Диспансеризацию мы всегда очень ждём. Мало того, что отменяются уроки, так ещё столько веселья! Прямо настоящий Форт Баярд, только надо собрать не подсказки, а печатки разных докторов. Удачно занять очередь, рассчитать, проскочить, везде успеть... это ж целая наука. "А ты прошёл невролога? А ты уже был у ортопеда? А какой у тебя рост?" Разведал и бегом дальше по коридорам. А поликлиника длинная, два этажа - есть, где разогнаться.
В этом году самым страшным врачом оказался психиатр - дядечка в узких очках со стрижкой-ёжиком. Даже Наталья Сергеевна понижала голос, когда проходила мимо его кабинета. Вместо того, чтоб выведывать про семью, возраст и день недели, он вдруг начал спрашивать смысл пословиц, причём задавал всем разные! И пока ты соображаешь, он делает такой пристальный взгляд, как будто хочет заглянуть тебе в мозг. Мне досталась поговорка "работа не волк - в лес не убежит", и я выдохнул с облегчением - папа часто её употребляет, когда мама его с чем-нибудь торопит.
- А-а, - говорю я, - это запросто. И в ту же секунду осознаю, что никогда не понимал её смысла. А психиатр уже свербит мне дырку во лбу.
- Это, - говорю, - значит, что работа не волк, в лес не убежит.
- Что значит "не волк"?
- Значит "не волк".
- Ну и что?
- Раз не волк, то не убежит. Вот если бы работа была волком, могла бы убежать. В лес, например.
- Как убежать? - прищуривается психиатр.
- Ножками.
- Ножками? - переспрашивает он. - Или лапками?
- Лапками, лапками, - скорее поправляюсь я.
- А чем отличаются ножки от лапок?
К этому моменту я уже порядочно взмок.
- Лапки мохнатые, - выдаю я первое, что приходит в голову.
- А у ящерицы, значит, ножки?
Тут меня такая злость взяла, что я не вытерпел.
- У ящерицы, - говорю, - крылья.
Дядя-психиатр сразу весь преобразился - глаза над очками округлились, тонкие губы вытянулись в улыбку, рука изготовилась за мной записывать.
- Да, - обрадовался я, - у ящерицы четыре крыла, только обычно их не видно. Их видно раз в году, в полнолуние. Надо придти в лес, три раза свистнуть, два раза хлопнуть...
- Достаточно, - перебил меня доктор, - пригласите следующего.
- А вы не знали? - поинтересовался я напоследок.
И зря. Что-то он мне там лишнего в карточку начирикал, ну да ладно.
Никитке досталась поговорка "лучше синица в руках, чем журавль в небе". Так он принялся доказывать, что журавль в небе гораздо лучше, потому что красивее и свободнее. Дядя-психиатр возразить ничего не смог, и Никитка тоже огрёб от него какую-то заметку.
А у ЛОРа всё, как обычно. Посовала в ухо-горло-нос холодные железяки и послала в другой конец кабинета слух проверять. И тут за дверью началась какая-то буча. Это Никитка прибежал от ортопеда (он ведь всегда за мной или я за ним), а девчонки его не пропускают. Да, я забыл их предупредить, но могли бы и сами догадаться. Стою я спиной к доктору, она уже числа шепчет, а я слушаю, как там Никитка отбивается.
- Тридцать восемь, - шепчет тётя настолько громко, что даже не интересно.
- Никита за мной! - кричу я девочкам через дверь.
- Пятьдесят шесть, - продолжает доктор ещё громче.
- И хватит шуметь! - злюсь я.
- Девяносто девять, - кричит мне тётя.
- Девяносто девять, - повторяю я шёпотом.
Ну, невролог с молоточком это классика. Мы с Никиткой поспорили: у кого нога не дёрнется, тот и выиграл.
Доктор за молоточек взялась, я ногу на ногу положил, да как напрягу.
- Расслабь ножку, - просит тётя.
А я головой мотаю, говорить не могу от напряги.
Смотрю, она уже готовится что-то в карточку писать. "Ну, - думаю, - довольно с меня записки от психиатра, а то, чего доброго, лечиться отправят".
- Всё-всё, - говорю, - расслабил. Стучите, как следует.
И она как стукнет, а нога как взбрыкнёт, тётя даже вскрикнула.
Никитка сразу за мной, и я не успел ему сказать, что затея вышла неудачная.
- Да что ж за дети у меня сегодня?! - слышу возмущение тёти-невролога.
То же мне, невролог и такая нервная.
Окулистка новых заданий не придумала.
Начала с цветных картинок в горошек. Я каждый раз забываю, в чём там подковырка. Смотрю во все глаза - девятка и девятка, больше ничего.
- Ну, что ты видишь? - торопит меня врач.
- Ничего особенного, - говорю.
- Цифру видишь?
- Вижу.
- Какую?
Я головой повертел, пощурился, но, кроме девятки, так ничего и не выплыло.
- Девять, - отвечаю сокрушённо.
А оказалось правильно. Странные задания.
И ещё удивительное дело - табличка с буквами у них каждый год одна и та же, кто угодно запомнить может. Я, к примеру, на всякий случай запомнил, чтобы мама не расстроилась - она за моё зрение переживает.
Как полагается, один глаз прикрыл, бодро всё называю.
- Отлично, - говорит тётя, - теперь закрой правый.
А там ещё две строчки в самом низу.
- Почему? - возмущаюсь я. - Я и дальше знаю.
- Ну давай, - согласилась доктор.
Я там буквы не различаю, но куда палочка показывает, вижу и по памяти называю. Тётя удивилась и перешла к другой таблице, для маленьких. Там не буквы, а картинки. И я их не учил.
- Ну? - говорит доктор.
Молчу.
- Видишь?
- Самолётик.
- Нет.
Вернулись к буквам, опять всё назвал. К картинкам - молчу.
Тётя уже и лампочки проверила, и свои очки протёрла, но ничего не поймёт. Раз пять она туда-сюда моталась, умаялась. Села у своих табличек и куда-то в стену глядит. Мне её жаль, но признаться-то страшно.
- Ты что, - осенило тётю, - буквы выучил?
Я кивнул.
Тётя вздохнула с облегчением и пошла мне карточку заполнять.
Вот я бегу на всех скоростях от окулиста к дерматологу, где мне Никитка очередь держит, смотрю - небольшое столпотворение. Заглядываю - а у стены сидит на корточках и горько плачет Виргилия Спицына.
- Что случилось? - спрашиваю я у Маруси Скворцовой.
- Боится сдавать кровь из пальца.
- А-а. И как быть?
- Не знаем.
- Виргилия, - говорю, - я там уже был. Ничего страшного. У них теперь новые пистолетики такие - чпок и всё.
Но от моих чпоков Виргилии стало ещё хуже.
- А хочешь, я вместо тебя сдам? - не растерялся я.
Виргилия подняла заплаканное лицо, и все обернулись на меня.
- Там же имя надо называть, а ты всё-таки мальчик, - верно подметила Маруся.
- Это поправимо, - ответил я.
И мы отправились всей толпой в туалет. Подоспел разгневанный моим опозданием Никита, я ему вкратце изложил план, и он согласился выступить посредником - помочь нам с Виргилией поменяться одеждой! Я надел голубую блузку и розовую в цветочек юбку, которая, к счастью, оказалась шортами. А туфли с бантиками мне оказались не малы, а велики. Маруся Скворцова сняла со своих косичек резинки и завязала мне два хвостика, какие обычно носят двухлетние девочки, у которых ещё волосики не отросли до настоящих хвостов. В таком невероятном виде я пошаркал сдавать кровь. А Виргилия осталась в туалете. Ведь Наталья Сергеевна тоже была в поликлинике, и попасться ей на глаза не хотелось.
- Как тебя зовут? - спросила медсестра, смерив меня удивлённым взглядом.
- Виргилия Спицына, - постарался я сделать девчачий голос.
- Да, они там, - услышал я за дверью сокрушённый голос Никиты.
- Что с ними?
- Уже всё в порядке, скоро придут.
Медсестра тем временем теряла терпение.
- Виргилия, ты ещё что-то хотела узнать?
Я уже приготовился спросить, показывает ли анализ крови пол человека, но тут...
- Да кто ж там так застрял? - воскликнула Наталья Сергеевна, и медсестра, кажется, тоже её услышала.
- До свидания, - взвизгнул я, сделал реверанс и пулей вылетел из кабинета.
- Это наша девочка? - донёсся мне вслед недоумённый вопрос Натальи Сергеевны.
Я почувствовал себя настоящей Золушкой, когда на повороте одна из туфелек соскочила. Я её подобрал и скрылся в туалете. "Дело в шляпе", - объявил я несчастной Виргилии.
Когда Наталья Сергеевна пришла нас оттуда вызволять, мы уже успели переодеться. Единственное, я забыл про резиночки в волосах.
- Куликов! Что это значит?
- Расстройство желудка, - объяснил я.
- Что у тебя на голове, я спрашиваю?
- А-а, это? - и я сдёрнул свои резиночки. - Ничего особенного. Прикол такой.
- Нашёл место для приколов, Куликов! Ты бы ещё у психиатра резиночки нацепил. Виргилия, ты сдала кровь из пальца?
- Я? - задрожала Виргилия.
- Да-да, я сам видел, - вмешался я.
- Тогда марш оба к дерматологу.
И мы побежали.
- Благодарю, - сказала мне тихо Виргилия.
Дома, за ужином, я, как обычно, доложился родителям обо всех приключениях. Папа посмеялся, а мама, вполне ожидаемо, подлог крови не одобрила.
- Папа, - вспомнил я. - А что значит "работа не волк - в лес не убежит"?
- То и значит, - пожал плечами папа и повторил с расстановкой, - работа не волк, значит, в лес не убежит.
- А чем отличаются лапы от ног?
- Ноги у человека, лапы у зверей, - ответил папа.
- А у слона? - прищурился я.
Папа задумался, и подключилась мама:
- Лапы мягкие, ноги жёсткие, - говорит.
- А у гуся разве жёсткие?
А сам уже за вилку схватился диагноз им где-нибудь нацарапать.
- А у гуся котлета стынет, - выкрутилась мама.
И была права. Ладно, в следующем году спрошу у дяди-психиатра, чем отличаются лапы от ног. Или, пожалуй, не буду.