Аннотация: Сможет ли Россия возродится и обрести свою Идею? Россия и ее взаимоотношения с миром в масштабах личности (хуманизация).
Вокруг полыхал огонь. Огромный корабль качало, сносило в стороны и кренило, но причиной тому был не ветер в океане, не погодные условия - все из-за того, что на самом корабле творилась вакханалия.
США спешил. Бежал, спотыкаясь, из корабельного трюма, где предпочитал отсидеться на время начинающейся борьбы, чтобы потом, после того, как все кончится, выйти и спасти оставшихся. Предложить чашечку чая, успокоится, заключить пару-тройку договоров.
Но он не думал, что небольшая заварушка растянется на несколько часов, и когда из люка увидел зачинающееся зарево пожара, решил - самое время вмешаться.
Спасти мир от катастрофы.
Стать его героем снова.
Но то, что открылось его глазам, ввергло страну в ужас и гнев.
Прямо на ходящей ходуном корабельной арене в самом центре - Россия.
Огромным телом возвышается над маленькой страной, скалит острые зубы, и с клыков его капает жадная слюна. Он сверкает глазами и тянет руки, прижимая к полу яростно, но жалко трепыхающуюся Беларусь, а вокруг расступились другие страны.
У всех - застывший в глазах ужас. Видно, что хотят помочь, но не могут: стоят далеко, боязливо трепещут, и сил у них нет, и идей никаких.
Каждый - враг другому. Не могут договорится, им нужен кто-то, кто покажет правильный путь, сплотить и заставить противостоять угрозе.
Россия пригибается еще ближе, не обращая внимания на остальных, на крики, на призывы остановится: в глазах - безумие и жажда обладать. Полностью и безраздельно.
Беларусь кричит, задыхается, глаза - на выкате. Когда когтистая русская лапа смыкается на тоненькой шее - уже не может издать ни звука кроме хрипа и задушенного стона.
США не может поверить своим глазам. Все его старания напрасны. Он медлит, хотя надо бить. Бить безжалостно, по голове, сразу - дубинкой, а не запретами и обещаниями убить в будущем.
Отмерев, рыщет в карманах: ни пистолета, ни ножа.
Гадство.
- Подождите! - кричит он, пытаясь перекричать стоящий на корабле вой и вопль. Пахнет паленым, но теперь уже огня не видно - он где-то прячется. - Я помогу! Я спасу вас!
Разворачивается и бежит что есть мочи обратно в трюм, где под кроватной полкой у него хранится дробовик - на всякий случай, всегда при себе.
Его нет всего минуту.
Всего лишь одну гребанную минуту.
Но когда США возвращается - он видит кровь.
На досках пола, на бортиках, на руках.
У России - все лицо в крови.
Глаза блестят холодно и безумно. В руках уже нет чужого горла - и вместо Беларуси под ним теперь - лишь тряпка флага. Изорванного и такого же красного от крови.
Но это не все. США в панике и злобе оглядывается - и хочется взвыть сквозь зубы. Глаза его наливаются яростью, он взводит курок и резко вскидывает дробовик.
На борту уже нет тех, кто стоял к России ближе всего - Украины, Молдавии, Казахстана... Не видно макушек Таджикистана и Сирии.
- Сука... - шипит Америка, и на глаза наворачиваются слезы обиды. - Ты!.. - кричит, срывая голос. - Ты их сожрал, сука!
Глаза России, налитые кровью, его хищный оскал - все ближе.
И он стреляет.
Всего один щелчок. РФ прямо перед ним.
Но внезапно визг и крики усиливаются, корабль встряхивает так сильно, что едва не переворачивает. Небо серо, ветер свищет, но волн, которые могли бы так сотрясти судно, нет.
Америка на мгновение теряет равновесие и ориентацию в пространстве, а в следующее мгновение глаза застилает густой дым.
Когда США вновь твердо стоит на ногах и поднимает голову - вокруг непривычно тихо. Оставшиеся страны зажались по углам: их силуэты маячат в разных сторонах от него, а судно по инерции еще какое-то время неумолимо качает.
Америка тут же отскакивает назад, дико оглядывается по сторонам и вскидывает дробовик у самой головы. Вертится, пытаясь найти врага.
И находит.
У самого носа корабля. Пока за бортом плещут волны, вздымаемые пляшущим от происходящего на воде судном.
Дыхание спирает. Он округляет глаза, чувствуя, как начинают подрагивать руки, как от волнения и страха шумит в голове кровь.
На него смотрят холодные насмешливые глаза гиганта.
Это не Россия.
Это Союз.
Воздух прорезает дикий хохот и победный многоголосый клич.
В ту же секунду что-то острое врезается США под лопатки, и он, успевая только снять палец с курка и выстрелить сторону, падает на холодный мокрый пол и погружается во тьму.
- Я... спасу вас... - слышит он напоследок словно издалека свой же болезненный хрип. И последнее, что видит - льдистые надменные глаза над собой.
****
Америка вскакивает и садится на постели, коротко вскрикивая и загнанно дыша. Холодный пот стекает по лицу и спине, перед глазами, полными ужаса, все еще стоит безумная ухмылка заклятого врага, и сердце колотится так, будто спешит убежать с поля боя.
Слышатся приближающиеся торопливые шаги, в следующую секунду дверь в его комнату отворяется; на пороге стоит встревоженный Канада.
- Брат?.. - обеспокоенно зовет он, быстро подходит и садится рядом, кладя ладонь на его лоб. Печально вздыхает и качает головой. - Снова кошмары?
Америка не отвечает.
За окном разливается тихий предрассветный сумрак, воздух и все вокруг дышит покоем, но США не находит себе места.
Все - фикция. Обман. Затишье перед бурей.
Он точно знает, чего следует ожидать.
Враг никогда не спит.
Отдышавшись и прейдя в себя, он решительно поднимается, отдергивает ночную сорочку и направляется к двери.
Голос его кажется совсем окрепшим и твердым, хотя в нем еще мелькают панические нотки.
- Собирайте Пентагон. Срочно разработать план новых санкций против РФ, выделить средства на разработку нового наступательного и оборонительного вооружения. И отдельно - на антироссийскую кампанию в странах ЕС и Латинской Америки.
Канада слушает его поначалу с изумлением, а потом устало вздыхает, но возражать не решается. Все равно все будет так, как захочет брат.
****
- Пожалуйста, подпишите вот здесь. Да, спасибо.
- Стойте, можно интервью? Это не займет много времени!
- Нет-нет, у нас еще много дел - нужно успеть обсудить все на полях международного саммита.
- Как же переговоры по поставке стратегического вооружения в Индию? У него снова непростые отношения с Пакистаном, как думаете, смогут ли они разрешить мирно этот конфликт, а если нет, то будете ли вы вмешиваться?
Вспышки фотоаппаратов со всех сторон. Голоса, вопросы, вопросы... Гул толпы, повисшее в воздухе напряжение он пытается развееть широкой дружелюбной улыбкой.
Ему улыбаются в ответ, но напряжения это не снимает. Зато снимают его - на камеру, ради новой порции новостных лент.
Как нужно вести себя, чтобы тебя не посчитали врагом мира из-за одного неловкого жеста?
Ответ - уверенно и спокойно, даже если на душе у тебя совершенно другое.
Россия не успел утром встать с кровати, как чуть ли не на пороге его собственного гостинечного номера его поджидала пресса. Причем не только отечественная. Да что ж они, как мухи на...
Ладно. Он знал, что техническая революция до добра не приведет, но коли случилось - нужно как-то выкручиваться.
Именно поэтому он наряду с другими странами, которые поселились в том же отеле, что и он, вынужден какой день подряд улыбаться на камеру и тактично молчать, уходя от ответа, или сыпать вежливыми, но ничего не значащими фразами - то, что у него получалось хуже всего и что он так ненавидел, оттого и говорить с каждым разом ему становилось все труднее.
Рейтинги внутри страны падали не по дням, а по часам, а на международной арене все еще ситуация оставалась неоднозначной.
Черт бы побрал того козла, который захотел вместо натренированного опытного отца поставить на место в мире его.
Жалкого. Разодетого по последней западной моде. Вынужденного кривить рожу, чтобы оттянуть момент информационной облавы на себя.
В том, что она случится, он не сомневался.
Да что там - она уже шла полным ходом.
Информационная война.
В СМИ кричали о русской угрозе. В СМИ призывали не сотрудничать с евразийским соседом. В СМИ поливали его такой грязью, которой не водится даже в самых нищенских районах Индии.
Он закрывал глаза, терпел и продолжал делать то, что он обязан был делать.
Но внезапный интерес еще и иностранного СМИ к его персоне дико раздражал, а вовсе не льстил.
По строгим чистеньким коридорчикам какого-то там дворца, в котором проходил очередной саммит, он направлялся к кабинету, где у него должна была состояться встреча с глазу на глаз с КНР.
Слишком быстрое развитие этой соседней страны вызывало у России смешанные чувства смутной гордости, тревоги и настороженности. Когда-то не слишком богатый союзник, достигнув таких высот, мог запросто наплевать на него и начать конкурировать еще и с РФ, но пока этого не делал, потому что не прочно укрепился его статус третьей сверхдержавы. Были терки с США. Выгоднее, конечно, было сотрудничество с Россией как держателем огромных запасов природных ресурсов.
Не секрет так же, что Китай нагло спер у него - вернее, у его отца - идею коммунизма и перекроил ее на свой лад.
Это заботило Россию меньше, но все же любая мысль о том, что в свое время СССР мог бы так же безболезненно и успешно стать социалистической сверхдержавой, если бы не его упрямство и твердолобость по отношению к рыночной системе, корежила порой до жути.
Было... обидно. Он привык, что его предают все кому не лень, а он продолжает помогать всем подряд. Почти привык, почти перестал придавать этому значение, утешая себя поговоркой "да будет после и на нашей улице праздник". Праздник не спешил являться, но Россия умел ждать.
Но Китай казался ему хорошим другом. К тому же, их в какой-то степени сближало родство идей социализма, сплоченность нации...
Хотя... о чем он. На время информационной войны ни о какой сплоченности и речи быть не может. Но это так, пустое и быстропроходящее.
А еще китайцы были очень трудолюбивыми. Это могло идти в противовес с нынешней ленью его собственных сограждан, но ведь когда-то с такой же силой трудился его народ под крылом СССР.
Если встряхнуть - и русские свою задницу поднимут и начнут работать. Если захотят жрать и светлого будущего.
Пока второго не намечалось - хотя он делал все, чтобы скрыть это - а насчет первого было ужасно сложно. Одна половина населения голодала, другая дохла от обжорства. Как обычно при капитализме, конечно, чего удивляться.
****
С Китаем встреча состоялась, были даже подписаны какие-то документы, но Россия о них тут же забыл, как вышел за дверь. Не эти отношения его сейчас волновали в первую очередь. Сперва нужно было наладить контакт с более близкими соседями и разобраться с тем, что происходило внутри - а потом уже лезть за границу.
В личном самолете по дороге домой он думал. Не мог сказать точно, о чем, но думал - должно быть, сразу обо всем, как любил. Он рисовал перед внутренним взором карту мира, осматривал ее, и всегда приходил к выводу, что есть в ней что-то неправильное. Сам он выглядел на этой карте обгрызанным куском, тощей хромой лошадью - а когда-то был... гигантом. Завершенным, цельным, еще не так давно.
Что-то смутно тревожило Россию вот уже больше десятка лет.
Нужно было просыпаться, вставать и что-то делать, но каждый раз, когда он задумывался об этом и начинал строить планы - нападала внезапная сонливость и апатия. Порой раздражение. В такие моменты хотелось послать все куда подальше, каким-то чудом воскресить отца и сунуть ему в руки все тяготящие его бумажки: на, разбирайся. А я пошел гулять.
Гулять. Максимум, куда он может сходить погулять сейчас - на море. Вернее, долететь через него до хорошего соседа. Верхом на ядерной ракете.
И тогда уж можно будет не парится насчет всех этих саммитов, журналюг и договоров - все это просто перестанет существовать... Ляпота.
Мимо проплывали облака, откуда-то с запада, откуда дул ветер, наползали серые тучки.
Россия устало выдохнул и закрыл глаза.
****
Хлопнув дверью что есть мочи, чтобы весь мир услышал, что он дома и никуда больше не собирается, Россия угрюмо протопал в квартиру прямо в тяжелых армейских сапогах.
В ответ ему донеслось из кухни примирительное:
- Чаю с лимоном?..
Россия вздохнул еще раз. Открыл глаза.
Перед ним возникло улыбчивое лицо Цезаря, скрывающего беспокойство.
- Что мне делать? - обреченно прошептал на это страна, вглядываясь в глаза напротив, будто искал там ответ на все свои вопросы.
Цезарь едва заметно нахмурился, поставил чашку с горячим чаем на низкий столик и уселся рядом на диван.
- Ты прекрасно знаешь ответ. - мягко, но настойчиво отозвался президент. - Это были последние запланированные встречи? - он аккуратно разжал сжатые в кулак пальцы страны на подлокотнике и осторожно всунул в них чашку.
- Вроде... - еле слышно ответил Россия, задумчиво и устало глядя перед собой. - Хотя стой. - вдруг встрепенулся он. - В субботу у меня запланированы личные переговоры с Беларусью... черт. - Россия сморщился как от головной боли и сжал пальцами переносицу. - Что мне... что мне сказать?
- А на какую тему переговоры? - уточнил Цезарь, хотя эти новости были уже у всех на слуху и он прекрасно знал, какие у них отношения. Непростые, надо сказать, хотя на словах складывается обратное впечатление.
Россия поджал губы. Нужно было что-то решать, что-то делать... эти мысли набатом стучали в голове.
- Союзное государство, ты прекрасно знаешь. - немного резко отозвался страна, но быстро смягчился. Нельзя показывать слабости, нельзя говорить, насколько слаб и замучен. Сейчас даже у стен есть уши - и каждое неосторожное слово или жест тут же раздуют в СМИ и преподнесут как начинающуюся катастрофу.
Цезарь что-то тихо промычал, делая глоток из своей кружки, и тоже напряженно нахмурился.
Ситуация непростая.
Это дело волочится еще с девяносто третьего года, когда было принято создать новый союз на постсоветском пространстве.
На дворе - почти две тысячи двадцатый, а никаких шагов даже близко не разглядишь к воплощению мечты в реальность.
К тому же, США сразу открыто заявили, что будут всячески препятствовать созданию в Евразии какого-либо союзного государства.
США свои обещания выполняют исправно.
Даже слишком.
- Созданы ведомства, специальные органы по начальной интеграции, по развитию совместных экономических проектов... Но это все не помогает! - Россия вдруг резко повысил голос, поднялся и грохнул по столу кулаком. Посуда мелко задребезжала, Цезарь убрал от лица чашку и уставился на него снизу вверх.
- Не все так просто... - начал было он.
- Я слышал эту песню тысячу раз! - закричал РФ, выходя из себя. В глазах его плескалось отчаяние. - Почему ЕС смог в кратчайшие сроки создать союз, и почему только у нас вечно все через жопу?!
Цезарь молчал.
А Россия тем временем не унимался. Стресс от постоянного присутствия на публике под прицелами тысячи камер, от вынужденных ужимок и уловок, сказался даже на нем.
- Я устал, что всем от меня что-то нужно, а никто ничего не хочет давать взамен! Я устал, что сегодня они называют себя друзьями, а завтра размещают американские ракеты рядом с моими границами! Я устал от того, что меня вечно во всем обвиняют, хотя видно, что я не могу собственные выборы нормально провести - не то, что подстроить или подорвать чужие! Устал, что все видят во мне монстра, хотя я, сука, всего лишь больная загнанная кляча!..
- Эй!
Говорить такое о себе же - каким надо быть мазохистом и безумцем.
Цезарь не выдержал, вскочил со своего места. Крики не помогут, ни уговоры, ни новые обвинения - ничего.
Он быстро приблизился к загнанно дышащей стране, толкнул в плечо, прижал к стене и зажал тому рот рукой.
Дождался, пока Россия откроет покрасневшие глаза и уверенно заглянул в них.
- Как же странно, что другие верят в твою силу больше тебя. - почти язвительно выплюнул он. - Хочешь побичевать себя? Чертов мазохист. - шипел он, все сильнее сдавливая ладонью чужие мокрые губы. - Устроим. Легко. Чтобы ты начал к чему-то стремится и чего-то хотеть - сперва нужно у тебя что-то отобрать. И не просто отобрать - а обобрать до нитки. Жалкий ты нытик. Когда Казахстан выступал с идеей восстановить союз после распада СССР - где ты был? Где было твое желание вернуть отца? Не было его. Ты радовался, что он умер. - президент давил на больное. Больше боли - с ним по-другому нельзя. - Что ты предпринял, чтобы дело о союзном государстве, задуманное еще двухтысячных годах, развивалось? Ни-че-го. А сейчас спохватился, заскучал по папочке - и рыдать? Сопляк.
Звонкий шлепок.
От смачной пощечины голова русского метнулась вбок. Он перестал кривить лицо, в глазах возникла нечитаемая отрешенность. Что-то побочное, из чего обычно рождается либо решимость все исправить, либо решимость все похерить окончательно.
Еще через минуту напряженной тишины наконец раздался приглушенный хриплый шепот.
- Я думал, так будет лучше для нас.
- Жопой думал. - констатировал Цезарь, отходя и складывая руки на груди. - Вот теперь - исправляй.
Россия помолчал еще с минуту, глядя в пол. Лица не видно. О чем думает - не понятно.
- Как..? - спросил он.
Цезарь саркастично прыснул от такого наивного вопроса.
- В субботу. На встрече с Беларусью. - с добродушной отеческой усмешкой сказал он.
- Да пошел ты. - еще минуты через три наконец отозвался страна, поднимая голову с ответной ухмылкой. - Еще приказывать мне будешь.
Цезарь засмеялся и развел руками.
Мол, ничего не поделаешь - работа такая.
Глава 2.
Удар.
Тихий вскрик и залитые животной тупой злобой глаза. Сплевывает кровь.
- Ты, падла, позоришь нашу семью. - вкрадчивый шепот на ухо. Он не хотел.
Видит бог - не хотел дойти до рукоприкладства, потому что везде есть глаза и уши, и завтра же об этом инциденте узнают все. Будет скандал, будут новые международные ограничения.
Но это - уже слишком.
Он заигрался в незалежность.
- Да пошел ты.
Усмешка. Сколько раз он это слышал. Маленький братец даже в высказываниях и посылах не может придумать что-то свое и смотрит на большого брата.
Он всегда смотрел, смотрит и будет смотреть - не на него, так на других. Потому что ничего больше не может, пока по уши погряз в дерьме своего же кризиса.
- Ты мелкий сукин сын, ты никогда не любил никого, даже будь мы одной семьей. Куда такой малявке смотреть на меня свысока.
- А ты... - насмешка на разбитых губах. - Все никак не отойдешь от смерти любимого папочки? Все никак не очнешься?
Россия щурится, смотрит сверху вниз на распластавшегося под ногами брата, и так хочется пнуть побольнее и помочь подняться одновременно.
Слишком много противоречий. Слишком больно.
- О чем ты думал, когда подписывал автокефалию? - только и может спросить он. Уже без злобы, без ненависти - устало.
Украина не отвечает. Смотрит яростно, истекает кровью - и все равно видок, будто готов плюнуть в рожу прямо сейчас, прямо с пола.
Он всегда был таким. Кажется, его ничто не изменит - только гроб. Но Россия не может уничтожить целую страну.
Не просто потому что это ему не под силу, или он боится расправы от ООН - хотя тогда до Третьей мировой рукой подать.
Просто потому, что в памяти свежа война, семья, отец. И их единство.
Россия помнит, как они были братьями. Как помогали друг другу, были одним целым, не разлей вода - как понимали все с полу-взгляда, с кроткого движения губ.
Политика - это одно. Люди - совсем другое. Они не заслуживают расправы - только любви.
И пусть сделают больно еще хоть тысячу раз - что с них взять. Глупые. Маленькие дети, не понимающие значимости и жестокости этого огромного мира. До жути самовлюбленные, но все равно свои, родные.
Красивые маленькие дети с огромным потенциалом, которых хотят навести не на тот путь.
И он отступает.
- Ты предал нашу веру. Предал последнее, что оставалось, что связывало нас. - шепчет он, и в голосе звучит густая насыщенная боль. - Я просто не забываю хорошего, а ты выставляешь напоказ только плохое.
Украина медленно поднимается с пола, но в глазах его не мелькает и толика понимания - там только звериная жадность и презрение. Кровавые губы растягиваются в жестокой усмешке.
- Пиздец ты тупой, конечно. - тянет он грубо. И плюет, - Братец.
Россия заламывает брови. Он не хочет больше ни драться, ни продолжать разговор. Хочет уйти, запереться у себя дома и не показываться. Хочет, чтобы это все было дурным сном.
- Тебя не признают. - предпринимает последнюю попытку он. - Ты не нужен США, Европе ты не нужен. Их экономика и без тебя справляется. Ты всего лишь пешка в руках янки, брат.
Украина зло скалится, идет на него. Тянет руку к горлу, пока Россия не сопротивляется.
- Не брат ты мне. - отчетливо произносит он, чуть вздергивая голову и приподнимаясь на цыпочках, чтобы казаться выше и опаснее. Чтобы дотянутся до чужой шеи. - Это ты во всем виноват. Если бы не проводил захватническую политику , не угрожал моей свободе - ничего не было бы. Жили бы мы с тобой спокойно, не контактируя никогда. Я бы спокойно строил отношения с Западом, а ты бы гнил в своем Востоке. - снова кривая усмешка. - Но нет. Ты захотел вмешаться, захотел, чтобы я всегда был в твоей сфере влияния, не спросив, чего хочу я. Ты - агрессор, брате. США прав. В тебе течет кровь этого тирана, у тебя даже выборы - сплошная фикция. Хочешь установить новый скрытый тоталитарный режим. Сам даже собственную экономику поднять не можешь - с такими-то ресурсами! Тупое, бестолковое, ленивое животное. - цедил сквозь зубы Украина, все больше приближаясь к его лицу. - Вот ты кто.
Рука его покоилась на горле русского, но не давила - просто лежала теплым живым платком, как желтый пионерский галстучек.
Россия прикрыл глаза, слушая полный ненавистью и презрением голос Украины, и не видел, как на долю секунды в глазах напротив промелькнуло разочарование.
Он знал все это. Понимал. Возможно, брат был в чем-то прав.
- Прости. - зашептал он, когда молчание затянулось и Украина убрал руку, устав ждать ответа. - Прости меня. - голос срывался; он боялся открыть глаза, чтобы не пролилась влага. - Ты прав. Это я виноват. Моя вина в смерти отца. Если бы он остался жив - этого не было бы. Мы бы по-прежнему были семьей, все вместе, помогали друг другу.
Веки задрожали и поднялись, но Россия не видел лица бывшего брата, скрытое мокрой пеленой. Он смотрел куда-то сквозь него.
Украина молча разглядывал его, будто хотел найти ответ на какой-то тайный давно мучавший его вопрос в лице русского. Он будто хотел что-то сказать, но молчал.
И так же молча ушел.
Россия снова закрыл глаза, прижимаясь спиной к холодной стене.