Что с нами случится в будущем? Этот вопрос волнует, наверное, каждого. Что будет с нами? Этот вопрос не должен оставлять безучастным всякого гражданина. Эта книга - собрание пророчеств о возможных судьбах человечества. В нее включен самый разнообразный материал: - переработанные и адаптированные высказывания новых святых, подвижников многовариантности невыносимого бытия, мнения философов, литераторов. Для исключения предвзятого отношения возможного читателя, все источники - анонимны, большинство из них - переосмыслено и дополнено. Разумеется, не все высказывания одинаково достойны доверия в существующей реальности: то, что открыто посвященному духовному взору подвижников под воздействием продукта, никак нельзя равнять с предположениями тех, кого называют мыслителями и которые, обладая порой блестящей интуицией, все же не могут подняться выше обычных прогнозов ограниченного человеческого разума, по природе своей неспособного к осознанию многовариантности.
Впрочем, автор старался подавать материал так, чтобы возможный читатель получил вполне отчетливое и законченное понятие о мнениях, суждениях того или иного авторитета, высказавшегося или писавшего о возможных судьбах мира. Именно ради такого беспристрастия в подаче материала в книге можно встретить несовпадающие, а порой и противоречивые мнения по одному и тому же вопросу. И пусть это не ебет возможного читателя. Разногласия во второстепенном бывали и у святых, ибо каждый святой получает свою дозу, свою частную меру откровения единой полной Истины.
В книге, авторский текст отсутствует, как таковой. Она - лишь собрание отдельных цитат, систематизированных по принципу "случайных" чисел. И это сделано составителем для того, чтобы не навязывать читателю своей концепции многовариантности развития мира.
И все же книга не аморфна; через нее красной нитью проходит идея о том, что во всем необходимо искать великий смысл. Все события, проходящие сквозь нас, вокруг нас, с нами, имеют свой смысл. Ничего без причины не бывает.
Блажен читающий, и слушающий слова пророчества, ибо время близко (Отк. 1, 3)
И еще:
Времени катастрофически мало. Объяснять больше ни хуя не буду.
И так все ясно.
Н. Ǻндреев-б◉Г
Секта
Абсолютной
Любви
⊙
Эпизод 1
А загробной жизни-то нет.
В. Кожевников "Щит и меч"
Жизнь после смерти
от ебаный И., или по незнанию, или по неосознанному предписанию свыше уничтожил, стер, первоначальный вариант письма, но да хуй с ним, "чтобы не случилось, все к лучшему...", попытаюсь восстановить все заново, по памяти помять. Процент соответствия истине, конечно, упадет катастрофически, но, учитывая оригинальность произошедшего, Никто этого и не заметит. (Дай-то бог, чтобы Николай Петрович Никто действительно, ничего не заметил, иначе для меня все может, окончится хуево: однократным нажатием на Delete).
Но, ближе к делу. Начинаю набивать заново:
\ 001\
"Здравствуй, дорогая мой ***!
Место, куда закинула меня неукротимая страсть к препаратам и благодаря ним, смутило своей неприкрыто-ужасной странностью. Странность эта, как всегда бывает настолько чудовищна, что поначалу воспринимается как должное, то есть, поначалу вообще ничего не замечаешь неожиданного. Даже можешь забыть, что где-то там, глубоко в тебе, ведет свою невидимую и неслышимую работу проводник, а потом глаз, ухо или другой орган чувств, хуй, например, замечают эту странность, впиваются в нее и ... Пиздец!
"π-здарики" - как говорил Игорь Федорович. (Я тебе о нем в Љ -003 рассказывал)
Окружающая и сжимающая в объятия порнокартина мира на мгновение застывает, взблескивает, и сетчатка глаз покрывается сетью мельчайших трещинок, философическими граффити, осыпается чешуей вниз и проецируется следующий кадр.
Вот и в тот раз, Михайло Иваныч раздал всем розовые таблетки, коротко ознакомил с сигнатурой (активация 48 вибрационного уровня метапрограммируемости самости) и по команде вся наша группа, наш маленький боевой отряд, положила таблетки под язык, (помнишь, я тебе рассказывал, как смешно получилось, когда я положил однажды таблетку на язык? Правда она была синяя...) и дружно плюхнулась в индивидуальные ванны, наполненные 0,003% раствором LSD.
Через некоторое время мы во главе с М. И. вышли за огороженную территорию лагеря.
Светило солнце, пели птицы и, не смотря на то, что с юго-востока ветер доносил карамельно-приторный запах идущей там этой ебаной психотронной войны, все мы смеялись, М. И. рассказывал анекдоты, а Петька затянул потуже песню про трех товарищей. Ну, там, помнишь: "чарующие дефисы, смещающие прикусы...". И знаешь, ***, так хотелось поскорее оказаться там, на линии фронта и применить знания, полученные в лагере на деле!
Так потихоньку, практически без потерь мы дошли до окраины небольшого, тысяч на 25 зрителей, поселка. Вдалеке виднелись трубы трупоперерабатывающего завода. На наши головы сыпался жирный пепел. Воздух был наполнен доносящимся с северо-восточной стороны непрерывным гулом: "Жить будет -будит жив, жить будет-будит жив!"
Иваныч приказал всем рассредоточиться, отпустить коней на волю, ("Мои мысли - мои скакуны!" Устав от внутренней весны. Заповедь Љ 4) и приступить к выполнению задания. Вскоре я остался один. Обычного в такой ситуации страха я не чувствовал, была скорее смесь детского любопытства и задора: "а что будет дальше?"
Неторопливая тропинка сука блядь пизда залупа хуй языков постепенно перешла в выщербленную асфальтовую дорожку, а я так же плавно и постепенно, соответственно скорости всасывания препарата слизистой подъязычной области, достиг вибрационного уровня 49.
"Улица Партизан-Железнодорожников" - прочитал я название на вбитом в землю указателе. Появились и первые дома: глубочайшие, без видимого дна колодцы, вырытые по обе стороны от дорожки. Осторожно подойдя к краю одного из них, я заглянул вниз. Диаметр колодца составлял примерно 100 - 140 метров, его внутренние стены в правильном порядке выполняли ряды окон, сквозь которые можно было ознакомиться с внутренним устройством земли. Отчетливо были видны белесоватые корни деревьев, блестки минералов, полуразложившиеся трупы существ и существительных; причем, чем дальше от поверхности, тем меньше плоти и букв на них оставалось. Из приоткрытой форточки на 54 этаже (я не поленился посчитать) маслянисто капала нефть. Отчетливо пахло вечностью.
Сдерживать себя дальше не было ни сил, ни желания, а в сложившейся ситуации - и преступно. Я лег на край колодца и плюнул вниз. Звука падения харкотины я так и не услышал, но действие возымело результат: чья-то холодная и липкая ладошка осторожно легла мне на плечо. Я вскочил и обернулся. Передо мной стоял, смущенно потупив голову, невзрачный человечек, абсолютно голый и лысый. Не смотря на отсутствие одежды, его половую принадлежность определить, было проблематично: ниже пупа, вместо уместных там хуя, пизды, или одного и другого одновременно, колыхался странный агрегат непонятного назначения, выполненный по видимому сантехником-кокаинистом - чугунные трубки со сложной системой вентилей, блестящие переходники и поршни. Конец главной, судя по диаметру трубки, был заботливо завернут в промасленную ветошь, и заткнут заглушкой, выточенной из березового полешка.
"Пойдем! - возникли у меня в голове его слова, - Я покажу тебе настоящего поэта, человека с большой буквой!"
Сила, с которой он потащил меня от колодца, была похожа на умеренный ветер, - замечать не замечаешь, но ссать против него не рекомендуется. От человечка заметно пахло водкой. По пути он то и дело прыгал в какие-то мелкие канавки, окопчики с полуобвалившимися брустверами, роскошные бетонированные ямы, обложенные красным кирпичом, и выныривал оттуда неизменно то с бутылкой водки, то с двумя бутылками водки. Все это нами тот час же уничтожалось. Водка, правда, была с землистым привкусом и хрустела на зубах, но пьянила основательно.
Наконец мы подошли к нужному нам дому. Схватив меня за руку, он подтащил меня к краю колодца, и мы спрыгнули вниз. Где-то на уровне кембрийских отложений он ловко нырнул головой в неприметную трещинку в земляной стене и втащил меня за собой. Мы очутились перед входной дверью, оббитой потрескавшейся человеческой кожей. Ощущалось, что дверь никуда не вела, а была просто прислонена к земляной насыпи. Мою догадку подтверждал торчащий из-за двери резиновый хобот.
"Ключа у меня с собой нет, спиздили. - виновато произнес человечек, почему-то показывая на агрегат, находящийся на месте половых органов. - Придется открывать дверь по-другому"
Неумело, с помощью пальцев рук, сложив губы в подобие блядскомандовой пиздопроушины, человечек шепотом произнес щелеразмуровывающе-двереоткрывающее заклятие:
"Тук-тук!"
Дверь, только этого и ждавшая все последние сорок тысяч лет, с треском и грохотом отлетела в сторону, резиновый слоновий хобот испуганно втянулся внутрь, мелькнула блестящая задница невесть откуда взявшегося здесь, вдали от дома и родины, крота.
"Докладывать побежал..." - непонятно почему подумал я.
В это время обнаженная земляная поверхность запузырилась, вспучилась и исторгла из себя серую земляную фигуру невысокого человека с распростертыми в разные стороны, как у чучела, руками.
Белые рукава рубахи свисали до земли, в воздухе невесть откуда повис ♫си-бемоль. Судя по выражению трехсекундности вечного ада на его лице, по страдальческому выражению отсутствующих глаз, обнимать он нас не собирался.
"Вася!" - поспешно представился человечек и толкнул меня в бок, но я предпочел оставить свое имя втайне.
Земляной человек неохотно раскрыл рот, из него с тихим шелестом на пол посыпались черви, ♣ б у ∑ д щ
"Высоцкий..." - разобрал я произнесенную€ им фамилию.
"Володя, этот человек - оттуда, с поверхности, - торопливо зашептал мой попутчик - Ты спой ему, подсоби, он на нашей стороне воюет, может и пригодится ему песня твоя в трудную минуту..."
Высоцкий молча кивнул головой в знак согласия.
Лицо человечка расплылось киселем улыбки. Он подбежал к барду и ловко стащил с него длинную рубаху, обнажив земляной торс с четко прорисованными кубиками мышц брюшного пресса. Рук у Высоцкого не было, их заменяли два гитарных грифа, торчащих из плеч в разные стороны.
Нежно взявшись за правый, человечек извлек первый аккорд, и ободряюще посмотрел на меня. Отбросив, начинающие зарождаться страхи, я подбежал к левому грифу и интуитивно угадав мелодию, встроился в земную музыку.
Высоцкий запел. Небычно, странно, но как-то по родному, по земному, широко открывая рот. Весь он словно уподобился песочным часам: из раскрытой пасти на землю сыпалась земля, а верхняя часть головы пропорционально таяла. Слов, естественно, слышно не было, только струйки земли неторопливо вырисовывали слова, складывающиеся в текст песни:
"Так и жили эти рыбы
В пирамиде расставаний
Сквозь зеркальную черту
Стоны сбывшихся желаний
А знаешь ли ты, моя девочка
Что видят пальцы во сне -
Как паучата под простынью
Золото роют в пизде
Может, задумчивой осенью
Лезвие нежно сожмут
Сказку кровавою россыпью
Пальцы тебе пропоют..."
И только стон последнего аккорда впитался в землю, и только на нее упала последняя крупица тела Высоцкого, образовав "ют с троеточием", я понял, что услышанная мной (вернее прочитанная) песня - это и есть мое задание - часть потерянной инструкции! Потрясенный этим открытием, я обернулся, чтобы поделиться радостью с Василием, но рядом со мной кроме двух грифов от "Кримоны" 1981 г. ничего не было.
А дальше началась всякая хуйня. Почему-то вспомнилась лекция М. И., посвященная цене истины. В голове зазвучали его слова:
" Запомните, ребята, сама по себе истина - натуральная ебань. Доступна она каждому, стоит только чуточку постараться ее достичь. Но вот донести ее до другого, не расплескав, не сломав, не отъебав не удержавшись, способен не всякий.
Вы все слышали про Серегу Фомина. Он всю свою жизнь посвятил проблеме COCA-PEPSIкольной эсхатологии, доказал, что конечной цифрой значения π является 0, многое сделал для развязывания этой ебаной психотронной войны и, в конце концов, доказал, что COCA-COLA и PEPSI-COLA это одно и то же. Чтобы донести это знание до вас, долбоебов, Серега, в соответствии с истинной шкалой безымяных ценностей, топором отрубил себе левую ладонь, правую и левую ступни, искустно и с некоторой степенью изящества вырубил себе нижнюю челюсть, гильотинировал правую кисть. Лишившись этих частей тела, он получил уникальную возможность фиксировать истину в полном объеме. Для переноса визуальных образов в графические символы, он насаживался жопой на карандаш и балансируя на культяпках писал-писал-писал. Таким образом, он логически замкнул фонетический звукоряд " писать-ссать-срать".
"Жизнь - есть бег(бог) на месте(о) по бескрайнему информативному полю, π-срал он в одной из последних работ . - из конца - в конец, безуспешный сбор зернышек информации в дырявые ладони. Это героические попытки набивать зернами, отбивая ладони, вспоротые серпами жизнелюбия мягкие животы, освобожденные от внутренностей стыда и непроходимости совести. Мы - обезьяны, целующие задницу бесконечности, но тем не менее, приносящие зернышки знания в определенное место. Сожрать - нет, посеять - нет, перемолоть в муку - нет! Но сложить из них огромную гниющую кучу до самого неба - мы сможем! И поле будет чистым, и исчезнет мир, и у каждого зернышка обозначится имя, написанное по разному, но означающее одно и тоже - неназываемое и неназначаемое. Вся шелуха слетит с мозолистых ладоней, ее сдует беспощадный и равнодушный ветер, результат перемещения огромных масс воздуха. Не сдуть шелуху он не сможет, все предопределено и обозначено. Одна цифра - одна цивилизация, один "" - один конец "мира". И так до конца бесконечности..."
Слова М. И. еще звучали в голове, а кто-то уже тряс и безжалостно вытаскивал меня из теплых объятий кислотной ванны. Открыв глаза, я увидел склонившееся надо мной лицо Петьки Зубова.
Захлебываясь слюной он закричал, что эксперимент прошел удачно, что все вернулись в себя кроме Васьки Кошки и сейчас М. И. пытается его возвратить. Как был, без одежды и без второй кожи, я кинулся в соседнюю ванную комнату. Растолкав столпившихся однокурсников я протиснулся к ванне.
Побелевшими от напряжения губами М. И. что-то шептал Ваське, который бесполезно болтался у него на руках. С ужасом я увидел, что лицо его неуловимо изменилось, и сквозь знакомые черты проглядывало другое, откуда-то мне знакомое лицо. В голове у меня шевельнулась страшная догадка, сдерживаясь, чтобы не обоссаться от страха, я опустил взгляд пониже... Еб твою мать! Ниже Васькиного пупка болталось загадочное сооружение, виденное мною у земляного человечка!
- Михайло Иваныч! - с тоской закричал я. - Неужели π-здарики?!
М. И. изучающе-молча посмотрел на меня, одной рукой поудобнее перехватил Васькину тушку, указательным пальцем второй подхватил капельку гипертонического раствора, повисшую на его плече, и слизнул ее. Тут же лицо его исказила гримаса отвращения и ненависти:
- Триметилфентанил! Какая блядь подмешала к кислоте триметилфентанил?!
Мы потрясенно переглядывались. Не теряя надежды, Иваныч продолжал кричать Ваське на ухо:
- Морфинг! Морфинг! Морфинг!
Лицо его тряслось, (не указано, чье лицо "трясется" - М. И., или Васьки. Впрочем, на глобальный смысл, это не влияет. Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев - прим. Переворотчика) по нему пробегали волны судорог, образовывая то знакомую Васькину морду, то ебло земляного. Судороги становились все реже и реже, а затем и вообще прекратились. На руках у М. И. лежал тот самый, виденный мной в земляном городе.
- Всем по ваннам и искать! - устало приказал М. И.- За невыполнение приказа - две стрелы на месте!
Беспрекословно, как истинные твари добра, мы плюхнулись в ванны - тварить добро, варить, вариться, искать эти долбаебанные утраченные инструкции.
17
...китайцы, пустыня, пустыня сахара. Огромное белоснежное пространство, все засыпанное сахарным песком. По ней идет-бредет сутулится, неопрятно одетый человек: кургузый пиджак отдельно от туловища, засаленные волосы, запах селедки из -под мышек. Он доползает до края белосахарности. Испуганно-унылый взгляд сквозь мутные стекла покрытых трещинами линз очков, правая дужка обмотана изоляционной лентой, скрипучий голос: "Здгравствуй, читатель, я - Андгрей Сахагров. Я пгредупгреждал - китайцев надо было мочить еще в 1950-м! А теперь - поздно... Конечно, Москве похую, за Урал китайцы вряд ли сунутся, а здесь - полный пиздец.
Ретроспектива:
2004 - "дружественный ультиматум", предложение о долгосрочной аренде территорий от сих до сих. Неуверенный отказ, трусливые апелляции, ухмылки Запада, массовая истерия, паника и бегство тех, кто мог позволить себе убежать. Жесткий паспортный режим для отъезжающих, показательные расстрелы на вокзалах, "ты нужен здесь, Сибирь - для русских!", тотальное взяточниство, активизация легальных и нелегальных узкоглазых...
2005 - "бескровная война", молниеносная экспансия. Просто, однажды все проснулись под китайским флагом. Учтивое предложение о перерегистрации оставшегося русскоговорящего населения, вежливая перепись, синяя папка-красная папка. По письменному заявлению - депортация в общем вагоне до Свердловска (личные вещи - три килограмма, возрастной ценз - от 12 до 55; маленьких можно перевоспитать, стариков перевозить экономически невыгодно).
2008 - нагрянуло! Посписочная ликвидация лиц, имеющих высшее образование, лиц, старше 55 лет; лиц, имеющих телесные и душевные расстройства; всех лиц мужского пола.
Технологии уничтожения использовались старые, времен третьего Рейха, но с китайской спецификой - тотальное использование и переработка трупного материала. Сто сорок шесть трупоперерабатывающих заводов работали в три смены (кожа, волосы, крупные кости скелета забирала легкая промышленность; внутренности и некондиционное мясо, непригодное для кормежки элитных чау-чау в двенадцати тысячах питомников, перерабатывалось на удобрения).
Предварительно из не-людей выжималась вся сила на стройках коммунизма (разработка урановых месторождений на севере бывшего Красноярского края; лесозаготовительные работы там, где еще остался лес; осушение Байкала.
2012 - позорный договор о сотрудничестве. Россия полностью отказывалась от территориальных претензий к Китайской Народной Империи, принимала сложившиеся геополитические реалии как должное и в одностороннем порядке объявила об уничтожении всех ядерных вооруже
19
опушке березового леса, подернутого багрянцем осеннего умирания, возможно даже - смерти и разложения, но, не смотря на это, по-прежнему прекрасного, лежал коренастый мужчина, ростом выше среднего, широкоплечий и, как говорится в народе - крупнокостный. На мужчине ладно, как влитая, сидела форма подполковника фармакологических войск особого назначения. Форма была в безупречном состоянии, лишь кое-где поблескивали разноцветные птичьи перышки. Кроме мужчины на опушке никого не было видно, поэтому стороннему гипотетическому наблюдателю показалось бы, что мужчина беседует сам с собой - задает вопросы властным, но в то же время нежно-просительным тоном и сам отвечает на них женским голосом, прерывающимся утробными стонами, которые может издавать только женщина, которую очень долго и очень-очень хорошо ебут несколько человек. На самом деле, все было гораздо проще: Петр Зубов, прижавшись ухом к влажной и теплой поверхности, вставив хуй в заранее приготовленную и выложенную мхом-ягелем ямку (идея о возможности ебать землю, даже персонифицированную, явно заимствована у Сорокина. спрашивал совета у русской Елены Земли.
- Что мне делать, Леночка, как в логово проникнуть? - Жарко шептал он в чрево разложившегося (термин "разложившийся" в данном контексте имеет значение - "утративший всякие нормы приличия, антисоциальный, внеобщественный") трухлявого пня. - Как врагов победить?
- Значит так, Петя, торопливо и страстно шептал в ответ сам себе Петька Зубов голосом Е. Земли - подойдешь к базе ровно в 15 часов утра. В это время все внутренние долбоебы в транс впадают. Я знаю...
Зубов поморщился, как от зубной боли и до крови прикусил нижнюю губу.
Ленка, пниво и гниво постанывая, продолжала:
- Дверь базы откроешь вот этим... Сунь руку в дупло!
Зубов засунул руку в дупло трухлявого пня по самое ни хочу, по самое плечо, нащупал там продолговатый сверток и вытащил его наружу. Он с трудом положил все норовящий выпасть сверток в карман штанов, и внутренне догадываясь, что это может быть, усмехнулся, представив, как нелепо выглядит для читателя соседство этого ключа с тем, что находится в его штанах. (Господи, ну что за уебищные оговорочки, ползанье по-пластунски вокруг да около! Всем, блядь, ясно, что в штанах у Зубова - хуй!!!) Подойдешь к базе - разденься, оставь одежду в укромном местечке, а лучше - уничтожь. - серьезным голосом продолжала Ленка. - По базе человеком не ходи... трансформируйся, не мне тебе объяснять... там найдешь комнату Љ16. Дверь в нее будет открытой... я позаботилась... - голос Ленки становился все тише и тише, словно она уплывала вдаль на трех мифических китах: Алексее, Андрее и Александре.
"Ну-ну, сука, блядь поганая! - в голове у Зубова забилась, застучала в виски кроваво-красная волна ревнавести - Обо всем позаботилась. И о ключе и о дверях... проститутка ебаная!"
- А дальше. Петя, я тебе не советчица.... Там уж действуй на свое усмотрение. - грустно закончила Ленка
- Ленуля, как говорится, "не бери в голову, - бери в рот"! - преувеличенно бодро воскликнул Зубов, выдергивая хуй из ямки и сщелкивая с его кончика прилипших муравьев. - Не ссы, прорвемся!
Зубов встал с сырой и мокрой от спермы Земли, и уже было, собрался идти, как Ленка тихо спросила его спину:
- Спинка, ты ведь вернешься? Я буду ждать тебя... - и добавила, без надежды быть услышанной - Прочти что-нибудь на последок, Петя!
Отбросив нахлынувший было океан обид, Зубов с размаху упал и крепко обнял Ленку.
"А вдруг, и вправду, в последний раз видимся?" - мелькнуло в голове.
И как в первый раз, горячо и нежно, он зашептал в волнующую трухлявость пня:
- Пошли, Господь, со мной в терпенье
В палату буйных, мрачных дней
Неси военные лишенья
И слезы кротких палачей.
Дай дозу нам, о, Боже правый
Злодейство ближнего представь
Укол тяжелый и кровавый
С твоею кротостью поставь.
И в час мятежного волненья,
Когда задрочат нас враги,
Свои тупые оскорбленья
Ты для себя прибереги!
(см. так-же стих Иосифа Уткина "Ты ставишь мне укол")
Зубов встал с теплой Ленки, отряхнулся.
- Мне пора, Ленулечек... - Он нежно и ласково погладил травянистую холмистость. - Авось свидимся!
...Проникнуть на базу, как и обещала Ленка, оказалось довольно легко. Дождавшись оговоренного часа, Зубов подошел к серой бетонной стене приземистого здания с неприметной железной дверью. Сунув руку в задний карман штанов, он достал и развернул сверток, который ему дала Ленка.
Матово блестя в лучах заходящего солнца, на него хищно уставилось сложное штопорообразное, закрученное во всех мыслимых и немыслимых плоскостях и измерениях, ни на что не похожее, но похожее на все одновременно, руками не трогаемое, мозгами не поонимаемое, хитромудровыебанное сооружение, приблизительно тридцатисантиметровой длины. Сплетенные в косицу тулова венчали две пластмассовые залупы, обильно смазанные лубрикантом. Зубов вспомнил, что нечто похожее он видел в древнем Египте.
"Хуеплетство какое-то..." подумал он, и в ту же секунду понял, что в руках у него хуй капитана Кошки, причем не копия, не подъебка, а настоящий хуй, которым Кошка заебал до смерти не одно существо.
"Вот почему Кошка хвалился, что он ебет одномоментно органическое и неорганическое!" - подумал Зуб, зачарованно глядя на мерно раскачивающиеся залупы. Тут же эта мысль была вытеснена другой: "А откуда у Ленки-суки столь глубокие познания в кошачьей анатомии?"
Впрочем, почти сразу Зубов вспомнил, как давным-давно, еще во времена битвы за Золотой треугольник, он видел тогда еще прапорщика Кошку, который, предварительно утрамбовав ямку в Земле черенком саперной лопатки, изготовленной, как и положено, для таких случаев из лопаточной кости ошибшегося во второй раз сапера; подолгу, со стонами и уханьем, ебал Землю, вскрикивая что-то вроде "Небо-Земля, Смерть-Небеса, Голод-Огонь, Золото-Вонь!" оставляя после себя лужи спермы.
Пора было начинать. Зубов отложил на время пластмассовое чудо-юдо в сторону, снял китель, аккуратно отвинтил от погон четыре золотых звездочки и положил их рядом с кошачьим хуем. Полностью раздевшись, он запихал одежду под ближайший куст, поморщившись, прикрутил звездочки к левому яичку, (Устав от Внутренней Весны категорически запрещал расставаться со знаками воинских отличий, даже под страхом возможного разоблачения в результате их ношения) неохотно взял в руки сочащийся соком эбонитово-черный хуй, подошел к двери и решительно вставил его в замочную скважину.
"Да-а-а... Система безопасности - что надо! - невесело подумал он. - Это надо ж, так быть преданным своему делу, работе своей, чтобы хуй на нее стоял!"
С тихим чмоканьем обе залупы погрузились в замочную скважину.
"Сейчас, главное, не ошибиться" - сосредоточенно подумал Зубов, свободной рукой вытирая пот со лба и совершая поступательно-вращательные движения хуем в скважине.
Через пару минут дверь застонала:
- Да.... Да... Глубже, глубже... Милый мой, любимый... Выеби меня, выеби как следует... Выеби и кончи!
"Выебу, выебу. - ухмыльнулся про себя Зубов. - Ввек не забудешь!"
Дверь продолжала утробно стонать, тембр голоса стал каким-то животным.
- Да! Да! - рычала она - Какой он у тебя большой! Глубже! Глубже! Еби меня, Кошка!
"Вот оно! - радостно подумал Зуб, ни на мгновенье, не прекращая движений кошачьим хуем. - Пока все получается, процесс идентификации идет успешно!"
Он стал водить хуем в скважине чуть быстрее.
- Ой! Ой! - уже не стонала, а икала дверь. - Хорошо-то как, милый! Только не кончай в меня.... Ой, мамочка! Мамочка! Кончи мне в рот! Кошечка мой ненаглядный, Васенька!
Сердце у Зубова екнуло. Такого подарка от судьбы он никак не ожидал. На халяву получить в распоряжение имя не-друга! Об этом он мог только мечтать!
- Ой! Ой! - продолжала верещать дверь. - Еще! Еще!
Как только Зубов услышал закодированное сообщение о завершении процесса идентификации, он перестал двигать хуем в скважине. По двери прошла волна мелкой дрожи. Подождав около десяти секунд, Зубов медленно и почти полностью вытащил хуй из скважины. Дверь проводила его глубоким хлюпающим стоном. Плюнув на левую залупу, Зубов изо всей силы вогнал хуй обратно.
- Ой, блядь, хорошо! - немного испуганно хрюкнула дверь.
"Восемь глубоких толчков рассерженной черепахи, три медленных, неживых проникновения в нефритовую пещеру, пятнадцать прыжков красноголового всадника..." - всплыли в голове Ленкины наставления, и Зуб некстати вспомнил, как на лесной опушку они с Ленкой отрабатывали технику открывания двери.
Выполнив необходимое количество движений, (на шестом прыжке красноголового всадника крики двери слились в непрерывный вой, в котором с трудом можно было разобрать слова: "умираю.... Все... все.... Хватит, малышка... хватит!") Зубов резко выдернул пластмассовый хуй наружу. В воздухе нестерпимо запахло машинным маслом.
- Кончи! Кончи прямо на меня!!! - истошно заорала дверь.
Зубов поморщился и плюнул на раскаленную металлическую поверхность.
Слюна с шипением испарилась. Дверь открылась.
Отбросив ставшую ненужной пластмасску, Зубов вошел внутрь. Перед ним простирались бесконечные и безлюдные коридоры базы. Интерьеры ее чем-то напомнили Зубову "Duke Nukem\Lunar apocalypse", где он проходил двухнедельный цикл обучения еще на втором курсе в спецлагере - безумные коридоры, шизофренические краски, шипение пари из разорванных труб, стены, покрытые плесенью, пятна крови на полу.
Отступать было некуда! Предварительно собрав валяющиеся вокруг предметы: базуку, уменьшитель, аптеку, боекомплект к шутгану, он подошел к раскрытым ставням иллюминатора, взглянул на далекое небо, вздохнул.
"Как я люблю тебя, моя Родина, моя Отчизна! - слезы застилали глаза - Еб твою мать! До боолли, до крови, до самоуспокоения!!!"
Широко и истово, истинно по-русски, Петр Зубов перекрестился, присел на корточки, закрыл глаза и отстранился.
"Надо бы поосторожнее, 13 страница все-таки..." - мелькнула в голове предательская мыслишка, (в авторском оригинале, данные события происходят на 13 странице) но вскоре сознание Зубова очистилось полностью. Он был готов к трансформации.
Не открывая глаз, мысленно нахохлившись, он прижал ладони к плечам, широко развел локти в стороны, сориентировав их по двум половинам света - верхней и нижней, втянул голову в плечи.
Старательно разевая рот, словно бы птица с мягким клювом, пытающаяся заговорить, громко и отчетливо Зубов произнес любимую мантру:
- В годину черных потрясений
когда гниет живая плоть,
ты дай мне веру и спасенье,
не покидай меня, Господь!
Процесс трансформации начался практически мгновенно.
- Поехали! - прошептал он знаменитое гагаринское и на мгновение потерял сознание от мучительной боли.
Хрустящие перевороты во всех костях, протестующий писк выворачивающегося наизнанку тела, дробная полоступь перекручивающихся слева-направо ДНК. Неудержимо хотелось чесаться, но ладони намертво приросли к плечам. Пробегающие по всему телу волны жестокого зуда сопровождали процесс оперения. На этом этапе, Зубов (вернее меняющийся Зубов) почувствовал, что обосрался. Сразу стало полегче, а через несколько минут вообще все закончилось.
По холодному бетонному полу, "мультипликационной походкой" (явно спизжено у Довлатова) расхаживал огромный, размерами с дога, ярко-пестрой окраски, петух. Стальные когти пронзительно и противно скрежетали по бетону. Из ярко-красного гребешка тускло переливала в четыре золотых звездочки горячая петушачья кровища. Роскошное хвостовое оперение небрежно волочилось по полу.
Петушатина стробоскопически повертел головой, отряхиваясь от ненужных воспоминаний, широко взмахнул крыльями и, подняв облако пыли, взлетел под потолок. Сделав обзорный круг, он выбрал нужное направление, и полетел, ловко разбивая клювом попадающиеся по пути осветительные лампы на длинных витых проводах.
"Ну их на хуй, - неспешно текли в маленькой головке петушиные мысли, - на всякий случай побью их. Мне все равно, я куриной слепотой не страдаю. Так, на всякий случай..."
Не переставая размеренно махать крыльями, Зубов с благодарностью вспомнил М.И., и еще раз подивился его прозорливости: теперь, пролетев четыре уровня темных коридоров, он распознал в них тот самый "lunar apocalypse", а поскольку всех врагов здесь Зубов перехуярил еще на втором курсе, то путь к цели был относительно спокоен, если не считать обрушившихся кое-где стен и струй горячего пара, бьющего из разорванных монстрами труб.
Вскоре, подлетев к очередной двери, Зубов разглядел на ней картонную табличку "КАБИНЕТ Љ16", чуть пониже - "капитан Кошка", еще ниже - "долбанный пидор" и символ: пустые песочные часы с обломанными стрелками.
Приземлившись, Зубов толкнул лапой дверь. Как и обещала Ленка, она была открыта. Петух повертел по сторонам головой. Коридор был пуст.
"Действуй!" - приказал сам себе Зубов и вошел внутрь.
Огляделся... Кабинет как кабинет. Стандартный рабочий кабинет военного функционера средней руки этой ебаной психотронной войны.
"Да, Кошка, - злорадно усмехнулся Зубов, - не жалуют тебя здесь. Это тебе не китайцев сотнями в Амуре топить!"
Зубов, не торопясь, подошел к полуразвалившемуся столу, более уместному где-нибудь в кладбищенской конторе, взлетел на железный табурет с привинченными к полу ножками. Наглухо заложенные неровной кирпичной кладкой окна абсолютно не пропускали света, но Зубов сумел разглядеть висящую на стене черно-белую любительскую фотографию в изящной рамочке из большеберцовых костей человеческих зародышей: черный Гагарин, с намертво приклеенной знаменитой улыбкой, крепко-крепко обнимает белого Маяковского.
"Да-да! Двойники астральные, еб вашу мать! - Зубов решил вернуться к этой фотографии попозже. Ну, Володька, ну сука! Я с тобой еще разберусь!"
Зоркий птичий взгляд привлекла стоящая на полу красная пластмассовая корзина для мусора с отломанной ручкой и заменяющей ее куском веревки. Зубов хищно кинулся к ней, ударом лапы перевернул, но та была пустая. Сердце предательски екнуло, - что-то было связано с этой корзиной; мучительно-сладкое, один из возможных вариантов развертки.... Копаться во всем этом мусоре Зубов не хотел, не мог, да и не было особого желания. Так, ебань всякая: женское имя, символ Солнца, 76, картонная боль и эфемерное наслаждение...
Зубов затряс шелковой бородушкой: "Хорош. Дела делать надо!"
Нетвердой походкой он подошел к левому ящику стола, долго и открывал и выдвигал его неприспособленными к этому занятию лапами, наконец, достал из глубины ящика то, за чем пришел: потертую коленкоровую папку с надписью красным на черном: "ДЕЛО Љ 02V00"
Дернув клювом за тесемки, Зубов с трудом разлепил склееные листы бумаги. На пол посыпалась всякая хуйня, положенная в папку для отвода глаз, как то: непонятные листочки, трогательные мышата, слепленные из обсосранных туалетных бумажек, порнографические открытки, среди которых Зубову особенно понравилась одна, изображающая мастурбирующую с помощью хрустального хера женщину, которая подглядывала, не слезая с унитаза, за совокупляющимися бараном и змеей. Лишь сконцентрировавшись, Зубов сумел разглядеть во всем этом бреде небольшой, размерами с горошину, стабилизированный кристалл концентрированной кислоты.
Зубов аккуратно пододвинул кристалл к себе, пропихнул под него открытку и склевал его, заодно пробив в порноотверстии бабищи великолепную дыру, куда сразу же устремилась змея, оказавшаяся змеем, состоящим из одного хуя. Кристалл нежно соскользнул в желудок. Зубов поерзал, устраиваясь поудобнее, остановил внутренний диалог, и не мигая, уставился в одну точку.
Вскоре наступила эрекция, а в голове раздались голоса:
- Мур-мур-мур! Фамилия! - тупым ножом вспорол тишину властный мужской голос, принадлежащий, как без труда догадался Зубов, капитану Кошке.
- Мяу! Я те дам "Генадьевич"! - хлесткий звук удара, испуганный мальчишечий визг, еще удары. - Я те дам, "Геннадьевич"! тебе, сука, фамилию велено сказать было! Мяу!
- Товарищ капитан! Товарищ капитан! Не бейте, не бейте! Я все скажу... - истерично завопил мальчишка. - Только не бейте...
- Бить, сученок, мы тебя все равно будем, - размеренно заговорил Кошка, - а от тебя зависит, как и сколько мы тебя бить будем...
Раздался звук падающего тела и голос Кошки:
- Поссы на него, Митя!
Чуть слышно раздался треск, и Зубов понял, что какой-то неведомый Митя расстегивает ширинку. Затем зажурчала струя воды, падающая на что-то пофыркивающее.
- Очухался, товарищ капитан! - звонкий, полный юношеского задора и оптимизма голос, принадлежащий Мите.
- Вижу. Подними и привяжи его покрепче.
- Слушаюсь!
Минут пять было тихо. Зубов разобрал лишь слабые стоны и шуршание. Наконец, раздался голос Кошки:
- Ну, гаденыш, а теперь рассказывай!
- Товарищ капитан, я не виноват... не надо!!! - Свистящий звук удара прервал мальчишку. - Не надо! Не бейте! Я все скажу... меня под Псевдоачинском контузило, а очнулся я уже там...
- Где "там", сука?!
- Там.... Там, товарищ капитан, темно и сыро было... Нас сначала в вагоне везли, Коля там умер, а места не было, мы стояли тесно, он тоже стоял... потом из живота, он лопнул, черви полезли, а его от нас не убирали, сколько ехали, не знаю... почти все умерли, выгрузили человек двадцать...
- Дальше!
- Нас охранники в колонну по двое построили, всех по бокалу Coca-Cola выпить заставили. Мишка пить не хотел, так они ему живот штыком вспороли и Pepsi туда налили.... А потом машина подъехала. Белая, дверей много. Меня по телевизору, когда заставляли смотреть, я запомнил, "Линкольн" называется. Охранник подбежал, двери открыл, а оттуда эти двое вышли, хельрайзеры... Мама! Мама, мамочка! Я больше не буду! Мама! Мама! Забери меня отсюда! Мама-а-а-а-а!!!
- Митя, ебни ему раз, чтоб заткнулся!
Тяжелый звук удара и весело-удивленный Митин голос:
- Товарищ капитан! Он обосрался весь!
- Отойди! Ну, очнулся?! Слушай внимательно, Максим. От того, что и как ты мне расскажешь, очень многое зависеть будет. В том числе и жизнь твоя, и реинкарнация. Понял?
- П-п-понял... Товарищ капитан, только не бейте больше, я все скажу!
- Давай-давай, говори. Кто из машины вышел?
- Я г-г-говорю, хельрайзеры...
Зубов скорее почувствовал, чем услышал немой вопрос Кошки:
- ???
Митя продолжал:
- Од-дин высокий, н-н-нерусский, черножопый. Нос большой, глаза в упор смотрят, пиджак на голое тело одет... цепь на груди золотая, я таких больших никогда раньше не видел. И босой, честное слово, товарищ капитан, босой!
- Верю. Дальше!
- В-в-вот. А второй - низенький такой, толстый. В костюме кожаном, обтягивающем. Лица не видать, только гвозди из черепа торчат, весь в заклепках, молниях, весь ремнями перетянут. Инженер... В одной руке - нож большой, кривой как серп, а в другой руке - молоток сжимает. Его нерусский за цепь держал, а конец цепи, похоже, за кольцо железное приделан был, а кольцо - в носу...
- Так... Понятно. Дальше рассказывай.
- Построили нас в колонну по двое, перекличку сделали и погнали от вокзала в сторону, километра три бежали. Возле строений с забором остановились, там что-то вроде проходной было. Ворота синей краской покрашены и звезды красные. На воротах черным написано: "Добро пожаловать на горлорезку!" Тот, который нерусский, в костюме на голое тело, стал нас по одному вызывать и за проходную заводить. Там крики, шум, хлопанье какое-то. Один, Леша, не пошел, и нерусский ему сразу горло перерезал... Я, когда за проходную зашел, подумал, что это... с ума сошел. Там нам палке птица большая сидела. На петуха похожая, только большая очень. И когда я зашел, она сразу клевать меня начала, в лицо, в руки, вот.... Вот и это...
Зубов поморщился, как от зубной боли.
- Говори! - продолжалось действие кристалла голосом Кошки.
- Вот, тогда она мне глаза и выклевала. Больно очень, мамочка, было, кто-то, мама мне соль в рану бросил, а потом нас повели, слышал, как ворота открыли, завоняло сильно протухшим чем-то, и птицы кричали...
- С этого места, Максим, пожалуйста, поподробней. Митя, налей ему стакан молока.
- С-с-спасибо, товарищ капитан. Я маму увижу? Ну, то есть, встречу ее?