В семидесятые годы двадцатого столетия в южном городке Баку был один-единственный оперный театр - излюбленное место отдыха утомленного жарким солнцем восточного населения. Коронным спектаклем в нем, как обычно, считалось "Лебединое озеро", к двум примам которого - Мамедову и Викиловой - отношение со стороны публики было каким-то вроде покровительственно-отеческого, как к безалаберному, но любимому дитяти. Например, в буфете в антракте можно было нередко услышать диалоги:
- А что это сегодня Мамедов тусклый?
- Да у них вчера сестру замуж соседи выдавали, вот и погорячились слегка.
- А, ну тогда понятно...
Мамедов был строен и худощав. Викилова мала и изящна, но в крепко сбитом теле. Весовые категории у них совпадали, может быть, даже с небольшим перевесом в сторону Викиловой.
Каждую субботу публика, затаив дыхание, мысленно ловила вместе с принцем Зигфридом набегающую Одетту. Дополнительную остроту ощущений этой трагической сцене придавал способ исполнения.
Зигфрид, покатив вперед плечи, слегка расставив руки и полуприсев, принимал стойку вратарского ожидания, а также, дабы не лишать глубоко трагическую сцену убедительности, путем выкатывания глаз и голубиного запрокидывания головы пытался придать своему лицу томную и скучающую безмятежность.
Одетта же отходила в другой конец сцены, замирала на пару секунд и, слегка набычившись, начинала разбег, являя в эти моменты собою нечто среднее между "кукурузником" и броненосцем. Разбег и...
Зигфрид с резким хаканьем, угрожающе накреняясь, принимал Одетту на полусогнутые (тяжело все-таки!) и только уже начиная свой вояж по сцене, "выжимал" ее до конца, словно тяжеловес - штангу.
Но однажды, увы, Мамедов не успел... и Белый Лебедь, выскользнув из тонких рук партнера, тяжело рухнул оземь. Театр на месяц лишился примы, пока Викилова залечивала переломанный палец ноги. Мамедов тоже отказался
от участия в балете без привычной партнерши и их заменила пара вторых солистов.
Через месяц Одетта вернулась, зал принял ее, как родную, устроив ей овацию до начала спектакля и все бы вроде бы пошло своим чередом, если не считать того, что впоследствии, в течение нескольких лет зрители первых рядов, а если было очень тихо, то и всего партера могли слышать, как изящная Одетта, разбегаясь для парящего прыжка, угрожающим шипом нервно цедила сквозь стиснутые зубы:
Если спросить, что же такого примечательного в восточных нациях, то можно получить разные ответы: они гостеприимны, забавно коверкают язык, дружелюбны, наивны... Но самое главное, что определяет любого представителя стран жаркого южного солнца - это доброта. Доброта, из
которой складываются все остальные качества наций. Они любят людей. И этим они очаровательны...
А.., урожденная бакинка, уехала в девятнадцатиетнем возрасте в стольный град за профессиональным музыкальным образованием и приехала назад только спустя несколько долгих лет...
Стояла удушливая каспийская жара. Воздух словно каменно застыл, прокалившись ошалевшим солнцем и даже освежающий соленый морской бриз будто обессилел от жары.
Баллоны с газои в единственном автомате с минералкой около рынка приезжали менять каждый час. За трехминутное время замены баллона у автомата скапливалась очередь из десятка нервно пританцовывающих на месте человек.
Самым востребуемым товаром в это время дня на рынке были одно и трехкопеечные монетки. Их искали все!
А... вышла из аэропорта, огладила ладонями идеально сидящее на бедрах легкое летнее платье - последний писк московской моды, небрежно поправила соломенную шляпку на голове и извлекла из изящной черной сумочки кожаный очечник.
Темные очки - предмет особой гордости, на который ушла половина стипендии, затенили полыхающий жаром изнемогающий город базарных площадей, башмачников и... автомата с газированной водой.
А.. достала коричневый кошелек с единственной завалявшейся трехкопеечной монеткой и подошла к автомату. Распаренный черноусый человек, уже жадно протянувший руки к вожделенному сосуду, сглотнул слюну и отступил в сторону, уступая девушке место.
Стакан был один! "Господи, кто из него только не пил?", - пронеслись в голове у А... страшные картинки выписок из столичных газет о холере, чуме, дезинтерии и прочих напастях неаккуратных потребителей общественной посуды. По счастью, умывалка в автомате работала на славу и мощные струи воды весело замолотили по стакану изнутри.
А... старалась мыть стакан так, как когда-то прочла в одном журнале: сначала сильной струей смывать со дна остатки сиропа, затем ослабить нажатие, одновременно поворачивая стакан, чтобы смыть со стенок осевшие бактерии и, наконец, аккуратными движениями начать полоскать ребро, самое опасное место, где могла осесть опасная слюна
инифицированного. И все сначала... И еще... и еще... и еще...
Стакан уже начал подмигивать хрустальной прозрачностью на солнце, но А... все мыла и просматривала его на свет, пытаясь стереть последнее, уже постепенно сходящее на нет пятнышко. По дну, по стенкам, по ребру... По дну, по стенкам, по ребру... и еще... и опять...
От пятна оставалась только узенькая мутная полоска, когда откуда-то сзади раздалось деликатное замечание с мягким восточным акцентом:
Припомнил историю, которую однажды рассказывал мне приятель разносторонней половой ориентации. Мы его в шутку "Би-плюсом" называем...
* * *
Однажды на одной весьма гомоэротичной вечеринке, когда уже были перебраны практически все способы развлечений, какой-то провокатор подал идею: "А давайте поиграем в фанты!"
Компания подобралась продвинутая и достаточно разношерстная: актеры, музыканты, художники - причем все не понаслышке осведомлены об актерском мастерстве. Поэтому извращались как могли. Чего они только не изображали! Охоту на слонов, кораблекрушение, амберский лабиринт, один даже каким-то образом исхитрился изобразить выращивание картошки
(правда, передать это у рассказчика не получилось, поэтому
о технической стороне, к сожалению, не имею ни малейшего представления).
Разумеется, все еще и перепились, перекурились, и, вообще, развлеклись как следует. Оторвались по полной...
Но бесспорным гвоздем вечера или, скорее, шилом, явилось выступление одного из самых тихих до этого участников, которому досталось изобразить ни мало ни много, как роды. Все бы ничего, но по закону Мерфи попалась парню под руку маленькая резиновая кукла, знаете, типа тех, что для самых маленьких продаются. Кажется, они называются пупсы.
Черт его знает, как он оказался в той квартире.
Итак, парень взял пупсика и пошел готовиться.
То ли пытаясь достичь максимальной реалистичности, то ли просто войдя в раж, в общем, он слегка перестарался. Пупс застрял.
Сложилась беспрецедентная ситуация. Парень стоит враскоряку: ни сесть ни встать, те, кто еще хоть как-то ворочают глазами и языками, гогочут с риском словить кондратия, те, кто не могут, соответственно, только
радостно агыкают, короче, положение у парня аховое.
Ну, все-таки кто-то из них собрался и вызвал скорую. Скорая явилась на удивление быстро, через несколько минут (это посередь ночи-то!) и как раз того, кто рассказывал мне эту историю, отрядили договариваться со хмурым усатым усталым врачом.
Врач внимательно выслушал историю про "...эээ... понимаете, мы тут... эээ... играли... и... э... молодому человеку... эээ... попал пупсик... мы... эээ... играли в роды...", скептически окинул взглядом десяток перепившихся мужиков, раскоряченного молодого маму, глубоко вздохнул и объявил:
- Ну что ж... играть, так до конца. Горячей воды и полотенце!
Через несколько минут вынес запеленатого пупсика.
И ничего не сказал.
* * *
А денег ему они так и не дали. Странный народ - голубые.