Аннотация: Первая сказка цикла. Есть мысль, со временем, связать их все сквозным сюжетом. Другие сказки в работе. Буду выкладывать по мере того, как они будут готовы
Случается, что незадолго до праздника Йоль, самой длинной и темной ночи в году, от земли поднимается холодный туман. Если он застал тебя в дороге, беги, беги к ближайшему жилью - в такую ночь даже врагу не откажут в гостеприимстве. Но если в тумане за спиной ты услышишь всхрапывание лошадей, скрип упряжи да позвякивание кольчуг - бежать уже поздно, только зря устанешь. Это Дикая Охота встала на твой след. Многие видели силуэты её всадников высоко в облаках, а те, кто видел её вблизи, ничего уже не расскажут. Но старики помнят про одного смелого человека, который встретил Дикую Охоту в тумане и смог вернуться к людям. Йорни был сыном ярла. Отец его, Эрик Дырявый Плащ, прозванный так за то, что в юности, будучи в сильном подпитии, уснул слишком близко к очагу да и прожег на плаще изрядную дырку, некогда успешный в походах и набегах, пропал вместе со старшим сыном, драккаром и всей дружиной, когда отправился к берегам Гардарики, не то в бою, не то в море. И хотя Йорни и его мать унаследовали землю и немалые богатства, многие решили, что от этого рода отвернулась удача. Юный Эриксон был влюблен в прекрасную Ингрид, дочь своего соседа, могучего бонда Торвальда Благоразумного. Благоразумным он был прозван за то, что он, как говорили насмешники, даже до ветру не ходил, не взвесив все за и против. Рассудительный сосед был против свадьбы Йорни и Ингрид: он не хотел связывать свой род кровными узами с родом, потерявшим удачу, пусть даже знатным и зажиточным. Однако любовь молодых была сильна и взаимна, и они искали любой возможности увидеть друг друга. Такая возможность выдалась на праздник Йоль. Торвальд отправился на отдаленный хутор навестить брата, а в отсутствие хозяина дома за Ингрид следили не так строго. Йорни Эриксон шел по дороге к хутору Торвальда, погруженный в мысли о прекрасной Ингрид. Он не обратил внимания на то, что стемнело, не заметил, как от земли поднялся туман, не встревожился, когда в тумане послышался отдаленный стук копыт. И лишь когда всхрапывание лошадей раздалось совсем рядом, Йорни поудобнее перехватил дорожный посох и развернулся к приблизившимся всадникам. Обнаженные мечи и воздетые топоры не оставляли сомнений: эти приехали не с добром. Когда первый всадник подъехал достаточно близко, молодой воин со всей силы ударил его коня под правую переднюю бабку, так что конь споткнулся. Но вместо того, чтобы ударить наглеца копьем, всадник раскатисто рассмеялся. Высокий статный старик в кольчуге и шляпе, надвинутой на самые глаза, от души хохотал.
- Он ударил моего коня, брат! Впервые за столько лет кто-то осмелился дать отпор. Дерзкий волчонок заслужил награду, как ты считаешь?
Из середины кавалькады выехал другой всадник. Его фигура была скрыта плащом, а лицо капюшоном, лишь посверкивали из тени изумруды глаз да топорщился клок рыжей бороды. - Да, брат, такая смелость и дерзость должны быть вознаграждены - или наказаны, но уж точно не должны остаться без внимания. - Тогда награди его, у тебя это всегда получалось интересно. - Как скажешь, брат. Зеленоглазый спешился и жестом поманил к себе Йорни. - Подойди ближе, теперь уж не тронем.
Воин в плаще протянул простой кожаный кошель.
- Здесь тринадцать серебряных монет, по числу лун в году. Можешь их просто потратить, а можешь выкинуть одну так, чтобы не потратил никто, думая о том, чего хочешь больше всего. Но помни, когда кошель опустеет, мы снова встретимся. Зеленоглазый запрыгнул на коня, и всадники растворились в тумане.
Йорни благополучно добрался до своей возлюбленной, о том же, что происходило после, мы с вами умолчим.
К весне пришли вести: дядюшка Йорни, брат его матери, погиб, не оставив по себе сыновей. Земли и богатства он оставил жене и дочерям, а старый, но еще крепкий драккар - племяннику. А если у воина есть корабль, то и удача у него должна найтись - так решили многие, особенно из тех, кто и раньше ходил на этом драккаре в набеги и торговые походы. И как только море успокоилось достаточно, чтобы можно было отправиться в путь, молодой теперь уже ярл во главе собранной дружины отправился в свой первый поход. На берегах Англии они взяли богатую добычу и с великой выгодой расторговались в Дании. Все подвиги и удачи того похода были бы достойны своей истории. К родным берегам молодой ярл возвращался уже совсем другим человеком: вдвое увеличившим свой достаток, любимым и уважаемым дружиной, в которой многие воины были старше него, щедрым и, без всяких сомнений, удачливым викингом.
По возвращении ярл Эриксон отправился свататься. Ранним утром он появился на пороге дома Торвальда. Одет Йорни был как настоящий викинг: на плечах его был плащ небесно-синего цвета, на голове шапка с оторочкой из лучшего соболя, которого возят из земель славян. Верхняя рубаха его была крашена в цвет, который ромеи называют пурпуром, штаны в цвет весенней травы, а на ногах его надеты ботинки из мягчайшей желтой кожи. На поясе, часто забранном серебряными бляшками, висели меч наилучшей ковки в дорогих изукрашенных серебром ножнах, скромный, но очень острый нож с рукоятью из ароматного дерева, что растет лишь очень далеко на востоке, и два кошеля - один туго набитый, у всех на виду, а другой совсем тощий, так что не каждый его заметил бы. На каждом пальце Йорни сверкало по дорогому кольцу.
- Здравствуй, Торвалльд, - сказал молодой ярл, - я пришел свататься к твоей дочери. Или ты до сих пор сомневаешься в моем богатстве, доблести или удаче?
Торвальд Благоразумный со свойственной ему рассудительностью решил, что иметь такого человека в зятьях неизмеримо лучше, чем во врагах.
Тут же устроили пир. Йорни, теперь уже ярл Йоран Эриксон, щедро дарил серебро и кольца, а потом сел рядом с прекрасной Ингрид, и они долго беседовали. С того дня ласковым именем Йорни никто кроме Ингид и матери его не называл. К зиме сыграли свадьбу. Юный ярл был счастлив, счастливы были его молодая жена и мать. Все слуги и трелы были полны радости за своего хозяина. Это была необычайно теплая и счастливая зима. А по весне ярл Йоран снова отправился в поход. На причале его провожали мать и любимая жена, уже во бремени.
Новый поход не задался с самого начала. Не успел драккар отойти далеко от родного фьорда, как сломалось одно из весел. Парус оказался поеден молью, а вода странной на вкус, однако даже это не вызвало ни у кого желания повернуть назад. Но когда корабль вышел в большое море, его накрыл страшный шторм. Волны бросали дракона моря, как кусочек сосновый коры. Викинги уже опустили мачту, положили весла на палубу, и хватались кто за что, лишь бы волны не унесли прочь. И лишь кормчий, прилагая все силы, пытался противостоять разбушевавшемуся морю. Ярл Йоран встал на носу и приказал своим людям отойти подальше. Он долго стоял там, рискуя быть смытым волной, и, казалось, о чем-то размышлял. Наконец он отошел от драконьей головы, кивнул своим людям и сказал: "Все будет хорошо, рано нам к Ньёрду". Шторм не стих, но корабль оказался в странном затишье внутри него, которое иногда называют "глазом бури". Мастерства кормчего и усердия гребцов хватило, чтобы держаться этого пятачка спокойствия, покуда шторм не иссяк.
Когда небо снова стало ясным, драккар оказался у островов, благословленных, казалось, самой пресветлой Фрейей. Островитяне не знали нужды ни в чём, их земля родила богатый урожай, рыба во множестве шла в сети, а невысокие горы были богаты серебром и самоцветами. Лишь одного не доставало счастливым жителям этих островов - соли. За меру соли они были рады отдать две меры серебра или меру самоцветов. Дружина ярла Эриксона легко могла взять все, что им понравится, силой, но они дружно решили не оставлять по себе плохой памяти, чтобы и впредь продолжать торговать с этим благословенным краем. Вся наличная соль была обменена на сокровища этой земли, и воины отправились дальше.
В дальнейшем им также сопутствовала удача. Успешные набеги и выгодная торговля сделали каждого хирдмана богаче иного ярла, а ярла приравняли по богатству к конунгу. Никто более не сомневался в удаче Йорана Эриксона. Вернуться домой удалось только к началу зимних штормов. Но такой славы и такой добычи эти земли не видели долгие годы. Прекрасная Ингрид встречала своего мужа с дочерью на руках. Годы шли. Под рукой у Йорана Эриксона было уже пять драккаров и множество кнорров. Три вольных ярла считали его своим старшим братом и командиром. Вряд ли спесивые владетели широких лугов признали бы его равным, но в море он был конунгом, уважаемым как соратниками, так и недоброжелателями, любимым дружиной и семьей, морским конунгом Йораном Два Кошеля. Двумя Кошелями его прозвали за то, что на поясе он всегда носил два кошеля, один туго набитый серебром, из которого он легко и с радостью сыпал монетами, и второй, который мало кто видел, тощий, но не пустой. Говорили, что в нем он хранит свою удивительную удачу. Мы-то знаем, сколько правды было в этих слухах. Годы шли. Каждый поход конуга Йорана был успешен, каждый приносил славу и богатство, какой больше, а какой меньше. Но с годами таяли и монеты в волшебном кошеле - ведь каждый раз, когда гибель была близка, конунг отдавал монету морю или земле, и грозящая беда оборачивалась неслыханным успехом. Со временем в кошеле осталась лишь одна монета.
Прекрасная Ингрид поздно подарила Йорни сына. У Олафа Йорансона было семь старших сестер. Сам конунг мечтал лишь об одном - воспитать сына достойным наследником. Он обучил своего отпрыска всему, что знал: как владеть копьем, топором, щитом и мечом, как ездить на лошади и править кораблем. Конунг готовил смену. Но случилось страшное. На зимней охоте матерый кабан поднял юного Олафа на клыки, пропоров живот. Случилось это незадолго до праздника Йоль, самой темной и долгой ночи в году. Олаф упрямо держался за жизнь - несмотря на страшные раны, он отказывался умирать. Но мудрый трел, привезенный с востока, немного обученный на родине искусству врачевания, говорил, что надежды на исцеление почти нет. Хозяин ходил по дому мрачнее грозовой тучи, но спустя время вышел во двор в темноту и тишину, а по возвращении его лицо стало удивительно спокойным. Отец сел у постели сына, и что-то долго ему рассказывал. Наступила ночь Йоля, но никто в доме конунга не праздновал, потому что в этом доме в муках умирал единственный сын. От земли поднялся туман. В двери дома постучали. В такую ночь дверь откроют даже врагу. Ингрид открыла гостю. На пороге стоял человек - его фигура была скрыта плащом, а лицо капюшоном, лишь посверкивали из тени изумруды глаз да торчал клок рыжей бороды. - Здравия вам, добрые хозяева. Благодарю, что приняли, - сказал зеленоглазый. - Я бродячий лекарь. Надеюсь, вам мои услуги не нужны, но если нужны, я приложу все старания, чтобы сполна отплатить за ваше гостеприимство. Надо ли говорить, как в доме Йорана обрадовались гостю? А наутро были новости. Радостные - Олаф впервые за много дней сам встал с постели и попросил питья и еды, - и странные: никто не смог найти загадочного гостя и хозяина дома, как будто их и не было никогда. Лишь когда люди отчаялись найти Йорана и осмелились зайти в его закуток, в который он запрещал заходить даже жене и детям, то обнаружили на столике дорого деверева, привезенном из одного из походов, заветный кошель хозяина дома. Пустой. На этом можно было бы и закончить. Но прекрасная Ингрид утратила сон после того, как её возлюбленный муж пропал. Она сидела у единственного слюдяного окошка в доме и видела, как от земли поднялся туман и как проскакала мимо окна кавалькада Дикой Охоты. И где-то в середине мчался её возлюбленный муж: такой же молодой, как в ту далекую ночь, когда он пришел к ней с горящими безумием глазами, и раз за разом повторял, что теперь-то у них точно все получится. Весной Олаф Йорансон, во главе отцовской дружины, ушел в свой первый морской поход.