Тегюль Мари : другие произведения.

Записки Аги Янычар

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В "Манускрипте египетского мага" мы встречаемся в Ахалцихе с бывшим агой янычар, могущественным человеком. После смерти аги, по его завещанию, его записки передают Николаю Александровичу де Кефед-Ганзену. Удивительные тайны Европы и Азии открываются в этих записках.Пока вторая часть романа.
  Записки аги янычар
  
  ЧАСТЬ 2
  Глава 1. Каир, 1811 год
  
  Над спящим ночным городом, над бесконечными плоскими кровлями его домов, над пронзающими черное небо минаретами всходила полная луна. В ее медном свете тускло поблескивали водоемы, окруженные пальмами, глазурь мечетей.Темной мрачной глыбой возвышалась над городом, залитым лунным светом, цитадель Салах-ад-Дина на вершине муккатамского холма.
  Туда, в сторону цитадели, смотрел стоящий у затейливо зарешеченного окна одного из самых богатых каирских домов мужчина средних лет.Светлое лицо, обрамленное чуть вьющейся каштановой бородой и серые глаза говорили о том, что он рожден вдали от этих мест, что он не араб. Широко развернутые плечи, мускулистая рука воина, привычно лежащая на эфесе меча и богатая одежда - все это выдавало в нем мамлюка. Так оно и было. Стоящий у окна мужчина, неотрывно смотрящий на залитую неровным лунным светом цитадель, был Шахин-бей, глава египетских мамлюков.
  "Завтра нынешний правитель Египта, Муххамед-Али-паша устраивает праздник в честь своего сына, Тусуна. Он пригласил участвовать в параде и пятьсот самых влиятельных мамлюков.Он расточал льстивые улыбки и уверения в преданности и благодарности мамлюкам, сделавшим его султаном Египта"- с этими думами Шахин-бей, сжимая от бессилия меч, вспоминал весь извилистый путь, который прошел бывший албанский жандарм и сборщик налогов. На этом пути Муххамед-Али несколько раз перебегал с одной стороны на другую, то поддерживая мамлюков против турок, то турок против мамлюков, пока не добился своего и не стал правителем Египта. Но этого ему уже было мало. Он хотел абсолютной власти. Но пока египетские земли принадлежали мамлюкам, он был бессилен перед ними.
   Шесть лет тому назад Муххамед-Али ворвался хитростью со своими албанцами в Каир. Тогда часть мамлюков была перебита, другая часть захвачена в плен. Чтобы проучить их, Муххамед-Али перед казнью подверг пленных пыткам. Мясникам было приказано сдирать кожу с голов убитых и набивать их соломой, а остальных заставили смотреть на то, что их ожидает. Муххамед-Али послал в Блистательную Порту восемьдесят две начиненные соломой головы мамлюков в знак свой покорности.
  "И вот теперь, - думал Шахин-бей, глядя на цитадель, -я должен делать вид, что верю этому клятвопреступнику. Нет никакого выхода - не участвовать в празднике нельзя, Муххамед-Али начнет кричать о предательстве мамлюков и натравит на нас всех, кого сможет, а участвовать - но что придумал еще этот негодяй, этот сын лисицы и шакала?Что принесет нам завтрашний день?"
  Неизвестность мучила и томила его. На его гладком лбу выступили капельки пота от тягостного напряжения. Покорно ждать свершения судьбы было не в характере этого сильного и смелого человека. Но он думал не о себе.
  Кто-то осторожно, но уверенно постучал в дверь.
  -Входи, Осман, - негромко сказал Шахин-бей, отвернувшись от окна и пройдя на середину комнаты.
  Откинув тяжелую темнозеленую ткань, прикрывавшую вход, в комнату один за другим вошли два человека. Один из них, Осман, был правой рукой Шахин-бея. Все считали, что они молочные братья. На самом же деле оба, и Шахин-бей, и Осман, были рождены вдали от этой страны, детьми похищены разбойниками и на базаре в Стамбуле проданы египетскому купцу. А тот уж привычным путем привез их в Каир и поднес в дар знатному мамлюку. Мальчики были совсем малышами и стали неразлучными. Так они и выросли, как два брата, всегда стараясь помочь друг другу.
  Второй вошедший, смуглокожий араб с темными, ниспадающими из-под затейливой головной повязки вьющимися волосами, был родом из Магриба, но постоянно жил в Каире. Это был шейх Абд аль-Кадир аль-Магриби, известный во всем Египте маг. Решение, которое должен был принять Шахин-бей, зависело от его гаданья.
  Шахин-бей и магрибинец обменялись молчаливыми поклонами и каждый вдруг почувствовал, что в этот миг судьба неспроста свела их вместе.Два этих человека, каждый со своей сложной судьбой, прониклись сразу доверием друг к другу.
  Чуть глуховатым голосом маг начал говорить
  -Я хочу предупредить тебя, Шахин-бей,- сказал он глядя мамлюку прямо в глаза, - светила не благопрятствуют тебе. Черное предзнаменование пронзает небо - меч Джабраила прольет большую кровь. В небе который день дрожит огненная комета. Если тебе этого достаточно, я могу уйти. Если ты хочешь пытать судьбу, то время для гаданья сейчас подходящее.
  - Благодарю тебя, благородный шейх, - ответил Шахин-бей, прижав правую руку к сердцу, - благодарю тебя за то, что ты не стал скрывать от меня правды. Прошу тебя, начни свое гаданье, ибо не только моя судьба зависит от него.
  В ответ шейх поклонился. Затем, внимательно осмотрев комнату, он сказал:
  -Сейчас почти полночь. Пока вы разбудите и приведете мальчика, я подготовлю все для гаданья. Осман кивнул и вышел. Тем временем маг, присев к небольшому круглому столику, достал из кожаной сумки, которая была пристегнута к широкому тисненному поясу, перо, маленькую серебряную бутылочку с чернилами, лист бумаги и начал писать заклинания. Лист бумаги маг разорвал пополам, отделив формулы для вызывания духов от другого заклинания и разрезал первую часть на шесть полосок.
  -Это заклинание, - сказал он молча следившему за его действиями Шахин-бею, - должно помочь мальчику увидеть невидимое и скрытое в тумане будущее. Как далеко ты хочешь проникнуть в него?
  -Один день, только один завтрашний день, - почти простонал Шахин-бей. Сними покровы тайны с того, что будет завтра. Всем тебе буду обязан.
  Маг быстрым взглядом окинул напряженную фигуру Шахин-бея и опустил глаза, в которых была беспредельная жалость к этому мятущемуся человеку, к своим заклинаниям.
  Тем временем Осман вынес еще не совсем проснувшегося мальчика лет шести. Шахин-бей бережно взял его и поцеловал, стараясь разбудить. Мальчик открыл такие же серые, как у отца, глаза и улыбнулся. Шахин-бей горячо стал шептать ему что-то на ухо, мальчик внимательно слушал и кивал головой. Тогда Шахин-бей посадил его на низкий табурет, стоявший на середине комнаты.Маг, улыбнувшись,подошел к мальчику, погладил его по курчавой головке и прикрепил к волосам полоску бумаги, на которой было написано изречение из корана: " Доселе ты был в беспечности об этом, а теперь мы снимаем с тебя покрывало и глаза твои зорки".
  По знаку мага Осман внес в комнату жаровню с горящими углями и установил ее на треножнике.Из той же кожаной сумки маг достал немного ладана, семена кориандра и индийскую амбру. Знаком он велел Шахин-бею отойти в сторону, а Осману бросить в жаровню благовония, когда он возьмет мальчика за руку.
  Наступило напряженное молчание. Маг взял мальчика за правую руку, начертил на ладони магический квадрат и начал бормотать заклинание: " Тарш! Тариуш! Спуститесь!Явитесь! Куда отправились князь и войско его? Где аль-Ахмар, князь и войско его? Явитесь вы, слуги этих имен. И мы сняли с тебя твой покров, и взор твой сегодня остер". С этими словами он налил в квадрат немного чернил и спросил:
  -Видишь ли там себя, в зеркале?
  -Да, -прошептал мальчик, - там я вижу себя, но совсем маленького.
  Ароматный дым горящих благовоний уже наполнил всю комнату и тогда маг бросил в огонь одну из бумажных полосок, заполненную формулами вызывания духов.
  -Анзилу Эюха, Эль-Джемонияи Дженнум, Анзилу бетакки матала хонтонтрон алейкум! Тарикки!Тарикки! Анзилу! Анзилу! Тарикки!Тарикки! - быстро-быстро стал произносить маг, повышая голос до пронзительных нот на именах вызываемых им духов. Потом ровным и спокойным голосом он сказал мальчику:
  - Ты стоишь на стене цитадели. Расскажи, что ты видишь.
  -Ничего, - ответил мальчик, - все полно дыма и тумана, нет, нет, я уже вижу. Много людей, все одеты в богатые одежды, очень много всадников, глаза слепит, когда смотришь на них. Столько мечей, сабель, все сверкает, вот они выстраиваются в ряды и едут.
  - Куда они едут?- спокойно спросил маг.
  -Они едут к цитадели, наверное, на площадь Румелия, очень много всадников, - голос мальчика становился все размереннее и монотоннее.
  Шахин-бей напрягся, поддался всем телом к мальчику, но боялся шевельнуть хотя бы пальцем, чтобы не спугнуть видений.
  -Они едут к воротам - продолжал мальчик, - мне плохо видно, они все въезжают в проезд прямо под стеной, я их так хорошо вижу, даже лица. Ой, что это? Позади бегут другие люди, они навалились на ворота и пытаются закрыть их, вот ворота тронулись, заскрипели, закрываются, вот почти закрылись, какие-то другие люди несут бревно и запирают им ворота. Мне плохо видно, все опять стало как в тумане.
  В этот момент маг дал знак Осману бросить в огонь еще благовоний. Туда же он бросил следующие полоски с заклинаниями.
  -Продолжай, продолжай, - зашептал он наклонившись к мальчику.
  -Да, да теперь я вижу, всадники мечутся внутри, между двух высоких стен, сзади и впереди стоят солдаты и стреляют в них, сверху со стен тоже стреляют. Вот всадники падают с коней, кони топчут тех, кто упал. Кто-то, несколько человек, пытаются пробиться к воротам, взобраться на стены. Их сбрасывают вниз,- голос мальчика становился все возбужденнее, рука его, которую держал маг, дрожала, глаза закатывались.
  Шахин-бей, бледный,бросился к магу.
  -Все, хватит, больше ничего не надо. Отнеси мальчика в постель -бросил он Осману. Осман подхватил мальчика и вынес его из комнаты.
  В комнате, наполненной густым ароматом благовоний, наступила тишина.Несколько мгновений продлилось это состояние у обоих мужчин, понимание безысходности одним и глубокое сочувствие ему другим.
  Наконец, Шахин-бей очнулся, достал из-за широкого пояса замшевый мешочек с золотыми монетами и протянул его магу.
  -Позволь, бей, мне не брать их, -сказал, прямо глядя Шахин-бею в глаза, маг. - Мальчик недосказал всего, что будет завтра, но день этот будет трудным.
  - Я все понял, маг, - тихо ответил Шахин-бей. - Возьми эти золотые. Я не хочу гневить твоих духов. Пусть они помогут моему сыну. И до твоего гаданья я знал, что у меня нет выхода. Я знал это давно. Но человек слаб. Ты придал мне твердость. Теперь прости меня и иди, тебя проводят. Сегодняшней ночью аллах не дает мне времени.
  Маг молча поклонился и вышел.
  Отнеся мальчика в его спальню и проводив мага, в комнату неслышными мягкими шагами вошел Осман. Шахин-бей все еще пребывал в состоянии глубокой задумчивости. Увидев вошедшего Османа, он сбросил с себя оцепенение и сказал:
  -Осман, наступил час, которого мы ждали давно и которого страшились.Сейчас нет времени. Ты знаешь все и все теперь в руках аллаха.
  Тут он замолчал, повернулся и прошел вглубь комнаты. Там в стене находился тайник, известный кроме Шахин-бея только Осману.Шахин-бей достал из тайника какие-то бумаги и передал их Осману. Потом, чуть поколебавшись, Шахин-бей достал еще что-то из тайника и сжав в руке, подошел к Осману. Он раскрыл ладонь и Осман увидел тонкий серебряный крестик на цепочке. На задней части крестика была сделана надпись непонятными для обоих буквами. Осман закрыл глаза. Комната, еще наполненная благовониями, покачнулась, и он вдруг увидел двух мальчиков, голышом плещущихся в воде на берегу быстрой речки. И серебряный крестик у одного из них на груди. Но прячущихся в кустах на другом берегу речки двух всадников, до глаз закутанных в башлыки и наблюдавших за мальчиками, он видеть не мог. Осман вздохнул и открыл глаза.
  -Как тебе удалось сохранить? - глухо спросил он.
  Шахин-бей ничего не ответил.
  - Отдашь это мальчику, когда он будет в безопасности. А теперь, Осман, пора. До рассвета осталось не так ж много времени. Да благославит вас Аллах.
  Мужчины посмотрели друг другу в глаза, Осман резко повернулся и вышел из комнаты.
  
  Глава 2. Приключения медника Юсуфа
  
  Целое утро кривой медник Юсуф возился у себя в кузнице, нанося тонкий узор на ханафийю - тазик для омовений, который он с большим старанием делал для своего свояка Якуба. Чуть оглохший от своей улицы медников, где с утра до вечера был слышен шум от сотен молоточков, которыми работали мастера на меди, плохо видящий от едких паров, которые выедали глаза при частом лужении медной посуды, Юсуф с удовольствием разглядывал ханафийю, которую он делал от души. Якуб, брат его спокойной и тихой Фатимы, еще более спокойный и рассудительный, жил в предместье Каира, близ ворот Баб Зувейла, недалеко от цитадели. Это предместье было шумным. Там вечно толпился народ, глашатаи читали там свои новости, а хуже всего бывало в дни казней - вот уж тогда было не протолкнуться. Не любил Юсуф те места, но не сам же подарок отправится к Якубу. Кряхтя, Юсуф собрался и пока он возился, то вновь и вновь что то дополировывая на нарядной ханафийе, то собираясь в путь, солнце уже перевалило далеко за полдень. Юсуф плелся с узелком в руках по пыльной улице, не обращаая внимания на то, что происходило вокруг. То у него над ухом пронзительно кричал водонос, весь обвешанный кружками, колокольчиками и предлагавший прохладную воду, то улицу перегораживал какой-то невежа, нещадно колотивший своего осла, заставляя его нести непосильную поклажу. Он колотил бедное, но невероятно упрямое животное изо всех сил палкой по бокам и проклинал все потомство и всех предков своего осла до двенадцатого колена. От всего этого шума и гама бедняга Юсуф совершенно обалдел и не заметил, что народ вокруг него с криками и проклятиями бежит в сторону, противоположную цитадели. Когда, наконец, он сообразил, что происходит что-то непонятное, народ уже валил валом., таща за собой жен и детей.
  Какой-то совсем дряхлый старичок в чалме хаджи, теряя в уличной пыли свои туфли без задников и тут же подбирая их, семенил, держа под мышкой узелок с пожитками.
  -Хаджи, хаджи, - бросился к нему Юсуф, - что случилось, почему народ бежит?
  - О, аллах!- на ходу, задыхаясь, отвечал хаджи, - сегодня в цитадели должен был быть праздник, день рождения драгоценного Тусуна, до продлит аллах его благословленные дни! И что вы думали, почтенный? Эти проклятые мамлюки устроили в цитадели драку, смертельно ранили людей из свиты паши, а те, конечно, не смогли вынести оскорбления и началась такая бойня, что едва удалось унести ноги!Уже грабят дома возле цитадели, убивают всех, кто попадает на дороге!
  - Кто грабит, хаджи, мамлюки грабят? - на ходу , стараясь попасть в ногу с хаджи, спрашивал встревоженный Юсуф.
  -Нет, какие мамлюки, люди из окружения паши.
  - Но, хаджи, вы же сказали, что мамлюки во всем виноваты!
  - Да, конечно, мамлюки, а кто же еще? Ведь не буду же я говорить, что виноваты люди паши!
  - Но тогда я не понимаю...
  Хаджи внезапно остановился и вытаращив глаза, уставился на Юсуфа.
  - Ты что от меня хочешь, - визгливо завопил он, -сейчас я подниму крик на всю улицу и тебе еще попадет! Если ты такой дурак и не понимаешь, когда тебе толком говорят, то проваливай отсюда! - и хаджи, злобно запахнув халат, бросился бежать, оставив Юсуфа с открытым ртом на середине улицы.
  Юсуф остолбенело постоял, но потом вдруг повернулся и бросился бежать вместе совсеми подальше от этих опасных мест. Пробежав квартала два, с выпученными глазами, открытым ртом и сердцем, бьющимся как только что пойманная птичка в клетке, Юсуф остановился, отдышался и уже медленнее поплелся к себе домой.
  Дверь его дома против обыкновения была заперта и бедняге пришлось довольно долго биться и взывать "Фатима! Фатима!", прежде, чем дверь отворилась и проворные руки его жены не втащили Юсуфа во двор. Пока Юсуф умывался, Фатима, поливая ему, скороговоркой сообщала новости, которые накопились за время его отсутствия.
  -Что-то случилось в цитадели, прибежали Якуб с Лейлой, все не могут в себя прийти, оба дрожат от страха.Кое-что из вещей с собой притащили, говорят, пока у нас поживут.
  -Машалла, - покорно ответил Юсуф и побрел в комнату. При его появлении старая Лейла подхватила покрывало, закутала лицо и отправилась на женскую половину.
  Бедняга Якуб сидел, поджав ноги на ковре, разостланном на полу, между ковровыми подушками и, закрыв лицо руками, мерно покачивался, время от времени восклицая:
  -О, аллах, за что ты покарал своих детей? Чем мы провинились перед тобой?
  Кряхтя, Юсуф уселся рядом с ним, провел ладонями по лицу и со вздохом сказал:
  -Не убивайся так, брат. На все воля аллаха. Аллах взял, аллах и воздаст тебе.
  -Эх, Юсуф, человек копит добро, рассчитывает на старости лет обрести покой и не бегать как собака по городу в поисках куска хлеба. И в один миг теряет все, -жаловался Якуб.- Как теперь я буду жить?
  -Да расскажи толком, что произошло? -Взмолился наконец, Юсуф. _ Я слышал, что случилось что-то в цитадели, а ведь ты писец, должен все знать лучше, чем другие. К тебе люди отовсюду идут и ты все новости всегда знаешь.
  -Да, да, ты прав Юсуф, - тут Якуб немного приободрился. Его более почетное положение в обществе, чем у Юсуфа, придало ему немного бодрости.
  -Так расскажи, наконец! - не выдержал Юсуф.
  Якуб осторожно огляделся по сторонам. Юсуф, вытянув шею, следил за ним. Расположившись поудобнее на ковре среди раскинутых на нем шелковых, расшитых Фатимой, и ковровых подушек, Якуб начал рассказывать, время от времени затягиваясь из кальяна, который предусмотрительно подсунул ему Юсуф для более удобной беседы.
  -Ты же знаешь, Юсуф, с каким трудом наш паша стал пашой. И все было бы хорошо, если бы не мамлюки. У них столько земли, что паша не может считать себя полновластным хозяином в Египте. Я знаю, сколько Египет производит зерна и сколько вывозит - всех франков кормит Египет, -хвастливо сказал он, -а куда идет доход? К мамлюкам, которые вот-вот взбунтуются и скинут пашу. Ну, вот, слушай дальше. - И Якуб придвинулся к самому уху Якуба. - Муххамед Али решил устроить праздник в день рождения Тусуна. Он отправил письма с приглашениями ко всем мамлюкам. Мол, приезжайте на праздник, а потом договоримся, я, мол, вам зла не хочу, я, мол, помню, как вы помогли мне стать пашой Египта. Ну, те и приехали, как павлины вырядились, в самые дорогие одежды, с таким оружием, что блеск солнца затмевали.Я видел как они гарцевали сегодня на своих арабских скакунах, лихие наездники, красивые. И полно было албанцев. И их предводитель - Хасан-паша - то тут, то там, появлялся на коне. А на площади полно народу собралось поглазеть, такое зрелище кто пропустит в Каире! В общем сам понимаешь, жарко, полно народу, ничего не видно, потом кто-то кричать начал: "Идут, идут!" - значит, парад начался. А албанцы народ стали отгонять от крепостных ворот плетками. Все думали, это для того, чтобы народ не раздавили, чтобы давки не было. Но вдруг ворота стали закрывать и бревнами закладывать. Тогда я понял, что тут что-то не так. И страшно стало, и выбраться из толпы не могу. С трудом вылез, а там уже такой крик стоял, не крик, а рев, и выстрелы, и залпы один за другим. Я побежал домой, говорю: "Лейла, собери-ка поживее все самое ценное, что унести с собой сможем". Она, правда, сразу все поняла, выстрелы ведь далеко слышны были. Пока она собиралась, я быстро все остальное, что смог, ковры, постель, посуду- все в подвал перетащил и дверь всякой рухлядью завалил, авось, долго искать не будут, надоест. И мы скорей к вам. Уже когда далеко, далеко от дома были, начались крики в домах. - Якуб перешел на шепот.- Арабы грабить стали дома мамлюков, а их самих, люди говорят, всех перебили.
  -О, аллах, на все воля твоя, - вздохнул Юсуф,- слава аллаху, что вы живы. Может быть и добро ваше уцелеет. Поживите пока у нас, пока все успокоится.
  -Спасибо тебе, брат, - расстроганно сказал Якуб. И оба они замолчали, погрузившись каждый в свои мысли.
  Утром, с первыми лучами солнца и первым криком муэдзина, совершив утреннюю молитву, свояки решили отправиться к воротам Баб аз-Зувейла.
   Ворота Баб аз-Зувейла - одни из трех самых известных ворот в крепких стенах, опоясывающих старый город. Другие ворота это Баб ан-Наср, то есть ворота победы, они обращены к востоку, в сторону пустыни, к дороге, ведущей к Красному морю. Третьи называются Баб ал-Футух. Над городом, над крепостной стеной, высятся мрачные холмы Муккатама. В городе много ремесленников, среди которых есть знакомые и у Якуба, и у Юсуфа.
   Лавки торговцев размещаются на улице, которая ведет от ворот Баб ан-Наср к воротам Зувейла. Здесь расположены кварталы с лавками, где продают оловянную и медную посуду. А дальше - вареные кушанья, разные сладости, которые в Каире готовят совсем по другому, чем в других странах и даже чем в Египте. Торговцы из Сирии продают здесь плоды, которые не растут в Египте - такие как груши, айва, гранаты. Среди этих лавок разбросаны другие, где торгуют жареными на оливковом масле оладьями, жареным сыром. А еще дальше находятся фундуки с лавками тканей самого высокого качества. Здесь радуют глаз узорчатый атлас и бархат, тафта и парча, тончайшие муслины и шерстяные ткани, которые привозят из Европы - Венеции, Флоренции, Фландрии, Голландии. Недалеко от ворот Баб аз-Зувейла находится фундук Хан ал-Халили, где располагаются персидские купцы.Этот фундук похож на дворец знатного сеньора: он очень высок, крепок и имеет три этажа. В первом расположены помещения, где торговцы принимают клиентов и осуществляют обмен дорогостоящих товаров. Там всегда все благоухает, полы там посыпают лепестками цветов, там располагаются только купцы, имеющие очеь большое состояние. Их товары это пряности, драгоценные камни, индийские ткани и крепы. Там же неподалеку располагаются ювелиры. Жизнь на этих улицах веселая, торговая.Всегда там толчется народ, что-то покупает, что-то продает, а иногда просто глазеет. Тут можно быстро заработать, если только твоя пара глаз и пара рук и ног может иногда удваиваться и учетверяться. Тут нельзя зевать, а надо хватать свое счастье за хвост и держать его изо всех сил, да еще и по сторонам оглядываться, чтобы кто-нибудь ненароком из рук его не вырвал.
  Свояки подходили все ближе к старому городу, Уже показались дома со следами вчерашних ограблений - двери были распахнуты настежь или вырваны из петель, на улицах валялись разбитые горшки, разорванные тряпки. Но жители уже возвращались в свои дома, молча собирая остатки разграбленного добра. Время от времени какая-нибудь женщина начинала голосить, но тут же резкий окрик мужчины затыкал ей рот. Улицы были полны соглядатаев и никто не хотел, чтобы его потащили к воротам Баб аз-Зувейла.
  Наконец, они добрались до дома Якуба. Вся улица выглядела так, как будто в городе ничего не происходило. У Якуба от счастья даже закружилась голова. Он бросился к дому, дрожащими руками открыл дверь в стене, вбежал во внутрь, кинулся в дом и выскочил из него, ошалевший от счастья и начал кричать: " О аллах, милостивый и милосердный! Благодарю тебя за то, что ты пощадил своего слугу! Да падут проклятия на головы твоих врагов!".
  -Успокойся, успокойся Якуб, - стал дергать его за рукав Юсуф. - Может быть, пока очередь до вашей улицы не дошла, а ты своими криками привлечешь сюда разбойников,
  -Да, да, ты прав, Юсуф! - и Якуб побежал запирать двери. Немного посоветовавшись, свояки решили подождать еще несколько дней, посмотреть, как будут разворачиваться события, а пока сходить к воротам аз-Зувейла и узнать новости.
  На улицах было уже много людей, многие, также как и они, спешили к воротам аз-Зувейла. Ближе к площади перед воротами толпился народ. Все лавки были закрыты, никто ничем не торговал, не было слышно привычного крика уличных торговцев. Даже кофейни и те сегодня не открывались, что уже совсем трудно было себе представить.Свояки влились в толпу перед воротами. Выглядывая из-за спин, они пытались разглядеть, что происходит перед воротами.
  -О. Аллах!- вдруг воскликнул Юсуф. Якуб недоуменно уставился на него. Широко раскрытыми глазами Юсуф смотрел куда-то поверх голов. Якуб посмотрел туда же и вдруг почувствовал как холодный пот течет у него по спине. Зубцы на воротах, на крепостной стене, были утыканы отрезанными головами мамлюков. Якуб попытался сосчитать их. Но после двухсот сбился со счета. В это время они увидели старого знакомого Якуба, Абу-ль-Хайра Этот Абу-ль-Хайра был человеком состоятельным, но откуда шло его богатство, никто не знал. Толкался он всегда там, где было много народа, ошивался по кофейням, где собирались студенты Аль Азхара, со всеми дружил, часто платил за других и везде слыл своим человеком. Но Якуб его опасался и старался не сказать при нем ничего лишнего.Абу-ль-Хайр пробрался к своякам. Глаза его горели от возбуждения.
  -Вы слышали...-вполголоса заговорил он.
  -Нет, почтенный,- прервал его Якуб, - мы ничего не слышали. Мы гостили у моего свояка и еще не были дома, вот уже почти три дня - приврал Якуб.
   - Ну тогда вы ничего не знаете? - и он с наслаждением старого сплетника начал выкладывать новости. - Вчера во время парада доблестные люди нашего паши наконец расправились с этими наглыми мамлюками. Пятьсот человек перебили в крепости. А еще потом, чтобы вырвать их змеиные жала, расправились с их женами, детьми и слугами. Кровь лилась вчера потоками. Все получили по заслугам. Эти бандиты ничего другого не заслуживали.
  Юсуф с ужасом смотрел на Абу-ль-Хайра, а Якуб, молча кивая головой, думал про себя: "Ах ты тварь, давно ты пресмыкался перед мамлюками и готов был валяться перед ними в пыли и лизать кончики их сапог?Теперь они получили по заслугам? Когда же ты получишь свое?". Но вслух он только бормотал: "Машалла".
  Абу-ль-Хайр возбужденно продолжал:
  - Пойдемте вперед, там палачи еще казнят оставшихся мамлюков. Албанцы привозят их сюда, избитыми и связанными, а тут им отрубают головы.
  И он потащил Юсуфа и Якуба за собой, ближе к воротам. Начиналась жара, толпа вокруг становилась все возбужденнее, а то что увидели свояки, уже совсем доняло их. Какого-то мамлюка, видимо довольно знатного подвергли такой казни: один из помощников палача держал его за обе ноги, а другой за голову. Палач же, вооруженный двуручным мечом, разрубил тело на две части. Часть туловища с головой он положил в наполненный негашенной известью очаг и голова жила еще с четверть часа, продолжая говорить и отвечать тому, кто ее спрашивал. Тут же живьем сдирали кожу с людей, затем набивали ее отрубями и с криком и гиканьем сажали на верблюдов, чтобы возить затем по городу или даже по всему Египту для устрашения жителей.
  Потрясенные всем виденным, свояки тихо выбрались из толпы и поплелись подальше от этих мест, переполненных яростными человеческими страстями.
  
  Глава 3. Побег
  
  В тот же самый день, незадолго до рассвета, город покидали двое нищих, слепой дервиш в лохмотьях и его поводырь, мальчик лет шести-семи. В Каире столько нищих, что эти двое уходили из города, оставшись незамеченными, только поднимая за собой легкую пыль на дороге.Очутившись за городом, дервиш посадил мальчика себе на плечи и пошел быстрым, упругим шагом, все дальше и дальше удаляясь от Каира.Солнце уже поднялось довольно высоко, когда перед путниками среди пустыни показался холм причудливой формы - древняя ступенчатая пирамида фараона Джосера. Мальчик большую часть дороги проспал на спине у своего спутника. Проснувшись, он стал от усталости, голода и жажды хныкать и потихонечку постанывать.
  -Потерпи, потерпи Ахмад, - уговаривал его Осман, ибо этими двумя путниками, так поспешно бежавшими из Каира, были Осман и сын мамлюка Шахин-бея Ахмад. Миновав пирамиду и увязая в песке по щиколотку, Осман с с мальчиком добрались до едва видимой засыпанной песком древней заброшенной мастабы. Осман опустил мальчика на землю, велел ему не отходить от него и по каким-то только ему известным приметам начал искать в вход в эту подземную гробницу фараона.Он встал на колени и начал разгребать руками песок. Наконец Осман облегченно вздохнул. Перед ним еще полузасыпанный песком открылся большой плоский камень.Осман навалился на него всем телом, надавил и камень медленно стал сдвигаться в сторону, открывая вход в подземелье. Взяв снова мальчика на руки, он спустил его вниз, а затем спустился и сам. Здесь было неглубоко, и пока Осман не задвинул камень на место. было видно, куда уходит подземный ход. Но как только камень закрыл вход, наступила кромешная тьма, еще более непроглядная от того, что беглецы пришли сюда из яркого солнечного дня.
  А там, наверху, легкий ветер сразу же стал засыпать песком камень, прикрывавший вход в подземелье, и уже через полчаса не осталось никаких следов. Только песок и пустыня.
  Мальчик, дрожа мелкой дрожью от страха и усталости, прижимался всем телом к Осману, а тот гладил его, стараясь успокоить ласковыми словами, а сам в это время напряженно вспоминал приметы, по которым надо было ориентироваться в темноте подземелья, чтобы не сбиться с пути. Через несколько минут глаза уже привыкли и тьма не казалось такой ж непроглядной. Ощупью, крепко держа Ахмада за руку, Осман стал пробираться по узкому коридору. Вдруг коридор резко свернул в сторону и оба путника оказались в небольшом помещении, уже не таком темном как коридор, по которому они пробирались. Осман и Ахмад оказались в просторном подземном зале, который, как ни странно, был слабо освещен непонятно откуда проникающим в него светом. Путники остановились и огляделись по сторонам. Пол здесь был засыпан песком, а стены покрыты причудливыми рисунками, изображавшими людей со звериными лицами, лодки, цветущие лотосы, птиц. Осман немного разбирался в их тайнописи. В глубине этой подземной комнаты, у самой стены, во всю ее высоту, подымалась раскрашенная статуя сидящего фараона. В одной руке фараон держал ключ жизни, а в другой короткий жезл. Выражение лица фараона было кротким, от всей фигуры веяло силой и спокойствием. Мальчик никогда не видел ничего подобного. Он, забыв обо всем на свете, рассматривал эту замечательную фигуру. Но Осман не мог терять такое драгоценное для беглецов время. Протиснувшись за спину статуи, он нащупал известную ему выщерблину в стене и нажал на нее. Один из камней стены чуть поддался назад. Тогда Осман навалился на него плечом. Камень сдвинулся с места, открывая за собой вход в еще один подземный коридор. Протиснувшись за спиной у статуи, они вошли в него. Осман задвинул камень на место и они снова оказались во тьме.
  -Держись за меня крепче, Ахмад, - сказал Осман.
  Оба они, Осман и вцепившийся в его одежду мальчик медленно, наощупь стали продвигаться вперед. На гладкой поверхности стены подземного коридора был нанесен выпуклый рисунок, который и служил Осману путеводной нитью. Рисунок повторялся через определенный промежуток дороги и каждый его кусок оканчивался потайным знаком, по которому можно было определить расстояние до того места, куда они двигались. В темноте время и путь казались бесконечными. За одним из поворотов путникам почудился слабый запах благовоний. С каждым шагом он становился все явственнее и это предвещало конец пути.Откуда-то издалека, в конце бесконечного коридора забрезжил слабый огонек. Мрак стал постепенно рассеиваться, уже можно было не держаться за стену.Наконец, путники оказались перед тяжелой дверью, сплошь окованной позеленевшей от времени медью с нанесенными на ней причудливыми узорами. Разглядеть дверь они смогли благодаря слабому свтильнику, висевшему над дверью, в котором тлели благовония. В середине двери было сделано углубление, в которое было вделано массивное медное кольцо с львиной мордой посередине. Осман взялся за кольцо и постучал им в дверь - три коротких стука подряд и потом еще один. Дверь сразу же медленно стала отворяться, как будто за ней их ждали. Широкоплечий, высоченного роста, черный как ночь нубиец с могучей мускулатурой, в темноалых шароварах и такого же цвета короткой куртке, надетой на обнаженное тело, стоял за дверью.Отступив в сторону и пропустив их, он сделал знак следовать за ним. И снова они шли по коридору, но теперь стены в нем были завешаны дорогими тканями, везде были укреплены светильники, распространявшие по всему подземелью ароматы восточных благовоний. У мальчика от усталости и благоуханий стали заплетаться ноги и Осман снова взял его на руки. Мальчик тотчас же заснул.
  Когда Ахмад проснулся и потихонечку огляделся вокруг, он увидел, что лежит на низкой тахте, застланной мягким ковром.Чья-то заботливая рука укутала его огромной кашемировой шалью. Комната, где он лежал, была просторной, но с низким потолком.Это, а еще то, что стены ее были сплошь завешаны расшитыми тканями, цвета которых были выбраны таким образом, чтобы создавалось ощущение тепла и спокойствия, делали ее похожей на пещеру из волшебной сказки. На пол, застланный коврами, были брошены шкуры диких зверей. Возле тахты, на которой лежал Ахмад, была распластана желтая с черными полосами тигриная шкура с головой. Стеклянные глаза тигра смотрели прямо на Ахмада так зловеще, что он на секунду зажмурил глаза. Дальше лежали шкуры зверей с длинной шерстью, видимо привезенные из далеких стран. По всей комнате были расставлены серебряные и бронзовые светильники изящной работы. Один изображал слона с поднятым хоботом, в котором он держал светильник, другой огромную обезьяну, обеими руками сжимавшую ветку, на которой в виде цветов было множество маленьких мерцающих свечек, третий сурового эфиопского воина из эбенового дерева с копьем, у которого был светящийся наконечник.
  В глубине комнаты, на низких скамейках черного дерева, щедро покрытых искусной резьбой, перед прямоугольным столиком, издалека тускло отсвечивающем перламутровой инкрустацией и серебряной насечкой, сидели Осман и незнакомый Ахмаду человек.Незнакомец был одет с роскошью, которой Ахмад никогда не видел. Его одежда не была похожа на ту, которую носили окружавшие Ахмада люди. Правда, на незнакомце была просторная аба из темновишневого бархата, из под абы виднелись того же цвета, но более темного оттенка сафьяновые сапоги, в которые были вправлены мягкие шаровары. Но поверх абы был раскинут большой воротник тонкой полотняной рубахи, весь из тончайших валансьенских кружев. Такие же широкие манжеты высовывались из рукавов абы.
  Темные вьющиеся волосы этого человека ниспадали свободными волнами на кружево воротника. Небольшая борода не прикрывала груди, которая виднелась под широко распахнутым воротом рубашки и открывала взору изящную цепочку из темного золота, на которой висел медальон.
  Собеседники говорили между собой очень тихо, временами наклоняясь друг к другу и переходя на шепот. Чтобы обратить на себя внимание, Ахмад сел на тахте. Увидев, что он уже не спит, Осман подошел к Ахмаду, обнял его за плечи и подвел к незнакомцу. Незнакомец с улыбкой долго смотрел на мальчика. Ахмаду показалось, что в глазах незнакомца блеснули слезы. Тут, спохватившись, незнакомец отвернулся и сказал:
  -Вы, наверное, очень голодны.
  Он хлопнул несколько раз в ладоши и в глубине комнаты снова появился тот нубиец, которого они встретили у входа в подземелье. Незнакомец бросил ему несколько слов на неизвестном Ахмаду языке. Тот удалился и и вернулся через несколько минут, неся в руках огромный поднос, уставленный всевозможными явствами. Ахмада усадили и принялись кормить, хотя уговаривать его было не нужно. С удовольствие он принялся есть кусочки нежной дичи, запивая прохладным шербетом. Незнакомец же задумчиво глядел на него, очищая серебряным ножичком бархатистый персик. Время от времени он задавал Ахмаду какие-нибудь несложные вопросы, как например, любит ли он верховую езду и нравится ли ему смотреть на полную луну. Ахмад благовоспитанно прекращал есть и вежливо отвечал, поглядывая на Османа, чтобы проверить, правильно ли он говорит. Осман отвечал ему улыбкой.
  После того, как нубиец убрал поднос с едой, незнакомец начал тихо говорить, обращаясь к Ахмаду.
  -Мой дорогой мальчик, ты не знаешь меня, но я знаю тебя со дня твоего рождения. Не спрашивай, кто я. Твой отец и я были связаны очень тесными узами, сильнее дружбы и даже сильнее родственных чувств. Пока я не могу открыть тебе всего, что ты должен знать. Прямо отсюда ты отправишься в дальние страны.Ты должен запомнить несколько вещей, о которых я скажу тебе сейчас. Запомни - первое, забудь навсегда, что когда-то ты жил в Египте. Никогда и никому не говори имени своего отца. Сейчас ты познакомишься с человеком, который заменит тебе всех - и отца, и Османа. Запомни, у твоего отца были смертельные враги, теперь они стали и твоими врагами. Это очень могущественные люди.Ты должен быть очень осторожен и полностью доверять твоему новом покровителю.Пройдут многие годы и к тебе придет человек и покажет тебе браслет, - тут незнакомец взял лежавшую на столе пластинку из серебра, покрытую замысловатым тонким рисунком. Казалось, что пластинка состоит из тонких, тщательно пригнанных друг к другу чешуек. Незнакомец изогнул пластинку и она распалась на две узкие полоски. Если приглядеться, то можно было заметить, что по краю одной пластинки бегут еле заметные выпуклости, а по другой впадины. Незнакомец вновь соединил пластинки и они совпали так плотно, что нельзя было себе представить, что пластинка состоит из двух половинок. Тогда незнакомец снова разнял ее и одну половинку пластинки, изогнув, защелкнул как браслет на руке у мальчика.
  - Когда-нибудь, - продолжал незнакомец,- я не знаю, когда это произойдет, ты встретишься с человеком, у которого будет вторая половинка пластинки. Ключ к тому, как воспользоватся этой пластинкой тоже будет у этого человека. Браслет сделан таким образом, что он плотно облегает твою руку. Но ты будешь расти и мельчайшие чешуйки, из которых сделан браслет, будут растягиваться и он никогда не будет тебе тесен.Он сделан такими мастерами, что не будет мешать, а наоборот, будет приносить тебе здоровье. Кроме серебра здесь находятся сплавы редчайших металлов, которые обладают магическими свойствами: останавливают кровь, очищают дыхание, помогают работе сердца. А теперь, мой мальчик, тебе надо будет познакомиться с твоим новым покровителем и другом.
  Он снова хлопнул в ладоши и снова появился нубиец. Незнакомец спросил его:
  - Прибыл ли почтенный Сеид-бей?
  - Только что, - коротко ответил нубиец.
  - Тогда проси его сюда - и незнакомец встал, оказавшись одного роста с рослым Османом.
  Откинулся ковровый полог в углу комнаты и в нее вошел среднего роста, бледнолицый, с густой черной бородой человек, одетый как одеваются на Востоке богатые купцы, в светлозеленой чалме. Он поклонился всем в комнате. По его осанке и манере держаться было видно, что это человек незаурядный, привыкший повелевать и в то же время скрытный и осторожный. Но в поведении всех мужчин, находящихся в комнате, проскальзывало, что главный среди них незнакомец, хотя он вел себя очень сдержанно.
  - Дорогой Сеид-бей _ обратился к нему незнакомец, после взаимных приветствий, - я хочу познакомить тебя с Ахмадом.
  Сеид-бей улыбнулся и поклонившись, сказал приятным мягким баритоном.
  - Я счастлив такому знакомству.
  Ахмад в свою очередь поклонился, не зная, надо ли ему что-нибудь говорить. Незнакомец продолжал.
  - Ахмад очень хочет пожить у тебя какое-то время, Сеид-бей, и мы с Османом просим тебя о том же.
  Ахмад открыл рот чтобы сказать, что никогда ему в голову такого не приходило, но увидел, что все трое мужчин улыбаются и понял, что все это говорится для него и что все уже за него решено.
  - Я с удовольствием приму Ахмада у себя,- сказал Сеид-бей,- Но перед этим нам предстоит далекий путь. Мой караван вот-вот должен отправиться в Александрию. Он ждет меня и Ахмада. Оттуда, из Александрии нам предстоит путь морем, Ахмад еще не видел моря, не так ли?
  И Сеид-бей лукаво посмотрел на мальчика.
  -Нет, не видел, - выдохнул Ахмад.
  - Ну, тогда попрощайся и в путь!
  Тут Ахмад, наконец, понял, что Османа он теперь долго не увидит. Осман стоял уже не улыбаясь и нервно покусывал свой чуть рыжий ус.
  Осман со дня рождения Ахмада всегда был рядом с ним. Мать Ахмада, необыкновенно красивая и очень юная женщина, знатное происхождение которой было окутаной тайной, о котором знали только двое, Шахин-бей и Осман, умерла при родах. Никто ничего при Ахмаде о ней не говорил. Отец души не чаял в ребенке и старался не отпускать его от себя ни на шаг. Вскормила Ахмада кормилица, взятая у бедуинов -женщина она было неразговорчивая и неласковая. Ахмада быстро отняли от груди и вскармливали молоком ослиц, которых для этой цели брал с собой в походы Шахин-бей. Больше всего мальчиком занимался Осман. Едва Ахмад научился ходить, как Осман подобрал ему тихую и спокойную кобылицу, к седлу которой он привязывал Ахмада и потихоньку учил его верховой езде. Держать саблю в руках его учил тоже Осман. Если бы не трагические обстоятельства, то из Ахмада должен был вырасти настоящий мамлюк, не знающий никакого другого дела, кроме военного. И вот теперь впервые в жизни Ахмад должен был расстаться с Османом, как в предыдущий день расстался с отцом, навсегда потеряв его. Для такого маленького мальчика это было тяжелым испытанием.
  Ахмад бросился на шею к Осману, но тот твердым движением руки остановил его.
  - Ахмад, ты уже взрослый мужчина. Прощай, мы с тобой еще встретимся. Теперь ты будешь жить у Сеид-бея и я очень надеюсь, ты слышишь, Ахмад, очень, что Осману никогда не придется стыдится того, что он воспитал тебя.
  - Да, Осман, - тихо сказал Ахмад и с глазами, полными слез, повернулся к Сеидбею. Тот всем поклонился, прижав правую руку к сердцу, закинул на плечо край широкого плаща, взял Ахмада за руку и они, сопровождаемые нубийцем, прошли через комнату к выходу. Сеид-бей сжал руку мальчику так, что мальчик понял, что он доволен его поведением, что Ахмад вел себя как подобает мужчине. И гордый собой мальчуган потопал навстречу своей судьбе.
  Нубиец вел их подземным ходом, но уже не тем, по которому Осман и Ахмад пришли сюда. Он шел впереди и освещал дорогу факелом. Довольно быстро они дошли до двери, возле которой висел незажженный светильник. Сеид-бей зажег его от факела и отпустил нубийца. Потом он открыл дверь своим ключом, который достал из-под пояса в большой связке. Освещая дорогу светильником, они прошли довольно длинный путь, пока не оказались в темном и влажном подвале какого-то дома. Подвал был заставлен огромными бочками и тюками. Вот одна из бочек в самой глубине подвала и закрывала вход в подземелье. Из подвала вверх вела небольшая лестница. Поднявшись по ней Сеид-бей поднял крышку люка и они с Ахмадом очутились в небольшой комнате, где их уже ждали слуги Сеид-бея.
  Дом Сеид-бея стоял на берегу Нила. Поэтому вскоре после небольших сборов Ахмад, Сеид-бей и двое слуг уже плыли в фелюге вниз по течению Нила. Ахмада закутали в полосатую абу и усадили возле мачты. Тем временем начало смеркаться. Фелюга причалила к берегу, где путников ждали привязанные к дереву лошади, которых сторожил долговязый скучающий парень. Пересев на коней, путники вскоре настигли караван, который находился в двух днях пути от Каира и направлялся в Александрию. Вскоре наступила ночь. Караван, принадлежавший Сеид-бею, уже остановился на ночлег и выставил охрану, когда Сеид-бей с Ахмадом вошли в походный шатер.
  - Отдыхай, Ахмад, сказал Сеид-бей, - завтра с первыми лучами солнца мы отправимся в путь.
  И Ахмад провалился в темноту сна.
  
  Глава 4. Александрия
  
  Уже несколько дней караван верблюдов медленно шел к древней Александрии. Караван охраняли несколько воинов, но у каждого погонщика тоже было оружие на случай встречи с разбойничьей шайкой. Бедуины не нападали на караван. Все шейхи бедуинских племен получали твердую плату от Сеид-бея и поэтому опасаться нападений с их стороны не приходилось. Наоборот, когда караван проходил через владения очередного бедуинского шейха, и тот узнавал, что в караване находится сам Сеид-бей, то спешил к каравану выразить свою преданность Сеид-бею и, конечно, получить бакшиш. В таких случаях Сеид-бей никогда не скупился. Поэтому путь каравана был в безопасности.
  Ахмад все время проводил в маленьком шатре, устроенном между горбами самого крупного верблюда, куда время от времени к нему заглядывал Сеид-бей, если не был занят делами каравана и бедуинами. В разговорах с Сеид-беем и его рассказах прошел почти весь путь до Александрии.
  Поздно вечером, когда уже закрывались городские ворота, караван достиг Александрии.Стражники у ворот подняли шум с криками, что уже поздно и они не могут пропустить караван в город. Караван остановился. Верблюды мерно переминались с ноги на ногу. Мимо верблюда с шатром, где Сеид-бей вел спокойную беседу с Ахмадом, в голову каравана промчался начальник охранявших караван воинов. Сеид-бей даже не повернул головы в его сторону. А крики со стороны ворот все усиливались. Вдруг они разом смолкли и караван, той же спокойной поступью вошел в город Александра Великого или Искандера Двурогого, как его называл Восток.
  Ахмад сказал Сеид-бею:
  -Я думал, что уже поздно, и нас не пустят в город.
  Сеид-бей засмеялся:
  - Нет, мой дорогой Ахмад. Стражники пользуются любым случаем, чтобы сорвать с каравана бакшиш. Но если сразу дать его, то в следующий раз они захотят еще больше. Поэтому весь этот крик и шум не более, чем всегда разыгрываемое представление.
  По темным улицам Александрии караван прошел к караван-сараю, где погонщики стали разъвьючивать верблюдов, поднялась привычная при приходе богатого каравана суматоха. Шныряли и вынюхивали сведения о товарах какие-то подозрительные люди, чтобы с утра сообщить своим клиентам, с чем пришел караван. Они заговаривали с погонщиками, совали им деньги, а те, как бы нехотя, сообщали им второстепенные сведения или прикидывались дурачками.
  Верблюд Сеид-бея сразу же был отведен в другой двор караван-сарая. Там располагались покои для богатых купцов, чтобы они спокойно могли прожить несколько дней в городе, не отходя далеко от своего каравана.
  Сеид-бей и Ахмад слезли с верблюда и в сопровождении того долговязого парня, который ждал их на берегу Нила с лошадьми, отправились в отведенные для них комнаты. Селим, так звали долговязого парня, шел следом за ними, с беззаботным видом поигрывая концами своего пояса.
  Сеид-бей отвел Ахмада в отведенную для него комнату, в которой не было окон, и сказал:
  - Дорогой Ахмад, я все время буду рядом, в соседней комнате. Ко мне будут приходить разные люди и я не хочу, чтобы они видели тебя. С тобой рядом все время будет Селим. И если тебе что-нибудь понадобится, скажи ему. А теперь отдыхай.
  Дважды говорить это усталому Ахмаду было не нужно. Чуть только его щека коснулась постели, как он забылся крепким сном без сновидений. А Селим, вытянув свои длинные ноги, уселся поперек дверей, надвинув на лоб головную повязку, проверив еще раз наличие сабли и парочки кинжалов и стал подремывать, открывая глаза на каждый шорох и как ночная птица, вглядываясь в темноту ночи.
  А вокруг караван-сарая спал огромный восточный город.
  Когда-то Александр Македонский или Александр Великий, а было это в 331 году до Рождества Христова, велел выстроить город своего имени. Место им было выбрано на косе, выступающей в Средиземное море, к западу от устья великого Нила. Как гласит легенда, по своим укреплениям, по красоте своих дворцов и своих домов город был более замечателен и значителен, чем любой другой. Он долго сохранял свою славу, пока не попал в руки последователей Магомета. С этого времени город стал приходить в упадок, потому что купцы из христианских стран перестали посылать свои товары в Александрию, торговля прекратилась и город стал почти безлюдным. Но один хитрый дервиш стал всем рассказывать, что в одном из пророчеств Магомета было сказано, что тот, кто придет жить или торговать в этот город, получит прощение своих грехов; кто будет подавать в нем милостыню и охранять его, получит при жизни много благ - и город за короткое время наполнился чужеземцами. Были выстроены жилища в зубчатых башенках крепостной стены для малоимущих, пристанища для святых людей. Но в те времена уже мало что оставалось от великого города. Одним из семи чудес света был в былые времена 170-метровый александрийский маяк на острове Фарос. На вершину его мраморной башни по вьющемуся спиралью пандусу можно было подниматься на конях и колесницах - так доставляли туда топливо для костра, зажигавшегося с наступлением сумерек и указывающего судам вход в гавань.Теперь на месте жалких развалин маяка была построена цитадель.
  Утром Ахмад проснулся от приглушенного шума. Крики и ругань погонщиков, вопли бродячих торговцев сливались в единый гул, который доносился внутрь помещений постоялого двора. Селим, посвистывая, чистил свою саблю. Увидев, что Ахмад проснулся, он улыбнулся широкой улыбкой и его длинноносое и большеротое лицо расплылось, делая его похожим на веселого лягушонка.
  -А, проснулся, - пропел он, - Ну, ты горазд спать. Я тут из-за тебя умираю от голода, а он все спит и спит. Нафиза, Нафиза! - весело закричал Селим. - Иди сюда, красавица.
  На его зов появилась служанка постоялого двора, маленькая и толстенькая Нафиза, которая несла кувшин с водой и полотенца в одной руке, а другой ловко прихватывала, поддерживая локтем поднос, накрытый полосатым платком.
  - Посмотрим, посмотрим, - снова пропел Селим, - что-то ты для нас припасла, не пожадничала?
  - Вчерашние косточки от обеда, - ловко увертываясь от длинных рук Селима, смеясь, говорила скороговоркой Нафиза. - Зачем тебе есть? Ты и так такой длинный вымахал как Алексадрийский маяк. Говорят, что тебя скоро назначат на должность смотрителя - тогда ни один корабль на мель не сядет.
  Пока Селим и Нафиза заигрывали друг с другом, Ахмад решил выглянуть из своей комнаты на углу второго этажа, которая и была последней по балкону. С этой стороны балкон оканчивался глухой стеной. Обойдя его с другой стороны, можно было по лестнице спуститься во двор. Двор был довольно пустынен, если не считать слуг, время от времени перебегавших через него. Ахмад прильнул к высокой кованой решетке балкона и выглянул во двор. Ничего интересного там не было, кроме колодца в углу двора, откуда слуги черпали воду. Но тут вдруг он увидел, что осторожно, стараясь , чтобы его не заметили слуги, из темного прохода внутренних ворот, которые связывали караван-сарай с постоялым двором, появился нищий. Он вел себя странно. Он не выходил во двор, а прятался, прижимаясь к стене в полутьме прохода и только тогда, когда во дворе никого не было, высовывал голову и внимательно оглядывал балконы, будто стараясь высмотреть кого-то. Лицо его, как мог издали разглядеть Ахмад, было покрыто язвами, нос провалился, лоб был стянут шрамами. Оно походило на морду льва и в то же время было странно неподвижным, как будто это было не лицо живого человека, а маска. Стараясь не быть увиденным, Ахмад осторожно вернулся в комнату, где Нафиза уже разложила на низком столике всякую снедь и Селим, потирая руки, восхвалял ее достоинства.
  -Ну, что увидел во дворе? - спросил Селим, не отрывая глаз от еды, когда Нафиза на минутку отлучилась. Ахмад покраснел. Он был уверен, что Селим не заметил его ухода.
  -Знаешь, Селим, там какой-то странный нищий. Он заглядывает во двор со стороны караван-сарая, как будто бы ищет кого-то.
  -Тебе не показалось, малыш? - спокойно спросил Селим, отправляя в рот кусок курицы. -Садись, поешь и не морочь себе голову страхами. Мы с тобой прогуляемся в гавань и посмотри на корабль, на котором Сеид-бей отправится с тобой в дальний путь, как только освободится от своих дел.
  Пока Ахмад ел, Селим возился в углу комнаты, то взывая к аллаху, то отправляя кого-то к шайтану, пока не предстал перед Ахмадом в таком облике, что Ахмад ни за что не узнал бы его, если бы эти превращения не произошли у него на глазах. Перед Ахмадом стоял свирепый янычар, с громадными черными усами, в янычарской чалме с деревянной нашлепкой на макушке.
  В таком облачении Селим вместе с Ахмадом отправились в город. Никто не обращал на них внимания, пока они пробирались по тесным улицам старого города. Люди, увидев янычара, на всякий случай старались держаться от него подальше.
  Так они добрались до порта, до тех причалов, где грузились корабли Сеид-бея.
  В порту было шумно. Возле таможни для товаров, которые доставлялись из Европы, толпились купцы из Франции, Голландии, Венеции, одетые в пышные яркие одежды. Вокруг них сновали перекупщики, мелкие торговцы. Полуголые грузчики с лоснящими от пота смуглыми и черными спинами - арабы, абиссинцы, нубийцы, по шатким сходням перетаскивали бесконечные тюки с товарами.
  Ахмад, забыв обо всем на свете смотрел на корабли, на море, где были видны входившие в гавань под всеми парусами торговые суда и не заметил, как исчез все время бывший с ним рядом Селим. И тут в шумной толпе ему вдруг почудился утренний безобразный нищий. И он не ошибся - в рубище, через прорехи которого проглядывало изъязвленное тело, с рукой, превращенной в культю и обмотанной грязными тряпками, с колокольчиком на шее, протягивая медную чашку для подаяния, сквозь толпу пробирался прокаженный. Ловко лавируя между толпящимися людьми, чтобы никого не задеть, он направлялся в сторону Ахмада, неотрывно глядя на мальчика черным сверлящим взглядом и гнусаво прося милостыню. Ахмад стал оглядываться по сторонам, ища куда ему бежать. Прокаженный был уже в нескольких шагах, как вдруг он быстро свернул в сторону и в мгновение ока исчез в толпе. Ахмад оглянулся. У него за спиной стоял Селим.
  -Ты не ошибся, малыш, - спокойно сказал он. -За нами идет слежка. Другого способа проверить у меня не было. Ты здорово напугался?
  -Нисколечко, -небрежно сказал Ахмад.
  Селим засмеялся.
  -Ну, ладно, пошли, - сказал он.- Теперь о нас известно, что мы живем на постоялом дворе караван-сарая. Ну, ничего. Пошли, посмотрим как работает таможня.
  И с неунывающим видом Селим отправился в помещение таможни. Ахмад поплелся за ним. В одной из комнат, куда заглянули Селим и Ахмад, стояли огромные плетеные корзины, в которых перевозили драгоценную венецианскую посуду. Посередине комнаты с озабоченным видом стоял толстый турок, внимательно смотревший в какие-то бумаги и что-то отмечавший в них Селим поприветствовал его и они зашептались, время от времени поглядывая на корзины. Кончив шептаться с турком, Селим подошел к Ахмаду, который с тоской поглядывал на скучные корзины, жалея, что Селим увел его из гавани.
  -Ну, что, малыш, хочешь на корабль?- весело спросил он.
  - Хочу, - буркнул Ахмад.
  - Тогда тебе придется совершить небольшое путешествие в корзине.
  Ахмад недоумевающе уставился на Селима..
  -Сейчас ты все поймешь. Надо, чтобы думали, что ты остался в городе. А тем временем ты окажешься на корабле, понял? Сейчас ты залезешь в корзину и тебя отнесут на корабль. А там ты встретишься с Сеид-беем. Не побоишься?
  -Ни капельки, - ответил Ахмад.
  - Тогда полезай, - и Селим открыл огромную корзину, выложенную внутри стружками и опилками и выстланную тонкой материей. Ахмад проворно забрался в нее, устроился поуютнее и почувствовал, что корзина поднялась в воздух.
  - Эй, вы, -услышал он голос Селима,- это венецианское стекло, несите осторожнее, по-двое, не оступитесь, а то хозяин с вас три шкуры сдерет.
  Корзина поднялась в воздух и плавно поплыла. Ахмад слышал, что рядом с корзиной кто-то семенит и пыхтит, время от времени приговаривая:
  -Осторожнее, дети шайтана! Не сносить вам головы!
  Под эти крики корзину внесли на корабль и тот же голос велел грузчикам отправляться за следующей. Когда топот их босых ног смолк, крышка корзины откинулась и толстощекий турок, улыбаясь, склонился над Ахмадом.
  -Ну, как ты попутешествовал?
  -Отлично, - сказал Ахмад. - А где мы?
  - В каюте Сеид-бея. Сейчас принесут остальные корзины и мы отплываем.
  - А где Сеид-бей?
  - - Он присоединится к нам в открытом море. Ты пока побудь тут один, только не выходи из каюты. Я сейчас.
  - И турок проворно выкатился на палубу.
  - Время тянулось страшно медленно. Ахмад начал разглядывать каюту и увидел в ней множество непонятных, но безумно интересных вещей. Это были карты, песочные часы, компасы, хронометры в лакированных деревянных коробках, сектант - все совершенно непонятное. Он отвлекся на какое-то время, но потом стал думать, что вдруг его обманули и он попал в лапы к морским разбойникам - корсарам, о которых он слышал много историй. В это время спокойно покачивающийся возле причала корабль стал качаться еще сильнее, по палубе зашлепали босые ноги матросов, раздались свистки и зычные команды, и корабль начал выходить из порта. Еще через полчаса в каюту снова сунулся толстощекий турок и весело сказал:
  - - Пошли встречаться с Сеид-беем.
  - Ахмад вылетел на палубу. С непривычки ему казалось, что она все время уходит из-под ног.
  - -Держись крепче, - крикнул турок, и Ахмад вцепился в поручни. Морской ветер теребил ему волосы. Ахмад увидел подплывающую с левого борта фелюгу под косым парусом. Матросы собрались возле борта, сбросили веревочную лестницу и через пару минут несколько смуглых пар рук помогли появиться на палубе Сеид-бею - невозмутимому и спокойному.
  
  Глава 5. В море
  
  Попутный ветер туго наполнял паруса брига и он, легко и свободно, несся вперед. На небе не было ни облачка. Матросы, переделав всю необходимую работу, могли и побездельничать, поваляться на юте, заняться какими-то своими делами. "Орфей" - так назывался этот бриг Сеид-бея, один из его многочисленных кораблей, которые бороздили воды не только Средиземного моря, но плавали и в Индийский океан, в Бомбей и Калькутту, в северные моря, в Амстердам и Антверпен, привозя оттуда драгоценности, пряности, смолу, пеньку, шкуры медведей и драгоценные меха горностаев и соболей. Видали корабли Сеид-бея в портах Балты и Ганзеи, откуда забирали они сукна, бархат и парчу, оловянную и стеклянную посуду. "Орфей" плавал под флагом Оттоманской империи, но команда на нем была почти вся греческая. Матросы обычно плавали долгие годы на судах Сеид-бея и были преданны своему хозяину. Он щедро платил им и в случае кого-нибудь несчастья, от чего в море никто не застрахован, не оставлял своих матросов в беде. Если же случалась беда и матрос погибал, то все знали, что семье будет выплачена компенсация и люди Сеид-бея проследят, чтобы достаток в семье погибшего матроса был бы такой же, как и при его жизни. Да еще и приглядывать будут, чтобы дети в таких семьях росли достойными людьми, не пошли бы по плохой дорожке. Поэтому и преданны были матросы своему хозяину. Каждое его слово было законом и на его кораблях никогда не бывало бунтов. И в портах не помнили, чтобы люди Сеид-бея дебоширили. Если кто и набирался в кабаках лишку, то товарищи без лишнего шума тащили его на корабль. И язык за зубами умели держать. Поэтому никто не выразил никакого удивления, когда после выхода "Орфея" из Александрии на палубе появился живой и смышленный мальчуган, который заглядывал во все дырки на корабле и приставал к матросам с вопросами. Отдыхавшие на юте матросы, все как на подбор здоровые громилы с огромными волосатыми руками, наколками на руках и груди забавлялись, смотря как пыхтит мальчуган лазя среди них и вздыхая, вспоминали своих малышей в далеких и близких портах.
  Особенно нравились Ахмаду рассказы о морских приключениях, об огромных осьминогах, охватывающих своими длинными щупальцами судно и тащившими вместе со всей командой в пучину. Или рассказы о "Летучем голландце", корабле-призраке, который бесшумно появлялся перед испуганными матросами, без единого человека на борту и также исчезал. Но больше всего и Ахмаду, и самим матросам нравились рассказы о берберийских пиратах, знаменитых братьях Барбаросса . Особенно много этих историй знал мрачный с виду шкипер Алексис, замечательный рассказчик.
  Когда Ахмад видел, что Алексис отправляется на ют, располагается там среди бухт канатов и начинает медленно набивать свою трубку, он стремглав несся туда и устроившись в ногах у Алексиса замирал, глядя ему в рот. Постепенно вокруг собиралась матросы и Алексис, обведя всех взглядом, спрашивал:
  - Ну, про что сегодня?
  Ахмад умоляюще смотрел на всех и тогда кто-нибудь басовито говорил:
  -Конечно, про корсаров, шкипер.
  И Алексис начинал:
  "В не такие уж далекие времена жил на острове Лесбос горшечник Якуб. Ну, был он не простой горшечник, а бывший янычар, и родом был из Македонии, как и Искандер Двурогий. Были у него русые волосы и такая же борода и жители острова, покупавшие у него горшки и всякую другую глиняную посуду прозвали его Барбаросса - Рыжебородый. Женат был Рыжебородый на вдове православного священика, тихой женщине, которую звали Екатерина. По обычаям того времени дети Рыжебородого были разной веры - мальчики мусульмане, а девочки христианками. Одна из дочерей стала монахиней. Из пятерых сыновей горшечника один стал плотником, один учился в медресе, а трое стали матросами. Звали братьев моряков Арудж, Хызыр и Ильяс. Арудж и Хызыр, вслед за Ильясом, своим старшим братом, поступили на османский флот. Отличаясь отвагой и умом братья быстро выдвинулись и стали известными мореходами. Знали они греческий, арабский и турецкмий языки, а еще умели читать и говорить по-итальянски. Говорили, что Арудж был в плену и гнул спину рабом на галерах рыцарей ордена святого Иоанна. Как удалось бежать Аруджу с галер, неизвестно. Ильяс погиб в стычке с пиратами. Остались двое Арудж и Хызыр. Что там дальше было, никто толком не знает. А знают только, что Арудж и Хызыр старались держаться подальше от Стамбула. Говорили, что они принимали участие в каких-то дворцовых переворотах. В общем, дороги им никакой не было.Думали братья, думали и решили стать пиратами. Заплатили они дань - хумс - султану Туниса и прочно обосновались на острове Джерба - прибежище вольных пиратов. Через год у братьев было уже 12 галер и около тысячи пиратов-муджахидов. Трудные времена были тогда в странах Магриба. На шее у народа сидели тогда жестокие люди - испанцы, грабили они народ нещадно. И тогда стали появляться в городах и деревнях странные дервиши. Ходили они по людным местам, по базарам, проповедывали у колодцев, где собиралось много людей.Люди слушали их, старались запоминать их слова, а затем разносили по всей стране, по самым глухим местам.
  А говорили дервиши, что видели вещие сны и слышали пророчества, что скоро придет на землю избавитель. Явится он с Востока и станет повелителем Алжира и других стран. Будет он пришельцем из далекой страны с рыжими волосами и веснушками на лице.
  И рыжие братья Барбаросса со своим корсарским флотом пришли на помощь Магрибу. Они атаковали испанский гарнизон, высадились на берег с пушками, мушкетами и прочим снаряжением. Со всех сторон спешили к ним на помощь крестьяне. И браться победили. Весь народ Магриба любил этих корсаров. Были они благочестивыми, всегда заступались за бедных и угнетенных. Всякий раз, когда галеры Аруджа привозили зерно, соль и другие продукты, захваченные в открытом море, он распределял их среди простого народа. С тех, кто не мог заплатить, он брал мизерную плату или вовсе не брал ничего. Когда братья захватывали какие-нибудь местности, они отменяли там налоги. Не так уж много было корсаров у Аруджа, но огромной была его повстанческая армия. Сотни и тысячи добровольцев присоединялись к Аруджу из тех городов и сел, где проходила его армия. Несколько раз наголову разбивал Арудж испанские десанты, пока полностью не захватил Алжира. Но нашлись предатели. Испанцы подкупили бедуинов, они прокрались ночью в деревню, где остановился Арудж со своими повстанцами и окружили их.Завязался неравный бой. В бою погибли Арудж и его товарищи по оружию.
  - Что с тобой, Ахмад, -вдруг обратился Алексис к мальчику, - Неужто ты плачешь?Не может быть этого!
  - -Это мне что-то в глаз попало, - шмыгнул носом Ахмад,- и теперь просто в носу щиплет
  - - А, ну тогда ладно, а то я решил, что среди нас завелся плакса.
  - И Алексис продолжил свой рассказ.
  - "Окровавленный кафтан Аруджа как драгоценный трофей хранится в одном из монастырей Кордовы, в Испании.
  - Но оставался младший брат Аруджа, Хыхыр, более известный под своим почетным именем Хайраддин. С согласия всех повстанческих вождей, он был провозглашен новым султаном Алжира. Но тут пошли сплашные измены. Бедуины, подкупленные испанцами, открыто перешли на их сторону. Алжирская знать также предпочла испанский ошейник, чем свободу из рук грубых варваров. И тогда испанцы собрали огромный флот из 38 боевых кораблей и многочисленных транспортов и высадились в окрестностях города Алжира. Но Хайраддин Барбаросса отказался капитулировать. Вокруг него собралось более 5 тысяч крестьян. "Лучше умрем, но жить под испанцами не будем," - говорили крестьяне. И небо смилостивилось над ними. В день святого Варфоломея, 25 августа, неожиданно разразился жестокий шторм. В бешеном реве волн и ветра испанские корабли сорвались с якорей. Они разлетались на куски так, как будто были сделаны из хрупкого стекла. Воспользовавшись бурей, Хайраддин двинул на испанцев своих йолдашей. Его победа была полной. Около 4 тысяч испанцев было убито или погибло в морской пучине. 3 тысячи было взято в плен.
  - Но несмотря на свою победу, Хайраддин Барбаросса чувствовал, что Испания, владычица морей, так просто не откажется от своих африканских владений.Долго думал Хайраддин и решил перейти под крыло Блистательной Порты. Он написал письмо османскому султану, в котором просил взять Алжир под свое покровительство. Порта благосклонно отнеслась к предложению прославленного корсара и, по обычаю, султан назначил Хайраддина Барбароссу первым бейлер-беем Западного Алжира, прислал ему фирман и знаки достоинства: саблю, бунчук и барабан. Кроме того было решено чеканить алжирские монеты с изображением османского султана Сулеймана Великолепного. Хайраддин получил пушки, мушкеты и другое оружие, а также разрешение на набор добровольцев. Этим добровольцам даровались права и привилегии янычарского очага. Много было еще трудностей, но Сулейман Великолепный призвал к себе Хайраддина и сделал его падишахом.
  - Но Испания никак не хотела смириться с потерей северных берегов Африки. И вот испанский император Капрл Пятый, не слушая своего адмирала Андреа Дориа, великого морехода, с армадой кораблей, которых было больше полтысячи и со свои военачальником, герцогом Альбой, отправился в Алжир. Жители Алжира проснувшись однажды увидели паруса испанского флота. Они покрывали весь горизонт. Кораблей было так много, что их было невозможно пересчитать. Но Хайраддина не было в Алжире, он был в Порте. А вместо себя он оставил своего друга, тоже корсара, Хасан-агу. Когда тот увидел испанские корабли, он созвал знатных людей города и сказал: "Существуют две одинаковые возможности - победа или смерть". Затем он открыл ворота арсенала, роздал оружие и расставил бойцов по местам. В мечетях начали молиться о ниспослании победы. На городской площади один фанатичный марабут предсказал, что алжирцам будет оказана помощь неба.
  - - И вот, продолжал Адексис, обводя взгядом замерших слушателей, - наступил великий день. Войска Карла Пятого обложили весь город. В город не могла проскользнуть даже мышь. Скоре верблюд пролез бы в игольное ушко, чем кто-нибудь смог бы войти или выйти из города.
  - И тут всемогущий аллах пришел на помощь своему народу. Сбылось пророчество марабута. На горизонте сперва появились тучи, резко похолодало, поднялся неистовый ветер, раздались удары грома и на землю обрушились мощные потоки дождя как при вселенском потопе. От сильного ветра разверзлись пучины моря, подняв волны, подобные горам. Канаты лопались как нитки, корабли были сорваны с якорей и потеряли управление.Около трети их них было выброшено на берег или разбилось о скалы. На галерах восстали гребцы-мусульмане и перебили христианские экипажи.
  - Во время мторма погибла артиллерия. Войска, всюночь находившиеся под проливным дождем, ни имели ни палаток, ни плащей и были страшно измучены. Отсырел порох, мушекты были бесполезны. Воины герцога Альбы в тяжелых доспехах по колено увязли в грязи и еле держались на ногах. И тут Хасан ударил по ним. Османские войска притворными маневрами заманили врага ближе к крепостной стене и оттуда, сухими , укрытыми от дождя мушкетами расстреливали их. Битва была даже не битвой , а избиением. Испанцы обратились в бегство. Они бежали на своих оставшихся кораблях и укрылись в картахене. Алжир праздновал победу. Гонец, принесший эту весть в Стамбул, был лично представлен Хайраддинном Барбароссой самому Сулейману Великолепному. Хасан-ага был возведен в ранг паши и назначен бейлер-беем Алжира.
  - Рассказчик замолчал и начал раскуривать уже потухшую трубку.
  - - А дальше? - не выдержал Ахмад.
  - - Ну, а дальше, Хайраддин женился, построил себе дворец в Стамбуле и жил там, - спокойно сказал Алексис.
  - Но слушатели, которые слышали все это много раз, возмутились и самые непокорные стали требовать:
  - - А про красоток? Почему ты про них не рассказываешь?
  - - А Ахмад не любит про них. Правда , Ахмад?
  - - Не люблю, они скучные и все портят, - под общий хохот команды заявил Ахмад.
  - - Но раз все просят? - лукаво спросил Алексис.
  - -Хорошо, - со вздохом ответил Ахмад, - Я ведь дальше не слышал. Но там , наверное, и про корсаров есть?
  - - Конечно, конечно, - успокоили его все хором и Алексис продолжал.
  - " Однажды корсарская эскадра под командой немолодого уже Хайраддина, а было это еще до того как он стал бейлер-беем Алжира, отправилась в город Реджо на южной оконечности полуострова Калабрия. Горожане не ожидали появления корсаров и были захвачены врасплох. Но, как говорят, Хайраддину нужен был не Реджо, а город Фонди, где жила красавица Джулия Гонзаго, княгиня Траджетто. Прекрасной вдове и в голову не приходило, что корсарский рейд совершается по милости ее прелестей. Охваченная ужасом она, как и другие жители города, услышав о появлении пиратских кораблей бежала в горы. Когда корсары захватили его, то красавицы в нем не было, она исчезла. Хайраддин пришел в дикую ярость, которую он выместил на городе, основательно его разграбив.
  - Но вот в другой раз, когда корабли Барбароссы проходили через Мессинский пролив, прибрежные батареи порта Реджо обстреляли его. Не долго думая, Барбаросса высадил десант и захватил город. Но среди пленных Хайраддин увидел юную красавицу, дочь губернатора, которая пленила старого пирата. И девица не осталась к нему равнодушной. Хайраддин отпустил пленников, даже вернул награбленное имущество. А потом с юной женой он отправился в свадебное путешествие и решил посетить прекрасный французский город марсель. И марсельцы встретили его цветами и приветствовали как короля. Хайраддин остался очень доволен и..."
  - - Вижу корабль! Идет под всеми парусами по направлению к нам! - раздался крик матроса, сидевшего на мачте и осматривающего море, чтобы корсарский корабль не захватил их врасплох.
  - Ахмад резко вскочил на ноги и тревожно посмотрел на Алексиса.
  - -Не иначе, как корсарский, - лениво сказал Алексис. -Придется готовится к бою.
  - У Ахмада загорелись глаза. Правда, его удивило, что никто из матросов не беспокоится и не шевелится. Ахмад подскочил к борту брига, вцепился в поручни и стал напряженно всматриваться . На горизонте виднелись паруса незнакомого судна. Оно все ближе и ближе подходило к "Орфею". Ахмад встревоженно оглядывался на беспечных матросов, на Алексиса и вэтот момент ему на плечо легла рука. Ахмад задрал голову и увидел Сеид-бея.
  - -Сейчас Ахмад, - тихо сказал Сид-бей, - ты увидишь настоящий корсарский бриг и одного из самых замечательных капитанов.
  - -Это пираты? - встревоженно спросил Ахмад.
  - - Да, Ахмад,это пираты, только это благородные пираты. А капитан, которого ты сейчас увидишь, не только прекрасный мореход и мой друг, Но еще и астроном. Он прекрасно разбирается в движении светил и ведет постоянные наблюдения за ними. Так уж случилось, что ему пришлось стать пиратом.
  - В это время корсарский корабль, ловко лавируя, подошел так близко к "Орфею", что можно было рассмотреть лица мотрос, снующих вверх и вниз по мачтам и палубе. Еще несколько человек стояли у того борта, которым корабль приближался к "Орфею" и держали в руках абордажные крючья. Среди них выделялся одеждой, осанкой и благородным видом капитан корабля. По его короткой команде матросы взмахнули абордажными крючьями и через несколько минут корабли так были прижаты друг к другу, что слышался скрип трущихся друг о друга бортов. Через борта был перекинут трап и капитан корсарского корабля легко и быстро перешел на "Орфей". Сеид-бей, не выпуская плеча Ахмада, внимательно следил за всем. Капитан подошел к Сеид-бею и вежливо поклонился, Сеид-бей ответил таким же поклоном.
  - - А это Ахмад, - негромко сказал Сеид-бей и, взяв Ахмада за руку, подвел его к корсарскому капитану. Ахмаду показалось, что Сеид-бей так взял его за руку, чтобы на ней обнажился браслет и что капитан быстро и внимательно взглянул на браслет.
  - - Я очень рад познакомиться с Ахмадом, - мягким приятным голосом сказал капитан, - и надеюсь, что он удостоит меня своей дружбы. Со своей стороны я обещаю, что если Ахмаду когда-нибудь понадобится моя услуга, я буду счастлив оказать ее ему.
  - Ахмад растерялся. Но Сеид-бей и капитан так внимательно смотрели на него, что Ахмад собрал все свое умение и поклонившись, поблагодарил корсарского капитана.
  - -Ну, что ж Ахмад, -сказал Сеид-бей, стараясь скрыть улыбку при виде его стараний,- тебе можно позавидовать, у тебя теперь такие верные и могущественные друзья. А теперь ты прости нас, мы должны немного уединиться, а тебя, кажется, зовет Алексис.
  - Ахмад с облегчением умчался. Прошел почти два часа и корсарский бриг, развернувшись, ушел в морской простор.
  
  Глава 6. На Родосе
  
  Ранним утром "Орфей" входил в гавань острова Родос, похожую очертаниями на конскую подкову. В глубокой древности на концах этой удивительной подковы, опираясь на нее широко расставленными ногами, между которыми свободно проплывали корабли, стояла гигантская бронзовая статуя бога Солнца - Гелиоса.
  В те времена Родос был цветущим городом великой Эллады, в котором сходились караванные морские пути средиземноморской торговли. Это был богатый город. Его жители любили рассказывать легенду о своем острове, названном в честь дочери морского бога Посейдона. Бог Солнца, Гелиос, увидел прекрасную нимфу, когда она возникла из морской пены, влюбился в нее и укутал ароматом всех цветов Геликона и золотым плащом из солнечных лучей. Так Родос стала его невестой. Она родила Гелиосу семь сыновей и дочь, ставших первыми жителями острова. В период расцвета Родос украшали три тысячи статуй, в том числе мраморная скульптура Лаокоона. Про родосцев говорили, что они насыщаются, словно вот-вот должны умереть, и строят, словно обладают бессмертием.
  Теперь уже ничего не оставалось ни от родосского колосса, ни от других статуй, да и Родос, переходивший из рук в руки, принадлежавший попеременно римлянам, персам, франкам, сарацинам, венецианцам, генуэзцам, теперь принадлежал полумесяцу и не был уже тем гордым и независимым Родосом, которому завидовали Афины.
  Утреннее солнце заливало розовым светом крепостные стены, за которыми укрывался город. Гавань была полна кораблей и казалось, что между ними невозможно найти путь к свободному причалу. Но рулевой уверенно вел "Орфея", который легко скользил между другими кораблями, едва не задевая их бортами. Когда "Орфей" пришвартовался к отдельному причалу, который принадлежал Сеид-бею, к трапу, переброшенному на причал, подъехал легкий экипаж. Сеид-бей, держа Ахмада за руку, быстро сошел с "Орфея", они уселись в экипаж и тот, быстро миновав старую часть города, стал подниматься в гору мимо бесконечных садов и виноградников, мимо прячущихся в густой тени садов изящных белоснежных домов, сложенных из ослепительно белого известняка .
  Наконец, экипаж покатил вдоль стены, за которой раскинулся роскошный сад. Верхушки платанов, кипарисов, ветви деревьев, усыпанные розовыми, белыми, лиловыми цветами, ветви жимолости и винограда, вьющиеся по стене, хорошо были видны с дороги. Экипаж въехал в распахнутые ворота, отлитые из тяжелого чугуна с таким искусством, что казались кружевными, и подъехал к причудливому дому со многими башнями, напоминающему маленький замок и утопавшему в гуще цветущих деревьев. К экипажу спешили слуги. Один взял под уздцы лошадей, другой помог выйти Сеид-бею и Ахмаду.
  Сам Сеид-бей редко бывал на Родосе, но это свое имение, одно из многих, раскиданных по всему Средиземноморью, любил больше всех и вкладывал в него большие средства. Это имение было историческим. Когда-то, во времена античного Рима, здесь жило семейство знатного грека и что-то глухо было известно об императоре Тиберии и дочери этого грека. Никто ничего не знал толком, кроме, наверное, самого Сеид-бея и кого-то еще, близкого к нему.
  Имение называлось "Гюлистан", ибо в нем росло необыкновенное множество розовых кустов с розами всех цветов и оттенков из разных уголков света. Эти розы были одним из пристрастий Сеид-бея.
   Всеми делами здесь заправлял его управитель, грек Михэлис, седой и полный достоинства мужчина лет шестидесяти. Его жена Лола ведала женской прислугой в доме и помогала во всех делах по управлению поместьем. Лола была еще довольно молодой женщиной с красивыми чертами лица и родинкой на правой щеке. Но была она необъятных размеров. Все платья лопались у нее на груди и ей приходилось ходить в просторных балахонах, которые она сама себе и шила.В юности Лола была похищена из одного маленького городка на Кавказе и увезена на невольничий рынок в Стамбуле. Все время, пока ее везли похитители, она непрерывно рыдала, отказывылась от пищи и исхудала до такой степени, что ее хозяин приходил в отчаяние, боясь что товар потерял вид, да еще того гляди и помрет. Но Лола оказалась живучей. На невольничьем рынке в Стамбуле она попалась на глаза Сеид-бек. Ее неподдельное горе расстрогало Сеид-бея и узнав к тому же, что она из христианской страны, он решил ее купить. Сеид-бею никак не удавалось женить своего холостого управителя имением на Родосе, грека-христианина, и он подумал, что девушка из христианской страны, красивая и несчастная, должна растопить сердце гордого Михэлса.
  - Христианка ли она? - спросил на всякий случай Сеид-бей у торговца невольницами.
  И тут впервые Сеид-бей услышал замечательное "вай-ме" Лолы, которым она выражала все - гнев , радость, недоумение и еще десятки других эмоций. В этот момент Лола была возмущена тем, что в ней могли заподозрить не христианку и стала быстро-быстро креститься, сверкая гневными черными глазами. Лола рассмешила и понравилась Сеид-бею. Сама она тоже почувствоала к нему доверие. Как только Сеид-бей купил Лолу, она тут же перестала рыдать и когда они подплывали к Родосу, Лола уже выглядела вполне прилично.
  Ее молодость, красота, а главное трагическая судьба расстрогали Михэлса, как и предполагал Сеид-бей, и вскоре они обвенчались в одной из маленьких церквушек, разбросанных по холмам на Родосе. Детей у них не было. Через несколько лет Лола начала полнеть. Греческая бабка-знахарка утверждала, что это у нее от пережитого страха, поила ее отварами заговоренных трав, но ничего не помогало. Михэлс был спокойным человеком, он любил Лолу и не досаждал ей упреками из-за бездетности. Но самой Лоле страстно хотелось иметь детей.
  Вот этой паре и доверил Сеид-бей Ахмада, который был малышом и, конечно, требовал ласки и повседневного ухода. К тому мальчик перенес большую трагедию, лишившись своих близких. И всю свою нерастраченную любовь Лола обрушила на Ахмада.
  Сеид-бей рассчитывал провести на Родосе несколько дней. Все эти дни были заполнены у него делами и он уже не уделял Ахмаду столько внимания, как во время их совместного путешествия. Но и Ахмад был занят исследованием нового для него места, где было столько для него незнакомого и интересного, что скучать ему не приходилось. К тому же Лола так стала хлопотать вокруг него, что уже через несколько дней он стал капризничать и привередничать, как никогда в жизни.
  Ахмад лазил по всему поместью. Он заглядывал в конюшню, вместе с садовником подрезал розы перед домом, на кухне его угощали самыми вкусными кусочками и для развлечения давали залезать в огромный котел, в котором можно было сварить целого быка. Баловали его все и Ахмад вовсю этим пользовался.
  Незаметно пролетели те несколько дней, которые Сеид-бей намеревался провести на Родосе. Ахмад в эти последние дни усиленно осваивал конюшню. Он помогал конюху выводить и прогуливать на зеленой лужайке прекрасную гнедую кобылу. Втайне Ахмад надеялся, что конюх разрешит ему прокатиться верхом. И он не ошибся. Конюх подмигнул ему:
  -Хочешь прокатиться на лошадке?
  Ахмад в восторге закивал головой. Конюх уж было собрался подсаживать его, держа лошадь под уздцы и чуть-чуть покатать его как малыша, как Ахмад подскочил к конюху так, что тот еле успел подставить ему колено, и вскочил на лошадь.Конюх оторопело смотрел, как Ахмад, ловко сидя на лошади, любовно похлопывал ее по шее и та, лениво перебирая ногами, спокойно стояла под юным всадником. В следующее мгновенье Ахмад, перегнувшись, взял из рук растерявшегося конюха поводья и лошадь побежала по зеленой лужайке, делая круг за кругом.
  В упоении Ахмад не заметил как на лужайку, тихо беседуя, вышли двое. Это были Сеид-бей и высокий, худощавый, незнакомый Ахмаду человек. Они остановились у края лужайки и, прикрывая глаза ладонями от солнца, смотрели, как Ахмад справлялся с лошадью. Конюх, увидев Сед-бея забеспокоился, но тот сделал ему знак рукой. Но тут Ахмад заметил зрителей. Он натянул поводья и лошадь послушно остановилась перед Сеид-беем. Ахмад соскочил с лошади и довольно церемонно поклонился.
  - А что, понравилась тебе Зея? - спросил Сеид-бей.
  Ахмад широко улыбнулся, и, увидев, что Сеид-бей не сердится, с восторгом воскликнул:
  -Очень!
  Сеид-бей повернулся и знаком подозвал к себе конюха, державшегося на некотором расстоянии.
  - С сегодняшнего дня , - сказал он ему, - Зея принадлежит господину Ахмаду. Следить за ней и чистить будет сам Ахмад.
  Ахмад даже задохнулся от радости, но увидев, как серьезны все и как почтительно кланяясь, конюх берет Зею под уздцы и уводит ее в конюшню, еще раз с достоинством поклонился Сеид-бею. Спутник Сеид-бея продолжал наблюдать. Было видно по его лицу, что весь спектакль доставил ему большое удовольствие.
  - А теперь, Ахмад, продолжал Сеид-бей, - я хочу познакомить тебя с Хасан-беем, - и Сеид-бей повернулся к своему спутнику. Завтра я уезжаю в другие страны и всеми твоими делами будет заниматься Хасан-бей. Я думаю, что ты подружишься с ним.
  Ахмад с интересом взглянул на Хасан-бея. Это был худощавый мужчина выше среднего роста, с не восточным обликом. Светлоголубые глаза, ярко выделявшиеся на сильно загорелом лице и выцветшие от солнца светлые волосы явно выдавали в нем европейца. Его левую щеку пересекал бледный шрам, который никак не портил лица, а напротив, придавал ему мужественный вид. Несмотря на худощавость, у него были сильные руки и очень широкие и прямые плечи, как у всякого воина, привыкшего иметь дело с мечом.
  Хасан-бей занимал при Сеид-бее довольно высокое положение. С кораблей, приходивших в бухту Родоса, спешили к Хасан-бею гонцы с посланиями от Сеид-бея. Где-бы тот не находился по своим делам, с Хасан-беем он держал постоянную связь. Обитатели поместья подчинялись Хасан-бею так же беспрекословно, как и Сеид-бею.
  И вот теперь Ахмад, за столь короткое время уже не раз переходивший к новому покровителю, должен был оставаться с Хасан-беем. Но это его не беспокоило. Пока все его помыслы были заняты Зеей.
  Весь день Ахмад не вылезал из конюшни. Поздно вечером туда за ним явилась Лола и потащила мыться и укладываться спать.
  Но на следующее утро, когда солнце только стало заливать все вокруг розовым светом, Ахмад вылетел из постели и помчался на конюшню. Но если в предыдущий день его пребывание там больше походило на баловство, то сегодня он под присмотром конюха вычистил Зею большим гребнем и щеткой, выгулял ее, задал ей корм и после всего этого был отправлен конюхом в распоряжении Лолы.
  По дороге Ахмад встретил Михэлса и стал увлеченно рассказывать ему о Зее. Михэлс молча слушал, посасывая трубку и время от времени издавал неопределенные звуки, которые должны были показать, что он внимательно слушает Ахмада. Также молча Михэлс довел его до Лолы, терпеливо сел рядом, пока Лола кормила Ахмада, а он с полным ртом пытался ей рассказывать про Зею, на что она отвечала, в отличие от Михэлса, непрерывным потоком возгласов и вопросов, кстати, обнаружив свое полное понимание предмета. После того, как с этими делами было покончено, Михэлс поднялся и жестом пригласил Ахмада следовать за собой.
  "Гюлистан" или "Розовый сад" был расположен таким образом, что в глубине бесконечного сада, среди деревьев почти не был виден дом, причудливо выстроенный со множеством башень с узкими бойницами и крепкими стенами. Чтобы проехать к дому, надо было переехать легкий мостик, переброшенный через речку, протекающую вокруг дома. Все было так причудливо и запутано построено, что разобраться, как выстроено поместье чужому человеку было невозможно. Все о поместье знал только его хозяин, Сеид-бей, и Хасан-бей. Почти все Михэлс. Только они и знали, что поместье представляет собой прекрасно укрепленный замок, что речка была искусно прорыта перед домом , где она кажется мелкой. Ее можно углубить в несколько минут, потому что она течет по искусственному руслу, под которым есть еще одно, более глубокое и тогда замок будет опоясан глубоким рвом, наполненным водой.
  Много еще хитростей было в этом поместье, в котором Ахмаду предстояло прожить многие годы своего детства и отрочества. А сейчас Михэлс вел его в одну из самых больших башен замка.Войдя со двора в узкую дверь, Михэлс стал подниматься по узкой винтовой лестнице, на которой мог поместиться только один человек. По наружному виду башни можно было подумать, что ее стены очень толстые. На самом же деле башня имела двойные стены и в нее можно было попасть еще и потайным ходом, который вел как на вершину башни, так и в глубокое подземелье, выход из которого был далеко за пределами "Гюлистана".
  Михэлс и Ахмад дошли до узкой и тяжелой двери в стене. Михэлс открыл ее своим ключом из связки, висевшей у него на поясе. Но они не стали входить, а остались ждать перед дверью. Прошло довольно много времени, прежде чем с другой стороны послышались какие-то звуки. Ахмад вопросительно посмотрел на Михэлся.
  - Разве ты не открыл дверь?- спросил он.
  -Нет, -ответил Михэлс, -открывая дверь своим ключом, я только дал знать о том, что мы пришли.
  В это время дверь, подле которой они стояли, стала открываться вовнутрь и в дверном проеме показалась странная фигура человека, у которого туловище казалось непропорционально маленьким по сравнению с ногами, руками и головой. Потом Ахмад разглядит, что человека были два горба - ни спине и на груди, отчего эго фигура и производила такое странное и даже жуткое впечатление в полутьме винтовой лестницы.
  Михэлс не стал идти дальше и только подтолкнул Ахмада вперед. Горбун перекинулся с Михэлсом несколькими словами на непонятном Ахмаду языке, потом Михэлс стал спускаться вниз и наконец дверь за ним захлопнулась. Ахмаду стало немного не по себе. Он увидел, что они стоят между двумя дверьми, одной, в которую они только что вошли, и другой, которую горбун начал отпирать. Ахмад удивился таким предостережениям, но тут они вошли в коридор, который тянулся вдоль стены башни и был более широким, чем лестница и довольно быстро кончился еще одной дверью, за которой слышались звуки - тяжелые металлические удары, какое-то лязганье. Когда и эта дверь была открыта, Ахмад оказался в большой просторной комнате, в одной стороне которой был устроен кузнечный горн, у которого стоял Хасан с обнаженным торсом, одетый только в шаровары и длинный кожаный фартук. Он держал в руках длинные щипцы, разглядывая в них что-то, раскаленное докрасна. Увидев Ахмада, Хасан бросил то, что он разглядывал на железный лоток и передал щипцы горбуну. В этот миг Ахмад перевел глаза на лицо горбуна и, несмотря на свой возраст, был потрясен. Лицо этого человека, туловище которого было так обезображено, было необычайно красиво такой одухотворенной красотой, что можно было сразу же забыть о его изуродованном теле.
  Пока Хасан переодевался, Ахмад огляделся по сторонам и у него дух захватило от того, что он там увидел. В одном углу комнаты была оборудована кузня, зато все остальное довольно просторное помещение с полукруглыми стенами было уставлено и увешано самым разнообразным оружием. В одной стороне грудой лежали старинные алебарды и секиры, палицы и булавы. В низком дубовом ящике лежали толедские клинки, турецкие ятаганы, широкие сабли из дамасской стали, изящные шпаги. По стенам висели арбалеты, норманские кольчуги, пластинчатые панцыри, бургундские шлемы. Часть комнаты была отведена под огнестрельное оружие - древние аркебузы, охотничьи ружья, мушекеты, пистолеты - все с самой дорогой и изысканной отделкой, сверкающее перламутром, накладками из золота и серебряной насечкой.
  - Ну, как, нравится? - спросил Хасан, вытирая руки полотенцем, которое подал ему горбун.
  - Еще как! - воскликнул Ахмад. -А мне можно потрогать?
  - Ты будешьучиться у меня, Ахмад, не трогать, а уметь управляться со всем этим оружием. Здесь, в башне, есть фехтовальный зал и там я научу тебя обращаться со шпагой, саблей, палашом. Кое-что ты умеешь - по крайней мере сидеть верхом на лошади. Каждый день ты будешь совершать поездки верхом -пока по Гюлистану. Но и это еще не все. Я буду учить тебя языкам -латыни, немецкому, французскому, английскому, голландскому. А Никодим, - тут он повернулся к стоящему рядом и кротко улыбавшемуся горбуну, - будет учить тебя греческому и восточным языкам. С Михэлсом ты будешь говорить по- гречески и по- турецки. Лела научит тебя своему языку. Никодим будет заниматься с тобой и другими науками - астрономией, физикой, математикой, риторикой. Кое-чему буду учить тебя и я. Пока ты будешь жить там, где оставил тебя Сеид-бей - у Лолы, а когда я увижу, что ты уже повзрослел и становишься мужчиной и воином, перейдешь жить сюда, в башню, ко мне и Никодиму. Ну, вот так. Согласен? Все это нелегко, но выбора у тебя нет. Других учителей у тебя не будет. И еще. Гюлистан хорошо охраняется, посторонние сюда не ходят, по крайней мере дальше ворот. Первое время никуда, даже по Гюлистану, не ходи без Михэлса. Но Михэлс может быть занят, тогда ты будешь ждать, когда кто-то из нас троих сможет сопровождать тебя.
  - А Лола?- робко спросил Ахмад.
  - Лола женщина и сама нуждается в защите. Значит, ты все понял? Никаких посторонних, даже если тебе покажется, что это твой знакомый. Хорошо?
  - -Хорошо, - согласился Ахмад.
  Так начались и потянулись дни и годы на Родосе.
  
  Глава 7. Тайны Родоса
  
  Родос, главный город острова с таким же названием, на взгляд человека случайного, был тих и спокоен в описываемые нами времена. Гавань была заполнена торговыми судами, пакгаузы в порту ломились от товаров. Великая Порта лениво взирала на один из островов своих многочисленных владений. Отгремели над Родосом великие битвы и тесно связана была его история с рыцарским орденом иоаннитов, которых заменил позже полумесяц. А истоки этой части истории Родоса были в Европе, сумасшедшей Европе одиннадцатого века, когда люди, охваченные религиозным безумием бурлили на улицах и площадях, в тавернах и дворцах. Солнце было покрыто пятнами, а римский папа Урбан Второй провозгласил с амвона клерменского собора о походе на неверных для освобождения гроба Господня. Толпы рыцарей из Прованса, Лангедока и других провинций южной Франции ревели от возбуждения. Папа сказал, что тем, кто будет участвовать в крестовых походах, будут прощены все грехи. Тому, кто брал меч, было освобождение от налогов и от преследований кредиторов. А в то время, обещал папа, пока крестоносцы будут сражаться, их имущество будет защищено и кто на него позарится, то будет отлучен от церкви.Там, на Востоке, их ждет роскошь и слава. Во главе крестоносцев стоял монах Петр Пустынник из Амьена и обедневший рыцарь Вальтер по прозищу "Голяк". Вся эта плохо вооруженная толпа двинулась вдоль Дуная к Константинополю. Другие отряды, тоже в состоянии религиозного экстаза, шли из Прирейнских районов Германии. Эти невежественные толпы совершили на своем пути ряд еврейских погромов. Это были первые еврейские погромы в Западной Европе.
  Когда крестоносцы пришли в Константинополь, византийцы постарались поскорее отделаться от них, переправив их в Малую Азию. Там они потерпели поражение и были рассеяны. Петр Пустынник бежал и затем присоединился к рыцарскому ополчению.
  Жалкие остатки армии крестоносцев добрались до стен Иерусалима. Правда, это были наиболее сильные части крестоносного воинства, двенадцать тысяч солдат и рыцарей.
  15 июля 1099 года случилось чудо. Иерусалим, который защищался крепкими крепостными стенами, пал. Крестоносцы учинили в городе страшный погром, были вырезаны все мусульмане. По свидетельству современников, кони крестоносцев ступали по колено в крови. Заодно перебили всех евреев.
  Под стенами Иерусалима стояли четыре рыцарских отряда. Самый большой отряд был из Лотарингии, во главе с Готфридом Бульонским, рыцарство из Голландии двинулось со своим герцогом Робертом, сыном английского короля. Рыцарством Южной Франции предводительствовал граф Тулузский Раймунд. Поднялись и норманны из Южной Италии - у них предводителями были Боэмунд Тарентский и племянник его Танкред.
  После падения Иерусалима в этих землях образовались три государства крестоносцев: на севере, в удаленных от моря долинах графства Эдесское, на побережье - Антиохийское княжество, и главное Иерусалимское королевство во главе которого был граф Готфрид Бульонский с титулом " защитника гроба Господня".
  И потянулись в эти графства бедные рыцари, пилигримы, искатели приключений. Потянулись в эти края и купцы, итальянские и французские. Такие города как Генуя, Венеция, Марсель приобретали здесь большие льготы: им были предоставлены здесь целые кварталы в приморских городах, с набережными и рынками, где они вели беспошлинную торговлю индийскими товарами, пряностями, шелком, пряжей, апельсинами, миндалем и, конечно, оливковым маслом.
  И вот тогда в Иерусалимском королевстве начали складываться духовно-рыцарские ордена. В начале двенадцатого века образовалось братство рыцарей, расположившееся недалеко от места, где, по преданию, стоял когда-то Иерусалимский храм и поэтому оно получило название ордена храмовников или тамплиеров.
  Еще в 1048 году богобоязненные купцы из итальянского города Амальфи построили в Иерусалиме странноприимный дом для паломников - госпиталь. Слово "госпиталь" первоначально означало скорее дом для отдыха, чем больницу. Там собирались немощные и уставшие паломники, монахи их кормили и лечили. Итальянкие монахи, служившие в госпитале, называли свое братство орденом Святого Иоанна Иерусалимского. Главный госпиталь этих монахов стоял между церковью Святого гроба и рынком, прямо в центре Иерусалима.
  В неспокойное время одиннадцатого века, когда на Ближний Восток отправлялись отряды крестоносцев, орден имел основания опасаться за свое имущество и братья были вооружены. Во время штурма Иерусалима крестоносцами отряд монахов иоаннитов ударил в тыл защитникам города. В благодарность за помощь первый король Иерусалима поручил иоаннитам или госпитальерам, как называли себя рыцари ордена, охрану паломников. Он присвоил монахам форму - черную мантию с белым мальтийским крестом, концы которого были раздвоены как хвост ласточки.
  Но иоанниты недолго оставались в Палестине. Они были изгнаны оттуда мусульманами, искали себе приют то в Акке, то на Кипре, были изгнаны и оттуда и, наконец, обосновались на Родосе.
  Иоанниты устраивались на Родосе надолго, прочно и со вкусом. Ими было построено много прекрасных зданий в городе, на которых и сейчас видны символы рыцарства - гербы и кресты. Особенно величественнен был огромный собор Святого Иоанна с пышным внутренним убранством.Торжественно под звон многочисленных колоколов в нем проходили службы. Из собора через весь город шли праздничные шествия рыцарей ордена в черных рясах и черных же до колен плащах с белым крестом на левой стороне груди. Во главе шествия шел Великий магистр ордена. Вся эта пышная церемония проходила под восхищенными взорами и при восторженных возгласах горожан. И в эти торжественные минуты, глядя на надменные лица рыцарей, кто бы мог подумать о нескончаемых интригах, которые плелись под сводами замка Великого магистра и нити которых тянулись к папскому дворцу, к замкам знатных сеньоров и престолам великих королей, к капитанам пиратских судов и к лачугам бедняков.
  Находясь под прямым покровительством папы, родосские рыцари давали на своем острове приют христианским пиратам всех мастей, а то и сами снаряжали корабли, которые грабили все торговые суда на Средиземноморье. Рыцарям-иоаннитам нужны были деньги, нужно было золото. Великая честь быть Великим магистром знатного ордена, но, достигнув своей цели каждый Великий магистр лелеял следующую мечту - стать папой. Или, по крайней мере, влиять на политику Европы. Становясь Великим магистром после долгих и сложных интриг тот, кто им становился, уже не мог быть спокойным за свою жизнь, видел повсюду врагов и никому не доверял. Каждый Великий магистр начинал перестраивать внутренние покои замка и создавать только ему известные потайные переходы и коридоры, которые выходили в тщательно скрываемые подземелья.Почти по всему городу под землей тянулись подземные коридоры, по которым, не сгибаясь, мог пройти взрослый человек. Они имели выходы в самых неожиданных местах - в портовых тавернах, в подвалах горожан, в пакгаузах.
  Пиратская деятельность родосских рыцарей очень досаждала мусульманской торговле, но поделать с могущественным орденом никто ничего не мог.Для этого надо было покорить Родос, но прекрасно укрытый за толстыми крепостными стенами и хорошо укрепленный и защищенный город не так-то легко было одолеть.
  А времена становились для христиан все тревожнее. Турецкий султан Мехмед Второй Завоеватель шел как лавина со своими воинами на Византию. Под их натиском пал священный город христиан Константинополь. Вся Европа тряслась в ужасе. Мехмед Второй похвалялся, что в скором времени будет кормить своего коня овсом на престоле Святого Петра в Риме. В ответ римская курия стала призывать к крестовому походу. И тут вздох облегчения пронесся над всей Европой - неожиданно скончался Мехмед Второй.
  Родос тоже вздохнул - ведь Мехмед Второй поклялся захватить и эту твердыню крестоносцев. Он даже созвал в свою новую столицу, Константинополь, искусных мастеров со всей Европы, которые бы за хорошую плату составили и вычертили бы план осады острова иоаннитов. Мехмед Второй был человеком без предрассудков и в его дворце Топкапы в Константинополе толпились и правоверные, и гяуры-христиане, наперебой предлагая свои услуги по взятию Родоса. Награды удостоился некий мастер Георг из Пруссии. Мехмед осыпал его золотом и пытался осуществить его план, тоже не пожалев золота.
  Но он не успел осуществить своих замыслов. Постельничий нашел его утром в султанском шатре, хрипящего, с выпученными глазами, задыхающегося. И никто уже не мог его спасти. Пока постельничий в ужасе от увиденного бегал за визирем, султана не стало.
  Личность Мехмеда Второго Завоевателя столь неординарна, что стоит рассказать о нем подробнее. Он родился при зловещих обстоятельствах - во время чумы, которая унесла жизни двух его братьев по отцу, султану Мураду, был третьим сыном и не рассматривался в качестве возможного наследника трона. Его матерью была девушка-рабыня, к тому же и христианка. А его учителем был был знаменитый мулла по имени Ахмед Курани, курд по происхождению.
  Но обстоятельства сложились таким образом, что Мехмед остался единственным наследником султана и тот в 1444 году отказался от трона в пользу сына. Мурад удалился в провинцию, где наслаждался покоем и религиозными размышлениями. Но строптивый характер Мехмеда, которого невзлюбили янычары, вынудил его вернуться к власти, а в провинцию удалиться Мехмеду. Там Мехмед влюбился в девушку-невольницу по имени Гюльбахар, которая родила ему сына, названного Баязидом. И как это было принято в османской империи, все дети от всех невольниц считались законными, и в будущем, после смерти отца, Баязид стал султаном.
  Главным деянием Мехмеда было завоевание Константинополя, после которого он и стал называться фатихом - завоевателем. Дата падения Константинополя 29 мая 1453 года сохранилась среди мифов истории как поворотный пункт между средними веками и современностью. Это был конец Византийской империи и день смерти ее императора. Тени Александра Македонского и римских императоров не давали покоя молодому османскому султану. Он мнил себя новым властителем мира. Он допустил существование в Константинополе православного епископа и оказывал ему покровительство. После того, как пал Константинополь, мысли Мехмеда обратились к Греции и он покорил ее большую часть. Ранее турки отбили у дюка Флоренции Афины. Туркам Афины были известны как "город мудрости", и на Мехмеда, " мудрого и великого проэллинского монарха" остатки классической античности произвели большое впечатление.
  Границы османской империи всек расширялись и расширялись.Наконец, взор Мехмеда упал на Родос, который играл главную роль в обороне Анатолии. Родос был явной помехой в морском господстве турок в восточной части Средиземного моря. Рыцари, руководимые неукротимым великим магистром Пьером д"Обюссоном, уже на протяжении нескольких лет ожидали нападения на остров и приложили все силы к тому, чтобы сделать крепость неприступной, накопили запасы на три года осады и заключили договоры о союзе с мусульманскими правителями Египта и Туниса.
  Когда турки высадились на Родос, крепость оказала им достойное сопротивление. Весь день, предшествовавший штурму, с рассвета до заката солнца, стоял непрерывный, разрывающий ушные перепонки грохот боя, выли волынки, звенели цимбы, грохотали барабаны. Таков был военный обычай турок, который хоть и лишал их фактора неожиданности, поднимал их собственный боевой дух и подавлял его у врагов. На это рыцари отвечали исполнением на трубах военных мелодий и перезвоном колоколов.
  Привязанными к стрелам в крепость были заброшены обращения, листовки, в которых говорилось, что паша поднял черный флаг и в случае сопротивления все население будет перерезано или продано в рабство, а город разграблен. Город отвечал мощным рыком рыцарей: "Босеан!".
  С помощью нерегулярных войск башибузуков туркам удалось одолеть разрушенные крепостные валы и устремиться в город по развалинам Итальянской башни. Месих-паша, руководивший этим сражением, уже уверенный в победе, объявил, что все сокровища Родоса принадлежат султану и запретил грабежи, чем подорвал боевой дух войск. Крестоносцы, сражавшиеся под знаменами Святого Спасителя, девы Марии и святого Иоанна Крестителя, бросились блокировать путь к башне, сойдясь с захватчиками грудь в грудь на узком бастионе у подножия башни, убивая турок, пока стены и рвы не заполнились их трупами. В завершение отряд рыцарей силой проложил себе путь в саму башню, перебил засевших в ней турок и сбросил их знамя на землю. При виде этого упавшие духом остатки турок стали в беспорядке отступать.
  Осада была снята, турки сели на свои корабли и отправились обратно. Город Родос лежал в развалинах, но над ним в небе плыл крест Святого Иоанна на белом полотнище знамени.
  "Великий орел мертв!" - так весть о смерти Мехмеда-Завоевателя была передана в Венецианскую республику.
  После смерти Мехмеда началась борьба за власть между его сыновьями - Баязидом и Джемом.
  Султан Баязид, в противоположность своему отцу, был миролюбивым, созерцательного склада ученым, мистиком в своих убеждениях, строгим в привычках и терпимым во взглядах.
  Джем, младше него на двенадцать лет, был человеком действия и увлекающейся натурой, сильным и храбрым, имеющим вкус к наслаждению прелестями жизни.
  После смерти султана Джем взялся за оружие и заявил свои претензии на трон.Однако престолонаследие у османов все в большей степени зависело от власти янычар и они предпочли Баязида.
  Междоусобица вылилась в бегство Джема под покровительство иоаннитов на Родос. А Баязид выплачивал ордену значительную сумму за пребывание его брата на Родосе. Так Джем стал заложником политических игр между Европой и Османской империей. Ему пришлось отправиться в Италию, где он был под строгим надзором и был фактически пленником. Умер Джем в Неаполе и есть подозрения, что он был отравлен папой Борджиа назло королю франков.
  Падение Родоса как крепости крестоносцев случилось уже во время правления Сулеймана Великолепного, получившего османский престол в 1520 году. XVI век был веком Карла V и империи Габсбургов; Франциска I и дома Валуа во Франции; Генриха VIII и Тюдоров в Англии. Три этих могущественных монарха встретили теперь в лице двадцатишестилетнего Сулеймана равного себе правителя.
  Между Стамбулом и новыми турецкими территориями Египта и Сирии лежал надежно укрепленный аванпост христианства, остров Родос. Рыцари теперь постоянно угрожали торговле турок с Александрией, перехватывали турецкие торговые суда, везущие лесоматериалы и другие грузы в Египет, и пилигримов на пути в Мекку через Суэц, препятствовали операциям турецких корсаров султана. И сами потихонечку занимались пиратством.
  Сулейман решил во что бы то ни стало захватить Родос. С этой целью он направил на юг армаду из почти четырех сотен кораблей, тогда как сам повел армию в сто тысяч человек по суше через Малую Азию к месту на побережье напротив острова.
  У рыцарей был новый Великий магистр, Вильер де Л"Иль-Адам, человек решительный и мужественный, полностью преданный делу христианской веры. На ультиматум со стороны султана, предписанный османской традицией, он ответил дополнительным укреплением крепости.
  Гарнизон крепости составлял семьсот рыцарей. Кроме того, с Крита были доставлены пятьсот стрелков из лука, которые высадились на остров под видом носильщиков и палубных матросов с судов, нагруженных бочонками критского вина и другим провиантом.
  В конце июля 1522 года подошло подкрепление из главных сил султана, включавших пять армейских корпусов, которые заняли заранее подготовленные позиции под стенами крепости. На следующий день началась страшная бомбардировка. Стреляли мраморными ядрами, которые тут же обтесывали из кусков мрамора.Кроме того, Сулейман намеревался дополнить бомбардировку установкой мин из дымного пороха.
  До сентября никаких успехов не было. Все время рылись подкопы и большая часть крепостного вала была пронизана почти пятидесятью подкопами, идущими в разных направлениях. Однако со своей стороны рыцари пригласили специалиста из Венеции по имени Мартинегро и он также вел подкопы. Вскоре Мартинегро создал свой собственный подземный лабиринт тоннелей, перекрещивающихся с турецкими и противостоящими им в разных точках. Иногда настолько перегородка между турецкими и рыцарскими тоннелями была настолько тонкой, что можно было подслушивать вражеские разговоры. Мартинегро создал сеть постоянного подслушивания, оборудованных миноискателями своего собственного изобретения - трубками из пергамента, которые сигнализировали своими отраженными звуками о любом ударе вражеской кирки, и команду родосцев, которых он обучил пользоваться ими.
  24 сентября турки пошли в атаку. Схватка была фанатичной, как любое сражение между христианами и мусульманами. Но наступавшие были отброшены, потеряв не одну тысячу человек.
  Моральный дух турецких войск был подорван, но и у рыцарей наступил период унынья и капитулянтства. Провиант кончался, свежих сил не было, а осада продолжалась. И несмотря на стойкость Великого магистра был подписан договор о капитуляции Родоса.
  После церемониального вступления турецких войск в город, Великий магистр исполнил формальности сдачи его султану, который воздал ему соответствующие почести. 1 января 1523 года Вильер де Л"Иль-Адам навсегда покинул Родос, выйдя из города вместе с оставшимися в живых рыцарями, несущими в руках развевающиеся знамена и попутчиками. Они погрузились на корабли и отплыли из Родоса в Рим и Сицилию.На протяжении пяти лет у рыцарей не было пристанища. Наконец, им дали Мальту. И с этого времени началась история мальтийских рыцарей. Но это уже другая история.
  
  Глава 8. Катарина
  
  Хасан-бей знал наземный и подземный Родос как свои пять пальцев. Не было такого закоулка в старом городе, куда бы он не заглядывал. Обладая великолепной памятью и острым умом, он быстро соображал, где могут сходиться какие-нибудь, казалось бы, уже совсем кривые и узкие улочки. Если улица кончалась тупиком и упиралась в высокую стену, то он сразу же мог представить себе, что находится за этой стеной. Много раз ему приходилось бывать и в бывшем замке Великого магистра.Там он не мог проводить таких же исследований, как на улицах города, но запоминал расположение комнат, повороты коридоров. После падения Родоса рыцари-иоанниты не могли вывести с острова многое, что хранилось тут и накапливалось в течение всего правления рыцарей на острове. Что-то им удалось забрать с собой, но это была только ничтожная толика из того, что оставалось. Драгоценная церковная утварь, шитые шелками, серебром и золотом ткани, рукописи, инкунабулы - все это оставалось в крепости. Многое было брошено, что-то свалено по углам, что-то сложено в ящики и сундуки, а потом снесено в подвалы до лучших дней, да так и оставалось в бездонных подвалах крепости, покрытое пылью и затянутой паутиной.
  Бейлер-бей Родоса, большой приятель Сеид-бея и любитель старинного оружия, не раз посылал за Хасаном, когда ему в руки попадал какой-нибудь редкий экземпляр. Зная пристрастие Хасана к старинным книгам, он с готовностью разрешал ему рыться в сундуках с книгами и рукописями, ибо считал эти гяурские произведения никому не нужной рухлядью. И если Хасан что-нибудь хотел забрать с собой, то с радостью дарил это ему. Так в руки Хасана попали подробные чертежи, по которым возводился замок Великого магистра. Он нашел там и чертежи и записки Мартинегро, в которых тот отмечал все сделанные под его руководством подкопы, тайные ходы и их выходы наружу. Там же содержались и сведения о том, как они были замаскированы. Хасан все это забирал в Гюлистан и на досуге исследовал самым тщательным образом. Потом он украдкой совершал прогулки по этим местам и составлял уже собственные записи о том, в каком состоянии находились все эти подземные тоннели.
  Однажды, протиснувшись в глухую щель между двумя старыми домами, Хасан довольно долго петлял по подземной клоаке и выбравшись по наклонной штольне в какой-то подвал, оказался в винной кладовой портовой таверны грека Ставракиса. Притаившись между огромными бочками, он улучил момент, чтобы проникнуть в питейную комнату и, как ни в чем не бывало, уселся за одним из дальних столиков в углу. Пьяные матросы, горланившие песни, не обратили на него внимания и он просидел довольно долго, пока Ставракис не заметил его и не стал смущенно извиняться, что в шуме и суматохе не заметил, как Хасан-бей вошел в таверну.
  С тех пор, зная, что у него есть запасной выход из таверны, Хасан частенько заглядывал туда, посиживал, потягивая восхитительные родосские вина и внимательно слушая пьяную болтовню матросов. Иногда кто-нибудь подсиживался к нему выпить стаканчик- другой в хорошей компании, и Хасан всегда с видимым удовольствием поддерживал любую беседу. И никто не замечал как иногда какой-нибудь подвыпивший собеседник оставлял под мокрым стаканом свернутую записочку.
  Как-то раз, когда Хасан, плотно укутавшись в плащ, возвращался к себе в Гюлистан поздно ночью, в непривычную для Родоса ветреную и дождливую погод, и шел вблизи от берега, он услышал какое-то странные звуки. Они были похожи на писк котенка или щенка. " Наверное, кошка с котятами" - подумал Хасан, но по привычной осторожности сбавил шаг и начал всматриваться в темноту, пытаясь определить, откуда были слышны звуки. Присмотревшись, он увидел груду тряпок, среди которых что-то копошилось. Нагнувшись и раздвинув тряпье концом кинжала, он увидел лежащую женщину и возле нее совсем еще маленького ребенка. Ребенок пищал, жалобно и тоненько, а женщина была почти бездыханной. Хасан огляделся по сторонам, соображая,где он находится и нет ли поблизости кого-нибудь, кто смог бы ему помочь. Тут он вспомнил, что тут неподалеку живет отец Гийом, последний живущий на острове иоаннит. В молодости отец Гийом был корабельным хирургом и лечил на корабле всех, кому была необходима помощь. А потом, уже живя на Родосе, не отказывал ни христианину, ни мусульманину. Казалось, нет тише и спокойнее человека на Родосе, чем отец Гийом, по крайней мере, так считали все жители Родоса, кроме Сеид-бея и Хасана, которые знали, что тишайший отец Гийом занимается сбором всевозможных сведений обо всем, что делается на Родосе, для своего ордена. Но сейчас более подходящего человека, чем отец Гийом, трудно было бы найти. Хасан быстрым шагом дошел до конца улицы и постучал дверным молотком в узкую дверь. Вскоре за дверью раздались шаркающие шаги, открылось зарешеченное окошко в двери и свеча осветила морщинистое лицо старого монаха. В темноте он не видел Хасана. Но отец Гийом привык, что ночью его будят пациенты и ничего необычного в таком позднем посетителе не видел.
  - Здравствуйте,отец Гийом, - сказал Хасан, стараясь стать так, чтобы свет свечи падал на него.- Это Хасан-бей из Гюлистана. Вы можете открыть дверь?
  - Сейчас, сейчас, сын мой,- засуетился отец Гийом.- Что за надобность привела тебя в столь поздний час к моему дому?
  - Неподалеку от вашего дома я нашел каких-то людей, женщину и ребенка. Совершенно непонятно, как они туда попали. Они нуждаются в помощи. Если вы позволите, нужно перенести их к вам дом.
  -Конечно, конечно,- суетливо закивал головой отец Гийом.
  - Евдокия, Евдокия,- позвал он повернувшись в сторону комнат. На его зов, накидывая теплую шаль поверх ночной рубашки, на которую наспех уже была одета шерстяная юбка, появилась экономка отца Гийома, гречанка Евдокия, как ни странно, ревностная католичка. Каждый раз, когда Хасан видел ее, он не уставал удивлялся ее виду. Высокая и костлявая Евдокия чем-то была похожа на парусник со свернутыми парусами. Казалось, все ее кости были добротно приколочены друг к другу корабельным плотником, который сделал свою работу добросовестно, но без полета фантазии. Когда Евдокия, высоко подняв голову с туго закрученным на затылке узлом волос, украшенным недорогими родосскими кружевами, двигалась через город к базару с висящей на согнутой мощной руке корзинкой необъятных размеров, все невольно расступались перед ней. Пьяницы старались не попадаться ей на глаза, торговцы тут же снижали цены и даже лошади жались к стенам домов, давая дорогу Евдокии.
  Втроем Хасан, отец Гийом и Евдокия перенесли несчастных в дом. Там при свете свечей и масляных ламп, сняв с них ужасающие лохмотья, они разглядели, что это была еще молодая женщина, страшно исхудавшая, и совсем маленькая девочка, лет пяти. Женщина была в жару, она бредила и стонала, девочка тоже была в плачевном состоянии. Несмотря на все старания отца Гийома, женщина к утру умерла, унеся в могилу тайну своего появления на Родосе. Оставалась девочка, которая выпив живительного отвара кореньев, приготовленного Евдокией, спокойно спала. Ее судьбу предстояло решить Хасану и отцу Гийому. Хасан предложил, что он переговорит с Сеид-беем и заберет девочку в Гюлистан. Но тут неожиданно Евдокия твердо сказала:
  - Пусть девчонка останется здесь. Все равно, я скоро уже должна буду искать себе помощницу. А она через несколько лет будет здесь все знать.
  На том и порешили. Девочка осталась жить у отца Гийома под присмотром Евдокии. Но Хасан, как ее спаситель, чувствуя в какой-то мере свою ответственность за ее судьбу, просил Лолу, чтобы та почаще наведывалась к отцу Гийому и относила туда подарки из усадьбы.
  Девочка росла и оказалась очень странным существом. Низкорослая, с широкой костью, плохо вылепленным лицом с бледной кожей, гладкими редкими волосами, небрежно падающими на плечи, она была откровенно некрасива. Самым странным на ее лице были глаза, всегда прикрытые припухшими веками из-под которых она, как-бы прищурившись, разглядывала людей.
  Она, конечно, не помнила ничего, что с ней было до того, как она попала на Родос. У той женщины, которую нашли вместе с ней, лицо было необычайно красивым, что поразило Хасана и отца Гийома, весьма чувствительных к женской красоте. У девочки не было и следов красоты. Отец Гийом предположил, что женщина и девочка были захвачены пиратами и проданы работорговцам, но те не смогли довести их живыми до Стамбула или Египта, где были большие рынки невольников и увидев, что они больны, потихоньку высадили на берег Родоса и бросили. Надо сказать, что эти торговцы живым товаром проявили несвойственное им великодушие - ненужный товар всегда можно было выбросить в море.
  Девочку окрестили Катариной. Крестной матерью была Евдокия, которая серьезно отнеслась к своим новым обязанностям и принялась за ее воспитание. Оно сводилось в основном к тщательному и неукоснительному выполнению обязанностей по дому, уборке, стирке. Правда, такой труд пока малышке был не под силу, но никто и не заставлял ее заниматьтся всем этим. Но учиться приходилось.
  Катарина росла на редкость сообразительным ребенком. Заметив ее природные способности, отец Гийом принялся учить ее грамоте и был поражен тем, как она быстро все схватывала. Катарина играючись усваивала языки и вскоре бегло заговорила на всех языках, на которых говорили жители Родоса - греческом, турецком, итальянском. Она бегло читала и писала на латыни, назубок знала святое писание. При всем при этом она была дьявольски хитра, пронырлива и ... кокетлива. При ее внешности кокетливость была бы смешна, но не у Катарины.
  Евдокия к ученым занятиям отца Гийома с Катариной относилась с неодобрением. Увидев, что отец Гийом усаживается с Катариной, Евдокия начинала с ожесточением тереть и так блестевшие кастрюльки и сковородки на кухне, ворча достаточно громко:
  - Забивает девчонке голову ерундой всякой, пусть бы лучше училась дельному - вот другие и рукодельницы, и кружевницы, а эта грамоте учится, тьфу, прожила я и без этой грамоты и не хуже других.
  Отец Гийом в душе сознавал правоту Евдокии, но имея такую способную ученицу он просто не мог отказать себе в удовольствии учить ее. Евдокия замечала и другие странности в характере Катарины. Когда Евдокия брала ее с собой на базар за покупками, то вцепившаяся в юбку Евдокии маленькая Катарина вдруг начинала, открыв рот, внимательно разглядывать какого-нибудь смазливого торговца. Взгляд ее при этом становился тяжелым и таким неприятным, что только присутствие Катарины удерживало боящихся сглаза торговцев от ругательств.
  Шло время. Катарина плохо росла, но быстро созрела и превратилась в чересчур пышную для своего возраста маленькую женщину. Свой чрезмерный интерес к мужчинам она научилась скрывать, так как была достаточно умна.
  Катарина с детства слышала историю своего спасения. Евдокия, относившаяся так же как и отец Гийом с огромным уважением к Хасану, много раз рассказывала Катарине о том, как она появилась на Родосе, и заставляла возносить молитвы Господу за свое спасение. Так как отца Гийома Катарина видела каждый день, да и к тому же он был стар и некрасив, то к этому своему спасителю Катарина относилась хладнокровно. Зато Хасан-бей с детства казался ей необыкновенным рыцарем, к которому она относилась с благоговением. Пока Катарина была маленькой, она часто бывала с Евдокией в Гюлистане и всегда старалась отыскать там Хасан-бея. Он связывал это с ее благодарностью за свое спасение. Но Катарина росла и ее неуклюжее кокетства становилось все более тягостным для Хасан-бея. И он стал избегать Катарины. В это же время в Гюлистане появился Ахмад и все внимание Хасан-бея теперь было занято им.Лола, которая в женских делах смыслила больше Хасана, стала устраивать так, чтобы Катарина как можно реже появлялась в Гюлистане, и появляясь там, не встречалась с Хасан-беем.
  Катарина все прекрасно поняла. Лютой ненавистью она возненавидела Ахмада, уверив себя, что тот занял ее место в сердце Хасан-бея. Но внешне она не подавала виду и стала еще более льстивой по отношению к Лоле.
  Теперь ее любимым занятием стало собирание разговоров и сплетен об обитателях Гюлистана. Она прислушивалась к беседам, в которых мелькали имена его обитателей, наводила будто бы невинные разговоры на базаре о Гюлистане, старалась по мере возможности следить за приездами и отъездами Сеид-бея, прогуливалась в гавань и крутилась вокруг причалов Сеид-бея. Собирая постоянно по крупицам сведения о Гюлистане, Катарина превратилась в заправского шпиона. Это уже превратилось у нее в манию.
  Заподозрить ее в чем-то нехорошем было трудно, ибо она везде, где могла, рассыпалась в похвалах Лоле, благодарностях Хасан-бею и восхищалась Гюлистаном.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"