Я знал, что речь шла о двадцати штуках баксов. Денег не было, время вышло. На выигрыш того и другого я израсходовал всю свою фантазию и весь здравый смысл. Если мое спасение имело хоть какую-то вероятность, то оно могло быть только в совершенно непредсказуемом идиотском поступке.
Я отчаянно напрягся. Голова болела уже несколько дней. Тошнота гуляла по телу, как и странные ничем не оправданные боли. На всякий случай я пустил слюну.
Внезапно за долю секунды я пережил ряд последовательных состояний. Я разозлился на себя за то, что потратил три дня на поиски денег и не придумал ничего стоящего на случай, если их не найду. Я впал в уныние от того, что так позорно загубил любимое дело, а в худшем случае и свою жизнь. Я впал в отчаянье примысли, скольких людей я, так или иначе, подвел. Наконец, я впал в апатию и закрыл глаза.
Затем я услышал хлопок выстрела.
Я вскочил как ошпаренный. Кровать была абсолютно мокрой. Слава Богу, это не кровь. Слава Богу, это только сон.
Я побрел на кухню, постепенно осознавая, как много общего имел этот кошмар с реальностью. Двадцать штук басков висели на мне как мельничный жернов. Начинался третий и последний день, когда я еще мог их отдать.
Я зажег свет, открыл окно. На улице было минус четырнадцать. В голове прояснилось.
Надо было выпить воды, сменить простыни и поспать еще пару часов, но я автоматически включил компьютер. Привычные действия успокаивали безотказно. Но все, что я мог увидеть на экране, я уже давно знал наизусть. Я загрузил Квейк.
Постепенно ко мне возвращалось самообладание. В конце концов, и разбудивший меня громкий хлопок нашел свое объяснение. В доме напротив кипело неуместное и гадкое веселье. В морозную ночь между двумя будними днями мои соседи по кварталу горланили "Ветер с моря дул! Ветер с моря дул!", визжали гармошки и пьяные бабы. И как упорно селяне тянут за собой в город сельские привычки, ведь не в чистом поле живут. У меня, например, сегодня не было никакого повода радоваться.
Пили, видно не только водку, но и шампанское, а, может быть, рвали петарды, во всяком случае, редкие оглушительные хлопки делали какофонию совсем невыносимой, пора была закрывать окно. Я потянулся, ухватил ручку и зачем-то посмотрел наружу.
Немного ниже уровня моего жилья и метрах в ста поодаль чернела длинная пятиэтажка. Сразу бросался в глаза ряд освещенных окон, три или, возможно, четыре, и открытая балконная дверь - источник самобытных звуков. На балконе охлаждался пучок веселых гостей, и одна совершенно голая тетка стояла на перилах с явным намерением прыгнуть.
Она поколебалась еще мгновение, наклонилась вперед и упала. Очень быстро я осознал, что лучше мне не наблюдать эту сцену, чтобы потом потратить свой последний день, давая показания в милиции. Мысль пронеслась, а глаза тем временем продолжали следить за падением.
Почти у самой земли падение превратилось в полет. Женщина вышла из крутого пике под рев и нецензурные формы одобрения зрителей на балконе и закружила по двору как огромный пьяный голубь. В этот момент я совершенно забыл о своих неприятностях, включая ледяной ветер из открытого окна.
Она кружила и кружила. Несколько минут, это точно. Я даже привык к ней. Летала она, в общем, красиво, так что той ночью удивительнее всего в ее полете для меня была ее нагота. Сам я околел и дрожал всем телом.
Тетка подлетела совсем близко и заулыбалась мне во весь рот. Мое окно тоже выделялось среди прочих погашенных и, видимо, привлекло ее. Тетка была на удивление крепкая и мускулистая, не очень молодая, но больше о ее возрасте сказать было сложно. Длинные русые волосы в отличие от ее тела испытывали на себе влияние гравитации и болтались в соответствии с ней. Густо накрашенное лицо передавало лишь самые общие движения души. В тот момент на нем было написано, что я летунье понравился.
Она немного повисела в воздухе и медленно подгребла к моему окну. Как новый Карлсон порнобизнеса она примостилась на наружном подоконнике и заявила:
-- Привет, малыш!
Я не нашелся, что ответить, а тетка пропихнулась в неширокую вертикальную створку и спрыгнула на пол.
-- Пожрать дашь? - спросила она и безо всяких церемоний полезла в холодильник.
Из холодильника повеяло теплом, и мои мозги немного оттаяли. Я смотрел на голый зад и осознавал, что никогда еще подобное зрелище не вызывало у меня такую гамму чувств.
Тетка разогнулась с банкой майонеза и куском колбасы.
-- Гляди, какой хорошенький! - это обо мне. - Ща, погоди, и тобой займусь! - приговаривала она, отгрызая сухую колбасу крепкими мелкими зубами.
А я пытался припомнить, что советовалось на этот случай "В молоте ведьм", потому что твердо решил, что передо мной ведьма. К ним я никогда не питал романтического чувства, даже булгаковские образы производили на меня отталкивающее впечатление, и сейчас я убеждался в своей правоте. Развязная, нетрезвая тетка ввалилась на мою кухню, жрет мою колбасу, припасенную на, возможно, последний мой завтрак... Какая гадость!
Но, как известно, человек очень быстро осваивается в новой ситуации. Если бы раньше я рассуждал о подобной встрече, сколько вопросов возникло бы в моей голове, сколько смелых экспериментов! Всю жизнь я мечтал столкнуться с неизвестным, и, если бы хорошенько задумался, летающие женщины были бы на одном из первых мест. И вот, получив такое удовольствие, я потерял к нему всякий интерес.
Она тянулась ко мне жирными руками, называла меня и крысиком, и жабочкой, чмокала и дурила мне голову сложными завораживающими жестами. Я пятился, пока не уперся в стену.
За окном скандировали: "Лю-дка! Лю-дка!", я оказался втянут в орбиту отвратительного мне веселья и разозлился.
-- Людка - это я, - заявила гостья. - Ты чего молчишь? А ну, покажи язык, я тебя лечить буду!
И она хлопнула меня тыльной стороной ладони по животу. Мне показалось, что меня хлестнули высоковольтным проводом. Я скорчился от боли и заорал:
-- Пошла вон! Вон, дура!
-- Ты чо? - удивилась тетка.
-- Вали, тварь! Тьфу! Аминь!
Я подхватил складной стул и стал подпихивать им тетку обратно к окну. Она ухватилась за перекладину, одним движением вырвала стул из моих рук и швырнула наружу. Дико оскалясь и пританцовывая, как Мадонна в фанки панки, Людка пошла на меня. Я понял, что буду драться.
Мы сцепились посередине кухни. Из ее рта воняло колбасой и перегаром, она пыталась заглянуть мне в глаза. Я не мог понять, то ли она была горячая, толи холодная, но от ее прикосновений сводило руки и ноги. В какой-то момент мне показалось, что она хочет меня сожрать. Я же собирался выпихнуть ее обратно в окно.
Она вцепилась в меня словно самка бультерьера, а я, уже не пытаясь отодрать ее, хватал все, до чего мог дотянуться, и бил ее, колол, дергал за волосы. Вдруг Людка взвизгнула и отшатнулась, мы на шаг продвинулись к окну. Я продолжал колоть, она подалась еще на шаг.
Я с трудом завалил ее на подоконник. Ее голова свешивалась наружу, руки вцепились в мою футболку, а ноги молотили воздух как вертолетные лопасти. Я ухватил ее за запястья и отодрал от себя вместе с воротом и куском ткани. Людка потеряла равновесие, всплеснула ногами и вывалилась за окно. По инерции я высунулся следом.
Белая фигура неслась к земле с положенной скоростью. Я ждал, что она исполнит свой трюк и полетит восвояси, но вместо этого Людка колом вошла в рыхлый сугроб и замерла.
Почему-то я решил, что больше меня это не касается. Я закрыл окно, поднял с пола серебряную вилку и снова сел за компьютер.
2
Не прошло и двух минут, как в дверь позвонили. Полпятого утра, долгов двадцать штук и непрерывный звонок в дверь. Пришлось открыть.
На пороге колыхалась, как я понял, давешняя пьяная компания из пятиэтажки.
-- Людка у тебя? - так можно было интерпретировать издаваемый ими гомон.
-- Нету.
-- Как нету?
-- Улетела.
-- Ты, козел, я сам видел, как вы целовались на твоей сраной кухне! - проорал самый крупный из визитеров. - Людка! Людка!
-- Нет здесь вашей Людки, идите, идите, -- я изо всех сил пытался не пустить пьяную публику в свою квартиру. -- Что там у вас, свадьба? Проводы? Ну, вот и гуляйте себе. Во всех смыслах...
-- Нет, я сам видел! Пусти! Людка! - не унимался бугай и продавился наконец через меня в прихожую.
Я сдался.
-- Ищите, дети природы, -- пробормотал я, пинаемый со всех сторон непрошеными гостями.
Нельзя сказать, чтобы краем сознания я не понимал, что поступаю нечестно. Я ведь знал, что они говорили правду и имели все основания искать у меня свою подружку. Но после того как я закрыл окно, все происшедшее стало казаться мне очередным кошмаром. Никогда до этого женщины не влетали ко мне в окна, поэтому я автоматически пытался подыскать всему рациональное объяснение. Лучшим из них казался сон. Даже заявления пьяных свидетелей не могли поколебать мою материалистическую базу. Я просто решил, что ведьмины друзья тоже мне снятся.
Страшно матерясь, они прокатились по квартире, оскверняя воздух, оставляя на полу грязные разводы и погребая под собой милые моему сердцу хрупкие безделушки. Не найдя Людку здоровый мужик, который, видимо был у них предводителем, неожиданно сменил тему и направил всю настойчивость на то, чтобы присоединить меня к своей свите.
-- Ты мне сразу понравился, -- заявил он. - С нами пойдешь.
Я мечтал только о том, чтобы очистить свою территорию. Я решил одеться и сделать вид, что собираюсь идти с ними. Я надеялся таким образом выпроводить гостей и потихоньку вернуться. Наматывая на шею шарф, я услышал истошный душераздирающий крик.
Следующей моей мыслью было удивление от того, что я не проснулся. Это было бы логичнее всего. Но нет. Я стоял с мохеровой петлей на шее, со всей ясностью понимая, что под моим окном нашли труп. Так оно и было.
Все как-то сразу притихли, протрезвели и спускались во двор в тишине и порядке. Так что вой и причитания над телом были слышны даже на лестничных пролетах, выходящих окнами на противоположную сторону дома. Кричали женщины, видимо из ожидавших компанию внизу.
Я тоже спустился и зашел за дом. Людку уже вытащили из снега. Она лежала на утоптанной дорожке и на первый взгляд казалась совершенно не пострадавшей. Наверное, она сломала шею. Ее глаза были закрыты, и в тот момент, когда я подошел, на труп накинули дубленую куртку. Кто-то вытаскивал из сугроба мой складной стул.
Одну за одной я курил сигареты, затягиваясь до самого фильтра. Мертвая женщина была куда как реальна, не в пример парящей над фонарями ведьме. Я серьезно сомневался в своей нормальности.
Из окон выглядывали соседи, дом весело засветился, а через несколько минут подъехала скорая помощь. Я отвернулся и побрел восвояси.
У самого подъезда меня окликнул типичный, хотя и незнакомый голос:
-- Гражданин! Задержитесь, пожалуйста!
Я сплюнул последний бычок и остановился. Меня догонял обаятельный сорокалетний мент в чине капитана, сопровождаемый крупным Людкиным дружком.
-- Гражданин ... ?
-- Слипченко, -- сказал я.
-- Вы вроде как по делу свидетель, -- начал мент. - Поступила информация, что вы последний видели покойную перед смертью. Пока вас ни в чем не обвиняют, но обстоятельства для вас не лучшие.
Я кивнул. В голове болтнулся тошнотворный страх. И при этом мне сильно хотелось рассказать приятному милицейскому дядьке всю безумную историю, и пусть он решает, где мне место - на зоне или в дурке.
-- Может быть, поднимемся в вашу квартиру? - предложил мент.
Какой же он был приятный розовощекий и здравомыслящий. За несколько последних недель он был первым, кто проявил обо мне хоть какую-то заботу.
Он поднял глаза от моих голых ног и улыбнулся:
-- Холодно. И осмотреться полагается.
В квартиру мы поднялись вдвоем. Я старался смотреть его глазами и отметил чудовищный беспорядок. Мы сели на кухне, носившей явные следы борьбы. Мент включил чайник и предложил мне рассказать все с самого начала.
Некоторое время не мог начать рассказ. Я трясся, пытался закурить и стал себе окончательно противен. Но мой допросчик смотрел по доброму и налил мне чаю. Без лишних вопросов он насыпал сахар на свой вкус и подвинул чашку.
-- Вы успокойтесь, -- сказал он. - Вы, гражданин Слипченко, я вижу, трезвый, стало быть, не пили с той компанией?
Я подтвердил.
-- Что же вы делали?
-- Работал.
-- Покойная находилась в вашей квартире?
И тут меня прорвало. С огромным облегчением я рассказал все, не задумываясь, что было в мою пользу, а что могло мне повредить. Мент качал головой и делал пометки в блокноте. Он мне поверил. Или сделал вид, что поверил, что, в сущности, означало одно и то же.
-- Гражданин Слипченко, -- начал он, когда я полностью выговорился, - Вы, конечно, чудеса рассказываете, и поверить Вам трудно. Вот, если бы вы жили на первом этаже, тогда другое дело. Тогда я так и записал бы в протоколе, что женщина силой проникла в вашу квартиру. Но записать, что она влетела, я, сами понимаете, не могу. Давайте так. Вы не пили, это факт, и я его записываю. Остальные свидетели все как один в алкогольном опьянении. Покойную мы проверим и, если она тоже выпивала, ...
"Не надо было ни в чем признаваться", -- думал я, пока составлялся протокол. Хотя я решительно не мог придумать, как я мог не сознаться. Что я стал бы говорить? Что спал? Что ничего не видел?
-- И еще, -- продолжал капитан, -- я записываю, что женщина проникла к вам через дверь, в голом виде. Именно через дверь. Так... -- говоря, он продолжал записывать, -- имели место сексуальные домогательства... Будучи в нетрезвом состоянии выпала из окна. Вы все запомнили? На Вас можно положиться, гражданин Слипченко?
Если до меня что-то и дошло, так это то, что этот замечательный капитан был моей первой настоящей удачей за многие дни. Мне не хотелось расставаться с ним. Я нашел в холодильнике банку икры и бутылку пива. Но капитан вежливо отказался.
-- Нет, спасибо, и Вам не советую. Будьте сегодня трезвым, Слипченко. И попрошу Вас до конца следствия пределов города не покидать.
Записав все, интересовавшие его данные, и душевно попрощавшись, мой новый знакомый ушел. За окном тоже стало тихо и пусто. Даже мой стул исчез толи в интересах следствия, толи его просто сперли под шумок.
Вот так. Что было большим чудом: летающая на морозе голая ведьма или герой фантастического рассказа про милицию? Об этом предстояло подумать, но только после завтрака. Жрать хотелось нестерпимо, в моем-то положении.
3
Я съел все свои припасы, включая погрызаную Людкой колбасу. Следы ее зубов я отрезал и выбросил в окно, совершая некий мистический акт. Небо светлело, надо было собираться и ехать.
Еще несколько минут я смотрел телевизор. Вести машину я был не в состоянии. Я не выспался, перенервничал так, что мало не показалось, к тому же выпил пива. Разумно было поймать тачку и добираться на ней, но из-за недавних снегопадов дороги стали отвратительными, кругом пробки, и я решил, что быстрее будет использовать метро.
Я собрался и вышел. Заявляться в контору в такую рань не имело смысла, и я решил наведаться в новое помещение клуба, где как раз шел ремонт. Мысли о долгах я переместил в подсознание, по крайней мере, на время пути.
Поймав попутку, я через пять минут был в метро. Я уже и забыл, когда ездил там в последний раз, по-моему, тогда еще были жетоны по два рубля.
В метро я, как человек новый, смотрел по сторонам, читал рекламу и рассматривал пассажиров. К сожалению, реклама рядом со мной не была рассчитана на здоровых мужчин, я не интересовался колготками и куриным бульоном, хотя пару таблеток от стресса я бы, наверное, выпил.
Так мой взгляд блуждал, пока не зацепился за выразительную деловую гражданку. Она пыхтела, хваталась за поручень то одной то другой рукой и всем своим видом намекала, что для нее должны освободить сидячее место.
Я развлекался, наблюдая ее пантомиму, и заметил, что стоящий сзади парень все теснее прижимается к ее спине, будто протискиваясь мимо, а сам явно намеревается обчистить ее карман. Народу было достаточно много, и собственно акта преступления я не заметил, но отчетливо видел, как его рука исчезла в складках ее ондатровой шубы.
Секунду-другую я раздумывал, вмешаться, или на сегодня приключений хватит, а тем временем события развивались сами собой.
Гражданка вскрикнула и развернулась в сторону парня. В свободной руке она держала сумку, и потому отпихнула парня локтем. Он моментально отпрянул, пряча что-то в ладони. Пассажирка жест заметила и, будучи не из робких, заорала.
-- Нет, ты руку покажи! - насела она без предисловий. - Он кошелек украл! Вот отсюда, у меня из кармана!
Люди вокруг них расступились, обвиняемый оказался в живом кольце.
-- Как не стыдно! - улавливал я через стук колес. - Раньше такого безобразия не было!
-- Да ладно, спокон веков было.
-- Что же ты, сынок, -- проорал крепкий пузатый старикан, видимо, из бывших начальников, -- придется на станции милицию вызвать.
Парень же еле слышно ответил, что кошелька не крал. Пострадавшая гражданка громогласно заявила, что кошелек у него. Кто-то предложил проверить. Я не мог расслышать слов парня, когда он обращался к старикану, но тот согласно кивнул и, следуя презумпции невиновности, предложил сначала проверить карманы у дамы.
Она издевательски засмеялась и брезгливо повела плечами:
-- Нет, ну вы подумайте!
Тем не менее, всучив сумку старикану, она наловчилась эффектно вывернуть карманы на всеобщее обозрение. Кошелек оказался на месте.
Люди гудели. Половина ничего не поняла и продолжала обсуждать падение нравов. Другие отвернулись, порицая некрасивую выходку приличной с виду женщины. Она же покраснела до ушей, кое-как извинилась и вышла на ближайшей станции. Парень остался.
Мне нужно было ехать до упора, ветка была новая, и постепенно в вагоне оставалось все меньше людей. Пахло известью, псевдодневной свет непрерывно дрожал, грохот колес накапливался в ограниченном пространстве. Я делал вид, что ко всему безучастен, а уж упомянутый парень меня и вовсе не интересует, но на самом деле из-под тишка его рассматривал.
Парень был удивительно красив по мерке любого пола. Особенно его абсолютно чистая и очень светлая кожа, на ней не было ни мельчайшего раздражения, ни одной морщинки. Глаз его я не видел, потому что теперь он читал, скорее даже пролистывал книжку из серии "Драгонленс" в яркой оранжевой обложке.
На последнем отрезке в вагоне осталось не больше десяти человек. Они подтягивались к дверям, но парень как будто собирался ехать дальше.
Я вышел на конечной станции, краем глаза продолжая следить за своим объектом, который остался сидеть в вагоне. В былые имперские времена на конечных станциях служительницы всегда проверяли, не замешкался ли кто, теперь не проверяют. Поезд еще стоял, двери еще были открыты, я шел вдоль перрона и вдруг неожиданно для себя самого вскочил в соседний вагон. Двери сошлись, поезд двинулся в тоннель.
Все время, пока я наблюдал за парнем, он казался мне странно возбужден, словно, читая, пытался унять нетерпение. Теперь он приступил к действиям. Из кармана своего длинного плаща он достал шприц, положил его на сиденье, закатал рукав... Все было тривиально, я как идиот следил за наркоманом. Пусть несколько эксцентричным, может быть, даже романтичным, и тем не менее. Мне стало обидно. Но вот шприц...
Между нами были почти две полных длины вагона и два толстых стекла. Я старался слиться с сиденьем, но все же подползал поближе, чтобы рассмотреть подробности, и, если уж я оказался вуайеристом, то хоть получить максимум удовольствия.
Шприц лежал на сиденье. Шприц, наполненный чем-то почти черным. Парень взял его в руки, посмотрел на свет, слегка надавил на поршень. На кончике иглы повисла темно-красная капля. Факты как-то не хотели уживаться у меня в голове, только потом я понял, что это была кровь.
Поезд остановился, должно быть, для того, чтобы машинист перешел из головного вагона в последний, и состав, таким образом, развернулся. Наркоман с гемоуклоном подошел к пневматическим дверям, легко отжал их и спрыгнул прямо в служебный тоннель, в котором мы стояли. Он запахнул плащ и быстро скрылся за одной из небольших дверей. Шприц снова был у него в кармане.
Я решил, что с меня довольно. Следить за ним дальше я не собирался. Я сел и расслабился. И все же то и дело я поглядывал на таинственную дверь, но она находилась напротив соседнего вагона, и была плохо мне видна.
Наконец поезд поехал. Медленно-медленно. Я подошел к окну. Дверь приближалась, и мне почему-то очень захотелось прочесть табличку, написанную, как на зло, такими мелкими буквами. Мое окно поравнялось с дверью. Собственного освещения в тоннеле не было, свет падал только от поезда, я напряг зрение. И тут дверь распахнулась. На расстоянии не больше метра я встретился глазами с тем парнем. От неожиданности у меня свело солнечное сплетение. Мы проехали мимо.
4
--Ну что, брателло, подумал?
Вот они явь яви и явь сна. Сцена повторялась с точностью до мельчайших подробностей. Но этим меня уже было не испугать. Да, милые, я сегодня насмотрелся такого, что вам за все ваши бабки не покажут.
Передо мной сидел обыкновенная шестерка. Все в нем было типично вплоть до кончиков сапог, которые в данном случае представляли ботинки "инспектор" за 95 долларов. Он не знал, чем занять свои толстые пальцы, и время от времени клал руку на мой стол и отбивал примитивную дробь. Он пытался развалиться на стуле и смотреть на меня свысока, но барских кровей было в нем маловато, и выглядел он жалко.
Второй сразу по приходе занял наблюдательную позицию. Он поставил стул в середине нашего единственного коридора и следил за каждым движением. Выглядел он напряженно и совсем непрофессионально.
Вот такая парочка пришла напомнить мне о долгах. Собственно это были и не долги, а внеплановые поборы. Случились что-то вроде передела сфер влияния, и новые хозяева решили изменить кредитную политику. Наверняка можно было разобраться и все уладить, но с данными конкретными представителями организованной преступности разговаривать было трудно.
-- Брателло, три дня тебе дали. Ты что, не понял?
-- Ну, положим, третий день еще только начинается, -- ответил я.
Он посмотрел на часы, подумал.
-- Не, ну ты платить будешь?
-- Да что же я прячу от тебя деньги что ли? Сказал ведь, ищу.
-- Мне говорить не надо, понял?
Разговор зашел в тупик. Да тут и не могло состояться никакого разговора. У человека своя работа, у меня своя. Посидели, посмотрели друг на друга.
Без денег браток уходить не собирался. Но я не собирался больше сидеть в конторе. В моей голове зашевелились некоторые интересные мысли.
-- Так, до двенадцати - мое время. Куда мне подъехать?
-- Не, ну я не знаю...
С каждой секундой я наполнялся решимостью. Не дослушав бандита, я написал на стикере номер своего мобильного и подвинул к нему.
-- Позвонишь.
-- Не, ну...
Я схватил портфель и кинулся на улицу. То, что я придумал, было чистым безумием. Такое могло сработать, разве что в кино, но события утра серьезно сдвинули мою точку сборки, я больше не мог адекватно оценивать свои поступки и их последствия.
Я поймал машину и поехал домой. Я считал, что мне необходимо найти того капитана, что приходил ко мне утром. Моя ни на чем не основанная вера в этого удивительного оперативника была просто смешной. Тем не менее, настроение улучшилось многократно.
Только на ступеньках отделения я вспомнил, что не знаю фамилии капитана, смутные воспоминания о том, как он представился у входа в подъезд, блуждали где-то на краю сознания, но мало чем могли мне помочь. В конце концов, решил я, не так много капитанов числятся в одном отделении. Я готов был свернуть горы, и, как минимум, разыскать каждого.
В закуточке за помутневшим оргстеклом сидел совсем мелкий милицейский чин и ни за что не хотел выдать мне всех капитанов пофамильно. Я напрасно объяснял ему, что сегодня утром у меня на глазах произошел несчастный случай, и теперь я припомнил новые подробности. Он поковырялся в амбарных книгах и спросил:
-- Слипченко?
Если не учитывать, что перед этим я неоднократно называл свою фамилию, можно сказать, дело сдвинулось с мертвой точки. Я радостно закивал головой.
-- Пройдите в 21 кабинет.
-- А кто там? - спросил я с надеждой.
-- Там все расскажете, проходите, гражданин, -- ответил дежурный и протянул мне огрызок бланка с печатью и пометкой о времени выдачи.
Я побрел по коридору в поисках двадцать первой комнаты. По стенам стояли слепленные друг с другом как в кинотеатрах кресла, но на этом сходство с индустрией развлечений заканчивалось. Я старался не читать заголовки стенгазет и плакатов, чтобы сохранить свой боевой дух до разговора с капитаном.
Наконец я нашел нужный кабинет, сунулся и получил предложение подождать снаружи. Я покорно сел и принялся соображать, что же я буду рассказывать, потому что моего капитана в кабинете не было. Я так глубоко задумался, что абсурдность моих размышлений дошла до меня лишь, когда меня пригласили войти. Я ведь начал искать капитана и только его по совершенно другому делу, а вместо этого тратил время на неудобном сидении из кинотеатра и готовился к абсолютно лишнему для меня разговору.
Тем не менее, я вошел и представился. В комнате сидели два человека, как водится, молодой и старый. Оба глянули на меня строго и недоверчиво. Я вкратце рассказал об утреннем происшествии и на ходу сообразил поинтересоваться экспертизой Людкиных останков на предмет алкоголя в крови. Пока я рассказывал, они копались в бумагах и ящиках, и ни один не дал себе труда хотя бы поддакнуть.
Я замолчал. Речь свою я нашел складной, о капитане я тоже спросил, как бы, между прочим.
Старый повременил еще с полминуты, высморкался и заговорил.
-- Вот материалы вашего дела. Веду его я, капитан Овсянников. Результаты экспертизы к нам пока не поступили. Но, если вы так уж интересуетесь, вот вам адресочек морга...
Он нацарапал адрес на листочке, словно оторванном от того же бланка, как и тот, что я получил при входе, и отдал мне. Я сунул лис-ток в карман.
-- Еще вопросы имеются, гражданин Слипченко?
Я предпринял последнюю слабую попытку вернуть разговор в нужное русло:
-- Вы знаете, -- сочинял я, -- капитан, который утром осматривал мою квартиру ... он мне очень понравился ... я хотел бы написать ему благодарность, что ли ...
-- Я ему передам, -- отрезал старый. - Всего доброго.
Когда я выходил, мне припомнился "Замок" Кафки, а потом один за другим страшные фильмы про мафию и, в особенности, про ее отношения с должниками.
-- Пропуск! - окликнул меня милицейский чин на входе. Я отдал бумажку и вышел.
Выяснилось, что в отделении я провел несколько часов, на улице темнело. Ноги сами несли меня домой, по дороге я купил кое-чего к чаю. Сегодня силы уходили из меня со свистом.
5
Дома было по-прежнему. Автоответчик выдал несколько сообщений, друзья пытались мне помочь и обещали раздобыть денег. Оно и понятно, двадцать штук не проблема, только их никогда не бывает в данный момент. Думать ни о чем не хотелось, я просто поел и уставился в телевизор. Глаза сами собой слипались.
Уже между явью и сном я поймал себя на опасном безразличии к миру, выразившемся в полном ничегонеделании. Сегодняшний день должен был быть другим. Я, конечно, лентяй, пофигист, я откладываю действия до последнего момента, но, в конце концов, я как-то ухитряюсь исполнить все наилучшим образом. Так продолжалось много лет, и я уверился, что, когда меня припрет, я поступлю, как надо. Сегодня меня приперло, и я, сознавая это, спокойно засыпал.
Шевельнулась было мысль, что, стало быть, еще не приперло, потом другая, что сон в моем положении -- наилучший выход, но обе они смялись, так как были ни к чему. Меня приютили чудесные сны на темы Квейка, где я снова стал хладнокровным героем.
Звонок по мобильному раздался вечером. Тот, кто звонил, свободно уложился в бесплатные двадцать секунд, потому что сказал только три предложения.
-- Слипченко?
-- Да.
-- Метро. Площади революции. Без двадцати два.
-- Я понял.
-- Конец связи.
Звонил не тот шестерка, с которым я имел дело до сих пор, манеры были не те. Меня приглашали на встречу, значит, по меньшей мере, собирались выслушать, а о большем я и не мечтал. Я завел будильник на двенадцать и снова заснул.
Из дома я вышел с небольшим запасом и мог бы приехать к месту встречи заранее. Вместо этого я сделал несколько пересадок и вошел на Площадь Революции со стороны Театральной. Все равно время оставалось, я сел на выступ под скульптурой студентки и тоже раскрыл книгу.
Нельзя сказать, чтобы я читал, но, все-таки был при деле. Последний поезд, видимо, прошел, на станции стояла противоестественная тишина. Я смотрел в книгу и слушал. Иногда в проводах потрескивало электричество, пару раз уборщицы что-то кричали друг другу, но вот я уловил шаги нескольких пар очень дорогих ботинок на тонкой подошве. Стрелка начиналась.
Таких бандитов я видел только в кино. Я решил, что это и есть пресловутые авторитеты. В определенном смысле мне льстило, что они лично собираются заняться моей скромной персоной, но в остальном я чувствовал себя неловко. Они были одеты дорого и безупречно, что называется, в пиджаках, алмазы на руках, а я был почти что в телогрейке всего за двести долларов и, само собой, без золотых часов.
Я заложил пальцем страницу и продолжал сидеть. Сначала ко мне подошли бандиты попроще.
-- Деньги принес, брателло?
-- Я буду разговаривать с ... -- замялся я и показал глазами в сторону хозяев.
-- Что, гордый?
-- Нет, но им должен, с ними и поговорю.
Мы перешли в центр зала.
-- Ну, здравствуй, Слипченко, -- сказал один из главных, -- что скажешь? Будешь отдавать долги?
-- Конечно, буду, -- согласился я. - Вы бы пораньше меня предупредили, а то все в деле, сами знаете. Но на днях я отдам, не сомневайтесь.
-- На каких же это днях? Тебя две недели назад предупредили, и неделю назад предупредили, и три дня назад предупредили. Ты нас подвел.
-- Извините, намеренья такого не было.
-- Ну, если не было, соберешь до завтра тридцать тысяч, и забудем о наших размолвках.
-- Как это тридцать?
-- Мы за тебя волновались, так червонец и набежал. Две недели беспокойства дорогого стоят, а ты как думаешь?
Такая логика мне не подходила, и я принял ошибочное решение вступить в спор.
-- Допустим, вам я вообще ничего не должен, -- высказался я. - Я договаривался совсем с другими людьми и брал у них деньги не на две недели, а на полгода и совсем на других условиях. Вы мне рассказываете, что теперь я должен вам, хорошо, должен, отдам, но мне нужно время. Понимаете? Несколько дней. А теперь возникает какой-то лишний червонец! Да почему? Вы что, сдурели?!
-- Считаешь, несправедливо?
-- Да вашу мать...!
Моя неаккуратная реплика разозлила оппонентов.
-- Не хочешь заплатить?
-- Пошли вы! - огрызнулся я в запале.
-- Значит, не хочешь, -- подытожил авторитет, давая понять, что разговор окончен.
Шестерки взяли меня под локоток и отвели к краю платформы. Я было рыпнулся, но безрезультатно. Я начал отдавать себе отчет, что песенка моя, похоже, спета.
Интересно, но я не испытывал страха. Мое тело знало, что сейчас оно не умрет, и из этого я сделал вывод, что выход есть. Вторым моим выводом было, что в моем распоряжении считанные минуты. Лучшего места, чем ночной метрополитен, я бы и сам не придумал, но вряд ли меня застрелили бы прямо сейчас, авторитеты наверняка предпочтут удалиться.
Между присутствующими произносились еще какие-то слова. Не особенно напрягаясь, я подобрался, чтобы молниеносно использовать даже кубический миллиметр шанса. Мое погашенное компьютером зрение обострилось до невероятной четкости, а левое ухо как будто выросло и уловило отдаленное гудение.
Звук окреп и вторгся на станцию. Сложившаяся обстановка нарушилась. В тоннеле появился свет фар, к платформе приближался поезд. Я физически почувствовал, как он продавливает окружавший меня пузырь безысходности, оболочка рвется и ветер ударяет мне в лицо. Мой шанс материализовался.
Поезд оказался ремонтно-технической конструкцией с половиной обыкновенного вагона спереди, двумя низкими платформами посередине и другой половиной вагона в конце. Стекла были замазаны краской, а плоскости платформ завалены громоздким оборудованием. Мимо меня проезжали огромные катушки с кабелем.
До края перрона было не больше четырех шагов, но я обошелся одним гигантским прыжком. Оказавшись на платформе, я сообразил, что укрыться там было негде. При незначительной скорости поезда охранники через считанные секунды будут следом и выковырнут меня из любой щели. Оставалось только пространство между дальним бортом платформы и стеной станции. Мне показалось, что его было около полуметра, для меня места достаточно.
Вторым прыжком я бросил свое тело вдоль дальнего борта, ухватился за край руками и перевалился наружу. Пока я совершал свои пируэты, я надеялся, что увижу новые возможности, переползу к вагону, выброшу машиниста и умчусь на предельной скорости. Примерно так. Вместо этого я застрял, обтирая пуховиком кафель и из последних сил цепляясь за край борта рукой и ногой.
В меня могли стрелять, поэтому я спрятал голову и не высовывался. К тому же я почти ничего не слышал из-за грохота железных колес прямо под моим ухом.
Я думаю, что мне помогла заорганизованность и безответственность охранников. Вместо того, чтобы кинуться за мной в ту же секунду, они завопили, что я "слинял" и ждали распоряжений. Выстрелов тоже не было, только крики.
Что же касается машиниста, то он, я думаю, был проинструктирован ничего не замечать. Состав с постоянной скоростью приближался к отверстию тоннеля.
Настоящая погоня началась, когда до конца кафеля оставалось метров десять. Я прирос к борту, больше мне ничего не оставалось. Я чувствовал себя кометой с хвостом из криков и стрельбы.
6
Меня укрыла чернота тоннеля, к тому же щель, в которой я тащился, постепенно расширилась. Я не имел представления, как устроена система оповещения в метро, но точно знал, что она существует. Поезд, то есть, меня, наверняка уже ждали на следующей станции.
Я страшно устал и собрался перевалиться обратно на платформу, но конечности не слушались. Я скрипел и пыхтел, пока нашел-таки опору и не сменил положение. Физическое напряжение уступило место умственному.
Хвостовая половина вагона была своеобразной пробкой, сдерживавшей погоню, поэтому значительное расширение тоннеля было для меня нежелательно. С другой стороны, необходимо было покинуть поезд и срочно затеряться.
Тем временем система оповещения сработала, и поезд остановился. В возникшей тишине я слышал, как машинист разговаривает по селектору.
Я решил прорываться в кабину. Один безоружный машинист, это же пустяки. Потом разогнать поезд, проскочить несколько станций, а там...
Передняя половинка вагона со стороны моей платформы была заварена одним большим листом железа. Чтобы забраться на крышу, нужно было соорудить хотя бы небольшое возвышение, поэтому оставались только боковые двери кабины, выходящие в тоннель. Они могли быть заперты, по крайней мере, они наверняка запирались, и я решил атаковать немедленно, пока машинист отвлечен разговором.
Перешагнув через борт и цепляясь за идущие по стене провода, я двинулся вперед. Дверь, вопреки моим опасениям, была не то, что не заперта, ее вообще не было. Как отважный ковбой я ринулся в кабину, повалил машиниста и несколько раз стукнул его затылком об пол.
Селектор продолжал бормотать:
-- Что у вас случилось?
-- Все под контролем, ситуация нормальная, -- ответил я.
-- Что случилось?
-- Случайный выстрел оружия, утечка из реактора, но теперь все нормально, все просто замечательно, спасибо. А как дела у вас?