла труп... впервые убила, да еще и стольких...
  Отец много рассказывал мне об опасностях, что влечет за собой такая практика. Разумные животные некромантам доступны, но разница между звериным телом и духовным человеческим вселением чревато безумием по возвращении. Мальчику Роману повезло - он пробыл в своем Гарзе не больше минуты. Отец рассказывал, что чем больше времени провести в покойнике, тем тяжелее будет отойти - есть опасность, что в собственном, живом теле, не подключишься обратно - сознание перемкнет на мертвое, и некромант останется навсегда заперт в черепной коробке себя самого. Не ощутит тепла или холода, не услышит, не учует, не шевельнет мускулом...
  Только не я! Во мне новая жизнь! Я - две девочки! И я всех спасу!
  Звон и размытый мир... такие же размытые сгустки чего-то живого слишком быстро перемещались в пространстве, походящем на густой и плотный туман. Куда стрелять? В кого? Полуослепнув, я не различала - кто из них враги, а кто мой друг? Ян - тоже мясо и кости, горячая кровь и мерцающий свет. Не человек - биологическое нечто...
  Последний миг. Отдельное и живое быстро метнулось в самый темный угол пространства. Нашел... меня нашел... я подняла руку и нажала на спуск. И тьма заволокла все.
  Где-то за гранью нет времени. Туда уходят души, когда спят для исцеления на плечах у Златы или Париса. Прекрасное ничто. Греза. Мы все там будем. Кому не повезло, или кому пришел срок - навечно. А кому суждено проснуться - лишь на время... на какое время? Где они, минуты или секунды? Где они, месяцы или года? Прекрасная и манящая бездна...
  
  Глава пятая
  
  - Ева...
  Сиплое и глухое - сквозь целую толщу вакуума.
  Ян задрал мне веко, потому что мрак растворился, а я увидела его лицо - полутемное, окровавленное, с сияющим синим взглядом. Он жив и цел! Он исчез на несколько секунд, наверное, что-то делая - искал пульс, слушал сердце, тряс меня - я не чувствовала. Но видела через щелку как тряслась картинка высокого потолка с двумя металлическими балками.
  - Просыпайся! Давай, Пигалица! - Опять приблизил лицо к лицу. - Дай знак, что вернулась! Моргни... моргни! Ева, я не могу тебя унести с завода, если ты еще где-то в покойнике!
  Я моргнула. Стала ощущать себя, но равно как мертвое нечто, к чему пока нет доступа. Это уже радует - есть границы, я знаю, где у меня кончаются руки и ноги! Я не тюрьме-черепе, а в тюрьме-теле, и нужно лишь время.
  - Так... - Ян напряженно выдохнул. - Два раза моргни.
  Веки слушались, импульс был. И я, напрягшись, открыла и закрыла глаза дважды. Ян меня поднял и понес.
  Крови много... возвращалось осязание, и ощутилась липкость. Текло на ухо и на щеку прямо по ткани рубашки, и так уже пропитанной кровью.
  - Я-я-я...
  - Ты умничка. Сейчас рванем отсюда на их машине, потерпи. Далеко. Уже не поймают!
  - Я-я-я-н...
  Выдох звуками, а словами сложнее не получалось. Он же ранен!
  - Ключи... минуту, Ева.
  Положил аккуратно на пол и исчез. А я задышала пылью, и приказала своему телу шевельнуть пальцем. Проклятие смерти! Дыхание есть, сердце не остановилось, кровь по артериям течет - все живое. А во многом - пока не мое. Совсем не мое! Сознание ожгло откатом мертвеца, - крупного и сильного мужчины. Мертвая плоть... а я - живая! И во мне - жизнь! Да! Шевельнулись пальцы - и под ними шершавый пол. Я сжала шепотку пыли с блаженством осознания, насколько она мелкая и сухая. Чувствую! Еще подвигала, еще... шевельнула тяжелой головой и ногами. Всем телом напряглась и перевернулась на бок.
  Ян возник из ниоткуда, снова меня подхватил, и через несколько секунд вынес на воздух. Я уже не лежала мешком на руках, а держала голову, поэтому увидела - щека и подбородок слева разодраны, но самая страшная рана на горле - все рваное, с глубокими бороздами. Ян остановился и посмотрел по сторонам. Но будто не зрением, а нюхом прощупывая - спокойно вокруг, или есть кто живой и опасный рядом. Глаза не гасли, не становились серыми, а так и мерцали индиговыми озерами с глубинным свечением силы.
  - Время есть. Тихо. - Посмотрел на меня. - Оживаешь?
  - Да... долго в тр... отка-т...
  - Надо думать, куда теперь... В город нельзя, это не наемники, а службисты, нас официально будут искать как преступников. Ночь перебьемся, и найдем убежище.
  - Где курятник... помощь там... некроманты.
  - Что?
  - У моря... Таис... помнишь? Туда.
  Машина без верха. Ян перекинул меня через борт сразу на переднее сиденье, пристегнул, сам метнулся за руль и завел мотор. Я ожила полностью, только слабость накрыла.
  - У тебя кровь, Ян... и глаза зве...
  Не договорила - слова провалились сухими камешками в горло от резкого рывка - машина мощно взяла скорость и сначала показалась неуправляемой, так мотануло из стороны в сторону. Замутило.
  Я сосредоточилась на вдохах свежего воздуха и повернула к Яну голову. Теперь мы оба - убийцы, и страшно было представить, как теперь разит от меня этим шлейфом! Сколько? С возвращением все пережитое стало походить на сон, разбившийся на фрагменты - три, пять... на мне, кажется, шестеро. На нем - двое? Первый, и сам Артур? Он ведь убил его. Убил голыми руками!
  У Яна они были буквально - все в крови. Обсохшие, темные, он крепко держал руль и вел, глядя вперед перед собой. Спокойный, уверенный, будто ничего не случилось несколько минут назад - ночная дорога к морю. И где-то там нас ждет Нольд...
  
  Я не спала - точно, картинка однообразно ничем не сменялась за все время - движение, темнота, звук мотора. Ян выбрал окольные дороги, на которых нам не попадалось ночью встречных машин и попутных - иногда ехал полями, один раз остановился, когда кончился бензин. Но нашлась неполная канистра в багажнике, и мы еще смогли сколько-то проехать.
  - Что? - Я "включилась" на очередной остановке после съезда с дороги в поле.
  - Пора выходить. Бак сухой. И там дальше - пост, придется бросать машину и еще километров десять добираться пешком. Ты как?
  - Нормально. Готова идти. А ты? Рана...
  - Заживет, как на собаке. Погоди, отстегну. Нам до пригорода надо максимум за полтора часа добраться, потом все проснутся и в таком виде не прошмыгнуть. Машину найдут, трупы на заводе, может, уже нашли. Объявят в розыск, и тщательней всего как раз прошерстят Галло. Твои друзья надежные?
  - Сородичи. Помогут, насколько возможно.
  - Доверимся незнакомцам, значит... надеюсь твоя родня окажется луче моей.
  Напрямую добирались до тех пор, пока не взошло солнце. А потом пришлось дать крюк до редкого леска, чтобы он укрыл от случайного взгляда - с дороги двух беглецов на полях заметить легко. Едва мы зашли на окраину пригорода, со стороны старых заброшенных гаражей, я стала направлять его, припоминая, - какими путями добиралась до домика мальчика некроманта в тот, далекий вечер. Утро уже разгорелось, но было достаточно ранним, чтобы не все жители поднялись - кто на работу, кто в огороды. Больше всего меня волновала мать Романа - обычная женщина, которая наверняка задаст вопросы и даже без них может легко поднять переполох, когда я постучу в окошко. Притаиться и нарисовать знак? Нет, помощь была нужна прямо сейчас, пока не подтянулись патрули для коврового обыска пустующих и не пустующих участков.
  - Ян, ты можешь понять - соседний дом жилой? Справа или слева.
  - Справа никого, слева есть кто-то.
  Прекрасно! Родня спившегося и судимого Горбыля не объявилась, так что есть где спрятаться и выжать момент - подкараулить мальчишку, когда он будет один и вызвать через забор.
  Ян тихо рыкнул на всполошившуюся собаку. Щенок подрос и уже охранял новый дом не хуже покойного Гарза. За досками удивленно фыркнуло, скульнуло, и замолкло как по команде. Калитка Горбыля открывалась без замка, одна щеколда, - едва зашли, едва отжали дверь в домике, Ян кинулся к баку на летней кухне - сколько-то воды там было.
  - Не тухлая, пей.
  - Не хочу.
  - Шутишь?
  Не стала спорить, но жажды на самом деле не чувствовала.
  - Пей сам. И Рубашку сними, оботрись. Нельзя напугать пацана, ты как мясник, залит.
  Цвет лица у северянина был бело-серым - будто в мел намешали цемента, а бурая засохшая кровь смотрелась как ржавчина. Выглядел он жутко.
  
  Ушла караулить, засев под забором, и через полчаса увидела, как с крыльца спустился мужчина - кудрявый, загорелый южанин. Отец некромант? Родственник матери?
  - Роман... Рома... Я Ева, помнишь меня?
  Мальчишка выскочил следом и сразу свернул потрепать за ушами щенка, а собака как раз удобно крутилась рядом, чувствуя меня в засаде. Роман удивленно припал в траву и через щель встретился со мной взглядом.
  - Ого! Ты!
  Я не успела ничего еще нашептать, как он тут же вскочил и кинулся с громким "Папа!". Подбежал к мужчине, схватил за руку, и, к счастью, уже без воплей стал говорить тихо и взахлеб, пританцовывая на месте. Таиться бессмысленно, - поднялась во весь рост.
  - Та самая Ева? А ну...
  Сделав несколько шагов ближе, некромант озадаченно нахмурился, и понятно - почему.
  - Нас не будет тошнить. Я беременна, организм не подаст сигнала, если опасности скрещивания нет. Помогите, пожалуйста. Я и мой друг попали в беду, нас преследуют - власти и секта.
  - Великий Морс...
  - Папа, смотри! Па...
  - Да, вижу я. Во истину, безумный мир раскололся. Ты истинная дочь? Твои глаза светятся золотым.
  - Да. Все мы дети Морса, и все мы способны пробудить в себе силы прародителя. На заре эпохи некромантки могли зачинать детей. Вы поможете?
  - Спрячься, - мужчина качнул подбородком на соседский домик, - и жди. Ждите там. Я сейчас.
  Дальше летней кухни Ян не ушел. Все вокруг было настолько запущенным и гадким, что самое чистое место было у бака с водой - лезть в комнаты, которые до сих пор не выветрили затхлость алкашного быта, совсем не хотелось.
  Я оглядела промытые раны и поморщилась от болезненного отклика. Ян порвал рубашку, чистые лоскуты намочил и вытерся, насколько возможно - все в разводах, и картина была едва ли не страшнее, чем прежде одно сплошное кровавое пятно. У Артура словно когти звериные отросли -глубокие борозды с подбородка на шею, синяки и раны вокруг гортани, будто железные пальцы старика Одина хотели проникнуть вглубь и выдрать трохею вместе с кадыком. И почему - будто? Просто Ян сделал это быстрее.
  - Великий...
  Некромант появился через пять минут, и когда прикрыл за собой дверь, побледнел сразу. Из бронзово-загорелого - пожелтел. Чутье никуда не денешь, пришлось вдохнуть шлейфа от нас обоих.
  - Простите.
  - Если это сектанты, то я не против, если бы от вас воняло еще больше. Сейчас перебирайтесь ко мне, переоденьтесь, а одежду я заберу. Носа не высовывайте, что бы не услышали. Все сделаю по уму, не впервой выпутываться. Меня зовут, как и сына, Романом. Мою жену - Ари.
  - Она знает?
  - Маленький паршивец не удержался, рассказал ей все. Знает она. И все приняла. Не выдаст... ты - Ева. А друг?
  - Ян.
  - Не некромант, вижу. Раны присохли, но не заживляются. Кто ж тебя рвал-то так... На ногах стоишь, голос есть, дыхание ровное, значит, не смертельно. Идемте!
  Очень тихо - через задний двор и высокую разросшуюся малину мы перелезли с участка на участок и скользнули в новое укрытие.
  Высокая южанка держалась спокойно, но Ари обычная женщина, ей хватило и реального физического запаха, чтобы несколько секунд смотреть на нас двоих как на оживший кошмар. Доверилась мужу и пустила на порог беду - мы могли легко навлечь на семью опасность. Но она мужественно поджала губы и скомандовала мне и Яну идти в комнату сына - указав на обшарпанную белую дверь.
  - Переждите там. Я подберу одежду и принесу воды. С остальным подождите до времени.
  - Спасибо.
  Некромант развернул свой план - сначала отлучившись куда-то, а потом, как вернулся, всполошил нарочно всех ближайших соседей. Домик не каменный, стены тонкие. Окна в одно стекло на хлипкой раме, и все довольно неплохо слышалось изнутри. По обрывкам стало понятно, что он заподозрил неладное - Горбыль пропал давно, а собака среагировала, зашел к соседу, увидел кровавые тряпки... и полетело - тревога, вызов патрульных, опрос свидетелей. Прибывшие на осмотр неосторожно уронили в толпу слово "преступники", отчего шума прибавилось. Сама Ари заголосила:
  - Рома! Рома!
  - Я тут, ма.
  - А ну слазь и в дом! Немедленно! Никуда не пойдешь, про погулять забудь! В дом! - И зашумела еще больше: - А вы куда смотрите?! А нас кто защитит?! Да, когда же вы эту падаль передавите, чтобы нормальным людям жить без страха?! Рома, я кому сказала!
  Еще с полчаса все вокруг волновалось голосами, шагами, погавкиванием встревоженной волнениями собаки. И медленно-медленно стало сходить на нет. Ненадолго - пока патруль не вернулся с группой дознателей в дом соседа.
  - С розыскными псами придут, как пить дать. - Некромант коротко заглянул к нам, сам принеся воду в бутылке, воду в миске, одежду и два полотенца. - Но я одну кровавую тряпку на прут намотал и тихо до местного ручья доволок, там размотал и оставил - должны подумать, что вы пошли дальше. Здесь вокруг все табаком обсыпал - в пыли и траве не видно, а собак от нас отобьет. Не подумают. Переждите еще. Я в доме сына оставлю, сам на сход с местными, а жене на работу надо - палатку открывать. Не шумите. Если что вдруг, ты в шкаф поместишься, а ты уж... - Он оглядел габариты Яна. - Под кровать как-нибудь. Никто не должен прийти, но мало ли. От греха... Оботритесь. Вывести не могу, все тут. Пока так. Ночь будет - выдохнем.
  И ушел.
  Не поднимаясь во весь рост, чтобы не замаячить в окне с прозрачными занавесками, Ян пересел к двери - спиной ко мне. Я разделась до белья, с удивлением обнаружив на локте свежеприсохшую кровь. Откуда? Не замечала, что поранилась, - регенерат настолько быстро сработал, что и боль дойти не успела. Намочила в миске с водой полотенце, обтерлась, переоделась в большой сарафан, подвязав лямки еще на пару узлов, чтобы подтянуть лиф. Неудобная и непривычная одежда - как в колоколе из пестрой ткани, можно всю завязать в мешок, если собрать подол. Прижмет сейчас - как бежать?
  Ян переодеваться не стал, ему вещи некроманта совсем по размеру не подошли, - только умылся получше и обтерся тщательней, промокнув сукровицу с лица и шеи. Убрав миску и полотенца под письменный стол, протянул мне питьевую бутылку.
  - Пей сам, Ян. Я не хочу, а тебе нужнее.
  - Как ты себя чувствуешь?
  - Нормально.
  - Плохой ответ.
  - Да ладно. - Я удивилась. - Почему?
   - Убивать - даже для мужчины, мирного обывателя, это не шутка. Для некроманта поднять труп - стресс, а ты хлебнула плена и пыток, потом часами изматывалась бегом, влезла в мертвечину и в крови выше головы после бойни. Утром сколько километров прошли, - и даже не пьешь?
  - Не подвела, правда же, Ян? Не свалилась. Я сильная, выносливая, железная и сверх некрос. Не чувствую ни голода, ни жажды. Все нормально.
  Он на мою успокаивающую улыбку в ответ отреагировал странно. Серые глаза стали злые, губы дернулись, и весь он подсобрался, сидя на полу, будто вот-вот подскочит по-звериному от внезапной ярости. Я моргнуть не успела, как звонко и резко получила по щеке.
  - Ян...
  - Добавить? От всей души могу - все равно заживешь. Железная она... зомби.
  Он второй раз ударил - сильнее, по той же самой стороне. Размашистым шлепком всей ладонью.
  - Сильная, выносливая. Третий заход выдержишь?
  Замахнулся только, как у меня хлынули слезы. Обидой накрыло, как лавиной - за что? Что я сделала не так?! Завыла через передавленное горло, закрылась руками, почти скрутившись до коленок от болезненной, неудержимой тряски. Ян не дал - перехватил и силком задрал голову:
  - А ну, открой глаза, Пигалица. - Я стала вырываться и отпихиваться, но он зажал подбородок пальцами, как в тиски. - Открой, а то поцелую. Какая тебе еще шоковая терапия поможет? Буду проверять все, пока не сработает. Ну?
  Разлепила веки, увидев сквозь слезы белое лицо - все черты расплывались, не понять - в бешенстве он или злость прошла. Что вообще нужно Яну, и зачем ударил?
  - Проклятые некроманты. Рехнуться можно... иди сюда, в меня хрюкай, а то сейчас весь частный сектор вой услышит.
  И прижал к себе, обняв за плечи и голову.
  
  Глава шестая
  
  Живое... вокруг было по-настоящему живое. Я только через несколько минут поняла, что все это время в моем теле и восприятии мира оставался след трупа. Я не железная - я еще немного мертвая. Была. И голод не донимал, и жара, и физическое истощение в мышцах. Себя чувствовала, управляла, говорила и думала, даже эмоциям место было - но все за легким пологом смерти.
  Яну я залила слезами всю грудь, но не отлипала отсыревшей щекой, потому что питалась от него ощущением жизни, как от донора. Без ложной скромности сама обнимала северянина под лопатками, прижимаясь и продолжала икать и всхлипывать. Ян был жаркий, сильный, пропахший потом и кровью, и запахи даже казались приятными из-за своей резкости и способности прогнать некромантское окоченение. Блаженство в защищенности и покое.
  - Полегчало?
  - Нет еще.
  Только бы он не решил, что меня пора оторвать от себя полуголого! Плевать, на что похожи объятия и как это выглядит со стороны. Плевать на неприличную близость - я еще не добрала до донышка всех сил.
  - Не пугай так больше. У тебя глаза не гасли с самого возвращения после трупа. В машине сидела как зомби, километры отмотала - не пискнула, есть не хочешь, пить не хочешь, боли не чувствуешь. Об забор руку содрала и не заметила даже. Жара убойная, запах, а тебя в замкнутой комнате от шлейфа не воротит. Я и то подыхаю от усталости, а она улыбается как неживая.
  - Хватит говорить обо мне в третьем лице...
  - Покомандуй еще. Отревелась, теперь выговаривайся. Рассказывай - разрешаю ругаться, жаловаться, и хвастаться тоже, только выговорись. Это тебе просто по-человечески поможет, поверь.
  Слезы не кончились - опять потекли. Я сипло выговорила:
  - Я ведь от них почти смогла сбежать, Ян, сама... обхитрила, дралась... вырвалась за территорию. В меня стреляли. А эта тварь договорилась с Артуром, что можно бить, только не по голове или туловищу. Лупила железным прутом по ногам... так больно. Поймали, потому что их больше, и у них машины... я усвоила ваши с Нольдом уроки, Ян. Я смогла одна. Но их - просто было больше.
  Рассказывала не по порядку, а как попало. Выбрасывала словами то, на что натыкалась память. Каково быть трупом. Как легко стрелять в мясо. Как по ту сторону все мертво, глухо и без запахов, и как страшно не вернуться в себя обратно. Как не могла поверить, что привезли настоящего Париса пленником. Как держали в ящике. Как...
  Он слушал и не перебивал - то напряженно сжимая руки, реагируя яростью, то, наоборот, расслабляя и поглаживая по плечам в утешение на всхлипы и скулеж.
  - Я здесь, Ева, и все будет хорошо.
  И меня кольнуло. От этих слов и чувства, что их должен был сказать не Ян...
  Все понимала, - нельзя оставлять Париса в плену. Понимала долг товарища и лидера, но сейчас, здесь, со мной обязан был быть Нольд. Все моя сущность завопила об этом! Эгоистично, бессовестно, по-женски требовательно - Нольд! Я хотела его обнять, к нему прижаться, почувствовав истинную защиту своего, а не чужого мужчины рядом. Хоть на одну минуту, но быть важнее всего гибнущего вокруг мира! На первом месте, на самом главном! А он спихнул на друга - оберегать самое ценное: жену и ребенка.
  А сам Ян? Я могла представить, что Элен тоже бы хотела остаться не под опекой Троицы или Фортена, а рядом со своим избранником. Ян, едва почувствовавший в сердце новую любовь, выбрал свои "должен" - действовать с другом и братом плечом к плечу, вызволяя ту, кто в большей опасности, чем его девушка. И утешал меня, а не ее.
  Я все понимала головой, но сердце обжигало несправедливое - мы четверо не с теми, кого любим и не там, где нужно быть вопреки разумной логике. Вопреки тому, что с Элен ничего страшного не случится, а Парис может навечно пропасть в пыточных подвалах на островах...
  Я устало выдохнула и отлипла. Выпрямилась, утирая лицо обеими ладонями:
  - Можно тебя спросить о личном, Ян?
  - Нельзя.
  - Ты успел увидеться с Эли, прежде чем улетел сюда?
  - Зачем ты о ней вспомнила? Нет, не успел. Но она умная девушка, и понимает все, как надо. Мы договорились.
  - Вчера ты мог умереть на том заводе, и последнее, о чем вы могли говорить...
  - Тема закрыта, Ева. Не надо об Элен. Пей и отдыхай. - Он сам развернулся и вытянулся на полу, закрыв глаза. - Я спать.
  
  Шумы были снаружи, но я не вникала. Тревога ушла настолько далеко, что я на дощатом полу уснула, как и Ян, легко и быстро - будто нет убежища надежнее, будто это не хлипкий южный домик, где за стеной и забором дознатели вынюхивают беглецов, а крепость. Пусть штурмуют. Чуть проснулась на скрип двери, увидела одним глазом мальчишеские ноги, потом руки, - Роман поставил рядом со мной что-то пахуче съестное в кухонном полотенце и коробку из-под обуви, но тут же заснула дальше.
  Открыла глаза тогда, когда вся комната озарялась закатным солнцем через окно, а в дверь вошла Ари. Тихонько, на цыпочках внося еще еды и бутылку с водой.
  - На дворе спокойно. Я могу вывести до туалета, если хотите, только вас - мужчине придется потерпеть до темноты.
  Ян на голос не шелохнулся, он спал крепко, не сменяя положения несколько часов подряд - и не собирался просыпаться.
  - Спасибо.
  - Вы не съели обед? Рома аптечку принес - там бинты и антисептик есть, я думала... перевязать хотя бы нужно. Загноится.
  - Успеется. Сил не было. Еще раз, - спасибо, за то, что не прогнали. Это опасно, я понимаю...
   - Вы помогли моему сыну, Ева. Случится беда в будущем, я знаю, что ваше братство точно так же даст убежище моим близким. Муж сказал - вы беременны? Некромантка?
  - Проклятье не вечно.
  - Он отец?
  Я невольно улыбнулась, бросив взгляд на северянина:
  - Друг и телохранитель. Отец спасает моего отца из плена, и идет войной на сектантов. Скоро настанет время, Ари, когда никому не придется прятаться, даже от закона выборки. А некромантов будут почитать, как целителей. Я все расскажу попозже.
  Женщина кивнула, прикрыла дверь и присела на колени рядом.
  - Ешьте. Я пока осмотрю раны. К полуночи придет друг семьи, он старый травник, и решим вместе - как дальше быть, чтобы помочь вам.
  Еда проваливалась в желудок, как в бездонный колодец. Вареный картофель, хлеб, сыр, проглатывала, почти не жуя и запивая водой. Теплые пироги съела почти все, остановившись от мысли, что лопну. Организм требовал больше топлива за все сутки без еды, но мера для одного раза достигла предела. Южанка успокоила, что еще принесет - Ян голодным не останется. Пока забивала рот, женщина тихонько рассказывала - что творится в туристических зонах, в городе и тут, в частном секторе. Тотальной облавы не было - искали, да, подозреваемых в какой-то непонятной перестрелке далеко отсюда, но жилы не рвали. Не местные дела, убиты заезжие с севера службисты, вооруженные, без документов на допуск при себе. И суток не прошло, а ветер слухов донес даже такие подробности - на юге так: темперамент и говорливость, семейные связи, и ни одна тайна следствия не удержится в рамках.
  - Да и кого конкретно ищут - неясно. То ли мужчину некроманта, то ли охота на призрака была, которого здесь же больше месяца назад ловили. Дознатели и собак не привели - осмотрели дом соседа, бумажек написали и пошли квас у местных пить. Кому оно надо с чужими проблемами возиться? Ясно, что, если разборки на таком уровне, с огнестрелом, обычных людей никто не тронет. Не бандиты.
  Я сходила тихонько не только в туалет, но и в душ за домом. Волосы собрала, переоделась из сарафана в одежду мальчика - влезла кое как, так что для бдительных соседей в сумерках вполне могла сойти за него. А Ян не проснулся к ночи, и даже к двум часам, когда в комнате объявился старик. Тот самый, у кого Нольд купил самый дорогой букет сухоцвета. Я уже тревожиться начала, но некромант успокоил:
  - Здоровый сон. По дыханию слышу.
  При слабом ночнике он стал осматривать рану и хмурился озадаченно. Хмыкал, принюхивался даже, а потом стал щупать шею:
  - Обычный с виду, а заживает не как положено - сухо стянуло, быстро. Воспалений нет. Могучее здоровье в могучем теле. Молодой, сильный. Ему мои микстуры ни к чему, зря варил. - Перевел глаза на меня: - Можно мне тебя осмотреть?
  Оба Романа - старший и младший тоже были здесь. Стояли у неплотно закрытой двери, чтобы не задохнуться от шлейфа, и потому я смутилась просьбы - раздеваться, как перед врачом, не собиралась.
  - Что вы хотите?
  - Много лет живу, а об исконных некро только в сказках слышал. Покажись. Тошноты при мужчинах нет, ты обманула свою природу, сумев зачать - а что еще можешь? В чем проявляешься?
  - Чем пораниться есть?
  Мальчик выскользнул и быстро вернулся с вилкой. Задрала штанину, занесла над икрой, и... руку молниеносно перехватил Ян:
  - Что происходит?
  Спал же трупом - ни голоса не разбудили, ни то, что его трогали! Невероятная реакция, от которой мы все опешили, а старик некромант чуть не опрокинулся на спину со своих колен.
  - Регенерат показать хотела...
  - Не надо. Вы кто?
  - Дед. Так и зовите, привычно. Сородич твоей подруги, и ничего плохого не мыслил.
  Ян поднялся на ноги и встряхнулся. В маленькой комнате сразу вырос исполином, не нарочно, и больше по ощущениям заняв все оставшееся пространство:
  - Сколько прошло часов? Роман, есть у вас телефон? Нам с друзьями связаться нужно, звонок не опасный, все просчитано и на владельца не выведет.
  - Да, сейчас.
  Южанин вышел и вернулся с весомым "кирпичиком" - старая и дешевая модель, с таких только что звонить, и можно было. Протянул Яну, и тот быстро по памяти набрал длинный номер.
  - Вилли, звонок разовый, номер не забивай. Я с Евой подвешен, что от Нольда?.. Когда?.. Дальше?.. На месте как?.. Отбой. - На сказать и выслушать ушло не больше минуты. Вилли с той стороны на эмоции и лишние слова, похоже, не тратился, - доложил и все. - Спасибо. Утром мы уйдем... ты как, Пигалица?
  - Хорошо.
  - Вилку по назначению надо использовать, а не в себя тыкать. Рехнулась?
  - В рамках традиций, не больше. Какие новости? Нольд нас ждет где-то?
  - Он ушел. И след сектантки словил, так что уже не вернется, пока Париса не вытащит... можно попить?
  - Мама... - Мальчик тихо позвал в щель, и за ней мелькнула тень. - Воды, и поесть. Тут уже не спит никто.
  Дверь и окно открыли нараспашку. Роман младший высунулся наружу, облокотившись на подоконник и глядя во двор - чтобы точно никто любопытный из ночных гуляющих не подслушал. Ари, принеся еды и две бутылки воды, присела на табуретке в коридоре. В комнате народу набилось много, но теперь пошел приятный сквознячок и запахи сада с участка. Нужно было поговорить. Некроманты должны знать о Морсе, о Смерти-Злате и способностях "воскрешать" через здоровые духовные призраки, об усилении регенерата, о добровольности... В благодарность за помощь, подарить надежду, что перемены скоро случатся и для нас начнется новая жизнь. Объединение, соратники среди людей, - даже про девочку из столицы рассказала, которая подарила платок - не все обыватели отравлены пропагандой властей. Под коркой отвращения и страха, давно бурлит готовность изменить этот мир к лучшему.
  Я рассказывала и старалась не думать о том, что сказал Ян. Нольд уже не вернется. Ни завтра, ни через день, - мне его не обнять. Нужно крепиться и смириться с тем, что его не будет рядом долго. Я тоже умная девушка, как Эли, все пойму. Хотя бы ради Париса пойму.
  - Куда вам нужно? Не уходите сами по себе, есть возможность довезти, если прождете еще сутки. Надежнее будет, и отдохнете больше.
  Я с мольбой подняла глаза на Яна. Решать ему, но я бы не хотела больше бегать по жаре через поля и пролески, скрываясь от всех.
  - Парто. Там есть частный аэродром, самолет будет нас ждать.
  - Доедем. Я организую фургон, сам за руль сяду. Повезу персики на продажу, тут с такой подработкой официально подвязаться можно. - Роман старший решительно кивнул. - И деньги есть. Нам Морс послал дарителя, как знал, что придет день нужды. Согласны?
  - Ева?
  - Да!
  
  Глава седьмая
  
  Мы таились только от соседей. Ни новых опросов, ни патрулей - ничего по-настоящему тревожного не было. Время пошло быстро, Ян большую часть проспал на полу, а мальчик удивился, что я не заняла его кровать. Дал разрешение, и я отсыпалась блаженным отдыхом на мягком панцирном лежаке - с подушкой и простыней. Ели, пили, снова спали. Ян только к вечеру разговорился, пересказав - что происходило после моего похищения.
  - Ноль переломал охранника прежде, чем тот успел стереть запись с камеры наблюдения. Ему заплатили, и много, но он посторонний и ничего не знал - кто, зачем. Что в кадр попало, то и имели. Артур и сородичи задержали Нуля минут на десять - мол, его мать сбежала. Это правда. Алекс на свободе и где-то скрывается. Подозреваю, что сам прадед ее хорошо пристроил, фиг найдешь. Пять минут на охранника, пять на просмотр записи - и мы все на ушах стояли через двадцать минут, как тебя украли. Я пробился к задержанному Аз Кольду, и чуть его в больницу не отправил, тот раскололся, что подставной. А дальше - Парис. Выход был один - выйти на настоящего главу секты напрямую и поставить условия: чтобы с тебя ни волоска не упало, и наградой обмен на Морса. Основная часть времени ушла на поиски нужного номера - Парис задействовал деньги, я с Нольдом служебные связи, Вилли свою сеть. Все, что касается Экваторных островов, вычислить не просто. Наконец, - нашли. С опозданием до твоей пытки... Парис весь чернел и покрывался холодным потом, горел золотыми глазами в ненависти. Молчал, но и так понятно, что тебя, как пра-отец чувствует. Ноль отправил сообщение с нужными словами, а потом позвонил. Кольд трубку взял. Поверил, потому что услышал много подробностей, о которых никто не мог знать, Парис научил, что нужно сказать. Договорились. И рванули в аэропорт, на юг - им ближе к границе, меньше проблем с перевозом пленника, а нам выгода, что ты знаешь местность. При плохом раскладе, не растеряешься - куда бежать и где спрятаться. И для меня позиции есть. Частным самолетом махнули, Парис все успел организовать, пока мы за последний час в столице суетились. Я начальнику знак и оружие сдал, с концами, забрал "Валет" и оставшиеся капсулы. Ноль организовывал защиту оставшимся - в тот же день из столицы все исчезли. Хельга Лёну и южанина на север отправила, Фортен с Ханой и псевдомертвыми некромантами на запад, тоже частным рейсом. Вилли с ним. А Троица со Златой, Варитой и Элен уже на востоке.
  - То есть, когда мы вернемся, ты Эли не увидишь?
  - Не надо меня жалеть. - Ян поморщился. - Сложилось как сложилось, тебя не касается. Что тебе Ноль наплел, что ты так за меня переживаешь? Прокололся про печальную историю?
  - Прокололся.
  - Хорош друг... я ему за болтливость припомню. О себе думай, и о ребенке.
  - О себе? Я чувствую вину, что стала причиной всему - Нольд далеко, Эли далеко, мы не с теми, с кем должны быть. Парис в плену, друзьям пришлось срываться в неизвестность в один день, бежать, чтобы не прилетело и им из-за непойманных врагов.
  - Лично я там, где надо. Прости, что я - не Нольд, прости, что приходится терпеть шлейф. Но пока так.
  Я посмотрела на свернутое полотенце у двери. Чтобы она не закрывалась, замыкая помещение, нарочно подсунули заглушку к косяку - всегда оставалась щель.
  - Я не чувствую, Ян. Хоть закрыто, хоть открыто. На тебе три убийства, Палл умер. Я это знаю, но запаха крови нет, не чувствую. Еще вчера дошло.
  Я сидела на кровати, а он на полу, прислонившись спиной к шкафу, и мы посмотрели друг на друга. Я спокойно, а Ян с настороженностью:
  - У тебя опять некромантская болячка? Мне беспокоиться?
  - Пощечин не надо. - Неловко, но все же решилась объяснить так, как сама понимала. - Это исключение для близких. Я не знала, что оно есть, пока Фортен не сказал. На Вилли две смерти, а некромант почти сразу "оглох" к запаху. Не надо извиняться. Тем более за то, что ты не Нольд. Ты помог мне не меньше, нужен не меньше, и люблю я тебя как друга тоже не меньше - доказательство на лицо. Хочешь или не хочешь, но ты "мой северянин", я за тебя драться буду, любую смерть попру, но не отдам. И счастья тебе желаю не меньшего, чем у нас с Нольдом.
  - Спасибо, Ева.
  - Взаимно, Ян.
  Он улыбнулся, порозовев бледными ушами, и снова посмотрел на дверь:
  - А я уже голову ломал, как тебе завтра жизнь в фургоне облегчить. Хотел тазик для рвоты попросить, и канистру с водой в запас.
  - Лишнее. Полотенце не убирай, так хоть немного воздух тянет по духоте.
  
  Роман доставил нас к полудню в городок, еще более южный по линии побережья. Выехали в пять утра, добрались быстро, и до самолета пришлось отсиживаться на большом складе при аэродроме в подсобном помещении. Яну нашлась спецовка в размер, на лице следов не скрыть, но шею обмотали бинтами. Вряд ли кто полезет с расспросами, когда увидит нас двоих на ящиках с надписью: "Солнце-Дар", с любовью из Галло", но и меня переодели в рабоче-хозяйственное, обув в тяжелые ботинки. Я обвязалась платком, закатала рукава и штанины, и от нечего делать, играла с Яном в домино. Роман продумал многое, оставив сумки с едой, какими-то накладными в файлах, с пачкой игральных карт и старым кнопочным телефоном. А домино нашлось в подсобке.
  - Куда полетим? Или сам не знаешь?
  - К Хельге. Мне не отвертеться, я все равно должен ответить за убийство ее сына.
  - А как ты теперь себя чувствуешь, когда проснулся?
  - Никак. Похоже, я снова в глубокой спячке, как зверь зверя загрыз, и больше не надо. Плевать. А ты продула уже четыре два!
  Ян был такой легкий и беззаботный последние часы, будто мы оба прозябали на отдыхе. Улыбался много, играл азартно, и меня заряжал своим хмыканьем, развеивая тревогу о будущем. И мысль о том, что там с Нольдом, и что с Парисом, не довлела. Я была уверенна, что все трудно, но не смертельно, и кончится хорошо. Что где-то на границе Экваторных островов, в порту, Нольд скручивает охрану в рогалики своим секретным приемом, безжалостно выбивает Валери зубы и вскрывает ящик с Великим Морсом. Которого перевозят также, как и меня перевозили - в деревянном контейнере с дырками для воздуха. Я и Ян полетим отсюда, а они двое сегодня же решат проблему транспорта из своей точки. Наивная мысль. Но глядя в серые, по-человечески светящиеся глаза Яна, я не могла думать иначе.
  - Надоело в костяшки. Давай в карты? Я отца на раз два обыгрывала в свое время, у меня хорошо получалось блефовать. Спорим, что и тебя запутаю.
  - Триста лет назад, и он тебе наверняка поддавался. В "Четыре короля" правила знаешь?
  - Знаю. На что поспорим, что я выиграю в эту игру три раза подряд?
  - Я не дурак с тобой спорить, Пигалица. Себе дороже выйдет. На интерес.
  - Ну, ладно.
  - Развлекаетесь? Вам весело?
  Я подскочила на месте, а Ян вздрогнул от резкого и сухого упрека. Голос старухи проник в маленькую каморку, как разряд трескучей молнии - волосы встали дыбом. Никто ее не ждал, даже пилот должен был прилететь только вечером. Хельга зашла на склад незаметно и неизвестно сколько таилась за дощатой стенкой подсобки. Ян со своей чуткостью - не уловил, а я и подавно.
  Старуха грозной и сухой фигурой обрисовалась в проеме. Холодным, почти безжизненным взглядом она смерила нас обоих.
  - Госпожа прабабка...
  - Здравствуйте, госпожа Один.
  - Здравствуй, Ева. А ты иди сюда и преклони колено в знак раскаянья.
  - Я не раскаиваюсь.
  - Иди сюда, я сказала!
  Ян тяжело вздохнул, поднялся с места и выполнил приказ. Подойдя к Хельге, опустился на одно колено и склонил светлую голову. Та несколько секунд стояла с выдержкой каменного изваяния, и я ждала, что сейчас она вцепится в волосы или уши, надает пощечин или еще что-то сделает в наказание. Но старуха вдруг подняла руки и обняла северянина. Крепко, с чувством, зажмурилась и всхлипнула, превратившись из суровой наследницы Праматери в старую и ослабевшую от переживаний женщину.
  - Ты чего, Хель...
  Ян попытался вскинуться, но получил грозный рык и еще большие тиски:
  - Помолчи, щенок. Я бы сама с Артура шкуру спустила и сердце сырым сожрала, если бы он тебя убил. А тебя бы не простила за то, что умер. Моя надежда, мой мальчик... мой самый отвратный звереныш...
  "Звереныш" получил сухих поцелуев в виски и уши, покраснел весь и не шевелился, как пыльным мешком ударенный. Для Хельги это что-то невероятное, и я подозревала, что за всю жизнь Ян подобного от нее не слышал и не получал.
  - Вставай. Отпускаю. И слушайте внимательно. Алекс Нольд в бегах, за ней сила и беспредельная ненависть. Я вас спрячу на севере, тебя и Еву, - на то время, пока не устраним опасность и пока не вернется Нольд. Ты позаботиться о девочке сможешь. Раз в неделю на связи с вами будет Отто - надежный человек. Он пилот, много лет мой верный друг и молчать умеет даже под пытками, проверено. Еду, новости, обратную связь - все через него. Никаких исключений, только если я сама прилечу. Может, вам придется прятаться месяц, может, два. Не думаю, что больше, этого срока хватит на все. Условия суровые, но перетерпите - изоляция сейчас наилучшее средство. И единственное.
  Ян поднялся во весь рост, светлел обратно, но выдержки Хельге хватило ненадолго, она снова обняла по-матерински нежно, и уже не его голову прижимала к себе, а сама припала к груди, успокоено выдохнув:
  - Прости старуху за все ободранные уши, я любя таскала. Все мне казалось, что ты еще тот пятилетний ребенок, неуправляемый и своевольный.
  - Волчьих ягод наелась, госпожа прабабка? Чего тебя так развезло? - Ян полуобернулся на меня, растерянно ища помощи, и осторожно погладил Хельгу по плечам. - Еве скажи спасибо, без ее некромантии ты бы меня сейчас не тискала живого и здорового. Хотя был уверен, что прибьешь...
  - Молодец, девочка. Умница, девочка. Теперь моя очередь дать вам защиту, дети. Идем. Пора.
  
  Летели мы долго - с пересадками и выжиданиями, на маленьком самолете с одним и тем же пилотом - молчаливым немолодым мужчиной, восточником. Две ночи пришлось провести там, где застали условия, и Хельга устроила мне свой осмотр с наложением рук. Улыбалась довольно и успокоено, сказав "крепкий щеночек", и похвалила меня за то, что, не смотря на все тяжелые испытания и некромантские фокусы, не скинула ребенка.
  А я внезапно вспомнила о той несчастной некромантке, которую когда-то держал у себя в плену изувер Артур. Он ее бил и насиловал, калечил до полусмерти и ждал заживления, чтобы повторять ад снова и снова. Она выжила и спаслась, но никто ни по одному шрамику не смог бы понять, через что пришлось пройти женщине. У любого обычного человека остаются следы - и у Яна на всю жизнь отметина от смертельной схватки с вожаком полузверей. Это будет память ему, знак другим. А я - целенькая и гладенькая, навсегда. Все пережитые боли - сокрыты регенератом. Такой красивый и не тронутый фасад, и никто не увидит, что за ним все поломано, починено, разрушено, восстановлено, и снова искромсано и раздроблено до безумной боли.
  Когда Нольд вернется, он положит руку на мой живот, обнимет за смуглые плечи, поцелует в шею. Меня - такую красивую и точеную, на которой не остается и царапинки, что бы ни случилось. Сколько мне его ждать? Как долго? Старалась об этом не думать, но за долгими перелетами и невозможностью ничем заняться, мысли сами лезли в голову.
  На север мы забрались далеко - в настоящую глухомань. Совсем маленький городок - в нем жили сплошь северяне, но вникать, какая работа их тут держит, - я не вникала. Или промысловики, или экологи. Хельга не объясняла, и из короткой справки от старухи, поняла одно - небольшие самолеты сюда прилетают раз в неделю с продуктами, медикаментами, увозя или привозя людей по разным делам. Будет прилетать и Отто, снабжать всем необходимым по нуждам и держать связь с большой землей.
  - Размечталась. Даже не смотри в сторону города - ваше место еще дальше, два часа пути. Напрямую не далеко, но дорога вихляет сильно, и не самая проходимая - заповедная зона. Никто не достанет, никто не найдет. - Хельга поймала мой усталый взгляд на белые дымки от каменных построек. - Есть баня, так что ты, южанка, без тепла не останешься. Вещи в кузов погрузим, и поедем. Увидишь маленький рай.
  Мы давно экипировались в теплое - здешний август, это настоящая зима для меня, всего восемь градусов тепла и сильные ветры. Спасало, что влажность воздуха низкая, это обнадеживало, что "рай" я терпимо перенесу даже в минус.
  - Вы точно не оставите с нами Лёну с Кармином?
  - Точно. Они оба собачились друг с другом с самого начала. Если мы не найдем два трупа в доме, обязательно увезу обоих назад.
  Я сидела с Хельгой в кабине, пока Ян и Отто перетаскивали из самолета в кузов ящики и тюки с неизвестным мне содержимым. Старуха разговорилась, даже заметно повеселела, будто более холодный воздух ее особо бодрил.
  - Вот оно, выбрать себе пару по любви - паренек под магнит не прогибается, у него свои принципы о том, что жена должна идти за мужем. А то, что девочка сука, его не волнует. Переспать друг с другом дело не хитрое, а жить вместе - уметь надо.
  - Научатся.
  Та согласно кивнула:
  - Если Лёна не станет отнимать у мужа яйца, то научатся. А Кармин крепкий, я его нюхала, кастрировать себя не даст - по виду песик, а характер такой, что зверь. Одобряю.
  Хельга на этих сравнениях заставила улыбаться. Даже гордость взяла за земляка. Только старуха внезапно и резко хлопнула меня по губам - не сильно, а будто муху согнала:
  - Зачем я тебе про них рассказываю? Будь внимательна - тебе какое-то время придется жить с Яном. И не путай одно с другим - он не муж, и его надо эксплуатировать без рефлексии. Не стесняйся требовать, будь строга, никогда не благодари за то, что он делать обязан по своему положению - за защиту и ресурс. Не волнуйся - Ян свое место в иерархии знает, ты его не обидишь ничем, а только облегчишь жизнь. Поняла меня?
  - Поняла.
  - Пока вы пережидаете здесь, я постараюсь подготовить почву, чтобы его на равных вернули в стаю, и он смог пользоваться всеми правами, как Нольд. Смог привести свою женщину и объявить ее женой, избавиться от клейма изгоя и обрести уважение сородичей. Яну достаточно раз на собрании проявить проснувшуюся суть, как пренебрежение исчезнет. И обвинения в убийстве Артура тоже. Справедливость восторжествует! Ни я, ни Парис не ошиблись в том, кто он! И я еще дождусь праправнуков с синими глазами.
  - Но он любит не Злату.
  Хельга зыркнула не слишком разочарованно. Кажется, что такие же чаянья Пра-отца некромантов ей были безразличны - главное, продолжить собственный род. Ведь ее внучка девочку так и не родила, кровь Великой Праматери на этом закачивалась на самой Хельге, не проявившись ни в ком больше.
  - А кого - ты знаешь?
  - Элен Ильд. С этой девушкой я подружилась в Инквизе, сейчас она где-то на востоке. Тоже скрывается.
  - Спасибо, Ева. Значит, у меня будет еще одно дело. Я найду ее, и позабочусь о ней, пока сам Ян не может. Наставления запомнила?
  - Запомнила.
  Кивнула, скрыв про себя желание их не выполнять.
  Дорога - одно название. Но крепкая грузовая машина брала рытвины и заросшие участки силой мотора и всепроходимой тяжестью, - лес, густо еловый и темный стоял как две стены по бокам расщелины и казалось, что шагни с обочины вглубь, не уйти и на метр. Суровая природа, дикая и опасная, - тут холодом может убить даже ночь, если не развести костра. О зверях и безлюдности думать было жутко - так далеко судьба меня еще не заносила.
  А дом оказался хорошим - большим, срубовым, поставленным на крепкий каменный фундамент. Рядом пара построек - сарай и баня, крытая от дождей поленница, за которой особняком торчала будка уличного туалета. Даже место утоптанной площадки для машины, достаточно большое, чтобы можно было без проблем развернуться. Едва Отто за рулем сманеврировал и встал поближе к торцу у входа в подвал и заглушил мотор, как я через стекло кабины различила возмущенный голос Лёны. Что говорила - не разобрать, но по интонации угадывался гнев и нешуточное раздражение.
  - Даже не слышат гостей, - фыркнула Хельга, - подбирайся кто хочешь, хоть на танках. Уши им отодрать надо за бдительность!
  Мы вышли. Ян выпрыгнул из кузова, открыл борт, но застопорился, тоже прислушиваясь:
  - Все, охрипла...
  Лёна в доме замолкла. А через пару мгновений ураганом слетела с крыльца:
  - Ева! - Одета в летнее, во все легкое, и босиком. Схватила меня за подмышки, как ребенка и стала подбрасывать вверх легко, будто я ничего не весила. - Не отпущу, пока не объяснишь, на каком вы там, южане, языке разговариваете! Переведи, что этот проклятый вулкан клокочет, пока я сама не взорвалась!
  Кармин спокойно объявился тоже. Молча пожал руки Яну и пилоту, кивнул с должным уважением Хельге и невозмутимо стал помогать выгружать вещи. Меленький, утепленный, не по возрасту сурово нахмуренный парень в мою сторону еще сильнее свел брови. Да, знала я земляков, - и по взгляду поняла немое "в семейное не лезь". Лёна еще потрясла, но все же потом вернула на землю. Улыбнулась и утихла, достаточно мудро поняв, что какой бы ссора ни была - последнее дело ругаться напоказ, а не с глазу на глаз:
  - Пошли, все покажу. Мы тут всего четыре дня, но похозяйничать успела. Будешь наследовать.
  Сени, следом еще один закуток с тремя дверьми в разные комнаты - нелишние прослойки, чтобы задерживать тепло. Одна комната самая большая, с железной дровяной печью, массивной кладкой пожароопасной зоны и целым столбом из приготовленных к растопке дров. Два небольших окна, грубая мебель - стол, табуретки, кровать, и открытый шкаф под потолок - частью заставленный посудой, частью заваленный пледами и одеждой. Никакого электричества, никаких книг... Вторая комната меньше, с прорубом и решеткой для теплого воздуха из кухни и большой комнаты, и сама кухня - все на дровах. Такого примитива до ужаса я не видела даже в самых бедных домиках Побережья. Улыбалась Лёне и Хельге, с трудом представляя - каково здесь будет продержаться неделями. Старуха как прочитала мои мысли:
  - Что нужно, все привезет Отто. Сюда мы приезжали пока только раз, и дом еще не обжит как следует.
  - Это ваши владения?
  - Мои, но официально хозяин Отто. В городе у него тоже неплохой дом у аэродрома и станция связи оборудована, до сюда сигнал хорошо берет.
  Лёну тоже не обманули мои улыбки:
  - Да, и я не представляю, каково мне будет жить на юге. Сдохну, наверное. А Кармин собирается не просто увезти меня в пекло, а еще и поселить со всей своей родней в халупе, пока не развернет свое дело и не построит свое жилье. У матери целое поместье, деньги, после суда над ней я могла претендовать на обеспечение от дядьев, но этот упрямец... - Девушка рыкнула, но все равно с какой-то злой гордостью. - Ни карточки не принимает! Раз замужем, то за мужем. Выбрала его - следую за ним, и доверяю ему всю себя. Говорит, если я не верю, что он может меня обеспечить, то зачем говорила "да". Я не против. Лишений не боюсь и Кармину верю... не знаю, как я переживу столько солнца! И я не понимаю, как обращаться с этим вольным мужчиной, когда он не слушает меня!
  Хельга сцапала рослую Лёну за плечо:
  - Пусть Ева осмотрится, а я тебе дам пару советов. Дурочка. Шепну на ушко.
  Северянка боялась солнца... а я, вернувшись в большую комнату и выглянув в одно из двух окон, поняла, что мне света не хватит. Север все скрадывает.
  Минут пять спустя увидела, как Хельга оттащила от машины Яна, немного в стороне что-то выговорив и правнуку. Понатыкала пальцами в разные стороны, указывая то на дом, то на постройки, то куда-то в чащу леса, и тот кивал.
  - Мы уезжаем!
  - Уже?
  Я быстро вышла, увидев, как Лёна обувается на крыльце, а Кармин ставит последнюю коробку у порога. Девушка порывисто обняла меня:
  - Ненадолго! Уверена, через месяц уже увидимся, ведь Нольд обязательно увезет тебя туда, где тебе комфортнее - будем жить рядом, двумя семьями! И не думай, что он не справится, я брата знаю. Если он поставил цель, то обязательно ее достигнет, а это значит - выживет, всех переловит или убьет, у него хватка насмерть! Всего касается.
  - Хоть на час еще задержитесь, пожалуйста.
  - Прости. Едем и летим!
  Так и поменялись - Лёна заняла место в кабине рядом с Хельгой, где я сидела, а южанин залез в кузов, как Ян на пути сюда. Отто завел мотор, тронулся, и лес, едва с участка съехали, быстро скрал звук - еще видела удаляющийся грузовик, но уже не слышала четко. А потом накатила пространственная тишина.
  - Ждем, Пигалица. Больше ничего не поделать.
  
  Глава восьмая
  
  Неделя прошла не быстро, но и не медленно - затянули дела, которые мы с Яном для себя нашли. У него более тяжелые, а у меня для обживания и уюта: мыла и чистила все подряд. Питьевой воды много в подвале, для уборки была речная - Ян натаскал, мотаясь по полкилометра туда и обратно. Он занимался дровами, шире расчистил участок вокруг дома, поднимал в комнаты ящики, которые я разбирала, и перенес в сени стационарную рацию с блоком питания. Та должна была со дня на день "ожить" - пилот Отто предупредит о прибытии заранее, чтобы мы не дергались - едут свои, а не чужие.
  Готовить я не умела, а на дровяной плите справлялась совсем плохо. Умудрялась не греть, а подпаливать мясо из консервов, недоваривать крупы, но на третий день один раз сносно получился суп. Ян ел и не жаловался, - сначала приходил обедать и ужинать в большую, ставшую моей, комнату, а потом сколотил из ящиков стол снаружи - и, пока погода позволяла, устроили столовую на свежем воздухе. Вместо хлеба - сухари, из напитков вода и чай, на десерт - сахар.
  На седьмой день, когда уже ждали нашего связного, я не уходила с крыльца при открытых дверях - чтобы не пропустить сигнала из сеней. Устроилась для тепла на свернутым вчетверо пледе, вся закуталась в куртку с капюшоном и обнимала плошку с сахаром. Макала маринованный огурец в него и ела с жадностью, как не в себя. Ян что-то чинил в бане после обеда, а как вышел, с удивлением уставился на меня:
  - Вкусно?
  - Очень.
  - Пока не поздно, напиши в список деликатесов. Если тебя завтра на копченое с кислым пробьет, я за лимоном в магазин сбегать не смогу.
  - На кислое у нас есть пара банок квашеной капусты. Думаешь, мы тут еще на неделю?
  - Думаю.
  Он присел рядом, весь пахнущий золой и шерстью от свитера, и попробовал мой десерт:
  - Не самое плохое сочетание. Вечером уже баню смогу затопить, полы и лавки поправил. На юге как с банями?
  - На юге не очень, но я в курсе, как там мыться. Ян, а зачем ты бреешься каждый день - полностью еще ведь не зажил, а с лезвием лезешь, отпустил бы бороду - удобнее.
  - Жил бы один, ладно, а с женщиной в компании одичать нельзя.
  Я вроде как с пониманием замычала, прохрустывая последний огурчик, и заулыбалась. Ян невозможен - оставался верен своему воспитанию, даже не смотря на условия и собственные некомфорт. Он и участок не просто так расчищал - устроил на новом месте для меня что-то вроде бегового круга, не разрешая носиться по дороге от дома и обратно, из двух бревен и перекладины соорудил турникет, на котором я подтягивалась, а иногда и просто висела вверх ногами в веревочных петлях, растягивая позвоночник - он же меня в них подцеплял и страховал. Срубил целую сосну, зачистил и прикатил бревном - опять же для тренировок на баланс и прыжков в удовольствие. Никогда на улице не оставлял без присмотра, наблюдая не за моей гимнастикой, а за всем вокруг.
  Ни одного раза ни он, ни я не заговаривали о Нольде или об Элен. И так все понятно, зачем травить сердце? Даже о друзьях тему не трогали и о переменах, которые уже должны были потихоньку начаться - как со стороны исследований Троицы, так и со стороны Фортена. Ни слова о секте, об Алекс Нольд... Только про быт и насущное.
  Ян как на пружине подскочил, когда заговорила рация. И я тоже. Метнулись, услышали восточника по голосу, и ответили. Отто прилетел. Новостей нет. Запросил одно - что необходимо закупить в городке для доставки, кроме того, что и так привезет.
  Только в эту минуту я поняла, сколько было внутри надежды на то, что я услышу не это... я мечтала совсем о невероятном, - сам Нольд зашуршит своим голосом из тангетки, сказав, что уже прилетел и сейчас приедет! Он - совсем рядом, и заберет! Он вернулся, Парис на свободе, Аз Кольд в тюрьме!
  И Ян помрачнел. Несколько секунд в ступоре и молчании, и потом начал диктовать о вещах и продуктах на следующую неделю. Не хотелось, не думалось, но список все же был - всего, с чьей нехваткой столкнулись за прошедшие дни. Гвозди, пара инструментов, брезент, тренога и котелок для кострища. Еще одежда, теплые носки, и сапоги на размеры побольше - под них.
  - Лимоны, если есть... - старалась не дать волю эмоциям и не шмыгнуть носом. - Цукаты сладкие, любые, шоколад, вяленое мясо, сушеные фрукты, хоть яблоки - что угодно. Рыбий жир, сухое молоко, кофе, пару термосов, большой половник и полотенце большое для ванны, книги... любые.
  На той стороне терпеливо откликались "принял", "принял", "если достану, принял", "через шесть часов прибуду".
  - Конец связи.
  Ян нажал кнопку на тангетке, уложил в паз и посмотрел на меня:
  - Отпуск не кончился. Еще неделя, не бойся, переживем.
  - Конечно, переживем.
  
  Но прошло три недели... набежал месяц с тех пор, как Хельга нас доставила в свой летний дом для отдыха, и последние десять дней мы кисли под дождем, заперевшись внутри. Я изнывала без тренировок на воздухе, Ян без дела, в котором тоже можно слить силу, вымотавшись так, что ничего не хотелось. И оба мы почти выли от мучительного выжидания. Северянин не подавал вида, но я знала, что он испытывает те же чувства - когда выпустят из тюрьмы. Нормальной, но все же - изоляции. Да и от Нольда - ни весточки, и это тревожило не на шутку. Что там за беда? Он ввязался в войну в одиночку - если Вилли и мог помочь на дистанции, а деньги Париса были в доступе, то ведь при живой опасности никто спину не прикрывал. Ян тут, оберегает меня, ради железного спокойствия друга... Хельга дважды передавала сообщения - что саму Алекс пока не вычислили, но на ушах все, и до некоторых отступников стаи добрались, наказав и изгнав. Она же передала новости, что до северной столицы впервые докатились открытия востока и ученое сообщество шумит. Власти ужесточили пропаганду, но в последних заявлениях с осторожностью начали "переобуваться": некроманты не все прокаженные.
  - Дождь вроде стих. Я пойду костер разведу и сготовлю что-нибудь, а ты следи за рацией. Может, погода не летная и Отто не сегодня будет, но карауль.
  - Хорошо.
  Я жевала сухие пшеничные галеты без вкуса, потому что пару суток как остро реагировала на запахи. Ян на кухню не совался - варил в котелке за домом сам себе еду, там же и ел, чтобы меня не тошнило. Я о протекании беременности знала поверхностно, но все же надеялась, что регенерат убережет от токсикоза и прочих недомоганий - а не работало. Накатывало разное - и перепады настроения, и муть, слабость, нытье в пояснице. Внешне еще ничего, а организм перестраивался по гормонам, как и у всех обычных женщин, не давая послаблений мне, как некромантке. Увидев первый раз мое позеленевшее лицо, Ян подумал, что чутье к шлейфу вернулось, но я его успокоила - нет. Чистоты больше тоже не чуяла, воспринимала его в замкнутом помещении абсолютно нейтрально - серо даже.
  Температура все понижалась. Я выходила на воздух все реже, - мерзла, и печь в доме топила круглые сутки. Вернее, Ян за этим следил. На нем холод не сказывался никак, даже хорошо бодрил, а я хандрила - в затяжную сырость, без солнца и с мутью в желудке, не спасали ни книжки, ни расклад пасьянсов, ни мелкая работа по починке чего-нибудь порванного. Отто очень много всего привез для досуга, но настроение было все равно отвратительное. Иногда по ночам ревела, не позволяя себе настолько расклеиваться при Яне. Бедняга и без того старался поддерживать боевой дух, развлекая рассказами о службе в полиции, играл со мной в карты, поддавался, нарочно проигрывал в мелких спорах, и после с возмущением уходил чистить котелки от пригоревшей каши - хотя это была моя обязанность.
  Ян был безупречен, и я держала планку, облегчая ему жизнь, насколько могла. Он сохранял меня на плаву не только тем, что делал, но и как сам держался. Последний раз, купаясь в бане, меня взбесила необходимость мыть волосы отвратительным шампунем, и я схватилась за нож, которым кололи щепу на растопку, чтобы срезать все под корень - и не страдать. Не распутывать, не расчесывать, не злиться, что быстро пачкаются... и вспомнила, что Ян как брился каждый день, так и продолжал выскабливать белесый подбородок утро за утром, иногда случайно подрезая бугорки шрама. Не позволял себе "одичать" рядом с женщиной. И я себе не позволяла - лень или не лень, а тщательно следила за внешностью - ногти, кожа, волосы, неряшливости в одежде не допускала. Не позволяла кухне и комнате зарасти грязью, пока сама готовила - подавала с аккуратностью, стараясь не упустить примитивной, но все же эстетики.
  И наставления Хельги забыла напрочь - Ян для меня слишком многое делал, чтобы я эксплуатировала северянина без благодарности и была строга, как женщина-матриарх к служебному псу. Да и без "многого" - я сама была не таким человеком, как старуха.
  Пока сидела и думала обо всем, забыла про время. Ян как-то долго не возвращался с обеда, и я, спохватившись об этом, собралась посмотреть - где он и что.
  - Отто не выходил на связь?
  - Нет. А зачем это?
  С крыльца сразу увидела, - Ян заволакивал на участок молодую сосенку - дров в запасе, подогнать для чего-то - слишком кривая и ветвистая.
  - Вспомнил, что видел в последнюю ходку к реке - на ней смолы много. Пока дождя нет, срубил. Сейчас еще на полешки разобью, пусть у печки лежат, как просохнут, запах должны дать. Тебе полегче будет, Пигалица. Понравится - еловых веток еще натаскаю, не понравится, можжевельник поищу. Не поможет - закажем связному апельсиного масла с большой земли привезти, и пусть достает где хочет.
  - Спасибо.
  - Хуже нет на твое желтушное лицо смотреть, и как ты сухарями давишься. Для себя стараюсь.
  Я вернулась за курткой, специально сшитой из войлока сидушкой, и уселась на верхней ступени крыльца. Ему работа, а мне зрелище. И воздухом подышать тоже как раз.
  Сигнал застал нас тогда, как Ян закончил и занес несколько бревнышек внутрь. Восточник прилетел, но попросил выйти на встречу - если машина завязнет в раскисшей дороге, нужна будет помощь. Нет, так подберет, как встретятся. Задерживаться в городе для дополнительных покупок не будет - времени мало.
  - На холоде не торчи. И не дергайся, если через пару часов машину не увидишь, договорились? Делай скидку, может, и правда, застрянет.
  - Договорились.
  Я не торчала, а выходила время от времени. Сначала проводила северянина взглядом, пока он не исчез на дороге, а потом выглядывала послушать - едут или нет. Отто это не только запасы, это еще и новости! Он ничего никогда не передавал по рации, а привозил на телефоне сообщения - так было те два раза от Хельги. Месяц прошел! Рубеж времени, после которого обязательно должны быть новости, иначе только в набат бить! Объявлять тревогу, наплевав на все, срываться с места и...
   Услышала раньше, чем увидела. Сбежала на встречу и почти танцевала вокруг машины, когда та остановилась. Вносили не в подвал, а сразу в дом и к крыльцу - так быстрее, а пилот собирался успеть вернуться до темноты, чтобы заночевать в городке. Он кивнул на мой вопрос о сообщениях "Два есть", но в руки ничего не дал. Ян тоже злился от нетерпения и условия, что сначала разгрузка.
  - Даже пока ехали послушать не дал, гад... - буркнул мне в полголоса и пихнул легкую коробку в руки: - Это сразу на кухню, тут, похоже, специи.
  Наконец, телефон оказался в руках. Мы с Яном чуть ли не лбами сшиблись над ним, наклонившись и поднеся динамик одновременно к двум ушам ближе - записано нормально, но столько посторонних шумов на фоне, будто базаре...
  - Парис!
  Я взвизгнула от счастья, едва различила голос и первые слова: "Я жив и здоров, паршивка. Дышу свободой и жаждой мести - удачно скатался, даже мяса было не жалко на сектантский пир - всех теперь знаю и по именам, и в лицо. У Кольда не хилая свита отросла за годы, часть уже прижали, часть упустили - и будем вылавливать по одиночке. Я пока с Нольдом. Он тоже жив и здоров, не волнуйся. Мы еще на Экваторных. Если сообщение передадут - привет тебе и Яну, где бы вы ни были. Старуха должна надежно спрятать. Будет возможность, наболтаю. А нет - увидимся и поговорим".
  - Как это на Экваторных? Почему?
  Я только шепнула, как Ян нажал второй значок записи, и я услышала Нольда. Без сильного фона, он говорил в помещении:
  "Все хорошо, Ева. Морс на свободе, а половины секты уже нет. Валери я убил, хотя больше случайно, чем нарочно. Пока не достану остальных, пока не найду мать, не вернусь, - дело нужно закончить. Потерпи столько, сколько нужно - еще пару месяцев, при худшем раскладе, полгода. Но к самому главному сроку я успею, и обязательно буду рядом с тобой. Люблю тебя, Ева. Ян за тобой присмотрит, Хельга обеспечит, я спокоен. Думай о том, что после войны будет мир - безопасный для самых моих дорогих двух девочек".
  - На повтор или все? Список приготовили на следующий раз? Я смогу быть только через две недели, так рассчитывайте. Блоки питания выгрузил, воды в два раза больше привез. Госпоже Один на словах что передать, она со мной встретится через три дня?
  Восточник говорил, а мы с Яном потрясенно смотрели друг на друга в полном молчании. Наверняка у меня на лице был тот же кошмар, что и у него - какие "полгода"?! Какое "потерпи" и "спокоен"?!
  - Скорее, время.
  - Да, список есть.
  Ян отдал телефон, а я поднялась в дом и достала из-под ящика с рацией заготовленную бумагу. Отто в нее даже не глянул, сунул в карман, пожал руку и, сев за руль, уехал.
  Тишина навалилась оглушающая. Я прочувствовала ее всей кожей, через слои одежды, спустя несколько минут, как машину поглотил лес. На много километров ни одного человека... голос Нольда только что звучал близко, у лица, а я наполнялась горечью от понимания - насколько он сейчас далеко. На другом конце света. За всем материком, за Побережьем, за полосой долгого моря, - от меня далеко! Мысль о том, что я его скоро увижу, держала в силе, была основным стержнем для крепости - а теперь "пока не вернусь" обрушилось и сломало.
  Я стояла посреди двора и даже плакать не могла. Одиночество будто вакуум, все стянуло внутрь, превратив в комок скрутившиеся нервы и в животе кололо пустой. Отчаянной и морозно пустотой, как глоток крайней нольдовской чистоты - последнее, что я вдохнула от него перед расставанием. Мне не помогало "люблю тебя", не помогало "будет мир". Факт один - Нольд не приехал раньше, не приедет через неделю, и через два месяца - одни обещания...
  Очнулась от того, что услышала - Ян отошел в сторону к наваленным от сосенки веткам, и стал вышагивать от них до пня и обратно. Сжимал кулаки и дышал так глубоко, что пар изо рта вырывался заметным теплым потоком.
  - Хорош друг... - я услышала сдавленное шипение. - Хорош, Ноль... думаешь, я надзиратель? Это ты должен быть здесь, а не я, - ты! Твое место, твоя жизнь, твоя женщина, твой ребенок! Не мои! Геройствует он... пока Ян позаботится... тварь ты, а не друг, Ноль! Безжалостная, жестокая, бездушная тварь!
  Заорал и с яростью схватил топор, швырнув его изо всех сил - тот улетел далеко, до самой кромки леса, и исчез в кустах.
  - Она дождется, Ян... Эли все поймет, как я понимаю, и выдержит это время. Прости за то, что Нольд связал тебя словом, если бы я могла, я бы тебя отпустила. Просто знаю, что ты не уйдешь, потому что обещал ему. Прости! Верь, что Элен...
  - Не надо, Пигалица! - Ян обернулся и зарычал в мою сторону. - Не произноси больше это имя, забудь! Не понимаешь, о чем говоришь - так заткнись! Не понимаешь, что меня убивает - не жалей! Последнее, что мне нужно, так это твоя никчемная жалость!
  Я не выдержала. Пустота внутри из холодной стала горячей и подступила слезами к глазам. На остатках силы я дошла до дома, скинула куртку и ботинки в сенях, и, закрывшись в комнате, разревелась. Все плохо. Все здесь пытка - и для меня, и для моего "надзирателя"...
  
  За окном и в комнате стемнело. Я давно лежала на полу перед печью, стащив одеяло вниз, и не плакала, а смотрела как за решетчатой дверцей мерцали угли, и представляла, что это жаркий южный закат красного солнца. Ян постучал и, не дождавшись ответа, на какое-то время ушел. Решила, что спать, но потом снова постучал и что-то произнес из-за створки, но я не расслышала. Дверь скрипнула.
  - Ева.
  - Да?
  Пришлось подняться и сесть на одеяле.
  - Прости, что сорвался на тебя. Я скотина.
  Я сначала обернулась на него, а потом отвернулась, зажав нос и рот рукой. Секунду назад, вся переполненная печалью и дурными мыслями, в один миг полярно чуть не прыснула со смеху. Ян "скотина" сказал настолько серьезно, с таким искренним раскаяньем, что я всем нутром "услышала" виноватого в непростительном мальчишку, а обернувшись, застала рослого под потолок мужчину - возрастом выглядевшего под сорок, в свитере еще более широкого, чем есть, и взлохмаченного.
  - Ева.
  То ли гормоны, то ли эмоции так качнуло сами по себе, но я приткнулась в поджатые коленки и сдерживалась как могла. А когда Ян подошел и очень аккуратно тронул пальцами за плечо, всхрапнула от смеха.
  - Ты плачешь или смеешься? Я тут себе уже половину волос выдрал, не знал, чем искупать буду...
  - Ян, брось. Ты ни в чем не виноват. Я уже отревелась, и вовсе не потому, что ты наорал, а потому что... Нольд сказал, что сказал. Придется смиряться. И, ты уж прими как факт, тебя на самом деле жалко - это первые недели цветочки, дальше ждет ад. Заперт в глуши с беременной и в лес не сбежать, а я еще даже не знаю, что могу устроить!
  Ян выдохнул и даже улыбнулся. Я дернула его за штанину, подвинулась на одеяле:
  - Посиди немного. Тут, если прикрыть глаза, можно вообразить себя на песочном пригорке в мачтовом лесу, закатный вечер, теплый воздух.
  Он сел, скрестив ноги. Помолчал, а потом спросил:
  - Мачтовый лес? Так что, помогает смолистый запах?
  - Помогает...
  И мой голос сам куда-то скатился в тихое из-за вспыхнувшей мысли: Нольд где-то невообразимо далеко свершает глобальное - рискует жизнью, давит сектантов, делает мир чище, чтобы в будущем я, некромантка, могла свободно дышать в нем. А тут вдруг мелочь - восемь полешек у печки, и мне легче дышать здесь и сейчас.
  
  Глава девятая
  
  Уже на следующий день я уложила в голове мысль, что здесь придется жить долго, в зиму, и хлопот прибавится в разы вместе со снегом и морозами. Успокоилась и почувствовала внутри источник новых душевных сил - не беда, справлюсь. Грозилась Яну, что буду устраивать истерики, а сама, наоборот, умиротворилась. Все же ожидание и неопределенность раньше выматывали, а теперь, когда знаю, - улеглось. Но при этом понимании, не могла разобраться, что происходило вообще с чувствами.
  Иногда я долго не могла заснуть, вспоминая жизнь в северной столице и Нольда. Тосковала по нему, его голосу и объятиям. Представляла - где он сейчас и мечтала, что в этот миг он точно также думает обо мне. Рисовала себе разные наши встречи в будущем. Как он вдруг доберется пешком сюда, весь заросший и обгорелый с югов, пропахший потом и дымом, и объявится на пороге комнаты. Или как он без предупреждения прилетит с восточником, а я, выглядывая машину, закричу от радости, увидев его в кабине и узнав. Или Хельга объявит о поимке глыбы-матери, вернет нас в столицу, а там прямо в аэропорту встретит...
  Но иногда я ловила себя на том, что за целый день не вспомнила о Нольде ни разу. Делала свои дела, спала, в сухую погоду небыстро бегала, разговаривала с собственным животом, будущей дочкой, а его как будто даже нигде не существовало никогда. Ни одной мысли о Нольде.
  Через две недели, как приехал Отто с запасами, слушала новые сообщения. Парис снова наболтал больше гадостей, чем приятностей. И Нольд. Ян, поняв, что оно целиком для меня, тактично и очень быстро исчез из сеней, а я слушала все полторы минуты голос, и плакала от счастья. Ставила на повтор, отвечала "я тоже люблю тебя". Порывалась записать ответ, но восточник качал головой - пока связь односторонняя. Сообщения отправлялись с одноразовых номеров, звонков никогда не было. Парис и Нольд шифровались сильнее, чем партизаны в тылу врага. И то счастье, что хоть какие-то сигналы доходили, можно понять - живы оба.
  А еще две недели спустя, когда восточник прибыл с пустыми руками - не расстроилась. Нет и нет. Через месяц, к середине октября, сидела в сенях и слушала сообщение с извинениями, что по-хорошему обстоятельства не сложились, и Нольд не вернется, как хотел, раньше. Мне было грустно, но как-то ожидаемо. Я знала, что будет не так, как он хотел. Поплакала чуть-чуть, а потом всю ночь смотрела как за окном по-настоящему плотно повалил снег.
  Забелило все намного раньше, но зима рухнула в октябре сразу махом - сначала тремя днями снегопада, а после морозами.
  Ян ко всему готовился. Неделями до этого пропадал на вырубке, запасаясь дровами. Расширил до дороги тропинку к реке - там, где можно будет сделать прорубь, как лед встанет, чтобы легче было расчищать и носить воду. С первого снежка утаптывал и расчищал все вокруг дома, если хватало времени - занимался тем же на подъездной дороге. Отто предупредил, что каждый раз будет приезжать все реже и привозить все больше - благо многие продукты можно стало хранить на улице, не боясь дождей. Ян в стороне на опушке целый подвесной склад соорудил. Крупных зверей я ни разу не видела, но осторожности в этом Ян никогда не убавлял - ходил всегда с топором за поясом. Я не волновалась, почему-то была уверенна, что у него его чутье работает - и, не приведи Морс, он реальным нюхом за километр почувствует медведя или волков. Не попадется врасплох.
  - Ты что делаешь? Нарочно?!
  - Спокойно, так надо.
  Я вернулась с кухни в комнату и увидела, как Ян подтачивает на шкурке мои деревянные брусочки. Вернее, они - его. Он напилил заготовок, обработал образец - плашечку размером со спичечный коробок, только уже, и попросил все такими сделать. Работа нудная, но не тяжелая, и я пять вечеров сидела с наждачными шкурками, скрупулезно выравнивая каждый.
  - Это саботаж! Я же старалась, ты говорил - идеально одинаковыми, а сам их портишь!
  - Некоторые должны быть неровными. Это важно. Не догадалась еще - никогда в "Башню Слона" не играла?
  - Я тебе сейчас эту миску с кашей на голову надену!
  - Если дотянешься.
  - Я в прыжке.
  Сперва возмутилась по-настоящему, но сдулась быстро - обидно, что корпела не над важными деталями для чего-то, а для какой-то игры, но и ладно.
  - Этот великий день настал, Ян. Сегодня.
  Северянин заметно напрягся и сразу бросил портить плашки, посмотрел на меня с умоляющим выражением лица.
  - Пигалица...
  - В мире нельзя нарушать равновесие, твоя очередь довериться мне без оглядки. Где справедливость, когда я тебе свою жизнь вверяю, а ты подстричься боишься.
  - Изуродуешь ведь.
  - Ты уже не самый красивый. Давай, - у нас выходной, баня почти готова, позавтракаем, сядешь к окну, и я быстро верну тебе цивилизованный вид. Больше отсрочек не приму.
  Это было смешно, но Ян без шуток боялся подставить голову под ножницы в моих руках и долго отвоевывал право ходить лохматым. Уперто брился изо дня в день, руки после работы отмывал, ногти стриг и чистил, но волосы отрастали, все равно превращая городского дознателя Одина в свитере, штанах и сапогах, в дичающего северянина-лесника. Как бы Ян не старался удержаться в своей ухоженности.
  Стол подвинули, под самый яркий свет, к окну, поставили табурет. Ян сел на него, как на плаху - спину сгорбил, плечами поник, уменьшившись в размерах. Но без спора стянул свитер и рубашку, а я, клеенки не было, накрыла его отрезом брезента.
  - Зажимов нет, держи рукой под горло.
  Давно я не видела главных шрамов - те, что на щеке и подбородке, были настолько поверхностными, что почти сравнялись со временем - как по ровности с кожей, так и по цвету. А вокруг кадыка - розовые ямки, память о гадких пальцах Артура.
  - Ты завод вспоминаешь?
  - Нет. А тебя что, кошмары мучить начали, что ты его вспомнила?
  - Ни разу. Будто в другой жизни было и не со мной. Знаешь, Ян... - решила признаться: - Никогда раньше я не чувствовала себя лучше и спокойнее, чем здесь - в глуши. Никаких духовных призраков, вони от шлейфов, страха перед патрулями, бдительности к знакам, я живу как обычная женщина, забыв, что некромантка. Не надо бежать и прятаться, не надо быть готовой каждую минуту к тому, что тебя поймают власти или преступники. Впервые просто живу, а не выживаю, не беспокоясь ни о чем.
  Вот тоже - одно из непониманий, что происходило с чувствами. Мне не положено было испытывать счастье, я терзалась виной за те минуты, когда остро его ощущала - ведь не все хорошо. Ведь Нольда нет рядом, он на юге - в жаре, жажде и войне, без любви и без женщины, со зверем внутри, который может быть снова берет верх над человеческим...
  Взялась за расческу и за первую прядь волос, и застопорилась. Нольд... А Ян? Был ли хоть один день после того проклятого завода, чтобы хоть искорку увидеть в глазах? Нет. Была ли хоть одна ночь, когда бы я испугалась, что он озвереет и ворвется ко мне в комнату? Нет! Без любви и без женщины - даже по человеческим меркам, его мужская и недобровольная аскеза, - настоящее испытание.
  - Да отстригай уже! Я не буду здесь час сидеть как дурак.
  Вместо ответа я опустила одну прядь и набрала их в руку еще больше, прямо на затылке - зажав чуть-чуть, а потом сильнее. Ян повернулся, посмотрев на меня абсолютно серыми и круглыми от удивления глазами:
  - Рехнулась? Опыты ставишь?
  - Да. Чего ты вдруг на заводе зверем решил проснуться, когда с рождения жил без малейшего проявления? Вдруг потому, что тебя взрослого за волосы никто не хватал! Я вот - попробовала повторить.
  - Приперло для выживания.
  - Хельга сказала, что ты должен суметь проявиться перед остальными, чтобы получить права и доказать, что старшего из старших убил без подлога, честно. Ты не хочешь или не можешь? - Я, по-хозяйски повернув его голову обратно, и продолжила: - Придется тебя на совете провоцировать на смертельный поединок? Замри, я начинаю. Машинки нет, обкорнаю ступеньками.
  - Я потом на лысо побреюсь.
  - Только попробуй, запрусь и не пущу тебя из бани обратно в дом.
  Ян терпел, морщился почти на каждый "чик" лезвий. Чего боялся? Я не верила, что северянину настолько важно было не превратиться в посмешище, подстриженное под горшок - лет двести назад все пшеничноволосые крестьяне так ходили. Или не стать чучелом, у которого с одной стороны плешь, а с другой все клочками. Тут, кроме меня, зрителей нет - а я смеяться не буду. А, может...
  - Мне не нравится, что ты начала ржать...
  - Красавчик Один, покоритель женских сердец без всякого магнита. А-ха-ха, в моей власти все твое обаяние! Раз, раз, раз! - Пощелкала над макушкой для острастки. - Легенда есть у западников, где одна коварная женщина мужчину остригла, пока он спал, и божественных сил лишила. Ты поэтому так трясешься?
  Ян сам тихонько начал смеяться, поэтому потряхивало. Сказал без злобы:
  - Ненавижу тебя.
  - Спокойнее. Сейчас возле ушей ковыряться, мне нужно, что бы ты ровно сидел. А если серьезно, я пару раз отца стригла, и ничего, нормально получалось. При том, что у него волосы были жестче и вились.
  Как закончила, стряхнула брезент и освободила приговоренного, Ян сразу запустил обе пятерни в укороченные волосы, не видя без зеркала, но прощупывая. Мне удалось, я собой гордилась. Получилось не идеально, но очень похоже на изначальную прическу, к какой он привык.
  - Сносно. Даже нормально.
  - А то! А это откуда?
  Пока он сидел полураздетый, я заметила на руке предплечье след - вроде бы тоже шрам - два полукруга точками и пунктирами.
  - Так это ты приложилась, забыла? Прокусила со всей дури.
  - Великий Морс... вспомнила, в спортивном комплексе. Неужели так сильно?
  - Клеймо некромантское. Нуля ты пожалела, у него сошло. Ладно, спасибо. Из дома ни ногой, пока я в бане, даже в туалет - терпи.
  Ян забрал приготовленную чистую одежду, разулся в сенях и ушел босиком. Самый жар я выносить не могла, потому мыться всегда ходила после, как баня чуть-чуть остывала. В этот же день обычно там же и стирали вещи - я свои, Ян свои, и только частью делились - все простыни и тяжелые пледы брал на себя он, а я забирала из его грязного гардероба рубашки и свитера. Канистры с речной водой, котелки с кипятком, ящики с запасами - любая тяжелая работа была за Яном, даже если это нудный и грязный быт. Я тоже в нем закопалась, - только с мелочным. И у нас обоих, невольных сожителей, каждый день был наполнен рутиной: у меня бесконечные готовки, у него дрова, у меня уборка, у него снег... и все равно - хорошо.
  - Ты точно станешь для Элен идеальным мужем. - Я подмела волосы и кинула в печку. - Ты заслуживаешь своей настоящей семьи, как никто другой, Ян, и ты обязан научиться проявлять зверя, чтобы получить законное право на это. Как помочь с этим, что сделать? Подраться что ли еще разок и покусаться еще сильнее? Посоветуй, полузвереныш?
  Погладила себя по животу, обращаясь с последним вопросам к Яне. У кого еще спрашивать, у Хельги? Старуха далеко, по телефону не позвонить, пока северянина нет дома. Мне хотелось ему счастья, - такого, о каком он сам мечтал, - жена и дети. Свои. А не я и племянница, за которыми он ухаживал по совести хорошо.
  
  Глава десятая
  
  Ян придумывал разное. Вечера скучные, а игр он знал много, так что время пролетало быстро, и отдыхалось хорошо. Как морозы спадали, он весь день проводил на улице, где и мне находил дело - бегать никак, а двигаться хотелось. Один раз я три дня к ряду вытаптывала площадку по его заданию, даже не понимая - зачем. Ходила и утрамбовывала снег, а он появлялся, выравнивал лопатой бугры, забивал ямки и снова просил протоптаться по всему периметру.
  - Ты слишком легкая. Грузила тебе что ли придумать на ноги... плотнее шагай.
  И уходил обратно к куче веток, из которых что-то особое выискивал, выпиливал и зачищал. Как результат его устроил, оказалось, что все опять для игры - в "Осаду".
  - У тебя детство было вообще? Не слышала и правил не знаешь?
  - Смутно знакомо...
  Ян выскреб разметку, выложил из ровных маленьких бревнышек конструкцию и дал мне ровную палку подлиннее. Стал объяснять правила - как кидать, как сшибать и какова конечная цель, кто в итоге победитель.
  Я поняла одно - детство у меня настало в тридцать четыре года. Азартного ора было на весь лес! А визг случился, когда оказалось, что огромный сугроб, наваленный после ежедневной расчистки участка, был не просто так накидан. Ян подгадывал люто морозные дни, залезал на самую верхотуру с канистрой речной воды, сливал ее с края, а с другого вырубил ступеньки, и однажды спустил меня с самой настоящей горки, подсунув под зад пластиковую крышку от баллона.
  Я, южанка, влюбилась в суровую зиму! Впервые в таких снегах, по уши в сырости и соплях от мороза, летала со свистом в ушах с этой горки прямо в сугроб. Простуда мне не грозила, регенерат отогревал так, что руки и нос не отмерзали, а горячели с легким зудом. Из-за этого я катала снежные шарики плотно, с обледеневшей корочкой от теплоты кожи, и пуляла их в мишени на соснах с взрывным эффектом. Это было в тысячу раз лучше, чем стрелять в тире из огнестрела!
  - Пигалица, ты меру-то знай! Я на пару часов в день рассчитывал, чтобы тебя проветривать, а тебе уже и пяти не хватает. По всем аттракционам прошлась, давай домой.
  - Ян, ты нарываешься на мое любимое из развлечений - стрелять снежками в тебя!
  - Силком унесу.
  - Ага. Попробуй. Дай надышаться!
  Я не забывала про свои хозяйственные обязанности, но все свободное время выжимала до последней минутки в радости. Еду только погреть, посуду помою завтра, вещи для стирки переберу тоже - точно не сейчас. Тем более - совсем скоро срок беременности не позволит так беситься. Живот едва обозначился, а как совсем округлею, уже не побегаю и не попрыгаю.
  - Воля!
  Шмякнулась в снег ничком и осталась лежать. Смотрела как вверх уходил парок от дыхания, а потом и на звезды. Здесь очень рано темнело. По времени не поздно, а небо, как ночью - все кристально глубокое, темное и с миллионной россыпью звезд. На юге я таких не видела - потому что никогда не выбиралась настолько далеко от городков с огнями, приглушающими яркость. И вспомнила моего Толля... он бы тоже мог прожить долгую жизнь и увидеть небо на всех сторонах света.
  Услышала скрипучие шаги Яна и почувствовала хватку за щиколотку:
  - Все, застудишься так. Волоком домой потащу, если идти не хочешь.
  - Тащи. Только по пути к туалету сверни - мне надо.
  - Ладно.
  И мое звездное небо поехало, а под спиной скользил и проминался холодный снег. Понимала, что веду себя очень глупо, но мне слишком стала нравиться эта ежедневная игра в детские капризы. Ян всерьез никогда не бесился, подыгрывал, и вечер за вечером в любую хорошую погоду утаскивал меня домой разными способами. То на своих плечах, то на спине, то волоком, то как бревнышко - перекатывая прямо по снегу по мягкому, а на плотной расчистке заставлял вставать и тащил на себе, будто я напилась в дым и не могла ходить.
  Отчасти правда - упивалась. И все меньше и меньше грустила по жаркому солнцу, песочному пляжу и назойливых трескучих цикадах в высокой траве. Самое жуткое, и самое довлеющее виной, как похмелье, - все меньше и меньше думала о том, как тяжело Нольду на Экваторных островах. Он ради меня боролся с сектой, строя мир будущего без зла, а мне до одури хотелось не плакать, а улыбаться. Мир настоящего - без зла, уже меня окружал!
  
  Отто приезжал на снегоходе с прицепом, - ни на каких колесах сюда добраться невозможно. Питьевой воды практически не привозил, мы для этого топили снег, а нагружался едой и вещами, более необходимыми. Продукты, аптечные витамины, инструменты, блоки питания - не только для рации, но и для фонарей, которые нам по вечерам давали свет - не все же керосиновыми лампами пользоваться. Спички, мыло, бумагу. И все реже новости. Только Хельга стала чаще наговаривать сообщения и требовать ответных записей-отчетов - срок беременности становился приличным, и старуха хотела знать все детали: сколько ем, сколько сплю, есть ли отеки. Беспокоилась зря - все у меня было хорошо. И "помни мои наставления" - всегда в конце вместо прощания.
  Алекс Нольд до сих пор не поймали. В кланах только нарастали проблемы - случился тот прорыв, который назревал за все последние годы их устоев: диверсии и бунты тех, кто хотел перемен в иерархическом раскладе. Полузвери собирались Хельгу вообще свергнуть на том основании, что женщины клана теперь не единственные продолжательницы рода. Нольд доказал, - мужчины тоже могут. Больше ни у одного пока не получилось, но сам факт многих свел с ума. "Ресурс" не хотел больше быть бесправным "ресурсом.
  За следующее время, весь ноябрь и почти целый декабрь, подходивший к концу, за Яном я стала замечать разное - от забавного, до странного. В кокой-то из дней он впервые визуально заметил живот. Раньше под кофтами и объемным свитером, если еще и в дубленке, когда на улице, беременности видно не было - а тут он уставился на меня и как-то сразу весь растерялся. Я давно вылезла из штанов, утепляясь колготками в два слоя и шерстяным платьем, а в тот день после бани настолько нагрелась, что в комнате сняла и свитер, и кофту.
  - Все, никаких горок...
  - Ты как будто открытие сделал, Ян. Я вчера была точно такая же, как сегодня.
  Забавным было то, что потом я эту растерянность замечала чаще, и весь северянин целиком стал суетливее. Кидался с помощью там, где не надо, иногда переходил на шепот невпопад, дергался, если, не приведи Морс, подо мной табуретка за половицу ножкой зацепилась. Все бешенства на морозе пресекал, - позволял ходить, кидаться снежками и кататься не на горке, а на самодельных санках с ним же в упряжке - мой личный ездовой волк.
  Из странного - Ян становился молчаливым и напряженным в дни приезда Отто, и заметно расслабленным, когда тот не привозил решающих новостей. Всегда мрачнел, слушая сухой голос Хельги из телефона, хотя по содержанию ничего тревожного в нем не было - я в этот момент подозревала, что старуха сама по себе напоминала ему о существовании мира полузверей с законами и правилами. И там Яну рано или поздно придется предстать на собрании - а зверь, похоже, спал беспробудным сном.
  - Тебе бульон из кубиков еще не встает поперек горла? Я о копченой рыбе к новому году мечтаю, как не знаю, о чем - аж зубы сводит.
  Северянин только плечами пожал. Ему все равно было, что есть. Я разлила суп по тарелкам, села, который раз подметив, как он стрельнул глазами на несчастный скрипучий табурет, как на преступника, от которого ждет нападения.
  - Давно надо ящик принести. Он шире и устойчивей.
  - Прямо сейчас не подрывайся. Ешь. После обеда притащишь, а я под размер сидушку сошью.
  Сама успела съесть пару ложек, как вдруг почувствовала...
  Дом хорошо протопился, я ходила по здешним меркам налегке - в шерстяных колготках, войлочных полусапожках и платье, и за миг пыхнула еще большим жаром от резкого волнения. Это случилось впервые! Схватила Яна за руку и плотно приложила к животу - в том месте, где был толчок.
  - Замри!
  Он не замер, а будто от разряда дернулся, подавившись и прыснув разжеванными сухарями на стол.
  - Она шевельнулась, слушай! Здесь! Сейчас! Ян!
  Я захлебывалась восторгом, а у него пошли носом бульонные сопли. Но о таком не предупредишь, от эмоций хотелось визжать, и потому я упорно удерживала ладонь - будет второй раз! Он тоже должен прочувствовать! Моя девочка подросла настолько, что начала давать о себе знать и внешнему миру!
  - Ян! - Взяла свободной рукой полотенце, и утерла ему нос и губы, как мальчишке, который не способен сделать это сам. - Подожди чуть-чуть, услышишь!
  - Пигалица... мне нельзя так...
  - Помолчи.
  - Ты не понимаешь. Есть запрет... прикасаться имеют право только женщины семьи или отец ребенка.
  - Нольд, иди сюда! Ты где там, на кухне застрял? - Я повернула голову к двери, разыграв сценку призыва, и тут же укол раздражения погас, затмившись ожиданием. - Мне плевать на запреты. Здесь ты. Уберешь руку, обижусь насмерть! Слушай!
  Ян и без того несчастно бледный, стал розоветь - и уши, и скулы, шрамы проявились заметнее. Ничего, стерпит неприличную привилегию, мне это нужно! Несколько секунд спустя толчок повторился - ножкой или ручкой, крохотная Яночка внутри ощутимо вдарила прямо по пальцам. Меня опять пробрало жаром, а северянин совсем задеревенел, будто дышать перестал.
  - Буйная, убедился. Отпусти меня, пожалуйста.
  Я отпустила. Он сразу поднялся с места и пошел к двери:
  - Я за ящиком.
  По времени прошло раза в три больше, чем нужно, даже если перебрать весь подвал, а все не возвращался - и мое настроение скатилось в печальную мысль - может, Хельга не просто так давала мне свое наставление? Общайся я с Яном так, как она велела - ему бы в итоге было легче. Хотела поделиться радостью, а ему как плевок в лицо и издевательство над мечтой - о своих детях. Северянину нужна Эли! С ней он уже по полному праву прислушается, как в животе у любимой женщины его дочка или сын подаст первый сигнал общения с отцом. Хорошо быть нужным - другом, защитником, братом мне! Но не заменой Нольда!
  Хельга не даром сказала: "не путай одно с другим - он не муж".
  - Какая же я непроходимая дура...
  Сколько тогда прошло времени? Со дня знакомства до дня расставания - половинка июня, весь июль и краешек августа - я и Нольд, вместе мы были и того меньше. А судьба позлорадствовала с тем, что оставила рядом Яна на много месяцев, и в тот период, когда мне больше всего нужна была забота и участие. Любовь и теплота. Ян мне жизнь спас, Ян излечил от трупного окоченения, Ян избавлял от нужды выживания и хандры, не давая грустить южной Пигалице на краю морозного света. Он, а не Нольд, сделал меня счастливой.
  А чем плачу? Эгоистичным "мне плевать на запреты"? Не считаясь с тем - а что для Яна счастье?
  - Дура, дура, дура! Настоящая сука, и не в зверином, а в человеческом...
  Сама себя отругала и не выдержала - накинула дубленку, переобулась, взяла сидушку и вышла на крыльцо. Не собиралась искать северянина и лезть с разговорами, хватило ума понять, что он сбежал не для этого. Надо побыть одному - пусть будет. Захотелось остыть и подышать морозным воздухом.
  Ян появился из-за торца почти сразу, как устроилась на верхней ступеньке.
  - Нашел подходящий, но передумал. Занозистый и двигать - громоздкий. - Он подошел к крыльцу и сел на нижнюю ступеньку по диагонали. - Я тебе кресло сделаю, со спинкой и подлокотниками - надежней, не укатишься.
  - Спасибо.
  Без верней одежды, в тонком, для дома, свитере, Ян сидел и не замечал приличного минуса совсем. Стукнул сапогами, стряхивая снег и стал смотреть куда-то в лес, а я - на него. Голова мокрая и горловина запорошена. Ян будто макнулся в сугроб по плечи, и теперь с влажных прядок капельки заметно стекали за шиворот.
  Я несколько секунд наблюдала за этим, а потом ужаснулась! Меня саму за одно мгновение будто кто лицом припечатал в стыд, вину и отвращение к самой себе, - потому что я внезапно захотела подобраться к Яну и обнять. Прижаться со спины, обхватить за плечи и ткнуться в эту мокрую шею щекой. Взять и поцеловать за ухом.
  Я изменщица! Самая подлая на свете женщина, раз допустила это желание по отношению к лучшему другу! Это не регенерат вспыхнул - ошпарило осознанием и позором так сильно, что кожа загорелась и пальцы затряслись, покраснев.
  - Ева... в дом, быстро!
  Оглушенная, ничего не поняла, Ян сам влетел внутрь, подхватив меня за подмышки и внес на себе в сени, а потом в комнату:
  - Спрячься под кроватью и не высовывайся!
  И исчез! Я кинулась не к кровати, а к окну, влипла в стекло, увидев, как он метнулся за топором и снова исчез - уже с площадки для колки дров. Опасность! Ян увидел или услышал что-то, что до меня не дошло. Успею я спрятаться... лечь на пол и выжидать под кроватью, еще больший кошмар, я должна была тоже увидеть и понять - чего ждать? Скольких? Откуда? Облегченно выдохнула от того, что стыд быстро заменил страх. Я забуду преступное чувство, и никогда больше не позволю себе подобного!
  Звук еще не дошел - двойное стекло мешало, а точка из леса появилась. Кто-то крупный быстро приближался, следуя по засыпанной подъездной дороге. Нет... крупный это потому, что на снегоходе. Один человек в темном. А Отто мы ждали не сегодня, рация молчала.
  Я спряталась за стенку, не маяча открыто, но аккуратно выглядывая. Незнакомец один, а не отрядом. Нольд? Нольд?! Пусть это будет он! Пусть это будет он, как гром среди ясного неба, приехавший именно сейчас!
  - Да!
  Ян объявился в поле зрения спокойно. Признал человека, вышел из укрытия и пошел на встречу, топор воткнув обратно в пень. Я кинулась - из дома, со ступеней, побежала и сразу поняла, что ошиблась... запнулась на миг, но уже в другой снова рванула и повисла на шее у Париса, едва тот заглушил мотор снегохода.
  - Паршивая некромантка! Стоило из-за тебя переться сюда, чтобы сдохнуть от холода, или нет? Стоило?
  - Ты почему один, что случилось?
  Ян постарался скрыть тревожное в голосе, и протянул руку. Парис пожал:
  - Привет, уродец и седьмой сын. Нольд на югах, а я стал помехой. Я некромант хороший, а боец - говно. Гостей принимаете?
  - Таких, как ты? Не жалуем. - Ян попытался подыграть манере язвить. - Но заходи. Накормим супом из бульонных кубиков, с сухарями.
  - Фу.
  Парис зашел, попутно объясняя, что в этом доме бывал и даже какое-то время тоже жил. Хельга приютила на заре знакомства.
  - Это надежное логово... Хламом обросли! Было убожество, а стал склад. - В большой комнате он сразу прикрыл дверь и посмотрел на нас. Покривился: - Великий Морс... кровавая баня, а не запах. Ладно Ян, он не чует, но ты здесь как дышишь?
  - Сам себя в суе упоминаешь? Я не чувствую. Отшибло в самый первый день. Если тяжело, открой дверь - много тепла не уйдет, не замерзнем.
  - Интересно. Ладно, кормите вашей бурдой, я с самолета не задерживался, так что давно не ел.
  Мне хотелось, чтобы Парис сразу начал рассказывать все - буквально с момента обмена и дальше, не пропуская ни дня. Но вежливо молчала, сдерживая любопытство. Ян не выдержал первым:
  - Есть и рассказывать можешь?
  - Могу. Я коллекцию собрал полностью. - Оттянул тонкую кожу на скуле и отпустил. - Все мое, живое. Буду стареть и умирать с костями в наборе. А так - про плен вам не надо, про охоту на сектантов тоже...
  - То есть как, не надо?
  - Вам своих кровавых историй мало? Я конечно могу навалить в душу еще чернухи, но не стану. Не за этим приехал - будет отдельный разговор с тобой, и отдельный - с тобой. Все по делу. Из главного и общего - Нольд цел и невредим, если не считать, что он сгорал и облезал сотню раз и я его оставил в состоянии запеченного коричневого яйца, еще лет десять себе на вид накинул. Волосы выгорели до кипельного - седой старикашка. Сильный, злющий, маниакально зацикленный на борьбе, и страшный, как демон. Там если к нам кто в лапы попадал из сектантских, обделывались от одного вида.
  - А ты давно вернулся с Экваторных? Судя по загару...
  - Это регенерат. Солнечный ожог - своего рода травма, я обновляться успевал с двух глотков воды. - Парис еще поковырялся ложкой и отодвинул тарелку: - Про бурду пошутил, но оказалось, что не пошутил. Есть невозможно. Консервы какие есть?
  - Сиди, Пигалица, я принесу.
  Некромант прищурился и блеснул из глаз золотыми бликами, как только Ян вышел:
  - Подвела Пра-Отца? Не могла что ли как надо забеременеть? Я девчонку живым существом даже через пузо распознаю, - самое чистое создание, но ведь обыкновенный звереныш. Смысла нет в скрещивании, если родится или-или, а не симбиоз двух сущностей.
  - Даже если родится самый обыкновенный человек, мне все равно, что ты там хочешь. Ты понимаешь сам смысл - не скрещивания, а детей?
  - Ах ты ж... какая меткая. Попала в то, чего я думал у меня совсем нет, в чувства.
  - Говяжья тушенка, сойдет, гурман?
  - Сойдет.
  Может, Ян слышал эту часть разговора, может нет. Спросил, как сел на свое место обратно:
  - Ноль лично ничего не передавал - мне или Еве? На словах, письмом?
  - Точно! - Парис привстал, похлопал себя по карманам штанов: - Пинеточки же здесь где-то были, маленькие, розовые, с помпонами. Он как купил, долго при себе таскал, у самого сердца - мыслью о доченьке. Как меня отправил, так и отдал. А... нет. Нету. В снег по дороге выпали, наверное...
  Ян побледнел:
  - Заткнись. Рехнулся так издеваться? Продолжишь шутить, вылетишь вниз башкой с крыльца, я позабочусь о переломах.
  Некромант затих и пытливо посмотрел на меня, а потом на северянина:
  - Простите дурака. Язва от химозного супа открылась.
  Я поторопилась уйти от накала:
  - Что с остальными, знаешь - кто где, как у них дела?
  - Да, разузнал.
  Вилли и Фортен собирались после нового года вернуться в столицу. Варита останется на западе и по сплетням того же "гадкого мужеложца" девушка вовсю охмуряет Ивара. Единокровный брат некромантского принца пришелся ей по душе, а взаимно или нет, пока не ясно. Злата и Троица вовсю развернулись на востоке, ресурсы есть, но оба скрываются - шпионы со всех концов света пытаются достать новаторов и переманить под свою единоличную власть. Но раз задумана мировая революция, нельзя позволить ни одной из сторон лидировать. Рассылка идет открыто - ученому, медицинскому сообществу, средствам массовой информации. Благодаря чему появились первые смельчаки-добровольцы, выходящие в свет, некроманты сдают кровь, и, благодаря прозрачности, - никто их в клиниках уже не запирает. Инквиз трещит по швам, система почти в руинах. Элен тоже при деле - связующее звено. Выступает как представитель гения Троицы, давая интервью и отвечая на все вопросы от имени старика. Блистает в софитах.
  - Чай будет?
  - Кофе тоже есть.
  - Богачи! Давай кофе, паршивка.
  Но Ян опять поднялся первым, и придавил за плечо:
  - Я сделаю.
  Едва остались вдвоем, Парис как на заказ повторно блеснул в темно-карих глазах хитрым и золотым:
  - Гоняешь прислугу? Старая псина тебя всему научила, да? Следуй правилам стаи, раз приняли, закрыв глаза на то, что ты грязный недочеловек. Была на тот момент. Не обижайся.
  - Я не обижаюсь.
  Ян принес не одну, а три кружки. Хотел занять свое место обратно, но некромант остановил:
  - Погуляй. Я тут на час-полтора, надо до темноты вернуться. С Евой сейчас поговорю, а ты подожди во дворе пока. И не бойся, не загноблю, она мне дочь как никак.
  Представить - что за личный разговор может быть у него ко мне, даже на вскидку не могла. Молча ждала, пока Парис наполовину выпил кофе, а потом выглянул в окно - убедиться, что третий со своими "звериными ушами" на самом деле на улице.
  - Я очень любил свою жену, Ева. Души в ней не чаял. Как с ума сошел, едва впервые увидел золотоволосую горожанку Амину. Завоевал. Женился. Появились дети. Но я ведь некромант, мужчина, и кроме семьи в моей жизни было еще и дело. Больше - великая цель. Испытать все, открыть природу сущности регенерата и видения, прославиться на весь континент, чтобы имя вошло в века. А жена - она за мужем. Амина - моя, пойдет за мной, стерпит лишения, разлуки и даже опасности, потому что любит. И предана. До смерти - предана.
  Он нервно дрогнул веками и чуть прервался, - или вспоминал, или тяжело стало сказать дальше то, что собирался.
  - Детей тоже любил. Горел мыслью, что на самом деле вершу свое великое ради их будущего - они наследники, некроманты, им и их детям жить в мире после меня, первого Пра-Отца. Я со своим другом в помощниках ставил опыты на себе, занимался алхимией, травами, кровью, пытался с обычными людьми проводить медицинские эксперименты, например, прижимать две раны, накладывать свою срезанную кожу на проказы... люди, конечно, обо всем узнавали - слуги барона, местные в поселениях. Все разносилось и разносилось, оборачиваясь то божественным, то демоническим в разных умах. Но я был так поглощен и самоуверен, что не обращал на эти мелочи внимания. Общество просто пока не понимает. Считал глупостью страхи жены - ведь я могу сам себя случайно убить, ведь народ может прийти к дому с факелами и вилами. И даже когда на самом деле пришли, и я сбежал вместе с ней и детьми - не слушал ее беспокойства. Запрятал подальше, обезопасил, и продолжил делать то, что делал. Пропадал неделями, потом месяцами. Жена, - всепонимающая, всепрощающая любимая женщина. И дети - кровь от крови мои отпрыски, почитающие и боготворящие меня потому что я - отец.
  Парис тоскливо посмотрел мне в лицо.
  - Ты попала в самое яблочко, спросив, понимаю ли я смысл детей? Бери больше - семьи. Однажды я вернулся после долгого отсутствия домой. Гордый, счастливый от открытия трехдневного некромантского сна с бессмертником. Победитель! Готов был принимать все - объятия, восхищение, любовь! А моя золотоволосая и прекрасная Амина... - Он приподнял руку от полупустой кружки и навел указательный палец на меня. - Я этот взгляд помню так же хорошо, будто все было вчера. Равнодушный. Ей стало все равно. Я любил ее и детей больше жизни, но не так, как было нужно им. Я не считался с тем, что обязан быть рядом, а не с головой в открытиях, не считался с тем, что маленькие сыновья и дочери росли без меня и смотрели как на чужого и пришлого незнакомца. Я ее потерял, Ева. Ее и вообще - семью. Даже не заметив, насколько давно это случилось. Нольд точно также сейчас помешался на свое миссии. Зная болезнь и последствия по своему опыту, я честно его предупредил - чем все может закончиться. Пора сворачиваться и возвращаться. Но он только посмеялся - ведь его Ева - всепонимающая, всепрощающая и любящая. Стерпит лишения, разлуки, до старости будет ждать, потому что - жена. Статус - равно гарантия. Но так это не работает...
  Я зажмурилась и сцепила руки на столе. Парис тихо продолжил:
  - Я приехал повидаться и посмотреть. Все, что нужно - увидел. Сказал, что Нольд постарел, у тебя в лице ни капли сочувствия. Сказал, что он стал маниакально-зацикленным - ни тени тревоги. Ублюдски пошутил про розовые пинетки, которые он якобы передал в подарок с мыслью о дочке, - ни проблеска слезы и обиды. Тебе все равно, паршивка. Он тебя уже потерял, это случилось. Если Нольд упустит последний шанс и не объявится к рождению ребенка, он и отцом не будет, не то что мужем. Хельга рассказывала тебе о семи днях первого вдоха?
  - Нет.
  - Спроси. У меня нет права о таких вещах говорить.
  - Парис... - Я умоляюще на него посмотрела. - Пожалуйста, не уезжай. Останься со мной и отпусти Яна. Он любит Элен, а заперт обещанием, он должен немедленно ехать к ней! Пока не поздно! Я не доставлю хлопот, со мной не надо носиться, как с золотым яйцом. Не надоем, буду сидеть в комнате безвылазно, все, как ты скажешь - только останься.
  - И жрать твой гадкий суп каждый день? Нет.
  - Я все умею готовить. Мы Отто сотню разных консервов закажем. Я всю стирку на себя возьму, я тебе все подавать буду. Молчать буду. Двери не закрывать никогда.
  Некромант на каждый мой жалкий довод отрицательно мотал головой.
  - Ян не заслуживает такого, Парис! Это жестоко! Пойми, он же после раз разбитого сердца смог снова влюбиться! С первого взгляда в прекрасную девушку с жемчужными волосами, которая ему взаимностью ответила, а он - исчез? Это же тоже самое! Держит слово, данное другу, с верой, что она его дождется - потому что всепрощаю...
  Я заплакала.
  - Да... вот тут равнодушия днем с огнем не найти.
  - Мне его жалко!
  - Обманывать нехорошо. Плохо тебя родной отец учил притворяться,.
  Я завыла. Раздавленная, как огромным камнем, упавшим на сердце - уткнулась в руки на столе и не могла остановиться. Стыд и вина - все вернулось с утроенной силой! Ощутила руку Париса на волосах - он успокаивающе поглаживал меня по макушке, и стало еще больше тошно. Невыносимо горько до слез, которые и так хлынули, не удержать.
   - Шлюха ты. Тварь редкостная. Вероломная потаскуха, а не жена, вот ты кто. Ладно бы левого мужика выбрала, нет, в самую спину Нольду ударила - на его близкого друга запала. Высечь тебя прилюдно, заклеймить, тавро поставить со словом "блядь" на груди.
  - Да!
  Парис оттащил меня от стола и заставил встать, с силой подхватив под руки. Ноги едва держали, но он крепко обнял, зажав мою голову себе под шею.
  - Лучше я тебя сразу забью камнями, чем ты себя тайком бичевать будешь. Лучше я тебе все выскажу, чем ты себя изничтожишь в итоге. Кайся, паршивка. Стыдись! Тебя осудит весь мир за измену! Нет прощения. Преступница, предательница, некромантка без нюха к близкому человеку. Мразь просто. Как ты могла в такого урода влюбиться? В такого бездушного подлеца. Ослепла, дура? Он же тебя помирать бросил, он же об тебя ноги вытирал, как о тряпку. Унижал, оскорблял, лапал где не надо и в постель тащил. Он же кобель. Выбрала самого вшивого из вшивых, и растаяла от любви. Да будь ты проклята за это!
  Слезы застряли комом в горле, и я уже не выла, а дрожала в сухом плаче. Голос Париса жутко звучал из самой груди - настоящим инквизиторским приговором.
  - Презираю тебя, брезгую даже в лицо плюнуть...
  - Хватит.
  - Точно хватит?
  - Да.
  - Наказываю тебя обетом - никогда, нигде и никому не рассказывать о том, что я тебе здесь наговорил. Носи кандалы позора вечно, пусть клеймо шлюхи горит на лбу, а проклятия каждую ночь душат кошмарами.
  Я выдохнула и высвободилась:
  - Ты подлец, Великий Морс...
  - Я старый бог всех некромантов, я все могу. Слушай, дура, - ты виновата в том, что не удержалась на краю обрыва, но ведь есть тот, кто подтолкнул в спину, и тот, кого можно назвать притяжением земли. Вы трое это допустили - ты, Нольд и Ян. И все - не нарочно. Сопли подбери, а я пошел.
  - О чем ты будешь с ним говорить?
  - О том, что тебя не касается. Расслабься. Его не заменю - пусть отбывает срок дальше, сам обязался, сам пусть и расхлебывает. Тем более, что Яну нельзя сейчас в мир, там гражданская война у полузверей, а он - бесправный дальше некуда. Сожрут и не подавятся.
  Парис оделся и обулся обратно, и снова сделал шаг в комнату:
  - Последнее. Спасибо за искренность, Ева, - я видел ее в твоих глазах, когда ты бежала из дома, а потом меня обняла. Я отвратный отец и дочерней любви не заслуживаю, но это не значит, что не хочу... еще хоть раз пережить миг, когда ко мне, встречая, несется кареглазая девочка и виснет на шее от радости. Пока. Еще приеду.
  О чем они говорили? О делах команды? О Нольде? О полузвериной войне?.. Утирала зареванное лицо и смотрела в окно, пытаясь хоть по визуальным признакам догадаться. Ян и Парис у снегохода простояли не больше пяти минут, потом пожали друг другу руки. Некромант махнул мне - и уехал. А я сразу пошла и легла в кровать, лицом к стенке. Не нужно, чтобы северянин увидел, что я плакала.
  - Пигалица?
  - Я посплю. Слабость навалилась, отдохну.
  - Спи.
  
  Глава одиннадцатая
  
  Четыре дня подряд основной работой Яна стало кресло. В первые два он после всех необходимых дел, разбирал ящики на улице, что-то распиливал, и там же зачищал. А в другие два, когда налетел вьюжный циклон, перенес детали в комнату и собирал на месте - и не примитив, а хитро придуманную мебель, в которой три ряда пропилов и перекладины позволяли опускать на разные градусы спинку.
  - Откуда ты все умеешь? Ян, ты же городской с ног до головы, дознатель, стрелок...
  - Белоручка?
  - Я не это хотела сказать. Увлечения юности? Я видела у тебя дома книги.
  - Каникулы в интернате. У нас же свои своих растят и воспитывают, женщины берут на себя эту обязанность, обучая мелких мальчишек, а потом и мужчины полузвери подключаются. Учат не только общему, как обычных людей, но и прививают необходимые иерархические устои, учат жить с учетом своей природы. Большинство пацанов разъезжалось по домам на каникулы, а таких, как я и Ноль, ненужных - в лагерь на лето. Безлюдно дикое место, без нормальных условий, с тройкой инструкторов. Не все полузвери успешные карьеристы, есть отщепенцы, из которых выжимали свою пользу - охотники, военные, бывшие отшельники, которые до этого полжизни провели на природе, подальше от людей. Там по всему и гоняли... Сядь, проверю.
  Я отложила шитье, уже готовила чехлы для кресельных подушек под размер, и пересела.
  - Ну, высоты прибавится за счет мягкого слоя. Облокотись вправо, влево. Откинься. Подлокотники тоже обернем войлоком. Хм... - Ян присел на корточки у ног, и посмотрел на мои ступни. - Точно, забыл. Еще скамейку надо сделать.
  - Спасибо. Все, могу вставать?
  - Нет. Я нарочно тебя сюда заманил, чтобы припереть. Разговор есть важный, который давно назрел.
  С любопытством уставилась на Яна. Я сидя, а он на корточках - лицом к лицу, так что даже подбородок задирать не нужно. Заинтригованно ждала, а северянин замялся:
  - Сейчас, слова надо подобрать, что бы со всей серьезностью отнеслась. Пигалица... только не возражай... тебе нужен ночной горшок.
  Меня подорвало от хохота - мгновенно. Ян сказал такое нелепое с такой суровостью, будто речь шла о жизни и смерти!
  - Я не шучу. Ева, одну я тебя на улицу не пускаю. Ладно днем, но тебя теперь по два три раза за ночь припирает, а я выспаться хочу. Зима в разгаре, все заносит быстро, одеваться тебе каждый раз - целая история, по сугробам в мерзлую будку, там все продувает.
  - Да ты с ума сошел! Нет!
  - По-хорошему соглашайся, я же все равно продавлю. Включу бесчеловечность, как на допросах, а со мной, как с дознателем, лучше не воевать. Ну, Ева... хочешь, по справедливости, - я себе тоже ржавый котелок найду и буду пользоваться?
  - Пощади...
  - Хватит ржать, как конь. Проблема серьезная. Скажи "да".
  - Нет.
  - Я не говорил, что кресло пыточное? Тебе ведь никакой регенерат не поможет, некромантка. В полиции каждый знает свое дело, а я среди прочих одаренный садист. - Ян стянул с меня мягкий домашний полусапог и плотно зажал щиколотку. - Последнее предупреждение.
  - Рехнулся? Ни за что!.. А-а-а! Убивают! - И беспомощно дрыгнулсь от щекотки. Ступню не освободить - как в настоящих силках. - Великий Морс! Я согласна, согласна! И-и-и!
  - Молодец. Вот, надо было заводить так далеко? Свободна.
  Еще отдышаться бы. Обувь вернулась на место, с крепким шлепком под пятку для посадки, а я утирала проступившие от смеха слезы. Все четыре дня, как Парис уехал, я успешно зашорилась кучей домашней работы, лишь бы не вспоминать разговора, не возвращаться мыслями к преступной измене сердца, даже начала надеяться - все не правда. Минута слабости и тоски из-за желания хоть кого-то обнять, но на самом деле ни с какого обрыва я не лечу. Все нормально.
  Ничего не нормально - с ужасом понимала, сколько упоения мне подарила минута "битвы за горшок". После такого, я готова сражаться по любому поводу, лишь бы опять оказаться так близко, лицом к лицу, и чувствовать его касание. Постыдная радость. Преступная и бессовестная в главном, что теперь вина за чувство этой радости, меня так не терзала. Смысла не было.
  А тревогу за личную жизнь самого северянина, я отгоняла мыслью, что кроме примера Морса и его Амины, есть Лёна и Кармин. Вспышка, любовь, близость, два года в разлуке - и дождались же. И Элен дождется, и Ян выдержит. Обязательно!
  
  После нового года сообщения от Париса стали такими же регулярными, как и от Хельги. В очередной приезд Отто я все прослушала и спохватилась, что не могу вспомнить - а когда было от Нольда хоть слово последний раз? Ведь и не ждала. Он жив - уверена, неубиваемо сильный и умный полузверь, может только заполучить красивых шрамов, не больше. Пусть воюет, если это ему важнее. А я наслаждалась мягким пыточным креслом и игрой в "Башню Слона" по вечерам. Ян терпеливо слушал все мои бредни, когда очень прорывало на выговориться, а я прислушивалась к то тихой, то беспокойной жизни своей дочери внутри. Малышка росла, прибавляла в весе, изменяя мою походку и способность активно двигаться. Настал даже день, когда Ян сказал "стоп" и присел рядом, начав меня обувать - чтобы не гнулась и не корячилась. Я про себя пищала, как ребенок, и пользовалась моментами - то опиралась на плечи, чтобы удержаться, то прямо о голову, касаясь волос. Как пришло время стрижки, мурыжила северянина больше часа - Ян почти выть начал: "да состригай как попало, уродуй, только отпусти".
  Каждый день были моменты, когда мне хотелось его поцеловать. Не в губы, а все же невинно - в щеку или в висок. Мой предел для измены, абсолютно безболезненный по чувству вины и собственного заклеймения предательством.
  К концу января снова приезжал Парис в гости - опять только на час, и не для душевных разговоров. Привез мировые и столично-локальные новости, приветы от Вилли и Фортена, материальные гостинцы - мешок ассорти из дорогих южных орехов и бутылки натуральных фруктовых сиропов. Я счастья и расслабленности не скрывала, и Пра-Отец одобрительно улыбался весь час, как пил чай и говорил больше с Яном чем со мной.
  Зима начала теплеть и сыреть. До весны далеко, здесь снег сходил в такие месяцы, когда на юге уже первые цветы цвели, но повышение градусов ощутимо сказалось на теплоте воздуха. Минус пятнадцать, это не минус двадцать пять! Вьюжило часто. Яну, как запасы дров начинали подходить к концу, приходилось выходить в любую погоду. И в любую же погоду торчать у бани, ожидая меня. От крыльца снег разгребал каждое утро, первым делом расчищая тропинку к туалету - проклятый ночной горшок я выносила всегда сама, приказывая Яну-охраннику в этот момент отворачиваться и смотреть в лес, потому что это слишком деликатная процедура. Стирка вся, кроме моего личного белья, перешла к нему. Готовка у плиты всего горячего - тоже, он перестал меня с пузом подпускать под такой нагрев и риск хоть каплю кипятка на себя уронить. Я на безопасном расстоянии в комнате могла только овощи и крупы замачивать, да сухари от плесени проветривать - и вся помощь.
  Ян никогда не проявлял при мне слабости - усталости или хандры. Не позволял себе этого, и иногда я думала: какую же степень героизма нужно иметь мужчине, чтобы тащить на себе столько! Терпеть столько! Без выходных, без возможности хоть на сутки сбежать, чтобы посидеть в берлоге в полном уединении, без возможности расслабиться с женщиной в постели.
  Но и скрытого страдания я тоже не чувствовала. Ян будто добирал другим все свои лишения - гордостью за каждое сделанное дело и довольной улыбкой за каждое мое "спасибо". Я здесь самая важная, а он - самый нужный. И потребность в этом чувстве "нужности", казалось, была важнее всех других!
  - Никогда не думал, что меня еще можно хоть чем-то удивить, Пигалица... ты все вокруг решила человечками уделать? Нет, хорошо, что это тебя развлекает, но смешно больше мне, чем тебе.
  - Ничего ты не понимаешь. Поднимай, твое призвание быть подъемным краном с таким ростом.
  Ян шагнул в сугроб, расставив ноги справа и слева от моих коленей, нагнулся и загреб под руки и под спину. Я, ленивая, как тюлень, позволила себя поднять и аккуратно перетащить дальше - на нетронутое пушистое место. Поставил, и я тут же, раскинув руки, упала ничком в снег. Мне нравился хруст, чувство скрипучего проминания и холодные крупинки, попадающие от падения на лицо. Самое идеальное - Ян. Он наклонялся вплотную близко, сила его мышц дарила ощущение собственной невесомости, а высота роста - почти полет. Моя хитрая придумка ради объятий. Десяти, двадцати... я отпечатками себя уже украсила всю близлежащую засыпанную после метели поляну.
  - Поднимай.
  - Раскомандовалась, эксплуататорша... на раз, два... все. - Он уже подцепил, уже приподнял чуть-чуть, как уронил обратно и сам плюхнулся сверху, без веса, ни на грамм не придавливая живота под дубленкой. - Я не железный, я устал. Легче лес часами валить, чем мешок на шестьдесят килограмм тридцать раз поднять.
  Выдохнул усмешку куда-то мне за ухо в капюшон дубленки и приподнял голову. Я хотела возмутиться, поиграв еще в капризного ребенка, как онемело уставилась на Яна... его глаза отразили синий, сапфировый перелив. Вокруг много света, белизна снега, бледное солнце - и радужки будто вобрали в себя сияние драгоценных камней.
  Северянин подорвался - стремительно вверх и в сторону, как взрывом отброшенный:
  - Надавил?! Надавил! Ева, прости! Я нечаянно... я...
  Он в ужасе выставил руки, напуганный и растерянный, что причинил боль.
  - Нет, все в порядке. Это... Яна мне внезапно решила по печени врезать, ты не при чем.
  Ян даже не понял, что происходило с ним, - увидел перемену в моем лице и сделал свой вывод. Но как это?.. Почему вдруг?.. Глаза уже погасли, Ян сел в сугроб и утерся снегом от облегчения, даже не заметив "звериности"!
  - Сам дурак... границы забыл...
  Что думать?! Не выживать приперло, как на заводе, и вся ситуация похожа с прежней только по положению... тел? Я не могу быть побудителем, это невозможно! И северянин ведь даже не осознал! Границы забыл - какие? В чем, в физической близости?
  - Все, поднимаю и домой. Набаловалась и хватит.
  Несколько дней после ломала голову, но спросить напрямую не решилась. Не было слов даже для того, чтобы начать такой разговор! И к тому же я боялась, что вопросы загонят в неловкость, а ответ он сам вряд ли знает.
  
  Глава двенадцатая
  
  В конце февраля и в начале марта два раза подряд от Хельги пришли стандартные послания, а вот Парис не беспокоился, что у меня повысится уровень тревожности - открыто сообщил, что Алекс Нольд из северной столицы исчезла. Да, найти ее и так не могли, при всех неслабых силах, но сейчас по косвенным признакам и по признанию парочки пойманных сторонников - глыба-мать сорвалась из убежища в один день, едва узнала что-то важное для себя. Нам с Яном нужно быть начеку - при всей изоляции и сверхосторожных мерах, риск быть обнаруженными исключить нельзя!
  В следующий свой приезд Отто доставил Яну оружие. А мне, кроме обычного набора продуктов и того, что заказали по списку, отдал в руки целый тюк.
  - Пеленки? Я не ослышалась?
  - Да.
  Я запихнула все силком обратно восточнику, возмутившись:
  - Я не буду здесь рожать! С ума сошли? Регенерат не панацея, все может случиться! Ребенок не так лежать будет, пуповина перевьется, да и сами условия! На кровати, в корыто для стирки прикажете дочь выстреливать, а принимать - Ян что ли будет?!
  - Не ко мне вопросы. - Отто положил тюк на снег. - Но предположу, что в следующий заезд госпожа Один приедет тоже. Вы будете под ее опекой.
  - Старухе почти девяносто, и она не врач.
  - Назад не повезу. Что с пеленками делать - решайте сами. Где список?
  До самого вечера злилась. Все это время думала, что на последнем месяце Хельга как минимум доставит меня в городок - в человеческие условия жизни, а потом в больницу. Мне, как некромантке, уже не так фатально было туда попасть. Будет подстраховка любого нехорошего расклада, - реанимация, медикаменты, акушеры, даже, элементарно, горячая вода в кране!
  - Твоя прабабка хоть раз у кого-нибудь роды принимала? У вас традиция - дома рожать?
  - Пигалица... где я, и где матриарх? На обеды приходил не чаще раза в месяц, молча ел и подставлял уши. Даже обычным мужчинам стаи под запретом вникать в семейное женское, а мне тем более никто не докладывал.
  - Успокой меня, пожалуйста, хоть чем-нибудь.
  - Последний факт смерти новорожденного полузверя был больше ста лет назад. И то, по вине стихийного бедствия. Мы очень живучие по природе, что дети, что роженицы. Ты - некромантка с быстрым регенератом. Все будет хорошо.
  - Спасибо.
  Ян разбирал в комнате коробку с железками, всякими гвоздями, крепежами и прочим, а я влезла в те самые пеленки. Нашла в середине две упаковки с подгузниками для новорожденных. Распаковала и достала посмотреть, потому что раньше даже в руках не держала подобные вещи.
  - На самую крохотную жопку на свете.
  С одной стороны, улыбнулась, а с другой... вспомнила упокоенных малышей в саду, опять ужаснувшись - как можно убить кого-то столь беззащитного и крошечного, живого, плоть от плоти твоего? Каким нужно быть чудовищем!
  - Ян, можно спросить о личном?
  - Если про Элен, то нельзя. И я не шучу.
  - Не о ней. Нольд ненавидит свою мать. А ты свою? За то, что отказалась...
  - Нет, конечно. Я ее люблю.
  Удивленно все отложив, посмотрела на Яна. Он сказал это не ерничая, без сарказма и не ставя в условные кавычки интонацией, - а спокойно и даже с теплотой в голосе.
  - Хочешь понять, почему?
  - Да.
  - В двух словах объяснить не получится.
  - Если это слишком, не говори. Я не стану насильно лезть в душу.
  Ян помолчал, а потом отложил свой разбор, подвинув коробку ближе к окну.
  - Ты ведь в курсе, насколько в кланах значимо рождение девочки? Это смысл жизни и обязанность каждой волчицы, только с этим достижением женщина стаи обретает абсолютное и полное уважение среди сородичей. Версилия, моя бабушка, родила дочь первенцем, и обрела бы невероятный почет, если бы не маленькое разочарование - голубые, а не синие глаза. Из-за чего над матерью, когда она выросла, довлело еще одно обязательство - непременно явить миру наследницу крови великой "Пра". Она вышла замуж, забеременела, и пошло - сын, сын, сын... а теперь, представь, седьмой раз, полная уверенность в том, что это девочка, и огромная надежда, что синеглазка. А появляюсь я.
  - Жизнь рухнула?
  - На самое дно. Большего позора не знала ни одна женщина-полузверь во все века рода. Ее затравили все кланы, издевались, высмеивали, грозили изгнанием, и шестерым моим братьям, почти все погодки, досталось не меньше. Сама фамилия стала синонимом стыда. Те, кто был старше, превратились во "вшивых псов" в интернате, младшим предстояло это в будущем, да и будущего этого...
  Ян помолчал, и я не спрашивала, с одной стороны понимая, а с другой - не представляя себе всей масштабности краха. У женщин некроманток другая жизнь, анархичная и одинокая до крайности.
  - Мать держалась, как могла. И за год, два, три, даже все поутихло. Пока не пробилось дно, и позора не стало еще больше. Зверь в ребенке может проявиться прямо с рождения, или позднее - до четырех лет. Это самый крайний срок, но обычно - за год все хоть разок, но сверкнут глазками в доказательство. Меня ждали до последнего. Испытывали на эмоции, на жесткие условия, на голод, на боль - пытались через базовые инстинкты выживания достучаться до сущности. Пока не поняли, что ее совсем нет. Я - не зверь. И травля семьи не просто вернулась, а возросла в разы. Лавиной. Братьев били другие дети, с матерью никто не разговаривал, а на собраниях кланов демонстративно плевали под ноги и обзывали за спиной безродной шавкой. Только Хельга и Версилия не упрекали ее, но и поделать с остальными ничего не могли. Представила себе всю картину?
  Я кивнула. Ян тоже кивнул, и продолжил:
  - Последней каплей стало то, что затравленные сверстниками братья стали вымещать зло на мне. С четырех лет я уже не был под полным присмотром матери, меня выпускали одного гулять в сад, перевели жить в общую комнату с двумя младшими, которым тогда исполнилось шесть и восемь. Смутно помню щипки, шлепки, подножки, и лучше - когда уже начали бить. Я сейчас понимаю и их не виню, у детей размыто понятие о жестокости, они хотели лишь отыграться на причине их собственных унижений. Когда побили сильно и заметно, мать не выдержала. Она стала бояться, что меня в один день убьют - скинут с чердачного окна или задушат подушкой, в ванной утопят. Детей за убийство наказать не смогут, тем более сразу шестерых, тем более, когда такая уважительная причина - стая всего лишь избавилась от больного животного... Хельга придумала этот выход - полный отказ. Тем самым спасти меня, спасти остальных детей от озверения и непоправимого поступка, спасти фамилию, спасти саму мать от безумия. Годы пройдут, все сгладится, тень позора подтает и по крайней мере не помешает братьям жить нормально - я им не родственник. Это какой-то сирота, которого наследница Пра-Матери подобрала из жалости под свою опеку. Фамилию-щит Хельга мне дала тоже не просто так, - не найдется такого смелого дурака, кто бы мимоходом пнул мальчика Одина. Травить все равно начали, но позже - в подростковом возрасте, а до двенадцати никто не трогал. Избегали, не общались, но достать всерьез - нет.
  - Ян... но ты же сейчас все это знаешь и понимаешь. А в пять лет...
  - Ну, да, ревел, конечно. Мама куда-то исчезла, из дома увезли. Только она не пропала чтобы насовсем - тайком через какое-то время появилась, тоже выла и ревела, пытаясь объяснить - что так надо. Я слов не помню, помню только осознание - теперь жизнь будет такой, она меня любит, я герой настоящей сказки, который должен пройти все испытания. И пройду - потому что я у нее самый сильный мальчик на свете. Через три года Версилия мне, восьмилетке, объяснила все как взрослому, и попросила хранить тайну ото всех. Даже Нулю ее не открывал... Поэтому я люблю свою мать и не могу ее ни за что ненавидеть.
  - Она с тобой больше никогда не виделась?
  - Нет. Так я быстрее привык и не ковырял рану.
  - Как ее имя?
  - Ив Холльт.
  То, что Ян рассказал, тронуло. И в глубине души я поразилась, как история о бессердечной женщине, бросившей своего ребенка маленьким, обернулась трагичным жертвоприношением любви. Все открывается, если знать детали и причины.
  - Ты только не кисни, давай. Я тебе объяснял, а не жаловался, - в моей жизни, с учетом исходного, сложилось все лучшим образом. И ее не жалей - она знает, что героиня, - смогла спасти от беды всех своих детей. Настоящая и лучшая мать.
  - Сочувствую, но не жалею. Ян... - Я внимательно на него посмотрела, и решилась: - Можно я расскажу тебе свою историю?
  - Рассказывай.
  Он слушал, и я говорила не так сжато, как однажды в машине Нольду. Больше, подробнее, вспоминая самые обидные мелочи, которые меня, как ребенка задевали особо чувствительно.
  - Ян, глупый вопрос, но мне кажется, что ты можешь понять больше со стороны, - есть ли какая-то другая причина, что мать так себя вела? По факту, не отказалась ведь. Я жила дома.
  - А отец, что? Ушел, как выгнали, и даже не говорил с ней?
  - Если и да, то не при мне. Не помню такого.
  Озадачила северянина. Он задумался, стал постукивать пальцами по столу, а потом снова спросил:
  - Через три года отец тебя забрал, а до этого как-то навещал, приезжал?
  - Нет.
  - Игнорирование началось с самого первого дня, как мать узнала, что он некромант и ты некромантка?
  - Кажется, да.
  - А как у вас вообще заведено? С момента проявления всех способностей, как воспитываются дети?
  - По-разному. Редкие семьи, как у Романа, когда принимает и ничего не рушится. Еще реже, как у Ханы, которая со своей матерью прожила до ее смерти в одной квартире. Чаще всего...
  Мне понравилось, как Ян задавал вопросы без эмоциональной окраски, проявляя строгость дознателя. Это позволило и мне не скатиться в саможалость, и говорить о фактах больше, чем о своих чувствах.
  - Ты сказала, что появился духовный труп. Когда именно?
  - Через год или чуть больше.
  - То есть не в день открытия правды? А были еще события в этот период, которые могли "умертвить" часть ее, и не ты причина?
  - Нет. Провинциальная жизнь, рутинная работа и быт.
  - У твоей матери были родственники, друзья, еще кто-то, кого можно назвать близким человеком?
  - Бабушка и дедушка умерли до моего рождения, о других родных, если они где-то и были, не знаю. Друзей не помню. Коллеги по работе, да, но никто не ходил в гости, и мы ни к кому не ходили... Ян, понимаешь, она не какой-то нелюдимкой жила, она как бы... со всеми сразу дружила, знала по именам соседей, продавцов на рынке, всегда всем желала хорошего, улыбалась, ее все знали в ответ и относились радушно.
  - Мать показывала презрение или гадливость к бродячим животным, инвалидам, попрошайкам, пьяным, кто еще там мог попасться убогий?.. Религиозной была?
  - Нет и нет.
  Ян невесело улыбнулся:
  - То есть милая и добрая женщина, без жестких убеждений, например, о браке или вере, открытая людям, терпимая... в один день раз, и сказала своей десятилетней дочери "фу, прокаженная, даже не прикасайся ко мне"? Пигалица, ты взрослая-то... короче, представляю, какая ты была очаровательная козявочка в детстве. Убей, но не поверю, что в твоей истории было все так просто. Отец наверняка руку приложил - убедил, запугал, поставил ультиматум. Если была задача, - отрезать тебя любой ценой от матери, стать самым главным в твоей жизни, - родителем, учителем, некромантом, единственным светом в окошке, то успех потрясающий. Двадцать лет прошло, а даже после его смерти ты не решилась найти мать и спросить "почему?". Может он объявлялся регулярно, и говорил, что горожане камнями забьют, если узнают, что тебе безопаснее уехать и жить с ним, что человеческого будущего для тебя нет и не будет, и всем некромантам положена именно такая жестокая сепарация для выживания - без родных людей. Может добил ее признанием, что не любил никогда, а использовал как инкубатор, или еще что-то сказал или сделал разрушающего, если в итоге духовный труп появился. Я не знаю... Это гипотеза. Ева, если хочешь, как выберемся, - я найду ее. Узнаю, жива или нет, где сейчас, что делает? Захочешь - сам спрошу или привезу поговорить.
  Я уронила голову на стопку пеленок и всхлипнула. Не расплакалась навзрыд, а чуть-чуть - потому что облегчения почувствовала больше, чем своей вины и затемнения образа отца. Я жила и даже не знала, что мне настолько сильно нужна хоть капля ее оправдания! Что нужен ее светлый образ!
  - Не реви. Еще ничего не потеряно - ей ведь еще и шестидесяти нет? Наверняка жива и здорова...
  Плевать на все! Я поднялась со пыточного кресла, подошла к Яну и крепко обняла за шею, уложив голову на плечо:
  - Спасибо. За то, что сказал, спасибо. Хочу. Найди. Сделай...
  Он перекрутился немного на своем табурете, но не встал. И меня не отстранил, а аккуратно похлопал по лопаткам:
  - Передумал - реви. Свитер потом отожму и на кухне высушу.
  
  Глава тринадцатая
  
  Когда в эту ночь я легла спать, заснуть не могла долго. Сначала все думала о родителях, вспоминая отца как "свет в окошке" и укладывала в понимании банальную истину - не все в мире только черное или белое. Тот отпечаток, что наложился с детства, сильно влиял на то, как я до сих пор думала о нем. Нечто непогрешимо верное, в чем невозможно усомниться, даже когда взрослеешь.
  Потом думала о Яне. И о том, как же мне все-таки хотелось постыдное желание прижаться к нему прикрыть ширмой обычной человеческой потребности. Людям вообще трудно без тактильности, а женщинам особенно. Это как бы не к Яну лично, был бы на его месте кто угодно другой, я бы полезла обниматься точно также - кошка, собака, старуха Хельга, восточник Отто. Стиснуть живое существо ради самих объятий. Но ширма заваливалась и падала - все внутри обмирало, пока я хныкала в колючий свитер. Разрешил бы не просто плакать, Яна бы расцеловала. И не невинно, как мечталось раньше, а в губы!
  Никуда мне не деться от того, что к нему чувствовала - люблю.
  Совесть царапала, стыд за измену вылезал жаром на лицо, я чувствовала его кожей, а потом сдалась... то, что в мыслях, ведь останется в мыслях, и никто на свете не узнает! Закрыла глаза, выдохнула, и представила - что я на самом деле поцеловала Яна. А он - меня. Что он не по-дружески похлопывал, а по-мужски крепко обнял, оставаясь осторожным лишь к животу. И целовал в шею, и дышал в волосы... мой северянин.
  Совершив преступление против верности один раз, - остановиться не смогла. Все следующие дни не отказывала себе ни в чем, и не отравляла удовольствие смотреть на него с любованием, особенно откровенным, когда знала - что он не видит. Раскидывал снег, колол дрова, а я наблюдала через окно за тем, как Ян двигается - сколько в нем силы и неутомимости. Если ветра не было, на такую работу он обычно выходил без куртки и шапки, только свитер потолще одевал, так что все пластика верхней одеждой не скрывалась. Таскал, кидал, рубил, - ловко и быстро, только уши на морозе краснели, что казалось мне почему-то особенно привлекательным. В такие минуты я мечтала, что, едва он вернется, накрою их ладонями и буду отогревать, одновременно целуя в подмерзшие губы. И представляла это во всех красках!
  Когда он в комнате что-то делал, занимая место за столом напротив или занимался печью, я собирала другую коллекцию приятных мелочей. Руки, ладони, пальцы - красиво узловатые и мозолистые, обветренные от мороза, что бы ни делал, я опять восхищалась силой. Гнул, расщеплял, - все, будто пальцы железные. Мне нравилось подмечать, как у него задирались чуть отросшие волосы от горловины свитера, нравилось смотреть на крепкую шею, на широкие плечи, на край щеки или подбородка, которые к вечеру напылялись светлой щетиной. Так незаметно, но иногда, если он был близко к огню или свету фонарика - шершавость проглядывала. Все это я "воровала" не напрямую, а подглядывая, надежно укрывшись или за спиной, или по диагонали от него. Не хотелось бессовестно пялиться в лицо и улыбаться, как дура, от того, какой же Ян красивый. Если разговаривали, играли в карты, в "башню", сидя друг на против друга, я вела себя как обычно, нацепив "слепую" к его привлекательности маску.
  А готовка! В сердце завелась какая-то маленькая мышь, которая пищала от одного вида рослого северянина на кухне, за плитой. Не каждый раз, но иногда застревала на пороге, найдя повод проконтролировать процесс, и законно подсматривать за хозяйственным Яном:
  - Мало посолил.
  - В тарелку досолишь.
  - У тебя уже горит.
  - Иди отсюда, Пигалица.
  - Воды мало налил, каша слишком загустеет...
  - Нарочно бесишь?
  - У меня нет других развлечений!
  - Иди, садись за стол, сейчас принесу одно.
  И я долго смеялась, когда Ян пару минут спустя доставил мне кастрюлю с вареным картофелем в мундире, миску, ножик, и попросил счистить шкурку:
  - Развлекайся.
  Знал бы он, что моей самой главной игрой стало скрываться от него! Не выдавать чувств и мечтаний, тяги к тому, чтобы еще хоть раз подвернулась причина бессовестно повисеть у него на шее с объятиями. Край в фантазиях был, и за него я не заходила - никогда не представляла себя и его в одной постели. Не в моем положении, конечно, а вообще - если бы вдруг с самого начала наше знакомство сложилось не в пользу Нольда, а Ян влюбился в меня, а я в него. И один раз вдруг вспомнились слова Элен: "Он - бог. Самый чуткий любовник...". Вспомнила и прожгла от стыда подушку щекой, - на эту территорию даже в мыслях нельзя. Табу!
  - Ты жульничаешь! Ты на них дуешь, когда наступает моя очередь!
  На завтра мы ждали Отто, может быть и Хельгу с ним, как обещал сам восточник, и вечером, после составления списка необходимого, играли в "Башню слона".
  - Нет. - Ян хитро улыбнулся. - Тяни, не бойся, не рухнет.
  Сооружение из плашек держалось уже на честном слове. Я каждый раз в его ход думала, что победа за мной, но проклятому северянину удавалось вытянуть "кирпичик" без проблем. Как только бралась я, "башня" дрожала.
  - Все равно это всегда не честно. Как я могу соревноваться с твоим звериным чувством баланса?
  - Рехнулась? Я вот не ною, что у тебя пальчики, как пинцет, и это - самое настоящее жульничество. Поверь, я бы даже поддавался... но у тебя всегда такая морда на критических моментах обрушения, что не хочется проигрывать.
  Я нахмурилась:
  - Это у тебя морда, а у меня лицо.
  - Я хотел сказать "моська".
  Пока говорили, тыкала осторожно ногтем в разные краешки, проверить - у какой плашки больше шансов на вытяжение.
  - Сижу в пыточном кресле, играю в пыточную игру, еще и обзываешься... Ян, если завтра Хельга приедет, она ведь наверняка скажет что-то про будущий совет и про то, что ты должен будешь себя проявить. Думал об этом?
  - Мне и так нормально.
  - Разве ты не хочешь обрести уважение сородичей? Ни у кого больше не повернется язык назвать тебя "перевертышем", будут все права. - Я коротко взглянула на Яна, а потом продолжила искать "кирпичик". Зацепилась удачно та тема, о которой хотелось поговорить. - Я всю сознательную жизнь жила с чувством прокаженной. Это сейчас нет - меня приняли вы, команда, смотрели как на человека, а не как на грязь. Неужели ты не хочешь избавиться от клейма "инвалида" среди своих? Ты теперь не ущербный, ты больше, чем настоящий полузверь.
  - Ущербный? - Ян снисходительно скривился. - Да я везунчик, каких не бывало, и этот сбой системы подарил мне два крупных выигрыша! До двенадцати лет я еще страдал, что не такой, как все. А потом понял, как повезло.
  - Шутишь? И что случилось в двенадцать?
  - Госпожа прабабка впервые отправила меня в обычный детский лагерь на один месяц. Июнь, июль я провел в "диком", а в августе уехал к морю, на юг, и оказался в компании, ну, скажем так, нормальных детей.
  - И в чем везение?
  Ян поднял брови, удивляясь, что не понимаю очевидного. Но я на самом деле не уловила с лету, о чем он.
  - У нас раздельное воспитание, кроме того, мальчишек с двенадцати лет обучали контролю сущности, и все поголовно ходили с выдранными затылками. Запреты, наказания, ужесточение правил с выходом в город, чтобы озабоченные пацаны не наделали глупостей... а мне - не надо, я без зверя.
  - И?
  - Девочки, Пигалица!
  Я неприлично хрюкнула от смеха и мой палец дал осечку - задела не так, башенка рухнула, рассыпавшись на столе.
  - Я мог свободно общаться с девчонками без надзора наставников и наставниц. Я впервые понял, насколько ущербны соплеменники, а не я! Пять четыре в мою пользу, у тебя есть шанс закончить партию победительницей, если за тобой будут последние две "башни".
  - Обязательно, вот увидишь. А второй выигрыш в чем?
  - Со всеми преимуществами обычного человека, породой я все же пошел по волчьим стопам. Выглядел старше года на три реального возраста, был уже рослым, физически крепким. Я нравился. Не только сверстницам и девушкам старше, даже малявки ко мне липли, таская всякие ракушки и цветочные букетики, даря их со всей открытостью.
  - Так вот, где ты стал таким бабником.
  Ян назидательно поднял палец:
  - Я не бабник. Это Вилли тебе такое про меня сказал?
  - Да. - Я бессовестно "сдала" друга. - Любовниц у него, говорил, как перелетных птиц. А что, не правда?
  - "Фу" ему за это. У Вилли не язык, а веник. Я уважал и уважаю женщин. Признаю, их было не мало, но и не много, и я никогда не заводил параллельных интрижек, если уже с кем-то встречался. Никогда не обманывал в ожиданиях, не давал ложных обещаний и не играл на чувствах. Все по-честному. А самый плюс в том, что мне не нужно было проходить обязательной инициации в двадцать лет.
  - Это что?
  - У взрослых полузверей в большинстве своем всегда есть содержанки. Полудобровольные женщины, способные стерпеть жестокую близость за это содержание. У самых богатых - несколько, и они для молодых собратьев, достигших двадцатилетнего возраста, обязаны предоставить...
  - Я поняла, спасибо. - Я закрыла глаза ладонью. - Не продолжай, и, пожалуйста, не рассказывай мне про свои шестнадцать и потерю невинности... тогда смутил, и сейчас жалею, что разговорила!
  - Очень красивая была девушка.
  - Все-все, стоп.
  Ян посмеялся, замолк, и дособирал конструкцию для новой партии:
  - Начали. Твой ход.
  Я планировала перевести разговор на Элен, ведь ему положение равного в стае должно было помочь обрести статус, право на женитьбу... а соскользнуло все не туда, и я на самом деле смутилась. Не приведи Морс, Ян бы ляпнул пикантную подробность из личной жизни. Только не в мои уши! Только не тогда, когда сама в него влюбилась и держала контроль над чувственным!
  И все-таки... я понимала, - эта совместная изоляция, единственное, что подарила судьба. Вместе нам не быть. Я замужем за Нольдом, ношу от него ребенка, смогу или не смогу вернуть чувство любви к нему, не знала. Ян любит Элен, свою прекрасную жемчужину. Не ревновала и не страдала, - хотела счастья северянину! Ян заслуживал его, как никто!
  Измена останется в мыслях, тайну похороню глубоко, и... если Нольд не вернется в сердце, правды ему не скажу, но и жить с ним не буду. Не смогу притворяться.
  
  Глава четырнадцатая
  
  - Она не одна?
  Ждали на улице. Оделись и вышли сразу после того, как Отто связался по рации, - мне хотелось воздуха, Ян торопился закончить уборку снега после завтрака, расчистив подход к бане. Я увидела снегоход и прицепом к нему сани, в котором, кроме багажа горкой, сидели две фигурки.
  Звук Ян уловил раньше и давно отложил лопату, стоя посреди двора и выжидая появления из леса. Я спросила, и тут же заметила, как странно он застыл - и разглядел раньше? Зрение спящего полузверя... Нет, вторым человеком с Хельгой был не Нольд и не Парис, размер меньший чем у старухи, а ее я узнала издалека больше интуитивно, чем по внешним признакам.
  - Кто это?
  - Это Элен... как она?.. откуда?
  Мне показалось, Ян сделал полшага, чтобы рвануть с места - на встречу! Но он лишь покачнулся, оставшись стоять, как вкопанный, и попятился, освобождая путь, только тогда, когда снегоход сбавил скорость и стал подъезжать вплотную к крыльцу.
  - Ян! Ева!
  - Эли!
  И опять я ошиблась в ожиданиях, - девушка, соскочив с саней, кинулась первой ко мне, обняв крепко и поцеловав в щеку. Заговорила быстро:
  - Какая ты круглая! И как посветлела без загара! Хельга взяла меня в помощницы, - по хозяйству, в родах, я же практически готовый медик, и тебе в компанию, чтобы не скучала и могла отдыхать. Ребенок появится, замучаешься с недосыпом! - Еще раз обняла, и только потом осторожно обернулась: - Здравствуй, Ян.
  - Здравствуй, Эли.
  Северянин еще не избавился от ступора, или потому что столько народа вокруг было, включая суровую Хельгу, - когда девушка к нему подошла, объятия получились скромные. Будто оба не влюбленные, увидевшие друг друга после долгой разлуки, а неловкие друзья.
  - Девушки, в дом! Отто, начинай разгрузку один. А ты иди сюда!
  Я увидела уже с крыльца, обернувшись, что старуха оттащила Яна подальше, заставила пригнуться, взявшись за ухо, и что-то тихо выговаривала прямо в это ухо. Скалилась довольной улыбкой.
  - Ева я не знаю, как себя вести. - Эли заговорила шепотом, как зашли в сени. - Госпожа Один столько мне рассказала, что с ума сойти, о полузверях, кланах, о Яне... я ее боюсь жутко, при всем уважении! Я не понимаю, как будет правильно, а как нет, убьет меня матриарх, если я поцелую Яна при ней? Что ему дозволено? Ехала сюда и тряслась вся! А ее не спросить! Я в ужасе от одного ее взгляда, а уж когда клыки показывает... Помоги.
  - Я бы с радостью! Но у меня все по-другому было, я как бы в статусе знакомилась... Хельга тебя как невесту привезла?
  - Она этого не говорила. Называет помощницей.
  - Давай подождем. За сегодня прояснится. Какая ты молодец что приехала!
  Хельга ворвалась в комнату минуты через три, не больше, и тут же, оглядев обстановку, расширила ноздри в гневе:
  - Во что ты превратила мой дом?! Крысиная нора, полная хлама! Воздуха нет, пространства нет! Как ты здесь не задохнулась и не сдохла за столько месяцев!
  - Это мой уют, госпожа Один.
  - Некромантское логово, а не уют. Что ж, Элен, иди на кухню и займись обедом на всех, а я пока осмотрю Еву.
  Пришлось лечь и задрать кофту и платье.
  - А натоплено как... духота. Так... - Положила сухую ладонь на живот и сразу довольно успокоилась. - Силы много, очень маленькая, но зато родить сможешь сама. Крепкий щеночек, здоровый. Хвалю! Надеюсь, родится девочка.
  - Удивительно, что вы видите столько, но не видите пол ребенка. У меня будет дочь, Хельга.
  - Какая уверенная. Посмотрим!
  Встала, оправилась обратно, а старуха сразу ушла обратно на улицу - давая какие-то резкие распоряжения. Я заглянула на кухню и увидела растерянную Элен. Девушка стояла в красивом шерстяном костюме, в тонких носках на явно прохладном полу, и смотрела на плиту - она никогда в жизни не видела подобного. Не знала, как пользоваться топливником, зачем тут столько дверец... присела на корточки и первым делом открыла зольник.
  - Помочь?
  - Да...
  Я показала и объяснила, после чего та стала растерянной еще больше:
  - Это нужно делать три раза в день? Так готовить? А что за посуда - ничего с антипригарным покрытием, ничего электрического, чайник тоже на огне греть?
  - Тут совсем нет электричества.
  - А вода где?
  Я показала баллон с питьевой, чан с водой для мытья, все тряпки, полотенца, тарелки и половники.
  - А туалет? А ванна? Все без горячей воды? Где здесь раковина, где... стирать?
  Элен переживала момент цивилизованного шока несколько минут. Потом мужественно закатала рукава, забрала волосы в узел, и сказала:
  - В грязь лицом не ударю. Я на все была готова, когда согласилась... не представляла полностью, что ждет, но трудности меня не сломят! Иди отдыхай, если запутаюсь, приду спросить.
  - Хорошо.
  - А продукты где какие?
  Пришлось задержаться и провести экскурсию по полкам и ящикам. Бедная Элен уже не говорила ничего, но едва не плакала от скудности и примитива. Мне было страшно представить, из какой утонченности и изысков востока ее ураганом занесло в северную глушь, отбросив на сотню лет во времени. Ради Яна.
  Отто на обед не остался, уехал сразу, забрав список, и я по словам Хельги поняла, через три дня он уже снова будет здесь. Новости старуха не рассказывала, хотя я спросила про Лёну и Париса. Буркнула "потом", и стала следить за Элен глазами, которая принесли деревянную плошку с сухариками.
  - Чего погрустнела? Уже не бойкая рысь с горящими глазами, а напуганный котеночек? Завтра пройдет. Ян нагладит, и завтрак подашь с улыбкой. Обед еще не готов?
  - Не все.
  - Хорошо, подождем. Вечером в баню. До вечера разбери вещи и устраивайся в маленькой комнате.
  Элен покраснела - она уже поняла, что единственная вторая комната - северянина. Вот Хельга и обозначила статус без объявления. А я задумалась - где будет спать сама старуха, неужели со мной на одной кровати? Девушка вышла, Ян еще не появился, и Хельга спросила:
  - Хорошее кресло. Тебе удобно?
  - Да.
  - Ян со всем справился, или есть жалобы на недостойный уход?
  - Нет, что вы, наоборот!
  - Молодец. Сегодня он пообедает с нами, а потом будет есть отдельно - месяца будет достаточно, чтобы его запах отсюда ушел. Почистим, проветрим, все, как положено.
  Я удивленно уставилась на нее:
  - Зачем? И что значит - положено?
  Хельга внезапно задрала верхнюю губу, скорчив злую и очень недовольную гримасу. Я подумала, что из-за меня, спросила о неприличном по незнанию, но оказалось нет:
  - Если Нольд опоздает, никчемный пес, я ему с груди когтями кожу сдеру в наказание! А со спины лоскутов нарежу, чтобы сделать ремни и пороть по ранам! Есть устой, природный закон, который обязан выполнить отец ребенка. С нашими мужьями все проще, они послушные, а этот... первый отец-полузверь, заигрался и выбешивает меня своим отсутствием! Щенок при рождении или, на крайний случай, в первые семь дней должен вдохнуть запах отца, чтобы обрести отпечаток принадлежности и защищенности в памяти. Мать он вдыхает естественно, едва прикладывают к груди, а она, в свою очередь дарит чувство покоя и тепла. Если судьба звереныша вдруг оставит сиротой, необходимой и долгой разлукой, в нем навечно сила и любовь останутся жизненным ресурсом.
  - А что будет, если нет?
  - В твоем случае - катастрофа. Ты некромантка, а щенок полузверя должен еще ощутить родовую принадлежность. Он - часть стаи, большой семьи. Для этого, подстраховкой, здесь я - мной надышится. Но не волнуйся - месяц до родов, Нольд успеет. С беременностью все хорошо - раньше срока не родишь.
  - Да, Нольд обещал. Он успеет.
  Мне стало жалко Элен, когда Хельга начала с недовольством стрелять глазами на все, что та приносила с кухни. Но, к счастью, старуха молчала, и стала есть отварную картошку с тушенкой так, будто только к этим блюдам и привыкла. Ян с Элен сидели за столом в напряжении, плечом друг к другу, и оба явно хотели вырваться с обеда, как из ловушки.
  - Чай завари как следует, крепким. Подай, и, если не хочешь пить сама, свободна. Ян - к шести натопи баню. Будь на подхвате у Элен, после меня она вторая, кто тобой командует - дом и хозяйство на вас двоих.
  - Хорошо.
  Они переглянулись и Эли впервые робко улыбнулась.
  До самого вечера я из своего кресла практически не вставала, только в туалет по позывам. Хельга не помогала мне обуваться и одеваться, я справлялась сама, сопровождала, а в комнате молча, медитативно сидела на табурете и смотрела за окно. Я ее расспросами не трогала - если новости есть рано или поздно, расскажет. Читала книгу. В давно знакомый сюжет не вникала, скользила глазами по строчкам, внимательно прислушиваясь к любым звукам из дома и с улицы... наконец-то Ян и Элен одни, могут поговорить, могут без свидетелей проявить чувства.
  Великий Морс! За столько месяцев пытки друг без друга - награда! Хельга нашла Элен, во все посвятила и привезла сюда!
  Девушка робко стукнула в дверь и заглянула:
  - Ян сказал, все готово.
  - Я не пойду в самый жар, буду последней.
  - Можно и я, я не могу так сразу... там пекло.
  - Слабачки. - Хельга фыркнула. - Отнеси в предбанник мою одежду и полотенце. Ян пойдет после меня, а вы потом. Брысь!
  Эли не осталась поболтать, пока одни, а совсем исчезла из дома, возможно, ушла в подвал смотреть припасы, или исследовала участок. Только когда мы пошли купаться вместе, я смогла спросить:
  - Счастлива?
  - Условия ужасные.
  - К дому привыкнешь, все станет казаться романтичным, а Ян очень хороший помощник, ты быт перестанешь даже замечать. Я про вас двоих спросила - счастлива?
  - Не знаю. Не пойму... он как-то странно себя ведет, не так, как я ждала. Тебе помочь с колготками?
  - Нет, я сама давно наловчилась, просто делаю медленно.
  - Нормального мыла и шампуня здесь тоже нет? Я молчу уже про гель и бальзам для волос.
  - Да, готовься, что волосы через неделю будут жесткими и путаться. Расчесок пообломаешь, больше, чем спичек.
  - Старуха позволила мне взять только одну сумку, и ту я забила теплыми вещами в ущерб косметике. Кошмар, а не жизнь, надеюсь, прыщами не покроюсь!
  - Я заказываю у Отто крем для рук, глицериновый, и...
  - Ева! Ты с регенератом можешь хоть гуталином мазаться! Я смотрю на тебя, и завидую - личико такое, будто ты на курорте салонами наслаждалась, а не в морозы тут торчала! Что? Ребенок? Что случилось?
  Я оборвалась, а Элен не сразу заметила перемену в моем состоянии. Девушка разделась быстрее и уже стояла голая передо мной, зябко подрагивая от холода предбанника.
  - Нет, не ребенок... все хорошо...
  Красная воспаленная язвочка в районе живота. Она резанула меня по-живому больно, осознанием - аборт. Эли прервала беременность на раннем сроке...
  Мы зашли в баню, погрелись, стали мыться. Элен еще о чем-то несущественном говорила, а я, оглохшая, не могла отойти. Убийство маленькой, едва зародившейся жизни! Что бы ее не подтолкнуло сделать это - я едва сдерживала слезы в жалости к тому, кому не судьба была появиться на свет. Искорке, малышу, в котором частичка Эли и частичка... кого?
  - Да что с тобой? Если плохо, не молчи! Хельгу позвать?
  - Нет. Прости, но я спрошу тебя... иначе не выдержу! Зачем ты... почему... избавилась... - И заплакала, приобняв свой живот. - Я некромантка, я вижу след у тебя...
  Элен застыла с ковшиком в руках. Только ополоснула волосы и стояла передо мной - вся красивая, белокожая, стройная как нимфа, вышедшая из воды. И в тоже время ужасная! Мне казалось, что ее молодость и красота усугубляют преступление, и будь она страшной уродиной, смотреть на красную язвочку было бы легче.
  - Я понимаю, что ты меня осуждаешь, Ева. Но это мое решение, мой выбор, мне с этим жить, и я не жалею. Я чудовище в твоих глазах, да? Особенно, когда ты сама вот-вот родишь... я понимаю. Можешь ненавидеть. Не обижаюсь.
  - Еще года нет... - слезы так и текли, - язва яркая. Эли, умоляю, скажи, что это не от Яна...
  - Нет. Я забеременела от парня, с которым рассталась как раз как ты в Инквиз пришла, в то время. Его не любила, ребенка не хотела, вся жизнь бы порушилась. Это у тебя муж и желанная беременность, чудо для некромантки с вашим проклятием бесплодия, а для меня было бы проклятием - родить от того, кого уже ненавидела.
  - Ребенок не виноват...
  - Это, - Элен сделала надрывное ударение на слове, - еще не было ребенком. Оплодотворенная яйцеклетка, биологическое ничто, без чувств, сознания и прочего... Не вини меня больше, чем я себя виню. Если думаешь, что было просто - ошибаешься. Но зато теперь я могу жить той жизнью, какой хочу, с тем, с кем хочу, и дети у меня будут - желанные и любимые.
  Она помолчала, оставила ковшик и присела рядом на лавку:
  - Теперь я прокаженная для тебя? И больше не подруга?
  - Нет. - Приобняла Эли, ткнувшись лбом в плечико. - Просто больно. У нас у каждого есть в жизни разное... на мне шесть трупов. Мужчины, выбравшие свой путь и служение грязным делам, но они - люди, чьи-то сыновья, братья, мужья. Я некромантка и убийца, Эли, и если бы ты почувствовала весь запах крови, что висит на мне шлейфом, то... прости.
  - А я? Я тоже убийца, забыла про Серапиона?
  Девушка тоже заплакала и взаимно обняла.
  В предбаннике, одеваясь, мы услышали и обе немного насторожились - Хельга орала. Но так гортанно, с рыком и хрипом, что слов не разобрать. Интонация была не тревожной, снаружи не схватка или опасность, старуха в бешенстве выговаривала что-то Яну - кому же еще? Его голос дважды прорвался тоже, взаимно зло и холодно, будто он не тот, кто стоит ниже и должен слушаться матриарха и законную королеву. А наоборот - как хозяин, одергивающий зарвавшуюся в агрессии собаку.
  Хельга захлебнулась. Мы с Элен выскочили, накидывая дубленки уже за порогом, и зацепили немую сцену - старуха глубоко дышала, и пар клубами вырывался из носа и сквозь сцепленные в оскале зубы, - само воплощение придушенной ярости. А Ян, стоящий у дровней, и будто выросший еще на голову выше себя, походил на статую. Что-то непреклонное, нерушимое, об которое обломались железные клыки.
  - Делай что хочешь, мне плевать, в чем ты обманулась или тебя обманули, госпожа прабабка. Закона я не нарушил! Видишь, если не слепая!
  - Ян...
  Элен выдохнула, и Хельга повернулась к нам:
  - В дом! Ты займись ужином, а ты будешь сидеть со мной и ждать! В дом!
  Оказалось, что мне предстояло не просто "сидеть". Старуха выдвинула кресло из-за стола, поставила табурет напротив и устроилась со мной лицом к лицу, пытливо высверливая взглядом.
  - Вы поссорились?
  - Замолкни. Сосредоточься на ребенке и медитируй на жизнь, я просто хочу осмотреть тебя и прочувствовать - есть ли ненужные тревоги? Меня беспокоят следы слез - отчего плакала в бане?
  - Вспомнила свои преступления. Некроманты собственных шлейфов не чуют, но память иногда по-человечески дает о себе знать. Неприятно, когда кровь на руках, жалко, что не удалось остаться чистой - такое не смыть.
  - Сколько убила, стольких и нарожаешь. Нормальных прибавится, а мерзких не жалко. Ты хоть и не молода, начала поздно, но здоровья в тебе море - и в пятьдесят легко забеременеешь и легко родишь. Время есть.
  Смиренно опустила глаза, подумав, - я сама за себя буду решать, а ее великие планы на мой счет...
  
  Глава пятнадцатая
  
  Стемнело давно и легли рано. Я не хотела спать - привыкла к досугу после ужина, но Хельга, как ребенка, погнала в кровать, сама устроившись на полу. Расстелила войлочный узкий матрас, сверху плед, подушка валиком и не укрылась совсем - что удивительно. На моей памяти старики мерзли вечно, а ей, наоборот, чересчур жарко. Со мной не легла - и то счастье, а кровать двоих в тесноте, но вместила бы. Я отвернулась к стенке и затихла, прислушиваясь к очень слабым звукам другой половины дома - Элен, кажется, перемывала посуду. Наверняка и Ян не спал...
  "Нагладит, и завтрак подашь с улыбкой". Да, сегодня их ночь - разлученных влюбленных. Эли та, кто знает вживую - поцелуй Яна, руки Яна, силу любящего и желающего объятия. Срубовые стены и кухня между комнатами - надежда на то, что я их двоих не услышу ни в одну из ночей!
  Представила женский стон и покрылась неприятными мурашками, стиснув подушку и сжавшись поплотнее под одеялом. Нужно будет, - накроюсь с головой, и лучше задохнусь, чем вдруг услышу это в реальности! Пусть у них будет счастье, пусть зачинают своих детей - а Яну лучше никогда в жизни не узнать, что в любимой девушке однажды уже была маленькая и прерванная жизнь. Он простит... но осколок от этого знания все-таки залетит в сердце!
  Дом затих. Хельга не храпела и не сипела, пока спала на спине в позе мумии, - я повернулась лишь раз глянуть на нее в сумерках комнаты. И устроилась обратно. Из-за двери тишина тоже. Только печка потрескивала. К утру будет холоднее, когда все прогорит и почти остынет, - но Ян не постучит в дверь с вопросом "Проснулась, Пигалица?", и не будет ждать ответа, чтобы войти и затопить снова. Ничего уже так, как раньше, не будет!
  
  - Кофе к завтраку, и из подвала принеси брикет со сливочным маслом. Яна расспроси, что в запасах, которые на улице подвешены, я должна знать, что есть.
  - Там мешок сушеных яблок, на воздухе не плесневеет, запасы с макаронами, от грызунов в подвале пришлось перенести...
  И осеклась, увидев, что губы старухи зазмеились в раздражении. Я сглупила - или мне не по рангу знать "быт", или влезла в подкинутый для Элен предлог выйти на улицу и какое-то время провести с северянином время, а не торчать здесь.
  Эли, вопреки моим ожиданиям, не улыбалась даже глазами - не светилась так, как должна. Приготовила омлет из яичного порошка и сухого молока, накрошила сыра, добавила консервированную фасоль, и завтракала с нами, смотря только в тарелку. Хельга ее пугает? Вымоталась за вчера? Все еще остро переживает некомфорт "дикого" дома? Что такого могло случится, чтобы это перевесило радость от близости с любимым человеком?
  Хотела после улучить минутку для разговора, но не успела.
  - Нет, Хельга! Куда вы все?.. Зачем?
  Не заподозрила неладного, когда старуха занесла из сеней в комнату четыре пустых фанерных ящика - когда-то в них Отто привозил бутылки с маслом и банки с огурцами. Расставила посередине, на пятачке комнаты, и стала скидывать туда вещи с полок.
  - Лишнее! Весь хлам надо выбросить!
  - Это мое!
  - Твое будет в твоем доме. Одежда и кресло останется, не волнуйся, но прочий мусор я не вынесу физически. Пространство и воздух важнее каких-то дурацких предметов. Излишество! Барахло забивает комнату, а, значит, закупоривает разум и тело.
  Книжная полка опустела, коробка для шитья, коробка с обрезками, раскрой для сидушек, которые я хотела сделать для табуретов, сосновая корявая веточка с верхней полки - я нашла ее еще в ноябре и сохранила для украшения.
  - Это оставьте!
  Вцепилась в жестянку из-под чая с набором плашек для "Башни".
  - Мусор! - Крышка отлетела и деревяшки рассыпались по полу. Хельга рявкнула, и ткнула в меня сухим пальцем: - В этом доме хозяйка я, а ты гостья. С Нольдом будете решать, что вам нужно для вашего дома, а пока иди в постель, и помалкивай.
  Я готова была заплакать - ведь старуха ударила по больному и правдивому - здесь все только ее. Отошла к кровати и, прежде, чем лечь, достала из-под нее кастрюльку с крышкой, тот самый пресловутый "горшок" и сама выбросила в один из ящиков. Я всегда по утрам отмывала его на чисто, чтобы, не приведи Морс, в комнате не было ни капли запаха, и даже на миг загордилась собой - Хельга всю ночь проспала в нескольких сантиметрах от него, за пологом покрывала и простыней, и даже носом не шевельнула! Все, больше не нужен - при ней ночью я не смогу справлять маленькую нужду, буду злорадствовать - будить каждые два часа и заставлять сопровождать себя до туалета. Старухе еще повезло, что прошлая ночевка прошла без позывов.
  Воевать и доказывать силу характера не стала - не хотела, да и быть неблагодарной истеричкой тоже. Смирилась. Смотрела, как пустеет большая комната и исчезают тысячи мелочей - не просто вещей, а счастливой, почти семейной жизни здесь, с Яном... В "утиль" отправилась даже мебель - практически все, что появилось после нашего заселения - короткая лавочка-ящичек, которую Ян собрал осенью, чтобы я не на табурет треногий вставала, а на устойчивую опору, когда мне без его помощи что-то нужно было достать с верхних полок. Низкий и узкий столик с тех времен, когда я могла сидеть на полу, поджав колени, и у самой печки пить чай с сухариками. Улетела скамейка для ног от пыточного кресла, выдрались с "мясом" новые полки, которые тоже по моей просьбе, сделал Ян.
  Хельга рушила жизнь. Возвращала свое, аскезно-пустое, и уничтожало мое - наполненно-теплое.
  - Вещи перебери. Одежды у тебя все-таки с избытком - Отто и так привезет по моему заказу льняных рубах, в них ты будешь ходить до родов и после. Нечего забивать нюх щенку всякой пылью, чистота - это здоровье.
  - Хорошо.
  - Что это ты, сначала в ор, а потом так сразу сдалась? Я, конечно, все равно все сделаю по-своему, но ожидала драки от дочери Великого Морса.
  - Поняла, что вы правы. Вещи - это вещи, и они ваши, а у меня есть свое, живое и настоящие сокровище, моя Яночка.
  Хельга выбрасывала все скопом, попутно наклоняясь и поднимая с пола плашки по штучке. И вдруг резко, не по-старчески, выпрямилась, сверкнув из глаз синим пламенем:
  - Что ты сейчас сказала?!
  - Что мою дочь зовут Яна.
  - Кто это решил?!
  - Нольд. С самого начала, чуть ли не на второй день, как узнал о беременности... Обещал другу назвать ребенка в его честь, а имя подходит и мальчику, и девочке. А что, это имеет какое-то значение? Имя ребенку должны давать вы?
  - Нет, все в порядке.
  Успокоилась сразу и продолжила чистку.
  Одежду перебрала, выбросив больше половины, а потом оделась и собралась во двор - Хельга распахнула все двери, окна, и стала проветривать комнату.
  - Куда мусор выбрасывать? Там уже ведро полное.
  Эли показалась из проема кухни, а я задержалась у порога:
  - Сухой и мелкий обычно в печи сжигаем, сухой и крупный Ян на костре жжет за домом, как накопится. Отто вывозит стекло и железо. А пищевой в туалетную яму. Ты не волнуйся, Ян выбросит сегодня, он за этим хорошо следит - мыши зимуют в теплом, а кухню особо любят. Он где сейчас?
  - К подвесной кладовке пошел. Я как узнала, что у вас там запас кураги есть, попросила принести - сладкого хочется.
  Я улыбнулась - теперь не за мной ухаживают, а за ней, выполняя просьбы и балуя.
  - Ева... ты расскажешь мне, что с вами обоими случилось тогда, после похищения? Он ведь тоже убивал, да? И не только своего деда полузверя? Об этом мне Хельга сказала.
  - Позже. Я пойду пока кружок по двору сделаю - мне двигаться иногда надо, не на кровати же сутками просиживать.
  Но "позже" так и не наступало. Прошло четыре дня, которые зациклились на трехразовом питании, двух прогулках, ранним уходом спать и невыносимом просиживании в кресле или на кровати в обществе молчаливой Хельги. Кошмар далекого дня, когда она в своей квартире раз заставила меня "медитировать" в пустоте и тишине - обернулся кошмаром здесь, и перемен не предвиделось. Я не хотела скакать и прыгать, но поняла - насколько раньше была прекрасней жизнь, когда были обязанности, игры на воздухе, игры дома, общение с Яном, его юмор и умение слушать! Сколько я тратила энергии, и сколько получала взамен - живительная циркуляция, поток, в котором дни летели и было так счастливо! Теперь - пытка.
  Я стала ходить в туалет чаще, даже если не хотела, лишь бы растратить минуты на одевание, поход туда и обратно, раздевание и... надежду - хоть где-то, хоть краем глаза увидеть Яна. Хельга странно оберегала меня от всего, будто полный покой - единственное, что сохраняет беременность на последнем месяце. И не только от дел, от шума и вещей! Старуха нарочно разводила меня с Элен и Яном, его не пуская в комнату вообще, а ее выгоняя сразу после завтрака или обеда. Ужинала девушка все чаще не с нами. На попытки хоть о чем-то перемолвиться словом, цыкала, и если я бы могла тоже цыкнуть, то Элен сразу испуганно затихала. Никакой "рыси с горящими глазами", - зашуганная мышь! Изнуренная тяжелой для городской и неопытной в услужении рабыни!
  Что происходило? Понимая характер Хельги, все равно чувствовала - неестественность. Все странно, все с какой-то причиной, о которой молчат. А во что мне больше всего не верилось, - так это в Яна! Я его знала! И не просто так, а испытав на собственной шкуре - как он умеет развеять, облегчить жизнь и превратить в сказку даже самые тяжелые дни! Почему Эли не сияет?! Я бы на ее месте уже пела песни на кухне, и танцевала с тарелками, швыряя их вредной и злой волчице, как корм питомцу! Где сам Ян со своим взрывом счастья? Ходит тенью, работает только за домом, голос из сеней за все четыре дня я слышала дважды! Видела его долго в окно только с приездом Отто, на разгрузке.
  Что все вокруг знают, чего не знаю я? Нольд не вернется? Парис скончался? Мир за пределами погиб в атомном взрыве?!
  - Сегодня баня, пойдешь одна. Элен мне нужна для важного разговора и мозги я ей промою вместе с грязными волосами.
  - Мозги? Зачем? - Я очнулась от сонливого отупления быстро, и спросила: - Что не так с ней?
  - Не выполняет мои указания как следует, шкура.
  - Эли старается. Не надо так строго, пожалуйста.
  - Я не вижу, чтобы старалась! Девка разочаровала меня во всем!
  - Только посмейте на нее окрыситься и сделать выговор, госпожа Один. Устроите ей ад, тогда узнаете, как я могу играть на нервах - только уже ваших. Оставьте мою подругу в покое и общайтесь вежливей.
  Хельга прищурилась:
  - То тонко скулила, а то вдруг...
  - Мое послушание - благодарность, не обманывайтесь, что я из вольной стала смиренной. Уважаю вас, но пресмыкаться не буду, и друзей в обиду не дам.
  И продолжили дальше сидеть в тишине. Пока Эли не заглянула:
  - Баня готова, Ян уже вышел.
  - Отнеси мои вещи и полотенце в предбанник. И свое бери - ты пойдешь со мной.
  Девушка испуганно взглянула на меня, на Хельгу, а потом кивнула. Зашла, взяла с полки всегда приготовленную для помывки стопку. Как только они ушли, я с минуту выждала и подсмотрела в окно - чтобы точно не вернулись за забытым, и, накинув дубленку, вышла на крыльцо.
  Ян на шум входной двери обернулся и подлетел сразу, подав руку:
  - Рехнулась? Куда скачешь, да еще за перила не держишься! Прихватило что ли?
  - Прихватило, только не то, о чем подумал - я к тебе, поговорить хочу. Объясни, что происходит, пока Хельги нет и цепь ослабла.
  - А что происходит?
  - Вы странные, все странное! В комнату тебе нельзя, приняла правило как должное, но на улице пообщаться никак? Да, Элен, она любимая, но я теперь все - в углу нагадили? Даже пень перекатил, чтобы дрова колоть не здесь, а подальше... нарочно избегаешь, так себя друзья не ведут, - сам хочешь или старуха приказала? Я без тебя скучаю, Ян!
  Хотела спросить и сказать совершенно другое, а вырвались чувства. И не только в словах - последние две ступеньки я не спустилась, а качнулась с них вперед, и обняла его за шею.
  Северянин покачнулся тоже - на шаг назад, и, подцепив подмышки, стащил с крыльца. Поставил на снег, мягко оторвав от себя:
  - Не липни, Пигалица. И не обижайся, пожалуйста... со стороны некрасиво выглядит, но так надо, чем меньше у тебя будет отвлекающих помех, тем лучше.
  - С чего это?
  - Все сосредоточение на ребенке, и в мире больше никого нет.
  - А то, что мне плохо, и я вою... помогает, думаешь?
  Я хорошо видела его лицо, Ян как раз попал под свет из окон дома, поэтому успела уловить секундную болезненность выражения, а после и вымученность улыбки:
  - Иногда приходится поступаться чем-то во благо. Не поддавайся эмоциям, думай о будущем - у тебя оно есть. Выше нос!
  И щелкнул пальцем по самому кончику, будто хотел задрать его движением снизу-вверх, едва коснувшись хрящика. Не сильно, даже щекотно... а лучше бы пощечину дал!
  Я вдруг ощутила себя семнадцатилетней некроманткой с золотыми глазами, глупо влюбленной и ничего не понимающей, - Златой. Дите неразумное. Верит во что-то... надеется на что-то... ждет невозможного, дура! Невозможного!
  - Давай в дом, ты почти не одета. Жди лучше там, чем на морозе, они только вошли, пробудут долго.
  - Ян...
  - Иди-иди.
  Я поднялась, зашла в пустую комнату и встала по центру - потерянная, будто не прямо здесь, а во всем мире. Кому я нужна? Что у меня есть? Парис - не отец, Хельга - не мать, Нольд - не любимый, а Ян - не муж... даже этот приют - не дом...
  Не знаю, сколько минут простояла, время как схлопнулось в никуда. Очнулась, как услышала голос Хельги за спиной:
  - Твоя очередь. Ты готова? Я провожу...
  - Если я больше не люблю Нольда, я могу развестись? Могу свободно уйти из стаи, отказавшись от всего?
  Обернулась на старуху и увидела ее злые прищуренные глаза:
  - Ты чего удумала, шавка? Ты что говоришь?
  - Вы слышали. Отвечайте.
  - Можешь. Ты свободна - уходи! Но любой несовершеннолетний полузверь принадлежит только полузверям, тебя отпустят, а его заберут. Ребенок останется с Нольдом, или под опекой любого другого сородича, но не с тобой, некроманткой!
  - То есть даже мне, матери, моя дочь не принадлежит?
  - Щенок наш по закону рода! Зверь - дитя зверя! Мужья наших женщин также бесправны в родительстве, - не думай, что ты будешь исключением, потому что родила! - Хельга глубоко вдохнула и постаралась спокойно выдохнуть: - Дурь из головы выбрось. Не позволяй обиде на Нольда взять верх - он не бросил тебя! Парис сейчас выискивает его, и, как найдет, вернет в реальность... твой муж заигрался, потерял счет времени. Прости его за это и жди. Ты сильная.
  - Я давно сдалась, и давно не жду. Теперь дело не...
  Старуха подскочила и ударила меня по губам - сильным, жестким шлепком:
  - Не смей! Не тявкай!
  Я закрыла глаза... и почувствовала, как по ногам потекло теплое. Хельга еще что-то шипела, а потом вдруг резко замолкла, и также резко выкрикнула:
  - Элен, сюда! Полотенца и покрывало - живо!
  Мне и стыдно не было за то, что обмочилась. Хотела одного - чтобы все ушли, а я не открывала больше глаза, и не видела этого мира. Думать о будущем, которое у меня есть? Ян ошибался - у меня нет и не будет ничего.
  А следующим мигом почувствовала спазм внизу живота - тянучий, но не болезненный. Хельга, как с неподвижного манекена, стала стягивать с меня одежду и порыкивать недовольно. А я еле выговорила:
  - Я сама за собой уберу, сама отмоюсь... пол тоже вытру сама...
  - Помолчи, девочка. Элен! Яну скажи, чтобы воду в бане держал горячей столько, сколько нужно, хоть до утра. Предупреди, чтобы в дом не ногой, пусть в предбаннике дежурит! Там и поспит, если затянется... И сама в кухне залей самую большую кастрюлю - чистую, питьевую, поставь греться.
  - Началось? Сейчас? - Голос Элен возник и пропал.
  Я открыла глаза и посмотрела на пол. Воды отошли? А спазм - первые схватки?
  - Яна, куда же ты... рано, милая... рано...
  Но малышка решила по-своему.
  
  Глава шестнадцатая
  
  Меня затянуло в водоворот - бесконечный и цикличный, и какой-то нереальный, будто я уже давно не в комнате, а в страшном сне с охотниками и погоней. Я будто видела звезды мартовской ночи над головой, а не потолок, - они становились все дальше, сужая надо мной жерлом края оврага, превращая его в огромную яму, а потом и в колодец. Была боль, много. Но что-то еще разрывалось во мне, - не только тело! Я кричала в голос, рвала мокрые простыни, а тени силуэтами вокруг мелькали все быстрее, превращаясь в призраков. Иногда сознание прояснялось - я понимала, что это Хельга и Элен, и иногда даже понимала слова:
  - Должно быть легче... я сейчас не выдержу...
  - Не понимаю... на все точки надавила, а она орет. Что-то не так...
  - Вы глаза видите? Что с Евой?
  И опять - боль. Я кричала от того, как на осколки разбивалось сердце и пустоты заполняло отчаянье. Я кричала не от схваток - а от неотвратимого, что поселится во мне и не уйдет никогда - смерти. Дочь рождалась, а я умирала...
  - Я не могу перебить ей горло! Великая Матерь!
  - Госпожа Один! Она кричит как на пытках! Я не могу...
  - Заткнись! Неси...
  Вой... голоса утонули в мире без звуков, а под небом на все пространство потянулся отчаянный долгий вой. Меня разрывало и расщепляло на сотни частиц! Я вдыхала воздух и не могла выдохнуть - только выпустить с воплем, и не видела уже ничего, реальность померкла тоже. Тонула, кричала, захлебывалась... и вернулась в сознание, как проснулась, только с пронзительным плачем жизни. Новой и маленькой.
  Яна родилась на рассвете, почти двенадцать часов спустя. В первые секунды захрипела, а потом развернулась во всю силу крошечных легких - я увидела, как Хельга держала ее за ножки, потом взяла в ладони, и девочка почти исчезла в их ширине.
  Эли что-то делала со мной - суетилась, шептала, трогала за ноги. Схватки продолжились, но вскоре отпустили, как и боль. Нутро загорелось, но приходила огромная усталость и облегчение - кошмар сменился счастьем, что я слышу самую чудесную песню на свете. Яна яростно возмущалась на новый мир, и только когда Хельга положила мне ее на грудь, стала не кричать, а кряхтеть. Сырой и сморщенный комочек, наспех обмытый, - самая прекрасная девочка!
  Элен вытаскивала из-под меня простыни и подкладывала сухое, а я уже ни на что не обращала внимание. Моя малышка, мое неземное создание шевелилась и морщилась на бледный свет окон, - все в ней такое крошечное! Пальчики, ушки!
  - Как ты себя чувствуешь, Ева?
  - Хорошо.
  Выговорила, поняв, что только шевельнула губами - голос сорван. Посмотрела на старуху, а та нехорошо сводила брови, вглядываясь в мое лицо, и у Элен, которая встала рядом, тоже было что-то тревожное во взгляде.
  - Так должно быть?
  - Не знаю. Может быть, это нормально - она же некромантка... у тебя глаза не гаснут, Ева, но все прошло хорошо - ты здорова и ребенок здоров. Угадала - девочка. Чуть недоношенная, но крепкая, тепла побольше и чистоты, все догонит. Силы есть? Приложи к груди...
  - Силы есть. Есть...
  И навалилась, как черным саваном, тьма. Пропало все, и только последние секунды я еще чувствовала на себе крохотное горячее тельце, а потом и это исчезло.
  
  Сколько прошло времени?
  Когда я очнулась, вокруг снова было темно, ко мне сразу подскочили Элен и Хельга - что-то спрашивали, трогали. Я лежала в кровати переодетая в длинное и белое, без покрывала и даже простыни сверху.
  - У тебя жар. Но странный - это регенерат? Ева... - Эли наклонилась надо мной в очередной раз, и слова я уже расслышала нормально. - Скажи, я изучала о некромантах все, но не понимаю, что происходит! Ты целая, травм нет, инфекции не занесли, а горишь как на вулкане.
  - Яна!
  Ребенок плакал на руках у старухи. Мне помогли сесть, подложив под спину кучу свернутого, и Хельга аккуратно передала девочку. Спеленутая, но не туго, она шевелила ручками и ножками, замолкла и сразу стала спокойней.
  - Малышка...
  - У тебя молока нет, перегорело. Отто успел привезти все необходимое, и смесь тоже, попробуй ее покормить с бутылочки.
  - Сколько я провалялась так?
  - Больше суток.
  Руки дрожали, как и все тело. Эли зря спрашивала - я не знала, чем болею. Меня мутило, и голова шла кругом, я выпила кружку воды, но облегчения это не принесло, наоборот - затошнило еще больше.
  - Я освобожу от рубашки, подожди... пусть она чувствует твое тело. - Хельга заботливо расшнуровала тесемки, распеленала Яну и дала мне маленькую теплую бутылочку. - Постарайся, девочка...
  - Глазки карие, светленькая... у нее светлые волосы.
  - Давай, Ева, очухивайся, без мамы щеночек плохо ест - ты нужна. Очнулась - хорошо, сейчас тебя оботрем, и тоже поешь чего-нибудь. Что за лихорадка некромантская, объясни?
  Старуха сама на себя не походила - никакой строгости, вся на цыпочках, с вкрадчивым сухим голосом... погладила меня по голове, по голому плечу, и шепнула:
  - Всю тебя осмотрела, по всем узелкам - все хорошо. Но даже мои приемы тебя в сознание не привели, тело слушается, а разум во сне. Как сейчас?
  - Тошнит. Запах какой-то в комнате...
  Я на самом деле различила, что мутит не просто так, а от вони. Залежалое, тухлое, будто все родовые тряпки сунули под кровать и это от них смрад. Хельга повела носом, чутко раздув ноздри:
  - Чем тебе пахнет?
  Я не ответила. Яна прижималась к моей груди ушком и щечкой, сжимала ладошку, и чмокнула, когда я поднесла соску ко рту. Глазки - кофейные, а во всем остальном такая неяркая, будто зефирка. Волосы белесые, еле заметные бровки, реснички пшеничные - цветом в Нольда, настоящая северянка.
  Яна глотнула пару раз, и начала кривиться. Замыкала, стала запрокидывать головку и кашлянула, не проглотив третий глоток.
  - Что за смесь? Она не подходит...
  - Отто два рейса сделал - и свежего молока привозил, достал. Мы и воду давали - больше капли не пьет. Я ее тоже всю осмотрела - здоровая девочка, не больна. Животик, сердечко, легкие... все рефлексы правильные. Но есть не хочет, зараза! Крикливая!
  - И спит мало...
  Тон Эли встревожил меня больше, чем успокоил доклад старухи. Плевать, что со мной, что-то неправильно было и с моей девочкой!
  - Дай полотенце, не стой столбом! Может ее твой жар беспокоит. Слишком горячо? Давай...
  Но Яна только расплакалась, а сосать больше не захотела.
  - Мне нужен воздух, здесь очень душно.
  Хотелось подольше подержать ребенка, а не минуту, но нужно было встать - пошевелиться затекшим телом, уйти к окну, открыв его, или на улицу - куда угодно, только с противной кровати. Постель показалась мне опять сырой, хотя сама была не потной, и после родов тоже ничего не осталось - все чистое. Хельга забрала Яну, а Элен помогла встать.
  Отчего трясло? И немело не по-хорошему, будто не от долгого лежания, а от яда, проникшего в живот и конечности. Вспомнила, как однажды отец рассказывал о собственном случае в молодости - его укусила змея. Он промучился очень долго, думал, что умрет - яд окажется эффективней регенерата, и описывал ощущения схожие теперь с моими. Что отравило? Только мне дышалось вонью, и это в моем рту вода превратилась в тухлую болотную жижу, которая не усвоилась, а просилась обратно.
  Опустила ноги на пол, как вывернулась ей.
  - Я пробовала тебе лекарства колоть, у меня с собой, привезла на всякий... Ева, милая, не суетись, сейчас!
  Элен первым делом утерла мне губы, и тем же полотенцем лужицу. Быстро унесла и вернулась с другой кружкой:
  - Глоток сделай, там порошок - противорвотное.
  Старуха качала ребенка, наклоняя свой острый, костистый нос к кулечку и порыкивая - не мурчание, но что-то зверино-ласковое, должное убаюкать.
  - Где Ян?
  - На улице. Ночует в предбаннике, сюда ни ногой... да что ему будет - на улице минус десять. Он может хоть в сугробе жить!
  - Мне нужно одеться и выйти подышать. Не могу больше в комнате.
  Не получилось. Едва дошла до кресла, как села в него и осталась - все, чем помогла Эли, так это накрыла одеялом и открыла одно окно. Старуха укутала Яну теплее, но на руки не дала:
  - Дыши-дыши, займись свои здоровьем. Вернешься в кровать - дам обратно.
  Легче не становилось. Воздух холодный, но все-такой же противный, будто во дворе помойка, с которой несет ветерком всю вонь прямо сюда. Элен крутилась вокруг, бегала на кухню, принеся мне через несколько минут плошку с бульоном:
  - Не из кубиков, на курице. Теплый, попей.
  - Спасибо.
  Мясо сварили тухлое, вода застоялась - все тошнотно... я головой понимала, что с водой и продуктами все нормально, и тем более никто нарочно не станет готовить бурду, желая отравить. Это я подгнивала, начиная с носоглотки, изнутри.
  - Кажется, я умираю, Хельга. Еще при родах... а теперь уверена - во мне смерть, я не оживу, а превращусь в труп.
  - Чушь! С твоим телом все в порядке. У тебя что-то с головой, это психическое, - глаза горели все время, даже пока ты без сознания лежала, и до сих пор не гаснут. Очнулась - хороший признак, пойдешь на поправку. Стресс, постродовая депрессия. Эта хворь у обычных женщин бывает, а тебя по своему ударило. Вспомни, Ева, что ты человек - а не самка богомола, подыхающая, дав потомство.
  И глотка бульона не сделала - не смогла. Воздух не помог, только заморозил и усугубил ощущение трупного окоченения в конечностях. Я вернулась в кровать, пыталась кормить и укачивать Яну, спрашивая ее шепотом:
  - А с тобой что, девочка моя?
  Будто младенец мог дать ответ хоть каким-то сигналом. Старуха не унималась доказывать, что та здорова. Прямо на моем живот ее крутила, двигала, щупала, сияла синими глазами - чувствуя тельце ребенка своим природно-звериным чутьем. А малышка хныкала, и все равно не ела. Через несколько часов опять глотнула из бутылочки дважды и стала захлебываться. Она спала по малу, беспокойно... я готова была умереть сама! Но как ее спасти от голодной смерти?! Яна должна есть много, набирать вес, расти!
  - Хельга, умоляю... Хельга...
  К исходу дня стало хуже. Сознания не теряла, но лежала пластом и не могла больше ребенка держать рядом с собой - сводило с ума ощущение, что малышка плачет от того, что ее кладут к неживому и уже разлагающемуся трупу. Она это чувствует свой такой же крошечной сущностью полузверя. Не кровать, а могила, не материнские руки, а мертвые клешни, и запах... невыносимый запах!
  Элен хваталась за голову, не сдерживая нервы так, как это умела "госпожа Один", и одергивания не помогали. Девушка на вид вся измотанная, то пускала слезу, то шептала молитвы небу, и дергала на себе одежду от бессилия в реальной помощи. А я уже не просто дышала гнилым, у меня сжимались легкие, тело отнималось, а воспаленный мозг стал насылать кошмары не во сне, а наяву. В почти пустой комнате голоса были не звонкими, а глухими, как в земляном склепе, по углам неразличимые тени из прозрачных уплотнялись до материальной, грязной, черноты - и заползали все дальше.
  - Позовите Яна...
  - Нельзя. Еще есть надежда, что Нольд приедет заранее, а не в притык к сроку. Дни не прошли. Щенку нужен отец, его запахи, а не чужака.
  - Позовите Яна, пожалуйста...
  - Не дури. Сюда ему нельзя.
  - Я умираю, Хельга.
  - Нет! Это психика обманывает! Борись с ней!
  Это Хельга обманывалась, а бороться как с ней, так и с отравой сил не было. Думала только о дочери - девочка должна выжить. Должна! И прожить целую жизнь! Вот, у кого есть будущее!
  А потом мысли спутались... отчаянье тупело и не было острым. Иногда я открывала глаза и не понимала, почему не в своей детской? А в другой раз - почему не в комнате корпуса? Через минуту вспоминала - кто я сейчас, где, но воспаленное сознание продолжало пытку памятью. Миг назад я еще видела закатное небо, лежа переломанная в овраге, а потом, сразу следом - мокрая в осоке после аварии. Только, что больно не было. Вспышками мелькали - кровавый завод, ящик Валери... неудержимая тошнота от вони сектантки, когда она уронила сигаретницу в курилке... бешеная Алекс, ударившая по щеке когтями... как только открывала глаза и нащупывала реальность, - видела, что грязное и черное все ближе - окольцовывает меня. Это колодец предсмертия, тот, о котором говорила Злата, и который сама почувствовала, когда умирал Вилли. Теперь я вижу его глазами. Грязь, заполняющая все.
  Грохот... он странно протолкался через ватный от глухоты воздух, что ушам стало больно, как от ультразвука. Шеи и лба коснулось что-то прохладное и одновременно теплое, а в нос ударил запах сырости - но приятной, как летний дождь.
  - ...три на мен... ица... не смей!
  Еще вдох, еще! Гнилостный туман в легких сдал назад, и в голове прояснилось. Это Ян на меня орет! Это он мне голову держит! На миг показалось, что он приподнял не на постели, а из ванной, полной воды. Секунду назад - ни дышать, ни слышать, все расплывалось в мути, а теперь прокололись и нос, и уши, дав свободный путь настоящим воздуху и звуку.
  - Почему ты врала мне, что все хорошо?! Ведьма!
  - Парис бы давно прилетел, если Еве грозит опасность. Он бы почувствовал...
  - Если! - Ян хрипло рявкнул, задыхаясь. - Парис на другом конце света, Хельга! Он может быть слишком далеко для чутья!
  Какие же у него прохладные руки! Блаженство, если умру на этих руках! Ян меня стиснул, прижимая к груди голову, и заскулил - зло и одновременно отчаянно:
  - Не смей, Ева! Не смей умирать, проклятая некромантка! Я добегу до города и дозвонюсь до него, с запада лететь часов шесть... Парис тебя спасет! Продержись, сколько нужно!
  Ян и в лицо не смотрел, тряхнул, уронил обратно и исчез. Он ворвался как ураган, отрезвил штормом, и рванул - из дома, бегом, по непроходимой дороге... на снегоходе два часа, а бежать ему дольше... я не продержусь столько! Я хочу умереть, когда он рядом!
  - Нет...
  Хельга выскочила за ним, и я осталась в комнате одна. Гниль в полную силу назад не нахлынула - я четко осознавала пространство, и даже слышала через открытые двери, как где-то за стенами плачет моя маленькая Яна. Мне хватало и трезвости мыслить, я поняла, зачем Ян побежал, поняла, сколько времени уйдет...
  У меня нет нескольких часов - я не дождусь Париса, и не смогу дождаться возвращение северянина, даже если назад он помчится на снегоходе. Это мой последний день, и он таял... колодец почти сомкнулся.
  Встала... на ноги! И сделала первый шаг. Где все остатки моих сил, в каких резервах?! Я достану! Израсходую все, даже если сдохну на пороге от этого! Покачнулась, но сделала еще три, еще...
  Эли влетела и подхватила меня под руку, к счастью, не развернув назад, а помогая - потащила к выходу! Хельга вскинулась со ступеней крыльца, но застыла, а я, захлебываясь гноем в легких, расправила их одной лишь силой воли:
  - Ян!
  Двор пуст, и дорога пуста. Драгоценное время упущено - он успел скрыться, Ян убежал неимоверно быстро, и сугробы не помеха.
  - Вернись!
  Мне не нужно это спасение... не нужен подвиг, не нужна жертва его невероятного рывка на сто километров через лес и ночь. Я хотела одного - только бы обнял! Обещал позаботиться о моей девочке и отпустил к смерти. Я хотела умереть упокоенной и... не одинокой.
  - Не бросай меня!
  Ноги больше не держали, и легкие после третьего крика не расправились. Хельга подхватила мое тело на себя, Эли не отцеплялась, а я с последней надеждой, свернув голову, смотрела на дорогу - пока могла видеть. И точка возникла... неразличимо темная на фоне леса, при сумерках, заметная лишь потому, что двигалась. Ян услышал! Ян знал, что бежит за помощью, что от Париса зависит моя жизнь, но выбрал не то, что правильно - а то, что я попросила. Вернуться!
  Все размылось. Я сморгнула слезы, задохнулась и оглохла, но последняя вспышка разума кристально ясно проявилась картиной - разбрызгивая глубокой снег, мощными скачками пробиваясь через преграду, ко мне мчался громадный волк!
  
  Глава семнадцатая
  
  Яма! Края, как склизкое жерло, которые обтекали грязью, не задерживаясь в пальцах, и не зацепиться ни за что, не осыпать стенку! Я прыгала, падала, снова старалась - тщетно, только выбивалась из сил.
  - Мама!
  Она же есть где-то! Там, наверху, мир, полный жизни!
  - Отец!
  Но и он не придет. Его забрала смерть, как и моего Толля...
  - Нольд!
  Он слишком далеко. Настолько, что не услышит призыва.
  - Ян...
  Голос сорвался. Я шепнула, и снова упала на дно, полное натекшей воды - прямо в кашу из стоков и тухлого месива. А сверху мелькнула тень и послышалось рычание... я запрокинула голову, всматриваясь в светлое пятно далекого и дождливого неба - мне же не показалось?! Он пришел! Я позвала и Ян здесь!
  Зверь снова рыкнул и скульнул - ему не спрыгнуть сюда, слишком узко. Свет весь перекрылся огромной головой, с края обрушилось больше грязи вместе с комьями травы, а я, поднявшись на ноги, попыталась дотянуться. Глубоко! Нужно собраться с силами и подпрыгнуть, вытянув руки вверх.
  Я так и сделала - но челюсти клацнули в воздухе впустую... Еще!
  Помнила, насколько больно было однажды, когда другой зверь спасал - клыки раздробили кости, но я ведь сильная и выдержу - пожертвую, стерплю любую боль ради спасения! Нельзя умирать - где-то в огромном мире есть тот, кого уже я должна защищать, мое крошечное сокровище.
  После второго прыжка опять упала, и уперто поднялась снова. Болото под ногами не позволяло хорошо оттолкнуться, наоборот - держало и засасывало. Если на третий раз не получится - то все, утону. Земля не выпустит, а похоронит! Последний шанс!
  Не челюсти... запястья с силой обхватили горячие ладони, и я потеряла чувство веса. Наверх! К воздуху, дождю и пространству!
  
  Я проснулась от кошмара, но лежала и долго не открывала глаза. Дышала свободой и прохладой, чувствуя, как тепло телу и как все вокруг обволакивает дождливой моросью, - будто я на сухом островке травы, а вокруг все в каплях, пыльце и солнечных лучах. Гроза ушла, оставив после себя только свежесть и звон кристально промытого воздуха!
  Поэтому, когда я открыла глаза, то удивилась, - комната. И память вернулась! Осторожно пошевелившись, прислушиваясь к телу, нашла в себе только легкую слабость - ни капли трупного яда в мышцах и зловонной гнили в горле и бронхах. Я лежала не укрытая, просто в длинной, похожей на старинную, льняной рубашке, - не ночнушка, а будто саван для покойников...
  Может, я на самом деле умерла, и меня собирались омывать и хоронить? Перекатилась на бок, собираясь тихонечко опробовать силы и встать с кровати, и застыла на краю. На полу рядом лежал Ян. Он вытянулся ничком, на тонком покрывале, босой, в одних штанах и рубашке, и спал, отвернув голову в сторону окна. И самое поразительное - спал не один! У него на груди, полуобернутая в свитер и мягко придавленная ладонью для контроля, лежала Яна! Только личико и кулачок выглядывали из кулька!
  Вторым взглядом я заметила одну пустую и одну недопитую бутылочки со смесью, и вскрытую большую бутылку питьевой воды. Фонарик, полотенце, несколько пеленок стопкой. Настоящий разбитый лагерь с ночлегом... сколько прошло времени? Дня два или три дня, судя по тому, как Ян зарос небритостью, - его будто кто пшеничным песком напылил, шрамы на щеке и подбородке совсем незаметными стали. Такой лохматый, такой красиво бледный! А Яна, в сравнении с размерами тела северянина, казалась букашечкой - накрой он ее второй рукой, спрячет полностью.
  Если я и умерла - этот рай того стоил. Устроилась лежать на краю, на животе, и любовалась неповторимой картиной. А потом бросила взгляд на дверь - закрыта. Все замкнутое пространство комнаты наполнялось ощущение живительной чистоты, - я не на самом деле дышала послегрозовым влажным воздухом, ментально чувствовала.
  Малышка шевельнулась, и он проснулся. Сначала повернул голову к ней, а потом увидел меня:
  - Ну наконец-то! - В жизни не думала, что Ян способен сделать такое со своим голосом: вопил шепотом. - Я отчаялся ждать, когда ты очухаешься. Нянькой и кислородным баллоном больше двух суток отрабатываю!
  Зажмурилась, чтобы не зареветь, и прикусила нижнюю губу.
  - "Кислородный баллон"?
  - Парис обозвал и с тобой запер. Почему - понятия не имею.
  Соврал. Я открыла глаза снова, поняв, что со слезами справилась, и посмотрела в лицо северянина - все он знал, просто признаваться не хотел. Я потому и смогла на несколько минут протрезветь в тот день, что он оказался рядом, и сейчас выкарабкалась, потому что дышала чистым.
  - Парис приехал часа через три, как я в дом вернулся - и сразу с Хельгой подрался. Можешь себе представить? Как кот с собакой, до клочьев - он ей волосы выдрал, а она его искусала, рехнулись оба на старости лет. Хельга, конечно, совсем древняя, но резцы еще не потеряла.
  - Какой кошмар. И ты не заступился за бабушку?
  - Чтобы она меня и убила, не разобрав? Нет. Пить хочешь?
  - Очень.
  Ян аккуратно, не двигая корпусом, дотянулся до бутылки с водой и протянул мне:
  - Ты правда очухалась, все хорошо?
  - Как заново родилась. Только сил мало... Парис сказал, чем я заболела?
  - Нет, молчит.
  Мало воды, хотелось больше. Жажда от полулитра проснулась такая, будто из меня эту воду выкачали, а не наоборот.
  - Хельга разрешила тебе взять ребенка? Как?
  - Это не она, это Эли. Она умная девушка... как только старики начали двор разносить в драке, принесла малявку и на руки сунула, а через пять минут и бутылочку принесла. Если бы не Эли, я и о тебе бы не узнал, что загибаешься. Вранье старухи раскрыла.
  Яна - полузвереныш, и ей нужен был папа. Могла лишь догадываться, что все "щенята", чувствуют родителя полузверя в матери, и все складывается как надо по их природному закону. Но я - некромантка, а запах Хельги, будь та трижды матриархом, не срабатывал, потому что она не мужчина. Я не знала, сколько проблем это принесет как Яну, так и Нольду, но самое главное - что ребенок ел и спал, а не, вопреки инстинкту, отказывался жить, словно выброшенный на обочину кутенок.
  - Я еще не готова принять дежурство. Пожертвуй до вечера руками и затекшей спиной, пока я восстановлюсь, ладно?
  Больше всего на свете мне хотелось, чтобы Ян никуда не уходил, а я бы вечно лежала и смотрела на них двоих вместе. Он ни слова не сказал, но глаза не обманешь - северянин весь обмирал, когда девочка шевелилась во сне или слабо сопела, бережно прижимал руку к складкам свитера, подстраховывая от внезапностей, и лицо у него становилось таким трогательно-настороженным, будто боялся бабочку спугнуть.
  - Куда от вас, Пигалиц, денешься... копия ты, как две капли. Ева, - Ян посмотрел на меня и голос его стал серьезным, - никогда больше не пугай так. Ни-ко-гда. Что бы я Нулю сказал? "Извини, не уберег", и повел на могилу? Я за тебя отвечаю, а ты... чуть не подставила.
  - Так ты не за меня боялся, а за себя - ответ держать придется?
  - Д... - "Да" или "дура" - он оборвался на одной букве, зло зажмурился и, чуть приподняв голову, уронил ее обратно - сам себя полом стукнул по затылку. - Можешь просто больше не умирать? Сделай одолжение.
  Я потянулась рукой к малышке и с нежностью тронула ее сжатые в кулачок пальчики. А потом взяла и уложила ладонь Яну на грудь, и чуть похлопала:
  - Не подведу, обещаю. Сдашь нас двоих целыми и невредимыми, вздохнешь спокойно и забудешь, как страшный сон. Недолго осталось, потерпи...
  - Да уж как-нибудь. Не могу я тут больше, сил нет.
  Он влюбился в меня, забыв свою Эли, как я забыла Нольда. Я совсем не слушала слова и не верила интонациям, которые Ян так хотел подделать под искренние - сердце билось слишком взволнованно, а вся комната со звоном большого пространства дрогнула каждой микро-капелькой распыленного в воздухе дождя. Он не стал бы говорить про дружеский долг, если бы не хотел прикрыть им, как щитом, настоящий пережитый страх за мою жизнь. За меня, за его Еву, а не за доверенную на хранение ценность друга.
  Было бы не так - Эли бы не ходила такая грустная. Было бы не так - Хельга бы не превратилась в маниакально сторожевого пса со странной реакцией на имя "Яна". Было бы не так - сам Ян никогда бы не вернулся, услышав, как я кричу "не бросай меня", а продолжил во имя долга бежать в город за спасением.
  
  - Парис...
  Я мучилась жаждой, но не вставала, и Ян лежал молча и не шевелясь несколько минут, не тревожа сон ребенка. Но Яну не разбудило ничто, даже шаги объявившегося в комнате некроманта.
  - Тиш-ш-ше ты топай!
  Северянин зашикал на Париса и скривил недовольное лицо. Давно я не видела у него таких некрасивых гримас столетней давности...
  - Да ты эту букашку не добудишься! Отоспит свое, даже если здесь цирк начнется... ожила, паршивка. Сейчас наказывать буду по-отечески строго, за все, что устроила!
  - Сначала воды, потом можешь в угол поставить.
  Ян стал подниматься на ноги с грацией эквилибриста - удерживая ребенка на руках и не качаясь ни на сантиметр в стороны.
  - Правильно, иди куда-нибудь на кухню, мне с Евой поговорить надо о делах наших некромантских.
  - Сам иди. Не слышал, вода нужна.
  - И еды, еды! Все, что есть! - Зашептала Парису уже в спину, пока тот не вышел обратно из комнаты. - А то я сгрызу все бревна в наказательном углу! И умру от голода.
  Оба переглянулись, и Ян хмыкнул:
  - Она точно выздоравливает. Слыхал, как угрожать начинает?
  Я недовольно села на постели:
  - На правах недавно родившей, чуть не умеревшей, а сейчас - слабой и больной, могу поклянчить немного внимания и ухода. А я думала, Ян, что ты излечился от слова "она" в моем присутствии.
  - Это навечно. Ладно, раз у вас разговор, пойду. Принесу ребенка тебе, как поешь.
  - Хельге скажи, что Ева очнулась. А то я с этой сукой не разговариваю, она на крыльце сидит со своим чаем.
  В те несколько минут, пока в комнате никого не было, я спохватилась про себя - пощупала спутанные волосы, грудь и живот, задрала невысоко подол архаичной рубахи, чтобы оценить ноги. Голова была грязная, будто намылили и забыли - так и высохло. Грудь не беспокоила и была вроде даже как мягкой, Хельга сказала, что молока нет - перегорело, и я не совсем понимала, какие последствия. Совсем нет и уже не будет? Камнями ничего не застоялось... живот еще некрасиво подвисал бурдючком, но мне казалось, что регенерат даже в болезни продолжал делать свое дело, возвращая тело к норме. После родов должно быть побольше, а у меня и в талии похудело, и в ногах, - немного, но я поднабрала вес, пока последние месяцы мало двигалась и много ела.
  Это все было так глупо!
  Меня накрыло легкомысленное девичье беспокойство за свою внешность, как будто не было ничего важнее спутанного гнезда на голове! Ни то, что случилось до, ни то, что ждет в будущем - мысли будто нарочно скучковались и ушли в какой-то загон, который пока стоит держать запертым. Ян, Нольд, - что бы ни было, я панически боялась думать о них обоих и о собственных чувствах!
  Парис в два захода принес сначала воду - три бутылки, а потом и ковшик с кашей, сухари и банку вскрытой сгущенки. Постелил мне на колени полотенце:
  - Не кроши, потом спать замучаешься.
  Пить очень хотелось, но места в желудке сразу на все не было, - выпила литр, взялась за еду и навострила уши.
  - Ты бездарная некромантка, паршивка.
  Я согласно кивнула. И от жадности до боли в зубах куснула ложку вместе с комком каши.
  - Тебе твой папашка о духовных трупах рассказывал?
  Опять кивнула. А Парис, вздохнув, подтащил пыточное кресло поближе к кровати, подвинув ногами постельное покрывало на полу.
  - Ешь, не давись, никто не отнимет... а чего такое низкое?
  - Это мой трон.
  - Займу на время. Великому Морсу позволительно. Так... Почему ты такая дура? И такая непроходимая тупица?
  - Какая есть. Скажи побыстрее, что со мной было?
  - Ты повесила на себя не просто духовный труп, а самую мерзкую тварь - гнилицу! Такие не висят на плечах годами, они проникают в тело миазмами, сводят с ума, будят агрессию к себе или окружающим, и убивают. Редкая падаль! С некромантом, чувствительным к смерти, в разы хуже и быстрее! Какого Морса ты сдохла, идиотка? Кто тебя бросил? Кто тебя не любит? Ребенка родила, а от одиночества загнулась?!
  - Хельга сказала, что Яну отберут, если я захочу уйти. Она - дитя полузверя, а у меня никаких прав...
  - Суку убить мало, с ее законами и правилами! Ненавижу псину! Постаралась, да... - Он оглядел комнату, поняв все - моя жизнь вычищена и выброшена на помойку. - Большой вклад сделала.
  Доскребла кашу, взялась за сгущенку, с предвкушением макнув в нее первый сухарь. Божественная еда! Еще бы мяса или орехов!
  - Парис, а почему ты был на западе? Разве ты не искал Нольда?
  - Потому там и был. Но нет, не успел найти, сюда рванул. Думал, что Отто подхватит из столицы, но восточник оказался недоступен... не важно, главное, что Ян успел. Только он бы тебя и вытащил, больше никто.
  - Кислородный баллон?
  - Дважды дура, но в принципе - да. Он тебя любит - знаешь? Выл так, что я его за два километра услышал.
  Я зажмурилась. Одно дело - думать, и совершенно другое - услышать "он тебя любит". Буря поднялась, но опять загнала чувства подальше, сосредоточившись на другом, что сказал Парис:
  - У тебя очень дерьмовое положение. С Нольдом ты вряд ли будешь, притворяться не сможешь. Расторгнуть брак нельзя, тогда девочку заберут. Ян никогда себя не выдаст - предать друга, позарившись на его жену, бесчестье, что легче сдохнуть. Как ты будешь выкручиваться не знаю, но предупреждаю - второго духовного трупа ты уже не переживешь, даже обычного. Не смей ничего убивать в себе, не смей отчаиваться и хоронить заживо. Я не шучу. Говорю, как некромант некроманту, ты в себе столько смерти осадком накопила, что захлебнешься - ресурс исчерпан!
  Париса аж затрясло. Стал сверкать на меня золотыми глазами и хмурился, а я покрылась мурашками от понимания, насколько он сильно тревожится. Я и ему не чужая, не одна из сотни тысяч потомков, - так бы трясло отца, если бы сейчас он сидел у моей постели.
  - Спасибо... Парис, ты сказал остальным о причине "лихорадки"?
  - Выдать тебя с головой? Ян не дурак, и так догадался, что тебе чистота нужна как противоядие, а он - единственный здесь носитель, но на личное не перевел. Думает, что помог как друг, а на самом деле духовный труп исчез, потому что ты его любишь, а он был рядом. И девочку он вытянул - полузверь должен вдохнуть запах "родителя"-мужчины.
  - Он ведь убивал. Почему чистота вернулась?
  - А хрен его знает.
  Допивала сгущенку и чуть не поперхнулась от ответа - Великий Морс!
  - Какой же ты бог некромантов, если не всеведущий?
  - Ты мое предупреждение услышала?
  - Да.
  - Я пошел. До темноты уеду, надоело в бане ночевать, буду в городе - по рации всегда на связи.
  - Спасибо... Парис, а папой тебя называть можно?
  - Хитрожопая гадина. Можно, но не людях, я тебя стесняюсь. Ты же позорище.
  - Тогда пока, папа.
  - Фу...
  Он ушел и ничего не забрал. Я составила посуду на пол, напилась воды, прислушиваясь к голосам в доме - Парис, кажется, не миновал Хельги, столкнувшись со старухой на пороге или в сенях, нарушил обет молчания. Короткая, неразличимая перепалка донеслась из-за дверей. Секунды спустя зашла Хельга.
  - Паскуда... это я не тебе.
  Она прошла и заняла место на "троне", сев в позе настоящей королевы. Совсем не так расслабленно, как только что в этом же кресле сидел Парис.
  - Слушай, и не перебивай. Через два дня по графику должен прилететь Отто, я обратно улечу с ним. Ты здесь останешься не больше, чем на неделю, - этого времени хватит на поиск нового и более комфортного убежища для тебя с ребенком. Защитой обеспечу. Будешь ждать Нольда. С себя вины не снимаю, ошибок наделала... но и тебя надо тыкнуть носом! Не послушала! Не держала Яна на расстоянии, на положенном ему положении! И погубила!
  Хельга вцепилась в подлокотники с такой силой, что дерево под войлоком заскрипело. Истинный гнев... чтобы она в драке не сделала с Великим Морсом, он зажил, а я заметила на ее виске пару царапин и уши, кажется, Парис пытался поднадорвать. Хватал за самое чувствительное несчастную, не церемонясь с ее полом и возрастом.
  - У него был шанс стать вторым, после Нольда, проявить свою сущность, получить права, привести женщину, дать потомство, если бы ты не извратила его вниманием. Своей благодарностью и заботой лишила Яна будущего, поломала ему жизнь, завлекла в фальшивую семью, пригрела и обманула... Понимаешь это?! Мне трудно по-настоящему злиться - женская природа взяла свое, и ты не нарочно гладила пса по холке, вместо того, чтобы держать на цепи и кормить объедками. Но ты и своему ребенку сделала плохо...
  - Что, лучше бы Яна умерла, чем надышалась не настоящим отцом? - Я не выдержала. - Для своего Артура вы сделали исключение, законом поступились и скрыли, а для моей дочери все, железно и пусть мучается от голода, жажды и недосыпа, но ждет Нольда? Такая маленькая, пусть страдает от пыток?
  - Она будет страдать потом.
  - Плевать я хотела на "потом". Сейчас она жива и набирается сил, а Нольд все поймет, и другу спасибо скажет.
  - Может быть. Если они еще останутся друзьями, не превратившись в кровных врагов. Ты влюбила в себя двух мужчин, и с этих пор обречена ходить по краю пропасти, чтобы Нольд не догадался, Ян не проявился, а ты по-дурости не проболталась. Все, заткнись. Я тебя увезу, а Ян останется здесь - и будет сидеть в изоляции столько, сколько нужно. Чем дольше, тем лучше, а Элен попробует лаской вернуть былую любовь. Она тоже женщина, тоже заботлива и благодарна, не хуже тебя, с одним весомым преимуществом - постелью. В чем ты не успела нагадить, так это не дернула за кобелиный отросток, и гладила Яна лишь по холке. Есть шанс - все поправится. А Нольд обласкает тебя и жажду любви восполнит, обиды пройдут, мысль о разводе не вернется.
  Чуть с языка не сорвалось - "Мало вас Парис отлупил". Старуха как решала все за всех, так и продолжила. Зная за каждого, как ему поступать. Я раздваивалась в отношении к Хельге - и благодарна ей была, и искренне ненавидела в такие минуты, как эта. Добра желает, спасает, обеспечивает, но ведь и лезет по праву монарха... а может, я злилась лишь потому, что не хотела этих "шансов". Я хотела быть с Яном, с которым быть не могла - ее правда. Разрушить братство двух северян? Сам Ян пойдет на такое, или очухается, встряхнув головой, и скажет, что жизнь здесь, со мной, это помешательство от желания иметь семью?
  - Ты меня услышала?
  - Да, Хельга.
  - Умница, девочка. И на этот раз ты мои указания выполнишь.
  
  Глава восемнадцатая
  
  Два дня прошли быстро, Парис уехал, а Хельга не доставала с разговорами, больше общалась с Элен, похоже, ее пичкая мудрыми наставлениями. Я нянчилась с Яной, не спуская девочку с рук и умирая от счастья, какая же она чудо - моя крошка. Дочка спала и кушала, срыгивала и кряхтела, шевелила ножками и ручками, сцепляла ладошки в кулачки и кофейными глазками смотрела в мир, который по сути еще не воспринимала зрением. Все на запахах и тактильности.
  - Прости, но маминого сладкого молочка нет...
  Яна сопела, причмокивала, и на смесь не жаловалась. И от колик не хныкала, хотя Элен наготове держала водичку с отваром - у малышей животик часто болел. Я, едва в здоровом состоянии получила дочь на руки, забыла про все на свете - мысли о неразрешимом треугольнике и собственных чувствах не нуждались ни в загоне, ни в запоре, - упивалась познанием собственного материнства, и была оглушена счастьем.
  На себя приходилось отвлекаться - помыться, переодеться, раз пять за день поесть и еще больше - выпить. Тело требовало больше движения, как вспомнив предыдущее энергичное время, и я, минут двадцать постояв с укутанной Яной на руках на десятиградусном морозце, отдавала девочку обратно в дом под присмотр Хельги, а сама носилась кругами по двору - без дубленки, в штанах и свитере, разогреваясь и пережигая силы, тем самым их же и восстанавливая.
  Яна за два дня почти не видела - работы накопилось, и он сам был загружен, пропадая где угодно, только не дома. Может быть и нарочно, чтобы не бесить госпожу прабабку и не мозолить мне глаза. А дочка без него не капризничала. Конечно, это всего лишь два дня, но прошли они тихо - даже ночью, в гнездышке из покрывала, не на руках, а рядом со мной - спала мирно. Просыпалась поесть и снова спала.
  - Подожди еще, - успокаивала Хельга, - моя Версилия начала концерты в месяц и давала их на протяжении двух лет.
  Отто прибыл без задержек - привез припасы, но не новости. От Нольда не было ничего - ни сообщения, ни какой-то весточки, что он в пути. А я по привычке и не ждала, и не расстроилась. Старуха уехала, как обещала, повторив, что заберет меня через неделю.
  - А мы с тобой и так справимся, да, Яночка? Да, зефирка клубничная? А ты помнишь, как помогала мамочке убегать от сектантов? Помнишь? Ты была совсем-совсем искорка, а уже как помогала. Звездочкой в животе, сияла-сияла...
  Я лежала с девочкой на кровати и гладила ее по щечке. Устроились спать, но малышка решила бодрствовать, не сморившись после еды, а упорно выпутывалась из пеленки и я, сдавшись, просто укрыла ее одеяльцем. Плотно ни разу не пеленала, чтобы не сковывать, только для тепла, а в этот раз бунт - и все.
  - Пупочек не болит, не задевает? Тебе не жарко? Дай ножки посмотрю... а какие тут ножки красивые, а крепенькие, а красненькие. Пяточки теплые. Будешь бегать, как мама?
  Она меня не слышала - слишком тихо для такой маленькой. Я ворковала шепотом, поглаживая ее и иногда подставляла палец под зажим ладошки. Мне так нравилось, как она с крошечным усилием хваталась за него.
  - Завтра будем опять купаться, опять подышим воздухом на улице, да? Может, ты на животик хочешь? На мне на животике полежать?
  - Ева... ты не спишь?
  Подняла голову и увидела, как Эли заглядывает в приоткрытую дверь.
  - Нет.
  - Можно с тобой поговорить?
  - Конечно.
  Я устроила Яну на груди, полуулегшись на подушке, и подвинулась немного. Девушка не взяла табуретку, не подвинула кресла, а присела на край кровати:
  - Ты меня прости, пожалуйста, но завтра я отсюда сбегу. Утром свяжусь с Парисом по рации, он заберет, мы успели договориться заранее. Не могла дождаться, когда Хельга уедет... сил больше нет никаких. Я понимаю, что тебе эту неделю помощь не помешает, но я не выдержу. Скажи, что отпускаешь и не обидишься.
  - Эли, что ты... какие обиды, да и я уже здорова. А... что с Яном?
  - Ему только лучше будет, вернется спать в свою комнату. Да и в целом легче, кто не рад меня здесь видеть, так это он.
  - Не говори так.
  - Ну, Ева, - девушка улыбнулась и тронула меня поверх одеяла за ногу, - не хватало, если и ты будешь рассказывать, как эта старуха, что Ян меня любит. Это не правда. Сама себя казню, что так одурела и поверила, когда госпожа Один объявилась на пороге квартиры и сказки стала... понимаешь...
  Элен надолго замолчала, погрустнела совсем, а потом спросила:
  - Могу откровенно поделиться? Выслушаешь?
  Я кивнула.
  - Был вечер после собрания, тот, когда мы тебя из кафешки тайно выводили. Вилли и Варита остались, а мы уехали. Ян после Троицу до дома довез, он ближе, а потом уже до моей квартиры. Я ехала, смотрела на него и прямо с ума сходила, не знала, чем можно привлечь такого мужчину? Пококетничать? Глазки построить? И, как в омут с головой, говорю: "Я могу сегодня остаться у тебя, если хочешь". Ян даже не удивился... посмотрел на меня так спокойно, и ответил: "Хочу. Но ты должна знать, что большего от меня ждать не стоит. Согласна ехать с такими условиями?".
  Элен вздохнула и тихонько засмеялась:
  - Беда в том, что я переоценила свою самоуверенность и недооценила его честность. Подумала про себя "Ха-ха-ха, это мы еще посмотрим!", и дальше вела себя так, будто он сказал совершенно противоположное. Примеряла фамилию "Один" к имени, планировала знакомиться с его семьей, любить, встречать и провожать, готовить и кормить... разлетелась мечтами, ведь он просто не сможет в меня не влюбиться, когда увидит, какая я нежная и заботливая. А тут еще опасности, меня нужно прятать и защищать... когда-то давно, когда мама была жива, она однажды сказала нам с сестрой - мужчины часто обманывают женщин, а женщины часто обманывают сами себя. Мудро? Наверное, да... когда перебрались к Фортену... в общем, Ян понял, что я все-таки рассчитываю на большее и на будущее, и опять честно сказал: "Не надо, не жди, я не хочу оказаться предателем". А потом исчез - уехал с Нольдом, когда тебя похитили, и даже не попрощался. Я поревела, протрезвела, и улетела на восток в новую жизнь. Все было хорошо, пока не объявилась эта старуха. "Ян тебя любит", "Ян связан долгом", "Ян тебя ждет"... а еще он человек без зверя, изгой и недооборотень, есть стая, есть кланы, есть наследница Великой Пра-Матери... Никакими словами не передать, что со мной было после таких новостей! Я не могла не поверить! Синие, как газовое пламя, глаза прожигали! Ослепла и все бросила в один день... примчалась в мороз и халупу, а вместо горячих объятий и поцелуя, получила ужас и недоумение. Ладно я дура, но как сама Один обманулась, что он влюблен..?
  - Эли... - Я не выдержала и перебила: - Я не знаю, почему тебе Ян такое говорил, но я точно знаю, что тогда он тебя любил. Хельга не ошибается никогда, это особый нюх, не человеческий! Я сама присутствовала при этом, когда она уличила!
  Девушка посмотрела на меня, чуть удивленно приподняв брови:
  - Кто тебе имя сказал?
  - Что?
  - Имя. Подумай над этим. Даже до меня дошло, хоть стало совсем горько. Переживу. Завтра уже вернусь на восток, к своим делам и прекрасной реальности, а, главное - честности перед самой собой. Урок усвоен: когда мужчина говорит прямо, он ничего другого не имеет ввиду. Ян мне не врал. Никогда.
  Элен встала, приобняла меня и девочку:
  - Спокойной ночи.
  И ушла...
  Вся комната полыхала жаром из печи, и треск поленьев был оглушающим, как и гудение тяги! Передо мной ураганом проносилось прошлое, залепляя лицо горячими обрывками дней, когда случалось что-то такое незначительное в момент происходящего... глупости, насмешки, а на самом деле издевательства судьбы.
  Ян влюбился в меня давно, не вчера, а с самого начала...
  
  На утро жар не прошел. Он не был физическим - от болезни и регенерата, а душевным. Горело огнем так, будто и без того в приличный костер плеснули масла, - выросло до неба от одного только осознания: сколько Ян выносил за эти месяцы, сколько в нем было терпения, смирения и мужества!
  Великий Морс!
  Я заново переживала разговоры с ним, тренировки на поле, свидания для поимки Златы, объятие на стрельбище, проклятый завод и борьбу в узком закутке у лестницы. Сапфировые глаза... с какой силой я прижимала его к себе и говорила: "Не отдам, не потеряю, не пожертвую!"
  Была еще одна причина, которая подливала свою чарку масла в пламя - Элен. Девушка вчера сказала: "вернется спать в свою комнату"... значит, Ян ночевал не с ней. Не воспользовался ее чувствами и не поддался своей потребности, тем более острой, что без женщины он тут провел много месяцев. Мужская природа такова - к близости они относятся намного несерьезней, а совладать с влечением им намного труднее физически. Ян поступил себе в ущерб и благородно по отношению к Эли, и пусть я не имела никакого права ревновать, но знание о том, что он с ней не спал в эти дни, наполняло бессовестной радостью! Ян - мой! И остался верен - мне!
  Я - чужая жена, ему никто... плевать!
  Больше часа прошло, как Элен связалась с Парисом и я, укутав малышку потеплее, вышла на крыльцо - ждать и заодно подышать воздухом. Сама девушка давно оделась, собрала вещи и стояла во дворе, нетерпеливо вглядываясь в лес. Великому Морсу не суждено будет и чая попить - Элен хотела уехать немедленно.
  - Передам приветы от вас. Троица очень скучает и переживает, ему там без компании трудно.
  - Спасибо.
  У Эли не было духовного трупа - невзаимная любовь не расколола душу и не убила отвергнутостью. Хороший признак, и я надеялась, что она, как и влюбленная Злата, успокоит сердце с кем-то новым, кто появится в их жизни. Обязательно появится! Ничем больше я себя успокоить не могла.
   Парис приехал, со снегохода даже не слез, а, махнув рукой в приветствии, дождался пока Ян погрузит пару сумок и поможет сесть в прицепные сани девушке.
  - Я не прощаюсь! Надеюсь скоро все соберемся и все увидимся!
  - Уродец, не забывай, о чем говорили!
  И второй раз Великий Морс махнул уже на прощание, аккуратно развернувшись и набрав хорошую скорость уже за пределами двора.
  - Ян, можно спросить...?
  Северянин только первый шаг на крыльцо сделал, как тут же недовольно ответил:
  - Уехала, потому что ей там будет лучше. Это все объяснение. Не лезь с пожалейкой. Не надо про Элен.
  - Ладно. Хотя я собиралась спросить совершенно не про нее. Ян, тогда просьба: можешь немного переделать кресло под кроватку? Одеялом обмотать, закрепить, чтобы с высокими бортами получилось.
  - Сейчас сделаю.
  Я устроилась с дочкой у печки, спиной к теплу и лицом к Яну, который действительно сразу занялся просьбой. Сидела на уличной войлочной сидушке и толстом слое запасных покрывал, иногда дотягиваясь до кружки остывшего чая, чтобы сделать глоток. Наблюдать - хорошее развлечение, я бы и без кроватки обошлась, но не знала, чем можно заманить его поработать в большой комнате. Ян возился с куском брезента, остатками войлока из рулона, что-то подбивал и подвязывал...
  - Ты меня взглядом прожжешь, Пигалица. Ну, что ты там хотела спросить?
  Впервые за столько дней я свободно рассмеялась. Мы снова остались вдвоем в доме, если не считать малышки, и плевать стало на вычищенную комнату, все будто вернулось на свои места. А самое главное, - Ян рядом, и глаза закатил, как мученик на эшафоте Инквиза:
  - Говори уже.
  - Вопроса два.
  - Я добрый. Два так два.
  - С тех пор, как ты Яну выходил, к ней больше ни разу не подошел даже - ни проведать, ни посмотреть, а про "подержать на руках" вообще молчу. Не хочешь, или нельзя?
   - Хельга бы живьем сожрала, но и в ее отсутствие - нельзя. Те двое суток - исключение, а так я чужой человек, и не имею права подходить к ребенку, трогать или своевольно брать на руки.
  - Понятно. Напоминание Париса - о чем вы говорили, если это не тайна?
  - Не тайна. Опекуны, что б им... Он и старуха хотят зверя добиться, чтобы я по щелчку доказательства предъявлял. Там союзники Артура по стае носом землю роют, как на заказ все силовики из весомых ведомств - я к нормальной жизни вернуться не смогу. Найдут, даже если уеду далеко. Только в дикари и отшельники податься.
  - И что делать?
  - Ничего. Как он надо мной не властен, так и я над ним. После завода сутки прошли, больше природу полузверя в себе не чувствовал.
  - Точно?
  Ян сидел на корточках, боком ко мне, и затягивал шпагатом рейку и подлокотник, - но замер и повернул голову. Все же он дознатель, и вопрос, который я хотела задать непринужденно, поймал за маленький хвостик - выдала уверенность в обратном. Чуть-чуть, но все-таки выдала, потому что на самом деле раз видела его синие полузвериные глаза.
  - А что-то было? Хочешь сказать, я это не заметил?
  - Все может быть, вдруг и не заметил? Себя спрашивай!
  Через полчаса кресло было готово. Устелено изнутри пеленками, но Яну туда я положила на несколько секунд, - убедиться, что подходит.
  - Идеально, спасибо. Понянчишь на руках, а я смесь приготовлю? Не хочешь - просто присмотри, пока я на кухне.
  - Если ты разрешаешь...
  - Да, даже прошу. Только с пузом аккуратней, у нее утром пупок отсох, я зеленкой обмазала, но болячка пока открытая. Смесь принесу - накормишь? Я посуду перемою и немножко в другой обстановке отдохну.
  От дочери я не устала. Но заметила, как девочка, едва попав на руки к Яну, стала шевелить крошечными ноздрями и активно пружинить ножками. Он ей нужен в каких-то дозах - надышаться другими запахами, послушать голос потяжелее, и пусть улыбаться пока малышка не умела, почувствовала, как она оживилась "узнаванием".
  - Кто мне две рубашки отрыжкой испачкал? Кто орал благим матом, если я на пять минут в туалет уходил? Притворяешься перед мамой тихоней, да? Характер прячешь? Или знаешь, что со мной можно капризничать, а с ней нет?
  Ян бубнил негромко и не знал, что я его слышу. Нарочно притаилась за дверью, чтобы уличить - что он ей там набалтывает? Напряглась, потому что дальше он еще тише заговорил:
  - Вспоминать меня будешь, мелкая Пигалица? А тайну сохранишь? Никому не рассказывай, что ты - моя девочка, и моя дочка. Договорились?
  Выждав с полминуты, наступила на самую скрипучую доску коридора, и вошла, потряхивая бутылочкой:
  - Не заснула? Держи... ты же знаешь, что за пузырьками в соске следить надо?
  - Грамотный, не бойся.
  Несправедливым было все... я подумала о Нольде, который хотел детей, и представила будущий миг, когда он впервые возьмет Яну на руки. Он ведь тоже весь обомлеет, и счастье его током бить будет. Меня Нольд обнимет с нежностью и жадным вдохом, уткнувшись в волосы носом ради полного ощущения возвращения к "своим". А я и девочка уже не его. Но и не Яна тоже.
  Между двумя отцами ребенка не поделить, как и меня между мужчинами. Нольд умрет, если тут его встретят три предательства - самых близких людей, а, может быть, озвереет настолько, что захочет убить нас. Выхода не было - только отколоться отдельным островом, растить малышку вместе, но в браке не жить. Сохранится дружба, у Яна останется легальная возможность навещать "племяшку"... но сколько мы так выдержим? Маленькой девочке на словах сразу не объяснить, почему один папа по крови, а другой по звериности, и к нему тянет чувство родства? Не сбежит ли сам Ян от пытки играть хорошего гостя в чужой семье куда-нибудь на край света? И сможет ли Нольд по-человечески, а не по-звериному меня от себя отпустить?
  Я не знала, что делать... и не знала, у кого спросить совета - ведь Хельга и Парис ничего хорошего не скажут, остальные либо предвзяты, либо слишком молоды, а мудрый старец Троица далеко. И даже если - что он мне скажет такого, если я и без посторонних знаю, что хочу быть с Яном, как его женщина, и дочку воспитывать с ним, будто он отец. Но в этой истории без жертв не обойтись - ими станем мы все.
  - Заснул?
  Вечером сидели за столом при фонарике и играли в "Пиратский флот". Уже давно я забраковала эту игру, показалась скучной, но теперь, когда нашлись только блокнот и пара карандашей, мы с Яном развлекались пулянием воображаемых пушечных ядер по координатам.
  - Думаю над ходом... тебе мой лист точно не просвечивает, а то я что-то проигрываю. Надо было три штуки сразу оторвать. "Е6".
  - Ранил.
  Я бросила взгляд на спящую Яну в новой колыбельке, тронула за лобик - не жарко ли, не холодно? Пощупала внизу, не мокро ли там от количества пеленок, а северянин опять надолго задумался.
  - Вариантов не так много, я же сказала "ранил". Или ты все-таки не над ходом думаешь?
  - Да, не только. Будущее прикидываю - сколько придется жить здесь еще? И не лучше ли будет убраться куда-нибудь так далеко, чтобы даже прабабка не достала?
  - Кто тебя пустит?
  - А кто вас всех спросит? "Е7"
  - Убил...
  Я ведь не смогу без северянина. Это пока сейчас вместе, а когда Хельга увезет - сколько я продержусь, пока не взвою? Неделю? У меня есть моя девочка, и дочка поможет - заберет всю мою материнскую любовь и заполнит собой время, но Яна забыть и вычеркнуть не получится.
  С Нольдом у нас сложилось так быстро, вихрем и до близости... но, если признаться себе сейчас, я не ждала замужества, он в тот же день поставил перед фактом, и вихрь понес еще быстрее. Будь у нас время, узнай мы друг друга лучше, любовь бы пустила такие корни, какие уже не вырвать разлукой.
  Это Яна я смогу ждать столько, сколько будет нужно. Чувства к нему - не помешательство, как с Толлем, не безумная страсть, как с Нольдом - это тихое и глубинное, что вырастало из дружбы день за днем. Да и Ян, мужчина, не просто запал на красивую южанку и захотел ту в постель, он влюбился и не остыл, даже не получая близости. Заботился, сохранял, и делал счастливой, - без секса, который по сути и есть первопричина мужской любви.
  Ждать - смогу, если так судьба повернется, а отпустить - нет. Ни за что.
  
  Глава девятнадцатая
  
  Я точно не была женщиной, родившей неделю назад. И молоко у меня сразу пропало не из-за лихорадки, а, как я подозревала, от регенерата - тело прямо торопилось вернуться в прежнюю форму, забыв беременность как странную физиологическую аномалию. Может, надо десять раз родить, пока механизм начнет действовать, не отключая от выработки нужных гормонов, как у обычных женщин в период грудного вскармливания, может, нужны некромантки нового поколения - им и беременеть будет легче.
  Утром я распеленала Яну, провела туалетные процедуры, обтерев прохладной водой для закалки. И сделала ей маленькую зарядку - все как показывала Хельга. Девочка охотно давала себя трогать, переворачивать, напрягала спинку и шейку, пиналась ножками, не хныкая ни на какие манипуляции. Морщила лобик, сводила светлые бровки, иногда выдавая скрипучий звук горлом и пыхтение. Потом я занялась своей зарядкой прямо в комнате, раздевшись до плотной нательной майки и штанов. Босиком на полу холодно, но привычно - дом не квартира, свежо всегда. Ян постучал, застав меня в стойке на руках.
  - На печь не рухни.
  - Последний раз из такого положения я падала в семь лет... э... Э!
  Ян хитро потянул руку к ступне.
  - Фу! Нельзя! Ян, я еще норму не простояла, не сбей! Проклятье...
  Он все равно схватил, - за лодыжку, но не отпустил, а, наоборот, приподнял - одной рукой.
  - Заметно полегчала - килограмм на десять, и одежды минимум. Роняю?
  - Я тебе... хочешь шрам от зубов под коленом?
  - Не хочу.
  Трудно ему пришлось со своей шуткой - уронить на самом деле не мог, а аккуратно положить не выходило - держал меня за ногу, как змею за хвост, а я спокойно висеть не собиралась. Сколько же в Яне силы, великий Морс, если он умудрялся на вытянутой руке удерживать больше полуцентнера живого веса!
  - Осознал, успокойся. Отцепись от штанины!
  Мы уже оба не боролись, а смеялись, довольно полапав друг друга за ноги.
  - Ладно. - Опустила ладони на пол. - Ставь. Только подстрахуй, а то голова уже кружится. Можно я сегодня опять смесь сделаю, завтраком займусь, а ты на себя Яну возьмешь - нянчить и кормить?
  - Как скажешь. Дрова закину, руки помою, и буду готов.
  О чем с ней Ян в комнате говорил, больше не подслушивала - отнесла бутылочку, как сварила и остудила, уловив краем уха, что он набалтывал ребенку что-то ласковое, пока я не объявилась, и продолжил, как только прикрыла дверь. Завтрак готовила быстрый - омлет из порошковых желтка и молока, консервы, сухарики прогрела в масле с чесноком и перцем, чтобы на омлет выложить. И кофе сварила.
  - Я не сяду, пока эта мелкая Пигалица мне отрыжку не выдаст.
  Уложил ее на плечо, накрыв себя полотенцем и, придерживая двумя ладонями тело и головку, ходил по комнате пружинисто, будто легкой качкой собирался выгнать Яне воздух из желудка. Девочка, обратно кареглазая, осоловело смотрела в никуда и собиралась заснуть, не смотря на шторм.
  Когда раздался резкий треск рации мы оба заметно дернулись и застыли как два столба - он с малышкой, а с кофейником в руках. Как не выронила и не обварилась, не знаю. Пошла первая, открыла сени и взялась за тангету:
  - На связи...
  - Паршивка, это Парис.
  - Да.
  - Буду у вас через два часа, собирайся. За тобой уже Хельга летит с Отто... Алекс больше нет, убита, Нольд будет в столице завтра утром - ты должна успеть. Собирайся насовсем, в убежище не вернешься. Все понятно?
  - Да...
  - Отбой.
  Последний мартовский день разом померк - солнечный и по-весеннему теплый, он друг стал самым тоскливым и безрадостным, словно от новости на все обрушили слой серого пепла - на искристые сугробы за окнами, на чистый стол и две тарелки с завтраком. Насыпало горечью в кружки без кофе и отравило вкусные запахи еды и счастья во всем доме.
  Ни капли радости в сердце не выпало. Нет! До какой же степени нужно было предать и забыть, что Нольд не заслужил хотя бы такой награды?! Вернулся живым, успел к сроку, - мне по датам рожать через пару недель... Ян тоже не притворялся, что рад. Нарочно или неосознанно, но выдавал на лице все, что чувствовал - опустошенность и горечь: хозяин жизни вернулся, и заберет свое по праву, а его "фальшивой" семье конец. Встал у кресла-кроватки и замер, прижимаясь щекой к светлому затылку, а девочка, как уставший альпинист на горе, спала на нем, так и не добравшись до пика. Жутко крошечная в сравнении, - мошка на белом камне. Я все понимала - едва он ее отпустит, больше на руки не возьмет, это последний раз, и оторвать от себя - как оторвать живое от живого.
  Не было у нас обещанной недели до расставания. Все сегодня.
  - Ян, подойди ко мне, пожалуйста.
  - Да, минуту еще дай.
  Вчера полночи я думала над загадкой таких полярных проявлений полузверя: в борьбе на заводе и в игре в лесу, пока не догадалась - что он откликнулся на взаимность. Яна я любила давно и сильно - без плотского влечения, как друга, и душевной химии, похоже, между нами было больше, чем с Нольдом физической страсти. Слом случился. Ян собрался уйти и умереть, дав мне шанс на спасение от Артура, а я не смогла отдать его никакой смерти. И не потому, что защищать станет некому, а потому что он - Ян, и нужен мне только живым. И шлейф смертей исчез, и к Нольду все таяло и умирало, из-за того, что сердце до этого частью себя уже принадлежало "лучшему другу". Безвозвратно.
  Он положил ребенка, и подошел:
  - Что? Помочь собраться?
  - Скажи, чем от губ пахнет?
  Печальная тень с его лица слетела быстро, но улыбка все равно получилась с горечью:
  - Поцеловать хочешь, хитрюга? В чем подвох?
  - Не буду я тебя домогаться, не бойся. Скажи, чем пахнет?
  Спросила совершенно серьезно - мне не до шуток. Хотела найти время для признания в другой день, и храбрости накопить, но события перекроили и решили все за меня. Ян немного склонился и стал приближать лицо, но все равно всматривался в глаза с тревогой - не слишком веря в этот предлог.
  - Ты же меня за нос не укусишь? Плюнуть не задумала, ядовитая...
  Радужку залило индиговым, а волосы встопорщились, разлохматив давно отросшие пряди так, будто только что кто-то пытался оттаскать за шкирку. Он растерянно моргнул и застыл, легко сделав вдох, но с трудом выдыхая - и уши порозовели на самых кончиках.
  Я шепнула:
  - Тогда, на заводе, человеческая суть не осознала, а звериная сразу - и вышла, как на свет маяка. И один раз в лесу, когда ты меня в сугробы ронял - уловил случайно, даже не успев ничего заметить... теперь понимаешь, почему?
  В глаза Яну становилось смотреть невыносимо - я зажмурилась, сгорая от стыда и страха, что он, не смотря на свои чувства, может заклеймить предательством. Не его женщина, пусть, но образ чистой и верной - это не тоже самое, что подлая изменщица, вильнувшая от Нольда хвостом и подставившая губы чужому.
  - Пигалица... Ты меня любишь?
  - Да. Прости.
  Ян обхватил мою голову ладонями и прижался поцелуем так жадно, будто незримое хотел и вдохнуть, и выпить - взаимность, на которую не надеялся никогда. В первый миг показалось, что ошпарилась - но вина, резко ударившая по губам, как пощечина, очень быстро откатилась - стало и не стыдно, и не страшно, а легко и прохладно от чистоты Яна. Он сам полыхнул всем - и ментальным, и физическим, - поцеловав, сжал крепко и поднял, впечатав в себя. Я уткнулась лицом в горловину свитера и горячую шею и не шевелилась, чтобы этот безумный по счастью миг не спугнуть. Обняла его... наверное, тоже как альпинистка свой непомерно высокий айсберг.
  - Отвратный из меня друг, Ева... Я ведь теперь не отдам ни тебя, ни Яну. - У него в груди рокотнуло с отдачей настоящего утробного рычания. - Драться буду, а не отдам. Одна ты никуда не полетишь. С Нулем неизвестно, что сейчас... война и кровь для полузверя слишком опасны, психика сливается, да и на тебя наброситься может - по праву мужа.
  Он нехотя, но опустил меня обратно на пол, поцеловав вскользь в ухо, в висок и лоб, посмотрел в глаза так и не погасшими сапфирами:
  - Собирайся, свари смесь про запас в самолет. Я пойду начну все закрывать и гасить, дом оставляем.
  Это оказалось до странного легким, и поэтому даже смешным: Ян и минуты не терзался виной, если вообще терзался, не был поражен открытием моего чувства - как, когда, почему? Нет! Он, обернувшись полузверем, схватил эту перемену судьбы почти на лету, и помчался дальше - счастливый. Я ждала чего-то, вроде долгих разговоров между двумя преступниками совести, его обвинений и своих оправданий - но нет!
  Ян исчез из комнаты очень быстро, начав с подвала и со двора "оставлять дом". Выглянула в окно и увидела, как он собирает и закидывает в сарай лопаты для снега, ведра, в которых этот же снег таскался на растопку, топор...
  Все так обыденно, будто каждый день так делал - после завтрака обнимал и целовал, а после убегал работать, всегда в нем просыпалась звериная сущность, и не было никаких табу на неприкасаемую некромантку, - чужую жену.
  - Яна... - я обернулась от окна на мирно спящую малышку. - Он нас теперь не отдаст, слышала? Я когда-то грозилась стравить их, в шутку, а теперь мне страшно.
  Как только приготовила смесь и разлила в две бутылочки, а третью наполнила кипяченой водой, перебрала вещи и разложила на кровати самое необходимое - все для дочки, а себе только сейчас переодеться. На снегоходе до городка продержусь, а там самолет и путь к более теплой столице. Ничего лишнего брать не хотела - сменила штаны и носки под осеннюю обувь, поверх нательной майки накинула не свитер, а пару кофт, тоже не под дубленку, а под куртку полегче. Ян позакрывал внешние ставни на всех окнах, последними - в большой комнате. В доме сразу воцарился полумрак и шаги стали гулкими, будто ходить приходилось в огромной шкатулке.
  Он появился в коридоре и собирался шагнуть на кухню.
  - Я воду из бака слила и печь уже погасила, только здесь пока горит.
  - Хорошо.
  Полузверь в нем будто бы успокоился, глаза не мерцали, но едва он остановился на пороге комнаты и задержал на мне взгляд, синие блики опять проскользнули.
  - Как чувствуешь - не заснет снова?
  - Нет. Похоже, ты насовсем выманила.
  - И он тебе по-настоящему подвластен?
  Я сразу не поняла, почему вопрос не понравился, но Ян чуть вздрогнул и покривился, сделав ко мне несколько медленных шагов:
  - Тебе никогда не придется меня бояться, Ева, я не насильник - не был и не буду, даже с полузверем под шкурой. А то, что впился в тебя, а не поцеловал, это я чисто по-человечески рехнулся... давно мечтал.
  - Рехнуться?
  Ян кивнул, заулыбавшись, и меня заразил. Я почувствовала, насколько счастлива, и, кажется, не раньше, а именно сейчас ловила и принимала свою перемену судьбы. Улыбнулась в ответ и не удержалась от лукавого вопроса:
  - А что тогда поцелуй, если первый раз был не он?
  Если б я знала... ладони Яна легли мне на голую шею - жесткие и прохладные, а губами к губам в первый миг прикоснулся, почти и не коснувшись - только для собственного вдоха. Если б я знала, что так можно целовать!
  Меня как некромантку в астрал не закинуло и сознания я не теряла - все чувствовала, каждое движение ладоней, губ и языка, а голова при этом будто улетела. Я опьянела и ослабла, руки опустились, и ноги плохо хотели стоять - с этим хмелем регенерат не боролся, даже наоборот, загорячел в груди откликаясь на возбуждение.
  - ...не сделаю против твоей воли, не причиню боль, не оставлю следов и синяков. Никогда.
  Он отпустил губы, но не меня - заговорил тихо, перемешивая обещания с поцелуями в ухо, в шею, в плечо! Великий Морс, лучше бы Ян пытал меня, чем так внезапно затопить в глубине, на которой я никогда не плавала.
  - У нас есть время... давай съедим холодный завтрак и выпьем холодный кофе? Ноги, Ева. Стоишь или держать?
  - Стою.
  Парис, как и вчера, зарулил на подъездную площадку, сразу встав так, чтобы удобно было выезжать обратно.
  - Чего ставни позакрывали и дыма нет?
  Я подошла и обняла отца-некроманта. Он сразу расфукался на меня и обозвал, но обнял взаимно крепко.
  - Ян тоже едет. Отто с домом разберется, мы все погасили и заперли, но запасы и бардак остался.
  - Старухе самоволка не понравится.
  - Что поделать... Парис, ты разговаривал с Нольдом? Он знает, что малышка уже родилась? Почему сам не приехал, а в столицу вызвал?
  - Что Хельга сказала то и передал, она обещала подробности по прилету. Предполагаю, что Нольд мамашку свою нашел и пристукнул, - закончил миссию, а не приехал, потому что твоего убежища не знает. Где уродец застрял? Эй, седьмой сын, мне долго стоять? Гоняете Великого Морса как извозчика, совсем обнаглели!
  Ян вынес сумку и дубленку:
  - Надевай, Пигалица. За два часа в осеннем околеешь... и тебе привет, бог доморощенный. Я теперь слышу лучше, вижу дальше, и по запаху знаю, что ты на завтрак ел. Это я к тому, чтобы за словами следил, и даже шепотом не пройдет.
  Они пожали друг другу руки, северянин устроил меня на сиденье прицепных саней, и ушел за ребенком. Я послушно накинула дубленку поверх куртки - только на плечи, не продевая рук в рукава. Парис сверкнул золотыми искрами и всмотрелся мне в лицо с хитрой и не самой приятной улыбочкой:
  - Ты его обратила? Через постель?
  - Пошляк ты, папа...
  - Я и старуха не прогадали - рассчитывали, что спящий зверь на некромантку стойку сделает, так и вышло. Пусть не Злата, пусть ты. Сработало же. Трахнула?
  Ян не даром предупредил - все слышал, даже из дома. Вышел с кульком на руках и ощутимо, утробно рыкнул:
  - Нарываешься, Морс?
  Это даже звуком нельзя было назвать. Горло северянина не стало звериным, и рокот не походил на просто волчье рычание, жуткое само по себе... я почувствовала это нервами, будто предупреждение затронуло не сознание, а первобытный мозг.
  Меня задело чуть-чуть, и погладило по спине приятно - защищали меня, а Парис стал белее бумаги. Золотые глаза не загорелись, а потемнели, словно некромантское сконцентрировалось в нем со всей мощью регенерата. Я посмотрела на Яна, переняла с его рук спокойно спящую девочку, и сделала мысленную догадку: ни одной женщине не будет страшно. А вот мужчинам - да. Любым, всегда. Может быть за исключением особых храбрецов, которые станут такой же редкостью, как и вольные женщины для обычных полузверей с их магнитом. Ян совершенно другой, с другими свойствами, и сущностью, которая не действует сама по себе, а вот так, по желанию, дает о себе знать. Синеглазого волка против шерсти не погладить!
  - Я тебя держу.
  Ян накинул мне капюшон на голову, сам развернулся так, чтобы защищать от ветра, и крепко схватил за края дубленки. Малышка оказалась в надежном закутке - как от холода, так и от шума. Почти. Едва снегоход тронулся, все же открыла глазки.
  Мы ехали дольше, чем два часа. Парис не гнал, а петлял по едва намеченной дороге аккуратно, - чтобы не тряхнуло и не занесло. Когда въехали в городок и добрались до маленького аэродрома, Хельга уже ждала и сморщила сухой нос:
  - Сказала же, привезти только Еву и ребенка! А ну, подойди, Ян. Провожать вздумал, оставил свою суку в доме, одну?
  - Элен там нет. Я лечу с вами.
  - Паршивец! Как бы я тебя ни любила, как бы ни потакала, но свое место ты обязан знать! Зарвался, безродный кобель... ты всего лишь сторожевой пес!
  Старуха подскочила, метнув руку к голове Яна - то ли для того, чтобы схватить за ухо, то ли пощечину дать. Но он перехватил ее за запястье, угрожающе сжал поверх плотного рукава, и ледяным тоном процедил:
  - Хватит, госпожа прабабка... как бы я тебе ни уважал, как бы ни был благодарен, ты мне не дрессировщица и не хозяйка. И будь осторожна, когда в следующий раз захочешь схватить пса за ухо, это может оказаться хищник с клыками!
  Не поверила в то, что увидела - грозная Хельга внезапно будто усохла еще больше, и трусливо сжала плечи. Ян на самом деле яростно оскалился и серые глаза с предупреждением посинели.
  - Заруби на своей старой лапе - Ева и Яна мои. Я так решил, и она так решила.
  - Сукин сын... наконец-то! Праматерь услышала мой вой! Истинный зверь! Да, ты летишь с нами, прости старую за злой язык.
  Ян ее отпустил, кивнул, и глаза погасли, но тон не смягчился:
  - О чем умалчиваешь? Что с Нольдом не так, и почему к завтрашнему утру успеть нужно? Он свою мать убил? Его арестовали или крыша от бешенства поехала - говори. Возвращается в наручниках или смирительной рубашке?..
  - В саване. Он мертв. Алекс ударила первая, а после, ее, уже Лёна... но спасти брата не смогла.
  Что-то незримо рухнуло и придавило всей тяжестью... Ян стал серым и схлынул с лица, а у меня все внутри задрожало от ужаса. Этого не может быть... Нольд просто не позволил бы так себя победить, ведь у него только жизнь начиналась, он ко мне ехал, он рождение дочери ждал, он до этого мир перевернул, - и не смог отразить удара? С его силой! Его реакцией!
  - Я не верю... Это не Нольд!
  Я заплакала, уткнувшись лицом в одеяльце, и малышка захныкала, словно почувствовала то же давление - страшного и необратимого. Смерти...
  
  Глава двадцатая
  
  В самолете я летела слепая и глухая ко всему.
  Яну забрал Парис, - еще до посадки, и в руки мне не давал. Сам покормил, сам держал и баюкал, пока Хельга пыталась успокоить меня. А я не знаю, сколько плакала, пока не затихла на сиденье, пригнувшись к коленкам. Гул самолета во вне стал будто отражением внутреннего неверия - ревело, летело, ни одной мысли не успевало зацепляться, кроме повторяющегося "это не он". Это не может быть Нольд!
  Когда приземлились, старуха вывела меня, держа под руку, и я ведомо шла, куда ведут. Еще не столица - лишь городок покрупнее прежнего, и в нем нужно было переждать до ночного рейса. Случился какой-то спор, в который я не вникала, но от Хельги перехватил Парис, а дочка оказалась у Яна на руках.
  - Куда они? Куда мы?
  - Они займут номер, а мы за едой.
  - Нет, я девочку не оставлю!
  - Сейчас ты на нее влияешь своим состоянием, а с Яном она спокойна. Не волнуйся, с рук не спустит, перепеленает, покормит, а мы пока вдвоем побудем. Так надо.
  - Мне ничего не надо...
  За едой - оказалось, в кафе. Дубленку я где-то потеряла или оставила, Парис помог мне снять куртку и усадил у темнеющего окошка за столик. Сел рядом, а не напротив:
  - Ты еще очень слабая. Очень. Новость о смерти тебя подкосила, а что будет завтра, когда ты увидишь Нольда мертвым?
  - Это не он...
  - Ну... - Парис обнял за плечо и притянул к себе, поглаживая с ненужным утешением. - Не уходи в глухую оборону, все станет еще хуже. Ты же не винишь себя во всем?
  - Нет.
  - Рада тому, что он освободил тебя?
  - Нет! Не так! Не справедливо, не честно... это худшее... - И опять заплакала, чувствуя огромную беспомощность. - Если бы я была рядом, я бы вытащила Нольда духовным призраком, как ты - Вилли, я бы успела. Я не люблю его так, как любила, но он... он...
  - Он в твоем сердце останется, как все ушедшие близкие, Ева. И частичка его в вашей дочери. Я не прошу смириться, а прошу принять - смерть неотъемлемая часть жизни, а для некромантов... не сломайся завтра. Ради тех, кого сейчас любишь, и кто жив. Яну сейчас ничуть не легче, чем тебе, а, скорее, даже тяжелее. Они с детства дружили, годами плечом к плечу, и пусть Ян готов был сшибиться с ним как с соперником за женщину - он потерял человека более близкого, чем ты. Поддержи его. Думай не о Нольде, которому уже все равно, не о себе, хоть тебе тоже больно, а о нем.
  Он помолчал, потом продолжил:
  - Мужчины живут по своим законам, и, если уважают друг друга, то никогда не жалеют. Кто-то выиграл, кто-то проиграл, даже если бы их дружба обратилась в ненависть из-за тебя, Нольд бы это принял... ты можешь не понять парадокса, но в глубине души они все равно при этом остались бы друзьями. Я привел тебя сюда на разговор, не чтобы нянькаться с чутким сердечком и утирать сопли, ты женщина - оплачешь и вытопишь. Вы все, паршивцы, мне не чужие, и из-за Нольда тоже тяжело, не каменный. Но говорю тебе, некромантке, как первый Великий Некрос - думай о живых. Мертвые подождут - у них вечность.
  Парис не просто посмотрел на меня, а как-то всепонимающе. Заносчивый и едкий на самом деле не каменный, и вся его необыкновенная жизнь в разных веках, испытания, потери и одиночество заставили обрасти броней. Он не любил людей, презирал многих, но не удержался от того, чтобы допустить к сердцу некоторых - друзей, Злату как дочь, которую нашел и выбрал, а меня как дочь, которая сама напросилась. Великий Морс многое понимал. И мне дал понять, что такое настоящее утешение.
  Нольд умер. Он был и останется моим когда-то любимым мужчиной, и будет жить незримым "третьим" призраком сердца - отец, Толль и он.
  Это преступление - любить за жизнь не один раз? Наверное, нет. Но я знала, что Ян - тот самый, который останется единственным. Его смерть у меня не заберет никогда, иначе я попру все законы бытия, и великое ничто даже близко к его душе не подступится!
  - Спасибо, Парис.
  - Есть за что, паршивка. Пойдем, возьмем кофе и поесть.
  - Пойдем.
  Парис набрал два бумажных пакета выпечки, в специальные переноски поставил стаканчики с горячим кофе и проводил до съемного номера в гостинице.
  - Хельга позаботится о детском питании в самолет, о запасных вещах. На отдых пять часов, поспите, если сможете. Я за вами приду.
  Номер скромный, хоть и просторный, - самый дорогой из тех, что можно было найти, не уезжая далеко от аэропорта, даже, по сути, не выходя с его территории.
  - Тебе лучше?
  - Да, спокойнее. Как малышка?
  - Заснула.
  Он придвинул кресло к кровати и сидел на страже ее покоя. Сама Яна спала по центру широкой постели. Долго спеленутая, теперь лежала свободно, на спине, прикрытая свитером Яна для тепла.
  - Ты голодный? Будешь кофе со мной?
  - Кофе буду, а есть нет.
  Кресло подвинул обратно, уступив его мне, а сам прислонился спиной к стене и стал пить стоя. Я всматривалась в северянина - опять бледно-серый, как цемент с известью, что-то схожее с тем, какой однажды он был на юге. Но лицо ничего не выражало, даже было слишком спокойным. Бесчеловечный дознатель Один, выжженный и почти полумертвый. Он единственно оживлялся, когда бросал взгляд на меня или девочку - обеспокоенно сверялся, все ли хорошо с нами?
  Как допил, потянулся к ботинкам, оставленным у двери, и к куртке на вешалке.
  - Отдыхайте, я посижу в зале ожидания.
  - Хочешь побыть один?
  Ян обернулся, так и не взявшись за ручку двери, и мотнул головой:
  - Нет. Думал, что тебе нужно...
  - Останься, пожалуйста.
  Мне стало так хорошо, когда увидела, как его лицо немного просветлело. Не хотела навязываться и не знала, что Яну сейчас на самом деле нужно - чтобы никто не трогал, или, наоборот, не оставлял одного?
  - Ложись, я мешать не буду, посижу в кресле. Поспи.
  Я легла на кровать, не расправляя покрывала и не раздеваясь. Приобняла малышку под пяточки, чтобы только почувствовать ее тельце, но не давить, и закрыла глаза. Мне тоже просветлело - Ян в комнате, с нами, а запах от свитера подарил ощущение, что он совсем близко. Будто лежит рядом в этой же постели - то, чего северянин пока для себя допустить не мог. Нечто неразрешенное, кощунственное, и пусть он уже считал меня и Яну своей семьей, это было слишком - где-то его друг, брат, прежний хозяин жизни в мертвом одиночестве ждал встречи с нами...
  
  Я отвыкала от людей, пока жила в глуши, и отвыкла от некромантского восприятия - салон рейсового самолета, столичный аэропорт, все так навалилось, как снег, выпавший разом за всю зиму. Очень много!
  Дочку несла я, одев в штанишки, носочки, распашонку, но закутав не в прежнее покрывало, а в свитер и одеяльце. Не отдала Яну свитер, сказав: "вокруг слишком много чужих и незнакомых запахов, а ей нужно чувство безопасности". Он не возразил, а слегка покраснел, согнав с лица серые пятна. Ян по-прежнему был сам не свой, вымороженный скрытым страданием, но глоток хоть какого-то воздуха вдохнуть смог, и это утешало меня. Я тоже не переставала думать о Нольде и горечь копилась непроходимым комком в гортани, выдавливалась слезами наружу... было страшно и больно, и чем ближе подходил час "встречи", тем больше все дрожало внутри.
  Хельга не лезла в ближний круг - весь полет, и сейчас, добираясь на машине, держалась молча и в стороне. Нас встретила Версилия и она же была за рулем.
  Парис, говорил, что и как, пока ехали, но не про Нольда, а про то, что творится в городе. Я слушала наполовину с вниманием, а наполовину рассеянно - настолько отвлекала забытая картинка мегаполиса за окном. Северная столица в первый день апреля еще в снегу и хмари, мало красок, много серого и неживого - асфальт, бетон, металл. Против природы, из которой еще вчера вынули, все здесь казалось неестественным и некрасивым.
  - Закон о ликвидации Инквиза на рассмотрении. Образовались фонды: люди со смертельными заболеваниями, родственники тех, кто на грани и сам не может активно участвовать, просто гуманисты - все в защиту некромантов и их социализацию. Привлечение к сфере медицины. Даже похоронные агентства голову подняли - собираются ввести услугу упокоения. Новая ниша работы для некромантов... фу... клиника еще не распущенна, но всех, кого там держали, перевели в открытые санатории. Стая крыс набежала, юридических помощников, хотят от их имени иски государству подать и компенсации добиться, - за плен. Закон выборки пока не аннулирован, но по факту уже не действует. Бизнес и фармкомпании дерутся за выкуп патентов на производство сывороток "мнимой смерти" - они лучше наркоза, могут "консервировать" самых тяжелых больных - с ДТП или несчастных случаев. Много перемен... Общество переживает нехилую лихорадку и слом сознания. Мечта Нольда о справедливости воплощается с бешеной скоростью...
  - Если бы ты, Парис, пораньше свои секреты раскрыл, то еще тридцать лет назад все случилось.
  - Заткнись, уродец. Дары смерти меч обоюдоострый... военные тоже не спят. А я не считал, что люди заслуживают благосклонности некромантов.
  - Только не погрызитесь! - Хельга ехала впереди и впервые за все время подала голос. - Еще не хватало! Мы почти приехали.
  Небольшой морг на окраине, и внезапно много людей у входа. Когда мы остановились и вышли, я распознала, - не посторонние собрались, а женщины клана. В сером и черном, одинаково слитной массой, они тихо переговаривались друг с другом. В какой-то миг я испугалась, что женщины разом отреагируют - зашипят, заплюют, станут гневно выражать недовольство, что человек не из стаи объявился там, где положено быть только своим...
  Парис сразу благоразумно ушел подальше, я хотела спросить его, но пришлось Хельгу:
  - Зачем они здесь? Так принято?
  - Да. Все должны убедиться, что смерть настоящая, а не тот же обман, что и с Лёной.
  Тревога всколыхнулась, но и улеглась - я почувствовала, как Ян стал совсем близко и коснулся спины ладонью. Он не позволит случиться ничему плохому, и мою девочку не отнимут. Я опять посмотрела на женщин. Кажется, они не собирались возмущаться и гнать вон чужака, все их внимание было направлено на меня и малышку. Первый ребенок-полузверь, рожденный от мужчины-полузверя.
  - Ты позволишь?
  Версилия мягко спросила и кивнула на Яну, и я кивнула тоже, разрешив ей приподнять край ткани, чуть прикрывавший личико девочки.
  - О, Праматерь...
  Яна не спала, а сосредоточенно насупилась, глядя голубыми глазками в серое небо, и заминая пальчиками край свитера. Вытащила же ручку, неугомонная. Я оказалась права - девочка спокойно дышала родным для нее запахом и была сама безмятежность, будто это Ян держал ее на руках, и радужка сияла переливами.
  Бросив взгляд на женщин клана, заметила - не все прицеплены ко мне неотрывными взглядами. Одна, с самого края, вся в черном и строгом, как графитный стержень, глядела на северянина. Красивая женщина, с полуседыми-полурусыми волосами до плеч, не молодая, но ухоженная - из-за чего возраст приятно скрадывался. Шестьдесят лет ей не дать. Ив Холльт? Если так, то она мало походила на Хельгу или Версилию, в ней было много западной крови, судя по чертам, а северянка проглядывала лишь в цвете волос и глаз.
  - Вы можете зайти вдвоем. Я подожду здесь, девочку подержу. И не волнуйся, Ева, ты получишь ее обратно на руки, когда попрощаешься с Нольдом.
  Хельга забрала малышку, а Ян помог с курткой. Свою и мою верхнюю одежду положил на лавку приемной комнаты и первый шагнул в коридор.
  - Вторая дверь налево, он в малой зале.
  Один раз мы с Яном уже были в морге, другом и давно, но я будто тоже самое увидела - как он по-деловому собран и отстранен. Будто мы собирались смотреть на убитого лавочника, а не на человека, близкого нам обоим. Спокойно открыл дверь, пропустил вперед и, зайдя сам, аккуратно прикрыл дверь. Я лишь краем сознания зацепила, что Ян не захлопнул створку до конца...
  Большая пустая зала. Одна стена - встроенные холодильные камеры для трупов, но больше ничего - ни лишних столов, ни других покойников, только кафель, лампы, а прямо посередине стол-каталка с телом, прикрытым наполовину простынью. Я вся застыла, не в силах сделать шаг ближе, и Ян тоже - остался со мной рядом и так закаменел, что я его ужас, как и свой собственный, прочувствовала кожей.
  В голове промелькнуло самое первое - это не Нольд!
  Очень крупный, исхудавший мужчина - почти скелет. Какие-то кости и мослы с усохшими мышцами, и странный цвет кожи. Ног не видно, но торс и руки от плеча до локтя алебастрово-белые, а лицо, шея, кисти рук и предплечья будто йодовые, темные до оранжево-желтых оттенков. Короткие волосы выцвели, как седые, брови выгорели тоже до кипельной белизны... страшный, старый, будто запекшийся на адовом солнце Нольд. Это все-таки был он. Грубые черты лица превратились совсем в рубленные, как топором по дереву высекали - утратили ту мягкость и живость, которая, хоть немного, но была в нем.
  Ян медленно поднял руки и закрыл себе пол-лица. Сдавленно сделал вдох... телу больше суток, и он, помимо того, что видел, кажется, почувствовал запах мертвого. Кошмар был в том, что смерть проникла не только через глаза, но и до нутра пролезла вместе с воздухом в легкие. Я тоже ее чувствовала. Некромантское восприятие горело - удар в сердце, жизнь ушла быстро... мы так и стояли у двери. Как бы страшно ни было, но я обернулась и подтолкнула створку, чтобы замкнуть пространство залы полностью.
  Кровь, гной и плесень - Нольд убивал подло, случайно и в честной схватке. Тошнота запахов подступила к горлу, но я сдержалась, только беззвучно заплакав и сжав плечи в судороге. Сделала шаг к телу, потом второй, и подошла близко.
  Почему он здесь в таком виде? Будто его готовили не к похоронам, а к вскрытию, и лежал он на этом столе голый? Кроме смертельного удара в теле был еще один - посмертный и свежий... поняла, спустя несколько секунд, что его протыкали для доказательства - это не зомби-оболочка. И зала пуста, чтобы вместить всех свидетелей этому.
  - Что ты сделал с собой, Нольд...
  Судорожно всхлипнула, тронув коричневую ледяную ладонь. Обняла, приподняла, и прижала к мокрой горячей щеке заскорузлые пальцы.
  - У нас... у нас такая чудесная девочка... род-дилась... Яна... ты был обязан ее увидеть. Обязан был... сказать, что все это... ради нее. И ради меня.
  Я поцеловала его руку. Нольд вытащил меня из ямы, подарил принятие, подарил друзей и возможность стать матерью, разрушив проклятие некроманток. Он вверил меня другу - зная, что нет более надежного и преданного защитника "его девочек". Он дал мне истинно новую жизнь в новом мире и, не зная этого, другую любовь.
  - Прости... мне уже никогда и никак не отплатить тебе за все, что ты сделал прекрасного и доброго, Нольд.
  Не знаю, сколько так стояла. Долгое время. Подавив очередную судорогу от слез, я отпустила ладонь обратно. И обернулась на Яна. Он так и врос у двери - до пугающего бледный и с застывшим взглядом.
  Когда-то я самого Нольда видела почти таким - утратившим весь свой возраст и превратившимся в мальчишку, потерявшего единственно родную душу, свою сестренку. И Ян сейчас был не взрослый Ян. На своего мертвого друга смотрел недозверь и изгой, двенадцатилетний подросток, которому никто и никогда не протягивал руки, считая недостойным мараться с паршивым псом... Но только не своенравный и ненормальный Нольд! Как равный с равным, плечом к плечу - дрался за него и за них обоих со сворами полузверей сородичей. Горевший теми же идеалами, разделяющий понятие о настоящей чести, принявший его братом, когда шестеро кровных отреклись от него много лет назад. Годы взросления, рост и трудности, общность таких разных проклятий - полузверя Нольда и перевертыша Яна...
  Я не знала, что я могла ему сказать, чтобы облегчить эту боль? Подставить свое плечо? Обнять?
  Во мне не было жалости, одно только море сострадания - но я боялась проявить его, чтобы не задеть хрупкого и без того надорванного сердца. Ян - не мальчик, он мужчина, и смерть принимал стойко. Чужую смерть. А это намного тяжелее, чем свою. Он подошел - тяжелыми и каменными шагами неподъемной статуи, а не человека. А я чуть отступила, оставляя их одних, насколько возможно.
  - Я отнял твою жизнь, Ноль, и надеялся, что ты от души выбьешь мне все зубы за предательство. Хотел, чтобы избил до полусмерти, хоть немного дав искупление... Дурак ты, Ноль... сукин сын и безумец...
  У Яна дрогнули плечи, он глухо, со всхлипом выдохнул и сжал кулаки. Больше ничего не сказал - несколько минут простоял молча, а потом наклонился и уперся лбом в лоб Нольда, положив тому руку на седую, выцветшую макушку.
  Когда мы вышли обратно, я увидела рядом с Хельгой Лёну, всю опухшую от слез, - она вместо старухи держала девочку на руках и тряслась. Пыталась улыбаться, но кривилась и кусала губы.
  - Лёна...
  Северянка повернула голову и не удержалась - слезы хлынули и я, подскочив, перехватила Яну на руки, пока она, не приведи Морс, не растрясла ребенка в лихорадочном плаче.
  - Ева... она такая красивая. Она так на тебя похожа... я боялась, что меня не отпустят на похороны, но отпустили. Под залог. Разбирательство еще будет, там... Эта тварь караулила много месяцев, узнала, где я живу, таилась, выдавала себя за мужика, даже работала грузчиком на складе в городке. Она знала, что рано или поздно, но Нольд приедет увидеться со мной... выросла, как из-под земли. Я не успела, а брат замешкался всего на секунду, потому что... она - мать. Последняя тварь, но этой секунды слабости ей хватило... Ева!
  Девушка обняла меня и завыла в голос. Некоторое время Лёна так и стояла, сгорбившись под мой рост и обхватив нас обоих. Прижималась щекой, скулила и плакала, а потом резко выпрямилась и сделала глубокий вдох.
  - Малявка в нашу породу. - И смогла улыбнуться без укуса, по-настоящему радостно. - Мощный звереныш, стальная девочка, и характер у нее наверняка будет как у отца, несгибаемый! Хельга сказала мне... был бы кто другой, задушила, а так...
  Ее взгляд переметнулся на Яна, стоящего позади, и глаза поголубели, став холодными и злыми. Девушка мягко отодвинула меня в сторону, шагнула к нему и оскалила зубы, хрипнув по-звериному гортанно:
  - Это тебе от Нольда, друг...
  И ударила его со всей силы кулаком в лицо. Ян только пошатнулся, как тут же получил второй смачный удар - Лёна не щадила и по-мужски безжалостно вложила всю ярость! Как кувалдой, до хруста и кровавых брызг, двинула третий раз бледного и еле устоявшего на ногах "друга". Он отступил к стене, подняв руку лишь для того, чтобы промокнуть кровь рукавом рубашки, нос, губы, скула - все разбито. Если бы я десять раз нежно обняла, это не принесло бы ему такого облегчения. В глазах отразилась безмерная благодарность девушке - она и только она способна была вложить столько нольдовской силы, и имела право, потому что сестра.
  - Получил?! Мало, но пока с тебя хватит...
  - Ян, - весомо произнесла Хельга, - сейчас Ева и ее дочь поедут со мной, ты останешься. Смерть Нольда пошатнула последние устои и мужчины кланов собираются перекроить законы под себя, уже начали схватки между собой за лидерство... Их захлестнула революция - прежний гнет долга и бесправия сделал ее такой жестокой и непримиримой к женщинам. А если хоть один объявит себя новым королем, он силой и трофеем заберет себе вдову и девочку-первенца... та, что уже смогла родить от зверя, гарантированно даст наследников патриарху. Остался только ты - Один, мой самый младший правнук и последняя надежда. Это благословение судьбы, что ты проявился, по праву зверя теперь сможешь вступиться за нас. Слышишь меня, Ян?
  Ян слышал. Он дышал с хлюпающим свистом и наливался злобой от каждого слова Хельги. Глаза не синели, но даже по-человечески, становились непримиримо горящими, как расплавленный металл в тигле.
  - Все решится на похоронах Нольда. Два дня, Ян. Будет война, грызня, а твоя гадкая прабабка Хельга больше не в силах выпустить свои когти и оскалить клыки.
  Ян посмотрел на меня, и в расплавленном сером мелькнули огни такого же раскаленного сапфира.
  - Хорошо... Ничего не бойся, Пигалица. Иди. Я никому не позволю приблизиться к тебе даже на шаг.
  - Знаю. И не боюсь.
  
  Глава двадцать первая
  
  Великим Морсом я благословила тишину и пустоту огромной квартиры Хельги. Оказалось, неожиданно хорошо очутиться после шумов города в убежище покоя и выхолощенной чистоты, будто безмятежность здесь только-только поселилась. Версилия приехала с нами, снова была за рулем. Отлучившись на пару часов, вернулась с вещами для ребенка - все, от набора одежды до переносной, как корзина, колыбельки. И про меня не забыла - обувь, костюм, колготки, пальто, шарф-палантин - все черное. И простое домашнее платье золотисто-оливкового цвета. У старухи в гостях я, получается, не обязана была быть в трауре. Не возражала - переоделась, устроилась в спальне, уложив Яну под боком.
  Крохотулька лежала на пузике, ковыряла пальчиками подстеленный свитер и сопела, медленно моргая и посверкивая искорками в глазах. Щекастая, розовая, со вздернутым носиком и маленькими губками.
  - Папа-зверь рядом, да? Пахнет домом?
  Не самый свежий, ношеный свитер Яна пропитался многим - печным дымом, смолой, чем-то кухонно-жареным и потом. Мне тоже нравилось - даже взмокший от трудов Ян пах не кислым, а резким, будто соль с перцем, потом. Нечто мужественное, мускульное, и то самое - сильное, что однажды прогоняло трупное окоченение на далеком юге. Тогда я обнимала его голое и грязное тело и не могла надышаться чувством защиты и жизни.
  - Тебе уже кушать пора. Или пока только попить? Яна Нольд, дочка двух отцов и одной самой вредной некромантки-мамы.
  Когда вышла, старуха меня встретила в просторном, как холл, коридоре уже с теплой бутылочкой.
  - Спасибо, Хельга, вы предусмотрительней меня в тысячу раз.
  - Покормишь - иди в столовую, через полчаса там накроют и будет семейный обед.
  - Хорошо.
  Я чуть задержалась и пришла к уже сервированному столу - на четыре персоны. Яну в переноске устроила рядом на дополнительном стуле и ожидала, что четвертой появится Лёна, но с удивлением увидела в проеме арки - Ив Холльт. Мать Яна со странным выражением лица застыла на границе порога и будто не решалась зайти.
  - Здравствуйте.
  - Добрый вечер, Ева.
  Версилия и Хельга зашли, чинно сели, а последняя сухо рявкнула:
  - Тебе там клеем намазано? Заходи и займи свое место!
  - Лучше бы ты меня к позорному столбу привязала, бабушка, чем на этот обед заставила прийти.
  Три поколения, и Ив сама уже сошла бы за бабушку - моложавую, но все же. Задумавшись, при чем тут "позорный столб", разглядывала ее и видела, что женщина нехорошо себя чувствует. Ей здесь плохо.
  - Иди и сядь, я сказала! Плевать я хотела на чувство твоего позора, веди себя достойно, и все!
  Та прошла, села напротив меня, а я с осуждением посмотрела на Хельгу.
  - Не зыркай, девочка. И не такие взгляды переваривала.
  - Простите... но в чем дело?
  Ив кротко посмотрела на Хельгу, а потом осторожно на меня:
  - Я знаю, что ты близкая подруга Яна. А в кланах нет ни одного человека, кто бы не знал, какой я совершила поступок по отношению к нему. Когда ты сама стала матерью... не презирать такую женщину, как я, невозможно. Хельга поступает жестоко по отношению к нам обоим, заставляя сидеть за одним столом.
  - А я рада, что могу познакомиться и пообщаться с вами, госпожа Холльт. Вам или уже сказали, или сейчас узнаете... я любила Нольда, я родила от него ребенка, но так получилось, что мужа я потеряла не вчера, а много месяцев назад. Ян всегда был мне другом, а сейчас - больше. Я его люблю. И он меня тоже. Простите, как бы это кощунственно по отношению к погибшему Нольду ни звучало, но я не только вдова - я и ваша будущая невестка.
  Хельга недовольно протянула:
  - Ошибаешься. По закону - Ян сирота, отказник, его фамилия Один, и никаких свекровей у тебя нет и быть не может. Ив стала ему никем, не видела и не говорила с сыном двадцать три года, они чужие друг другу люди. Если и станешь невесткой, то моей. Если.
  Не понимала - старуха в бешенстве или, наоборот, одобряет меня и своего правнука? Откуда такой омерзительно звучащий нажим на последнем слове?
  Ив замерла и несколько раз моргнула - ее глаза заблестели, но она поджала губы, села ровнее и взялась за вилку с ножом. Мы поужинали в тишине, если не считать нескольких звуков, что издала малышка. Ей не слишком понравилось непривычное ложе - или наклон, или запах нового пластика. Морщилась, похныкивала, и я торопилась все съесть, чтобы свободно взять ее на руки.
  - Чай и десерт.
  Старуха сказала нам, а на стационарном устройстве просто нажала кнопку. Пришли двое с тележками, все составили, все расставили, и мы продолжили сидеть в тишине. Я на Хельгу старалась не смотреть, на спокойную Версилию иногда поглядывала, а вот измученной Ив осторожно улыбалась.
  Как вышло, что все отвернулись? Нет, конечно, я не думала, что сыновья каждой станут свергать власть матриархата через повешенье, как казнили прежних королев во время переворотов. Я больше склонялась к догадке, что именно так они хотят своих матерей защитить - выиграть гонку за лидерство, взять под свою опеку. Им нельзя остаться на прежних позициях, сметут, как ретроградов, а так есть шансы. У Хельги не все, как Артур. У Версилии, судя по умному и мягкому лицу, дети как дети, не могут быть все сволочами. И Ив - шестеро сыновей! Не верю, что никто не хочет добра матери!
  А с другой стороны - где гарантии? Все мужчины давно взрослые, а в случае с Хельгой - пожилые, много лет прожившие под кабалой, в роли добытчиков, бесправные и бессемейные. Ненавидящие, возможно, всех женщин - за недоступность и вечное искушение. Как они друг другу мозг перемыли, сколько обид накопилось, как сильно хочется хапнуть хоть какой-то власти, пока жизнь не кончилась, или пока она у кого-то в самом соку!
  После чая Версилия, чутко уловившая атмосферу, поднялась с места и сказала:
  - Мне нужно поговорить с тобой наедине, мама. Выйдем ненадолго.
  Глянула на свою дочь, коротко коснулась ее плеча, и под наверняка надуманным предлогом увела старуху из столовой. Даже дышать стало легче.
  - Можно вас спросить, госпожа Холльт?
  - Да.
  - Вы на самом деле все эти годы не видели Яна, до сегодняшнего дня?
  - Видела. Издалека... Я живу на западе, но раз в полгода приезжала в северную столицу. Знала, кем он работает, и просиживала день или два в сквере, недалеко от полицейского отделения. Смотрела, а потом уезжала.
  - Почему ни разу не заговорили? Ведь он уже давно взрослый, к кланам не имеет отношения, да и вы не на привязи - кто бы уличил?
  - Сын меня люто ненавидит с самого детства, и есть за что.
  - Кто вам такое сказал?
  - Знаю. Хельга пыталась унять его обиду, но даже таким маленьким, он запомнил предательство и не простил. Бабушка не смогла его смягчить, а когда Ян подрос, то стал еще жестче - я просто боялась и боюсь, что он плюнет в меня, если я подойду хоть с каким-то словом.
  - Бабушка?..
  Что за безумная семья? Что за чокнутая старуха Один?! Зачем наврала внучке? Чтобы для правнука быть единственным светом в окошке, единственной семьей? Сыновья не удались, самый уродский из которых Артур, внуки и другие правнуки не любили так, как хотелось ей? Спохватилась на старости лет - понадобился новый, личный, только ее преданный пес, которого можно оттаскать за уши всласть?
  - Великий Морс...
  Я сама стала мамой, сама давно не ребенок, но мне казалось непостижимым - как можно быть настолько чудовищным родителем? Столько во благо, столько во вред, потакание собственному эгоизму и чувству собственничества все приносится в жертву! И мой отец такой же, как Хельга - добрый, заботливый, мудрый, но жадный и ревнивый, желающий обожания и поклонения от дочери! Ведь так и было, я боготворила отца, и ни одной живой души роднее на земле не было!
  - Ив! Ян вас любит, считает лучшей матерью, ведь вы спасли его и всех других детей от ужасной судьбы. Он помнит, он ценит, он с такой теплотой говорил о вас, когда я спросила. Благодарность - да, понимание - да, принятие вашего тяжелого выбора - да, но только не ненависть! Ян никогда не забывал, кто он - герой, которому надо пройти испытания, и он их прошел. Из самого сильного на свете мальчика вырос в самого сильного на свете мужчину!
  На миг мне показалась, что женщина слышит не эти слова, а что-то беспощадно злое. Она вся побледнела, у нее затряслись губы и руки, а на сухие скулы вылезли два красных пятна, будто я ей презрительных пощечин надавала. Медленно поднялась, шагнула к выходу, а я вскочила и быстро оббежала стол:
  - Куда вы? Не ходите к Хельге, ничем хорошим ваша ссора не кончится. Ив, госпожа Холльт, послушайте... потерпите немного. Вы не знаете о Яне самого главного - полузверь проявился. Синеглазый, исконный, управляемый его волей! Это ваш сын! Продержитесь ради него, не нужно семейных войн... и пожалейте старуху, она выжила из ума, захлебнулась всевластием, да, но прошлого вы не вернете. А будущее - совсем близко.
  Ив взвыла беззвучно, с сипением, задрав голову кверху, будто настоящая волчица в лесу. Ее тонкая и сухая шея напряглась, потом расслабилась, а ладони сжались в кулаки - так и у Яна белели костяшки пальцев. К счастью секунды спустя она выдохнула, опустила голову и тихо спросила:
  - Можно мне взять твою дочь на руки?
  - Да. Если вы хотите.
  Яна сразу стала спокойней, как только покинула переноску. По-деловому схватила за палец, едва Ив, удерживая ребенка на одной руке, потянулась к ладошке девочки.
  - Ох, какая хватка, какая природная искорка... Ева... Александра Нольд чудовище, каких рождает не земля, а демоны ада. Я сочувствую тебе и малышке, что настоящий отец из-за нее, убийцы, никогда не увидит девочку. Но простишь ли ты меня за радость от того, что она станет дочкой и моего Яна? Позволишь ли мне считать ее своей внучкой, а не внучкой сумасшедшей Алекс?
  - Конечно. И надеюсь, что вы будете частью нашей семьи по праву родства. Больше никто и никогда не посмеет вас бесчеловечно попрекнуть и позорить, Ян не позволит.
  
  В день похорон утром я покормила Яну не плотно, а лишь третью от нормы, чтобы она не чувствовала голода. Одела теплее, запеленала в самое тонкое покрывало, а сама шарф-палантин накинула не на голову, а скрутила и перевязала особым образом через себя, чтобы уложить в него малышку, как в гамак, и свободно держать одной рукой. Так она будет плотнее прижата к телу и даст мне свободу движения. Костюм, пальто, а обувь надела старую - свои удобные лесные ботинки. Хельга поморщилась, только открыла рот в негодовании, как я объяснила:
  - Новые жмут. Я не пойду в них.
  Черные полусапоги на каблуке мерила вчера - в размер, но нужно удобно бегать, а не соблюдать правила приличия, тем более, что до кладбища я и вовсе не доеду. Нольд простит, он мертв, и ему все равно.
  На парковку не спустились - Версилия подъехала прямо к выходу и в машине была одна, а я опять ожидала Лёну, надеясь на ее помощь, но везение не сработало. Хорошо, хоть старуха села вперед, а не на заднее сиденье, и дверь Версилия не поставила на автоматическую блокировку. Вторая задача - выехать с территории "Хрустального луча".
  Нет, я ни в чем плохом не подозревала Хельгу, и решение приняла не сегодня - ехать на кладбище, в эпицентр полузвериной войны опасно и глупо. Переждала в убежище, дав себе время подумать, поплакать и отдохнуть, но за пределами уже могло случиться все. Один раз из машины меня похищали, а полузвери, желающие заполучить "первый приз" не глупее сектантов - захотят опередить соперников, разыграть свою карту или еще что-то, начнут действовать задолго до общего схода за городом. Плохо, что Лёны нет - бежать одной, это оказаться в мегаполисе без денег, документов, телефона. И конечного приюта нет - к Вилли в брошенный бункер не уйти, "Наука" закрыта, адреса Троицы не знаю, адреса Яна не помню, Фортен - может, вернулся в свои мастерские, а, может, остался на западе. К Хане? В пустую квартиру Нольда, и ждать под дверью неизвестно чего, с голодной девочкой на руках?
  Надеялась, что полузвери собирались все решить "по чести", а не как сектанты, но, если нет - за ними такая сила, которая не снилась даже Валери Вальд. Службисты, дельцы, чиновники - людей и ресурсов с избытком. А что сделают две мои пожилые охранницы? Или остальные на кладбище - замкнут живым колодцем?
  Я подгадала... центр столицы пришлось проезжать, и на светофорах останавливаться. Выбрав самый удобный момент, когда машина встала для поворота в крайний к тротуару ряд, прижала к себе девочку, распахнула дверь и вылетела!
  - Ева!
  Волчицы не догонят, старые. А если кто-то ехал следом, вот от них надо бежать! Скорость маленькая - моя драгоценная ноша важнее всего, и нельзя позволить себе упасть или столкнуться с чем-то или кем-то. Я постараюсь выиграть маневрированием, не оглядываясь, но цепко подмечая - где что впереди, куда свернуть можно, а куда не стоит. Люди есть, много. Один раз нарочно выбрала часть оживленной улицы, чтобы проскользнуть через приличную группу, - помнила Артура, помнила след по запаху, и постаралась замешать побольше посторонних. Нет - это не поле! Не завод! В ловушку не загонят!
  А, может, за мной никто и не гонится?
  - Пигалица...
  Совсем близко! И обернуться не успела, как Ян, мягко налетев сзади, подхватил под локоть, и не бегом, а быстрым шагом повлек вперед. Завернул за кофейню, потом дальше, и остановился только когда еще раз завернули - к черному ходу большого здания. Сколько бежала - не задохнулась, а теперь да.
  - Ян... ты! Откуда?
  - Чтобы я тебя без присмотра оставил? Размечталась... что случилось?
  - Ничего. Решила, что безопаснее сбежать, чем ехать... Тише, тише, маленькая. Растрясла ее...
  - Все хорошо. - Ян, заплывший синяком, с лопнувшей на скуле кожей и разбитым носом, криво улыбнулся: - За вами следил только я. Ловкая, чуть не потерял.
  - Бросил машину?
  - Почти. - Он достал телефон, нажал цифру и поднес к уху: - К "Старому мосту" подъезжай...
  Пошли не по главной улице, а параллельной. Пару раз оглядевшись, Ян уверенно приобнял и спокойно повел вглубь большого района. Хотелось заплакать от радости, но я только выдохнула и стала покачивать девочку. Яна расхныкалась, но на крик не перешла, а через пять минут и совсем успокоилась. Мирно лежала на руке под пологом натянутого на плечо шарфа.
  - Вот мы и второй раз вместе побегали, да? Десять дней от роду, а уже первая тренировка... у кого самые быстрые ножки? Ян, а ты что, со вчерашнего дня следил?
  - С самого морга поехал сразу, Парис подсуетился быстро, сунул карточек водителю труповозки... и мы вас нагнали уже на третьем перекрестке. Старуха много наговорила, но это не значит, что я тебя хоть бы на минуту оставил. Да, на дистанции, но все равно был и буду рядом.
  - А как же полузвери, сегодняшние похороны?
  - План-перехват отменился, ты сама сбежала, так что все стало проще. Дальше Лёна - я оставлю вас с ней.
  "Старый мост" - закрытый до одиннадцати утра бар. Машина одна стояла на парковочном месте и рядом с ней нас ждал...
  - Привет, обаяшка.
  - Вилли!
  И парню хотелось вложить больше радости, и мне, но приветствия получились горькими... команда собирается, но какая она команда, без Нольда? Жуткий повод для встречи, сорвавший всех нас с разных краев света. Он меня осторожно обнял, заулыбался и нерешительно оттянул край шарфа:
  - Принцесска, привет. Я дядя Вил.
  - Время, дядя Вил. Садись с Евой на заднее сиденье, нам надо везде успеть, а то из-за тебя опоздаем.
  - Я тебе еще не говорил, Ян, что больше всего соскучился по твоей вредности?
  - По пути наболтаешься, садитесь.
  Вилли открыл мне дверь и помог сесть.
  - Ты теперь водишь?
  - Ага, полгода как научился. И ни фига я никуда не опаздываю больше, зануда!
  Мы поехали. Я, думая обо всем и взвешивая решение, тихо сказала:
  - У Лёны не останусь, пойду с тобой.
  - Пигалица...
  - Ян...
  Мы пересеклись взглядами через зеркало заднего вида, и северянин больше ни слова не сказал.
  
  Глава двадцать вторая
  
  Апрель в столице холодный и полный снега. Широкую кладбищенскую дорогу всю зиму чистили, поэтому не комьями, а проплешинами лежал сырой снег, а местами уже обнажались плиты. Регенерат работал мощно, на все тело. Чувствовала зябкость, но больше ощущала необычность - идти в одном черном платье и босиком по такой погоде. Ян рядом - тоже в одной рубашке и штанах, шел, подминая влажную ледяную крупу голыми ступнями.
  Процессия с гробом давно ушла вперед, - не на фамильный участок, а дальше, туда, где хоронили мужчин полузверей. Им никогда не оказывалось чести погребения рядом с старинными усыпальницами и современными могилами женщин рода. Даже тут сказывалась иерархия.
  День не солнечный, хмурый и ветреный, добавлял атмосферы кладбищенскому пейзажу. Все серое, голое, но в тоже время спокойное, как в городе мертвых, островке упокоения, примкнувшем к материку большого мегаполиса. Когда я расслышала голоса и заметила первых людей впереди, то чуть поморщилась - это на самом деле не то место, где можно устраивать спор и ор, тем более грызню и жалкое выяснение отношений. С женщинами уже решено, мужчины гавкались друг с другом, доказывая, кто сильнее и достойнее на словах, а не в драке.
  Самый молодняк рассеялся на периферии, они первые нас заметили и стали провожать взглядом, когда мы проходили мимо. Куда им - там старшие делили "корону", стая уже седых зверей, преимущественно северян, и редких западников. Еще более редкие - мужчины возрастом к пятидесяти.
  Я могла разглядеть их, но четко услышать мешала общая перепалка.
  Едва мы с Яном миновали границу другого большого кольца, мужчин-полузверей условно среднего звена, как по возрасту, так и по статусу, нас заметили по-настоящему. Возгласы перебились, и, по одному, но старшие стаи обернулись:
  - Выродок...
  - Вдова Нольд...
  - Как он посмел...
  - Артур...
  - Некромантка...
  - Где ребенок?
  До Яна и до меня словесные камни долетали, но нисколько не били.
  - Что она делает рядом с ублюдком?
  - Казнить, здесь же...
  - Где наследница Нольда?
  Мы оказались почти в эпицентре - с дороги дошли до подготовленного пятачка с уже вырытой могилой, кто-то первый, самый борзый, шагнул к нам, но Ян с упреждением рыкнул. Чуть-чуть, лениво, меньше, чем недавно на Париса, а эффект пошел сильный. Все в радиусе двадцати шагов разом замолкли и замерли. Забавно их было видеть и странно - глаз резали пальто, костюмы, холеность, аккуратные стрижки на седых или полуседых волосах. Статусные господа.
  Потому мы пришли так... раздето. Ян бледный от холода, взлохмаченный, с открытым воротом и показными следами на шее - на щеке и подбородке давно не заметно, а вокруг кадыка остались пять шрамов. Он - вне статуса или должности, вне рода и вне чьей-то фамилии, пусть даже "Один". Тот самый "изгой" и "выродок", каким всегда был в глазах сородичей. Никто. Но истинный Зверь по сути, не нуждающийся ни в чем, кроме собственной "волчьей" шкуры. Я тоже - без тепла и укрытия, как есть. Черное платье скорби, и все, - остальное лишь наносное, что не имеет никакого отношения к моей некромантской сути. Вольная женщина, свободная, принадлежащая только себе.
  - Обломитесь, собаки! Все вы, неблагодарные шавки, получите сполна!
  Хельга стала хрипло захлебываться. Я и заметила не сразу - дальше за гробом три женщины жались друг к другу - она, Версилия и самая низкорослая Ив.
  - Это мой верный мальчик! Он покажет вам ваше место! Вы все поползете ко мне на коленях, с визгом вымаливая прощения у подлинной матери... все, неблагодарные шавки!
  - Заткнись, старая самка... твой урод тебе не поможет.
  - Право рода наше!
  - Превосходства размножения больше нет!
  - Первенец от мужчины рожден...
  - Где наследница Нольда?!
  Я пригляделась - кто здесь кто? Одних, кажется, я видела на похоронах Лёны - братья Алекс Нольд стояли у гроба с лопатами. Никакие посторонние служащие кладбища не имели право выполнять эту работу, только члены семьи - так что племянника хоронили дядья. Других не знала - наверняка кто-то из них старший брат самого Яна, а кто-то сын Версилии. Пыталась найти старшего после старших, но не увидела.
  Ян протянул руку к Ив. Женщина вся затряслась, побледнела больше, чем и так была, но шага не сделала. Хельга загородила ее собой и сдавленно просипела:
  - Ты что творишь? Кровь истинного зверя есть только во мне и в тебе, я твой матриарх!
  - Больше нет матриархов. Мне нужна моя семья, и, если хочешь, то тоже можешь стать ее частью. Версилия?
  Северянка кивнула и, поддерживая под локти дочь, подошла ближе. Мужчины рокотнули хрипом и ругательствами, у многих загорелись голубым цветом глаза, и весь налет их цивилизованности слетел. Я ощутила эту волну, как когда-то на парковке при первой с ними встрече, - это все же были звери. По нутру и сути, в какие бы одежды не рядились.
  - Истинный?
  - Этот ублюдок?
  - Доказательства! Или сейчас состоится суд самозванца, а не похороны!
  Ян посмотрел на меня и едва заметно улыбнулся. Мы пришли сюда только за его родными, нас давно ждали не здесь, а там, где мы на самом деле собирались прощаться с Нольдом. В гробу тела не было. Ни Ян, ни я, ни остальные друзья не хотели ему такого погребения - среди чужих и безразличных. Да и земле Нольда предавать не будем...
  - Хватит. - Ян выдал голосом нетерпение и в тоже время властное спокойствие. - Это будет моя стая, мои законы, и ваша воля - остаться одиночками или примкнуть к ней. Никого не держу и никого не зову насильно. Все меня слышат? Все меня... слушают?
  Последние слова прошли с рокотом. Опять оно - глубинное и утробное, пробирающее до спинного мозга, рычание. Я не видела, засветились ли глаза синим, Ян отвернулся, оглядывая всех разом, но стало спокойно и хорошо, будто накрыло горячим куполом. Тепло так, словно попала под южное солнце и бездонное небо.
  - Закостеневшие в лютости, обречены, и отцами не станут. Любовь мужчины и любовь женщины снимают наказание бесплодием, и только так появляются дети. Кто не увидит в женщинах одну лишь добычу, кто преодолеет ослепление оборотня, у того есть надежда. Таков был Нольд - первый из первых. Услышали? Кто затмил свой ум предрассудками о некромантах, тот сам останется грязью среди грязи и прокаженным. Услышали? Кто хочет рабского покорства и служения от своих матерей и сестер, а потом и от жен, тот никогда не станет ни мужчиной, ни истинным зверем. Мы покровители и защитники, и сила нам дана для того, чтобы оберегать их, а не властвовать. С этого дня вы все в праве распоряжаться собой, старых законов нет. Вы сами примите решение, как относиться к женщинам рода, быть им благодарными за рождение или презирать за прежнее неравенство... мои законы будут другими. Насильникам в стае места нет. Ненавистникам некромантов в стае места нет. Уязвленным и слабым, без чести и внутренней силы - в стае места нет! Услышали?!
  Какой это был ужас! У всех полузверей глаза загорелись и будто бы выцвели, поблекнув голубизной. Все лица до одного - белое полотно, а у тех, кто стоял ближе, я разглядела выступившие капли пота на лбу и висках. Трудно было представить, что чувствовали сородичи Яна, слыша за каждым словом, проникающую в подсознание первобытную волю самого сильного из всех оборотней.
  - Предупреждаю каждого, кто посмеет хоть одно грязное слово бросить в моих женщин, - убью. Они - мое прошлое, настоящее и будущее, и первые из тех, кого я беру под свое покровительство. Я буду служить им как правнук, внук, сын, муж и отец на правах истинной привязанности и любви, а не долга и закона.
  Ян рыкнул последним выдохом, и обернулся на нас:
  - Идем.
  - Идем...
  Хельга не шевельнулась и Ян, подойдя к ней, просто сгреб старуху в охапку:
  - Я же сказал, идем, несносная грымза. И без короны проживешь, в пещерке поменьше.
  - Ах ты, щенок...
  Она так непохоже на себя всхлипнула, охнула, а тому ничего не осталось, как закинуть ее на плечо и понести, будто та высокая и легкая девочка, а не наследница Великой Праматери.
  - Не окоченела, Пигалица?
  - Мне еще никогда так жарко не было! Под пятками земля плавится!
  - Все хорошо, мама. - Ян свободной рукой приобнял за плечо расплакавшуюся Ив. - У нас впереди много времени и много разговоров. Идем. Версилия сейчас вас всех домой увезет, а мы с Евой и Яной приедем позже.
  Да, только малышки не хватало. Вспомнилось очень давнее и недовольное "Набрали баб..." - от Яна, который теперь шел полностью окруженный своими женщинами, родней не в одно поколение, и я с дочерью вдобавок, которая прямо сейчас была под опекой Лёны, а не здесь. Мы - его семья. Уверена, что мужчины полузвери на самом деле услышали нового патриарха, и будут те, кто опомнятся - может, не все, но сыновья Хельги, Версилии и Ив придут обратно. В своих правах, со своей силой и все-таки любовью к тем, кто им дал жизнь.
  
  
  Троица, не стесняясь, плакал - очень скупо и сдержанно, превратив глаза-треугольнички в едва заметные угловаты щелки. Он только-только прилетел, впервые здесь всех увидел после долгой разлуки и меня обнимал по-отечески крепко, шепча утешения. Вилли, Ян, Парис - провожали своего друга без эмоций, загнав боль поглубже и не выдавая ее так, как чуткий старик. Лёна заплаканная, а я...
  Дышала поглубже, стараясь не разрыдаться сильно, когда из машины, на которой приехал Парис, он и Ян аккуратно вытащили тело Нольда и уложили на возвышение плотного снега. Далеко от города не уехали - только чтобы природа вокруг была и никаких лишних глаз.
  - Друг, брат, муж и отец, ты изменил не только мир, но и каждого из нас, Нольд. Отдал себя всего... прости за все, за то, что не успели помочь тебе в последний миг...
  Лёна завыла, и Ян осторожно приобнял девушку, на руках которой спокойно лежала малышка.
  - Мы все виноваты, все должны были быть рядом. - Мрачно сказал Парис и посмотрел на меня: - Раскаянье и прощенье нужно нам, а ему - лишь упокоение. Давай, паршивка, не продлевай пытку.
  Я подошла ближе, наклонилась и приложила руку к укутанной в белую ткань голове, Нольд лежал, обернутый в этот саван.
  - Твой образ останется в памяти, частичка души в сердцах, продолжение крови в дочери, - мы тебя отпускаем на вечную волю, Нольд. Во имя Великого Морса, я, твоя некромантка, упокаиваю тебя...
  И саван опал. Потянув за складку, приподняла ткань, а холодный ветер помог - дунул и расправил ее почти как парус. Прах разлетелся и растворился в его потоке.
  
  Месяц после до самого мая никто не разъезжался из города. Держались вместе, проводили много времени за разговорами, собираясь в пустующей студии Фортена. Там жил только Вилли, но остальные - кто где.
  Парис и Хельга перестали быть богачами, сыновья "королевы" закрыли статью непомерных расходов, и старуха первые дни убивалась, потеряв разом все - как почитание, так и привычный комфорт. Парис, существовавший тоже на эти деньги, нисколько не уныл. Переселился к Троице, собираясь уже вместе с ним отправиться на восток - заняться некромантскими делами, быть рядом со Златой и делать новые открытия.
  Ив на запад к мужу не вернулась - отец Яна вполне себе был жив, но настолько давно отдалился от взрослых детей и возрастной жены, что был как чужой последние годы. Ему было все равно, куда Ив пропала и что с ней. Версилия пока приютила у себя в столичной квартире ее и Хельгу. Сыновья тоже перестали оплачивать богатое содержание, но не оставили совсем - вернулись трое, обещав поддержку по мере сил.
  Я и дочка этот месяц жили вместе с Лёной в доме Вариты, девушка прилетала на неделю, хотела вообще нам отдать все, и "живите сколько хотите", но мы не согласились - Лёна собиралась обратно к мужу, на юг, а Яну не позволила гордость пользоваться таким подарком.
  Северянин весь апрель рвал жилы, пропадая по целым дням - восстанавливал личные связи, добывал деньги, разбирался с теми сородичами, кто приходил и хотел стать частью новой стаи - таких было немного и в основном молодые. А полузвери старшего поколения, не преодолев прежних убеждений, собирали вокруг себя собственные кланы. Успешно или нет, я не вникала. Ян в полицию не вернулся, он начал основывать свое дело - тоже розыск, расследование, но в частном порядке, и за три недели умудрился продвинуться. Способности вкупе с опытом помогли. Двое бывших коллег по старой дружбе подключили его негласно к "глухим" делам, а у Яна не глупая голова, нюх, слух, и способность нечеловечески давить на психику подозреваемых свою роль сыграли. Первые ростки репутации "дознателя со звериной хваткой" пустили крепкие корни, и появилась пара сложных задач от лиц, которые не хотели впутывать полицию, но нуждались в расследовании приватных случаев. У одного семейное, у другого - поиск "крысы" среди соучредителей фирмы.
  Я не сомневалась, что Ян справится. И нисколько не возражала, что он так с головой окунулся в работу, забегая на пару часов в студию на общий сбор. Ему сейчас как воздух нужны были силы и ресурсы - для меня и Яны, для матери и Хельги с Версилией, он от слов не отказывался и на самом деле собирался полностью взять на себя обеспечение женщин и нас двоих.
  Я занималась дочерью и только ей. В первые дни после упокоения Нольда, друзья обустроили в доме Вариты все, что нужно мне и ребенку - Ян влез в займ, Парис отдал последние карточки, какие у него при себе оставались, Троица и Вилли небольшие накопления. "Это подарок малышке!" и не важно, что вместе с этим подарком ей, накупили одежды и мне, оставив деньги на будущие траты ребенку. Ян на помощь не артачился, друзья потому и друзья, его, как мужчину-голодранца это не задело. И мы с Яной и Лёной весь месяц жили под крышей, в тепле и сытости.
  Май принес свои перемены - все разъехались, переведя общение на телефонные звонки. Ян смог снять квартиру, и мне с ребенком попеременно помогали то Ив, то Версилия, приезжая иногда по отдельности, иногда вместе - понянчиться с девочкой и развлечь разговорами. Только Хельга не появлялась, переживая до сих пор свой рубеж и ей как раз было необходимо сидеть в одиночестве.
  Ян не забыл о просьбе и однажды вечером, заехав повидаться, сказал, что нашел мою маму. Оказалось, непросто - из городка она много лет назад переехала, сменила фамилию, выйдя замуж за западника, и последнее время много разъезжала с ним по его распределению. Я была счастлива узнать, что мама жива и здорова - но решение пообщаться, встретиться, отложила на будущее. К этому нужно подготовиться и, может, начать с письма, звонка... было так страшно разрушить надежду, которую однажды Ян подарил, и узнать, что отчуждение было ее по-настоящему, а не из-за интриг отца.
  Ян выдерживал дистанцию, не жил с нами, внимание и заботу проявляя как друг - последняя дань уважения Нольду, моему трауру, и изматывающая работа была даже на руку. Я ждала какого-то рубежа и подозревала, что Ян сам для себя его поставил. Так и вышло. В один особый день в июле, он приехал чуть раньше обычного, возился с Яной, помог с ужином, на котором всегда был "гостем", и я не могла тайком не улыбаться - все три часа к ряду его бледные уши то розовели, то краснели, то снова успокаивались и снова вспыхивали.
  Я не выдержала. Улучила момент, пока он допивал кофе, подошла сзади и накрыла два пылающих хрящика ладонями. Так иногда шутливо закрывают глаза в игре "угадай кто?".
  - Да, Пигалица, смешно... - Я уткнулась ему носом в затылок и выдохнула короткий смешок. - Что, выдал себя?
  - Выдал. Сигнальными огнями.
  - Ты станешь моей женой, Ева?
  Ян спрашивал! При всей очевидности и никогда не существовавших сомнениях - он задал вопрос! Я обняла его за шею и ничего не смогла сказать, потому что все больше распирало от радости и от смеха - Ян напряженно сидел и ждал. Ответа ждал! А я силилась над одним - только бы не всхрапнуть или не хрюкнуть вместо торжественного "да".
  
  Эпилог
  
  Яне исполнился год и три месяца, когда на свет появились близняшки - ее брат и сестра. Мальчишка был копия Ян, а девочка больше походила на мою маму - восточная кровь заиграла, родилась темноволосой, светлокожей и с чуть больше раскосыми глазами, чем мои. Оба - полузвери.
  Спустя еще полгода Ян всех нас перевез на юг, к морю, в городок, где обосновались Лёна с Кармином. Ему хотелось, чтобы я жила в своем климате, ближе к природе, дальше от суетного мегаполиса, и по соседству с подругой и помощницей - рослая северянка к тому времени тоже родила первенца-мальчика, чернявого и кучерявого южанина полузверя. Версилия и Хельга остались в столице, а Ив нет - Ян настолько встал на ноги, что смог не только купить нам дом, но и ей небольшую квартиру. Счастливая бабушка занималась своей жизнью, но все же ей хотелось быть достаточно близко от сына, меня и трех внуков, чтобы приходить и нянчиться. К нам часто наезжали гости - раз в месяц объявлялся Парис, каждый раз не всерьез упрекая "а некроманта родить не могла, паршивка, хоть одного?", чуть реже Троица. Нерегулярными набегами заезжали на юг Вилли и Фортен, иногда потому что были недалеко по делам некромантского сообщества, а иногда нарочно - соскучились. Парень, как всегда, сыпал новостями, как про глобальные перемены, так и личные сплетни. Где Злата, чем занят Констант, на какой дальний восток уехал Ивар, у которого в Варитой ничего не сложилось, но девушка легко переключилась с личной жизни на искусство, решив "само придет". Вилли рассказывал про Элен - та разрывалась между медициной и медиа, упиваясь и тем, и тем, и вроде как завела роман с одним восточником, мало того - некромантом из первых своих подопытных добровольцев.
  Мир кардинально изменился для нас. Хана вовсю возглавила движение женщин, оказывая психологическую поддержку бывшим одиночкам и затворницам, и донося надежду молодым, что бесплодие не приговор. Ей это удавалось.
  Полузвери мужчины тоже продвинулись. Сдерживая себя, ухаживая за женщинами не один месяц, а то и год, сближаясь сначала по духу, редкие начали находить себе настоящих спутниц жизни. А там и зверь поддавался все больше контролю, и те, кто их полюбил, смягчали жесткость близости принятием и нежностью.
  Когда мне исполнилось тридцать семь, я снова родила - двойняшек. Смуглых мальчиков некромантов. По этому случаю впервые к нам, на юг приехала вместе с Троицей и повзрослевшая Злата. Истинная дочь Великого Морса сначала вела себя как звезда и миссия, а потом налет сошел, и проклюнулась прежняя бесшабашная бунтарка и девочка, которая, будто сама еще ребенок, носилась по саду с трехлетней Яной, играя в поддавки-догонялки.
  Ян за эти три года стал известным на весь континент человеком. Не публичным, а в узких кругах как законников, так и преступного мира. "Охотник Один" - если за что-то брался, то первые были уверенны в успехе, а вторые понимали, что обречены - найдет, рано или поздно, но найдет! Те из виновных, кто попадал на дознание к "монстру" после обвинения и заключения быстро доносили о невыносимом ментальном давлении. Яна Одина боялись, иногда даже те, с кем он по делу сотрудничал. Внешний мир реально знал его как "Зверя", безжалостного к тем, кто снисхождения не заслуживал, и справедливого к тем, кому прилетал оговор или ложное обвинение. Ян не делал упор на деньги, хотя брался за разное из-за хорошей оплаты, некоторые дела выбирал сам и приходил сам - считая нужным помочь кому-то в беде, ничего взамен не прося. У него за это время собралась своя небольшая команда: первый - толковый выпускник юридического, сородич, второй - по рекомендации Вилли, хороший техник и компьютерщик, третий - коллега из северной столицы, со своей человеческой чуйкой на вранье и правду, и Роман. Подросший и далеко не глупый паренек-некромант помогал своим виденьем с жертвами преступления и с теми, кто не мог скрыть кровавых шлейфов.
  А я утопала в счастье материнства, в семье и детях. Дом расширился, Лёна со своими уже двумя полузверятами стала жить буквально через забор, и я справлялась только с ее помощью и с помощью Ив, иначе за сумасшедшим калганом было не усмотреть!
  Ян, бушуя зверем во внешнем мире, как только заходил домой, превращался в того, кого знала лишь я и дети - счастливого, рычащего, огромного северянина с вечно загорелой на юге кожей. Он бесился с подросшими старшими, таскал на обоих руках младших, которые еще не умели ходить, и иногда буквально был облеплен всеми. Яна, самая ловкая и болтливая любила забираться ему на спину и верховодить, близняшки, висели на ногах, соревнуясь, как обезьянки, кто дольше продержится, пока папа нарезает круги по дому, а мальчики - некроманты кусались не хуже щенков, только бы почесать прорезавшиеся зубки.
  Иногда и я подключалась - не в покусах, а в том, чтобы добавить Яну груза. Брала старшую дочку на руки, висла на его плечах сама, зацепляясь ногами за талию, и тогда уже северянин стонал и смеялся, пытаясь аккуратно и сразу всех донести на кухню к завтраку или в гостиную, где мы всегда во что-нибудь играли по вечерам.
  Иногда нам удавалось провести время только вдвоем. Завелась традиция "детского сада", когда на два выходных в месяц все были под присмотром Лёны, с ночевкой и прочими заботами, а два других выходных мы с Яном брали себе ее малышей, чтобы девушка могла выбраться с мужем на романтическое свидание к побережью или куда сами решат.
  - Вот же наглая Пигалица... хватит обзываться, ты знаешь, что я тебя никогда не обгоню только по одной причине!
  - Черепаха. Хромоножка. Ленивец-тихоход... ай!
  Это был такой выходной - мы с Яном не засели дома в субботу, а пошли по моему желанию, - дать большой кросс по набережной на пять заходов туда и обратно. Да, я издевалась над Яном нарочно, зная, что он всегда будет бежать на два шага позади и никогда не обгонит - не выпустит из поля зрения, оставив за спиной. Донимала его в машине весь обратный путь, и он, якобы разозлившись, вытащил меня с сиденья, закинул через плечо и прямо сейчас щекотнул под коленкой. До пятки в кроссовке не добраться.
  - Как думаешь, улеглись?
  Застрял со мной на пороге и прислушался к дому на соседнем участке.
  - Улеглись, улеглись... я все слышу, даже то, как у тебя от голода бурчит в животе. В душ, есть, а потом я тебя все припомню, быстроногая некромантка! Это война!
  И, шутя, куснул за бедро через штанину, уже обозначив будущую "месть". Я заизвивалась, но покорно приняла плен.
  А дома ждала работа. Ян оставил телефон, да и отвечал на звонки очень редко, не пуская дела в семейное, но тут, проверив, обнаружил целых четыре пропущенных вызова.
  - Прости, надо отвлечься, что-то из ряда вон, похоже.
  - Тогда я пока в душ и переоденусь.
  Когда вышла, Ян поделился новостью:
  - Завтра утром надо лететь. В восточной столице обнаружен труп некроманта со следами посмертных увечий, - или маньяк-ортодокс, или новая секта... Фортен просил помочь. Я команду обзвонил, обещал завтра быть на месте.
  - Ян...
  - Прости, Ева. Но ты знаешь мои правила, - из любой командировки каждые два дня я обязательно прилетаю домой на вечер и ночь, не хмурься, надолго не пропаду. Дело важное.
  - Откажись. Обзвони всех обратно, и Фортену тоже - никто никуда не полетит.
  - Пигалица...
  Ян начал мирно, собираясь протестовать против каприза, но замолк и замер, глядя мне в глаза. А я чувствовала! Темное и холодное будто со всех сторон повеяло сразу и регенерат загорячил кожу. Она появилась на горизонте, далекие и незримые стены колодца, которые еще не смыкались вокруг Яна... Неблизкая смерть...
  - Не смей... - я зашипела со всей яростью, ощущая не только полыхание регенерата, но и то, что моя радужка залита золотом. - Не отдам, не потеряю, не пожертвую! Я дочь Великого Морса, все смерти попру ногами, и твоего зверя придушу и стреножу, но ты никуда не полетишь, Ян! Она тебя не получит, ты - мой!
  Ян сам полыхнул индиговыми глазами. Колебался всего секунду, а потом схватил и сжал со всей силы, повалив на пол прямо в прихожей. Я вцепилась в него также яростно... мы будто не любили, а боролись друг с другом, как на проклятом заводе, только дольше и безумнее, превращая схватку в ненасытное желание немедленного обладания, - с хрипами, стонами, торжеством жизни и бессмертия. Ян мой! Он полузверь, но это я кусала его и царапала, сделав свои объятия безжалостно железными!
  Никогда не отдам, уберегу на подступах... я - его щит от смерти, как он - мой источник жизни. В том суть союза некромантки и полузверя. В том великий замысел неведомой силы, что зародила первых нас на заре эпох.
  
  Пять дней спустя прилетел Фортен, сообщить, что там, на востоке случилась трагедия, которую даже с нашим предупреждением об этом, предотвратить не смогли... зло неискоренимо, и кто-то безумный и ведомый идеей "возвращения нормального мира" поднял против некромантов оружие. Погибли другие люди, попав в ловушку новых сектантов. Новой гидры, которая стала отращивать головы и щупальца...
  Я услышала это все, пока была в другой комнате, а Ян разговаривал с опальным принцем на пороге дома. При всей вежливости - не пустил дальше, чтобы дети не услышали, - кто постарше, тот кровавый смысл уловит.
  - Я понял... подождешь во дворе, я Еву позову? На воздухе вы сможете поговорить нормально.
  Фортен тонко улыбнулся и прищурил прекрасные зеленые глаза. Он уже видел, как я бесшумно появилась со спины северянина, который за волнением от всего, что услышал, не услышал меня.
  - Нет, не подожду. Я не откажусь от чашки холодного чая, если можно...
  Ян сначала непонимающе шевельнул плечом, а потом резко обернулся. И в следующий миг его схватил столбняк. Он всегда так реагировал, когда узнавал, что я в положении - что первый раз, что второй. Случился и третий. Весь застыл и вздыбился, как прибитый электрическим разрядом.
  - Проходи, Фортен, я рада тебя увидеть.
  - Поздравляю, обаяшка. А Ян...
  - Дай ему время, он к нам присоединится, когда отойдет. - Я мягко тронула своего полузверя за плечо: - Шестой и седьмой, наверное, мы меньше двух не умеем. И я даже знаю, когда это случилось, я с самого начала знала, Фортен только спалил раньше, чем сама готовилась сказать. И это буду они - наши самые младшие, единые в сути и некро-звереныши...
  И эта война будет выиграна, - без жертв. Мы придушим зло в самом начале и всегда так будет, потому что теперь нас много, и мы сильны. Некроманты не одиночки, полузвери не обособленны. А наши дети и их дети, - будут жить в настоящем, новом, мире.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"