Аннотация: Помещаю полный текст "Копья царя Соломона" и иллюстрации к нему.
КОПЬЕ ЦАРЯ СОЛОМОНА
МАРИ ТЕГЮЛЬ
Все связано со всем
Восточная поговорка
Глава 1
"Трень, трень, трень" - трижды прозвенел внизу, на дверях подъезда, звонок. Ник, с раннего утра работавший у себя в кабинете над записками о пропаже из музея части клада древнеримских монет, не так давно найденных в Западной Грузии, в селе Герзеули близ Сухуми, поднял голову и прислушался. Вниз по лестнице быстро прошлепал Петрус. " Кто это может быть в такую рань, - подумал Ник. - Скорее всего, кто-нибудь из окрестных крестьян привез провизию, заказанную Петрусом".
И он вернулся к своим занятием.
Но тихое постукивание в дверь кабинета через несколько минут возвещало о том, что это были вовсе не крестьяне. Осторожно, чтобы не шуметь, Ник встал из-за стола и вышел, прикрыв за собой дверь. У дверей стоял Петрус и держал в руках листок бумаги.
- Ник, депеша, - громким шепотом возвестил он.
Ник с удивлением взял депешу. Она была из Батума.В ней было сказано очень коротко: "Буду через два дня Тифлисе. Аполлинарий".
Не так давно Ник получил подробное письмо от Аполлинария из Эдинбурга. Аполлинарий оказался большим любителем эпистолярного жанра и подробнейшим образом описывал все подробности своего пребывания на Британских островах. Его письма были такими насыщенными и красочными, изобиловали такими подробностями, что Ник завел для них особую папку и реестр, в котором отмечал номер письма и коротко, о чем в нем идет речь. Если бы Аполлинарий собирался в Тифлис, он заранее наверняка бы об этом написал. Поэтому Ник был удивлен. Только какие-то срочные дела могли заставить его приехать.
Ник встал и в задумчивости прошел по кабинету. Ему вспомнились все подробности знакомства с Аполлинарием, нашумевшее год тому назад "дело о манускрипте", поездка в Абастумани, свадьба его и Лили, на которой Аполлинарий был шафером.
Ник на цыпочках подошел к двери спальни и заглянул. Разметав по подушке темные кудри и подложив кулачок под щеку, крепким утренним сном спала Лили. Ник немного полюбовался этой безмятежной картиной и тихонько вернулся в кабинет. Сосредоточившись и отключившись от внешнего мира, он продолжал напряженно работать, время от времени вставая и заглядывая в выложенные на соседнем рабочем столе справочники, энциклопедии, фолианты, переплетенные в потертую кожу, или же растрепанные книги без обложек. За год в Тифлисе Ник обрел себе верных поклонников среди тифлисских букинистов и они старались отложить для него все, что он искал, писали своим коллегам по профессии не только в Петербург и Москву в поисках нужных Нику книг, но и в Европу. Для них стало делом чести найти то, о чем просил Ник и время от времени небрежно бросить: " Вот месяц искал для Кефед-Ганзена то-то и то-то, и мой коллега из Антверпена, или Гента, или Милана, только вчера мне все прислал". Тифлисский коллега должен был позеленеть от зависти.
Ник интересовался в основном связями Кавказа и Европы, а они выводили его на такие безумно интересные вещи, на такие нити, что распутывая клубочки истории, большие или малые, Нику только оставалось удивляться тем тесным связям, которые существовали между Кавказом, Европой, Ближним и Дальним Востоком, Индией. Вот и сейчас ему принесли изданное в 1815 году "Путешествие Рафаила Данибегашвили в Индию, Бирму и другие страны Азии". После "дела о манускрипте" Ник с особой энергией собирал все, что касалось связей между Кавказом и Индией. Ник, потирал руки, наслаждясь видом книги и предвкушая удовольствие от чтения. Тут же лежали неразобранными стопки книг о Ливонском и Тевтонском орденах. Ник просто не смог отказать себе в удовольствии приобрести книги из какой-то разоренной библиотеки в Прибалтике. Он просмотрел их и отметил только, что на экслибрисе почему-то изображена голова курчавого негра.
Ник решил отнести их на первый этаж, где у него теперь была вторая библиотека и лаборатория. Туда букинисты доставляли заказанные им книги, здесь велись долгие интересные разговоры. Но в лабораторию, кроме Аполлинария, не допускался никто.
Через два дня, как и предполагалось, Аполлинарий прибыл в Тифлис и, только заглянув домой, отправился к Нику. Там его уже с нетерпением ждали. После приветствий, гость и хозяева расположились в гостиной и Аполлинарий начал свой рассказ.
Глава 2
"Накануне того дня, о котором пойдет разговор, я вернулся из Эдинбурга в свою квартирку по адресу, хорошо вам известному: Блэндфорд-стрит, 201. Стояла ранняя весна, было сыро, непрестанно дул ветер. Я где-то забыл свой зонтик и промок до нитки, возвращаясь в Лондон. Моя квартирная хозяйка, очаровательная старая леди, велела служанке к моему возвращению растопить камин, приготовить ванну и даже согреть грог, который она готовила по рецепту своей приятельницы, миссис Хадсон с Бейкер-стрит, 221. Я был тронут ее вниманием и тут же расслабился, принял ванну и, в домашнем халате, шлепанцах, одев толстые хевсурские шерстяные носки, блаженствовал у камина, не думая ни о чем и лениво потягивая грог.Так прошло около получаса и я, верно, задремал, когда резкий стук в дверь вернул меня к действительности. Открыв дверь, я, к своему удивлению, увидел старшего инспектора Скотленд-Ярда и моего приятеля Уолтера Дью.
- Простите, Аполлинарий, что я вытаскиваю вас из дома, зная, что вы только что прибыли из Эдинбурга, но нужна ваша консультация, - сказал он с озабоченным видом.- Вам придется поехать со мной. Это не очень далеко.
Зная, что Уолтер не стал бы меня беспокоить без особой на то нужды, я молча кивнул, предложил Уолтеру кресло и грог, а сам стал переодеваться. Через 20 минут мы уже спускались по лестнице. На улице нас ждал кэб.
Пока мы ехали, а путь лежал в Бэконсфилд, маленький и тихий аристократический городок в 25 милях от Лондона, Уолтер рассказал мне, что сегодня утром в Скотленд-Ярд сообщили, что найден мертвым в своем загородном доме баронет, сэр Джеймс Бэконсфилд, фигура хорошо известная в широких кругах лондонского общества. Примерно за год до этого сэр Джеймс, человек светский, вдруг резко изменил свой образ жизни, заперся анахоретом в своем поместье, перестал принимать кого-бы то ни было, сам не выезжал, все контакты с внешним миром осуществлял только через своего старого преданного слугу. Свет быстро о нем забыл. И вот, сегодня рано утром, был прислан человек из Бэконсфилда с известием, что баронет найден вчера вечером мертвым в своем кабинете.Уолтер, захватив с собой известного врача и патологоанатома госпиталя Святой Марии, Джозефа Пеппера, тут же отправился в Бэконсфилд".
- Это было очень странное убийство, - продолжал Аполлинарий. - Кому мог мешать этот человек, живший отшельником в своем поместье? Никаких особенных ценностей, которые можно было легко похитить, например, драгоценностей, у него в доме не хранилось. Его кузина, единственный человек из всей его многочисленной семьи, которого он допускал к себе, сказала, что из дома ничего не пропало, что могло бы составлять хоть какую-то ценность, да и вообще все на своих местах. Скотленд-Ярд начал расследование, стараясь выявить всех, кто имел хоть какое-то отношение к баронету. Я привез с собой копию протокола осмотра тела баронета. Доктор Пеппер не обнаружил явных признаков насильственной смерти. Впечатление было такое, что человек просто заснул и не проснулся. Только чуть-чуть посиневшие губы и в углах рта немного пены.Доктор Пеппер взял эту пену на исследование на предмет обнаружения яда. Внешне картина как будто похожа на отравление. Но чем? Баронет сидел в кресле у камина. В руке у него была серебряная рюмка. Он, видимо, опрокинул на ее на себя. Судя по всему, он пил херес. На каминной доске стояла бутылка, почти полная хереса. Сыщики очень внимательно осмотрели труп. На шее они обнаружили еле заметную точечную царапину. И ничего больше, что могло бы пролить свет на это, я полагаю, преступление. Только одна странность - на правой стороне груди, на расстоянии примерно ладони от соска, татуировка красного цвета - равнобедренный треугольник с коротким основанием и длинными сторонами. Тело тренированное, ухоженное.
- Никаких запахов в комнате, вы не обратили внимания? - спросил внимательно слушавший Ник.
- Да, конечно, после случая с дочерью персидского консула я всегда стараюсь обращать внимание на запахи. Но в комнате было приоткрыто окно и запах должен был выветриться,.
- А что, при лондонской сырости баронет любил проветривать комнату? - удивился Ник. - Вам это не показалось странным, Аполлинарий?
- Показалось. Мы стали допрашивать старого слугу. Это преданный слуга, он был практически и экономом, и камердинером. В смерти баронета он, скорее всего, не был заинтересован. Было видно, что он сильно расстроен, время от времени он вытаскивал огромный носовой платок и громко сморкался, видимо, пытаясь скрыть слезы. Он был тоже удивлен полуоткрытым окном. Баронет любил тепло и, как только становилось прохладно, всегда велел топить камин. Слуга сказал, что баронет любил сидеть в кресле у камина. Его любимым занятием в часы отдыха было сидеть с вытянутыми вперед ногами, ближе к огню, наблюдая, как огонь перескакивает с одного полена на другое, ворошить горячие угли и медленно потягивать рюмочку хереса.
- Хереса? - насторожился Ник, вспомнив, что в рассказе Кикодзе херес уже присутствовал. - А вы...
- Да, конечно, - не дожидаясь конца вопроса поспешно ответил Аполлинарий. - У баронета хранился небольшой запас хереса, который пополнялся по мере надобности. Причем херес двух сортов - испанский и армянский. Армянского в запасе оказалось вдвое больше, чем испанского. Мы проверили початую бутылку, ту, которая стояла на каминной доске, это был армянский херес - превосходный, ваш покорный слуга проверил это на себе.
- Мальчишество..., - проворчал Ник. - Так, стало быть, отравление хересом отпадает.
- Собственно, из-за этого армянского хереса я, как кавказец, и был призван участвовать в расследовании,- пояснил Аполлинарий.
- Далее, было осмотрено самым тщательным образом окно, - продолжал он.- Ничего подозрительного. Впечатление такое, что баронет сам его открыл. Но для чего? Чтобы выглянуть наружу? Или проветрить комнату? Но почему он тогда не вызвал слугу? В общем, как всегда в начале расследования, загадок больше, чем следовало бы.
Лили, как всегда внимательно слушавшая, склонив немного головку в темными кудряшками, вдруг повернулась к Аполлинарию:
- А вдруг ему стало плохо, стало не хватать воздуха, он начал задыхаться, вскочил, бросился к окну...
- Да, конечно, такая мысль пришла нам в голову. Но отчего бы он стал задыхаться? Камин был в порядке, запаха угара, даже самого слабого, в кабинете не было, но он мог бы и выветриться. Баронет, судя по его внешнему виду и результату осмотра такого опытного врача, как доктор Пеппер, был абсолютно здоров, не страдал ни сердцем, ни эпилепсией. Это подтвердили и его слуга, и его кузина.
Да, я забыл сказать, что мы тщательно осмотрели землю под окнами. Никаких человеческих следов не было обнаружено. Все было засыпано прошлогодней листвой. Сам, я, правда, не осматривал эти места и говорю со слов детективов Скотленд Ярда.
Мы пошли еще по одному пути. Тщательно осмотрев кабинет баронета и следующую за ним библиотеку, где, по словам слуги, баронет проводил почти все свое время, мы обнаружили на одном из столов, заваленном книгами, карту. Ну, конечно, ничего такого особенного в карте не было, кроме того, что два места на ней были отмечены изображениями креста. Один стоял на Австрии, а другой на пространстве между Черным и Каспийским морями. Карта была достаточно мелкая и какая из двух христианских стран, Грузия или Армения, была отмечена крестом, понятно не было. Очевидно, что крест относился именно к этим странам, это христианские страны, а окружение-то у них сплошь мусульманское. Естественно, что сыщики Скотленд-Ярда имели обо всем этом слабое представление, поэтому Уолтер еще раз порадовался тому, что обратился ко мне за помощью. И тут я вспомнил, что как-то мельком Лили сказала, что в Лондоне есть представительство фирмы ее отца, и подумал, что наверняка все, что касается и армянских хересов, и поставщиков его в Лондоне я смогу узнать там. Ведь слуга баронета сказал, что херес был получен на днях. Эта ниточка была слабой, но никакой другой не было. И еще одно, возможно, не относящее к делу, небольшое замечание. В углу библиотеки стоял небольшой столик с гнутыми ножками и выдвижными ящиками. Там хранилось множество безделушек, в основном не нужных, не функциональных, но таких милых сердцу его обладателя. Коллекция разрезальных ножей для бумаги, из слоновой кости, из эбенового дерева, альбомы со стихами, в общем, все несущественное. Был и потайный ящик, где хранился портсигар, серебряная трубка и небольшой запас кокаина. Вот это полиция изъяла с тем, чтобы выяснить, чистый ли это кокаин, не подмешано ли к нему нечто, что могло вызвать смерть при вдыхании, хотя, как мне сказал доктор Пеппер, это задача почти невыполнимая. На столе стояло несколько милых фарфоровых статуэток и лежал роскошный бювар. Его верхняя крышка была выполнена из куска эбенового дерева, тщательно отполированного, почти до зеркального блеска. В верхнем правом углу на накладной серебряной пластине была выгравирована корона и монограмма. На первой странице бювара было рукой баронета, как подтвердила его кузина, написано стихотворение. Я нашел его занятным и переписал себе. Вот послушайте.
И Аполлинарий стал читать:
В кресле кожаном старинном,
С хересом своим любимым,
У зажженного камина
Можжевелового дыма
Я вдыхаю аромат.
В чреве старого камина
Ветви хвойные горят.
Чудится мне, что шальные
Из огня глаза глядят
И обветренные губы
Что-то шепчут, говорят.
Вдруг полено разломилось,
Снопом искр там что-то взвилось,
И фигурка появилась
В танце бешеном горя
И меня к себе маня.
- Интересно, - протянул Ник, внимательно слушавший Аполлинария. - А не кажется вам, Аполлинарий, что в этом стихотворении что-то есть. Можжевеловый дым... это ведь неспроста. Можжевельник имеет магическое значение, наряду с сандалом, миррой...В средние века во время чумы разжигали костры и считалось, что если бросить в костер ветки можжевельника, то огонь приобретет очищающие свойства. По-моему, и в Евангелии на этот счет что-то сказано. Лили, ты не помнишь?
-Помню, конечно, - отозвалась Лили, сидевшая рядом с Ником и тоже внимательно слушавшая. - Но это не в Евангелии. Это итальянская легенда. Ты сам мне ее рассказал, после того, как в Абастумани ты увидел можжевеловые кусты возле того места на скалах, где чуть не погиб, а потом так чудесно спасся Иван Александрович. Ты, рассказывая, обратил на это мое внимание. А легенда такая. Когда Святое семейство бежало в Египет, солдаты Ирода выследили их и неслись за ними по пятам. И тогда Пресвятая дева обратилась к кустам и деревьям с просьбой о спасении. Густой куст можжевельник раскрыл свои ветви и спрятал ребенка. Солдаты, выполнявшие приказ Ирода об убийстве детей, увидели только молодую женщину и пожилого мужчину, сидящих возле можжевелового куста, и, повидимому, отдыхавших в пути. И прошли мимо.
- Так, стало быть, упоминание в стихотворении можжевелового дыма не случайно, а связано с какими-то магическими ритуалами, - сказал Ник. - И потом, дальше, танец саламандр на горящих поленьях...
- Ну, и это тоже пришло из языческих времен, я полагаю, что это связано с культом огня у древних. И в средние века увлекались такими видениями, - продолжил разговор Аполлинарий, - я помню из жизнеописания Бенвенуто Челлини врезавшийся мне в память рассказ о том, как он, будучи с отцом у кузнечного горна, увидел плящущую на огне саламандру и в этот момент получил подзатыльник от отца. Отец пояснил ему свой поступок тем, что он хотел, чтобы сын крепче запомнил это магическое появление.
- Ну что ж, я полагаю, Аполлинарий, что вы переписали это стихотворение не напрасно, оно дает нам ключ к психологии его автора. То, что именно баронет был его автором, кроме того, что оно взято из его бювара, говорит и описание места - кресло у камина, рюмка хереса... А что, там, в бюваре, больше не было стихотворений?
- Было. И я с позволения Уолтера переписал. Вот следующее:
Забытой древнею тропой
Поросшей мхом и бузиной,
К тем валунам, что над скалой Лежат над бездною морской,
Под неумолчный ветра вой,
Он брел неделю чуть живой.
Навстречу бесов хоровод,
Кружит, беснуется, ревет.
Там, где тропинки поворот
Отрылся вдруг подземный ход,
И троллей безобразный род
Пустился с ведьмами в полет.
Но он с омелой на груди,
И стихло все, что впереди
Кружилось бешеной толпой,
Остался только ветра вой.
"С омелой, вечной и живой,
Добытой меткою стрелой,
Укрытой в белоснежный лен,
Что на морозе отбелен
В ночь первого серпа луны", -
Велят седые ведуны, -
"Отправишься в неблизкий путь,
Не должен ты нигде свернуть,
Не дай себе ты отдохнуть,
Мечте своей ты верен будь.
Тропа кончается скалой
Где небо сходится с землей.
Там на поляне огневой
Кострище с черною травой.
Вокруг него как стражи тьмы
Стоят гиганты валуны".
И он дошел, добрел, дополз,
И по щекам потоки слез
Текли. Он верил, что донес
Омелы ветку - символ звезд.
И ровно в полночь, в час ночной
Свет от омелы золотой
Разлился по скале крутой. И в тот же миг из-под небес
Как будто огненный встал лес,
Над ним разверзлась бездны тьма -
Летели из созвездья Льва
Как шквальный ливень сотни звезд -
То было исполненье грез.
- Интересно,- протянул Ник. Его все больше и больше удивлял образ баронета, о котором еще так недавно не было ничего известно, кроме того, что его постигла трагическая участь. А теперь перед ними, благодаря его стихотворениям, открывался внутренний мир, видимо, очень сложного человека.- Вам не кажется, что тут друидические мотивы? Можжевельник, омела...Есть еще что-то?
- Да, вот третье и последнее:
Свет лампады негасимой,
В темноте он густо-винный,
И бросает блик карминный
В темный угол с клавесином.
На стене портрет старинный,
Смотрит женщина с картины.
Бархат платья темно-синий,
Волны кружев словно иней.
Ветер стонет над равниной
И приносит из долины
Волка вой и клек орлиный,
Заметает след лосиный.
Ровно в полночь, в час совиный,
Сходит женщина с картины,
Смотрит вдаль из-за гардины,
Ждет кого-то из долины.
Бьют коней копыта льдины,
Слышен грохот их звериный,
Мчится в полночь из долины
Тот, кого так ждут в гостиной.
- Ага, значит, нашему баронету были не чужды и другие чувства, кроме мистических. Появилась и женщина. А не женщина ли была причиной удаления его от света?
- Вот не знаю. Мне пришлось срочно покинуть Лондон. Всеми остальными расследованиями будет заниматься Уолтер. Но он обещал высылать мне отчеты. В свою очередь, и я должен посылать свои.Да, кстати, свой отчет я начал писать уже в Лондоне, и не только для себя и Уолтера, но и для вас. Вот он.
И Аполлинарий положил на стол кожаную папку с застежкой.
- Я полагал, - продолжал он, - что было бы небесполезно включить в отчет и некоторые сведения о титуле баронета, который довольно смутно известен в Европе. Так вот, о баронетах. Баронет - владелец наследуемого титула, выдаваемого британской Короной. Король Иаков I установил наследуемый Орден Баронетов в Англии в 1611 году. Он предложил это дворянство 200 джентльменам хорошего происхождения, с чётким доходом 1,000 фунтов в год, при условии, что каждый выплатит сумму, равную трёхлетней плате 30 солдатам по 8 пенсов в день в королевскую казну. После заключения союза Англии и Шотландии в 1707 году, баронетов Англиии или Шотландии больше не создавалось, а титулатура изменилась на "баронет Великобритании". Старший сын баронета, рожденный в браке, наследует баронетство только после смерти отца. Баронетство наследуется по мужской линии. Трагически погибший седьмой баронет Бэконсфилд был наследником довольно старого, но не древнего рода.
Глава 3
- На следующие день с раннего утра я отправился по адресу, данному мне слугой баронета, искать представительство фирмы Таирова, - тут Аполлинарий сделал легкий поклон в сторону Лили. - Это оказалось нетрудно. Дом находился в центре Лондона, на узкой и темной улице, неподалеку от банка. Я позвонил в дверь, которую мне открыл смуглый, худенький и юркий мальчуган, и оказался в конторе. Я представился как сотрудник Скотленд-Ярда. Конторщик, который стоял за конторкой и что-то быстро писал в огромном гроссбухе, сразу же отложил перо в сторону, что-то пробормотал и быстро исчез за внутренней дверью. Как я и предположил, он побежал за хозяином. Не успел он вернуться, как послышались шаги и передо мной появился человек, заставивший забиться сильнее мое кавказское сердце. Это был импозантный мужчина средних лет с высоко поднятой головой, с орлиным носом, густыми бровями и роскошными бакенбардами. Он очень походил на генерала Мадатова.
- Можете не продолжать, - засмеялась Лили. - По вашему описанию я сразу узнала папиного друга Месропа Агаянца. Он очень хороший человек, но невыносимый зануда.
Аполлинарий тоже засмеялся.
- Это точно. Так вот, я представился вначале как сотрудник Скотленд Ярда, и, видимо, не очень внятно произнес свое имя. Агаянц подозрительно воззрился на меня. "А ну- ка, повторите ваше имя, сэр"- потребовал он. Я повторил. " Вы не из Тифлиса?"- вопросил он. Я подтвердил. " А кем вам приходится господин Шалва Кикодзе?" . Я удивился и сказал, что это мой отец. " Я в бытность свою в Тифлисе хорошо знал вашего батюшку и часто вступал с ним в философские диспуты, но это было в далекой молодости, - сказал Агаянц. - Да, мир не так велик, как кажется. И Тифлис - пуп Земли" - напыщенно произнес он. Тут я ввернул, что знаком с дочерью Таирова и с самим его боссом. С этого момента в Лондоне не было более расположенного ко мне человека, чем господин Агаянц.
Он тут же отвел меня в комнату, которая была очень приятно обставлена. По стенам были развешаны чудесные виды Тифлиса в прекрасных рамах, а также картины, изображающие развалины Ани, кажется, Фетваджиана...
- Да, да, - подтвердила Лили, - это чудесный художник, тоже большой папин приятель.
- Агаянц усадил меня в уютное кресло, достал из шкафчика серебряный поднос, вино в серебряном графине и такие же стопочки. И ударился в воспоминания. Я не мог вставить ни одного слова, и только время от времени открывал рот, как рыба, выброшенная на берег, пытаясь начать разговор на интересующую меня тему. Наконец, красноречие моего собеседника несколько ослабло, и тут я рассказал об убийстве баронета.
Лицо Агаянца сразу омрачилось. Он покачал головой.
- Мы уже много лет поставляем армянский херес в Бэконсфилд. Баронет, как и его отец, был очень к нему пристрастен. Раньше, пока баронет не отошел от светских развлечений, мы поставляли в Бэконсфилд на рауты, которые там часто устраивались, белое и красное вино с кахетинских виноградников. Там знали в нем толк. Вот и я вам сейчас налью вино, чтобы у вас сразу же появилась тоска по родине. Узнаете? Хванчкара! Говорят, древние римляне, когда появились на Кавказе, предпочитали его фалернскому! Так чем же я могу помочь вам? Как печально, это уже за последнее время третий наш постоянный клиент, который таким неприятным образом уходит в мир иной.
- Что?- удивился я. - Третий клиент? И за какое время?
- Да вот, позвольте, я возьму конторскую книгу, - с этими словами Агаянц вышел из комнаты и тотчас вернулся, надевая очки и раскрывая конторскую книгу.- Мы поставляем армянский херес двенадцати клиентам постоянно. И очень многим время от времени, по мере поступления заказов. Так вот, из этих двенадцати трое, теперь уже включая баронета Бэконсфилда, скончались на протяжении трех месяцев. Вот, пожалуйста, январь, февраль и март, в одни и те же числа. У меня отмечено. И всем незадолго до кончины были посланы по две дюжины бутылок хереса. Этот херес изготавливается из винограда сортов воскеат и чилар, которые растут в Аштаракской долине у подножья Арагаца. Библейские места!
И Агаянц пустился в рассуждения о древности изготовления вин на Кавказе. Он упомянул Геродота и Страбона, раскопки в Кармир-Блуре и обнаруженные там древние винные хранилища. Поток его красноречия и кавказского патриотизма был неистощим, а я тщетно пытался в это время сообразить, как можно связать поставки хереса со смертью клиентов. И тут меня осенило.
- А скажите, господин Агаянц, - осторожно спросил я, стараясь не задеть самолюбие моего собеседника, - каким образом осуществляются ваши поставки?
- У нас есть специальная повозка, оборудованная ящиками с соломой, мы кладем туда хорошо упакованные в плетенки бутылки, тщательно их укрываем и посылаем специального человека с возницей, чтобы он проследил за доставкой.
- А кто этот ваш человек?
- Да вот, мы его наняли всего три месяца тому назад, предыдущий был у нас очень долго, да вот неожиданно перед Рождеством скончался...
- А от чего он скончался? - не унимался я.
- Не знаю, - пожал плечами Агаянц, - из дома сообщили что лег и не проснулся. Мы помогли его вдове...
Я довольно невежливо перебил его.
- Не мог бы я познакомиться с вашим нынешним агентом по доставке?
Агаянц пожал плечами и вышел из комнаты, видимо, чтобы позвать агента. И пропал. Я ждал его довольно долго и слышал, что в конторе кто-то говорит на повышенных тонах. Агаянц вернулся очень растерянный.
- Наш агент сегодня, буквально несколько часов тому назад, попал под кэб на Трафальгарской площади. Он задавлен насмерть.
Видя, что больше ничего не смогу узнать, я наскоро распрощался с Агаянцем и отправился в Скотленд-Ярд. Посоветовшись там с Уолтером и с сэром Меллвилом Макнэтенном, нашим боссом, я срочно выехал в Тифлис, чтобы начать расследование на месте, может быть, съездить в Аштарак, на коньячные и винные заводы вашего папы, Лили, и выяснить, имеют ли эти преступления кавказский след, в чем я очень сомневался.
В этот момент приоткрылась дверь и на пороге появился улыбающийся Петрус. Он с таинственным видом поманил пальцем Лили. Она извинилась и вышла.
- Лили и Петрус готовят нам какой-то кулинарный сюрприз на ужин в честь вашего приезда, Аполлинарий, - с улыбкой сказал Ник.- Спустится и Елизавета Алексеевна, она очень хочет повидать вас.
- Вы счастливчик, Ник, - отозвался Аполлинарий со вздохом , - я откровенно вам завидую.
Снизу раздались трели звонка. Ник и Аполлинарий переглянулись. Снова открылась дверь в кабинет и появился Петрус, теперь уже с озабоченным видом.
- Там полицейский, от князя Вачнадзе, передал записку:
" Милостивые господа, Николай Александрович и Аполлинарий Шалвович! Прошу вас срочно и незамедлительно прибыть в оперу в связи с только что случившимся трагическим событием.
Прошу извинений, но дело не терпит отлагательства.
Князь Вачнадзе"
- Что же могло там случиться?- недоуменно говорил, одевая плащ, Ник. - А ну-ка, Петрус, дай мне сегодняшний " Тифлисский листок".
И Ник наскоро просмотрел объявления.
- Так, сегодня в опере... Дают "Трубадура" Верди... Знаменитый солист венской оперы, тенор, несравненный исполнитель партии Лоэнгрина...Герман Винкельман. Да, такой спектакль должен собрать публику. Что же там стряслось такое...
С этими словами Ник и Аполлинарий спускались уже по лестнице, сопровождаемые горестными причитаниями Петруса и возгласами Лили. Ужин, конечно же, был сорван.
Глава 4
На Хлебной площади, куда они дошли быстрым шагом, уже ждал фаэтон. Через двадцать минут, миновав Эриванскую площадь, они подъезжали к великолепному зданию оперного театра на Головинском проспекте. Всего три года тому назад Тифлис получил этот замечательный театр, выстроенный в мавританском стиле, со всеми полагающимися ему арабесками, лепкой, стрельчатыми окнами. Оно навевало мысли об Альгамбре, Гранаде или Севилье. Тифлисцы, большие театралы, очень тосковали без своего театра, построенного во времена графа Воронцова и при его посредничестве на Эриванской площади итальянским архитектором Джованни Скудиери на деньги купца Тамамшева настолько роскошным, что о нем было известно не только в пределах империи, но и по всей Европе. Но, увы, театр сгорел.Часть итальянской труппы, приглашенной в театр в те времена, осталась жить в Тифлисе и тифлисские барышни и юноши наперебой брали уроки музыки и пения в ожидании новой оперы. Сейчас публика толпилась у входа и в фойе, обсуждая странный перерыв между актами оперы.Уже Манрико пропел свое адажио, уже кончился его дуэт с невестой, спета кабалетта, Манрико схвачен и томится в крепости, публика с нетерпением ждет продолжения, и тут почему-то на сцене перед занавесом появляется директор театра и просит почтенную публику не нервничать, а спокойно ждать продолжения, ибо знаменитому тенору от нервного напряжения стало плохо. Тифлисцы с пониманием отнеслись к этому объявлению, они уже насладились пением мировой знаменитости и стали терпеливо ждать конца затянувшегося антракта.
Князь Вачнадзе нервно ходил взад и вперед по фойе в ожидании сыщиков. Публика вилась вокруг него в надежде узнать, что произошло. Увидев Ника и Аполлинария, Вачнадзе поспешно, но не теряя достоинства, так как сейчас он был центром внимания публики, направился к ним.
- Следуйте за мной, - прошептал он, оглядываясь по сторонам. - Сейчас я организую прикрытие.
Подняв руку, затянутую в белую перчатку, он призвал к себе двух полицейских и одного субъекта в штатском. Ему он шепотом велел проводить Ника и Аполлинария в актерские уборные, а сам, в сопровождении полицейских, стал степенно подниматься по лестнице, ведущей в театральный зал. Уловка удалась, публика повалила за Вачнадзе, а Ник и Аполлинарий спокойно прошли к актерским уборным, в коридоре возле которых толпились актеры и царила растерянность. В гриме и костюмах, готовые в любой момент выйти на сцену, стояли Азучена и граф ди Луна, шептались Леонора и Феррандо, сновали цыганки и солдаты. Возле уборной, которая была отведена приезжей знаменитости, стоял полицейский. Вачнадзе, уже успевший удрать от публики, спешил к ним навстречу.
- Идемте скорее, - отдуваясь, прошептал он, оглядываясь по сторонам.- Там доктор Зандукели из Михайловской больницы. Он оказался среди зрителей.
Дверь открылась и они увидели беспомощно лежавшего в кресле великого тенора, возле которого хлопотал одетый в смокинг молодой, но уже ставший тифлисской знаменитостью после путешествия по Южной Америке, доктор Зандукели.
На немой вопрос Вачнадзе, Зандукели покачал головой:
- Никаких признаков жизни. Абсолютно. Мгновенная смерть.Остальное можно будет сказать только после вскрытия. Организуйте перевозку в больницу, я сам буду принимать участие во вскрытии, а дело поручу самому опытному патологоанатому.
За спиной у Вачнадзе директор театра и импресарио певца в отчаяньи заламывали руки.
Покосившись на Ника и Аполлинария, Зандукели сказал:
- Ваши люди могут ехать со мной и присутствовать во время вскрытия.
Глава 5
Тело бедного тенора перенесли со всеми предосторожностями на повозку и отвезли на Михайловский проспект, в Михайловскую же больницу. Ник и Аполлинарий одевались в халаты и бахилы, Зандукели шептался с патологоанатомом Скрябиным, а санитары раздевали мертвого певца. Среди скорбного убожества прозекторской насмешкой над судьбой казалась эта груда роскошной одежды из бархата и парчи, расшитая золотыми позументами. Санитары положили тело на оцинкованный стол, все подошли поближе и вдруг... Ник и Аполлинарий переглянулись.
На правой стороне груди, на ладонь ниже соска у знаменитого исполнителя роли Лоэнгрина была точно такая же татуировка, как у умершего в Лондоне баронета - красный равнобедренный треугольник с узким основанием и длинными сторонами.
Патологоанатом начал процедуру, тихо переговариваясь с Зандукели. Ник и Аполлинарий отошли в сторону.
Через несколько минут Зандукели повернул голову в их сторону.
- Скорее всего мгновенная остановка сердца. Я знаю, что современная криминалистика еще не научилась различать отравления различными препаратами, но, основываясь на своем опыте, я предполагаю отравление быстродействующим ядом, который не дает никаких внешних признаков. Афанасий Никитич продолжит исследование, а я приглашаю вас в свой кабинет, у меня уже есть ряд соображений.
И молодой, видимо, очень уверенный в себе доктор, повел Ника и Аполлинария из прозекторской, находящейся в подвальном помещении больницы, по мраморной лестнице с чугунными перилами в свой кабинет. Там уже суетилась миловидная сестра милосердия, приготовляя кофе доктору и его гостям.
Зандукели жестом предложил гостям удобные кресла, а сам остался стоять, видимо, собираясь прочесть лекцию. Так оно и оказалось.
- Несомненно, - начал свою лекцию Зандукели менторским тоном, - мы имеем дело с отравлением ядом. По моему мнению, в нашем случае, это так называем стрельный яд, то есть яд, который готовят туземцы Южной Америки, проживающие в бассейне рек Амазонки и Ориноко для охоты и войны. Мне, - тут он многозначительно посмотрел на своих слушателей,- приходилось видеть во время своего путешествия по Южной Америке жертв действия этого яда. Он называется кураре, урари или воорари. По внешнему виду это небольшие комочки серовато-бурого цвета. Туземцы с большими предосторожностями мажут им концы своих стрел или копий. Яд хранят в специальных тыквенных фляжках, бамбуковых трубках или маленьких глиняных горшочках. Способ приготовления у каждого племени свой. Яд получают весьма трудоемким путем из двух растений: одно из семейства логаниевых, а другое из семейства хондродендронов. Когда яд кураре поступает в кровь, наступает паралич двигательных мышц и гибель от остановки дыхания. Если доза маленькая, наступает только паралич двигательных мышц.
И Зандукели победоносно посмотрел на Ника и Аполлинария.
- Если это яд кураре, то как он мог попасть в организм певца? - осторожно, чтобы не задеть самолюбивого доктора, спросил Аполлинарий. - По вашим словам выходит, что должен быть след на теле, хотя бы от укола.
Зандукели несколько сник.
- Мы вернемся сейчас в прозекторскую и узнаем, не нашел ли чего Афанасий Никитич.
И процессия из двух сыщиков во главе с доктором снова отправилась в прозекторскую.
Доктор Скрябин уже кончал свое дело. Зандукели спросил его, не обнаружил ли он на теле следов от укола. Скрябин задумался.
- Давайте-ка посмотрим еще раз. Может быть, что-то и ускользнуло от моего внимания.
Тут Аполлинарий не выдержал и довольно решительно предложил свои услуги. Он вынул из кармана лупу и подошел к столу. Свой осмотр он начал с шеи и тут же опустил ее.
- Вот тут, где проходит сонная артерия, пожалуйста, посмотрите, - и он передал лупу Зандукели.
Тот схватил лупу, долго рассматривал указанное место и в свою очередь молча передал лупу Скрябину. Тот тоже довольно долго всматривался, перевел потом осмотр на другие места на шее, потом снова на место укола.
- Браво, - заметил он, - а как вы догадались, куда смотреть-то надо? Укол-то такой, что без лупы и не увидеть.
- Да, да, - Зандукели с интересом смотрел на Аполлинария. Тот сказал:
- Все очень просто. Вот Николай Александрович объяснит, а я пока еще раз взгляну.
Ник укоризненно покачал головой - коллега ушел от нудного разговора.
- Да ведь Винкельман был в театральном костюме, - пояснил Ник. - это очень плотный бархат камзола, все остальное тоже из плотной материи.Чулки, туфли. Только шея и оставалась свободной от одежды. Там и искать надо было. Кроме того, мгновенная смерть, яд должен был сразу же попасть в кровь. И если это кураре, то место для укола выбрано профессионально. Ну, что ж, вы нам очень помогли. Теперь нам надо возвращаться к месту трагедии, наше расследование только начато. Да, еще вот что, вы не могли бы сказать, татуировка на теле певца, давно ли она была сделана?
Скрябин долго разглядывал место татуировки, нажимал на кожу, качал головой. Видимо, ему хотелось не ошибиться и продемонстрировать свой высокий профессионализм.
- Полагаю, что года три тому назад,- произнес он,- все давно зажило, никакого воспаления нет, хотя небольшие его следы и обнаруживаются, но это в прошлом.
Расстались они добрыми знакомыми. Зандукели просил не забыть и обязательно сообщить, чем кончится следствие.
Несмотря на то, что был уже поздний вечер, Ник и Аполлинарий вернулись в оперный театр. За это время публика, недоумевающая и заинтригованная, уже разошлась. В театре оставались только те, кто так или иначе был причастен к произошедшей драме. Расстроенный директор театра встретил их в фойе.
- Нам нужно еще раз осмотреть место трагедии, - сказал Ник, - и, пожалуйста, соберите всех, кто был так или иначе связан с артистом.
Директор театра начал перечислять:
- С Винкельманом прибыли из Вены его импресарио, костюмер и гример. Он был человек известный, несколько капризный, как и все знаменитости. Кроме этих, близких ему людей, в уборную никто не допускался.
- Пожалуйста, давайте мы по одному расспросим этих людей. Наверное, мы могли бы воспользоваться каким-нибудь другим помещением, а не уборной. Там пока пусть все останется без изменений. Заприте ее и никого туда не пускайте.
Директор предложил свой кабинет. Ник и Аполлинарий отправились туда, и попросили проводить к ним импресарио.
Это был человек в летах, знавший всю театральную кухню как свои пять пальцев. Он рассказал, что Винкельману было пятьдесят лет, что пению он обучался в Ганновере, а дебютировал на сцене в Зондерсхаузене в 1875 году. Был провинциальным актером, но вдруг его судьба резко изменилась. Подробностей импресарио не знает, но после какой-то важной встречи в жизни Винкельмана произошли изменения. Он стал известен после исполнения партии Парсифаля на знаменитой премьере оперы Вагнера в Баварии, около Байрета, в том театре, который был специально выстроен для постановки вагнеровских драм, в 1882 году. Успех теперь сопутствовал ему и с 1883 года он стал солистом Венской оперы. Гастролировал по всей Европе и даже в Америке. Особенно любимым и успешным у него был вагнеровский репертуар. В последние годы очень хотел посетить Кавказ, Грузию и Армению. После гастролей он собирался во Мцхет и в Эчмиадзин.
- Не могли бы вы поточнее припомнить, когда господину Винкельману впервые пришла мысль посетить Кавказ?- осторожно спросил Ник.
- Ну, боюсь ошибиться, наверное, года три тому назад. Но так как все его гастроли были расписаны, то мы смогли только сейчас попасть в Тифлис, и надо же, такой трагический конец!- горестно воскликнул импресарио.
Костюмер оказался глухонемым, но зато гример, маленький, аккуратный немец был настоящим кладом. Ник, прекрасно владевший немецким, очень близким к фламандскому, его родному языку, разговорил его, и тот рассказал множество историй, правда, никакого отношения к Винкельману не имевших. Но сыщики были терпеливы. Было уже далеко за полночь, когда гример пожаловался, что в Тифлисе в уборную артиста, все время лезли крысы.
- Крысы? - удивился Ник.- Странно. А как они выглядели?
- Это были очень странные крысы, - сетовал гример, - они были мохнатые, и время от времени садились на задние лапы.
- И их было много? -осведомился Ник.
- Да нет, всего одна, и только в последний вечер. Но ужасно назойливая. Она все время лезла к Винкельману, а тот ее не видел. А я старался тоже сделать вид, что не вижу, чтобы не испугать премьера, вы же знаете, какие артисты нервные.
- Вы были до последнего момента в уборной премьера?- продолжал Ник.
- Нет, конечно, я только поправил грим и вышел, чтобы не мешать артисту, не то он мог выйти из образа, и тогда мне бы здорово попало. Он не терпел, чтобы с ним разговаривали во время спектакля.
- Да, конечно, это все понятно. А кто обнаружил, что с ним что-то неладно?
- Ну, к нему уже стучался распорядитель спектакля и вызывал на сцену, но никто не отвечал. Подошли все мы трое, импресарио, костюмер и я, позвали директора , открыли другим ключом дверь и увидели премьера, сидящего в кресле с откинутой назад головой и вытянутыми вперед ногами. Видимо, ему не хватало дыхания и он пытался разорвать на себе воротник. Губы были чуть посиневшие.И чуть-чуть пены в уголках губ. Ну, тут и началась суматоха. Ах, какой артист!-горестно воскликнул гример. - Мы с ним объездили весь мир. Даже сам великий господин Вагнер любил его!
- А он был лично знаком с великим композитором?- направлял беседу Ник.
- Конечно, конечно, они часто совершали совместные прогулки. И когда господин Вагнер бывал в Вене, вдвоем ходили в Хофбургский дворец. Это было как ритуал.
- А вы не знаете, что именно привлекало их в Хофбургском дворце? - продолжал мягко, но настойчиво Ник.
- Нет, конечно, они же со мной не делились, - обиженно поджал губы гример.
Ник решил, что на сегодня хватит и с благодарностью проводил маленького человечка до двери. Аполлинарию он сделал знак молчать, и они еще раз спустились в уборную, захватив с собой директора театра.Там они еще раз тщательно осмотрели комнату, заглянули во все углы и тут обнаружили прикрытое шторой вентиляционное отверстие в верхнем углу комнаты. Оно было небольшим, размером с детский кулачок. Ник забрался на стул, а Аполлинарий снизу светил ему лампой. Вынув из кармана пинцет и конверт из пергаментной бумаги, Ник тщательно соскоблил с краев вентиляционного отверстия что-то и положил это в конверт.
- А что, у вас тут крысы не водятся? - как будто невзначай спросил он у директора.
- Упаси господь, какие крысы!- воскликнул директор. -Такое множество костюмов, краски, мебель, дорогая обивка, да ни в коем случае!
- А куда ведет это вентиляционное отверстие?
- Наружу, в садик возле оперы, но там решетка и никто не может проникнуть внутрь.
- А нельзя ли нам осмотреть эту решетку?- продолжал Ник.
- Сейчас, я вызову охранника с фонарем, - с готовностью отозвался директор.
На улице было тихо и пустынно. Они обогнули здание и подошли к тому вентиляцонному окошку, которое должно было вести в уборную, где располагался премьер. Решетки на внешней стороне не было, она была грубо вырвана, и не так давно, так как вокруг валялись куски штукатурки.