Аннотация: Главы из третьего романа серии "Кавказский детектив,19 век"
Красное и черное
Глава 1
Вечер, как обычно летом в Тифлисе, был тих, воздух наполнен ароматами цветущей белой акации, липы и персидской мимозы. Ник и Лили, возвращаясь от профессора Ляйстера, прошлись по Головинскому, где встретили многих из своих знакомых, фланирующих по проспекту. Наконец, они дошли до Пушкинского сквера на Эриванской площади и сели на удобную скамейку около бронзового Александра Сергеевича. Огромный вековой платан на краю сквера звенел от множества пичуг, устраивавшихся с шумом на ночлег в его густой кроне. Этот шум заглушал тихое журчание фонтана. В сквере никого не было, только неподалеку дремал на скамейке какой-то старик, совершенно не кавказского вида, обративший на себя внимание густой белоснежной гривой волос, небрежно ниспадавшей на плечи в свое время щеголеватого, но уже давно не модного, сюртука. Вдруг старик, за которым исподтишка наблюдали Ник и Лили, любуясь его живописной внешностью, открыл глаза. Лицо его изменилось и он выкрикнул:
- Le Rouge et le Noir! (Красное и Черное!)
И тут же стих и, обмякнув, снова впал в дрему.
- Какой странный! - прошептала Лили, прижимаясь плечом к Нику. - И какое выразительное лицо! Некрасивое, но одухотворенное. Я никогда его не видела в Тифлисе!
Они продолжали наблюдать за стариком, сознавая, что это невежливо, но, как завороженные, не могли оторвать от него взгляда.
В сквер, с противоположной Головинскому стороны, вошел молодой человек, своим обликом напоминавший удачливого приказчика из процветающего модного магазина. Не обращая внимания на Ника и Лили он подошел к старику, почтительно склонился перед ним и тихо, но достаточно внятно, так что был услышан и Ником, и Лили, произнес:
- Пора, господин маркиз, уже время...Вас ждут!
Старик вздрогнул, открыл глаза, и, устремив свой взор куда-то вдаль, произнес:
- Les Grand-Croix( кавалеры)...
Потом он встал, выпрямился во весь свой немалый рост, обнаружив осанку старого военного и, к изумлению Ника и Лили, обратился к бронзовому Пушкину со словами:
- Прощайте, сударь! Встреча с вами была мне приятна и полезна.
Затем он сделал легкий поклон в сторону остолбеневших от этой сцены Ника и Лили со словами:
- Сударыня! Сударь! Мое почтение!
И медленно пошел через улицу к ветхому двухэтажному дому с балкончиком. Молодой человек потрусил вслед за ним. Через несколько минут они скрылись в подъезде дома.
Несколько обескураженные происшедшей сценой Ник и Лили молча посидели еще несколько минут, а затем, перейдя на ту же сторону, куда только что ушла странная пара, медленно пошли домой.
Уже подходя к дому, Ник шепотом спросил:
- Лили, что это за дом?
Лили сразу же поняв, о чем спрашивает Ник, покачала головой.
- Ей Богу, не знаю... Что-то совсем непримечательное...Понятия не имею...
- Хорошо, что Аполлинарий в Тифлисе, - задумчиво сказал Ник, уже поднимаясь по лестнице, - может быть, Аполлинарий знает, - продолжал он, открывая дверь своей квартиры и входя в комнату.
- Что это вы хотите спросить меня, Ник? - навстречу Нику и Лили на шум открываемой двери из гостиной с "Тифлисскими ведомостями" в руках появился худощавый молодой человек. - Я вот жду вас уже около часа, и начал беспокоиться. Гаспаронэ сказал мне, что вы шли по Головинскому в сторону дома и по всем расчетам, должны были быть уже дома.
- Вы, как всегда, кстати, Аполлинарий, - улыбаясь, сказал Ник. - Душечка, скажи Петрусу, что мы прибыли и непрочь поужинать, - обратился он к Лили.
- Петрус уже слышал, что мы дома, а так как он знает, что у нас Аполлинарий, то ужин будет подан с минуты на минуту, - отпарировала Лили. - И я ему вовсе не нужна. И нечего меня отсылать.
Ник вздохнул и стал рассказывать Аполлинарию о сегодняшней странной встрече. Тот внимательно слушал, и когда Ник кончил рассказ, сказал:
- И вправду, странно. Этот ветхий дом, о котором вы говорите, он ведь нежилой. Его вот-вот должны снести. А известен он тем, что в нем останавливался Александр Сергеевич Пушкин в бытность свою в Тифлисе. Я не помню, кто хозяин дома, но поручу завтра все узнать в Городской Управе.
- Что-то не нравится мне в этом случайной встрече. Есть в ней какая-то странность,- задумчиво сказал Ник.
Появившийся из кухни Петрус отвлек их от разговора. После ужина, поблагодарив хозяйку и Петруса, Ник и Аполлинарий спустились на первый этаж, в библиотеку. Не успела закрыться за ними дверь библиотеки, как Ник обеспокоенно сказал Аполлинарию:
- Все же мне кажется разумным еще раз прогуляться на Эриванскую.Интуиция мне подсказывает, что там все же что-то не так. Лили сегодня устала и сейчас отправится спать, я тихонько предупрежу Петруса и, давайте, Аполлинарий, отправимся. Не думаю, что это займет у нас много времени.
- Да, я тоже так полагаю, - ответил Аполлинарий.
Через полчаса сыщики вышли из дома и направились наверх, по уже темным спящим улицам, к Эриванской площади.
У здания городской Управы горели два фонаря, слабо был освещен и тамамшевский караван-сарай. Светлее было только у гостиницы "Кавказъ". Возле Управы Аполлинарий подошел к дежурившему городовому, который узнав его, вытянулся и отдал честь. Аполлинарий тихонько отдал какие-то распоряжения. Тот, внимательно выслушав, еще раз почтительно поднес два пальца к козырьку фуражки.
Дойдя до гостиницы, Ник прошел немного вперед, к зданию Штаба, а Аполлинарий нырнул во внутрь. Не прошло и десяти минут, как он появился вновь, с немного растерянным видом.
- Я спросил, не останавливался ли в гостинице человек с такой внешностью, и дал ваше описание давешнего старика. Мне ответили утвердительно. Это маркиз Паулуччи, Филиппо Маркиони Паулуччи. Из Ниццы.
- Маркиз Паулуччи? Не может быть! Бывший главнокомандующий на Кавказе? Да ведь он, кажется, умер!
- Да, и я так думал!- с недоумением ответил Аполлинарий, - Ведь он был участником войны с Наполеоном!
- М-да, вот уже что-то закручивается странное!
- Так вот, Ник, я предлагаю пройти в Пушкинский сквер. Там уже темно и мы можем незамеченными последить за домом. А я договорился с городовым о маленьком спектакле.
- Ну, ну, полностью полагаюсь на вас,- усмехнулся Ник, припомнив все подвиги Аполлинария.
Они прошли в Пушкинский сквер. Там было темно и можно было спрятаться за стволами деревьев так, что с улицы ничего нельзя было заметить. Ник и Аполлинарий стали за стволами, скрываемые еще и кустами жасмина. Вглядываясь в ночную темноту, они видели только очертания дома с балконом. Он казался мертвым и безжизненным. Оба сыщика вглядывались с напряжением и вдруг дверь, выходящая на балкон дома, на мгновение изнутри осветилась. Вернее, узкая едва видимая полоска света мелькнула в дверях.
Аполлинарий прошептал:
- Так. Там кто-то есть. Ставни плотно закрыты и поэтому мы не видим света. Но, видно, кто-то перенес с места на место свечу или фонарь, и этим на мгновение осветил щель в ставне. А теперь, смотрите, снова темно.
- Ну, что ж, - со вздохом сказал Ник, - будем ждать.
Аполлинарий быстро ответил: "Сейчас, сейчас!", вызвав недоумение Ника. Но оно тут же прояснилось, когда Аполлинарий достал из-за пазухи полицейский свисток и дважды негромко свистнул. На это, громко бухая сапогами, со стороны Управы, непрерывно свистя, побежали вниз, по Пушкинской, двое полицейских. Навстречу им, с Солдатского базара наверх, отчаянно свистя, бежало еще подкрепление. На весь этот шум стали просыпаться жильцы близлежащих домов и с тревожными вопросами: "Что происходит? Ра хдеба?" - высовывались из окон и, кто в капотах, кто ночных колпаках, свешивались из окон и с балконов, пытаясь разглядеть, что происходит внизу.
Уже поняв, что весь этот переполох специально устроил Аполлинарий, Ник, не отрываясь, наблюдал за домом. Он увидел, что ставни приоткрылись и на балкон кто-то вышел. Видимо, услышав шум на улице, собравшиеся в доме погасили свет, потому что на фоне открытой двери силуэт вышедшего на балкон человека был едва различим. Потом этот кто-то вернулся, дверь закрылась. Но свет, видимо, зажигать не стали.
- Так, так, - зашептал Ник Аполлинарию. - Видите, свет не зажигают, остерегаются. А старик-то не боялся, он ведь обратил на себя наше внимание! Кто же еще находится в этом доме? Неужто и вправду маркиз? Что будем делать, Аполлинарий?
- Будем ждать!- ответил тот. - Посмотрим, они же не будут там вечно!
Время тянулось томительно долго. На улице давно уже никого не было. Последние посетители расположенного вниз по улице, ближе к Солдатскому базару, духана "Симпатия" вываливались из него и уходили в обнимку, оглашая окрестности задушевными песнями.
Но дом стоял тих, темен и безмолвен. "Куда же они все подевались?" - думал Ник, тревожно всматриваясь в дом и улицу.
Так прошло еще несколько часов. Ночь уже кончалась. Все было тихо.
- Ник, - зашептал Аполлинарий, - может быть, рискнем? Ведь уже начинает рассветать.Днем мы уже ничего не сможем предпринять.
-Резонно, - ответил Ник.- Придется. Наши смит-и-вессоны при нас. Давайте, Аполлинарий.
Они осторожно перешли дорогу. Толкнули дверь подъезда. Она была заперта.
- Пойдемте со двора, - прошептал Аполлинарий.
Ворота во двор были тоже заперты, но узкая калитка сбоку, ведущая в дворницкую, подалась сразу. Толкнув ее, сыщики оказались в старом дворе, заброшенном и захламленном. По двору валялись рассохшиеся бочки для воды, в углу стояло деревянное корыто, цинковая лохань и прочие, давно уже никому не нужные вещи. Они осмотрелись. На второй этаж дома вела винтовая лестница. Стараясь не скрипеть, они стали подниматься по ней и оказались перед дверью на внутренний балкон. Дверь, видимо, давно уже не запиралась. Стоило чуть надавить на нее, как она с легким скрипом отворилась, повиснув при этом на одной петле. Дальше уже с балкона вела дверь в комнаты. Аполлинарий приложил ухо к дверям. Пожав плечами, он повернулся к Нику.
- Абсолютная тишина. Не может быть, чтобы за дверью кто-нибудь был!
Ник достал револьвер. А Аполлинарий набор английских отмычек, подаренных ему в Скотленд-Ярде и, провозившись не больше минуты, тихо сказал:
- Все! Можно заходить!
И тоже достал револьвер, сунув при этом отмычки в карман.
Осторожно открыв дверь, они оказались в большой просторной комнате, видимо, гостиной. В ней давно никто не жил, судя по паутине, затянувшей все углы и свисающей повсюду грязными пыльными клочьями. Двери на балкон и окна были закрыты ставнями. Тонкие лучи начинающегося дня уже проникали в комнату, выхватывая из темноты уголки этого запустения. На середине комнаты стоял квадратный стол на толстых ножках. Возле него несколько венских, довольно потрепанных, стульев. Один стул валялся около стола. На столе в простом медном старинном подсвечнике стояла наполовину сгоревшая свеча. В углу от пола до потолка тянулась изразцовая печь. И все. Больше ничего в комнате не было.
Оба сыщика стали сосредоточенно осматривать комнату. Вдруг Аполлинарий вскрикнул:
- Ник! Смотрите сюда!
Ник кинулся к Аполлинарию. На печной дверце, на ее задвижке, лежал, тускло поблескивая, золотой перстень со вставочкой какого-то желтоватого полупрозрачного камня. Боясь стереть следы, сыщики, чуть дыша, уставились на перстень.
- Аполлинарий, ведь этот перстень тут не спроста! Явно, он положен сюда недавно! Посмотрите, никаких следов пыли!- тяжело дыша от волнения, проговорил Ник.
- И значит...
- Значит, что нам дан знак!
- Кем? Тем , кто назвался маркизом Паулуччи?
- По всей вероятности, да. Теперь что вы думаете о том, что здесь происходило ночью?
- Полагаю, - начал Ник, оглядываясь по сторонам, - здесь происходила какая-то встреча, полагаю, что это была важная встреча. Иначе зачем было ехать именно сюда, в Тифлис, человеку из Ниццы. И кому-то еще. Тоже издалека. Что они должны были передать друг другу именно в Тифлисе, а не в каком-либо другом месте? То, что спрятано в Тифлисе! И это должно было быть что-то очень значительное, иначе нам не оставили бы знака в виде золотого перстня!
- Абсолютно согласен!- воскликнул Аполлинарий. - Но теперь другой вопрос - куда они все исчезли, после того, как на улице началась кутерьма!
- Во- первых, - сказал Ник, - ваша гениальная интуиция, Аполлинарий, подсказала вам этот прием с городовыми. Вы сорвали важную для кого-то встречу. И она отложена! А нам дан знак! Так, я забираю перстень и давай-те выбираться. Я полагаю, что мы должны пойти тем же путем, что и те, которые собирались в этой комнате. Ну, как можно отсюда выбраться, если не через двор и подъезд?
- Исходя из особенностей Тифлиса, - начал Аполлинарий, - существуют два пути - либо по крышам и чердакам...
- Нет, - запротестовал Ник, - в данном случае это отпадает. Дом ветхий, можно и провалиться. Да и с улицы слишком заметно!
- Тогда подвал!
- Ищем подвал!Да, Аполлинарий, захватите с собой свечу! Возможно, в подвале она нам понадобится.
Они бодро спустились вниз, во двор и начали поиск подвала. Вход в него оказался как раз и загороженным старой лоханью.
Если двор был захламлен, то по сравнению с подвалом во дворе царил идеальный порядок. В это подвал стаскивалось все, что было жалко выкидывать, а жалко, по-видимому, было все! Ник и Аполлинарий с трудом находили дорогу в этих пирамидах старых корзин, поломанной мебели, связках книг. Но тропинка в этом лабиринте все же была и она уверенно вела куда-то далеко. Аполлинарий шел впереди, держа высоко в руке подсвечник с зажженной свечой.
- Посмотрите, тут свод из плоского грузинского кирпича! Явно, мы уже находимся в подвале соседнего дома!
Так они прошли еще какое-то время, пройдя по подвалам нескольких домов. Наконец, они оказались в подвале, в котором хранились винные бочки, глинянные кувшины и горшки, куски холста и грубой клеенки.
- Похоже, - сказал Ник, - мы в подвале какого-то духана! Что тут поблизости, Аполлинарий?
- Знаменитый духан "Симпатия", - отозвался тот. - Тут я немного ориентируюсь. И знаю прекрасно хозяина этого заведения, микитана Бугудара. О, это знаменитое место! Низкие своды этого духана украшены портретами великий людей работы местного мастера Карапета, по прозвищу Григор. Тут на местных пьянчужек укоризненно смотрят Шекспир, Коперник и сам Александр Сергеевич Пушкин.
Ник уже задыхался среди спертого воздуха подвала.
- Так, теперь осторожно, давайте, я выгляну первым,- и Аполлинарий отодвинул застиранную ситцевую занавеску.
Под сводами духана было тихо. Одноглазая Сона подметала каменный пол в духане. А за стойкой храпел, выводя свистящие рулады, сам хозяин заведения.
- Здравствуй, Сона, - бодро сказал Аполлинарий, зайдя со стороны ее невидящего глаза. - Не найдется ли тут у вас чем опохмелиться?
- Ва, - удивилась Сона, - ты тоже сегодня так рано опохмеляешься?
- А почему - тоже, - притворившись обиженным сказал Аполлинарий, - разве я "тоже"? Они что, лучше были?
- Я хоть и на один глаз, вижу везде и сколько надо, - гордо сказала Сона, - но ты и он совсем другие, молодые, красивые! А те совсем старые, а тот, молодой, как глиста! Я так испугалась!Думала, что сегодня ночью на Эриванской бандитов ловили, это они! Но потом смотрю, совсем старые! Какие бандиты, какие абраги! Тьфу!
Пока Аполлинарий беседовал со служанкой, Ник огляделся. И вправду, стены духана украшали портреты знаменитостей в нарисованных же рамах. И среди них Александр Сергеевич с явно выраженными кавказскими чертами лица. Аполлинарий уже звал Ника за стол, а Сона живо накрывала, принеся глинянный кувшин с белым кахетинским вином, сыр и лаваш.
Тут только Ник почувствовал, что зверски проголодался.
Одарив Сону чарующими улыбками так, что она стала хихикать и прикрывать рот концом косынки, Ник и Аполлинарий принялись за еду.
- Значит,- тихо сказал Ник, - двух из трех мы видели. Это маркиз Паулуччи, он приехал один и остановился в гостинице "Кавказъ". Тот, кто был похож по моему впечатлению, на приказчика, а по впечатлению служанки на "глисту", служит кому-то еще, человеку тоже пожилому. Где они остановились и долго ли пробудут в Тифлисе, мы не знаем, но постараемся узнать. И нужно хорошенько рассмотреть этот найденный нами перстень. Боюсь, что нам сегодня не придется отдохнуть.
- Ник, вам надо поторопиться домой, а то Лили хватится, - сказал Аполлинарий.
Ник засмеялся.
- Ну, конечно, Лизу оставил в Лондоне, и совершенно свободен.
- Очень беспокоюсь, - вздохнув, сказал Аполлинарий. - Но знаю, что она в надежных руках.
- Все будет прекрасно, Аполлинарий! В следующий раз вы приедете уже втроем!
Глава 2
Лили, конечно, встала раньше Ника. Ничуть не удивляясь тому, что он еще не встал и подозревая, что они с Аполлинарием работали допоздна, она занялась утренними делами. Встав, Ник застал ее за утренним кофе и чтением французского романа. Поцеловав Лили в щечку, которую она ему подставила, не отрываясь от романа, Ник сказал:
- Лили, оставь роман, у меня к тебе вопрос.
Он вынул из кармана халата перстень и положил перед Лили. Лили внимательно осмотрела перстень, потом взяла его в кулачок, крепко сжала, поднесла к груди и закрыла глаза. Ник внимательно следил за ней. Наконец, Лили открыла глаза и осторожно положила перстень на стол.
- Очень интересный перстень, - задумчиво сказала она, - он так сильно эмоционально заряжен! Такая буря страстей! Давай по очереди! Садись, я налью тебе кофе. Итак, золотой перстень, форма интересная, какой-то витой, крупный, значит, мужской. Но может носить и женщина. Такие перстни иногда бывают парные. Если заказывают сразу два, то один делают побольше, а другой поменьше. Вставочка из сердолика. Замечательный камень! Кстати, для парных перстней берут обязательно один камень и делят его надвое. Чтобы на судьбу камень влиял одинаково. На камне надпись то ли на древнееврейском, то ли на арамейском. Ну, что можно сказать о золоте. Это древнее золото. Мне кажется, что оно было в других вещах до того, как из него сделали перстень.
Она еще раз взяла перстень в руки и закрыла глаза.
- Да, несомненно, было что-то другое, может быть языческий идол. Какой-то гул, как от толпы... Но нужна ночь в полнолуние, чтобы я увидела это лучше. Но потом он принадлежал человеку пылких страстей, необычной судьбы. И трагической. И точно, есть парный перстень. Его брат.
- А что ты можешь сказать о камне, о сердолике?
- Много чего, но подожди, у меня есть одна старинная книжка.
Лили побежала в спальню, где у нее стоял комод, в котором она хранила свои заветные вещи. Возвращаясь и листая на ходу книгу, она воскликнула:
- Вот! И вправду, много чего! Послушай! "Сердолик - сильнейший талисман любви, он также отводит влияния злых людей и сущностей, приносит успех в делах и привлекает благополучие, отвлекая от хозяина врагов и недоброжелателей. Он раскрывает природные дары человека, помогает найти свою стезю и призвание, особенно, если владелец склонен к искусству".
- Очень интересно, - сказал внимательно слушавший Ник. - А еще что-нибудь есть?
- Да, еще тут сказано о врачевании. "Как лекарь сердолик просто уникален. В древности из него изготавливали мази от самых различных и тяжелых заболеваний, а также порошки и микстуры. Сердолик лечит гангрены, заболевания кожи, тяжелые незаживающие раны, способствует сращиванию костей, вообще лечит костную систему.. Благотворно влияет сердолик и на зрение, причем способствует не только его исправлению, но желающим может дать возможность и видеть то, что проходит мимо большинства людей, в том числе и весьма таинственные события. Как говорится, он помогает зреть в оба, а видеть в три. При головной боли камень или пластинки из него прикладывают к вискам или к тем местам головы, где боль чувствуется сильнее. Сердолик вообще может унимать боль". Я еще слышала рассказ о том, что где-то в Средней Азии, высоко в горах, есть уникальная пещера, в которую местные предпочитают часто не наведываться, ибо там живут злобные духи. Но в этой пещере есть еще и сердоликовые россыпи, находящиеся в глубине. Некоторые камни напоминают либо отдельные части, как бы обломанные, от каких-то явно неведомых животных, а некоторые имеют форму вполне определимую: это могут быть маленькие странные жуки, бабочки со сложенными крыльями. Во всех этих фигурках есть что-то странное. Если такую фигурку бросить в огонь, она оживает.
- Ну, это уже из области восточных сказок, - усмехнувшись, сказал Ник.
- Не скажи, не скажи, - задумчиво покачала головой Лили. - В каждой сказке есть доля правды. Забыл о саламандрах?
- Забыл, грешным делом, - засмеялся Ник.
- Подозреваю, что ты в них и так не верил, - погрозила Нику пальчиком Лили.
- Ну, что ж, давай, резюмируем. Итак, перстень, видимо связанный с какой-то историей. С магическим камнем. Возможно, талисман...
- Да, может быть... Постой, Ник! Я что-то вспомнила!
И Лили снова вскочила и побежала в спальню. Через пару минут она вернулась, неся в руках небольшой томик.
-Что это?- спросил недоуменно Ник.
-Сейчас, сейчас! Вот, послушай!
"Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где луна теплее блещет
В сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман,
Там волшебница, ласкаясь,
Мне вручила талисман".
И дальше:
"Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!"
- То есть, у Пушкина был талисман? Но какое отношение он имеет к нашему перстню?
- Подожди, подожди, Ник, не торопись! - Лили раскраснелась, тряхнула головой, ее кудряшки, собранные с утра в небрежный узел на затылке, рассыпались по плечам . - Слушай дальше!
"Храни меня, мой талисман,
Храни меня во дни гоненья,
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в день печали был мне дан".
- Так, у Пушкина был талисман, он посвятил ему несколько стихотворений. А что дальше?
- А дальше самое главное. Мне рассказывала Елизавета Алексеевна, помнишь, это когда вы распутывали дело о манускрипте, что у Элизы, то есть у жены Воронцова, Елизаветы Ксаверьевны, был пылкий роман с Пушкиным в те времена, когда Воронцов был наместником в тех местах, то есть еще до того, как они переехали в Тифлис. Там, в Одессе! "Там, где волны вечно плещут..."!Точно, Ник! Это тот перстень, который Елизавета Ксаверьевна подарила Пушкину! Я вспомнила все обстоятельства этого рассказа Елизаветы Алексеевны! Ты же знаешь, какой роскошный город Одесса!
- - Не могу с тобой не согласиться! Дюк Ришелье, Хаджибейская бухта, флаги парусников из анатолийских берегов, из гаваней Леванта и с австрийского побережья Адриатики, из Марселя, Генуи, Мессины, из портов Англии и Америки, Платоновский мол, через который поступали колониальные товары, где крутился народ, с жадностью узнавая политические новости. Вольный ветер кругосветных путешествий всегда веял над Одессой! Одесса ведь была порто-франко, и это отделяло ее от всей империи.
- А ведь у Тифлиса и Одессы много общего! И со времен наместничества Воронцова у Одессы с Тифлисом много-много связей-ниточек, иногда и тайных!- заметила Лили.
- Да, конечно, торговые города, пестрота населения... Но мы отвлекаемся. Давай, вернемся к тому, что тебе известно от Елизаветы Алексеевны.
- Ой, ты же многое сам помнишь...
- Ничего, я не буду тебе мешать, пусть рассказ будет логичным.
- Тогда я начну с Михаила Семеновича Воронцова. Если я не ошибаюсь с 1823 года Воронцов новороссийский и бессарабский губернатор, и он в Одессе. С того момента, когда он сражался под началом Цицианова (sic!) прошло много всего. И еще одно - он женился. А Пушкин, после некоторых своих странных выходок в Петербурге, вместо Сибири попадает сперва в Кишинев, а потом в Одессу...
- Ты имеешь в виду тот случай, когда Пушкин в театре показывает всем портрет Лувеля, убийцы герцога Беррийского? - спросил удивленно Ник.
- Да, кажется, так...Именно после этого случая Пушкин определенно в опале.
- Хорошо, вернемся в Одессу.
- Ну, хочу сказать, что в это время Пушкин пишет свой "Бахчисарайский фонтан". Там, на юге, он слышит предания о крымском хане Крым-Гирее, о его любимой супруге, грузинке Диларе Бикечь (sic!). Ну и еще кучу других, из которых и родился "Бахчисарайский фонтан".
- Ну, это как раз и не относится к нашей теме.
-Ну, как сказать. Ты знаешь, тут вплетается такая сильная польская линия. Вспомни, ведь Мария, героиня "Бахчисарайского фонтана", была полька. Неспроста Александр Сергеевич ввел именно польку в свою поэму. Я не могу это все вспомнить, нам придется снова обратиться к Елизавете Алексеевне.
- Ну, ладно, если и без этого есть логика, то тогда, давай дальше. Потом снова вернемся к этому.
- В Одессе у Пушкина три музы, и считается, что самая страстная - Елизавета Ксаверьевна Воронцова, жена губернатора. Ну, там начинается бешеный роман. Помнишь, она урожденная Браницкая, отцом ее был великий коронный гетман граф Ксаверий Петрович Браницкий, который, кстати, поддерживал российского императора, а мать, Александра Васильевна Энгельгардт была любимой племянницей Потемкина и была несметно богата. Так вот, перед отъездом Пушкина из Одессы в знак своей любви Элиза подарила Пушкину перстень с сердоликом, а второй оставила себе.
- Так ты полагаешь, что этот перстень принадлежал Пушкину? - Ник недоверчиво взял перстень в руки и начал еще раз внимательно его разглядывать. - Тогда как же он попал в Тифлис?
-Тот перстень был снят с пальца умирающего Пушкина Жуковским, он попал к Тургеневу, потом к Полине Виардо, та передала его в музей, откуда он пропал. А как попал в Тифлис, не знаю. Это уже по твоей части.
- Значит, ты говоришь, что перстень пропал из музея? - задумчиво сказал Ник, верча перстень в руке. - Если его выкрали, то с какой целью? И что с его помощью хотели отыскать в Тифлисе? Помнишь, когда мы сидели в сквере, этот старик, маркиз Паулуччи, он сказал бронзовому Александру Сергеевичу: " Спасибо, сударь! Встреча с вами была мне приятно и полезна!" Тогда мы с тобой не придали значения этим словам, а теперь все приобретает особый смысл. Можно ли понимать эти слова так, что маркиз пришел к какому-то решению там, в сквере? И помогли мы ему или помешали? Полагаю, что если он оставил перстень для нас, то помогли!
Ник встал и стал ходить по комнате. Лили смотрела на него широко раскрытыми глазами и боялась промолвить слово, зная, что именно в такие мгновения на Ника снисходит озарение во время его расследований.
В это время снизу раздался звонок и в комнате появился Петрус с пакетом в руках.
- Ник, прислали из Управы.
Глава 3
Ник раскрыл пакет. Разглядывая его содержимое, он усмехнулся.
- Смотри, Лили, все сведения о памятнике Пушкину. "Памятник Пушкину в Тифлисе.
Тифлисский полициймейстер Л.А.Россинский, при отношении от 15 февраля 1890 года, ? 132, представил в Тифлисскую Городскую Управу 2281 р.05 к.,собранные им по частной подписке на памятник Пушкину в Тифлисе, при чем выразил желание 1)чтобы памятник был поставлен в сквере на Эриванской площади, с наименованием сквера Пушкинским, и 2) чтобы памятник был сооружен по образцу памятника императору Александру I в Императорском лицее в Петербурге.
Постановление Тифлисской Городской управы о принятии предложения Россинского утверждено Городскою Думою по журналу 30 апреля 1890 г.
Проект памятника В ы с о ч а й ш е утвержден в Петербурге 14 марта 1891 года.
Проект составлен свободным художником Феликсом Ходоровичем (в Тифлисе), который, по условию с городскою думою 1 июня 1891 г., принял на себя заказ выполнения памятника к 19 октября 1891 г. За сумму 2236 руб., а именно:
Пьедестал и фундамент на портландском цементе - 975 р. - к.
Бюст из темной венецианской бронзы - 900 р. -к.
Лира, венок и ленты из такой-же бронзы - 280 р. -к.
Буквы литые из желтой меди (27 штук) - 81 р. - к.
2236 р.-к.
Произведена на заводе К.Ф.Верфеля в Петербурге. Пъедестал из кутаисского, красного и серого, камня работы мастерской Винченцо Пиладжи в Тифлисе.
Памятник открыт 25 мая 1892 г. в Тифлисе."
Поверх этого интересного, но мало дающего следствию документа, лежала записка от Аполлинария: "Ник, маркиз уехал рано утром. По нему никаких сведений пока нет. Второй объект и его спутник пока в гостиницах не разыскан. Мог остановиться или на частной квартире, у каких-то знакомых, и это будем проверять, не оставляя в стороне и меблированных комнат. Пока больше ничего. Ваш Аполлинарий"
- Аполлинарий, как всегда, быстр,- сказал Ник. - Но пока больше ничего. Придется отталкиваться от версии, что перстень принадлежал Пушкину и искать, к чему это может привести. Хорошо. Спасибо, душечка, за кофе. Я спускаюсь к себе в библиотеку, если что-нибудь еще будет прислано, немедленно ко мне.
- Да, да, конечно, - рассеянно ответила Лили, продолжая вертеть перстень в руках.
Ник спустился в библиотеку. Там он взял большой лист бумаги и стал писать.
- Итак, - бормотал он, расписывая события, - начнем с того, что нам известно сегодня. Воронцов. Он был очень осторожен. Занимался своим архивом постоянно, там ничего не должно оставаться такого, что могло бы бросить на него тень.Тем не менее, роман его жены с Пушкиным стал широко известен. Перстень, о котором многие знают, тому доказательство. Итак, Одесса, Тифлис... Если Пушкин, то все, что связано было с ним в Тифлисе. Начнем с имен.
Ник достал с полок несколько справочников и календарей.
- Итак, Тифлис. Паскевич, Иван Федорович. Генерал-фельдмаршал, Командующий Отдельным Кавказским корпусом в 1826 - 1931 годах, потом наместник Царства Польского...Жена Елизавета Алексеевна, как мне помнится, двоюродная сестра Грибоедова.А сын его, Федор Иванович, был женат на Ирине Ивановне Воронцовой-Дашковой. А вот, кстати, княгиня Цицианова, когда мы разбирались с делом о "копье", дала мне копию рукописи Александры Осиповны Россет.
Снизу опять раздался звонок и Петрус, осторожно постучавшись, просунул в щель приоткрытой Ником двери еще один пакет. Он был на сей раз из канцелярии губернатора и содержал все сведения о маркизе Паулуччи, какие только можно было собрать. Это уже было сделано по распоряжению Сергея Васильевича Бычковского, который раз и навсегда велел своим чиновникам незамедлительно выполнять все запросы, которые поступают от Кефед-Ганзена и Кикодзе. Было очевидно, что Аполлинарий с утра уже поднял на ноги все учреждения.
Отодвинув в сторону бумаги на столе, Ник с головой погрузился в изучение содержимого пакета. Первой лежала кожаная папка, на которой витиеватыми буквами было выведено:
МАРКИЗ
ФИЛИППО МАРКИОНИ ПАУЛУЧЧИ
1779 - 1849
- Ну да, я так и помнил,- вслух сказал Ник, глядя на дату смерти, - тогда почему же этот человек записался в гостинице как маркиз Паулуччи?Родственник или двойник?
Дальше шли сведения о маркизе.
"Филиппо Маркиони, маркиз Паулуччи родился в Мантуе, родине Вергилия, в очень родовитой итальянской семье С самых ранних лет начал принимать живейшее участие в политической жизни родного города. 17 лет отроду замешан в заговоре, направленном против французских революционных войск, занявших под предводительством Наполеона Бонапарта Италию. Паулуччи пришлось бежать в Австрию, где он поступил на военную службу. Будучи комендантом Каттаро, он передает крепость в руки русских за денежное вознаграждение".
-Однако!- воскликнул Ник.- Ну, и что же дальше?
"Женится на графине Коскюль, роднится с остзейским дворянством и переезжает в Прибалтийский край. В это время Паулуччи попадается на глаза императору Александру I, который по достоинству оценил живого деятельного итальянца. В 1807 году поступает на русскую службу, участвует в войне против персов. Получает генеральский чин. В 1811 году назначается главнокомандующим в Грузии, борется с турками, с персами, подавляет внутри страны восстание.
Во время войны 1812 года Паулуччи становится начальником штаба одной из армий, но впадает в немилость из-за критики расположения войск. Был одним из немногих, кто советовал оставаться в Петербурге, не переезжать в Финляндию, как первоначально намеревался Александр 1. Когда события оправдали критику и советы Паулуччи, император возвращает ему свою милость и назначает на ответственный пост лифляндского генерал-губернатора. Кавалер ордена Святого Георгия третьей степени. Отогнав от Риги корпус наполеоновского маршала, новый генерал-губернатор первым делом создал комитет для разработки перспективного плана строительства Риги. Этот документ и определил облик города. Чтобы не было анархии, дома в центре Риги разрешали строить только по каталогу, созданному петербургскими архитекторами. Более того, даже фасады домов губернатор разрешал красить только по восьми разработанным в Петербурге колорам.
Филипп Паулуччи со своим комитетом ухитрился возвести 600 домов. Когда Александр I приехал в Ригу в 1815 году, то не поверил своим глазам. Он считал, что Рига сожжена, за что и отстранил от должности губернатора Эссена. А его встретил новый, современный город. И еще губернатор Паулуччи возводил памятники героям войны 1812 года, губернатор Паулуччи ставил памятники не только победам русских воинов, но и героизму рижских строителей, которые в короткий срок восстановили город.
Воспитанник иезуитов, Паулуччи был неразборчив в средствах, интригах, корыстолюбив.
Когда на престол вступил Николай 1, Паулуччи покинул Прибалтику, вернулся в Италию и стал главнокомандующим пьемонтской армии.
Дослужился до больших чинов.
Скончался в Ницце в 1849 году".
- Так, значит все- таки 1849 год. А дальше. Вот еще дополнительные сведения.
"Вторая жена - Паулуччи Клавдия Фоминична, урожденная Кобле, дочь предводителя дворянства одесского коменданта Томаса (Фомы) Александровича Кобле. Через нее состоит в родстве с адмиралом екатерининских времен Мордвиновым. Тот был женат на его сестре, Генриетте Александровне Кобле. Еще одна сестра была замужем за английским консулом".
- Так, так. А тут вот еще сведения, более полные:
"Награды: ордена Св.Александра Невского с алмазами, Св.Владимира 1-й ст., Св.Анны 1-й ст., Св.Георгия 3-го кл., один иностранный; золотая шпага "за храбрость".
Из г.Модены (Италия). Отец - действительный тайный советник австрийского двора. Образование получил в коллегии иезуитов. С 1793 г. состоял на службе в пьемонтской армии. В 1796 г. принял участие в заговоре, который привел к изгнанию французов из его родного города. Но после завоевания Пьемонта бежал в Австрию, вступил там на службу и воевал с французами. В 1805 г. был комендантом крепости Каттаро.
16 марта 1807 г. по собственному прошению принят полковником в русскую армию, зачислен в Свиту по квартирмейстерской части и определен адъютантом к генералу И.И.Михельсону. Воевал с турками на Дунае в 1807 г., со шведами в Финляндии - в 1808-1809 гг. За отличие 22 июня 1808 г. получил чин генерал-майора и награжден орденом Св.Георгия 4-го кл.
С 1810 г. занимал должность начальника штаба Отдельного Грузинского корпуса и за успешную операцию под Ахалкалаки был произведен в генерал-лейтенанты. С 1811 г. занимал пост главнокомандующего в Грузии, за покорение Дагестана награжден орденом Св.Георгия 3-го кл. и 7 июня 1812 г. пожалован в генерал-адъютанты.
В 1812 г. был назначен начальником Главного Штаба 3-й Западной, а затем 1-й Западной армии. Свои обязанности исполнял лишь с 21 по 29 июня и под предлогом болезни был удален из армии, поскольку не сработался с командующим армией М.Б.Барклаем де Толли и его штабным окружением.
В октябре его назначили на смену неудачливому И.Н.Эссену рижским военным губернатором. Здесь Паулуччи руководил боями на Рижском направлении, организовал тайные переговоры с прусским генералом Йорком, окончившиеся подписанием Таурогенской конвенции, по которой прусский контингент, сражавшийся с русскими войсками, был нейтрализован как военная сила.
Затем Паулуччи организовал преследование наполеоновских частей и взял г.Мемель. В 1816-1819 гг. занимался восстановлением сожженного предместья Риги и освобождением прибалтийских крестьян от крепостной зависимости. 12 декабря 1823 г. был пожалован чином генерала от инфантерии. 31 декабря 1829 г. вышел в отставку и возвратился в Италию, где занимал должности губернатора Генуэзской провинции и министра Сардинского короля"
Ник откинулся в кресле. "Пока неизвестно, - думал он, - насколько верны сведения о его смерти. Очень возможны, что это ложные сведения. Но вот что интересно. С одной стороны, по первой жене он породнился с отзейскими немцами знатного происхождения. Со стороны второй жены - шотландцы, опять же элита, тут же Одесса. Образование получил в коллегии иезуитов. От такого образования у человека должна быть определенная психология. Смотрим дальше, что там еще."
Следующим был рассказ Александра Ивановича Михайловского-Данилевского.
"Со времени падения Римской империи почти все писатели, говорившие об Италии, изображают нам итальянцев хитрыми, уклончивыми, вкрадчивыми, скрытными и даже вероломными. У всех европейских народов итальянец есть синоним хитрости и вероломства. Однако ж, это мнение вовсе несправедливо, и в Италии есть много людей с прямым характером, с возвышенной, пламенной душой и благородными чувствами. Эту справедливость отдал им один из самых просвещенных мужей в Европе, граф Сергей Семенович Уваров. Первообраз, или тип итальянцев времен гвельфов и гибеллинов, был маркиз Паулуччи. Он был храбр, откровенен, даже к собственному вреду, решителен, и мстил своим противникам одними эпиграммами. Чтоб любить его и уважать искренно, надлежало знать его коротко и судить о нем по делам, а не по словам. В остзейских провинциях, где он был двадцать лет генерал-губернатором, он оставил незабвенные следы своей умной, твердой и честной администрации. Многие дворяне не любили его за то, что он частенько сбивал крылья неумеренной гордости ни на чем не основанной, а когда не стало маркиза Паулуччи, все отдали ему полную справедливость, и теперь вспоминают о нем с любовью. Маркиз Паулуччи был со всеми ласков и даже фамильярен, но недопускал никого забываться перед ним, и громил высокомерие и гордость своими убийственными сарказмами, в которых только один Вольтер мог с ним сравняться. Во всем маркиз Паулуччи был оригинален, и я в жизни моей не знал человека занимательнее, любезнее и умнее его. Но затронуть его было опасно, эпиграммы его клеймили навеки!
С величайшей поспешностью прибыл маркиз Паулуччи в Або и, даже не переодеваясь, поспешил к главнокомандующему с поручениями государя императора. Я уже говорил, что граф Буксгевден был непомерно горд, самовластен, не терпел никакого возражения, и выходил из себя при малейшем отступлении от его воли. Все боялись его и избегали по возможности встречи с ним. Маркиз Паулуччи входит в приемную комнату и просит дежурного адъютанта доложить о нем. Адъютант отвечает, что главнокомандующий занят делами в своем кабинете и не приказал ни о ком докладывать. Несколько генералов и полковников уже с час дожидались в приемной комнате, пока главнокомандующий выйдет или позволит доложить себе об имеющих к нему надобность. Но маркиз Паулуччи, имея с собой слово государя, справедливо полагал, что он не обязан ждать, и стал побуждать адъютанта к докладу. Адъютант наконец решился пойти в кабинет, и доложил графу Буксгевдену о маркизе Паулуччи, прибывшем с депешами от государя. - "Пусть подождет!" - отвечает граф Буксгевден. Адъютант сообщил ответ маркизу Паулуччи. Маркиз изумился этим ответом, и сказал адъютанту: "Пойдите и скажите графу, что я требую свидания с ним не для приятного препровождения времени, но для выслушания высочайшего повеления, и что я не могу, не должен и не намерен ждать". Адъютант говорил с маркизом шепотом, все молчали, а он говорил громко, для того чтобы слышно было в кабинете. Невзирая на все доводы маркиза Паулуччи адъютант объявил, что он не смеет в другой раз докладывать о нем.
Маркиз Паулуччи настаивал и горячился - и вдруг дверь в кабинет быстро растворилась, и в приемную вошел главнокомандующий. - "Кто здесь осмелился шуметь!" - спросил он грозно. - "Я прошу доступа к вашему сиятельству по делу, не терпящему отлагательства, и прибыл к вам с высочайшим повелением", - отвечал маркиз Паулуччи. - "Как вы осмелились шуметь, говорю я вам, - возразил в гневе граф Буксгевден. - Я прикажу вас немедленно расстрелять за ослушание моей воли!."
Маркиз Паулуччи отступил на три шага, заложил руки на груди, и со своей саркастической, неподражаемой и убийственной улыбкой возразил: "Не, he! Прикажите, ваше сиятельство, расстрелять! Мне будет весьма занимательно взглянуть, как расстреливают полковника, прибывшего в армию с высочайшим повелением от лица государева с приказанием и за объяснением к главнокомандующему! Не, he, he! Этого я еще не видел в моей жизни!". Граф Буксгевден поспешно возвратился в кабинет, сильно хлопнув дверью; но через пять минут, когда еще все бывшие в приемной зале не успели опомниться, маркиз Паулуччи был позван в кабинет. Эта странная встреча не имела дальнейших последствий. Во все пребывание маркиза Паулуччи в главной квартире он был принимаем главнокомандующим отлично".
- Очень интересная характеристика! Этот человек способен на неординарные поступки! - думал вслух Ник, перекладывая бумаги. - А вот теперь пошли Кавказские события. Восстание в Кахетии, докладная Паулуччи о безнравственности чиновников, чем и было вызвано восстание...Это копия рапорта императору Александру I...провиантские подлости... злоупотребления... сильно, сильно..неординарная личность. А это что? Ксавье де Местр, это тоже эмигрант, генерал, писатель, дальше Фрейганг, комендант крепости Владикавказ генерал-майор Дельпоццо... "Ксавье де Местр сопровождал генерал-губернатора Паулуччи в Тифлис и в 1812 г. был послан в Персию для ведения мирных переговоров". Он и Вильгельм Фрейганг служили под командованием Паулуччи на Кавказе. Ксавье де Местр отправился туда 10 июля 1810 года, а Фрейганг выехал 1 сентября 1811 г. Этой датой помечено первое письмо Фредерики Фрейганг, жены Вильгельма Фрейганга, со словами: "Прощайте, берега Невы!". В письмах Фредерики мы не раз встречаем упоминание имени генерал- губернатора Паулуччи. Когда муж Фредерики едет в Персию заключать Гюлистанский мир, она сама в начале мая собирается возвращаться в Петербург вместе с женой Паулуччи .
А вот тут сведения о графе Ксавье де Местре. Он родился в Савойе, которая тогда входила которая тогда входила в состав Сардинского королевства, а затем была Наполеоном присоединена к Франции. Из-за политики Наполеона де Местр вынужден был расстаться с родиной, эмигрировать в Италию. Там в 1799 году он вступил в армию Суворова, участвовал с ним в переходе через Альпы, стал близким к генералиссимусу человеком и с ним вместе приехал в Россию в 1800 году. Был капитаном
В армии Суворова, отличился храбростью в русско-турецкой войне на Кавказе и в Отечественной войне 1812 года, будучи прикомандированным к штабу Багратиона. Вхож в дома Жуковского, Волконского. Прекрасно рисовал, благодаря этому познакомился в Москве с родителями А.С. Пушкина. Его работы миниатюра - портрет матери Пушкина, Надежды Осиповны, и маленького Пушкина.
В 1913 году, уже в чине генерал-майора, Ксавье де Местр вступил в брак с Софьей Загряжской, тетушкой Натальи Николаевны Гончаровой, будущей жены А.С. Пушкина. В последние годы жизни К. де Местр был тесно связан с семьей Н.Н. Пушкиной-Ланской и умер у нее на руках. Приемная дочь писателя Натали была замужем за австрийским дипломатом Фризенгофом, который, овдовев, вторым браком женился на свояченице Пушкина Александре Николаевне и увез ее в свое имение Бродзяны в Словакию".
- Итак, все друг друга знают, много общих знакомых, но пока это ничего не проясняет! - продолжал говорить сам с собой Ник.- Но как скрупулезно собирают в канцелярии губернатора все сведения о тех, кто так или иначе связан с Грузией и с Кавказом!Еще вчера я ничего не знал о маркизе Паулуччи, а сегодня - полный портрет! Нет, я ошибаюсь, ведь княгиня Цицианова рассказывала, что именно Паулуччи перевез останки генерала Цицианова в Тифлис и при его участии состоялись похороны в Сионском соборе.
Раздумья Ника были прерваны очередным стуком в дверь. Петрус протягивал тонкий конверт. Ник увидел, что это от Аполлинария. Быстро вскрыв конверт, он прочитал:
" Ник, только что пришло известие от полицмейстера из Мцхеты, что там недалеко от моста через Куру найден труп. По всем описаниям и документам это маркиз Паулуччи. Полицмейстер отправил труп с сопровождением в Михайловскую больницу к Зандукели, послал сообщение мне и князю Вачнадзе с верховым".
Глава 8
- Лоттхен!- негромко позвала фрау Марта.
Сероглазая светловолосая Лотта только вошла с улицы, держа в руках маленькую корзинку, в которой стоял заботливо укрытый вышитой салфеткой фаянсовый кувшинчик с молоком.
- Ты поднимаешься к герру Дантесу?
Лотта кивнула, глядя на фрау Марту чистыми и ясными глазами.
- Захвати чистое белье. Как себя чувствует герр Дантес?
- Он посылал меня за молоком, у него еще не прошел кашель, - ответила Лотта, застенчиво опуская свои ясные глазки.
- Ну, иди, иди, перестели ему постель! И если что-нибудь еще надо, пусть скажет!
Лотта кивнула и подхватив юбку стала подниматься на второй этаж, где в одной из лучших комнат уже неделю жил молодой белокурый красавец из Эльзаса по имени Жорж Дантес.
Лотта поскреблась в дверь, как он ей велел - три раза, и еще три раза. Из-за двери раздался приятный мужской баритон:
- Лоттхен? Входи!
Потупившись, Лотта вошла в комнату. Постоялец, в расшитом шелковом халате, подчеркивавшем его статную фигуру, широкие плечи и узкую талию, велел ей поставить молоко на стол.
Подойдя вплотную к девушке, он взял ее за подбородок. Лотта зажмурилась. Она почувствовала, как ее ноги стали ватными. Постоялец ловко повернул Лотту, еще секунда и ее юбки взлетели вверх и тут уже она обмякла полностью, отдавшись на волю этого красавца. Через несколько минут он отпустил ее.