Аннотация: Неординарный мистический рассказ с элементами хоррора.
Безлесье.
1.
Деревня Старые Вязи находилась в ста с лишним верстах от одного из небольших городков Мценского уезда, что в Орловской губернии. Земли здесь на редкость плодородные - урожай к концу лета в изобилии - и картофель, и морковь, и капуста растут как на дрожжах, но вот беда есть у края этого - куда ни глянь - ни одно зеленого островка леса вдали не увидишь - вокруг одни лишь жидкие ивовые подлески да кустарник, представленный в основном диким крыжовником, и то, все эти оазисы расположены как правило у речушки или прудика - а так, вокруг, - сплошь перекати - поле...
И живности здесь, само собою, поменьше будет в отличии от богатого животного мира северных широт, где в лесу рыскают по следу зайца лиса и волк, где в озерах водятся в изобилии щучки, карпы, да караси, где тихой летней ночью можно услышать заливающегося на всю округу соловья, а в зимний погожий день - натолкнуться в лесу на медведя - шатуна, бродящего в лесу в поисках добычи и не захотевшего "спать". Человек, выросший в той же Рязани, среди бескрайних лесов и золотистых лугов, вряд ли поймет всю прелесть черноземных губерний, таких как Липецкая, Курская, Орловская. Да и не горели особым желанием крестьяне северных губерний и волостей заселять черноземные земли - вот только быт вынуждал - как говорится, "Голод - не тетка", потому то многие землевладельцы покидали свои родные волости и уходили на юг - поближе к черноземью, а то и вообще в Краснодарский край, благо указ Александра I о вольных хлебопашцах хоть наполовину освобождал закрепощенных крестьян, и то все зависело от воли помещика, в чьем уезде они проживали. Захотел крепостной подвластный помещику крестьянин стать вольным хлебопашцем - заплатить выкуп должен, причем не только за себя, но за всю свою большую семью, так что мало кому удавалось сменить не то чтобы губернию, но даже и волость либо уезд... Но когда началась война с Наполеоном, дабы бесперебойно поддерживать продовольствием многочисленную русскую армию, да и вообще во избежания голода среди населения в тяжелые для своей страны времена, Александр I указал всем помещикам архангельской, вологодской и костромской губерний отпустить своих крестьян на "вольные хлеба" в плодородные черноземные губернии, но при том условии, что вольники будут не покладая рук до тех пор, пока не прекратится война с французами, заниматься хлебородством, выращивать картофель, выращивать животину и выполнять другие необходимые для всего населения центральной части государства сельскохозяйственные работы, на что, конечно же, многие крепостные крестьяне холодных и голодных северных областей с превеликой радостью согласились.
Одна из таких семей, перекочевавших сюда из Вологодской губернии, как раз и поселилась на самой окраине Старого Вяза, в доме, принадлежащем когда-то старому местному фельдшеру, поляку по национальности, и, как полагали многие деревенские старожилы, бывшем когда - то, вероятно еще в прошлом веке, травником и алхимиком при Дворе Датского короля Вильгельма III. Звали этого человека Ян, фамилию же никто не помнит, но в записях архива городской больницы Мценска хранятся пометки на выписках, и возле имени Ян значится фамилия Богуслав. Несколько лет назад Ян скоропостижно скончался, будучи находясь в Орле, в тамошней лечебнице для душевнобольных, куда его самого, не как фельдшера, а как пациента, отправили местные врачеватели по навету сельского акушера, кстати, коллеги Яна, который впоследствии также скоропостижно воспарил в небеса, причем настолько быстро, что его внутренности собирали по всей хате, словно их кто-то выпотрошил бедолаге или какая-то сила вывернула его наизнанку...
Семья новоселов состояла из главы семейства - батюшки и по совместительству хлебопашца Никодима, его жены, Глаши, двух сыновей Кирилла и Мефодия соответственно, названных банально и обыденно, по церковному обычаю, в честь святых просветителей с оными же именами, и совсем маленькой дочери Марфуши, точной копии своей мамаши. Семья эта была крайне набожной, и не из-за того, что Никодим сразу после окончания церковно-приходской семинарии стал сначала дьячком, опосля помощником батюшки, а потом и вовсе батюшкой церкви Иоанна Предтечи, которая в городе Великом Устюге находится и из которого, к слову, вся эта семья и произошла. Утро у них начиналось с получасовой молитвы, после которой следовало омовение ледяной колодезной водою, а уже после этих нехитрых ритуалов вся семья приступала к утренней трапезе. Далее, в течение всего дня, каждый исполнял свои обязанности: отец уходил служить Богу, мать хлопотала по домашним делам и воспитывала дочь, сыновья учились в той же семинарии, которую когда-то окончил их отец.
По приезду сюда, в Старые вязы, деревенский староста Кузьма закрепил за Никодимом несколько участков по пять - шесть десятин земли в каждом, на которых нужно было в скором времени возделывать грядки и выращивать картофель. Сыновей же, Кирилла и Мефодия, привлекли к строительству хлевов и загонов для скота. Дома остались сидеть лишь Глаша с Марфушей, но и у них оказалось много работы по благоустройству нового жилья. Сразу по приезду новоиспеченная хозяйка занялась обустройством нового дома - выкинула всю скопившуюся еще, вероятно, от старого хозяина почему-то рваную в лоскуты одежу, вычистила сени и две комнаты, одна из которых стала детской, а другая - спальней для супругов, прочистила дымоход в печи на кухне, а затем решила спуститься в подвал и навести там порядок. Спустившись вниз, Глаша сразу же натолкнулась на стоящий посредине просторного помещения старинный сундук, оттащила его в сторону, и начала собирать все соленья и припасы, хранящиеся во всех деревенских подвалах и погребах, скорее всего, не по одному десятилетию. Чего только не было в этих чуточку заплесневелых кувшинах, крынках и стеклянных бутылях - и засоленный лещ, и всевозможные маринованные овощи, и варенья из разных ягод и фруктов, и, даже, различные сушеные грибы, до которых был очень охоч Никодим. Причем все эти засушенные грибочки, хранящиеся отчего - то здесь, в сыром и холодном подвале, а не на чердаке, по соседству с банными вениками, были здесь в исключительном изобилии - они свисали повсюду, со всех балок и перегородок. Глаше пришла внезапно одна мысль по поводу этих грибочков, а именно, о том, что прежний хозяин этого дома, местный фельдшер и известный на всю деревню знахарь, вероятнее всего использовал эти сушеные грибочки в лечебных целях, как, например, тот же зверобой или мелиссу.
"Надо будет сегодня на ночь заварить парочку этих грибочков Никодиму - авось ворочаться с боку на бок во сне да храпеть перестанет..." - решила Глаша.
И вот однажды, спустя два месяца со дня приезда в Старые Вязи семьи из Великого Устюга, в одну из безлунных, а потому темных как дно колодца ночей, Никодим услышал стук в дверь. Он встал, накинул на себя рубаху размахайку, и вышел в сени. Подойдя к слюдяному окошку, Никодим увидел на пороге своего дома какую-то суетливо перемещающуюся тень. Когда хозяин отворил дверь в прихожей, пред ним на пороге предстал маленький нескладный человечек в длинном, почти по щиколотку, плаще, и в широкополой шляпе на голове, причем в эту шляпу зачем-то были воткнуты огромные вороньи перья в числе семи...
-Я прежний жилец этого дома, и мне крайне необходимо забрать кое-какие вещи, которые покоятся в подвале этого дома.
-Но почему Вы пришли в такой поздний час. Нам нужно рано вставать - в четыре утра, аккурат с первыми петухами, - а тут еще Вы потревожили со своим скарбом...
-Поймите, меня постигла крайняя нужда в этих самых вещах.
-Ну ладно, уговорили, проходите, прошу, только громко не разговаривайте - а то мои чада давно уже спят.
-Что Вы, конечно, тише мышки буду...
-Простите, я забыл спросить Ваше имя...
-Ян. Ян Богуслав. Фельдшер одной из больниц Мценского уезда.
-Простите за нескромный вопрос, но староста сказал мне, что Вы, да простит меня Господь, скончались в больнице для душевнобольных, что в городе Орле находится...
-А-а-а, все с Вами ясно! Вот как местные деревенские сплетни воздействуют на горожанина! Не верьте ни в коем случае этим россказням местных самодуров, утешающих себя по вечерам, выдумывая всякую небывальщину. Уж повелось так издавна во всех деревнях... Старожилы насочиняют всяких сказок до басней - и вот у околицы сидят да травят их, так травят, что даже молодняк порой заслушивается...
-Д я вроде как тоже мало в эти басни верю... У нас так не принято...
-А Вы откуда родом будете, милый человек - с севера небось...?
-Родом мы из Великого Устюга, города, что в Вологодской области находится. Там у нас таких сплетников отродясь не было, лишь баснописцы да песняры изредка могут встретиться... И то репертуар то у них в основном Бога нашего господа воспевающий...
-Великий Устюг...А-а-а, знаю, знаю, бывал там не раз у одного тамошнего волхва - шамана. Тот мне отвар из грибочков - мухоморчиков поставлял, с помощью которого я лечил чахоточных больных.
-И как, неужто помогало?
-Еще как! Помню, пациенты потом привыкали к этому снадобью, и уже опосля лечения за немалые деньги покупали у меня его. А Вы знаете, какие симптомы это зелье из мухоморчиков у человека выявляет?
-Не имею ни малейшего понятия...
-А вызывает оно видения, точь-в-точь как наяву, причем оные могут быть как приятные, так и не очень, сопровождающиеся появлением из ниоткуда загадочных фигур, словно парящих в воздухе, и, между прочим, в этих иллюзорных силуэтах некоторые особо чуткие люди могут узнать даже своих давно уже отправившихся в мир иной родственников... А вот я еще что Вам скажу: уж коль у нас зашел разговор на эту тему, то, к слову, именно благодаря этому мухоморному зелью Ваши северные волхвы-шаманисты основывают весь ритуал общения с духами давно умерших людей или предков, как Вам угодно...
-Вы конечно простите меня пожалуйста, но исправно служим день ото дня нашему Господу Богу, и нам ни к чему знать такие богохульственные вещи, о которых Вы говорите, а особенно о всяких чудовищных ритуалах Ваших волхвов - язычников, которые своим при помощи своего колдовства тревожат покой мертвых. Я всегда ненавидел ни этих оборванцев - язычников, ни старообрядцев, решивших пойти вслед за патриархом Никоном.
-Все! Больше ни слова не скажу что-либо богопротивное. Простите меня, грешного, Бога ради!
-Да не я должен Вас прощать, а тот, кто свыше нас. А на Вас я не зол - Вы заблудшая душа, которая мечется из стороны в сторону в поисках чего - то неестественного, таинственного противоречащего природе вещей.
-Вы знаете, я очень тороплюсь, давайте же поскорее спустимся в подвал и я возьму то, что принадлежит мне по праву - старинный фамильный сундук, который я привез еще из Кракова более полувека назад.
-Да, конечно, пойдемте, я понял про какой сундук Вы говорите.
Никодим, пропустив гостя, захлопнул за ним входную дверь, и после этого отвел его в кухню, открыл там деревянную дверцу в полу, зажег две свечи, одну из которых дал Яну, а вторую сам держал в руке. Когда они спустились в подвал, то взгляду обоих сразу же представился старинный сундук, весь в изразцах, явно пролежавший здесь не менее полувека...
-Вот он, Ваш сундук, забирайте его с собою и уходите отсюда на все четыре стороны - произнес Никодим, поставив свечу на крышку сундука.
-Да-да, конечно, сейчас только я подниму его. Вы не могли бы мне чуток подсобить - а то тяжел уж больно он - там набор австрийских канделябров покоится.
И они вместе подняли сундук, который весил не меньше пяти а то и семи пудов, и понесли его к лестнице. Затем Никодим поднялся наверх и протянул Яну бичёвку, которую тот сразу же обмотал вокруг сундука. В итоге сразу через полчаса сундук был поднят. Хозяин помог дотащить сундук до телеги, водрузить его, затем спешно попрощался с гостем и быстрым шагом направился к дому, каждую минуту оглядываясь на Яна, или на того, кто назвался этим именем.
Поутру, как всегда проснувшись с первыми петухами, глава семейства по обычаю приготовился восхвалять Всевышнего, читая бесконечные молитвы, как за окном послышались встревоженные голоса. Кирилл и Мефодий, также вставшие с отцом в одно время с отцом, решили выяснить, в чем же дело, и выскочили на улицу, так и не прочтя надлежащие к чтению по утру строфы из Ветхого Завета. Через некоторое время оба сына, запыхавшиеся, вбежали в дом и сразу же начали вразнобой кричать что-то об покойнике на дворе деревенской часовни. Никодим, не долго думая, накинул на себя нехитрое одеяние, взял со стола распятие и литровую бутыль со святой водою и вышел на улицу. Часовня была расположена на другой окраине деревни, потому идти до нее пришлось прилично, меся грязь, состоящую из суглинка, навоза и куриного помета, прежде чем Никодим увидел несомненно ужасающую картину, представшую перед ним уже при входе в обитель. Посреди двора, прямо перед входом в отпевальню, на земле везде ошметками валялись человеческие органы, особенно в изобилии кишки, которыми тут же лакомились огромадные черные вороны, кусочки тканей , кругом на земле проступали брызги густой липкой спекшейся крови. Само тело лежало чуть поодаль, с вывернутыми наизнанку внутренностями, неестественно раскинутыми в разные стороны руками и ногами. Подойдя поближе, Никодим заметил, на лице человека странную посмертную гримасу: уголки рта были сложены в неестественной для такого положения дел улыбке, а глаза в свою очередь находились в полузакрытом положении, будто бы жертва испытывала не боль и страх, а, напротив, ей что-то доставляло несказанное удовольствие в тот самый момент, когда ее кромсали и потрошили, словно пойманного к обедне гуся.
-Эка его угораздило так вывернуться наизнанку! - промолвил подошедший к мертвецу староста Кузьма.
-Да уж - ответил ему Никодим - здесь без сатанинского отродья дело явно не обошлось...
-Вы, церковнослужители, все о своем болтаете! Да неужто Вы не видите, что это зверь сделал хищный - волк, или быть может, медведь...
-Не держите меня за дурака, я ведь прекрасно знаю, что у Вас здесь, в черноземных областях, ни волков, ни тем более ужи медведей отродясь не водилось.
-Ну, тогда, значит, этим зверем могла оказаться бешеная собака, проголодалась и решила вместо скота погрызть человека...
-А отчего же человека? Бесовщина какая-то! Я знаю не понаслышке о том, что такое бешенство, но каких же тогда размеров должна была быть эта собака?
-У нас в Старых Вязях почти в каждом дворе по три-четыре собаки живут, а встречаются среди них как маленькие шавки, так и здоровенные волкодавы.
-Да уж, животина была явно внушительного размера и с дьявольской силой в теле!
-Значит так, времени терять нечего, надо сейчас же его побыстрее похоронить, благо он не здешний, назавтра уже все забудут о случившемся, у всех на слуху только сожженный французами до тла Краков, но все равно лучше бы нам поторопиться, а то потом кривотолков всяких там будет больше некуда. Сказав это, Кузьма взял тело несчастного за руки, Никодим же - за ноги, и так они вдвоем перенесли его к дороге, где затем уложили труп на подводы.
Направляясь к деревенскому кладбищу, расположенному в трех верстах от Старых Вязей, Никодим несколько раз окинул тревожным взглядом мертвеца, и внезапно, как бы невзначай, проговорил вполголоса, но так, что староста все же услышал:
-Если все-таки это зверствои взаправду сотворила бешеная собака, то почему же тогда руки и ноги остались нетронутыми, ведь на их месте несомненно должны были быть кровавые обрубки?
-Может зверь захотел мясо понежнее и потому вгрызся сразу в пузо этого бедолаги?
-Нет, вряд ли это вообще был зверь... У себя на родине, в Устюге, мне не раз приходилось быть свидетелем того, как из леса приносили полуживых и мертвых охотников, пострадавших от волков. Так вот, у всех у них в первую очередь были обглоданы конечности. А тут как руки, так и ноги целы, только вот живот будто бы кто-то взял, да и резанул ножом, словно овцу запорол...
Подъехав к деревенскому погосту, Кузьма завернул лошадей к березой рощи, что была расположена чуть поодаль захоронений. Спрыгнув с подвод, Никодим, не молвив ни слова, последовал за старостой в самую середину рощи. Оба прихватили с собою по лопате. Подойдя к небольшому бугорку заросшему сверху донизу мхом, староста воткнул свою лопату в слегка сыроватую землю.
-Здесь будем копать!
-Но почему не на самом погосте, а в этой роще?
-Чужак он - мы их с нашими, деревенскими, не путаем...
Копали около двух часов. Яма вышла глубокая - под пять аршин. Принеся тело и уложив его в яму, Никодим выплеснул на него все содержимое бутылки со святой водой, затем Кузьма собрал лежащий вокруг хворост и высыпал его в яму. На вопросительный взгляд Никодима староста, слегка крякнув, зажег спичку и бросил ее вниз, в яму, аккурат на мертвеца.
-Чтоб никто и не вспомнил об этом зверстве - авось все само собою забудется. - сказал Кузьма.
-Все вещи по прошествии времени постепенно приобретают статус забвения. И мы, люди, также постепенно исчезаем с лица Земли, оставляя после себя лишь незначительный жизненный след. Все, что когда-либо останется в этой мире, будет унесено ветром и развеяно по морям и океанам...
Подождав, пока все теперь уже на веки покоящееся в яме, прогорит, Никодим встал, перекрестил то, что пару часов назад было человеком, хоть и мертвым, и взялся засыпать землей свежую могилу. Староста тем временем пошел к телеге за парой речных камушков, которыми они порешили на всякий случай пометить то место, где покоится бедолага. Засыпав яму землей, Никодим со старостой обложили образовавшийся холмик мхом, а опосля еще накидали вокруг сушняка. Так что случайно забредший в березовую рощицу путник вряд ли сможет раскрыть ту ужасную тайну, которая здесь захоронена от людской молвы.
2.
Спустя пару дней после произошедшего зверского убийства в Старых Вязях деревенские толки и сплетни по поводу случившегося постепенно поутихли. Все население было занято почти что круглосуточной работой на полях и в скотоводстве, летний период ведь всегда самый суетливый, потому и некогда было распускать всякие кривотолки. Тем более что на повестке дня стояли исключительно одни обсуждения по поводу того, дойдет ли армия Наполеона до Смоленска либо Кутузов разгромит в пух и прах французов за сто с лишним верст от русской границы. И лишь немногие толковые сельчане считали французов действительно устрашающей силой, способной если и не захватить Смоленск, но все же добраться до граница Речи Посполитой с Русью... тем паче, что от них уже пали и Гданьск, и Краков, да что там говорить... Вся Европа была во власти Наполеона, который сумел добраться аж до египетского города Гизы - города, где множество веков в вечности стоят великие творения рук человеческих - пирамид фараонов Древнего Царства мамлюков и кшатриев!
Никодима же эта война совершенно не заботила. Трудясь на картофельных грядах, ему вдруг пришло в голову одна престранная мысль: а что если этот ночной незнакомец, представившийся при встрече прежним хозяином, на самом деле никакой не Ян Богуслав, а практикующий черную магию древних волхвов и язычников колдун, наводящий на всех порчу и сглаз? От одной только мысли о том, что этот человек мог наслать проклятие на всю его семью, у Никодима пробежал неприятный холодок по спине. "Нужно во что бы то ни стало сейчас же все разузнать об этом Яне Богуславе!" - решил он и на следующий же день поехал на одолженной у старосты Кузьмы телеге с резвой кобылкой в уездный город Мценск, дабы посетить тамошнюю городскую больницу и расспросить там про фельдшера из Старых Вязей.
До Мценска пришлось добираться двое суток - как-никак двести с лишним верст, да еще по колдобинам да ухабинам. По приезду в город, Никодим сразу же направился в церковь - помолиться обо всех грешных делах и заодно побеседовать с тамошним батюшкой. Узнав от отца Порфирия, что больница находится в самом центре города, аккурат напротив огромадного, в четыре этажа, дома местного влиятельного на весь уезд помещика, который ушел месяц тому назад со своим гусарским эскадроном в кутузовскую армию. Найдя в больнице ее главного врача, Никодим, не долго думая, сразу же задал свой терзающий душу вопрос о том, знает ли он Яна Богуслава, фельдшера из Старых Вязей, на что доктор, с явной неохотой, покачав головою, ответил, что никакого Яна Богуслава знать не знал и видывать не видывал, а если бы когда и довелось знать, то редкое польской имя ему бы обязательно запомнилось...
Так, ничего и не разузнав об загадочном уездном фельдшере, Никодим, возвратившись в Старые Вязи, решил сам во всем разобраться. "Если в этом доме и остались старые вещи его прежнего обитателя, то они могут быть только в подвале!" - подумал Никодим и решил в первую очередь спуститься в подвал и перевернуть там все вверх дном в поисках хоть какой-нибудь зацепки, которая приоткроет завесу жизни прежнего хозяина. Спустившись в темноту подземелья, Никодим зажег свечу и встал как вкопанный, по коже вдруг внезапно пробежали мурашки: посреди подвала стоял на том же месте, как и прежде, тот самый старинный сундук, за которым приходил незнакомец, и который он сам, Никодим, вытаскивал отсюда с помощью бичевки. Дернув пару раз за ручку сундука, стало ясно, что так просто его не открыть, на толстенных ушках висел большой амбарный замок. Что же в нем может хранить ночной гость и каким образом он оказался опять в подвале, для Никодима осталось снова загадкой. На вопрос о том, не приходил ли кто во время его отъезда в Мценск, Глаша сказала, что пару раз захаживал староста, желающий знать, когда ему вернут телегу с кобылой. Это обстоятельство еще более озадачило Никодима: как же тогда сундук оказался снова в его доме, если жена и дочь все эти дни никуда не выходили со двора - ведь кто-то должен присматривать за хозяйством. Нужно срочно принять хоть какие-нибудь меры - а сундук этот выкинуть к чертовой матери!
-Никодим, ты там смотри, от работы не отлынивай! - прокричал проходивший вдоль околицы сосед Федор, постоянно следящий за всей семьей новоселов, а то вдруг они станут отлынивать от работы. "Смотрите у меня! Все Вашему исправнику доложу, как Вы здесь провизию для русской армии собираете...!" - вечно кричал злющий соседушка.
-Да не кричи ты, дела у меня личные возымелись!
-Какие - такие дела? А ну как давай иди да яблони в своем саду поливай! А то вон дождя уж почти месяц не было, а у нашей деревни все изымать будут на нужды государевы - вплоть до яблок! Война как никак, черт бы ее побрал!
-Эко тебя пробрало! Ладно, ладно иду я поливать эти злосчастные яблони, не бузи только! "Ладно, назавтра с утреца встану да и вытащю сундук из подвала" - успокоил себя Никодим и пошел заниматься сельскими делами.
К вечеру, как только солнце село за негустым подлеском на западе от деревни, вся семья собралась к вечерней трапезе. За столом, все, по обыкновению, сидели молча, бросая кроткие взгляды в окошко. Сыновья, весь день строящие амбар, быстро поели и пошли спать. Дочку Глаша тоже решила уложить спать. Вернувшись к столу, жена многозначительно посмотрела на мужа. Она уже давно стала примечать, что с Никодимом творится что-то неладное. То он ни с того ни с сего срывается и едет в город, якобы для того, чтобы познакомиться с тамошним батюшкой. То вдруг взял да и перевернул вверх дном весь подвал. Взял да сжег все сушеные грибы и травы. Вот уж непонятно, чем же ему зверобой с чабрецом то уж насолили? Ну да ладно, у всех людей в их жизни иногда наступает черная полоса, которую необходимо во что бы то ни стало преодолеть. Но может ему нужно чем - нибудь помочь? Нет, это только навредит всему нынешнему благополучию нашей семье. Сам в ум придет!
-Пойдем спать, Никодим.
Да, ты как всегда права, пора на покой...
Глубокой ночью Никодим вдруг услышал какие-то слегка приглушенные шаги под домом. Это, должно быть, крысы в подвале завелись, где же наша Маруська, опять небось на гулянку ушла к соседским котам. "Эх, придется мне самому встать и шугануть этих маленьких пронырливых хищников!" - подумал Никодим, вставая с кровати и направляясь к дверце в полу, ведущей в подвал. Но только нога его коснулась ступеньки, как шорох сразу стих. Ни черта не видно, сказал вполголоса Никодим и чиркнул спичкой, о чем потом впоследствии долго жалел. Картина, представшая его глазам, отнюдь не олицетворяла собою что-то таинственное, она внушала абсолютный страх перед всем бытием земного мироздания. Это была не чертовщина, нет, это было что-то более ужасное, противное и в то же время до боли знакомое! Перед Никодимом, аккурат посреди подвала - перед этим чертовым сундуком, во весь рост, почему то ставший вдвое выше, чем был в ту самую ночь, стоял Ян Богуслав, держа в руке еще дымящееся сердце...человека! Нет! Этого не может быть! Это все сон, навеянный мне самим сатаной! - решил Никодим и стал бить себя кулаками по вискам. Это всего лишь кошмарное сновидение! Тем временем ужасный человек раскрыл свой рот - если это вообще можно было так назвать, но все - таки вернее было бы сравнить эту бездонную дыру с пастью некоего заморского зверя. Она была усеяна огромными желтыми клыками и резцам, точь - в - точь как у волка, с которым не раз приходилось встречаться Никодиму на своей родине в Великом Устюге. Такое никогда не забывается... Вгядываясь в эту самую пасть, начинаешь каким-то задним умишкой своим понимать, что перед тобой стоит ни человек, ни волк, а что-то среднее, роднящее обоих плотоядных хищников, один из которых питается исключительно сырым мясом, а другой - научился готовить то же мясо на костре. Вот и все отличие между этими двумя созданиями. Но что бы это ни было, оно излучало собою неимоверную опасность и первобытный страх человека перед всем неизведанным и неописуемым...
-Убирайся из моего дома! Чертово отродье. Я не боюсь тебя! Вон - закричал бьющийся в истерике Никодим.
-А то что ты мне сделаешь, а? Убьешь меня? На тебя ведь тогда грех тяжкий ляжет! Ты же слуга Божий! Ты даже просто не сможешь поднять на меня руки, пред тобою тогда закроются врата рая - ты же не хочешь оказаться там, под землею, в самом что ни есть царстве Сатаны, где будешь гореть ярким пламенем до скончания веков.
-Грех будет на мне тогда лежать тяжкий, ежели я тебя отпущу! - прошептал Никодим и, выхватив черенок с непонятно зачем заостренным концом, он метнул его в одержанного бесами человека. Самопальное копье вошло аккурат в ключицу ночного гостя. Ян, слегка пошатнувшись, сделал два шага назад - к стене, сверху донизу покрытой плесенью. Никодим в ту же секунду метнулся к хранящемуся под лестницей топору, но вот только найдя его в полутьме и обернувшись в сторону врага, никакого Яна уже не было в подвале. Куда же он мог деться - наверх он точно не мог подняться, ведь Никодим был рядом с лестницей, так что незамеченным ничто не могло проскочить никак мимо него. Когда хозяин дома зажег свечу, то еще раз убедился в том, что в подвале не было ни души. "Куда же мог подеваться этот нехристь?"-задумался Никодим, ходя взад и вперед по в подземной клетушке. Но вот, невзначай, ударив кулаком по тому месту в стене, где он последний раз видел одержимого, Никодим вдруг замер на месте. Перед ним приоткрылась заплесневелая дверца, которую он ранее принял за стену, но вот только куда может вести эта дверь - было непонятно. Никодим решил проверить это и, захватив с собою еще пару свечей и топор, протиснулся сквозь узкую дверцу в подземный потайной ход, который явно был схож с неким созвездием лабиринтов, петляющих змейкой и не имея ни одной прямой линии.
Пробираясь по низкому подземному ходу, где в некоторых местах приходилось опускаться на четвереньки, а то и вовсе ползти ползком, Никодиму показалось, что во многих трещинах и расселинах на каменистой стене коридора отчетливо белели чьи-то кости, возможно какого-то крупного животного, а, быть может, и человека. Не придавая этому обстоятельству абсолютно никакого значения, Никодим спешил вперед - дальше по подземному туннелю, дабы нагнать одержимого бесами человека, которому, возможно, нужна его помощь как посредника между небом и землей. Но, казалось, что чем дальше он продвигался вперед по подземелью, тем все тяжелее становилось уловить хоть чье-нибудь присутствие здесь, окромя земляных червей. Пройдя добрые полверсты в кромешной тьме, Никодиму вдруг стало казаться, что этому лабиринту нет конца и края и что ему придется до скончания своих дней бродить в этом подземелье в поисках выхода, питаясь одними лишь червяками да плесневелыми грибами. Но вот в лицо дунул свежий ветерок - "ага, значит этот тоннель Аидова Царства не бесконечен, как мне казалось!"-обрадовался Никодим. Каково же было его удивление, когда он вылез из старого заброшенного погребка как раз перед входом в часовню. Получилось, что подземный ход пролегает под всей деревней. Только теперь Никодиму стало все ясно: вспоров живот и вытащив сердце того бедолаги, которого они со старостой Кузьмой похоронили всего пару дней назад, Ян Богуслав прошел по подземному проходу к нему в подвал, а заодно и прихватил с собою сундук, в котором он, вероятно, хранил свои реликвии, но только зачем они ему понадобились? И почему от сердца, которое час назад видел Никодим, исходил пар? От этих мыслей у него снова пробежали мелкой дробью мурашки по всему телу. Чье же тогда оно - это дымящееся сердце, которое пожирал кровожадный монстр в его подвале?
Оглядевшись во дворике пред часовней, Никодим почувствовал что-то странное, или, быть может, еще хуже - ужасное. В этот раз чувства не подвили его: близ старого колодца, распластавшись на земле в неестественной позе, лежал человек. Подойдя поближе, Никодим в очередной раз убедился, что интуиция его не обманывает. Тело оказалось бездыханным. Вокруг - огромная лужа крови, липкой, как малиновое варенье. Как и у предыдущей жертвы, у этого несчастного также был вспорот живот, и по всей видимости, вырвано сердце. Внимательно всмотревшись в лицо бедолаги, Никодим ахнул: пред ним лежал никто иной, как деревенский староста Кузьма, и на лице его, так же как и у первой жертвы, была явно читаема гримаса радости и блаженства. "Что же Вы оба увидели?" - проговорил он еле тихо, почти вполголоса.
-"Тебя они увидели, обрадовались поначалу, а ты их взял да и порешил" - услышал за своей спиной чей-то голос Никодим сразу же обернулся - но, увы, никого за его спиною не было. Он стоял один в этом зловещем дворике при сельской часовне, если не считать, конечно, мертвого старосту Кузьму.
-"Грибочки. Всему они виною стали. Сушеные грибочки, которые тебе заваривала Глаша со дня приезда в деревню Старые Вязи перед сном, чтобы ты не храпел и не дергался во сне. А в сундуке как раз она и хранила эти самые мухоморчики, так ты же с ними так сроднился, что даже замок амбарный повесил на крышку, а то вдруг кто возьмет, да и украдет этакий лесной дурман..." - пронеслось в голове у Никодима.
"Значит никто иной как я совершил все эти зверства, а эта дурёха Глаша, ничего и не подозревала и каждый день в течение нескольких месяцев варила мне это ядовитое зелье! Стало быть, никакого Яна Богуслава в Старых Вязях отродясь не было, да и существовал ли вообще когда-либо этот человек - вряд ли, все это мои галлюцинации.
-"Гореть мне в аду!" - заорал Никодим и стал вытирать свой окровавленный рот рукавом, сплевывая застрявшие между зубами мелкие, похожие на веревочки, кровеносные сосуды, гоняющие по всему телу человека жизненную силу, и расположенные в главном органе любого живого существа - в сердце...