В год и-чоу государь пошел походом на Си Ся, овладел укреплением Лицзили, подверг [осаде] город Лосы, много захватил людей с их верблюдами и вернулся обратно.
В этом году Чингиз-хан пошел войной [против] страны Кашин, которую называют Тангут; взял [там] крепость Лигили и город Лин-Лоши и разграбил области Тангута. Монголы привели [с собою] большое количество верблюдов.
РАД. О походе Чингиз-хана на область Кашин, которую называют [также] Тангут, и о [ее] завоевании [1.2, т.1, к.2, с.149-150].
Когда счастливо наступил год хукар, быка 601 г.х., Чингиз-хан соизволил привести войско в порядок и выступил в поход против области Кашин, которую называют Тангут. Когда они вступили в эту область, то прежде они достигли крепости, называемой Лигили, а место это чрезвычайно укрепленное. Они ее окружили и в короткое время взяли; они разрушили все: и ее стены, и фундамент. Оттуда они пошли на город, название которого Клин-Лоши, а он был очень крупным городом, его они взяли и разграбили.
[Затем] захватили некоторые другие области Тангута и разграбили [их], а скот, найденный ими в тех пределах, они весь угнали [с собою]. [Затем] с многочисленной военной добычей и бесчисленным [количеством] верблюдов и скота они [монгольские отряды] повернули назад и явились с выражением рабской покорности к Чингиз-хану.
ССМ. VIII. Кучулук бежит к Гур-хану Хаара-китадскому на реке Чуй, а Тохтоа - к кипчакам. Джебе послан преследовать Кучулука, а Субеетай - Тохтая. Смерть Чжамухи [ї 198-201].
ї 198. При покорении Меркитов Огодаю была отдана Дорегене, дочь Худу, старшего сына Тохтоа-беки. У Худу было две дочери: Тугай и Дорегене. Половина же Меркитского улуса, засев в укреплении Тайхая, не сдавалась. Тогда Чингис-хан приказал осадить засевших в крепости Меркитов войском Левой руки под командою Чимбо, сына Сорган-Ширая. Сам же Чингис-хан выступил преследовать Тохтоа-беки, который бежал со своими сыновьями Худу и Чилауном и небольшим числом людей.
Зимовал Чингис-хан на южном склоне Алтая. Затем, когда весною, в год Коровы [1205], он перевалил через Алтай и двинулся далее, то у истоков Эрдышской Бух-дурмы оказалось стоящим наготове соединенное войско Тохтоа и Кучулука: Найманский Кучулук-хан, потеряв свой улус, решил присоединиться к Меркитскому Тохтоа в то время, когда тот сошелся с ним на пути своего бегства с небольшим отрядом людей. Подойдя к ним, Чингис-хан завязал бой, и тут же Тохтоа пал, пораженный метательной стрелой - шибайн-сумун. Сыновья его, не имея возможности ни похоронить отца на месте боя, ни увезти его прах с собою, отрезали его голову и спешно отошли. Тут уж было не до общего отпора, и Найманы вместе с Меркитами обратились в бегство. При переправе через Эрдыш они потеряли утонувшими в реке большую часть людей. Закончив переправу через Эрдыш, Найманы и Меркиты с небольшим числом спасшихся пошли далее разными дорогами, а именно Найманский Кучулук-хан пошел на соединение с Хара-Китадским Гур-ханом на реку Чуй, в страну Сартаульскую, следуя через землю Уйгурских Хурлуудов. А Меркитские Тохтоаевы сыновья, Худу, Гал, Чилаун, как и все прочие Меркиты, взяли направление в сторону Канлинцев и Кипчаудов.
Возвратясь оттуда через тот же Арайский перевал, Чингис-хан расположился лагерем в Ауруутах. Тем временем Чимбо вынудил к сдаче Меркитов, сидевших в крепости Тайхал. Этих Меркитов, по повелению Чингисс-хана частью истребили, а частью роздали в добычу ратникам. Но тут попытались восстать и бежать из Ауруутов также и те которые ранее добровольно покорились. Находившиеся в Ауруутах наши кетченеры-домочадцы, подавили это восстание. Тогда Чингис-хан приказал пораздавать всех этих Меркитов до единого в разные стороны "Это им за то, - говорил он, - за то, что мы, ради покорности их, позволили им жить как раньше жили; а они еще вздумали поднимать восстание!"
ї 199. В том же году Коровы [1205] отдавал Чингис-хан приказ. Посылал он Субеетая, посылал в железной колеснице преследовать Тогтогаевых сынов, Худу, Гал, Чилауна и прочих.
Посылая же, наказывал Чингис-хан Субеетаю: "Тогтогаевы сыны, Худу, Гал, Чилаун и прочие, в смятении бежали, отстреливаясь. Подобны они заарканенным диким коням-хуланам или изюбрям, убегающим со стрелой в теле. Если бы к небу поднялись, то разве ты, Субеетай, не настиг бы, обернувшись соколом, летя как на крыльях. Если б они, обернувшись тарбаганами, даже и в землю зарылись когтями своими, разве ты, Субеетай, не поймаешь их, обернувшись пешнею, ударяя и нащупывая. Если б они и в море ушли, обернувшись рыбами, разве ты, Субеетай, не изловишь их, обернувшись сеть-неводом и ловя их. Велю тебе, потом, перевалить через высокие перевалы, переправиться через широкие реки. Памятуя о дальней дороге, берегите у ратников коней их, пока они еще не изнурены. Берегите дорожные припасы, пока они еще не вышли. Поздно беречь коней, когда те пришли в негодность; поздно беречь припасы, когда они вышли. На пути у вас будет много зверя. Заглядывая подальше в будущее, не загоняйте служивых людей на звериных облавах. Пусть дичина идет лишь на прибавку и улучшение продовольствия людей. Не охотьтесь без меры и срока. Иначе, как для своевременных облав, не понуждайте ратных людей надевать коням подхвостные шлеи. Пусть себе ездят они, не взнуздывая коней. Ведь в противном случае как смогут у вас ратные люди скакать? Сделав потребные распоряжения, наказывайте нарушителей поркою. А нарушителей наших повелений, тех кто известен нам, высылайте к нам, а неизвестных нам - на месте же и подвергайте правежу. Поступайте так, будто бы нас разделяет только река. Но не мыслите инако и особо, будто бы вас отделяют горные хребты (будто бы вы "за горами - за долами"). Не мыслите один одно, другой - другое. Тогда Вечное Небо умножит силу и мощь вашу и предаст в руки ваши Тогтогаевых сыновей. К чему непременно хлопотать о доставке их к нам? Вы сами прикончите их на месте".
И еще наказывал Чингис-хан Субеетаю: "Посылаю тебя в поход ради того, что в детстве еще я трижды был устрашаем, будучи обложен на горе Бурхан-халдун Удуитами, из трех Меркитов. Эти столь ненавистные люди ушли опять, произнося клятвы. Достигайте же до конца далекого, до дна глубокого".
Так, возбуждая дух его к преследованию, приказал он выковать ему железную колесницу и в год Коровы напутствовал его в поход словами: "Если вы будете поступать и мыслить за глазами у нас так, как бы на глазах наших вдали - как будто бы вблизи, то Вечное Небо будет вам покровительствовать!"
ї 200. Когда было покончено с Найманами и Меркитами, то и Чжамуха, как бывший вместе с ними, лишился своего народа. И он также бродить и скитаться с пятью сотоварищами. Убили как-то, взобравшись гору Танлу, убили дикого барана, зажарили его и ели. Тут Чжамуха и говорит своим сотоварищам: "Чьи и чьи сыновья, каких родителей сыновья кормятся теперь вот так охотой за дикими баранами!"
Тогда пять спутников Чжамухи, тут же за едой, наложили на него руки да и потащили к Чингис-хану. Приведенный к Чингис-хану, Чжамуха сказал им: "Приказываю вам доложить государю вот как: "Черные вороны вздумали поймать селезня. Рабы-холопы вздумали поднять руку на своего хана. У хана, анды моего, что за это дают? Серые мышеловки вздумали поймать курчавую утку. Рабы-домочадцы на своего природного господина вздумали восстать, осилить, схватить. У хана, анды моего, что за это дают?"
На эти слова Чжамухи, Чингис-хан изволил ответить: "Мыслимо ли оставить в живых тех людей, которые подняли руку на своего природного хана? И кому нужна дружба подобных людей?"
И тотчас же повелел: "Аратов, поднявших руку на своего хана, истребить даже до семени их!"
И тут же на глазах у Чжамухи предал казни посягнувших на него аратов.
И сказал Чингис-хан: "Передайте вы Чжамухе вот что: "Вот мы сошлись с тобою. Будем же друзьями. Сделавшись снова второю оглоблей у меня, ужели снова будешь мыслить инако со мною? Объединившись ныне, будем приводить в память забывшегося из нас, будить - заспавшегося. Как ни расходились наши пути, всегда все же был ты счастливым, священным другом моим. В дни поистине смертных битв болел ты за меня и сердцем и душой. Как ни инако мыслили мы, но в дни жестоких боев ты страдал за меня всем сердцем. Напомню, когда это было. Во-первых, ты оказал мне услугу во время битвы с Кереитами при Харахалджит-элетах, послав предупредить меня о распоряжениях (перед боем) Ван-хана; во-вторых, ты оказал мне услугу, образно уведомив меня о том, как ты напугал наймана, умерщвляя словом, убивая ртом".
ї 201. Когда эти слова передали Чжамухе, он ответил так: "В далекой юности, на урочище Хорхонах-джубур, в ту пору, когда братались мы с ханом, другой моим, ели мы пищу, которой не свариться, говорили речи, которым не забыться, делились одним одеялом. Но вот подстрекнули нас противники, науськали двоедушные, и мы навсегда разошлись. "Мы ж говорили друг другу задушевные речи!" - думал я, и будто бы кожу содрали с темного лица моего, я не терпел к нему прикосновенья, я не мог выносить горячего взгляда хана, анды моего. "Говорили друг другу незабвенные слова!" - думал я, и будто бы содрана была кожа с моего кроваво-красного лица, я не мог выносить правдивого взгляда проницательного друга моего. Ныне, хан мой, анда, ты милостиво призываешь меня к дружбе. Но ведь не сдружился же я с тобою тогда, когда было время сдружиться.
А теперь, друг, теперь ты замирил все окрестные царства, ты объединил разноплеменные народы, тебе присудили и царский престол. К чему ж тебе дружба моя, когда перед тобою весь мир? Ведь я буду сниться тебе в сновидениях темных ночей; ведь я буду тяготить твою мысль среди белого дня. Я ведь стал вошью у тебя за воротом или колючкой в подоле. Болтлива больно старуха у меня, и в тягость я стал, стремясь мыслью дальше анды. Теперь по всему свету разнеслась слава наших имен, от восхода до захода солнца. У друга моего - умная мать, сам он - витязь от роду; братья - с талантами; да стало у тебя в дружине 73 орлюка - 73 мерина: вот чем ты победил меня. А я, я остался круглым сиротой, с одной лишь женой, которая у меня сказительница старины. Вот почему ты победил меня.
Сделай же милость, анда, поскорей "проводи" меня, и ты успокоишь свое сердце. Если можно, мой друг, то, предавая меня смерти, казни бея пролития крови. Когда буду лежать мертвым, то и в земле, Высокой Матери нашей, бездыханный мой прах во веки веков будет покровителем твоего потомства. Молитвенно обещаю это. Моя жизнь одинока с самого рождения, и вот я подавлен Великим Духом (Счастливым Духом) многосемейного друга моего. Не забывайте же сказанных мною слов, вспоминайте иповторяйте их и вечером и утром. Ныне поскорей отпустите меня".
Выслушав эти слова, Чингис-хан сказал: "Как ни различны были наши пути, но не слышно было, как будто бы, ни об оскорбительных, речах моего друга-анды, ни о покушениях на самую жизнь. И мог бы человек исправиться, да вот не хочет. Гадали уж о предании его смерти, но жребием то не показано. Человек же он высокого пути. Не должно посягать на его жизнь без основательной причины. Пожалуй, что, выставьте ему вот какую причину. Скажите ему: "Друг Чжамуха, а помнишь ли ты, как некогда загнал меня в Цзереново ущелье и навел тогда на, меня ужас? Ты тогда несправедливо и коварно поднял брань по делу о взаимном угоне табуна между Чжочи-Дармалой и Тайчаром. Ты напал, и мы бились в урочище Далан-бальчжут. А теперь - скажите - ты не хочешь принять ни предложенной тебе дружбы, ни пощады твоей жизни. В таком случае да позволено будет тебе умереть без пролития крови. Так скажите ему и, позволив ему умереть без пролития крови, не бросайте на позорище его праха, но с подобающей почестью предайте погребению".
Тогда предали смерти Чжамуху и погребли его прах, "подняли кости его".
АБУЛГАЗИ. ч.3, гл.6. О приведении поколения Маркатов под власть Чингис-ханову, и о взятии города Тангута. [1.6, с.258-260].
Как время уже тогда гораздо к зиме приближалось, когда Чингис-хан ходил против Таян-хана; то нимало не замедлив после баталии, пошел со всем своим войском в зимние квартиры в земли своего владения.
Следующею весною вступил в землю Маркатов. Хан сего поколения именем Тохтабеги, объявил себя явно при многих случаях противным пользе Чингис-хановой; еще он и сам присутствовал на той баталии, которую Чингис-хан имел прошедшей осенью с Таян-ханом. Но увидевши с самого начала, что Таян-хан проиграет оную, так хитро и осторожно поступил, что отлучившись с своими людьми с сражения, ушел к байраку другому Хану Найманскому.
Чингис-хан победивши Маркатов, и приведши под свою власть, выбрал из них великое число людей для умножения своего войска, и пошел оттуда к столичному городу, так называемой земли Тангут. Уведомившись о сем походе хан сея земли, который был принц глубокой старости, заперся в своем столичном городе, которого именем все оное государство называется, с таким всеконечно намерением, чтоб защищаться там до самой смерти. Чингис-хан пришел под сей город, принуждал Хана сдаться; но когда он не хотел сего учинить, осадил город формально; и взяв, после продолжившиеся осады через многие недели, генеральными приступом, велел умертвить хана, и разломать градские стены. Потом еще несколько городов около тех мест стоящих взял, и возвратился в свое владение, оставивши крепкие гарнизоны во всех сих городах.