Вадима разбудил детский плач. Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Явно не дома, место знакомое и чужое одновременно. Через мгновение все встало на свои места. Онкологический центр, доктор с усталым голосом, соседи по палате с притаившимся на дне глаз страхом, запах лекарств и предчувствие надвигающегося небытия. Две недели, показавшиеся годами. Две недели ежедневного, ежесекундного ожидания смерти. Когда в тридцать с небольшим узнаешь, что жить тебе осталось от силы месяц, оптимизм куда-то пропадает и слова врача о том, что "бывают случаи..." звучат как издевательство. Вадим знал, что он вовсе не "тот случай", о котором ему говорил доктор. Он чувствовал, что шансов уйти из больницы на своих ногах у него очень мало, скорее, придется выезжать на автомобиле и под музыку.
Вот только музыку эту услышать не получится.
Вадим приподнял голову с подушки и огляделся. В палате ничего не изменилось. Товарищи по несчастью, вынужденные делить с ним метры неуютного больничного пространства и минуты ускользающей жизни, тихо спали. Скупой лунный свет касался лиц, превращая их в застывшие посмертные маски. Вадим взглянул на соседнюю кровать и с ужасом понял, что грудь седого мужчины больше не поднимается. Вадим уже открыл рот, чтобы позвать медсестру, а может быть просто закричать, когда сосед судорожно сглотнул. Раздался булькающий звук, который сменился тяжелым дыханием.
Вадим сел на кровати. Чувствовал он себя на удивление хорошо. Последнее время он привык к постоянной боли, привык к тому, что путь от палаты до туалета сравним с покорением заснеженной вершины, привык, что любое движение требует усилия и отдается звенящей болью в рассыпающемся теле. Странно, но боль, ставшая за последние месяцы его постоянной спутницей, куда-то ушла.
Плач, доносившийся из коридора, вносил диссонанс в размеренное дыхание пропитанной смертью палаты. Вадим осторожно поднялся с кровати, стараясь не разбудить соседей, нащупал босыми ногами тапочки и вышел в коридор. Движения его были удивительно легкими, сердце не колотилось, норовя выпрыгнуть из груди, и не возникало желания после каждого шага остановиться и отдохнуть. Вадим еще раз отметил такой странный подарок судьбы и вспомнил слова одного приятеля, что многие безнадежные больные ощущают улучшение перед смертью.
Коридор был пуст. Над столом, где обычно сидела медсестра, горела одинокая лампочка. Тихий плач доносился из дальнего, терявшегося во мраке, угла коридора. После теплой постели в коридоре было прохладно. Ледяные ручейки сквозняков струились из окон и заползали под тонкую пижаму. Вадим поежился и медленно пошел в сторону печального звука. В ночной тишине шарканье его шлепок звучало неправдоподобно громко. Глаза Вадима постепенно привыкли к темноте, и он стал различать смутную фигуру в белой одежде. Еще десяток шагов (как все-таки легко дышится!) и неясный образ превратился в девочку лет восьми в простеньком белом платье. Вадим подошел к ней и сел прямо на пол. Холод мрамора мгновенно проник через символическую преграду казенной пижамы.
Девочка подняла заплаканное лицо. Ее светлые волосы были растрепаны, а хорошенькое личико опухло от слез.
- Ты со мной поговоришь?
- Да, если ты хочешь.
- Со мной никто не разговаривает, - девочка всхлипнула, - даже мама.
- Почему?
- Я не знаю.
Девочка снова заплакала. У Вадима детей никогда не было. Он воспринимал их как существ странных, непонятных и старался держаться от них подальше. Он совершенно не представлял, что надо говорить в таких случаях и просто сидел, глядя в темноту. Ему хотелось помочь девочке, как-то ее успокоить, но нужных слов он не знал, а прикоснуться к ребенку просто боялся.
- Ты можешь меня проводить? - донеслось сквозь всхлипы, - мне одной страшно.
- К маме?
- Нет, туда, где я лежу.
- Пойдем, конечно, - Вадим встал и протянул руку.
Девочка доверчиво схватила его ладонь. Маленькая теплая ладошка утонула в руке Вадима. Он почувствовал мягкое прикосновение нежной детской ручки и с болью подумал о том, что своих детей у него уже никогда не будет.
Вместе они прошли коридор, лестницу, миновали еще один коридор и еще одну лестницу. Девочка почти успокоилась и что-то говорила Вадиму о своей маме, о больнице, лекарствах. Вадим слушал ее лепет краем уха, не стараясь вникнуть в смысл. Из сбивчивого рассказа девочки он уловил, что ее зовут Ирина и что она лечится в детском отделении. Вадим взглянул на ее тоненькую ручку и увидел следы от капельниц на голубых ниточках вен. Ему стало еще страшнее от несправедливости этого мира.
Они прошли пустой холл. Мутный свет засиженной мухами лампы был настолько слаб, что, оглянувшись, Вадим даже не увидел своей тени. "А может я так сильно похудел?" - подумал он и усмехнулся своим невеселым мыслям.
Ирина открыла дверь, и они вышли на улицу. Вадиму показалось, что на улице даже теплее, чем в больнице. Он взглянул на небо. Далекие холодные звезды равнодушно перемигивались между собой. Им было глубоко наплевать на то, что вскоре Вадим не сможет на них любоваться. Ночной ветерок меланхолично гонял опавшие листья. Ирина покрепче ухватилась за руку Вадима и куда-то зашагала по больничному двору. Ее белое платье в темноте казалось призрачным огоньком, ведущим Вадима в неизвестность.
Они остановились перед обшарпанным одноэтажным зданием. Входная дверь с облупившейся зеленой краской была закрыта. На двери была покосившаяся и полустертая табличка с четырьмя буквами - "Морг". Вадим почувствовал противный холодок в животе.
- Ириш, может нам не сюда, - его голос предательски дрожал.
Ирина молча толкнула дверь, и она с тихим скрипом отворилась. Вадим почувствовал, как холодна рука девочки в его внезапно вспотевшей ладони.
В морге почему-то был яркий, резавший глаза свет. Вадиму захотелось повернуться и бежать. Не важно куда, главное прочь от этого места. За последние недели он уже почти привык к мысли о смерти, но столкнуться с ней так близко... Нет! Все протестовало в нем, а присутствие мертвых поднимало из глубин подсознания животный ужас, мерзкий и липкий.
Ирина выпустила руку Вадима и куда-то пошла. Только сейчас Вадим заметил, что ее ноги босы. К левой стопе прилип пожухлый желтый листок. Вадим видел морги лишь в американских фильмах. Там они светились чистотой и мрачной торжественностью. А сейчас перед ним был грязно-коричневый кафель и металлические столы. На этих столах, наверное, проводилось вскрытие. Перед глазами Вадима возник образ обнаженного мертвого тела на холодном столе. Над застывшим телом склонился крепкий парень в заляпанном кровью халате и с блестящим скальпелем в руках. Вадим моргнул и помотал головой, прогоняя незваную картинку, нарисованную его богатым воображением.
Ирина уверенным шагом прошла в дальний конец морга и остановилась перед огромным шкафом с множеством дверок. Вадим сразу вспомнил холодильный комбинат, где он подписывал какой-то контракт и понял, что перед ним промышленный холодильник. Ирина повернула ручку и открыла одну из дверок. За ней оказалось нечто вроде выдвижной полки. Под грязной простыней угадывались очертания тела.
- Не надо, - произнес Вадим внезапно охрипшим голосом.
Ирина вытянула ящик и приподняла простынь. Вадим хотел отвернуться, но не смог. Разум никак не хотел принимать то, что он увидел. Под грязной простыней лежала Ирина. Ее личико с побледневшими губами и мраморной кожей было строгим и умиротворенным.
Другая Ирина, стоявшая босиком посреди морга, неотрывно смотрела на Вадима. Потом губы ее задрожали, а из глаз вновь покатились слезы. Ирина прикрыла простыней собственное тело и закрыла дверцу. Вадим попытался что-то сказать, но язык не слушался его, страх перед неведомым и жалость к девочке волнами сменяли друг друга, парализуя волю.
- Мама со мной больше не разговаривает... - произнесла Ирина, глотая слезы.
В этот момент недалеко от них открылась дверь в боковой стене морга. Мужчина средних лет, в грязном белом халате и с густой неопрятной бородой вошел в морг, меланхолично толкая перед собой пустую каталку. Ирина стояла к нему спиной, опустив голову, а ее худенькие плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Мужчина двигался прямо на нее.
- Осторожно! - крикнул Вадим, обращаясь то ли к Ирине, то ли к работнику морга. Каталка коснулась Ирины и, не замедляя движения, прошла через ее тело. Вадим издал сдавленный стон. Теперь санитар двигался к нему. Вадим стоял прикованный к месту тонкими паучьими лапами страха. Санитар смотрел прямо на него и продолжал свой неспешный путь.
Вдруг Вадим с ужасом осознал, что мужчина смотрит не на него, а сквозь его тело куда-то вдаль. Каталка коснулась живота Вадима и погрузилась в его плоть. Нервы Вадима окончательно сдали. Дикий крик прокатился по моргу, метнулся эхом и затих. Ни один мускул не дрогнул на лице санитара, он приблизился к Вадиму и начал двигаться сквозь него. Перед глазами Вадима проплыла растрепанная борода, неровная кожа, потом он увидел пульсирующие сосуды по которым катилась рубиновая кровь, мелькнула белая кость черепа, поплыло вещество мозга...
Ноги отказались держать Вадима, и он тихо опустился на пол. Санитар поставил каталку в угол, достал из кармана смятую пачку сигарет и чиркнул спичкой. Запах дешевого табака поплыл по моргу. Хлопнув дверью, санитар вышел на улицу.
Вадим сидел на грязном полу не в силах поверить в происходящее. Ирина подошла к нему и обняла за плечи.
- Тебя привезли сегодня вечером, - прошептала она и погладила его небритую щеку.