Аннотация: Поезд, вагон, и случайная попутчица. Кем она может оказаться - маленьким эпизодом жизни или вашей судьбой?
Сестричка.
Поезд резко качнулся, а затем пошел плавно-плавно, как русская красавица в хороводе. Москва прощалась с Настей постепенно: сначала привокзальной суетой, затем побежали пригороды. Москва исчезала, неожиданно легко отпуская от себя свою жертву.
Она смотрела на пробегающий мимо знакомый пейзаж и прошлое вставало перед ней, неожиданно ясно и пугающе. Вот также когда-то... Только в противоположном направлении... И это был не вагон СВ...
Настя поуютнее расположилась на мягком сиденье и предирчивым взглядом оглядела свое купе: мягкие диванчики, зеркала, шторки, скатерть, моноблок видео и даже мини холодильник. Для полноты ощущения домашнего уюта не доставало только тапочек и телефона. Движением опытного метальщика снарядов, Настя запустила стильную дорожную сумку на соседнее сиденье и все также, словно играя сама с собой, движением фокусника вынула оттуда сначала сотовый телефон, затем атласные розовые, подбитые белым кроличьим мехом тапочки. Ну вот. Теперь, кажется, все в порядке. Комфорт и еще раз комфорт - это главное для женщины в ее возрасте. Она невольно бросила взгляд в зеркало: лицо пусть не молодое, но еще вполне привлекательное, морщинки чуть проступают задорными лучиками, искорки в глазах очень даже убедительны. Удовлетворенно, Настя вернулась в исходную позицию: на диван и подогнула ноги, погружаясь в сладкую истому.
Но, как оказалось, и это не было пределом комфорта. Настя поняла это тогда, когда в ее купе заглянуло улыбчивое девичье личико и нежным голосом внесло ту самую недостающую деталь полной гармонии мира: "Чай, кофе, горячие булочки с марципаном?" Настя с радостью закивала, неожиданно забыв, как же называют таких вот девушек в поездах. На языке вертелось привычное: "стюардесса". Девушка поняла без слов и, одарив напоследок заботливой улыбкой, убежала в соседнее купе, вернее в свое собственное купе, потому что Настя располагалась в непосредственной близости к купе проводницы. Проводница! Ну конечно! Неудивительно, что она забыла. Она так давно... Сколько? Да, уже почти 25 лет не ездила в поездах. А последний раз... Тот самый поезд... Да, тот самый. Плацкартный вагон, ребенок за стенкой со своим вечным: "Ну-у, мама!", нескончаемый поток пялящегося народа и трое девчонок, бегущих из родной глуши, одержимых одним желанием, одним порывом, одной страстью: "Москва, Москва, Москва!!!"
Проводница осторожно зашла в купе своей пассажирки и привычным жестом доброй феи разложила на столе свои сокровища: изящные чашечки с ароматным кофе, конфеты и теплые сдобные булочки. Чашки оказалось две, и Насте это показалось вполне естественным и уместным.
- Вы не против? - девушка неожиданно засмущалась, - Вы едете одна в первом купе. Обычно одинокие пассажиры первого купе просят принести вторую чашку. Чтобы не бегать, я сразу приношу две. Так, на всякий случай.
--
И часто вам приходиться уносить ее обратно?
--
Ни разу. Впрочем, все когда-нибудь происходит в первый раз. И если...
--
Нет-нет, давайте не будем изменять традиции. Мне даже сейчас кажется, что с вашим уходом что-то будет уже не так, что-то нарушиться... Присаживайтесь, пожалуйста! Как Вас зовут?
--
Мария.
--
А меня Анастасия. Ну, что, за знакомство, Маша! - Настя подняла небольшую кофейную чашечку на манер бокала.
--
За знакомство! - Мария вынула откуда-то, совершенно непонятно, откуда, маленькую бутылочку коньяка Хеннесси.
Женщина и девушка зассмеялись, так единодушно, как будь-то знали друг друга всю жизнь.
--
Это тоже на всякий случай? - сквозь смех спросила Настя.
--
Нет, - так же смеясь, ответила Мария, - это не на всякий!
Они засиделись допоздна. Коньяк, мерное постукиванье вагона и доверчивый взгляд молодой приятной собеседницы сделали свое дело: Настя легко, не задумываясь, небрежно потягивая коньяк, рассказывала историю о взбалмашной девчонке, берущей штурмом Москву. Рассказ получался забавный и нравоучительный: от настырной провинциалки до преуспевающей леди оказался всего один шаг. Насте и в голову не пришло, какая это была по счету исповедь у Марии, слишком заинтересованы были ее глаза, слишком внимательно она слушала.
--
Вы знаете, - напоследок вспомнила Настя, - Я так давно не ездила на поезде, что чуть не назвала Вас стюардессой. Все время самолеты, одни самолеты.
--
И часто вы летаете?
--
О, все время: деловые встречи, в основном, ну и отдых, конечно, подальше от родного дома. Последний раз - в Испанию...
Время было позднее, и они мило попрощавшись, разошлись.
Поезд шел быстро и неуклонно, и так же неуклонно портилось розовое настроение одинокой пассажирки. Улыбка медленно сползла с лица Насти, и тоска, как пыльный мешок, накрыла ее с головой. Как она красиво все расписала этой наивной девочке. Не жизнь, а просто - яркая сказка. Нет! Яркая обертка! Только яркая обертка, под которой что-то липкое, грязное, мерзкое, тщательно скрываемое от постороннего глаза, впрочем, и от своего собственного. Слова! Слова, звучавшие так красиво, имели скрытый смысл. Настя действительно была достаточно преуспевающей женщиной, у нее была богатая, обеспеченная жизнь, "крутой" муж, поездки, встречи, отдых в любой стране мира - все это было на самом деле. Не было главного - счастья. Суета, вечная суета, погоня за чем-то большим, сожрали всю ее жизнь. И в этом она была не одинока: Москва диктовала свои законы - тот, кто попадал в щупальца этого монстра, медленно, но верно разменивал свою душу на право жить в этом городе, но рано или поздно этот безумный марафон завершался пропастью, ничем. Так он завершился и для нее - Насти. Неожиданно, оглянувшись назад, она поняла, что прожитая жизнь не имела никакого смысла. Никчемность существования довела ее до глубокой депрессии. Что с ней было бы дальше? Настя не знала, да и не хотела знать. Она прибывала в состоянии полного безразличия и апатии к жизни. И если бы не письмо...Письмо!
Настя потянулась к сумке на соседнем сидении, запустила в нее руку и безошибочно достала небольшой конверт. Медленно и осторожно, как величайшую драгоценность, открыла, вынула аккуратно сложенный листок бумаги: "Дорогая, доченька! Не знаю, доживу ли я до того дня, когда, наконец, увижу тебя. Надеюсь, что ты приедешь. Понимаю, что тебе там, в Москве вечно не хватает денег, поэтому высылаю вместе с надежным человеком свои сбережения. Мама"
И все. Письмо было на удивление короткое. "Надежный человек", кроме письма и денег вручил ей даже билет в вагон класса СВ. Это вызвало уже некоторый шок: ее старенькая мама потратила свои последние деньги на дорогой билет, чтобы ее доченька смогла приехать к ней без неудобств и проволочек. Вот так!
Посыльный на вопросы отвечать отказался, заявив, что его просили только передать. Настя так и застыла после его визита в полном недоумении. Как будто обухом по голове шарахнули.
Настя закрыла глаза: письма матери долгие годы были ее радостью и горем. Она тоже писала письма, сначала полные энтузиазма: "Мама! Ура! Мы добрались! Нас трое и мы вместе!" Потом энтузиазма поубавилось: "С Леной в "Щукинское" не поступила... Ленка - молодец, а я провалилась. Ничего, выкручусь" Потом, снова на подъеме: "Я поступила с Таней на химико-технологический. Мама, ты смотрела фильм "Москва слезам не верит"? Обязательно посмотри, его обязательно покажут по телевизору. Этот фильм как будто про меня. Только у меня все хорошо уже сейчас!" "Мамочка, все замечательно, я выхожу замуж. Он студент нашего факультета. Извини, что на свадьбу не приглашаю. Все будет очень скромно, в нашем общежитии, а там посторонних не пускают, даже родных" "Мамочка, у меня родилась девочка. Институт пришлось пока оставить. Но это ничего. Все будет хорошо!" Все, что она писала, было хорошо. А потом внезапно "хорошо" закончилось, - началось "плохо": академический отпуск завершился, и учеба оказалась безнадежно запущена. Не успела Настя свыкнуться с этим, как начались проблемы с мужем. Он не желал изменять студенческой беззаботной жизни. Молодая супруга злилась, но терпела, сколько могла. А потом узнала, что любимый супруг изменяет с ее дорогой подругой Таней. Сгоряча согласилась на развод, еще не понимая, на что себя обрекает.
Вот, тогда и началась ее "черная полоса". Одна с ребенком в чужом городе, где друзья очень быстро забывали об ее существовании, работа не находилась, и голова раскалывалась от тысячи проблем, свалившихся одновременно на ее хрупкие плечи. В конце концов, в момент отчаяния, она закрыла сердце на засов, вручила ребенка своему "бывшему" и начала свой "подъем на Эверест", так она сама назвала свое карабканье на верхушку жизни. Идея покинуть Москву и вернуться ей не приходила. Мысли и чувства были к тому времени целиком пропитаны сладким ядом Москвы. Возвращение казалось подобным смерти.
В родную глушь летели, как весенние ласточки, радостные письма: "Все хорошо, живем бедно, но честно, без размаха, но счастливо". Ложь плодила ложь, в конце концов, Настя погрязла в этой лжи, как в болоте.
Уже потом, когда она смогла перевести дыхание в этой погоне за благополучием, она пыталась найти своего ребенка. Но как оказалось, ее "бывшая" и "бывший" скрылись в неизвестном направлении. Все, что Насте удалось узнать, это то, что он оставил ребенка на воспитание своей матери. После ее смерти невостребованный ребенок попал в московский детский дом, но где он находится, она так и не выяснила. А может быть, просто и не хотела. Что она могла сказать своему ребенку, как посмотреть ему в глаза. Ей! Своей дочери!
Теперь было уже поздно что-то менять. И только ложь, которую ей придется сказать в лицо матери, на вопрос: "Почему ты одна?", пугала ее безмерно.
Настя закусила губу и быстро начала разбирать постель: вечер воспоминаний пора было заканчивать. Умываться она не стала. Просто достала косметическую салфетку из упаковки, протерла лицо, стерла косметику и, торопливо раздевшись, легла на "узкое ложе своей новой жизни". Итак, побег состоялся. Она сбежала от себя самой - дорвавшейся до благосостояния москвички - вырвалась из паутины Москвы. И так же, как когда-то у провинциальной девчушки, в голове билась, как сердце, неотвязная мысль, только теперь она звучала по иному: "Домой! Домой! Домой!"
Под мерный стук колес Настя заснула. Но, видимо, Бог или кто-то еще там, наверху не дремал в эту ночь, взирая с недосягаемых небес на суетную землю.
Насте снился сон. Странный сон. Страшный и ясный, словно наяву. Во сне она - взрослая Настя принимала у себя - молодой Насти роды. Ребенок не мог родиться, бился и кричал. С ним вместе билась и кричала молодая Настя, обдавая своей болью и ужасом, как кипятком, ее, уже взрослую, но такую беспомощную Настю.
Она проснулась внезапно, в холодном поту, не в силах унять дрожь. Попыталась зажечь свет и замерла. В купе кто-то был. Кто-то, сдерживая плач, пытался выбраться на свободу, царапаясь где-то на уровне пола. Ужас сна, внезапно перешедший в ужас яви заставил ее оцепенеть. Несколько минут она так и просидела с расширенными глазами и полным отсутствием мыслей в голове. Инстинкт каждой нормальной женщины - громкий визг - почему-то не сработал. Напротив, ночь была пропитана чем-то, чему Настя не знала названия, а потому и не искала смысла в происходящем. Она просто ожидала чего-то, боясь спугнуть события. Постепенно к ней вернулась способность соображать. Настя нащупала кнопку выключателя.
В купе никого не было. На миг Настя решила, что все это ей привиделось. Может быть, она сходит с ума? Минуты длились, как часы. Ничего не происходило. Руки перестали дрожать, и в голове стало удивительно ясно. "Нет, это не могло мне почудиться!" - решительно подумала Настя. Наконец, она встала с твердым намерением обследовать купе. Первое, что ей бросилось в глаза, была ее сумка, сдвинутая к стене. Настя твердо помнила, что сумка оставалась на середине сидения: так было удобней доставать вещи. Логический вывод напрашивался сам собой: кто-то находился под сиденьем и, воспользовавшись ее сном, пытался вылезти наружу. Этот кто-то, судя по всхлипыванию, - рассудила Настя, - был явно человеком. Это проще. Если бы не прошеный гость был крокодилом, оставленным какой-нибудь эксцентричной дамочкой, возни было бы больше.
Настя решительно открыла замок своего купе, на случай, если придется позвать кого-то на помощь. Набрала в легкие воздуха и на одном выдохе рявкнула: "Кто здесь?"
В ответ полная тишина.
- Отвечайте! Или я сейчас так заору, что сюда сбежится весь вагон!
Молчание.
--
Я считаю до трех! Раз! Два!...
--
Не надо!!! - внезапно запищало где-то снизу.
--
Кто вы?
--
Я ничего плохого не хотела! Только не зовите никого! Помоги мне!
--
Где вы?
--
Под сидением. Я не могу выбраться. Что-то наверху мешает. Помогите мне. Пожалуйста! Я не хотела ничего плохого!
Настя, охваченная каким-то непонятным порывом, таким же странным, как и вся эта ночь, резко сбросила свою дорожную сумку и рывком подняла тяжелое сиденье. От увиденного сжалось сердце: там, в узком ящике, как в гробу, лежало зареванное создание, возраст и пол которого можно было определить по мини - юбке и порванным колготкам. Лицо девушки было перепачкано расплывшейся косметикой, под глазами, жуткими пятнами, чернела размазанная тушь.
Настя протянула руку, девушка судорожно схватила ее и попыталась приподняться. Видно было, что тело ее не слушалось. Общими усилиями, она была извлечена из-под сидения. Настя усадила "находку" на свое место. Затем, вспомнив об остатках коньяка на столе, она заставила свою ночную гостью выпить это своеобразное лекарство. Видимо, оно оказало свое действие: девушка успокоилась и извечным, машинальным движением всех женщин попыталась привести себя в порядок. Настя, все так же молча, протянула ей упаковку косметических салфеток. Девушка протерла лицо, и Настя, наконец, смогла ее рассмотреть: молодое привлекательное лицо, большие испуганные глаза василькового цвета, точно такого же, как и у самой Насти в молодости.
--
Я, правда, ничего плохого не хотела, - уже спокойным тоном повторила девушка.
--
Кто ты? - вновь начала свой допрос Настя.
--
Никто, - та сжалась, как испуганный зверек.
Настя сама смутилась своей напористости и смягчила тон:
--
Я только хотела узнать твое имя. Ведь как-то я должна к тебе обращаться.
--
Настя, - последовал ответ.
У первой Насти замерло сердце, а потом так сильно заколотилось, как будто хотело вырваться наружу. Все подробности сна пронеслись в голове так ясно, как будто это был не сон.
--
Что с вами? - испуганно спросила девушка, увидев, что хозяйка купе с отсутствующем видом оседает рядом с ней.
--
Сколько тебе лет? - Настя не узнала свой собственный голос.
--
Двадцать один.
Настя вздрогнула: ее дочери было бы сейчас столько же.
--
Ты родилась в Москве?
--
Да, наверное...
--
Почему: "наверное"?
--
Мои родители умерли не в Москве. Я их никогда не видела.
--
С кем же ты жила?
Девушка посмотрела на нее с вызовом:
--
Зачем вы меня об этом спрашивайте?
Настя снова смутилась. Действительно зачем? Разве такое возможно?
--
Просто хочу понять, как ты оказалась под сидением в моем купе.
Девушка опустила голову:
--
У меня просто не было другого выхода. Мне надо было срочно уехать из Москвы, а денег не было ни копейки.
--
То есть ты бежишь? От кого?
--
От хозяина. Я стриптизерша в баре. Эта скотина захотела, чтобы я спала с постоянными клиентами. Я отказалась. Тогда эта падаль решила содрать с меня кучу бабок. Якобы это мои долги. Дураку понятно: столько я не могла ему задолжать! Просто захотел сделать из меня шлюху. Не на ту напал, сволочь заплывшая! Что мне было делать? Дожидаться пока "опустят" насильно? Вот я и дала деру. А куда побежишь?! Квартира его - туда нельзя. Ничего ценного. "Загнала" часы золотые - единственное, что было у меня дорогого. Хватило на три дня. Думала: найду работу на другом конце Москвы. Только они меня и там нашли, еле убежала. Такого страху натерпелась! Тогда и решила: будь что будет, и подальше от Москвы. Забралась сюда как провожающая. Хотела ночью тихонько вылезти. Купе дорогое - решила: может никто и не займет. А тут - вы... Хорошо хоть на другую сторону легли. Думала - уснете, я и выберусь...Там лежать просто невыносимо! Я, правда, ничего плохого не хотела! Не выдавайте меня. Пожалуйста! - девушка посмотрела на Настю широко распахнутыми молящими глазами и заплакала, на этот раз громко навзрыд.
Настя не осознавала, что с ней случилось в этот миг. В порыве материнской нежности она обняла вздрагивающие плечи и крепко прижала беглянку к себе. Это, в самом деле, была судьба. И Настя внезапно поняла это.
--
Успокойся. Все будет хорошо! Поверь мне! Теперь все будет хорошо... Ты поедешь со мной... Ты поедешь ко мне... Ведь ты согласна?! Да?
Девушка на секунду замерла, словно боясь, что ослышалась. На миг сжалась, как испуганный котенок. Потом медленно расправила плечи, внимательно посмотрела на Настю, и, так же как та, в порыве, поверив, теплоте ее глаз, часто-часто закивала головой.
Эта ночь что-то переломила в Насте раз и навсегда. Глядя, на измученное сонное лицо девушки, она видела себя и перерождалась заново, очищаясь от бремени прожитой жизни. Поезд все шел и шел, а она мысленно перекраивала чужую жизнь, словно свое старое платье на новую фигуру, уверенная, что на этот раз наряд будет праздничным.
Утром удивленным глазам проводницы предстала странная картина: ее вчерашняя собеседница сидела в ногах своей постели, а на ее месте лежала незнакомая девушка. Увидев недоумение Марии, Настя поспешно пояснила заготовленной фразой:
--
Это моя дочь. Догнала поезд ночью на машине. Решила ехать со мной. Я полагаю, не произошло ничего страшного? - почти с вызовом добавила она.
Проводница, как то странно оцепенев, стояла на пороге купе. Затем она резко развернулась, собираясь уходить, но словно о чем-то вспомнив, чуть повернула голову к Насте и небрежно бросила:
--
Значит, это ваша дочь? И она приехала ночью? Странно... Я стояла в дверях вагона на всех станциях, не отлучаясь ни на секунду. Ночью никто не входил!
Мария вышла. Настя бросилась вслед за ней.
--
Подождите, Маша! Я хочу вам все объяснить! - непонятно почему, но Насте очень хотелось, чтобы Мария ее поняла, - Много лет назад я потеряла свою дочь. А вчера как будто нашла ее. Поймите, Маша, это судьба, - Настя заволновалась, - эта девушка бежит из Москвы. Она совсем одна! Ей некуда деться! А я как раз еду к своей маме. Для меня очень важно, чтобы я приехала к ней не одна. Вы понимаете меня?! Я заплачу за билет! Я заплачу, сколько надо...- на грани истерики закончила она и судорожно сцепила свои руки.
--
Успокойтесь, да, упокойтесь же! - Мария вплотную приблизилась к жутко побледневшей женщине, - Я понимаю, - На секунду ее рука коснулась сцепленных рук Анастасии.
Настя и в самом деле успокоилась. Она разжала руки и вернулась в купе. В эту минуту она готова была отстаивать свою девочку не только перед проводницей вагона, но и перед целым светом.
Поезд остановился. Две Насти сошли на перрон. Там, чуть в стороне от общей толпы, стояла старушка с удивительно ясными глазами. Она не суетилась, как остальные. Вглядываясь в толпу, она ждала. К ней и направились две Насти.
Мария молча стояла в тамбуре и наблюдала эту сцену. На секунду ее глаза встретились с глазами старушки, и Мария чуть заметно покачала головой. Она еще увидела, как обнялись, не видевшие друг друга двадцать пять лет мать и дочь. А потом ее глаза застлали слезы, и она торопливо вернулась в вагон. Уже через оконное стекло она разглядела, как три женщины медленно удалялись от поезда. Старшая из них оглянулась и послала долгий значительный взгляд. Он предназначался ей - Марии. Вот уже три года, как этот взгляд был для нее надежной опорой в жизни. С тех самых пор, как она, выпускница московского детского дома, приняла твердое решение - найти своих близких. Может быть, для этого она и стала проводницей, чтобы однажды, на какой-нибудь далекой станции ее встретил родной взгляд. Отца она нашла неожиданно очень быстро, но еще быстрее поняла, что не нужна ему. Другое дело бабушка. Вот кто стал для нее по-настоящему родным и близким человеком, помощником и советником, другом и ангелом-хранителем. С матерью было сложнее. Понадобилось несколько лет, чтобы побороть обиду и зажечь вновь ту детскую любовь, которая грела маленькую Машу. Потом вместе с бабушкой они приняли решение, купить билет на тот самый поезд, в тот самый вагон, в купе, совсем рядом с купе проводницы. По задуманному плану, в первый день мать и дочь должны были познакомиться как чужие и привыкнуть друг к другу. А, на следующий день, Мария хотела признаться во всем.
От ее горячего дыхания запотело стекло, - Почему же все так получилось?! Какая-то неизвестная беглянка легко и без усилий заняла ее место. Это нелепо! Так не бывает! Она, так долго страдавшая, так долго искавшая, она, которая смогла простить и полюбить заново, осталась в стороне. А эта девчонка... да, кто она такая, в конце концов! Почему она - Маша должна уступать ей место?! Почему она не призналась сразу матери?! Почему она промолчала?! Пожалела? Кого? Эту девушку? Свою мать? Обеих вместе? Или это, действительно, была судьба? Но тогда какая роль была отведена ей - Марии?
Мысли теснились в голове: набегали и уходили, как волны на морской берег. То, до ужаса эгоистичные, то, полные нереального самопожертвования. А потом решение пришло само собой. Прижав палец к запотевшему от ее дыхания стеклу, она написала одно слово, как откровение: "Сестричка".