... На небе Армагеддон. Закованные в латы души - воины потрясают оружием, грозят стоящим через неширокое поле другим душам -солдатам войной. Перед войсками на конях носятся всадники с перекошенными яростью лицами. Подогревают каждый своих. Но действий не предпринимают. Видно, война между верующими и неверующими, между неверными и правоверными началась давно. Убывающие ратники пополняются душами с земли. Привязавшись мыслью к младшему сыну Даниилу - на остальных детей надежды нет- я взлетаю на небо. Покружившись над противными сторонами, профессионально отмечаю, где какой полк разместить, какой отряд спрятать в засаде, кого пустить в лоб, потому что вооружение потяжелее, выглядят поупитаннее. Снова возвращаюсь на землю, ложусь на кровать, которая находится в довольно чистой, светлой комнате в полуподвальной квартире дома в несколько этажей. Напротив светлеет окно, к двери на улицу с правой стороны ведут каменные ступеньки. Вдруг замечаю рядом юного паренька, еврея по национальности, признающего и уважающего меня до нельзя. Спрашиваю, куда подевались его друзья. Юнец объясняет, что разошлись по делам, а его оставили отвечать за меня, как бы защитником. Родителей у него нет, он искренне восхищен моей силой, талантом, главное, умом. Как разумно распорядился отдельными частями христианского войска, с подобной расстановкой победа будет за воинами Христа. И почему бы мне действительно не стать во главе всего войска. Я отвечаю, что мне на небо еще рано, несмотря на то, что понемногу становлюсь не в меру пьющим. Пора завязывать. Парнишка ластится, уговаривает, выделяет сильные, приятные и мне самому, стороны. Я не соглашаюсь все равно. Неожиданно осознаю, юнец направлен за тем, чтобы забрать мою душу на небо. На земле, в нашей стране, какой год не может взять разгон провозглашенная перестройка. Люди мрут тысячами, миллионами. Кто от голода, кого убили. Больше от протравленной, технической, водки. Пьют от безысходности, конца этому не видно. Так вот из какого народа на небе собраны войска! Алкоголика долго уговаривать не приходится. Сам не рад существованию. Нашептал несколько ласковых слов, он и согласился, занял место в рядах душ - ратников. Про Армагеддон было написано в книгах, что он начнется в конце двадцатого, начале двадцать первого столетия. Неужели мудрецами заранее было все спланировано, а теперь назрела необходимость губить народ, снова русский. Даже на небе отправлять в бой за идеи, за божества, никогда никем не виданные и недоказанные? Открытие возмутило до глубины души. Мало вам тех пакостей на моей многострадальной родине с ее возникновения, и сейчас не оставляете в покое. Засланный шпион не один, много их бегает от угла к углу, крадя доверчивые души. Я скинул на пол еврейского юношу. Но отвязаться оказалось не так просто. Не успею задремать, на секунду задуматься, как он снова лежит в кровати, принимаясь за те же дифирамбы. Я понял, что не справлюсь, что он уговорит отправиться на небо. В который раз отшвырнув юнца, вскочил с кровати, выбежал на улицу и обратился к Богу. Над двух или трехэтажным домом возникло белое мягкое божественное свечение. Вырисовался образ благодушного Господа, могущественного, одновременно как бы рассеянного. Я стоял на небольшой, залитой светом , окруженной невысокими домами, площади, по углам которой таились длиннолицые шпионы. Громко пересказав жалобу на парнишку, потребовал защиты и справедливости.
- Достал, говоришь? - добродушно загудел православный Господь. -Ступай домой, я пришлю охрану из ратных людей. Из стрельцов.
Я вернулся в комнату, лег на кровать. Через малое время возле входных дверей, даже в комнате, возникли одетые в длинные красные кафтаны с рядами золотых веревочек между пуговицами, в островерхих, подбитых мехом, шапках, удалые стрельцы, каковых видел в фильмах про Ивана Грозного. Отклонив блестящие секиры на длинных деревянных ручках, они приняли сторожевые позы. Я повернулся на бок, утомленный, попытался заснуть. Очнулся быстро. Возле меня снова лежал тот самый юноша с теми же притязаниями. Собравшись в кружок, стрельцы - охранники за окном соображали на троих. Защитнички, возмутился я. Сбросив вербовщика на пол, опять выскочил на площадь. Весь в своих мыслях, Господь продолжал благодушно улыбаться, рассеянно поводя громадными голубыми глазами вокруг себя. И сам он был волосатый, бородатый, с крупным носом, со здоровым цветом круглых щек, с сочными губами под густыми усами. Указав на стрельцов, затем на подосланного шпиона, я отвязался по полной программе, мол, так меня, православного, обратят в иную веру и заставят служить под чужими знаменами.
- Ах они... такие - рассякие, - как понарошке рассердился Господь. - Вот я им задам. Ступай, сын мой, сейчас они возьмутся за обязанности.
Я примостился поверх постели. Сна уже не было. Поддатые стрельцы, для вида поторчав на постах, покинули их, и продолжили глушить водку. Вместо пацана раскованной походкой ко мне приближалась красивая женщина, издали стараясь произвести впечатление. Я сообразил, если у юнца не получилось, то кто-то из руководителей решил провести передислокацию. Женщина или зрелая девушка лет до тридцати, не успела подойти к кровати,как я сорвался на такую площадную брань,что она остановилась, с удивлением воззрилась на меня. Весь вид ее говорил, что она знает, что я на подобное никогда не был способен, что всю жизнь вел себя с женским полом учтиво и любезно. Я снова разразился неуправляемым речитативом, состоящим из одной нецензурной брани, обозвал особу последними словами, вдобавок сильно пнул ногой. Подобного снести она не могла и отступила от постели. Я бросился к выходу, подняв голову кверху, сжал кулаки, всем видом показывая, что рано мне на небо, не желаю плясать под чужую дудку. Православный Господь все так-же восседал на небесном престоле. Кажется, он ничего не сказал. За его спиной неторопливо занялся более нежный, мягкий божественный свет. Проявился Бог с узким лицом, с длинной белой бородой, темными щеками. Он выглядел собраннее, мудрее первого. Лик был бесстрастным. Величественно возвышался он над православным как бы в глубине неба. Не помню, наверное, он не произнес ни слова. Я наполнился благоговением, мысленно осознавая, что на земле необходимо за что-то зацепиться, иначе вознесешься на небо не по своей воле. Появившаяся сбоку старшая дочь чуть шевельнулась,осталась на месте,показалось, даже немного отстранилась. Сын Сергей сделал несколько шагов, остановился тоже.С другой стороны площади заспешила Людмила с Данилкой на руках. Он был крошечным, годик, наверное. Соскочив на землю, сын уверенно устремился ко мне на руки. Вот кому я оказался необходим. Еще внучкам. Литературе. Душа заняла законное место, я почувствовал себя на земле тепло и уютно. Прижав сына, посмотрел на небо. Оба Бога медленно растворялись. Я понял, что для каждой нации, народа, этноса имеется Бог свой. Но есть общий Господь, объединяющий Богов и людей с планеты Земля под могучими своими крылами.
Еще подумал, что православный наш Бог такой же, как все русские - широкий, добродушный, благостный. Не собранный, что ли. Может быть, не брезгующий пропустить стаканчик, как большинство из нас. Но в меру. Ему я не изменял, хотя ругался с ним капитально. Был случай, когда возник буддийский монах. Он сидел маленький, на полу, в позе лотоса. Спросил без слов, мол, я с ними? Ведь я читал эзотерическую литературу, учился на экстрасенса, узнал про реинкарнацию, посещали и видения потусторонней жизни. Появление монаха было таким неожиданным, что тогда я машинально ответил утвердительно. Но тут-же поправился, сказал: я православный. Не стоит подлавливать подобными приемами. Веру свою человек должен найти, понять и принять сам. Да, наша вера громоздкая. Но лично я человек крещеный.
Вот такое видение посетило меня однажды, заставив сделать вывод: какие мы, таков и наш Бог..