Тенькова Валентина Евгеньевна : другие произведения.

Симпампуля

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   Симпампуля.
  
   Центр города. Поток машин. Много иностранных. Поток пешеходов. Многие хорошо одеты (особенно молодёжь), но есть и плохо одетые (в основном старики). Мимо сверкающих витрин, явно заграничного происхождения, тихо бредёт старая женщина с клюшкой, в чёрном старом болоньевом пальто, с допотопной дерматиновой хозяйственной сумкой. Останавливается у витрины Булочной-кондитерской. Грустно смотрит на надпись: "Совместный магазин с Компанией N...США", ни то, что находится за стеклом - стеллажи завалены сплошь иностранной продукцией. Всё очень красиво, эффектно. Но народу в магазине мало. Как-то всё очень неуютно. На женщину нахлынули воспоминания. Тихо бредёт она со своей клюшкой, и вспоминает, и вспоминает...
  
   Та же улица, но в 1952 году. Поток советских машин, поток советских людей. Витрина образца 1952 года. Витрина Булочной-кондитерской N 41 сплошь заставлена вазами со всевозможными конфетами (от "подушечек" до "мишек"); уложены груды шоколадок разных размеров и расцветок; коробок конфет, каких только нет, пачек чая и сахара. Сквозь витрину видны очереди во все отделы, толкучка страшная. В дверь нескончаемым потоком входят и выходят люди с сумками, портфелями, чемоданчиками, авоськами, корзинками и т.д. За прилавком около окна в кипельном халате и кружевном кокошнике стоит очень симпатичная и милая молодая женщина. Работа у неё спорится; с покупателями очень приветлива, услужлива (Конфет берут в основном по 100, да по 200 гр. Полкило - это редкость.). Она старается быть повёрнутой к покупателям одной стороной лица. (Это та самая пожилая женщина, но в молодости.)
  
   На нее, не отрываясь, через витрину с улицы смотрит угнетённый и виноватый мужчина - её муж. Постояв немного, медленно уходит. Продавщицы из задних отделов мельком показывают, то на него, то на неё, ни на секунду не прекращая работать.
  
   Звонок на перерыв. Выходят последние посетители. Закрывают дверь. В зал выходит дородная женщина. Это директор - Анна Ивановна.
   - Зинаида, зайди ко мне в кабинет.
   Продавщицы перешёптываются. Зинаида тяжело вздыхает.
  
   Кабинет директора. За столом Анна Ивановна. Напротив Зина. Красивое лицо, но под красивым глазом синяк.
   - Зин, ну когда это кончится? Ты нормальная вообще-то? Ты человек или тряпка? Гордость у тебя есть человеческая, в конце концов?
  
   Зинаида наклоняет голову, слёзы капают на белоснежный халат.
   - На носу Первое мая, у меня каждый человек на счету, а у тебя фингал под глазом! Куда я тебя поставлю? В зал? Перед праздником - проверка за проверкой. В зоопарк на латок? Там не только посетители, звери и то над тобой смеяться будут. В конторе тут же всё известно будет. Опять к Сосницкому тебя вызовут, опять мне нагоняй будет! Плохо работаю и воспитываю кадры! Можно подумать здесь детский сад и я Ушинский.
   - ...
   - Брось ты его, на черта он тебе сдался! Ты молодая, красивая, добрая. Без мужа не останешься.
   - Кому нужны чужие дети!
   - Да, кому ты будешь нужна, тому и Галка твоя будет нужна.
   - Да, уходила я уже от него.
   - Ну...
   - Ну, приехала к матери на Красный Строитель, в барак; 12 метров комната, ещё 2 младших брата, которые уже выросли - женихи уже. Колька вот-вот женится. Мать свою кровать нам уступила с Галкой, а сама на Витькином сундучке - в три погибели. Она смену вагонеток с кирпичом натолкается, придёт никакая. Галку опять-таки куда? В детском саду мест нет. Вот она и болталась между нами. Витька на танцы и то с ней мотался. А снимать комнаты на мои гроши. Да и Женька хвостом, как побитая собака, вечно ходит; скулит, скулит - руки целует, горы золота обещает. Простишь, первые дни на руках носит. А потом всё сначала. Ревнует... К кому только не ревнует. Даже к певцам ревнует. Все пластинки побил, где мужчины поют.
   - Да, дела... Слушай, Зин, а может твою мать уборщицей или посудомойкой к нашим соседям, в столовую пристроить. Я бы поговорила. Она же пожилая уже. Какие могут быть вагонетки. И чего ты молчала.
   - Да она очень совестливая. Как же отец погиб; ей помогли с 3-мя детьми! Она не может подвести.
   - А завалится?
   - Они все там такие, и тётки мои, и другие женщины. В войну одни бабы остались, так и волохают.
   - Так, ладно, в зал я тебя не ставлю. Будешь дежурить в хлебном. Заодно оформишь к празднику витрины. Лучше тебя это никто не сделает.
  
  
   Старый московский двор. Лестница в подвал - тёмная, грязная старая. Подвал ниже уровня земли. Зина идёт с работы с сумкой. Спускается в подвал. Подвал населён густо, множество дверей и людей, гудит как муравейник. Заходит к себе в комнату. Там дочь, свекровь (женщина бойкая, много повидавшая, хитрая и осторожная, в 30-х гг. приехавшая из деревни), муж (действительно, как побитая собака) - понурый, в глаза не глядит, виноватый.
   Свекровь: "Зин, ты кушать-то будешь? Там картошка жаренная, селёдка. Женька колбасы принёс... Кисель пей... Чего молчишь-то? Али заболела?"
   - Да нет, устала, как собака. Ты как, Галчонок?
   (Обнимает и целует дочь.)
  
   Ночь. Зина спит с дочкой на диване. Свекровь лежит с открытыми глазами. Прислушивается. Женя спит один
  
   Магазин. Подсобка. Ночная смена. Зина принимает хлеб. Таскает лотки наравне с рабочими, шофёр тоже таскает, надо поскорее уехать. Кругом лотки с хлебом, булочками, колорийками, бубликами.
   Шофёр: "Эх, Зинаида, никакого в тебе характера нет! Звезданула бы между глаз, сразу бы перестал"
   - Да он псих, ненормальный, сразу убьёт.
   - Да брось ты.
   - Не могу я ударить человека.
   - Да разве это человек - бить женщину? Да ещё такую.
   - Тебе-то, какое дело...
   - Да жаль тебя, да и вообще всех Вас женщин жаль.
   - Ишь ты жалостливый какой. Разговорился. Давай накладные.
   (Отмечет, расписывается). Всё, пока.
  
   Берёт ленты (узенькие в рулончиках), портреты вождей (Ленина, Сталина), коробку с конфетами, идёт через зал к витрине, открывает её, со скамейки залезает в витрину, осторожно ступая между вазочками со всевозможными конфетами. За витриной ночная Москва. Безлюдная улица. Мимо медленно проходит милиционер. Отдаёт честь Зинаиде. Она поворачивается и кричит внутрь: "Федь, иди, помоги!" Приходит рабочий. Она даёт ему две вазы с конфетами.
   - Возьми, я кое-что поменяю, а то фантики выгорели.
   Остальное протирает. Передвигает. В центре витрины ставит портреты Ленина и Сталина. Завязывает на них красные ленточки бантиками. Выкладывает шоколад. Рабочий подаёт ей. Мимо по улице обратно проходит милиционер. Из-за угла выглядывает Женя. Зина его пока не замечает. Смеётся с Федей. С улицы ей улыбается милиционер. Женя со змеиным шипением набрасывается на милиционера. Зина с криком выскакивает из витрины через магазин и подсобку выбегает во двор ,через ворота на улицу, за ней семенит Федя. Стали растаскивать их. Милиционер засвистел. Женя с Федей в подворотню, Зина горестно смотрит вслед: "Баранкин, будь человеком!" Плачет.
   - Господи! Как это всё надоело. Дурак! Какой дурак!
  
   Милиционер в раздумье. С двух сторон бегут ещё двое милиционеров.
   - Что здесь у Вас?
   - Да вот какой-то пьяный в булочную рвался. Убежал.
   - Ну, пойдём, посмотрим вокруг.
   Зинаиде:
   - Ладно, не реви. Но чтобы я его здесь больше не видел. Ясно?
   - Ясно.
   На всё это, улыбаясь, смотрят с портретов Ленин и Сталин. Над ними висит плакат с лозунгом: "Доздравствует 1-е мая - День солидарности трудящихся!"
  
  
   Несколько лет спустя. Тот же магазин. Но портрет Хрущёва. Судя по витрине - пока что изобилие. В магазине довольно бойкая торговля, очереди, берут уже товара побольше, и конфет по 300 гр., по 500 гр., и по 1 кг.
   На улице около витрины Женя. Сотрудницы Зинаиде:
   - Твой-то - уже на посту.
   - Да, ждёт как ворон крови.
   - Ладно, девчата, не сгущайте, и так тошно.
  
   Обеденный перерыв. Зинаида выходит к Жене на улицу. Подсобка. За столом обедают кто чем и продавцы и рабочие. К ним подходит директор - Анна Ивановна.
   - Завтра предпраздничная проверка, чтобы чистота была идеальная. После обеда придёт парикмахер и маникюрша, по одной отойдёте; халатики - кипельные, слышите!
   Кассирша:
   - Анна Ивановна, да что Вы волнуетесь ,это же не при Сталине. Всё будет нормально.
   Пожилая женщина, продавец:
   - Да, при Сталине даже соскоб брали из-под ногтей на анализ, а за грязный халат (даже слегка грязный) можно было вылететь с работы.
   Другая:
   - Или статью получить.
   - Да, время было ой-ёй-ёй...
   - Катьку Сениченкову, помните, за 15 гр. Обвеса 3 года
   - А Люська Косая, 6 гр. - год. Не посмотрели, что грудной ребёнок.
   - Ой, девчонки, а я помню, пришли мы в райпищеторг наниматься с Шуркой-кумой. Мне говорят: Ты в булочную - пухлая как булка и симпатичная. Шурке - ты в винный, высокая и красивая. Там только таких ставили. А в бакалею - толстых, а худых в рыбный, а остальных на овощи.
  
   Входит Зинаида.
   Анна Ивановна:
   - Хватит базарить; быстрее ешьте, сейчас уже звонок. Зинаида, завтра тебе в зоопарк на лоток. Плащ возьми или кофту.
  
   Зоопарк. Народу полно. Зина торгует с лотка (бублики, булочки, печенье, вафли, шоколад). Рядом дочка и Женя.
   Дочь: "Мам, я слонов хочу посмотреть и мартышек"
   Зина: "Жень, ну поводи ты её везде, что ты как приклеенный. Неудобно даже"
   - Это перед кем же?
   - Перед людьми.
   Сама быстро отпускает товар. Рассчитывается. Сдаёт сдачу. Всё быстро. С покупателями очень приветлива.
   - Ты со мной бы была такая, как с ними. А то тебе наплевать на меня. Чего тогда замуж выходила.
   - Я на работе! Тебе это ясно...Всё ... Идите к слонам.
   Женя с дочкой уходит. Зина тяжело вздыхает. Работа кипит.
   Пожилой покупатель качает головой:
   - Вы бы, извините, конечно, с ним поласковее. И при нём со всеми остальными посдерженнее. Ведь это у него болезнь. А болезнь - это вещь чрезвычайно серьёзная. Бред ревности. Не хочу пугать, но бывает, на почве ревности и убивают - как в случае с Отелло. Это я Вам как врач говорю.
   - Ну, спасибо, успокоили...
   Другой покупатель:
   - Это он не на ту напал. Ему бы нашу Дуську из 1-й бригады. Весь бы бред как рукой сняло! Ишь ты - больной, притворной.
   Покупательница: "Блажь всё это. Цену набивают. Тоже мне Отелло!"
   Другая покупательница: "Дыма без огня не бывает"
   Зина грустная и отстранённая смотрит на покупателей.
  
   Вечером едут втроём домой в метро. Дочь между ними сидит спит.
   Входят во двор. Спускаются в темноте (свет только из освещённых окон дома) в свой тёмный подвал, заходят в комнату, свекровь захлопотала. Накрывает на стол.
   - Поди, голодные. Щец поешьте горяченьких, а то целый день на сухомятке. Галку уморили. Жень, чего ж ты её днём не привёз? Ребёнок из-за твоей дури страдает. Уж жена попалась тебе - ангел, потерпеница.
   - Пусть не терпит.
   - Так если бы ты дал ей уйти, ведь полетишь вперёд электрички.
   Зина: "Поздно уже, давайте спать, устали все. К чему эти разговоры"
  
   Ночь. Дочка спит. Свекровь лежит прислушивается. Зина спит. Женя лежит рядом с Зиной. Нежно поправляет ей волосы, осторожно целует в плечо. Шепчет: "Симпампуля!"
  
   Раннее утро. Магазин ещё закрыт. За витриной люди спешат на работу. Дворник подметает улицу. По мостовой проезжает машина - поливалка. Уборщица с улицы протирает витрину. Зинаида снимает лозунги, берёт под мышку портрет Хрущёва.
   Уборщица: "Слава, тебе, Господи! Праздник прошли, все трудящиеся соединились, кругом сплошная солидарность! Тепереча до осени без гонки. А то уж сама в гончую превратилась - один скелет остался!"
   Зинаида: "Ты чего там разворчалась, Екатерина Ивановна!"
   Та в ответ только машет рукой.
   На работу приходит директор, Анна Ивановна и другие женщины (продавцы, кассиры).
   Анна Ивановна: "Баранкина! Зайди ко мне!"
   Заходит в кабинет Зинаида с портретом Хрущёва под мышкой и с лозунгами.
   - Так, Зинаида, будем тебя выдвигать кандидатом в члены партии. Тебе надо расти, пошлём учиться на заместителя.
   - Ну, учиться - я понимаю. А в КПСС, зачем мне? Какой из меня член партии?
   - Не член, а пока что кандидат в члены. Годик побудешь, а там и членом станешь. Ну и сказанула, прости Господи!
   - Да зачем мне это надо. Я не идейная, не передовая - самая обыкновенная. Да и Женька тогда совсем сожрёт. Тоже мне член КПСС - с синяками, да оплеухами.
   - Может и отстанет...побоится.
   - Плохо Вы его знаете. Он сам член и уже давно. Ничего его не остановит. Нет, Анна Ивановна, дорогая, коммунисты - это особые люди! Честные, порядочные, сознательные. Для них превыше всего идея.
  
   - А ты что, не честная что ли и не порядочная? Да я бы тебя давно выгнала! У нас все женщины как на подбор - труженицы! Да я при таком штате сплю спокойно! Столько лет работаем вместе и ничего серьёзного. А уж ты-то - князь Мышкин в юбке: по одной щеке ударят - другую подставляешь.
  
   - То-то и оно, князь-то Мышкин идиотом был, а идиотов в партию не принимают.
   - Много ты в этом понимаешь!
  
   В приоткрытую дверь всовывается уборщица Екатерина Ивановна со шваброй, с папироской Беломора во рту. Вытаскивает папиросу, хриплым голосом говорит: "Идиоты, со своими дурацкими идеями, эти партии и создают, а народ бедный мучается-мучается, надрывается как скотина какая. А эти "особые, сознательные люди" живут себе в своё удовольствие. Ты, Зинаида, её (показывает на Анну Ивановну) не слушай. На хрена она тебе сдалась, эта партия. Ты при любой партии - ломовая лошадь. Да к тому же, чересчур совестливая - там таких не держат..."
  
   Анна Ивановна с вытаращенными глазами выбегает из кабинета, оглядывается кругом. Шёпотом говорит Екатерине Ивановне: "Ты, край-то знай, да не падай! Думай что говоришь! ... И где... Ишь разговорились все! Очень стали разговорчивые!"
  
   Екатерина Ивановна: "Да мне уж ниже и падать некуда, если что - в могилу".
   Запихивает папиросу в рот, плетётся со шваброй и ведром в туалет, громыхает там.
   Анна Ивановна: "Всё, диспут окончен! Я и дядя Федя даём тебе рекомендацию! И никаких разговоров. Надо выдвинуть. Значит выдвинем. А то меня так задвинут, что не выполняю. Да вон, у нас, Циля Соломоновна, кассирша наша, и то партийная, чем ты-то хуже, ну скажи на милость?!"
  
   Зинаида машет рукой, поворачивается уходить, оглядываясь, говорит: "Анна Ивановна, дайте мне завтра отгул, пожалуйста, мы переезжаем на новую квартиру, наш подвал выселяют"
  
   Анна Ивановна: "Да мне уж девчата сказали! О чём разговор! Конечно! Пиши заявление на три дня. У нас сейчас все на местах - справимся"
  
   Зинаида задевает о дверь портретом, он падает. Звон стекла. На полу лежит разбитый портрет. Сквозь осколки весело улыбается Хрущёв.
   Зинаида с Анной Ивановной смотрят друг на друга с испугом.
   - Ох, и не к добру это! Плохая примета!
  
   Новая квартира. Двухкомнатная смежная, 23 м2. Одна комната - 9 м2, другая -13 м2, кухня - 6 м2. Светло, солнечная сторона. Зинаида стоит, смотрит в окно. Остальные копошатся - что чего.
  
   Зинаида: "Господи! Красота-то, какая, светлота, солнышко! Ой! Душа радуется! Галчонок-то наш - дитя подземелья! Может здесь болеть будет меньше. А то врач говорит: "Гланды надо выдирать!" Галка хлоп в обморок. Да и меня чувствую, повело"
  
   Свекровь: "Сколько же за такую квартиру платить будем. Небось, в копеечку вылетит?"
   Женя: "Не твоя это печаль, мать. Наслаждайся жизнью"
   Подходит к окну. Обнимает Зину.
   Женя: "Симпампуль! Смотри, вон ещё дом строится, а этот сбоку за забором, наверное, на слом, без окон, без дверей - как после бомбёжки"
  
   Свекровь: "Ох, бомбёжку я одну, никогда не забуду. Женьку проводила в 43-м, в Куйбышев их послали. Только назад отошли - вот тебе и бомбёжка. Меня оглушило, да забором завалило. Только на следующий день очнулась. Где я? Что со мной? Ничего не пойму! Да и не слышу ничего. Выползла, да в вокзал, кричу про Женькин поезд. Они мне отвечают, а я не слышу. Тогда мне дежурный пишет: "Порядок, мать, прошёл, не волнуйся!" Я сразу всё слышать стала. Во, дела."
  
   Женя: "Она меня провожать пришла с периной, представляешь Зин, я как увидел - ну, думаю, сейчас провалюсь сквозь платформу. Ржачка началась такая. Я больше никогда такого не видел и не слышал. Говорю: "Мать, уйди, ради Бога! Не позорь!" А командир подходит, говорит: "Отставить! Мать даёт - бери! Я приказываю, понятно?" "Понятно" - говорю. "Исполнять немедленно" - говорит он. Я говорю: "Есть, товарищ командир!" и беру перину, несу в вагон. Так на этой перине весь наш вагон по очереди спал. Холод стоял жуткий. Вот мы по очереди и грелись на этой перине по трое, да по четверо. К нам из других вагонов приходили посмотреть на неё. Берегли как зеницу ока всю мою службу там"
  
   Свекровь: "Да если бы ты меня всегда слушался, да Зину - жизнь бы у нас другая была бы"
  
   Женя: "Ну, опять учить пошла! Пойдём лучше ванну посмотрим"
   Идут с Зиной в ванную комнату. Женя открывает краны. Льётся вода. Вдруг он, в чём есть залезает в ванную, ложится: "Ох, Зин, красота!" Она в ответ смеётся: "Грязная ещё, куда тебя понесло?"
   Берёт за руку его, хочет вытянуть. Он же её наоборот затаскивает в ванную. Бултыхаются в воде, целуются.
   Женя: "Зинулька - симпампулька, как же я тебя люблю, если бы ты только знала!"
   Зина: "Если бы любил, то не дрался бы, да не ревновал к столбу"
   Женя: "Ты не представляешь, что со мной творится, когда я вижу или представляю, как на тебя другие мужики смотрят"
   Зина: "Да глупо это всё, Жень! Пойми. Разве можно человека этим удержать?"
   Женя: "А ты что, уходить собралась?"
   Зинаида машет рукой. Свекровь включает радио на кухне. Архипова поёт арию Кармен "Любовь дитя, дитя свободы! Законов всех она сильней!"
   Зина Жене: "Вон послушай - классики, они никогда не врут"
   Мокрые выходят из ванной.
   Свекровь: "Сумасшедшие!"
   Женя: "Мне это слушать противопоказано! Пример больно неподходящий. Плохо кончают"
  
   Ночь. В маленькой комнате - только кровать и гардероб.
   Зина спит, как будто. Женя поёрзал, поёрзал, поцеловал Зину в плечо, отвернулся к стенке и быстро засопел - заснул. Зина открывает глаза, грустно смотрит на окно.
   В другой комнате (в проходной) спит дочь. На кухне сидит свекровь, пьёт чай, тоже смотрит на окно: "Господи! Вот поживём-то хоть как люди! А то никакой личной жизни!"
  
  
   Магазин. Обеденный перерыв. Подсобка. Все сидят, обедают. У Зины в руках книга - "История КПСС".
   Кассирша Раечка: "Зина, ты в институт, что ли собралась?!"
  
   - В партию вступать буду.
  
   - Во, даёт! Зачем тебе это надо?
  
   Дядя Федя: "Не тараторь! Вступает, значит надо! Это тебе там делать нечего! А таких, как Зина, побольше бы туда - давно коммунизм бы построили!"
  
   Рая: "Дядя Федь! Тебе сколько лет?"
  
   Фёдор: "Сколько есть, все мои! Балаболка!"
  
   Рая: "Вот именно! Дожил до седых волос, а всё в сказки веришь!"
  
   Циля Соломоновна ,откусывая бутерброд: "Это не сказка - а скорее мечта!" Вздыхает.
  
   Рая: "А ты у нас великий мечтатель. Только не кремлёвский, как Ленин! Рангом не вышла! В кассе сидишь своей и мечтаешь о светлом будущем "
  
   Фёдор: "Вот балаболка! Настоящая балаболка!"
  
   Циля Соломоновна, опять вздыхая: "Хочешь жить - умей вертеться! Да не одной мне. У меня их двое без отца, надо ставить на ноги, давать образование. Может хоть как-то, да поможет. Вот и все мои мечты: одеть, обуть, накормить и дать образование! Конечно, светлые мечты!"
  
   Рая: "Вот вам и идейность - один голый расчёт!"
  
   Екатерина Ивановна: "Идейных давно уже перестреляли, да по лагерям сгноили"
  
   Фёдор: "Опять ты свою вшивую пропаганду. Ох, не сносить тебе головы"
  
   Екатерина Ивановна: "Да сейчас времена другие! А может ты стукач?!"
  
   Фёдор: "Тьфу ,на тебя!" Уходит в туалет.
  
   Рая смеётся: "Ну, тебя, Кать! Фёдор наш, от испуга, обкакался!"
  
   Зинаида: "Да, ладно, Вам! Сказали надо - значит надо! А то одному не надо, другому не надо. Так и государство развалится"
  
   Екатерина Ивановна: "Милая, ты моя! Государство - это не партия, государство - это народ! Каков народ, таково и государство!"
  
   Анна Ивановна выглядывает из своего кабинета: "Прекратили диспут! Екатерина Ивановна, Раиса! Поменьше слов, побольше дела!"
  
   Рая: "А что, мы плохо работаем что ли?"
  
   Екатерина Ивановна: "Да работаем мы хорошо, Раечка! Да получаем гроши! Стыдно кому сказать, что в торговле работаю! Думают, мы здесь лопатой гребём! Если бы не совместительство, я бы одна до получки не дожила бы. А думаю как ты, Циля, ухитряешься, не знаю! "
  
   Анна Ивановна: "Никто никого здесь не держит! Скатертью дорога!"
  
   Рая: "Да идти некуда, везде так!"
  
   Зина: "Везде хорошо, где нас нет"
  
   Анна Ивановна: "Вот и помалкивайте. Лучше об искусстве поговорите, или о личном! А то все политиками стали". Зинаиде: "Зин, завтра выходной у тебя, а потом в ночь выйдешь - витрину к 1-му Мая делать"
  
   Зинаида: "Анна Ивановна! Может, еще, кого назначите? А то мой "Отелло" опять будет следить, как за преступницей!"
  
   Анна Ивановна: "Нет! Лучше тебя никто не оформит! Переживёт твой Отелло!"
  
   Зинаида приходит домой. Дома у Зины все сидят, смотрят телевизор. Поёт молодой Мусли Магомаев. Женя хочет переключить на другую программу.
   Зина: "Жень, Муслимчик поёт, не переключай. Какой голос! И сам красавчик!"
   Женя со злостью бьёт кулаком по телевизору. Выключает его.
   Свекровь: "Вот, паралик, навязался! Хоть сын родной, а так бы и убила, честное слово! Ну, никакой жизни от тебя нету! Что же тебе неймётся? А?"
   Женя уходит в маленькую комнату, хлопает дверью.
   Зина: "Я завтра в ночь иду, витрину делать! Прям душа болит"
   Свекровь: "А что? От него что угодно можно ожидать! ... Чокнутый!"
  
   Ночь. Витрина магазина. Зина в витрине ставит портрет молодого Брежнева. Лозунг о солидарности трудящихся. Пока что ещё вазочки, шоколадки и коробки конфет.
   Женя из-за угла наблюдает.
   Трое молодых людей останавливаются. Зубоскалят: "Какие ножки! Какая фигура! Что надо!" Зинаида оглядывается.
   - О, и сама симпампуля! Как звать, красавица?!
   Женя не выдерживает, выходит из-за угла: "Идите отсюда, молокососы!" Завязывается перебранка, драка. Откуда не возьмись - милиционер. Свистит. Драка не прекращается. Милиционер бросился разнимать. Ребята бежать. Женя ударяет милиционера, тот отлетает к витрине и разбивает её.
   Зинаида всё это время стоит в витрине и с ужасом наблюдает эту сцену. Витрина вдребезги. Зинаида закрывает лицо руками. Стоит вся в стёклах. Из порезанных рук сочится кровь.
   Женя с ужасом смотрит на Зину. Милиционер мёртвой хваткой вцепился в Женю.
  
  
   Суд. Женю признали виновным. За хулиганство, дали год в колонии строгого режима. Взяли под стражу в зале суда. Мать Жени, и Зина печально смотрят вслед Жене, плачут. Женя идёт и тоже плачет.
  
   Вечером все (Зина, свекровь, дочь) сидят на кухне. На столе еда, но никто не ест. Молчат.
   Свекровь: "Сколько верёвочке не виться - всё равно конец будет! Я так и знала, что добром это не кончится. Только всё время за тебя боялась! Ну, ничего - это ему наука! На всю жизнь научат!"
  
   Зина: "Если бы... Ведь он там за год-то такого нафантазирует, напридумывает, что даже думать об этом не хочется"
  
   Дочь: "По-человечески жаль, конечно, но устали мы все от его выходок. Стыдоба! Может, действительно, поумнеет"
  
   Свекровь: "Дай Бог! Дай Бог!"
  
   Зинаида: "Мам, а ведь документы его дома: паспорт, военный билет. Их чего, надо в милицию отнести?"
   Свекровь: "Ты что, с ума сошла! Даже если спросят - "ничего не знаю", поняла? А то потом замаешься с пропиской, да и на работу устраиваться - волынка. Знай, помалкивай! И ты, Галка, тоже. Поняли?"
   Кивают: "Поняли!"
  
  
   Утро. Магазин. Перед началом работы все окружили Зину, сочувствуют, жалеют.
   Рая: "Господи! Да ты хоть отдохнешь от жизни такой! Радуйся!"
   Зина: "А выйдет? Может он там, на почве ревности совсем свихнётся?"
   Екатерина Ивановна: "Не боись, девка! Там не таких обламывают! Будет как шёлковый! Помяни моё слово!"
   Зина: "Об этом можно только мечтать!"
   Рая: "Эх, девчата, замуж надо выходить за еврея. Вон, Розка, отхватила себе мужа - еврея! Живёт, как сыр в масле! Не пьёт, не курит, денег полно, её на руках носит!"
   Роза: "Да ладно тебе! На руках носит! Все они хороши, когда спят!"
   Циля Соломоновна: "Носом к стенке, чтобы их противных рож не было видно. Мой тоже, муж-еврей ,не пил, не курил, детей любил, а подвернулась молодая, да красивая и тю-тю мой хороший муж! Все они мужики (евреи, татары, чукчи) - любят одним местом"
   Фёдор: "Ну, раскаркались, как вороны! Шагайте-ка по местам, Анна Ивановна идёт. Она Вам сейчас мозги прочистит"
   Все встают по местам. Двери открываются, входят посетители. Работа закипает. Товара берут уже побольше.
  
   Некоторое время спустя. Вечер. Магазин закрыт. В подсобке накрыт стол, стоят бутылка водки и бутылка вина. Отмечают вступление Зинаиды в партию.
   Рая: "Ну, Зин! Ты даёшь! Молодец!"
   Фёдор: "Конечно, молодец! Она теперь сможет продвигаться по службе!"
   Анна Ивановна: "Да! Мы её пошлём учиться на заместителя! А то в хлебном у нас Мария Ивановна уходит на пенсию! Женьки нет, она теперь вполне может сутками работать!"
   Циля Соломоновна: "Как же тебя приняли, Зин, после такого случая?"
   Зинаида: "Да, Сосницкий отстоял, говорит: "Жена за мужа не отвечает! Не она же дралась с милиционером! Мы её знаем как облупленную. Ничего разводить антимонию!""
   Екатерина Ивановна: "Ладно, Зинаида, давай выпьем за тебя"
   Наливает ей водки в чашку.
   Зина: "Да ты что, тётя Кать, я водку не пью"
   Роза: "Эх, Зина! А я бы на твоём месте, завела бы себя любовника. Всё равно ревновать будет, так хоть не за зря!"
   Фёдор: "Ну, пошли, балаболить, балаболки! Пойдём, Екатерина Ивановна, покурим!" Пошли в сторону туалета, что-то говоря, друг другу.
  
   Зинаида: "Нет, девочки, милые! Не могу я без любви! Я это как представлю - меня аж тошнит!"
   Циля Соломоновна: "Погоди! Вот побудешь ещё немного одна! Не так запоёшь!"
   Анна Ивановна: "Можно подумать, ты своего Женьку любишь!"
   Зинаида в раздумье: "Да, любить не люблю, в общем-то! Так своё что-то, как часть тела...рука или нога..."
   Рая хохочет: "Очень нужная часть тела! Над тобой умрёшь!"
   Анна Ивановна: "Куда твоего угнали?"
   Зинаида: "В Старый Оскол"
   Анна Ивановна: "Когда думаешь съездить?"
   Зинаида: "Да, в отпуск пойду и съезжу..."
   Анна Ивановна: "Отпуск на это тратить! Возьми путёвку - отдохни"
   Зинаида: "Нет! У Галки экзамены: то в школе, то в институт хочет поступать. Нет, не хочу одна"
  
   Старый Оскол. В комнате свиданий сидят Зина с Женей. На столе еда. Сумки. Одежда.
   Женя: "Зин, ты меня любишь?"
   - Конечно, люблю!
   - Так об этом не говорят.
   - Так, здесь вот тёплая одежда. Здесь, Васька с холодильника достал - колбаса сырокопченая, здесь - консервы, здесь - конфеты, шоколад.
   - Да что, я ребёнок что ли?
   - Здесь сигареты!
   - Я курить бросил! Но они пригодятся. Как там мать, Галка?
   - Мать переживает, конечно. Галка в историко-архивный провалилась, поступила на исторический факультет. Устала - всё лето одни экзамены.
   - Вам денег, наверное, не хватает?
   - Да нет, ничего! В канторе, по-совместительству полы мою. Осенью буду учиться на заместителя. Работать труднее - сутками, зато оклад больше.
   - Так материальная ответственность! Ох, боюсь я за тебя. Ушла бы ты из торговли.
   - Да, куда идти? А потом, я люблю свою работу. Люблю угодить людям. Люблю начало работы, люблю, когда есть хороший товар. Всё люблю. Это как театр, за день, чего только не насмотришься!
   - Хорош театр - одна нервотрёпка! Да и посадить могут! Здесь полно таких.
   - Не дай Бог! Типун тебе на язык! Да и попроще сейчас! Всё зависит от коллектива - подберутся порядочные люди - работа спорится, а попадётся одна какая-нибудь дрянь - вот тогда и начинается нервотрёпка! А с покупателями - относись к ним, как хочешь, что бы к тебе относились...
   - Да, холуйская это работа!
   - Ну и что такого? В хорошем смысле - да! Наша основная задача - угодить покупателю! Что бы он ушёл с покупками. Правда, сейчас хватать стали всё подряд, товар лётом летит! Жить, что ли лучше стали?
   - Да просто в Москве народу прибавилось! Вон как разрослась... Зин, ты о моём поступке ни слова не сказала?
   - А что теперь говорить! Ничего не изменить! Душу бередить? Тебе надо думать, как дальше будешь жить! Мы стареем, дочь - невеста, а ты всё как пацан!
  
   День прощания.
   Женя: "Прости меня за всё! Ты же знаешь, как я тебя люблю, симпампуля ты моя"
   Прощаются. Зина едет в поезде. Грустно смотрит в окно.
  
   Москва. Осень. Дождь. Зинаида выпускает последних посетителей, закрывает дверь (на обеденный перерыв), грустно смотрит через стекло на улицу.
   Роза: "Зин, пошли обедать, чего загрустила?"
   Зина: "Да так! Погода такая грустная! Пошли"
   В подсобке суета. Моют руки. Гремят посудой. Рассаживаются.
   Екатерина Ивановна: "Твой-то пишет?"
   Зина: "Пишет"
   Екатерина Ивановна: "А ты ему?"
   - И я пишу. Отстань, тётя Кать, и так настроения нет.
   Роза: "Я говорю, надо любовника завести, а то совсем захиреешь"
   Циля Соломоновна: "Да, природу не обманешь"
   Зинаида задумчиво: "Ловушка природы - вот это что"
   Все смотрят на неё.
   Роза: "Что "это-то"?"
   Зина: "Да замужество это. Я всё думала: Как же так? Ведь любви, в сущности, нет! Чего же я с ним живу? Зачем всё это? А ведь любви во мне море, я так и живу в состоянии, ну совершенно необъяснимой любви к несуществующему...идеалу что ли. Даже не знаю, как выразить? Иногда так бы и растаяла от любви! А на Женьку посмотрю - всё как рукой снимает. Поплачешь...Погрустишь...А в постель с ним ложишься...И главное, что с другим...Даже мысль об этом вызывает омерзение! Почему?!"
  
   Екатерина Ивановна: "Поэтому-то и говорят: Не люблю, а жалею..."
   Роза: "За что же их жалеть-то?"
   Рая: "Да за то, что мы дать можем больше, чем они взять! Они думают, что овладел телом - всё, на этом точка. А для нас - это только начало. Душа ввысь летит от нежности, а он камнем рядом валяется на кровати, вместе со своей душой и телом, и ходит как бульдозер"
  
   Циля Соломоновна: "Если бы эта любовь не переливалась затем на детей, женщина взорвалась бы как атомная бомба, наверное"
  
   Зина: "Видимо за то, что они не могут дать нам, что мы можем дать им. Они для нас становятся как будто наши дети. Моя мать так и спрашивает: Как твой старшенький, как твоя младшенькая?"
  
   Из кабинета выходит Анна Ивановна: "Опять диспут! На какую тему?"
   Роза: "Любовь зла - полюбишь и козла!"
   Анна Ивановна: "Ох, Роза! И за что тебя только муж любит?! Ладно, о любви можно говорить долго! У меня же сообщение краткое: в воскресенье, в 15.00 все, ко мне на день рождения! Дорогих подарков не дарить - ради Бога не тратьтесь. Вы мне дороги и без подарков. Так что, жду!"
  
   Воскресенье. День Рождения Анны Ивановны. Шумно. Весело. Все нарядные. Тосты. Рядом с Зиной сидит симпатичный мужчина. Явно ухаживает. Приглашает танцевать. Роза изо всех сил старается, как бы сватать их. Зина сдержанна, весела, но вперемешку с грустью. Поют песни. Зина запела "Пряху".
   Екатерина Ивановна Рае: "Этот рыжий-то на нашу Зинаиду глаз положил!"
   Рая: "Да это - Розкин двоюродный брат, сто раз разведённый - бабник тот ещё!"
   Екатерина Ивановна: "Да, ну?! Надо Зинаиде сказать, а то он ей там всё подливает, да подливает"
   Рая не успела вылезти из-за стола, Зина понесла грязные тарелки на кухню. Мужчина (Николай Никитич) ринулся за ней.
   Николай: "Зиночка, я Вам помогу"
   - Спасибо, я сама.
   Ставит тарелки.
   Николай: "Я Вас провожу, можно?"
   - Нет, спасибо, не надо.
   - Ну, почему?
   - Не хочу.
   - Я Вам не нравлюсь?
   - Нет.
   - А если бы понравился?
   - Если бы, да кабы - выросли бы грибы.
   - У Вас обманчивая внешность. Да и информация о Вас у меня совсем иная.
   - Да ну?
   Николай пытается обнять и поцеловать Зинаиду. Та его отталкивает.
   Николай: "Зачем тогда кокетничала? Тоже мне, недотрога в 40 лет"
   Рая вбегает в кухню: "Зин, ты чего?"
   - Да, ничего! Вот пообщались немного с товарищем на высшем уровне.
  
   Уходят с Раей. Николай сплёвывает, ворчит: "Тоже мне, цаца! Да и Розка хороша! Ей развеется надо, ей развеется надо.... Тьфу!"
   День Рождения закончился. Все прощаются, расходятся.
  
   Зина в явном подпитии сидит в вагоне метро. Ей очень стыдно. Ей кажется, что все на неё смотрят. Она вынимает книгу из сумки, открывает, старается сосредоточенно смотреть в неё. Напротив парень с девушкой улыбаются, глядя, как Зинаида читает, держа книгу "Женщина в белом" вверх тормашками. На обложке нарисована женщина в белом платье вверх ногами. Объявляют: "Станция Октябрьская". Зинаида быстро выходит. Старается, не качаясь идти к эскалатору. С горечью про себя говорит: "Вот накачалась, придурок! И с чего это я! Господи, как тошно!" Спотыкается. С головы падает шапочка. Она старается её поднять, и всё подшибает ногой. Шапочка летит вперёд, к эскалатору. И так, несколько раз. От эскалатора подходит дежурная и поднимает Зинаиде шапочку: "Как же тебя пропустили, дорогая!"
   Зинаида: "Да это меня в метро развезло, а так я не пью! Никогда! Вот! Спасибо!"
   Дежурная: "Понятное дело!"
   Зина едет на эскалаторе вверх.
   Дежурная: "Надо же так нагрузиться!"
  
   Зинаида у двери своей квартиры. Старается открыть дверь. НЕ получается. Звонит. Открывает дочь. За ней стоит свекровь. У обоих удивлённые лица.
   Дочь: "Ну, мам, ты и даёшь!"
  
   Несколько лет спустя. Магазин. Зина в белом халате, в белой шапочке моет туалет. Слышится голос: "Где Ваш директор?"
   В ответ: "А что надо? В чём дело?"
   - Проверка.
   Зина нехотя, вздыхая, бросает работу, быстро моет руки, выходит в коридор.
   - Здравствуйте, откуда Вы?
   - Народный контроль.
   Показывают удостоверение.
   Зина, посмотрев удостоверение: "Ну что ж, контролируйте!"
   Один из контролёров: "Простите, Ваше имя, отчество?"
   - Зинаида Фёдоровна.
   Ведёт их в подсобку.
   - Вам что - документы или... просто осмотр?
   - Пока посмотрим!
   - Пожалуйста, пожалуйста, смотрите.
   - Штат полный?
   - Да что ВЫ, в каком магазине он полный? Рабочих не хватает - замы в хлебном, на своём пузе, хлеб разгружают. Фасовщиц - это вообще, катастрофа. Пенсионеров наших без конца просим "За ради Христа" помочь. Текучка страшная. Работа тяжёлая. Целый день на ногах. Кассовые аппараты сняли. Деньги получает и следит за залом один человек. Зарплата маленькая. Работа напряжённая. Половину вычтут за недостачу. Поработают немного и бегут все. Я вот здесь уже третьи сутки безвылазно и хоть не уходи. Сегодня вот уборщица не вышла. Вот сама и убираюсь, и в зале, и здесь, в подсобке.
  
   Дама из комиссии: "Вот Вы говорите, недостача? Что персонал ворует?"
  
   Зинаида Фёдоровна: "Да нет! Воровать у себя? Дорогие покупатели воруют, которые "всегда правы"! Здесь недавно за одним парнем бежала целую остановку. Два пакета "Мишек" - за пазуху и был таков! Не догнала, конечно. А то одна дамочка в каракулевой шубе ходила. Постоянный покупатель. Попалась. В подсобке попросили расстегнуться. А у неё сверху до низу на подкладке карманы, и все заполнены товаром. Я дар речи потеряла. Думала кондрашка хватит"
  
   Мужчина из проверяющих: "Ну а как Ваша контора начальств на это реагирует?"
  
   - "Постановление партии и правительства надо выполнить любой ценой" - вот как оно реагирует. Все проблемы наши они знают, а что они могут сделать? Оклады не повысят, заводы по расфасовке не построят. Мы и на партийных собраниях об этом талдычим, а что толку.
  
   Проверяющий: "Так Вы что, за старую торговлю с продавцами, с кассирами, за всю эту архаику?"
   - Да! Я за архаику! Продавец - это профессия древняя, трудная, но интересная. Это работа с людьми. А фасовщик - это каторжный труд, не видный, не почётный, монотонный до одури, в подсобке один на один с товаром - свихнуться можно. Кто идёт? Молодёжь? Не идёт! Старухи с больными ногами - на месяц ,на полгода, от силы на год. В зал надсмотрщиком и к тому же деньги получать - тоже охотников мало. Да и зарплата? Да и материалка.
   - Давно Вы директором?
   - Да не очень, а что?
   - Чувствуется, что у Вас взгляды не те!
   - А те, у которых и взгляды те, те потихоньку уходят! Кто на пенсию, кто куда!
   В это время работница потихоньку кладёт в сумку проверяющих по коробке конфет.
   Проверяющий: "Ну что же, всё ясно, будем писать акт проверки!"
   Проходит к столу, заглядывает искоса в сумки, садится за стол, пишет.
   Проверяющая: "Здесь пыль на стеллаже - укажите, в зале полки пустоваты - тоже укажите"
   Проверяющий усердно пишет: "Ну, вот и всё! Подписывайтесь!"
   Подходит Зина, читает, подписывается. Читает проверяющая. Лицо удивлённое. Вопросительно смотрит на проверяющего. Тот кивает головой. Подписывает. Один экземпляр отдают Зине. Там написано, что всё хорошо, замечаний нет.
   - Ну что же, до свидания. Надеемся, что всё будет хорошо!
   Зина, улыбаясь: "Будем стараться! Приходите ещё! Спасибо за полезные советы и правильную критику! До свидания!" Провожает их до двери.
   Сотрудники понимающе переглядываются.
   Зина с горечью говорит: "Ну и как мне всё это перерывать? Скажите девчата, что делать! Что делать! Проверяющим дай, товар заказываешь - дай! ОБХСС - дай! Конторе - дай! Народный контроль пришёл - и тому дай! Покупатели - воруют! Работники? - положа руку на сердце - кто не брал ни грамма, ни конфетки, ни булочки? Скажите - кто? Молчите. Где же набраться, с кого брать? С покупателей? А как? Обвес?! Это тюрьма! Левый товар брать? Тоже тюрьма! Скажите, милые мои, как дальше работать!"
   Работница: "Вот ты, Зинаида Фёдоровна, всё бы так там и сказала!"
   - Где там, Машенька?!
   - Да на партсобрании или в конторе.
   - Да я народному контролю всё рассказала, а толку? По коробке конфет получили - и всё у нас в ажуре. А попробуй, не дай? Звону не оберёшься, будут склонять, где только можно. Товара хорошего фиг дадут, и так ассортимента никакого, полки полупустые, витрины сахаром заставляем. А товара не дадут, плана не сделаем, прогрессивки не получим, на голом окладе? В зарплату в недостачу вложим и с чем останемся. Замкнутый круг.
  
   Маша: "Это как в цирке, мы с Алёшкой смотрели, лошади по кругу галопом несутся, дрессировщик их хлыстом хлещет. Попробуй, остановись"
  
   - Нет, куда нам до них, какой галоп! Мы уже превратились в бессловесных ломовых кляч. Дрессировщики меняются, а нам от этого не холодно, не жарко!
   Телефонный звонок. Звонит дочь: "Мам, ты дома-то появишься, а то отец придёт - опять будет плеваться - чертыхаться!"
   - Да, через часик выезжаю. Чего по дороге купить поесть? На первое, на второе - есть чего? Ладно, куплю!
  
   Дома. Все сидят за столом, обедают.
   Зина: "Как у тебя в институте?"
   - Да никак! Брошу, наверное! Надоело!
   - Чего надоело? Учиться?
   - Да нет! Враньё надоело!
   Женя: "Объясни, а то чего-то не понятно"
   - А чего здесь понимать? Вот вчера на научном коммунизме схлестнулась с преподавателем...
   Свекровь испуганно: "Ты подралась с преподавателем?"
   - Ну, ты, бабуль, даёшь!
   Все смотрят на Галю.
   Женя: "Ну, ты говори, говори - мы тебя слушаем!"
   - Вот он задаёт вопрос о победе пролетарской революции во всём мире. Подходит ко мне и спрашивает: "Как Вы считаете, в США будет победа или нет?" Я ему говорю: "Нет, конечно!" Боже мой, как он бедный взорвался. Он у нас бывший военный лётчик, вместо рук - культи. Жаль его до слёз! Он битый час нас увещевал, что в США неминуема пролетарская революция, что всё к этому идёт, чуть ли не завтра она будет.
  
   Женя: "А у тебя язык, что ли отвалится сказать, как требуют? Все, небось, помалкивают, сидят, а тебя разбирает! Тоже мне, борец за правду! Диплом получи - потом борись"
   - А чего тогда бороться, зачем? Там миллионы проверяющих: методисты из РОНО, из Министерства Просвещения, из Райкома Партии и т.д. и т.п. Там уже не шевельнёшься, преподавай, как требует партия и правительство, или лети белым голубем на все четыре стороны.
   Зина вздыхает: "Да, проверяющих у нас предостаточно! Чем же учителя от них откупаются? Интересно?!"
  
   Свекровь: "Ты, Галк, очень осмелела что-то! При Сталине за такие речи..."
   Женя: "Да и не только при Сталине... Чего ж пошла в такой институт? То в историко-архивный хотела?"
   - Хотела знать правду... в первоисточниках...
   Женя: "Зачем?"
   - Интересно!
   Свекровь: "Опасно это, глупая! Чем меньше знаешь, тем спишь крепче! Вон наш дед, доузнавался правды! И где он? Правда? Правда, у каждого своя: у нас - своя, у государства - тоже своя. Знаешь, ты её, не знаешь ты её - какая разница!"
  
   Женя: "Чушь это всё! Ты, наверное, влюбилась!"
   - Ой, ты отец, у нас помешанный на любви!
   Зина: "Твоя задача, как женщины, выйти замуж, родить и выходить детей, чтобы все были живы и здоровы"
  
   - Ты-то, зачем тогда в партию вступила? Чего-то у тебя, мать, не стыкуется!
   - Чтобы продвигаться по службе. Директором так бы и не назначили. Про эту самую "правду", я уже давно всё поняла!
   - Мне, вот, тоже надо будет вступать в КПСС. В старшие классы только партийных педагогами берут. А я не хочу ни в какую партию.
  
   Свекровь: "Без узды-то, тоже нельзя! А то кто в лес, кто по дрова!"
   Женя: "Ой, мать, молчи! Сама в 30-м меня подхватила и из деревни в Москву к тёте Даше приехала, и отца там со своей коллективизацией бросила!"
  
   - А чего ж, помирать там что ли?! Почитай полдеревни драпанули!
  
   Зина: "Да, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь!? Всё это сложно. Но институт кончать надо. Будешь педагогом, нет ли, а бумажка будет. Будешь занимать инженерную должность - это тебе не лотки на пузе таскать, да оскорбления сносить"
  
   Женя: "Без бумажки ты букашка, а с бумажкой - человек!"
   Галка: "То-то и страшно!"
   Свекровь: "Будя тебе, все живут - не страшно, а ей страшно - напустят на себя чёрте что, дурью маются и родных расстраивают. Я пережила две мировые войны, две революции, гражданскую войну, коллективизацию, индустриализацию, осталась в 17 лет без отца, без матери, без дома, да и вообще... И то мне не страшно. А у неё родители, слава Богу, живы, квартира, в институте учится, не урод. Будя тебе. Живи, как все живут. Зин, чего я тебе хотела сказать... чего-то важное, ах да! Настя просила, Марья Ананьевна, Александр Васильевич тоже - куличи к Пасхе, а то здесь-то ни где не достанешь, да и нам надо пару, матери один отвезёшь. Ты меня слышишь?! Чего задумалась?"
   - Слышу, слышу...
  
   Магазин, витрина, портрет Брежнева, по бокам пачки сахара выложены, подсобка, получают лотки с куличами. Все оживлённо переговариваются.
   - Зинаида Фёдоровна, а можно по куличику себе купить?
   - Можно, Тонечка! Мне тоже надо. Сосед инвалид просил, соседка тоже старая - отказать не поймут. В Торговле работаешь, значит, всё можно. А здесь крутись как уж на сковородке. Придётся в свой выходной до конца в магазине торчать - не выйдешь. Мой-то, совсем та озвереет. Всё будет до старости ревновать.
   - Значит, сильно любит.
   - Ревность - это не любовь, Тонечка, а страшная штука - болезнь души, наверное. Отравил он мне всю жизнь своей ревностью. Из-за неё, я уже в нём ничего хорошего разглядеть не могу, всё она заслонила. По молодости всё как-то проще было, а сейчас всё это так раздражает, что подчас даже за себя не ручаюсь.
   - Ну, на Вас это не похоже. Такая спокойная, уравновешенная женщина.
   - Все мы уравновешенные, до поры до времени.
   Осторожно кладёт куличи в полиэтиленовые, прозрачные пакеты и ставит в авоськи (в одну - два кулича, в другую - тоже два кулича).
   Тоня: "Строгий коммунизм, все атеисты, а куличи уже ставить некуда. И партийные, и беспартийные - все хапают"
   Уборщица: "Бог не Микитка, всё видит - он там разберётся, кто верит, кто не верит! Перед ним все одинаковые - партийные, беспартийные"
  
   Телефонный звонок.
   Зина: "Да, да! Я на работе! У меня ненормированное рабочее время. Ну, и что? У директоров не бывает выходных. Ой, Жень, отцепись, угомонись! Тебе сколько лет? Ты уже не мальчик, ты уже скоро дедом будешь, а всё ревнуешь! Ложись спать. Да смотри, не пей! Ну, хочешь, приезжай, вместе домой поедем. Я буду до конца. Потому что, потому. Ой, хватит! Всё пока"
   Кладёт в сердцах трубку. Ну, вот, началось!
  
   Зина идёт по станции метро "Октябрьская" с куличами. Встаёт на эскалатор. В одной руке авоська, и в другой руке авоська. Дежурная по станции вслед бросает фразу: "Вот нагрузилась! Везёт же людям! Торгашка, небось"
  
   Лестничная площадка. Холл на четыре квартиры. Дверь Зининой квартиры открыта. В дверях, на стуле сидит Женя. Руками упёрся в колени. Изрядно под хмельком. Из комнаты выходит мать.
   - Будя, тебе позориться-то! Что люди-то скажут? Уж дочь на выданье! Постыдился бы! Господи, что же ты дурак-то такой? И в кого ты такой...
   - В родителей...
   Мать плюёт: "Тьфу, на тебя!"
   Женя сидит и не уходит. Уходит в комнату мать, разговаривая, сама с собой.
   В холл, с лестницы, входит Галя.
   - Пап, ты что?
   - Ничего!
   Входит, начинает раздеваться.
   - Закрой дверь, дует, холодно. Да и сам простудишься.
   - Не сахарные...
   - Пап, не сходи с ума!
   - Да с Вами свихнёшься!
   - Да это с тобой свихнёшься. Постыдился бы.
   - А ты не учи, учительница.
   - А ты не заводись. Иди спать лучше.
   Идёт в комнату.
   - Ба, чегой-то он?
   - Да, дурак.
   - Надо маме позвонить.
   - Да я уже звонила, она выехала.
   В холл с лестницы входит сосед Иван Васильевич, инвалид, с одной ногой, на костылях. Здоровается: "Здравствуй, Евгений Павлович"
   Женя сидит, молчит. Насупился.
   - Ты чего такой здесь сидишь?
   Женя молчит.
   - Не дури, не позорься.
   Женя молчит.
   - Иди спать, Жень! Будь ты человеком!
   - Заучили. Все заучили. На работе учат, дома учат, соседи учат. Куда не придёшь - учат. Всю жизнь учат. Надоело. Саш, иди, спи. Спокойной ночи!
  
   Сосед качает головой. Уходит. Женя сидит в той же позе. Приоткрывается соседняя дверь. Старуха соседка выглядывает. Молча смотрит на Женю. Качает головой.
   - Прохоровна, спокойной ночи, свободна - как ветер.
   Соседская дверь закрывается. Женя сидит в той же позе. Периодически из комнаты выглядывает мать или дочь.
   В холл с лестницы входит модный молодой человек.
   - Дядя Жень, ты чего кайф ловишь?
   - Иди, иди, наркоман фигов.
   - Откуда ты взял, что я наркоман?
   - Да ходишь всё к моей простофиле, (прердразнивает): "Тётя Зин, дай пачечку чайку - я отдам!" И всё отдаёшь.
   - Устроюсь на работу - отдам!
   - Нигде, Вовик, ты не будешь работать
   - Ладно, шёл бы ты спать, дядя Жень
   - И этот учит. В этой стране все педагоги. Иди, не утомляй.
   - Ну, пока, спокойной ночи!
   - иди, иди...
   Женя сидит в той же позе. Некоторое время спустя, входит Зина с авоськами, в которых куличи. Видит Женю.
   - Ты чего?
   - Где ты была?
   - На работе...
   - Ты где была?
   - Иди отсюда и меня пропусти. Нечего позориться.
   - Я тебя спрашиваю, ты, где была?
   В коридор выходят мать и дочь, начинают его увещевать.
   - Нет, пусть она мне скажет, где она была?
   - На работе, на работе, на работе! Дурак!
   Зина идёт с куличами прямо на Женю, тот хочет встать, но у него ничего не получается, поскольку пьян. Опрокидывается вместе со стулом на пол.
   - Ох, Женя, будь ты человеком!
  
   Утро. Женя встаёт. Зина спит на раскладушке в другой комнате. Ему стыдно. Тихо проходит на кухню. Из холодильника берёт бутылку минералки. Залпом её выпивает. Уходит на работу. Но ему не работается. Он отпрашивается и спешит домой. А дома в это время к Зине зашёл сосед, Александр Васильевич (без ноги), за куличом. Через минуту звонок - сосед Володя в трусах и в майке, с трясущимся лицом за чаем: "Тётя, Зин! Дай, пачечку чайку! Я отдам, честное слово!" Ещё через минуту звонок, соседка Анастасия Прохоровна, сама после вчерашнего постеснялась, прислала мужа Ивана Ивановича, в пижаме, за куличом. Ну а тут, и Женя входит. Глаза у него лезут на лоб. Ревность разгорается с новой силой. Он идёт грудью на мужчин. Они на него.
   - Евгений Павлович!
   - Дядя Женя!
   - Женя!
   (Кто как его называет.)
   - Ты только не волнуйся, мы по делам! Баранкин, будь человеком!
   - Знаю я Ваш дела! Ишь, горем собрала!
   Зина смеётся до слёз.
   - Боже мой! Кино
   Мужчины быстро-быстро удаляются. Из комнаты выходит мать.
   - Женька, не гневи Бога, святые дни, скоро Пасха - великий праздник! А ты - сплошной грех! Да и только!
   - Я атеист!
   - Дурак ты, а не атеист. Атеисты и то, в эти дни не хулиганят.
   - Мать, не суйся в наши дела.
   - Да это, разве дела - срам один! Стыдоба! Сам позоришься и семью позоришь! И рот мне не затыкай! Ты со своей дурацкой ревностью - мой самый большой грех!
   - Это почему?
   - Значит плохо воспитывала, не рассмотрела в тебе таких задатков в детстве, да в молодости эту дурь из башки у тебя не вышибла, а надо было бы: по башке, по башке...твоей дурацкой. И ведь жизнь-то, тебя идиота, никак не научит ничему. Господи, прости меня грешницу великую и сына моего, тоже грешника великого прости! Спаси, сохрани и помилуй, Господи, владыка небесный, и избави нас от лукавого!
   Крестится.
   - Мать, ты мне всё настроение испортила...
  
   Мать с Зиной смотрят друг на друга и удивляются
   - Ну, ты смотри?! Ну, надо же!?
   На кухню выходит Галя: "Что тут у Вас? Прямо сходка какая-то? Кто смеётся, кто молится, кто в столбняке стоит"
   Женя: "Сходка, сходка... В честь Пасхи предстоящей"
   - Ты же атеист! Или я ослышалась?
   Бабуля: "Ну, завели разговоры... Ни к чему они..."
   Женя: "Как ни к чему? Нет, здесь надо разобраться. Вот ты, будущий историк, вот и объясни, почему и отчего вся эта религия?"
   - Пап, а тебе на работу не надо идти, случайно?
   - Нет, так ответь отцу!
   - От великого страха смерти, ведь очень тяжело смириться с неизбежностью конца всего, жить с этим просто невозможно. А религия смиряет нас с этой неизбежностью! Я так понимаю. Ну, а второе - это непостижимый дар "жизнь", чудо жизни, чудо продолжения жизни. Просто невозможно поверить, что всё это вокруг нас, и мы сами произошли не из чего. Просто оторопь берёт, когда об этом думаешь и начинаешь верить в некий абсолют, в некую великую силу, что всё это создала. Я лично так понимаю. А на работу надо идти всё-таки. А мне в институт. Лекция окончена. Разбежались.
  
   Бабуля: "И чего молят, и чего молят сами не знают!"
   Женя: "Да?!" - уходит.
   Галя садиться завтракать.
   Зина: "Хорошо! Ладно! Если ты веришь в какой-то абсолют, то, как ты объяснишь 17-й год, атеизм, коммунизм"
   - Пока человек был слаб, знаний маловато, чтобы он не пропал - Бог был его опорой, надеждой, в общем - всем. Когда человечество накопило достаточно знаний, то Бог решил, т.е. космический абсолют, что человек может, должен жить самостоятельно без его поддержки. Да не тут-то было. Слаб человек. Не может он ещё без Бога. Без Бога он опять превращается в зверя.
  
   Бабуля: "Господи, прости нас, грешных!" Креститься опять.
  
   Зина: "Тебя за такие речи из комсомола выгонят"
  
   - Не выгонят. У нас по школьной гигиене - доцент, член партии, а говорит нам (передразнивает): "Товарищи студенты! Из капли жидкости, которую можно разглядеть только под микроскопом появляется великое чудо природы - человек. Это божий промысел и его наказание!"
  
   Бабуля: "Ой! Девка, будя тебе, будя! Не к добру разошлась, расхорохорилась. Ишь, осмелели. Потише, да пониже надо быть. Тогда и беду пронесёт мимо. Бог сохранит. Он гордых, да строптивых не любит"
  
   Зина: "То-то, я гляжу, ты, мать, всю жизнь "тихая" такая!?"
   Бабуля: "Да вот, за гордыню свою и получаю. Всё! Кончайте разговоры, завтракайте, да уходите по свом делам. У меня тоже дел по горло. Бог работал и нам велел"
  
  
   Какое-то время спустя. Партком. У стола секретаря сидит Зинаида. Секретарь читает заявление Зинаиды о выходе из партии. На стене портрет Горбачёва.
   - Ну, скажи мне ,ради Бога, что это значит?
   - Там всё написано.
   - Я не понимаю, почему? Старейший работник, труженица ,уважаемый человек и вдруг такое!
   - Да не вдруг. Я уж до пенсии не стала. А теперь пенсию получаю - вольный казак. Не нужна Вам беспартийная - перейду в другую контору, а нужна, так какая разница, партийная или беспартийная.
   - Ты это брось, Зинаида Фёдоровна! Партбилетом не бросаются. Ты знаешь, чем это пахнет?
   - Да ничем! Партбилет ни чем не пахнет.
   (Нюхает партбилет)
   - А у нас свобода совести, между прочим. Так вот, совесть моя, не позволяет мне быть в партии. Вот не позволяет и всё.
   - Так, погоди, давай всё спокойно обсудим! Ты поступала в партию, разделяла коммунистические идеи?
   - Да я их и сейчас разделяю. Идеи - одно, а жизнь - совсем другое. И самое главное - все их разделяют. Даже в правительстве. И чем дальше, тем больше разделяют. Твоё - наше, а моё - моё.
   - Стоп! Тебе одно, а ты другое талдычишь.
   - Да, талдычь, не талдычь, а всё надоело. Приходят к власти "новые", обещают кто коммунизм, кто изобилие, кто золотые горы, а кончается всё очередным крахом. Мне людям стыдно в лицо смотреть. При прежнем-то (кивает на портрет генсека) витрину сахаром заставляли, товар со склада зубами правдами-неправдами вырывали. Хоть как-то план тянули. А сейчас... Один портрет (опять кивает на генсека) стоит в пустой витрине. Привозят два сорта белого хлеба, один сорт - чёрного, сахар - лётом, за неделю два раз кондитерку получили - "Театральную", да "Золотой ключик" - размели за полчаса!
  
   - Ой, Зинаида Фёдоровна, ты не горячись! Сейчас, правда, за это тебе ничего не будет. А потом... Кто знает (между нами, конечно), что будет потом? Он чего говорит-то (кивает на портрет генсека), надо перестраиваться, а потом ускорить наше движение вперёд.
  
   - Кому перестроится? Я как работала, как лошадь ломовая, так и работаю. И все так. А лодырь, он как был лодырь, так им и будет. При любой власти! Так они с 17-го года, то перестреливаются, то перестраиваются, то отстраиваются, то подстраиваются...
  
   Секретарь подскакивает. Бежит к двери, заглядывает за неё, прикрывает поплотнее.
   - Тише, сумасшедшая! Уж от тебя Зинаида Фёдоровна, я этого никогда не ожидал. Считай, что ты ничего не говорила, а я ничего не слышал. И заявление своё забери обратно. Не порть мне отчётность.
  
   - Заявление не заберу. В КПСС состоять не хочу, а другой партии у нас нет. А если так дальше пойдёт, то партия Ваша развалится, как карточный домик. Сдадут все партбилеты молча, кто без сожаления, кто с сожалением. А без конца так тянутся не может... Вся эта фикция.
  
   - Тьфу, типун тебе на язык! Ты ещё скажи ,что и строй у нас переменится!?
  
   - А что? Вон моя дочь говорит, она у меня педагог-историк, что Маркс выводил, выводил формулу коммунизма, а она такая же, как и у капитализма. Так что, в один прекрасный день заснём при социализме, а проснёмся при капитализме.
   - Ты что, Зинаида Фёдоровна, стремишься жить при капитализме?
   - Да, я стремлюсь скорее на пенсию уйти, да не получается. Вот всё моё старание. А при капитализме жить я не смогу, не так воспитана, но ведь и социализма - нет же... Да и кто у нас сможет жить при капитализме - одни жулики. А жулики и сейчас неплохо живут. Они при любом строе хорошо живут.
  
   Зинаида встаёт, направляется к двери.
   - Вы, мне тогда позвоните, насчёт собрания: когда, как и что.
   - Ну, до свидания Зинаида Фёдоровна, ну устроила ты мне головную боль, спасибо, дорогая.
   - До свидания...
   Уходит.
  
   Ночь. Зина в кровати лежит, смотрит на луну. Все спят. Ей не спится.
  
   Утро. Все встали. Зина никак не может проснуться. Женя несколько раз приходил будить. Тогда он на всю громкость включает радио. Транслируют речь Горбачёва, где он говорит об отступлении России от эволюционного развития, и о частной собственности. Зинаида резко открывает глаза.
   - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Дождались... Господи! Неужели опять гражданская? Делёж... или грабёж?
  
   Зинаида выходит на кухню. Женя стоя пьёт кофе у окна. Смотрит, как за окном две вороны дерутся за кусок. Бабуля накладывает в тарелку кашу. За столом сидит Галя. Она в положении, на сносях. Бабушка подставляет ей кашу: "Ешь, милок! Зин, тебе кашки положить?"
   - Нет, спасибо! Я - кофейку! Слышали?
   Мать: "Чего?"
   - Да ни "чего", а что! Радио!
   Дочь: "Нет! Бабуля, здесь меня рожать учит! Практически! А отец - теоретически!"
   - Вот дают! Радио на всю Ивановскую орёт. Такие вещи Горбачёв вещает, а Вы ничего не слышите!
   Галя меняется в лице: "Ой, бабуль, кажется, начинается!? Ой, мам, чего делать-то?"
   Женя: "Скорую, скорую надо скорее вызывать!"
   Свекровь: "Будя тебе! Скорую... Чёрте куда увезут. Телепайся туда тогда. Одевайся, давай. Ты, Женьк, повезёшь её в 23-й роддом, на Шаболовке. Здесь дойти-то два шага! Да, не трясись ты!"
   Отец: "Ты что, рехнулась, а родит по дороге?"
   Свекровь: "Ишь, ты, скорый какой! Слава Богу, если к вечеру разродится! Роды-то первые. Я вон тебя-то, небось, сутки рожала. Из избы, чтобы никого не будить, в хлев к корове убежала, да орала там, на соломе. Корова мычит, я ору"
  
   Женя: "Ой, мать, ладно тебе - не до того! Ты молодая рожала, а ей уже сколько!"
  
  
  
  
  
  
  
   Свекровь: "Да! Дотянула! Рожать! Перестарок! Рожать-то надо было в двадцать лет. А то всё учиться, учиться... Только толку мало. Я думала, что уже и не доживу... Господь сподобил"
   Зина всё это время собирала вещи в больницу (зубную щётку ,тапочки, халат и т.д.)
  
  
   Зина и Женя ,с цветами, стоят в больничном дворе. С волнением смотрят на окна. В одном окне показалась Галя с ребёнком на руках. Родители растроганно заулыбались, замахали Гале руками и букетами.
  
  
   Зинаида Фёдоровна очнулась от воспоминаний. Непонимающе смотрит вокруг. Заворачивает за угол. Опять стеклянная витрина, за ней какой-то офис, в витрине портрет Ельцина. Никто не понял, что произошло. То ли старая женщина упала на витрину, то ли клюшкой специально стукнула. Витрина разбилась вдребезги. Охранники кинулись на улицу. Подскочили к Зинаиде Фёдоровне: "Ты, что, мамаш?"
   - Да ничего, сынок!
   Из двери выскочил респектабельный мужчина.
   - Что здесь происходит?!
   Охранник смотрит на Зинаиду Фёдоровну, она на него.
   - Да, вот, женщине стало плохо. Может голодная? Пенсия - курам на смех, и ту задерживают! Что прикажите, хозяин?
   "Хозяин" молча достаёт бумажник, вытаскивает пятидолларовую купюру и суёт в руку Зинаиде Фёдоровне. Поворачивается, машет рукой, (мол, оставь её) и уходит в свой офис. За ним уходит охранник.
   Зинаида с горечью смотрит на иностранную купюру. А вокруг шумит её родной такой не родной теперь город, её любимая Москва.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"