Над железными крестами и замшелыми камнями шел ангел. Он шагал широко, уверенно, и его белоснежные одежды тускло светились в закатных сумерках. Белые крылья сдержанно сияли за его спиной, с них слетали перья, кружась, опускались на могилы и медленно таяли в холодном осеннем воздухе.
Катерина тихо охнула и прижалась, приникла всем телом, зашептала тихо:
- Гляди, Алешенька, закатный идет...красивый-то какой, господи боже, сколько смотрю, все удивляюсь.
- А он настоящий, Кать? - спросил Леха и тут же устыдился своей глупости. Это было все равно что сидеть в училище за партой и ляпнуть училке: "Марьванна, дважды два будет четыре или восемь?"
- Вестимо, настоящий, - девушка зябко пожала плечами. Парень молча накинул ей на плечи свою куртку. К ночи холодало все сильнее, и у него самого уже зуб на зуб не попадал. - Ты не бойся. Он ни за кем, он просто так. Сейчас пройдет, и тебе лучше будет.
Ангел расправил крылья, с которых снова полетела россыпь легких перьев, поднялся в воздух, будто бы обводя взглядом свои владения, спящие вечным сном, опустился на постамент, обнял обнаженными руками медную урну и замер, медленно покрылся серой каменной пылью. Катерина прерывисто вздохнула:
- Страсть как люблю смотреть, когда закатный ходит. Глянешь на него, и думается, будто вся жизнь еще впереди. Будто и сердце колотиться начинает. И тепло так...когда тебя еще не знала, все равно тепло становилось. Может, он тут для того и есть, Алеш? Чтоб нам, мертвякам, хоть чуточку легче было?
- Не знаю, Кать, я ж не понимаю в этих чудесах ничего, - Леха придвинулся поближе, неловко обнял девушку, прижал к себе. - Бабка в детстве всякое рассказывала, ангелы там, бесы, боженька с неба смотрит...сейчас в это всерьез разве что старухи и верят. Остальные так...
- Чудно, - Катерина положила голову ему на плечо, загляделась на фиолетовое городское небо. - Понастроили каменных домов аж до облаков, бога забыли, а чуть что - крестятся. Я тут видала таких, Алешенька, которые сюда ночью забрались, я к ним вышла, говорю, уходите, люди добрые, не место вам здесь...
- Они тебя не обидели? - перебил он, с тревогой заглядывая ей в глаза. Умом парень понимал, конечно, что если кто тут кого и обидел, то разве что сама Катерина - этих дурачков, решивших проверить собственную смелость, но все равно забеспокоился.
- Что ты! - засмеялась она, запрокидывая голову. - Какое обидели! Они сначала ну хохотать, а потом как пригляделись, так и наутек кинулись. Напугала я их, а не хотела же.
Она вздохнула, погрустнела и закуталась в куртку так, будто бы ей и вправду было холодно.
- Они просто...дураки, Кать, - потерянно сказал Леха. - Чего тебя бояться?
- Правда? - Катерина подняла на него темные глаза, уже было налившиеся слезами.
- А то! - воодушевленно соврал он. - Я же не боюсь.
В общем-то, Леха и вправду не боялся. Ну, почти. Когда он вспоминал о сером надгробии с полустершейся надписью, на котором было не разобрать толком ни имени, ни даты, по спине пробегал мерзкий холодок. Но потом он думал о Катерине, и страх уходил, будто бы и не было его. Он перелистывал фотографии в телефоне, темные, смазанные - если она была настоящим призраком, разве ее было бы на них видно? Он даже показал пару фоток матери, как будто хотел удостовериться, не сходит ли с ума.
- Хорошая девушка, - задумчиво сказала мать, поднося телефон поближе к глазам, чтоб рассмотреть потенциальную невестку получше. - Только платье какое-то странное...А вокруг что такое, кладбище? Она...эта...сатанистка у тебя, что ли?
- Ну что ты, мам, - Леха помотал головой и улыбнулся так уверенно, как только мог. - Это историческая реконструкция. Кружок у них в институте...платья такие шьют, на балах танцуют....И вот, фотосеты делают. А кладбище старое-старое и, как Катя говорит, антуражное очень. Там и кино снимают, и фотографируются вот так.
Не то чтобы он соврал - встретившись с Катериной в первый раз, он и принял ее за одну из девчонок, приезжавших на кладбище фотографироваться в старинных платьях. Такие не удивляли ни охранников, ни даже бабулек, крутившихся у соседнего монастыря. Сатанистов и прочих готов Леха почему-то никогда не встречал, хотя, казалось бы, старое кладбище, на котором сохранились могилы аж с семнадцатого века, было самым подходящим местом для них. Но они, как рассказывали сторожа с новой части кладбища, предпочитали могилы посвежее. Вот оттуда их просто замучились гонять.
- Интересно, - мать покачала головой. - Ты привози свою Катю как-нибудь в гости, познакомимся.
- Я постараюсь, - пообещал он. - Не знаю только, когда. У нее в институте нагрузка очень большая...
Леха все чаще стал задерживаться на кладбище после дневной смены и приезжать раньше ночной. Он приносил цветы к надгробию Катерины, стоял у него, глядя на полустершиеся буквы, которые постепенно складывались в слова. "Под сим камнем погребено тело купчихи Екатерины Дмитриевны Ильиной, скончавшейся 1875 года марта на 3 день, жития ей было 25 лет 2 месяца 10 дней. Памятник сей воздвигнут безутешным супругом...." Дальше надпись покрывал сухой зеленый мох. Местная кладбищенская кошка подходила к Лехе, терлась об ноги, мурлыкала, и он чесал ее за ухом. Она не боялась и Катерины, выходила к ним ночью и так же выпрашивала, чтоб ее погладили. "Значит, не такой уж и призрак, - рассуждал сам с собой Леха, - иначе б кошка шарахалась от нее, они ж не любят нечисть всякую...наверное..."
Потом он шел к ангелу. Тот стоял на постаменте и спокойно смотрел на Леху пустыми каменными глазами - и не верилось, что эта статуя способна сходить с места и обходить кладбище, рассыпая перья.
- Отпусти ее, а? - как-то раз сказал ангелу Леха, задрав голову и стараясь смотреть ему прямо в глаза. - Я жениться на ней хочу. Она всего-ничего на свете жила...Ты же ангел. Ты же добрый. Ну чего тебе стоит?
Ангел молчал. Леха махнул рукой и пошел прочь, не оглядываясь. Белое перо соскользнуло с постамента, закружилось в воздухе и легко опустилось на сухую осеннюю траву.
А на следующую ночь Катерина не появилась.
Леха обошел все кладбище, постоял у ее могилы, зачем-то постучал по надгробию - так делала бабка, когда приходила к дедову памятнику... Но никто не отозвался. За монастырской стеной шумел город, солнце не спеша скрывалось за многоэтажками, а на старом кладбище висела прозрачная звонкая тишина.
- Кать! - позвал Леха, но ему не отозвалось даже эхо. Кошка вышла из-за памятника какого-то почетного гражданина и принялась невозмутимо точить когти о выступающий из земли корень.
Он вернулся в сторожку, не дожидаясь, когда закатный ангел спустится и зашагает над могилами. Напарник Саня, по выражению лехиного лица догадавшийся, что проблема требует немедленного решения, вытащил из тайника бутылку водки.
- Работа у нас вредная, это да, - многозначительно сказал он и подвинул к Лехе граненый стакан. - Пей, полегчает.
И Леха пил.
- Ттттам ангел...чертов этот ангел... - жаловался он, и Саня понимающе кивал. - Хходит, ххходит. А я ггговорю, жениться хочу...А он молчит, сволочь, и глядит...
- Жениться это дело хорошее, - кивал напарник. - Ты пей. Глядишь, ангелы перестанут чудиться. Будешь чертей ловить, а они всяко приятнее ангелов местных...
Хорошо, что наутро на кладбище не занесло никого из начальства. Леха проспал в сторожке до середины дня, а потом кое-как добрался до дома. Там он мешком упал на кровать и снова провалился в тяжелый мутный сон, в котором он слышал, как Катерина зовет его жалобным голосом, а потом появляется ангел, и сияние его крыльев становится таким ярким, что глаза слепнут, и с неба обрушивается бесконечная темнота.
Прошла осень, и настала зима, укрыла белым пологом могилы, нацепила на кресты пушистые белые шапки. Леха расчищал на кладбище дорожки, сметал снег с ангельского постамента. Могила Катерины была будто накрыта мягким одеялом, и он не решался тревожить этот холодный покой.
- Ты совсем ушла, Кать? - спрашивал он, глядя на белоснежный холмик. - Сказала бы хоть... Я с мамкой тебя хотел познакомить, Кать, я же...серьезно все. Ты не думай ничего такого... Ты б ей понравилась, она хорошая у меня.
Но вокруг по-прежнему звенела тишина. Кошка зимой жила при монастырской кухне и брезговала выходить на улицу, напарник сидел в сторожке, а гостей на кладбище в холода было немного. Ангел зябко ежился и недовольно шевелил крыльями. Леха поморгал - и тот снова застыл каменной статуей. Стало совсем холодно и неуютно, и парень предпочел уйти в тепло сторожки. Там он открыл учебник и уткнулся в него, почти не понимая текста. За окном снова пошел снег, и белая пелена укрыла от человеческих глаз вечный покой старого кладбища.
Леха все думал уволиться к чертям, но откладывал и откладывал - в конце концов, работа была непыльная, неплохо сочеталась с учебой, и...он все-таки надеялся, что по весне Катерина вернется.
Время текло медленно и спокойно, зиму сменила весна, вслед весне пришло лето, и на могиле Катерины расцвел яркий цветок. Леха никогда не видел таких раньше - у него были широкие зеленые листья и красный с золотом бутон, чем-то похожий на мальву из бабкиного палисадника. Пока он стоял и разглядывал эту невидаль, кошка вспрыгнула на холмик, покрутилась, принюхалась, коротко мяукнула и выразительно посмотрела на Леху.
- Ты чего? - спросил он. - Ты это...Не вздумай жрать растение!
В какой-то момент ему показалось, что кошка сейчас покрутит лапой у виска. Но она только чихнула и отвернулась.
Утром Леха осторожно выкопал цветок с корнями и унес с собой. Вез в метро, боясь, что его сомнут или сломают, притащил домой и только тогда задумался - а что теперь с ним делать? У него даже кактуса никогда не было. Он оставил цветок на столе и потащился в магазин, потом долго возился с купленной землей, то и дело сверяясь с инструкцией в интернете, и вот наконец гордо водрузил горшок с цветком на подоконник.
- Теперь не забывать бы тебя поливать, - сказал он вслух, и цветок согласно качнул лепестками.
Наутро Леха обнаружил на кухонном столе чашку еще дымящегося кофе и кривой бутерброд с колбасой на плохо отмытой тарелке. Плита была залита кофейной гущей, из крана подкапывала вода. Цветок стоял на подоконнике, странно свернув лепестки.
- Какого черта... - начал было Леха, но почему-то осекся. Он сел за стол, глотнул кофе - тот был горько-сладким, и пить его, прямо скажем, было невозможно. Но он мужественно выпил его до дна, стараясь не кривиться, и съел бутерброд. Потом вычистил плиту, перемыл остатки посуды и посмотрел на цветок - тот смущенно качал лепестками.
- Ну...нормально все, - сказал он, чувствуя себя сумасшедшим. - Не так уж плохо. Только с водой и плитой осторожнее. Пошел я...учиться. Не скучай тут.
Вернувшись под вечер, Леха успел увидеть, как мелькает в проеме кухонной двери подол длинного темного платья. Когда он вошел на кухню, цветок качался из стороны в сторону. И на сей раз плита была гораздо чище, а кофе - вкуснее, хоть и ненамного.
- А теперь все как в сказке будет, да? - спросил он у цветка. - Ну там...в церковь нельзя, еще чего-то нельзя... Тогда ты насовсем останешься. Так, ага?
Цветок неопределенно пошевелил лепестками. Мол, я даже и не знаю.
- Ну тебя, - сказал Леха. - Штучки ваши женские... И ангел твой шутник. Встречу - перья повыдергиваю. А кофе этот больше не вари. Он, это, растворимый. Бурда. Я хорошего куплю завтра. Для турки или как его. И сливок.